Страница:
Она заговорщицки подмигнула мне, убрав упавшую на глаза прядь светлых волос. Обернулась к агенту, заторопившемуся к выходу:
– Джек! Подожди минутку! Какие у нас есть предложения насчет «Уол-март»?
Глава 2
Глава 3
– Джек! Подожди минутку! Какие у нас есть предложения насчет «Уол-март»?
Глава 2
Я осмотрел группки людей в строгих темных костюмах, рассеянных тут и там по атриуму[4] невероятных размеров. Она еще не пришла.
Почти все пространство в центре строения было занято фонтанами и водопадами, отливающими мертвым блеском скульптурами и живыми деревьями, так что для работы людям оставалось лишь небольшое пространство, тянувшееся по внешней окружности здания. Нас обоих пригласили на прием по случаю открытия в Лондоне нового отделения «Банк де Женев э Лозанн». Обычно я по возможности избегаю подобных мероприятий, однако на этот раз Барри, главный посредник банка в Лондоне, настоял, чтобы я непременно был. Люди все были незнакомые, так что я стоял себе у колонны черного мрамора, грея в ладони бокал шампанского.
Ну и денек! Ухитриться потерять больше двух миллионов долларов! Как ни крути, а это куча денег. Хотя для моего баланса подобный убыток должен в конечном итоге оказаться терпимым. Ведь по сравнению с прошлым годом у нас с Эдом есть, точнее, был в активе прирост в три миллиона долларов. Тем не менее то, что я лишился таких деньжищ, потрясло меня, особенно в свете того, что я предвидел подобный ход Гринспэна, однако никаких мер предосторожности не принял.
И все же я почему-то испытывал своего рода радость, что сегодня все так сложилось. Мне был брошен вызов – вернуть два миллиона долларов, которые у меня предательски увел коварный рынок. И я преисполнился решимости этой цели достигнуть. Мне ведь необходимо думать о своей репутации и послужном списке. И в этом смысле прибыли и убытки для агента – все.
А послужной список у меня чертовски хорош. Торговать собственностью «Харрисон бразерс» я начал два года назад. В первый год заработал фирме восемь миллионов долларов, во второй – уже пятнадцать. Совсем неплохо для парня двадцати восьми лет от роду. Тем более что эти успехи стали находить отражение в размере моего жалованья и особенно премиальных.
Но как же мне вернуть эти два миллиона долларов? Поможет, конечно, «Бондскейп». Он придавал мне ощущение могущества. Я обретал способность обозревать сразу весь рынок облигаций, очутиться прямо внутри его, видеть и осязать его движение. И таким преимуществом обладал на всем рынке только я. Мы с Ричардом пыхтели над «Бондскейпом» несколько месяцев. Пришлось провести целую серию практических испытаний прибора и предложить ряд изменений и усовершенствований. Я знал, что он будет работать, но не мог и мечтать, что аппарат проявит себя так превосходно.
Ощущения испытываешь самые необычные – и вправду оказываешься в новом мире. Честно говоря, я всегда весьма скептически относился к мнению о том, что переживания в виртуальной реальности могут чем-то отличаться от тех, что предлагает компьютерная игрушка. Однако сегодня я на самом деле почувствовал, что живу и передвигаюсь в другом мире, в абстрактном мире облигаций и денег. Интересно, какими же тогда должны быть иные виртуальные миры?
Тут я заметил мелькающую среди строгих темных костюмов светловолосую головку.
– Привет! Прости, опоздала. Боже, мне надо выпить! – Она огляделась, и в то же мгновение рядом с ней материализовался официант, а через секунду она уже держала бокал шампанского. – Примчалась, как только смогла. От Мартина отвязаться просто невозможно, на телефоне он способен висеть бесконечно. И когда только работает!
– Ему просто нравится болтать с тобой, вот и все, – выдвинул я свою версию.
– Ты так думаешь? Что ж, пока он заключает через нас сделки, я не против. Кстати, говорят, у тебя сегодня удачный день?
– Это как посмотреть. На два миллиона долларов меня таки кинули...
– Ну, Грег сказал, что тебе вернуть их – раз плюнуть. Все восхищался, как ты управляешься с этой машинкой виртуальной реальности.
– А, с «Бондскейпом». Да, аппарат что надо, просто класс!
– Спорим, что в этих своих очечках ты смотришься прикольно! – хихикнула Карен.
– Не знаю. Мне они, по-моему, идут. А через пару лет их будут носить все.
– Кошмар!
– Пусть. Главное, чтобы они помогли мне вернуть два миллиона.
– Вернешь. Как всегда.
– Твоими бы устами... А у тебя как сегодня?
– Неплохо. Слабонервные ударились в панику, вменяемые дергаться не стали. Короче, ничего особенного. – Она действительно выглядела так, словно сегодняшняя передряга обошла ее стороной. – Обстановка у нас в группе, правда, паршивая...
– Что так?
– Прошел слушок, что компания намерена реорганизовать свои подразделения, торгующие акциями. Так что у нас в Лондоне все ушли в глухую защиту. Каждый старается прикрыть собственную задницу и норовит подставить ножку соседу.
– Да, команда та еще, ничего не скажешь!
– Просто одна большая дружная семья! – фыркнула она.
– Но с тобой-то все будет в порядке, надеюсь?
– Наверное, – беззаботно кивнула она. – За прошлый год мои комиссионные выросли на пятьдесят процентов. Но кто знает?
Тут она была права. В подобных случаях никто ничего предугадать не может. Хотя я почему-то не сомневался, что Карен переживет любую реорганизацию.
– В субботу утречком сыграем в теннис? – спросила она. – Я заказала корт на девять.
– О Господи, – простонал я. – Начинать выходные таким унижением... Да еще с самого раннего утра!
– Да ладно тебе! Может, выиграешь. У тебя же получалось.
– Ага, два раза.
– Вдруг и в третий раз сумеешь...
– Ладно, – вздохнул я. – Сыграем.
В теннис Карен играет куда лучше меня. И на лыжне мне ее не догнать. О плавании даже не говорю. У нее спортивная натура, координация потрясающая, а главное – она всегда жаждет только победы. Я же лишь обильно потею и стараюсь ударить по мячу что есть силы.
Рядом с Карен появился какой-то похожий на академика парень примерно моего возраста.
– Питер! Как поживаешь? – обрадовалась она, подставляя ему щеку для поцелуя. – Спасибо за приглашение. Контора у вас просто загляденье!
– Недурно, правда? – согласился он. – Не то что прежняя дыра.
– И когда вы переехали?
– На прошлой неделе. И до сих пор пытаемся оживить телефоны. Ну, ты понимаешь.
– И не говори! До тебя дозвониться невозможно, просто ужас какой-то! Ой, кстати, это Марк Фэрфакс, агент из «Харрисон бразерс». Марк, это Питер Тьюсон из управления активами «Банк де Женев э Лозанн».
Я вежливо улыбнулся ему, он в ответ небрежно кивнул и обернулся к Карен.
– А знаешь, с «Крайслером» ты попала в точку. С тех пор как ты нам порекомендовала их акции, они выросли больше чем на десять процентов.
– Я очень рада, – призналась Карен. – Вообще-то я, как только услышу что интересное краем уха, сразу сообщаю своим лучшим клиентам.
Я-то знал, что это, мягко говоря, неправда. Прежде чем рекомендовать акции «Крайслера», Карен долго и тщательно изучала положение на рынке и состояние дел этой компании. Однако ей было известно, что клиенты обычно быстрее принимают решения, если считают, что узнают слухи первыми. Я переключил внимание на толпу гостей, выискивая среди них Барри. Тем временем к нам решительным шагом направлялся высокий седовласый джентльмен, при приближении которого Питер напрягся, одеревенел и смолк.
– Добрый вечер, Питер, как дела? – обратился к нему с заметным французским акцентом джентльмен.
– Прекрасно, премного благодарен, Анри, – пролепетал Питер. – Позвольте представить, Анри Бурже, глава лондонского отделения. Это Карен Чилкот из «Харрисон бразерс», а это... э-э...
– Марк Фэрфакс, – выручил я его, протягивая джентльмену руку.
– Я только что восхищалась вашим новым офисом, – заявила Карен.
– Благодарю вас, – довольно промурлыкал Бурже.
– Очень похоже на ваше здание в Нью-Йорке. Однако здесь, по-моему, вот это пространство в центре решено намного удачнее. Дизайн, конечно, тоже от Фирона?
– Да, угадали. – Глаза Бурже загорелись, и он пустился в пространные объяснения причин, по которым «Банк де Женев э Лозанн» предпочел привлечь Фирона к сооружению офиса в Лондоне.
Зная Карен, я готов был дать голову на отсечение, что перед приходом сюда она проштудировала справочник по архитектуре.
– Ты как, Марк? – Кто-то тронул меня за локоть. Барри, собственной персоной! – Все в норме, сынок?
– Бывало и получше, – поморщился я.
– И не говори! Мои ребята весь день кипятком писали.
– Объясни мне, Барри, как я сюда попал? – с горечью спросил я, с кислым видом оглядываясь по сторонам. – И зачем, главное?
– Чувствуешь себя не в своей тарелке? Я тоже. Пойдем, познакомлю тебя кое с кем. – Он потянул меня в дальний конец атриума. – Заправляет у нас в банке продажами по всему миру.
Так вот оно что... Они прощупывают меня, хотят пригласить поработать, и Барри, прежде чем сделать первый шаг, решил показать кандидата своему боссу. Весьма лестно, конечно, но ничего у вас, ребята, не выйдет. В нашем деле «Харрисон бразерс» – одна из самых лучших фирм. А в «Банк де Женев э Лозанн», напротив, собрались брызжущие энтузиазмом дилетанты с большими карманами и с такими же убытками от продаж. Когда-нибудь я, может, и соберусь предложить накопленный в «Харрисон бразерс» опыт в обмен на высокое жалованье в каком-нибудь другом месте, но это время пока не настало. Я все еще учусь своей профессии, и мне это нравится. А деньги тут вещь не самая главная.
Тем не менее с боссом, которому меня представил Барри, я держался подчеркнуто вежливо и предупредительно, проговорили мы с ним с полчаса, стараясь в основном не выдавать своих истинных намерений. Когда же я наконец освободился, Карен уже стояла одна-одинешенька у выхода, нетерпеливо озираясь по сторонам. Заметив меня, вздохнула с видимым облегчением:
– Пошли?
– Как хочешь. А что случилось?
Она не ответила, только прикусила губу. На улице я остановил такси, и мы уселись в машину.
– Уверен, Барри собирается предложить мне работу, – с гордостью сообщил я.
Карен на это никак не реагировала, с понурым видом уставившись в окно. Меня это обеспокоило и насторожило, такой я ее не видел уже несколько месяцев. Мы в полном молчании доехали до узкого, мощенного булыжником двора совсем рядом с Холланд-Парк-роуд, где полгода назад я купил себе дом. Карен прямиком прошла в спальню переодеться, я же поднялся в гостиную на верхнем этаже. Должен признаться, это моя самая любимая комната. Обставлена, правда, скудновато – софа, кресло, телевизор, музыкальный центр, маленький холодильник и пианино моей матери; играть я не умею, но расстаться с ним выше моих сил. Лучи предзакатного солнца лились сквозь огромное раздвижное окно, выходящее на крохотную терраску. Я достал из холодильника банку пива и устроился на террасе, задумчиво следя, как дневное светило уходит за крыши западного Лондона. Цветущие в маленьких городских садиках вишни светились белым и розовым сиянием. Я перевел взгляд на соседний дом. Увы, опять не везет. Там, говорят, живет знаменитый футболист, но пока я его еще и в глаза не видел.
Этот дом я приобрел на премиальные за первый год работы. После шести лет прозябания в тесных квартирках в различных районах Лондона разгуливать по лестницам, переходя из комнаты в комнату, было одним наслаждением. Дом был не очень велик, но я его обожал. Когда я его только купил, он являл собой отвратительную смесь оранжевого, черного и коричневого. Везде сплошной плюш, все покрыто пылью. Такого стерпеть не мог даже я. Пришли маляры, результатом их работы я остался доволен. Сейчас дом стал светлым и каким-то... воздушным, казался даже просторным, поскольку обстановки в нем было раз-два и обчелся, лишь та разнокалиберная мебель, которую я перевез из своей последней квартиры куда меньших размеров.
Я с удовольствием хлебнул пива. Все идет как надо. У меня есть дом. Работа. Карен.
Но что это с ней сегодня? Вроде бы я не говорил и не делал ничего такого, что могло бы ее так расстроить. В самом начале там, на приеме, с ней было все в порядке. Ладно, что бы ни стряслось, я все улажу, не сомневайтесь.
На лестнице послышались шаги.
– Стакан вина?
Она едва заметно кивнула. Я открыл бутылку и налил ей вина. Сел рядом на софу.
– Что с тобой?
Карен молча смотрела прямо перед собой поверх стакана.
Я решил выждать.
– Я его видела, – проговорила она наконец. – Он был там, на приеме.
– Кто?
Она прикусила губу.
– Кто? – переспросил я, и тут меня осенило. – Ох, нет, не может быть. Неужто он?
Она кивнула. Я перевел дыхание. Плохо дело. Обнял ее за плечо и спросил:
– Ты с ним говорила?
– Нет! – замотала она головой. – Но...
– Что «но»?
– Он... так смотрел на меня... Как будто... Как будто... Не знаю. – Она отвернулась от меня.
Я сжал ее руку. Черт! После того, как я, нет, мы с ней вместе положили столько сил и все между собой наладили, нам только не хватало, чтобы объявился ее бывший возлюбленный.
Я никогда не пытался разузнать у нее подробности. Даже не знал его имени. Он был намного старше Карен, к тому же женат. Их роман тянулся пару лет, потом она предложила ему все-таки сделать выбор между ней и супругой. Его ответ Карен не устроил.
Они расстались. Карен чуть не сошла с ума. Я, как и положено настоящему другу, был внимателен и заботлив. Не ковырялся в ее ране, а всячески старался отвлечь от мучительной боли. Нас потянуло друг к другу. В каждом оказалось много такого, что вызывало взаимную приязнь. За ее внешней самоуверенностью таились уязвимость и сомнение в собственных силах. Не могу до конца объяснить причин, но эта загадка стала для меня неодолимо притягательной. А почему я понравился Карен, сам не знаю. Думаю, со мной ей было легко и просто. Со мной можно было развеяться, позабавиться и развлечься, не навлекая опасных последствий, вы понимаете, о чем я говорю. На протяжении полутора лет Карен убедилась, что на меня можно положиться, мне удалось завоевать ее доверие и, надеюсь, любовь. У нее была своя квартира, однако пару месяцев назад Карен, не сказав при этом ни слова, поселилась в моем доме. Я от каких-либо разговоров по этому поводу тоже воздержался. Просто теперь каждую ночь она проводила у меня, а ее вещи помаленьку перебирались из ее квартиры в мой дом.
Нам приходилось таиться от окружающих. Открытый служебный роман в операционном зале неизбежно чреват серьезными неприятностями. О наших отношениях знали только Грег и Эд. И никакие сплетни по нашему поводу, если даже и имели место, до нас пока не доходили.
И вот сегодня она опять встретилась с ним. Сидя рядом с Карен, не сводя глаз с ее осунувшегося мрачного лица, я ощутил, как в душу мне медленно закрадывается страх. Я не хотел ее терять.
Она наконец тяжело вздохнула и обернулась ко мне, слабо улыбнувшись.
– Марк, прости, ради Бога, что тебе опять пришлось все это переживать... Ты у меня такой милый. – Кончиками пальцев она коснулась моей щеки. – А он просто дерьмо самое настоящее. Не знаю, что я вообще в нем нашла.
Она подняла голову и поцеловала меня нежно и долго.
Через полчаса, когда мы лежали на полу гостиной среди наспех сорванной и как попало разбросанной одежды, я совсем было собрался сказать Карен, что люблю ее. О любви мы с ней не только никогда не говорили, но и слова такого не произносили. Но именно оно как нельзя лучше выражало то всепоглощающее чувство, что я испытывал к ней в этот момент. Однако испугался, сам не знаю чего. Нет, не того, что она меня отвергнет. Испугался скорее той приоткрывшейся мне сегодня Карен, которой я еще не знал. Как бы то ни было, рисковать сейчас я не собирался.
– Что, Марк? – расслабленно повернулась ко мне Карен.
– Ничего, милая. Все в порядке.
Почти все пространство в центре строения было занято фонтанами и водопадами, отливающими мертвым блеском скульптурами и живыми деревьями, так что для работы людям оставалось лишь небольшое пространство, тянувшееся по внешней окружности здания. Нас обоих пригласили на прием по случаю открытия в Лондоне нового отделения «Банк де Женев э Лозанн». Обычно я по возможности избегаю подобных мероприятий, однако на этот раз Барри, главный посредник банка в Лондоне, настоял, чтобы я непременно был. Люди все были незнакомые, так что я стоял себе у колонны черного мрамора, грея в ладони бокал шампанского.
Ну и денек! Ухитриться потерять больше двух миллионов долларов! Как ни крути, а это куча денег. Хотя для моего баланса подобный убыток должен в конечном итоге оказаться терпимым. Ведь по сравнению с прошлым годом у нас с Эдом есть, точнее, был в активе прирост в три миллиона долларов. Тем не менее то, что я лишился таких деньжищ, потрясло меня, особенно в свете того, что я предвидел подобный ход Гринспэна, однако никаких мер предосторожности не принял.
И все же я почему-то испытывал своего рода радость, что сегодня все так сложилось. Мне был брошен вызов – вернуть два миллиона долларов, которые у меня предательски увел коварный рынок. И я преисполнился решимости этой цели достигнуть. Мне ведь необходимо думать о своей репутации и послужном списке. И в этом смысле прибыли и убытки для агента – все.
А послужной список у меня чертовски хорош. Торговать собственностью «Харрисон бразерс» я начал два года назад. В первый год заработал фирме восемь миллионов долларов, во второй – уже пятнадцать. Совсем неплохо для парня двадцати восьми лет от роду. Тем более что эти успехи стали находить отражение в размере моего жалованья и особенно премиальных.
Но как же мне вернуть эти два миллиона долларов? Поможет, конечно, «Бондскейп». Он придавал мне ощущение могущества. Я обретал способность обозревать сразу весь рынок облигаций, очутиться прямо внутри его, видеть и осязать его движение. И таким преимуществом обладал на всем рынке только я. Мы с Ричардом пыхтели над «Бондскейпом» несколько месяцев. Пришлось провести целую серию практических испытаний прибора и предложить ряд изменений и усовершенствований. Я знал, что он будет работать, но не мог и мечтать, что аппарат проявит себя так превосходно.
Ощущения испытываешь самые необычные – и вправду оказываешься в новом мире. Честно говоря, я всегда весьма скептически относился к мнению о том, что переживания в виртуальной реальности могут чем-то отличаться от тех, что предлагает компьютерная игрушка. Однако сегодня я на самом деле почувствовал, что живу и передвигаюсь в другом мире, в абстрактном мире облигаций и денег. Интересно, какими же тогда должны быть иные виртуальные миры?
Тут я заметил мелькающую среди строгих темных костюмов светловолосую головку.
– Привет! Прости, опоздала. Боже, мне надо выпить! – Она огляделась, и в то же мгновение рядом с ней материализовался официант, а через секунду она уже держала бокал шампанского. – Примчалась, как только смогла. От Мартина отвязаться просто невозможно, на телефоне он способен висеть бесконечно. И когда только работает!
– Ему просто нравится болтать с тобой, вот и все, – выдвинул я свою версию.
– Ты так думаешь? Что ж, пока он заключает через нас сделки, я не против. Кстати, говорят, у тебя сегодня удачный день?
– Это как посмотреть. На два миллиона долларов меня таки кинули...
– Ну, Грег сказал, что тебе вернуть их – раз плюнуть. Все восхищался, как ты управляешься с этой машинкой виртуальной реальности.
– А, с «Бондскейпом». Да, аппарат что надо, просто класс!
– Спорим, что в этих своих очечках ты смотришься прикольно! – хихикнула Карен.
– Не знаю. Мне они, по-моему, идут. А через пару лет их будут носить все.
– Кошмар!
– Пусть. Главное, чтобы они помогли мне вернуть два миллиона.
– Вернешь. Как всегда.
– Твоими бы устами... А у тебя как сегодня?
– Неплохо. Слабонервные ударились в панику, вменяемые дергаться не стали. Короче, ничего особенного. – Она действительно выглядела так, словно сегодняшняя передряга обошла ее стороной. – Обстановка у нас в группе, правда, паршивая...
– Что так?
– Прошел слушок, что компания намерена реорганизовать свои подразделения, торгующие акциями. Так что у нас в Лондоне все ушли в глухую защиту. Каждый старается прикрыть собственную задницу и норовит подставить ножку соседу.
– Да, команда та еще, ничего не скажешь!
– Просто одна большая дружная семья! – фыркнула она.
– Но с тобой-то все будет в порядке, надеюсь?
– Наверное, – беззаботно кивнула она. – За прошлый год мои комиссионные выросли на пятьдесят процентов. Но кто знает?
Тут она была права. В подобных случаях никто ничего предугадать не может. Хотя я почему-то не сомневался, что Карен переживет любую реорганизацию.
– В субботу утречком сыграем в теннис? – спросила она. – Я заказала корт на девять.
– О Господи, – простонал я. – Начинать выходные таким унижением... Да еще с самого раннего утра!
– Да ладно тебе! Может, выиграешь. У тебя же получалось.
– Ага, два раза.
– Вдруг и в третий раз сумеешь...
– Ладно, – вздохнул я. – Сыграем.
В теннис Карен играет куда лучше меня. И на лыжне мне ее не догнать. О плавании даже не говорю. У нее спортивная натура, координация потрясающая, а главное – она всегда жаждет только победы. Я же лишь обильно потею и стараюсь ударить по мячу что есть силы.
Рядом с Карен появился какой-то похожий на академика парень примерно моего возраста.
– Питер! Как поживаешь? – обрадовалась она, подставляя ему щеку для поцелуя. – Спасибо за приглашение. Контора у вас просто загляденье!
– Недурно, правда? – согласился он. – Не то что прежняя дыра.
– И когда вы переехали?
– На прошлой неделе. И до сих пор пытаемся оживить телефоны. Ну, ты понимаешь.
– И не говори! До тебя дозвониться невозможно, просто ужас какой-то! Ой, кстати, это Марк Фэрфакс, агент из «Харрисон бразерс». Марк, это Питер Тьюсон из управления активами «Банк де Женев э Лозанн».
Я вежливо улыбнулся ему, он в ответ небрежно кивнул и обернулся к Карен.
– А знаешь, с «Крайслером» ты попала в точку. С тех пор как ты нам порекомендовала их акции, они выросли больше чем на десять процентов.
– Я очень рада, – призналась Карен. – Вообще-то я, как только услышу что интересное краем уха, сразу сообщаю своим лучшим клиентам.
Я-то знал, что это, мягко говоря, неправда. Прежде чем рекомендовать акции «Крайслера», Карен долго и тщательно изучала положение на рынке и состояние дел этой компании. Однако ей было известно, что клиенты обычно быстрее принимают решения, если считают, что узнают слухи первыми. Я переключил внимание на толпу гостей, выискивая среди них Барри. Тем временем к нам решительным шагом направлялся высокий седовласый джентльмен, при приближении которого Питер напрягся, одеревенел и смолк.
– Добрый вечер, Питер, как дела? – обратился к нему с заметным французским акцентом джентльмен.
– Прекрасно, премного благодарен, Анри, – пролепетал Питер. – Позвольте представить, Анри Бурже, глава лондонского отделения. Это Карен Чилкот из «Харрисон бразерс», а это... э-э...
– Марк Фэрфакс, – выручил я его, протягивая джентльмену руку.
– Я только что восхищалась вашим новым офисом, – заявила Карен.
– Благодарю вас, – довольно промурлыкал Бурже.
– Очень похоже на ваше здание в Нью-Йорке. Однако здесь, по-моему, вот это пространство в центре решено намного удачнее. Дизайн, конечно, тоже от Фирона?
– Да, угадали. – Глаза Бурже загорелись, и он пустился в пространные объяснения причин, по которым «Банк де Женев э Лозанн» предпочел привлечь Фирона к сооружению офиса в Лондоне.
Зная Карен, я готов был дать голову на отсечение, что перед приходом сюда она проштудировала справочник по архитектуре.
– Ты как, Марк? – Кто-то тронул меня за локоть. Барри, собственной персоной! – Все в норме, сынок?
– Бывало и получше, – поморщился я.
– И не говори! Мои ребята весь день кипятком писали.
– Объясни мне, Барри, как я сюда попал? – с горечью спросил я, с кислым видом оглядываясь по сторонам. – И зачем, главное?
– Чувствуешь себя не в своей тарелке? Я тоже. Пойдем, познакомлю тебя кое с кем. – Он потянул меня в дальний конец атриума. – Заправляет у нас в банке продажами по всему миру.
Так вот оно что... Они прощупывают меня, хотят пригласить поработать, и Барри, прежде чем сделать первый шаг, решил показать кандидата своему боссу. Весьма лестно, конечно, но ничего у вас, ребята, не выйдет. В нашем деле «Харрисон бразерс» – одна из самых лучших фирм. А в «Банк де Женев э Лозанн», напротив, собрались брызжущие энтузиазмом дилетанты с большими карманами и с такими же убытками от продаж. Когда-нибудь я, может, и соберусь предложить накопленный в «Харрисон бразерс» опыт в обмен на высокое жалованье в каком-нибудь другом месте, но это время пока не настало. Я все еще учусь своей профессии, и мне это нравится. А деньги тут вещь не самая главная.
Тем не менее с боссом, которому меня представил Барри, я держался подчеркнуто вежливо и предупредительно, проговорили мы с ним с полчаса, стараясь в основном не выдавать своих истинных намерений. Когда же я наконец освободился, Карен уже стояла одна-одинешенька у выхода, нетерпеливо озираясь по сторонам. Заметив меня, вздохнула с видимым облегчением:
– Пошли?
– Как хочешь. А что случилось?
Она не ответила, только прикусила губу. На улице я остановил такси, и мы уселись в машину.
– Уверен, Барри собирается предложить мне работу, – с гордостью сообщил я.
Карен на это никак не реагировала, с понурым видом уставившись в окно. Меня это обеспокоило и насторожило, такой я ее не видел уже несколько месяцев. Мы в полном молчании доехали до узкого, мощенного булыжником двора совсем рядом с Холланд-Парк-роуд, где полгода назад я купил себе дом. Карен прямиком прошла в спальню переодеться, я же поднялся в гостиную на верхнем этаже. Должен признаться, это моя самая любимая комната. Обставлена, правда, скудновато – софа, кресло, телевизор, музыкальный центр, маленький холодильник и пианино моей матери; играть я не умею, но расстаться с ним выше моих сил. Лучи предзакатного солнца лились сквозь огромное раздвижное окно, выходящее на крохотную терраску. Я достал из холодильника банку пива и устроился на террасе, задумчиво следя, как дневное светило уходит за крыши западного Лондона. Цветущие в маленьких городских садиках вишни светились белым и розовым сиянием. Я перевел взгляд на соседний дом. Увы, опять не везет. Там, говорят, живет знаменитый футболист, но пока я его еще и в глаза не видел.
Этот дом я приобрел на премиальные за первый год работы. После шести лет прозябания в тесных квартирках в различных районах Лондона разгуливать по лестницам, переходя из комнаты в комнату, было одним наслаждением. Дом был не очень велик, но я его обожал. Когда я его только купил, он являл собой отвратительную смесь оранжевого, черного и коричневого. Везде сплошной плюш, все покрыто пылью. Такого стерпеть не мог даже я. Пришли маляры, результатом их работы я остался доволен. Сейчас дом стал светлым и каким-то... воздушным, казался даже просторным, поскольку обстановки в нем было раз-два и обчелся, лишь та разнокалиберная мебель, которую я перевез из своей последней квартиры куда меньших размеров.
Я с удовольствием хлебнул пива. Все идет как надо. У меня есть дом. Работа. Карен.
Но что это с ней сегодня? Вроде бы я не говорил и не делал ничего такого, что могло бы ее так расстроить. В самом начале там, на приеме, с ней было все в порядке. Ладно, что бы ни стряслось, я все улажу, не сомневайтесь.
На лестнице послышались шаги.
– Стакан вина?
Она едва заметно кивнула. Я открыл бутылку и налил ей вина. Сел рядом на софу.
– Что с тобой?
Карен молча смотрела прямо перед собой поверх стакана.
Я решил выждать.
– Я его видела, – проговорила она наконец. – Он был там, на приеме.
– Кто?
Она прикусила губу.
– Кто? – переспросил я, и тут меня осенило. – Ох, нет, не может быть. Неужто он?
Она кивнула. Я перевел дыхание. Плохо дело. Обнял ее за плечо и спросил:
– Ты с ним говорила?
– Нет! – замотала она головой. – Но...
– Что «но»?
– Он... так смотрел на меня... Как будто... Как будто... Не знаю. – Она отвернулась от меня.
Я сжал ее руку. Черт! После того, как я, нет, мы с ней вместе положили столько сил и все между собой наладили, нам только не хватало, чтобы объявился ее бывший возлюбленный.
Я никогда не пытался разузнать у нее подробности. Даже не знал его имени. Он был намного старше Карен, к тому же женат. Их роман тянулся пару лет, потом она предложила ему все-таки сделать выбор между ней и супругой. Его ответ Карен не устроил.
Они расстались. Карен чуть не сошла с ума. Я, как и положено настоящему другу, был внимателен и заботлив. Не ковырялся в ее ране, а всячески старался отвлечь от мучительной боли. Нас потянуло друг к другу. В каждом оказалось много такого, что вызывало взаимную приязнь. За ее внешней самоуверенностью таились уязвимость и сомнение в собственных силах. Не могу до конца объяснить причин, но эта загадка стала для меня неодолимо притягательной. А почему я понравился Карен, сам не знаю. Думаю, со мной ей было легко и просто. Со мной можно было развеяться, позабавиться и развлечься, не навлекая опасных последствий, вы понимаете, о чем я говорю. На протяжении полутора лет Карен убедилась, что на меня можно положиться, мне удалось завоевать ее доверие и, надеюсь, любовь. У нее была своя квартира, однако пару месяцев назад Карен, не сказав при этом ни слова, поселилась в моем доме. Я от каких-либо разговоров по этому поводу тоже воздержался. Просто теперь каждую ночь она проводила у меня, а ее вещи помаленьку перебирались из ее квартиры в мой дом.
Нам приходилось таиться от окружающих. Открытый служебный роман в операционном зале неизбежно чреват серьезными неприятностями. О наших отношениях знали только Грег и Эд. И никакие сплетни по нашему поводу, если даже и имели место, до нас пока не доходили.
И вот сегодня она опять встретилась с ним. Сидя рядом с Карен, не сводя глаз с ее осунувшегося мрачного лица, я ощутил, как в душу мне медленно закрадывается страх. Я не хотел ее терять.
Она наконец тяжело вздохнула и обернулась ко мне, слабо улыбнувшись.
– Марк, прости, ради Бога, что тебе опять пришлось все это переживать... Ты у меня такой милый. – Кончиками пальцев она коснулась моей щеки. – А он просто дерьмо самое настоящее. Не знаю, что я вообще в нем нашла.
Она подняла голову и поцеловала меня нежно и долго.
Через полчаса, когда мы лежали на полу гостиной среди наспех сорванной и как попало разбросанной одежды, я совсем было собрался сказать Карен, что люблю ее. О любви мы с ней не только никогда не говорили, но и слова такого не произносили. Но именно оно как нельзя лучше выражало то всепоглощающее чувство, что я испытывал к ней в этот момент. Однако испугался, сам не знаю чего. Нет, не того, что она меня отвергнет. Испугался скорее той приоткрывшейся мне сегодня Карен, которой я еще не знал. Как бы то ни было, рисковать сейчас я не собирался.
– Что, Марк? – расслабленно повернулась ко мне Карен.
– Ничего, милая. Все в порядке.
Глава 3
На следующее утро в семь пятнадцать я уже сидел за рабочим столом с чашкой кофе и рогаликом. Столь же рано в операционном зале появились и многие другие, что меня совсем не удивило. Работы нам всем предстояло невпроворот.
Не без душевного трепета включил я компьютер. На большой сероватый экран монитора я мог вывести весь спектр цен, передаваемых Рейтер и Телерейтингом, а потом манипулировать ими как заблагорассудится. Рядом с ним стоял дисплей Блумберга[5], который обеспечивал меня графиками, отражающими соотношение всего ко всему, что только может прийти в голову. Пока оживали их экраны, я посмотрел, что за ночь преподнес мне рынок.
Так, в Нью-Йорке все без изменений, в Токио цены опять упали. Котировка акций «Рено», которые я приобрел вчера, слегка понизилась, моя сделка принесла небольшой убыток. Ничего страшного, еще не вечер. Грег на вчерашних долгосрочных тоже потерял, правда, совсем немного.
Я посмотрел в его сторону – он, положив телефонную трубку, заполнял бланк только что заключенной сделки.
– Грег, ты уж прости за вчерашние облигации, – обратился я к нему.
– Брось ты! Тут прямо как на весенней распродаже. Они подешевели еще на четверть пункта, так что я снова кое-что прикупил!
Должен признать, Грег гораздо смелее и азартнее меня. В конечном итоге мы завершали год с одинаковыми финансовыми результатами, однако мои прибыли носили характер ежемесячных и примерно равных по сумме поступлений, в то время как у Грега сваливались огромными порциями, словно в результате колоссальных взрывов.
Пришел Эд, явно удивленный моим столь ранним появлением в операционном зале. Под глазами черные круги; увеличенные толстыми линзами очков, они становились особенно заметны.
– Не спал? – сочувственно спросил я.
– Почти, – смущенно признался он. – Названивал в Токио.
Современная техника позволяет отслеживать рынок двадцать четыре часа в сутки. Однако человеческий организм – штука тонкая и хрупкая, и всякий, кто пытается заниматься делами среди ночи, обречен на частые ошибки. Поэтому я лично ночью предпочитаю спать, а на рынке тем временем пусть все идет своим чередом.
Подошел Боб Форрестер.
– Ну, помогла тебе твоя машинка? – не без язвительности кивнул он на «Бондскейп».
Удар ниже пояса, и он знал это прекрасно.
– Судить пока еще рано, – сохраняя спокойствие, ответил я. – Потенциально у нас очень сильные позиции. Уверен, что свои деньги мы вернем.
– Уж постарайся, сделай милость. Ты неплохой агент, сынок. Не хочется, чтобы ты тратил все свое время на дорогостоящие забавы. Пусть эта железяка побудет здесь до конца недели, но если к тому времени у тебя не будет результатов, чтоб я ее в моем операционном зале больше не видел. Понял?
Я понял. Боб пошел восвояси, а я обернулся к Эду:
– Так, давай заряжать. Нам надо где-то раздобыть два миллиона долларов. Придется попотеть.
Мы надели очки, подключенные к «Бондскейпу», и нам открылся знакомый ландшафт. Накануне мы искали облигации, котировки которых как-то отличались от других. Сейчас я хотел сосредоточиться на тенденциях, порожденных повышением процентных ставок.
Сразу бросалось в глаза, что склоны почти всех холмов стали более пологими. Особенно это было заметно в американском секторе. Разница в доходности двухлетних и десятилетних государственных облигаций сократилась с 1,6 до 1,4 процента. Как я предполагал с большой долей уверенности, к исходному уровню она уже не вернется, напротив, эти показатели будут продолжать сближаться. До заявления Гринспэна процентные ставки в США были слишком низкими, и это порождало реальный риск того, что инфляция вновь поднимет свою голову. Теперь председатель ФРС, несмотря на политическую оппозицию министерства финансов, похоже, твердо намерен поднять процентные ставки по краткосрочным облигациям. Если он останется на этой своей точке зрения, а я считал, что именно так и произойдет, то они будут повышаться и повышаться, что в перспективе снизит инфляционные ожидания. Следовательно, Марк, валяй продавай двухлетние государственные облигации и покупай десятилетние.
Вот мы и продали двухлетних облигаций на четыреста миллионов долларов и купили на сто миллионов государственных обязательств со сроком погашения через десять лет.
Теперь нам оставалось только ждать.
– Я опробовал «Бондскейп». В боевых условиях, – горя нетерпением, выпалил я.
– Ну да! И как? – В голосе его слышалось столь же нетерпеливое ожидание.
– Потрясающе! Просто класс! Понимаешь, как будто я и вправду очутился внутри рынка, ощущал малейшее его движение.
– А как ландшафт? Помогает? Или только мешает работать?
– Да ты что! Еще как помогает.
Дело в том, что я и компания, производящая программное обеспечение по финансам, предлагали, чтобы «Бондскейп» отображал доходность облигаций в графиках. Ричард же настаивал на том, что пребывающий в постоянном движении ландшафт будет представлять информацию более наглядно и в той форме, что доступна интуитивному восприятию. Как всегда, он оказался прав.
Я принялся описывать в мельчайших подробностях, как работал с «Бондскейпом», Ричард послушал меня пару минут, после чего перебил, сообщив, что торопится на самолет в Лондон.
– У меня там важная встреча. Не возражаешь, если потом заскочу к тебе? Мне надо бы кое-что спросить у вас с Карен.
– Конечно, Ричард! – Надо сказать, он меня заинтриговал. – А в чем дело?
– Сейчас говорить неудобно. Потом скажу, идет? Где встретимся? Во сколько?
– Давай в семь. Пропустим по стаканчику в «Виндзор-касл», потом вместе поужинаем. А переночуешь у меня, если захочешь.
– Спасибо. Договорились. Значит, в семь.
Предстоящей встрече с Ричардом я страшно обрадовался. Я с упоением работал вместе с ним над «Бондскейпом» и теперь очень скучал по брату. Основанная им компания «Фэрсистемс» находится в Нью-Тауне, графство Файф. Несмотря на разделявшее нас расстояние, духовную близость мы не утратили. Да и виделись чуть ли не каждый месяц, обычно в Лондоне, хотя иной раз и я отправлялся к нему в Шотландию на выходные.
Я расплылся в улыбке. Ричард остался доволен тем, как проявил себя «Бондскейп» на практике. А я всегда рад потрафить моему старшему братцу.
Упираясь кулаками в столешницу, жилистый мужик хорошо за сорок орал на совсем молоденькую девушку, сидевшую через пару стульев от него.
– Побойся Бога, Салли! Я же знаю, что у этих шотландских придурков есть акции «Кэрмарк». Это ж надо спятить, чтобы не сбыть их за такую цену. Тебе просто надо подсуетиться, чтобы они продали их мне!
Джек Тенко, прожженный маклер с невыносимо желчным характером, которого перевели в Лондон из Нью-Йорка, поскольку там его выносить уже больше никто не мог, яростно чавкая жевательной резинкой, сверлил девушку злобным взглядом.
Ей только-только перевалило за двадцать, короткие темные кудряшки, очки на аккуратненьком носике. Девчушка была явно испугана. Сидевшая рядом с ней Карен говорила по телефону, но в то же время внимательно следила за происходящим.
– Послушай, Джек, но они же не хотят говорить мне, что у них в портфеле, – чуть не плача, запротестовала девушка. – Заявляют, что подобную информацию никому не дают.
– Ах вот как! Так откуда же тогда, на хрен, я ее получил, а? Садись за телефон и давай мне этот хренов пакет сию же минуту!
Салли в полной растерянности перевела наполненные слезами глаза на телефонный аппарат. Она знала, что, если еще раз позвонит клиенту, тот будет, мягко говоря, недоволен. Если не позвонит, Джек озлобится еще больше. Она потянулась к телефону. Карен положила трубку и вскинула руку.
– Минутку, Салли!
Теперь горящий яростью взгляд Джека прожигал Карен.
– Джек, ты думаешь, что знаешь, какие акции у клиента Салли, только потому, что за обедом кто-то что-то сболтнул тебе в пабе. Так?
– У меня есть свои источники, – надменно буркнул Тенко.
– Тебе прекрасно известно, что и в лучшие времена с этими ребятами договориться непросто. Они имеют дело с очень узким кругом посредников, и нас в этом списке нет. Можешь орать на Салли сколько влезет, это ничего не изменит.
– Так пусть она обеспечит, чтобы нас в этот хренов список включили!
– Может, и обеспечит. Но ей нужно время. И твоя помощь.
– Ладно, хрен с вами! – пробормотал Тенко, смерив Карен и Салли испепеляющим взглядом. – Мне все равно, кто из вас двоих добудет эти «Кэрмарк». У меня огромный заказ, а рынок скачет как угорелый.
Мы с Грегом посмотрели друг на друга и пошли прочь.
Спустя некоторое время я увидел долговязую фигуру брата, проталкивающегося сквозь переполнявшую паб толпу.
Не без душевного трепета включил я компьютер. На большой сероватый экран монитора я мог вывести весь спектр цен, передаваемых Рейтер и Телерейтингом, а потом манипулировать ими как заблагорассудится. Рядом с ним стоял дисплей Блумберга[5], который обеспечивал меня графиками, отражающими соотношение всего ко всему, что только может прийти в голову. Пока оживали их экраны, я посмотрел, что за ночь преподнес мне рынок.
Так, в Нью-Йорке все без изменений, в Токио цены опять упали. Котировка акций «Рено», которые я приобрел вчера, слегка понизилась, моя сделка принесла небольшой убыток. Ничего страшного, еще не вечер. Грег на вчерашних долгосрочных тоже потерял, правда, совсем немного.
Я посмотрел в его сторону – он, положив телефонную трубку, заполнял бланк только что заключенной сделки.
– Грег, ты уж прости за вчерашние облигации, – обратился я к нему.
– Брось ты! Тут прямо как на весенней распродаже. Они подешевели еще на четверть пункта, так что я снова кое-что прикупил!
Должен признать, Грег гораздо смелее и азартнее меня. В конечном итоге мы завершали год с одинаковыми финансовыми результатами, однако мои прибыли носили характер ежемесячных и примерно равных по сумме поступлений, в то время как у Грега сваливались огромными порциями, словно в результате колоссальных взрывов.
Пришел Эд, явно удивленный моим столь ранним появлением в операционном зале. Под глазами черные круги; увеличенные толстыми линзами очков, они становились особенно заметны.
– Не спал? – сочувственно спросил я.
– Почти, – смущенно признался он. – Названивал в Токио.
Современная техника позволяет отслеживать рынок двадцать четыре часа в сутки. Однако человеческий организм – штука тонкая и хрупкая, и всякий, кто пытается заниматься делами среди ночи, обречен на частые ошибки. Поэтому я лично ночью предпочитаю спать, а на рынке тем временем пусть все идет своим чередом.
Подошел Боб Форрестер.
– Ну, помогла тебе твоя машинка? – не без язвительности кивнул он на «Бондскейп».
Удар ниже пояса, и он знал это прекрасно.
– Судить пока еще рано, – сохраняя спокойствие, ответил я. – Потенциально у нас очень сильные позиции. Уверен, что свои деньги мы вернем.
– Уж постарайся, сделай милость. Ты неплохой агент, сынок. Не хочется, чтобы ты тратил все свое время на дорогостоящие забавы. Пусть эта железяка побудет здесь до конца недели, но если к тому времени у тебя не будет результатов, чтоб я ее в моем операционном зале больше не видел. Понял?
Я понял. Боб пошел восвояси, а я обернулся к Эду:
– Так, давай заряжать. Нам надо где-то раздобыть два миллиона долларов. Придется попотеть.
Мы надели очки, подключенные к «Бондскейпу», и нам открылся знакомый ландшафт. Накануне мы искали облигации, котировки которых как-то отличались от других. Сейчас я хотел сосредоточиться на тенденциях, порожденных повышением процентных ставок.
Сразу бросалось в глаза, что склоны почти всех холмов стали более пологими. Особенно это было заметно в американском секторе. Разница в доходности двухлетних и десятилетних государственных облигаций сократилась с 1,6 до 1,4 процента. Как я предполагал с большой долей уверенности, к исходному уровню она уже не вернется, напротив, эти показатели будут продолжать сближаться. До заявления Гринспэна процентные ставки в США были слишком низкими, и это порождало реальный риск того, что инфляция вновь поднимет свою голову. Теперь председатель ФРС, несмотря на политическую оппозицию министерства финансов, похоже, твердо намерен поднять процентные ставки по краткосрочным облигациям. Если он останется на этой своей точке зрения, а я считал, что именно так и произойдет, то они будут повышаться и повышаться, что в перспективе снизит инфляционные ожидания. Следовательно, Марк, валяй продавай двухлетние государственные облигации и покупай десятилетние.
Вот мы и продали двухлетних облигаций на четыреста миллионов долларов и купили на сто миллионов государственных обязательств со сроком погашения через десять лет.
Теперь нам оставалось только ждать.
* * *
Позже тем же утром мне позвонил брат.– Я опробовал «Бондскейп». В боевых условиях, – горя нетерпением, выпалил я.
– Ну да! И как? – В голосе его слышалось столь же нетерпеливое ожидание.
– Потрясающе! Просто класс! Понимаешь, как будто я и вправду очутился внутри рынка, ощущал малейшее его движение.
– А как ландшафт? Помогает? Или только мешает работать?
– Да ты что! Еще как помогает.
Дело в том, что я и компания, производящая программное обеспечение по финансам, предлагали, чтобы «Бондскейп» отображал доходность облигаций в графиках. Ричард же настаивал на том, что пребывающий в постоянном движении ландшафт будет представлять информацию более наглядно и в той форме, что доступна интуитивному восприятию. Как всегда, он оказался прав.
Я принялся описывать в мельчайших подробностях, как работал с «Бондскейпом», Ричард послушал меня пару минут, после чего перебил, сообщив, что торопится на самолет в Лондон.
– У меня там важная встреча. Не возражаешь, если потом заскочу к тебе? Мне надо бы кое-что спросить у вас с Карен.
– Конечно, Ричард! – Надо сказать, он меня заинтриговал. – А в чем дело?
– Сейчас говорить неудобно. Потом скажу, идет? Где встретимся? Во сколько?
– Давай в семь. Пропустим по стаканчику в «Виндзор-касл», потом вместе поужинаем. А переночуешь у меня, если захочешь.
– Спасибо. Договорились. Значит, в семь.
Предстоящей встрече с Ричардом я страшно обрадовался. Я с упоением работал вместе с ним над «Бондскейпом» и теперь очень скучал по брату. Основанная им компания «Фэрсистемс» находится в Нью-Тауне, графство Файф. Несмотря на разделявшее нас расстояние, духовную близость мы не утратили. Да и виделись чуть ли не каждый месяц, обычно в Лондоне, хотя иной раз и я отправлялся к нему в Шотландию на выходные.
Я расплылся в улыбке. Ричард остался доволен тем, как проявил себя «Бондскейп» на практике. А я всегда рад потрафить моему старшему братцу.
* * *
Грегу я сказал, что меня мучит жажда и перед уходом мне просто необходим хотя бы глоток воды. Он хмыкнул с понимающим видом, и мы задержались около титана. В группе Карен назревал скандал.Упираясь кулаками в столешницу, жилистый мужик хорошо за сорок орал на совсем молоденькую девушку, сидевшую через пару стульев от него.
– Побойся Бога, Салли! Я же знаю, что у этих шотландских придурков есть акции «Кэрмарк». Это ж надо спятить, чтобы не сбыть их за такую цену. Тебе просто надо подсуетиться, чтобы они продали их мне!
Джек Тенко, прожженный маклер с невыносимо желчным характером, которого перевели в Лондон из Нью-Йорка, поскольку там его выносить уже больше никто не мог, яростно чавкая жевательной резинкой, сверлил девушку злобным взглядом.
Ей только-только перевалило за двадцать, короткие темные кудряшки, очки на аккуратненьком носике. Девчушка была явно испугана. Сидевшая рядом с ней Карен говорила по телефону, но в то же время внимательно следила за происходящим.
– Послушай, Джек, но они же не хотят говорить мне, что у них в портфеле, – чуть не плача, запротестовала девушка. – Заявляют, что подобную информацию никому не дают.
– Ах вот как! Так откуда же тогда, на хрен, я ее получил, а? Садись за телефон и давай мне этот хренов пакет сию же минуту!
Салли в полной растерянности перевела наполненные слезами глаза на телефонный аппарат. Она знала, что, если еще раз позвонит клиенту, тот будет, мягко говоря, недоволен. Если не позвонит, Джек озлобится еще больше. Она потянулась к телефону. Карен положила трубку и вскинула руку.
– Минутку, Салли!
Теперь горящий яростью взгляд Джека прожигал Карен.
– Джек, ты думаешь, что знаешь, какие акции у клиента Салли, только потому, что за обедом кто-то что-то сболтнул тебе в пабе. Так?
– У меня есть свои источники, – надменно буркнул Тенко.
– Тебе прекрасно известно, что и в лучшие времена с этими ребятами договориться непросто. Они имеют дело с очень узким кругом посредников, и нас в этом списке нет. Можешь орать на Салли сколько влезет, это ничего не изменит.
– Так пусть она обеспечит, чтобы нас в этот хренов список включили!
– Может, и обеспечит. Но ей нужно время. И твоя помощь.
– Ладно, хрен с вами! – пробормотал Тенко, смерив Карен и Салли испепеляющим взглядом. – Мне все равно, кто из вас двоих добудет эти «Кэрмарк». У меня огромный заказ, а рынок скачет как угорелый.
Мы с Грегом посмотрели друг на друга и пошли прочь.
* * *
Мы сидели за стойкой в «Виндзор-касл», приканчивая по второй пинте пива. Нам нравился этот небольшой старый паб в Кенсингтоне с его тремя тесно расположенными стойками и достаточным числом настоящих знатоков и ценителей выпивки, чтобы не допустить превращения царящей здесь душевной обстановки в атмосферу беспробудного тупого пьянства. Грег сказал, что хочет познакомиться с моим братом, и я взял его с собой на встречу с Ричардом. Пришли мы немного раньше назначенного часа. Нас, понимаете ли, мучила жажда.Спустя некоторое время я увидел долговязую фигуру брата, проталкивающегося сквозь переполнявшую паб толпу.