— А теперь действительно придется сходить за Ханной и Пейшенс. Боюсь, Джеймс будет недоволен, если я не попаду домой вовремя и ужин не будет стоять на столе к его возвращению. Все, без исключения, Мэтисоны любят, когда их желудки хорошенько набиты. Да вы и без меня это знаете. Роберт уже расхваливал Джеймсу ваши кулинарные способности.
   — Правда? Как мило с его стороны, — механически отреагировала Кэролайн.
   Мэри направилась к лестнице, а Кэролайн, все еще не пришедшая в себя от потрясений, плелась сзади. В ее голове роились самые разные мысли. Только войдя в комнату Мэта, она очнулась, наконец, от задумчивости.
   Причиной тому была картина, открывшаяся ее взору. Мэт, с открытыми плечами, казавшимися еще шире и мускулистее на фоне простыни, которую не кто иной, как она с таким усердием отстирывала: с тугими локонами иссиня-черных волос на фоне наволочки, которую она тщательно отбеливала на солнце, Мэт с довольным видом обменивается шуточками с Ханной Форрестер. А та, сидя на краю постели, жеманно улыбается и кормит его с ложечки бульоном, который она, Кэролайн, сварила и принесла ему наверх за несколько минут до прихода гостей.
   Будь он проклят, этот двуличный негодяй. Хоть бы он подавился своим треклятым бульоном!

24

   — О, Мэри, рад тебя видеть. Что же это ты принесла ко мне в гости племянницу, а сама даже не удосужилась подняться вместе с ней?
   Мэт поднял глаза и заметил их в дверях. Казалось, он не испытывает ни малейшего смущения от того, что вошедшие увидели, как его кормят с ложки. Если учесть то обстоятельство, что с самого первого дня после травмы Мэт неоднократно внушал Кэролайн, что он превосходно может самостоятельно справляться с едой, ей оставалось сделать единственный вывод: Эфраим Мэтисон начисто лишен стыда и совести.
   — Я тоже рада тебя видеть, Мэт, хотя, собственно говоря, пришла, чтобы поближе познакомиться с миссис Везерби, и не могу больше задерживаться даже ради того, чтобы дать тебе пообщаться с Хоуп. Боюсь, Джеймс сегодня вечером, как обычно, вернется очень голодным, а значит, мне нужно поспешить домой. Леди, нам пора. День стремительно приближается к вечеру.
   «Оно и к лучшему, — решила про себя Кэролайн, — что во время этого обмена репликами Мэт ни разу даже не взглянул в мою сторону». Кусая нижнюю губу, она с трудом сдерживалась, чтобы не дать волю своему языку. Если бы Мэт заговорил с ней о чем-нибудь, Кэролайн вряд ли поручилась бы за последствия. Хотя с чего вдруг она пришла в такую ярость при виде этой идиллической сцены, Кэролайн и сама не понимала. Разумеется, у нее нет на Мэта никаких прав! «Впрочем, — с горячностью возразила она самой себе, — у меня также нет абсолютно никакого желания иметь эти права!»
   — Ой! — Ханна огляделась вокруг, заливаясь смехом. — Я и не подозревала, что время пролетело так быстро. Увидев, что мистер Мэтисон не ест, я просто должна была заставить его съесть кусочек-другой. Ведь ему необходимо поддерживать свои силы, если он хочет поскорее поправиться.
   — Мистер Мэтисон сказал, что бульон стал намного вкуснее, когда сестрица начала его кормить с ложки. — Пейшенс, всем своим видом давая понять, что не допустила бы несоблюдения приличий, поднялась со стоящего рядом с кроватью стула с высокой спинкой.
   — Я не сомневаюсь, что так оно и есть, — слащавым голосом ответила Кэролайн, поскольку фраза была предназначена ей. Она с достоинством подавила в себе внезапное желание бросить убийственный взгляд на Мэта, который наконец обратил на нее внимание.
   Выражение лица Кэролайн, по-видимому, встревожило Мэта, и, слегка нахмурясь, он открыл рот, намереваясь что-то сказать. Но прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, Ханна с похвальной ловкостью сунула ему между раскрывшихся губ новую ложку бульона.
   — Ханна, если ты готова… — Мэри подняла брови от удивления.
   — Да-да. Не думаю, что даже с моей помощью его удастся заставить проглотить еще немного. Бульон совсем остыл. Но Мэт съел довольно прилично и можеет теперь отведать на десерт моего яблочного пирога, — закончила Ханна с улыбкой и поднялась.
   Она положила ложку в миску, поставила ее на прикроватный столик и повернулась к Мэту с таким видом, словно он был ее собственностью. Кэролайн испытывала неодолимое желание затопать от ярости ногами, хотя для этого не было никаких особых причин, кроме одной. Эта женщина до смерти ее раздражала.
   — С нетерпением буду ждать десерта.
   Хотя Мэт не ответил на улыбку Ханны — у него лишь слегка дрогнули губы, — Кэролайн показалось, что одной этой фразой он выказал больше галантности, чем ей за все время их знакомства. Кэролайн понадобилось все самообладание, чтобы скрыть гнев. Улыбаясь изо всех сил, она вежливо посторонилась, когда сестры направились к выходу.
   — Может быть, мне стоит оставить вам свой рецепт бульона? Я уверена, тот, что готовите вы, достаточно питательный, но мой к тому же очень вкусный. Убеждена, что для мистера Мэтисона не было бы такой пыткой выпить его до дна. — От ее слов и снисходительного тона в глазах Кэролайн зажглись воинственные огоньки. Но, к счастью, прежде чем она смогла ответить, ее опередила Мэри.
   — Что ты говоришь, Ханна, разве бульон миссис Везерби может быть пыткой? — голос Мэри звучал мягким укором.
   Ханна разразилась трелями своего заливистого смеха.
   — Ох, простите, вы же знаете, что я не это имела в виду. Я просто беспокоюсь о здоровье мистера Мэтисона — хотя, разумеется, убеждена, что вы делаете для него все, что в ваших силах.
   Последнее было адресовано Кэролайн, причем тем тоном, каким обычно разговаривают с экономкой или кухаркой. Это заставило Кэролайн задуматься: что же говорят о ее положении в доме Мэтисонов местные кумушки? Видимо, благодаря капитану Раузу и Бог знает кому еще ее считали кем-то вроде служанки, взятой на работу без официального оформления. От этой мысли, неотвязно стучавшей в висках, кровь прилила к лицу и румянец залил щеки. Кэролайн чувствовала на себе взгляд Мэта и опасалась, что он может заметить ее состояние. Поэтому, превозмогая раздражение и досаду, она растянула губы в некое подобие улыбки.
   — Я буду вам чрезвычайно признательна за рецепт, — промолвила Кэролайн насквозь фальшивым тоном. — Но, возможно, не сегодня, поскольку миссис Мэтисон торопится домой.
   — Да-да, нам действительно пора идти. И, пожалуйста, называйте меня Мэри. — Последние слова, сказанные с улыбкой, относились к Кэролайн.
   Жена Джеймса, по крайней мере, собиралась считать ее членом семьи. Хотя, трезво поразмыслив, Кэролайн пришла к выводу, что это далеко не такая высокая честь!
   — Большое спасибо. А вы должны называть меня Кэролайн. — Еще одна такая лицемерная улыбка, и ее щеки разорвутся от натуги.
   — Не надо нас провожать, я знаю дорогу.
   Мэри с Хоуп на руках уже спускалась вниз по лестнице, а Ханна и Пейшенс следовали за ней. Через несколько минут они вышли на улицу, помахав ей на прощанье. Кэролайн, решившая не говорить Мэту, что она о нем думает, помахала им в ответ. Затем, пройдя несколько метров по коридору, вспомнила вдруг об оставленной на прикроватном столике посуде и вернулась за ней. Теперь до конца дня ей не нужно будет больше заходить в комнату к Мэту. Даниэль вполне может сам отнести своему брату ужин, как уже делал это накануне и два дня назад. Со времени их стычки, случившейся два дня назад, Кэролайн старалась избегать Мэта. Накануне, в воскресенье, братья и сыновья Мэта ходили в церковь. Проповеди читались утром и вечером. И, похоже, колонисты-пуритане относились к ним гораздо серьезнее, чем их английские собратья. Предполагалось, что проповеди доджны посещать по возможности все. Исключение было сделано только для Мэта, потому что он прикован к постели, и для Кэролайн — кто-то ведь должен оставаться с Мэтом. Поскольку у нее не было другого выбора, кроме как относить ему еду и оказывать другие услуги, пока его братья не вернутся домой и сменят ее, оба заключили между собой некое подобие перемирия, которого Кэролайн и придерживалась весь сегодняшний день и будет придерживаться до тех пор, пока в аду не воцарится зима! А может быть, Мэту и еще дольше придется дожидаться дружеского слова из ее уст!
   — Если это тебя не особенно затруднит, мне хотелось бы съесть ломтик яблочного пирога миссис Форрестер. Она такая великолепная кухарка. Тебе тоже стоит отведать кусочек.
   Эта реплика, прозвучавшая в то время, когда Кэролайн зашла в комнату Мэта, чтобы забрать миску и ложку, заставила ее напряженно выпрямиться. Но ни словом, ни взглядом она не даст Мэту понять, как подействовало ей не нервы замечание о пироге.
   — Конечно, принесу, хотя лично я не особенно люблю сладкое.
   — Не любишь? Тем лучше. Даже двух пирогов вряд ли хватит. Дэви, Джон и все мои братья просто с ума сходят по выпечке миссис Форрестер.
   — В таком случае странно, что ты на ней не женишься, уплетал бы их тогда каждый день. — Кэролайн не могла отказать себе в удовольствии кольнуть его. И поспешила выйти из комнаты, преодолевая нестерпимое желание хорошенько треснуть Мэта по голове миской.
   — Хорошая кухарка стоит многого, но не столько же, — крикнул ей вслед Мэт, получавший от их пикировки большое удовольствие. Безусловно, от его глаз не укрылось, что Кэролайн сильно раздосадована, и теперь он потешался над ней. Он слишком умен, чтобы не заметить ее реакции.
   В кухне Кэролайн бросила миску и ложку в таз с грязной посудой, затем повернулась к столу, чтобы отрезать ломтик пирога. Аромат корицы и яблок приятно защекотал ей ноздри, соблазняя попробовать небольшой кусочек, каким-то образом уже оказавшийся в ее руке. Пирог был действительно великолепен на вкус, Кэролайн не могла этого не признать. Мэту очень понравится.
   Досада терзала ее сердце. Миллисент жалобно мяукала, и Кэролайн отрезала для нее большой кусок драгоценного пирога и, положив на тарелку, поставила на пол. Ее собственная кошка, от которой она ожидала более утонченного вкуса, понюхала угощение, попробовала маленький кусочек, а затем охотно принялась за еду.
   — И ты туда же, Миллисент? — уныло пробормотала Кэролайн. В этот момент у нее появилась идея.
   Если бы Кэролайн была пуританкой, то сказала бы, что внезапно ею завладел дьявол. Но, будучи трезвой и здравомыслящей роялисткой, могла сослаться только на то, что оказалась не в силах сопротивляться неодолимому желанию. Ни на минуту не задумавшись, она взяла кусок пирога, приготовленного для Мэта, подняла ножом верхнюю половину и щедро посыпала солью сочные, ласкающие глаз яблоки. Затем, все еще одержимая дьяволом или каким-то другим злым духом, незаметно проникшим в нее, Кэролайн с тайным восторгом добавила туда солидную порцию горького пива, несколько кружков тонко нарезанного лука, комок бараньего сала и парочку вишневых косточек. Вишни она съела сама, злорадно улыбаясь, когда дочиста облизывала косточки и засовывала их поглубже в тесто. Затем вернула на место снятый верхний слой, переложила пирог на чистую тарелку и отнесла наверх Мэту вместе с чашкой свежезаваренного чая.
   — Вот, пожалуйста. — Пожалуй, более жизнерадостным тоном она за последние несколько дней к нему не обращалась.
   — Спасибо.
   Мэт все еще полулежал на подушках. Кэролайн требовалось только отдать ему тарелку и чашку, что она и сделала. Стараясь изо всех сил не выдать своего нетерпения, она следила за тем, как он, осторожно балансируя, поставил тарелку себе на живот и сделал глоток.
   — Вкусно.
   Казалось, он смакует чай, но в ярко-голубых глазах, обращенных на нее поверх края чашки, мелькнуло любопытство. Несомненно, Мэт недоумевает, почему она все еще находится в комнате, хотя последние два дня всячески старалась избегать его общества. Чтобы отвести от себя подозрения, Кэролайн чуть отвернулась от Мэта и принялась концом передника сметать крошки со стоявшего рядом с кроватью столика.
   Мэт отхлебывал чай и следил за ее действиями. Пирог на коленях оставался нетронутым.
   — Может быть, тебе помочь с пирогом? — спросила наконец Кэролайн вкрадчивым голосом, не в силах больше выносить ожидание. Возможно, вопрос ее прозвучал чуть более едко, чем она хотела (воспоминания о том, как покорно принимал он бульон из рук Ханны Форрестер, все еще жгли душу), но это было ей даже на руку, поскольку отводило от нее все подозрения, возможно уже возникшие у Мэта.
   — Ты же хорошо знаешь, что я прекрасно обхожусь без посторонней помощи.
   — Да, признаться, я так и думала, но сегодня у тебя был такой вид, будто ты несказанно рад, что вдова Форрестер тебе помогает.
   В ответ на это Мэт сощурил глаза, в которых неожиданно, к недовольству Кэролайн, заблестели искорки смеха: разговор явно забавлял его. С досады она готова была откусить себе язык за то, что сболтнула лишнее.
   — А-а, но ведь ты и Ханна Форрестер совсем разные, тут и сравнений быть не может, — загадочно произнес Мэт.
   — И что же это значит? — допытывалась Кэролайн, подходя все ближе и уперев руки в бока, поскольку подозревала, что в его замечании кроется нечто оскорбительное для нее.
   Но Мэт и не подумал отвечать, лишь приподнял бровь, покачал головой и продолжал так же невозмутимо и не спеша потягивать чай.
   Кэролайн, сжав губы, отвернулась и отошла.
   — Хорошо, что Мэри изъявила желание подружиться с тобой. Жена Джеймса — добрая женщина.
   В ожидании того момента, когда Мэт откусит свой кусок пирога, Кэролайн протирала ширму. Услышав его слова, она напряглась всем телом.
   — А почему бы, позвольте вас спросить, нам не стать с ней подругами? Разве в ком-нибудь из нас есть нечто такое, что может помешать сблизиться? — В ее глазах, в упор смотревших на него, появился воинственный блеск.
   Прояви Мэт чуть больше благоразумия, одно выражение ее лица заставило бы его призадуматься и тщательнее подбирать слова.
   — На самом деле у вас, как мне кажется, очень мало общего. За всю свою жизнь Мэри ни разу не удалялась далеко от дома, и к тому же она очень добродетельна.
   — Не хочешь ли ты сказать, что я этим не отличаюсь? — Голос Кэролайн дрожал от ярости и негодования.
   Мэт поднял голову, оторвавшись от почти уже пустой чашки. Выражение его лица было невинным и вместе с тем удивленным.
   — Я и не думал никого сравнивать. Но по своей закваске вы — антиподы.
   — Неужто? — Ее грудь гневно вздымалась под слегка поблекшим зеленым хлопчатобумажным платьем, которое она надевала во время уборки.
   — Собственно говоря, в этом плане ты не похожа ни на одну женщину в нашей общине. Взять хотя бы Ханну Форрестер. Вот уж кто ни разу в жизни, насколько я знаю, не совершил неблаговидного поступка. Достойнейшая женщина эта Ханна Форрестер.
   У Кэролайн зародилось подозрение, что Мэт просто потешается над ней. Что-то похожее на самодовольную ухмылку мелькнуло в уголках его губ, а глаза под полуопущенными веками мерцали ярким голубым светом.
   — Добавь к этому ее умение превосходно готовить, и можно сказать, что ты от души воздал ей хвалу. — Теперь, когда у Кэролайн имелись основания полагать, что Мэт попросту дразнит ее, она нашла в себе силы не попадаться на его удочку. И добавила с улыбкой:
   — Ешь своей пирог.
   — Я так и сделаю.
   Протянув ей пустую чашку (Кэролайн так дрожала, предвкушая наступающий момент, что чуть не выронила ее из рук), Мэт взял вилку и вонзил ее в пирог. Кусок, который он отломил, был довольно крупный. Сгорая от нетерпения, Кэролайн внимательно наблюдала за тем, как Мэт запихивает его в рот.
   Всего лишь на какое-то мгновение на его лице отразилось предвкушение неземного блаженстга. Затем глаза непроизвольно расширились, черты исказила гримаса отвращения — и Мэт выплюнул все на тарелку.
   Потрясенный взгляд его голубых глаз натолкнулся на притворную невинность янтарного взора Кэролайн.
   — Что-нибудь не так? — спросила девушка, изображая участие.
   — Ты… — маленькая… мегера! — прошипел Мэт. — Ты намеренно испортила пирог!
   — Я?! — Кэролайн округлила глаза. Она едва сдерживала смех, так что даже сдавило горло, но внешне умудрялась сохранять вид полнейшей невинности.
   — Да, ты! Бухнула в него соли и один Бог знает чего еще!
   — Это просто смешно! Пирог пекла не я, а миссис Форрестер!
   — Из чистой злобы!
   — Злобы?!
   — И зависти!
   — Зависти?!
   Их взгляды скрестились. Кэролайн задрала нос кверху и приготовилась с величественным видом выйти из комнаты. Мэт со свирепым видом сложил руки крест-накрест на груди, как вдруг странное выражение промелькнуло на его лице. Кэролайн остановилась и увидела, что в этот момент глаза его закатились, и он обмяк всем телом. Голова безжизненно упала на подушки.
   — Мэт!
   Он даже не шевельнулся. Глаза были закрыты, и он не дышал. Это что, очередные шуточки? Или — О, Господи! — он мог насмерть подавиться вишневой косточкой или отравиться той жуткой смесью, в которую она превратила начинку!
   — Мэт! — Кэролайн не на шутку встревожилась и подошла поближе. Мэт все еще не шевелился. И теперь она убедилась, что его грудь действительно абсолютна неподвижна. — Мэт! — Кэролайн бросилась к нему, схватила за руки и стала яростно трясти, не переставая выкрикивать его имя.
   В это момент Мэт открыл глаза, его руки цепко ухватили ее за локти, и потрясенная Кэролайн очутилась в его объятиях. Она начала отчаянно кричать и вырываться, но прежде чем ей это удалось, Мэт ухитрился повернуться боком так, что теперь она оказалась прижатой к кровати. С минуту Кэролайн лежала на спине, широко открыв от изумления глаза; ее руки были скованы крепкими пальцами Мэта, придавившего ее всей тяжестью своего тела. Встретившись с ним глазами и увидев в них искорки самодовольства, она разозлилась и напрягла все мышцы.
   — Сейчас же отпусти меня!
   — Ну уж нет. Ты пыталась надо мной подшутить, теперь настал час расплаты, мадам Завистница!
   — Я никому не завидую!
   — Неужто? — Мэт продолжал поддразнивать ее. — Если бы я знал тебя хуже, то подумал бы, что ты ко мне неравнодушна.
   — Ты самодовольный болван! — Кэролайн отчаянно билась, но ей не удавалось вырваться на свободу: Мэт крепко прижимал ее запястья к подушке. — Если ты сию же минуту не отпустишь меня, то будешь есть одну лишь холодную овсяную кашу-размазню по три раза в день, пока твоя нога не заживет!
   — Ага, она еще и угрожает! Но меня тебе не удастся запугать, и предупреждаю: я не отпущу тебя, пока ты не признаешься, что бухнула соль в пирог, потому что позавидовала!
   — Я никому не завидовала! — Кэролайн снизу вверх сверкала на Мэта глазами, в которых сквозила отчаянная ярость загнанной в угол дикой кошки. Когда он ухмыльнулся в ответ, давая понять, что не верит ее словам, гнев в ней возобладал над здравым смыслом. Молниеносно повернув голову, так что Мэт не успел даже шевельнуться, она вонзила зубы в его запястье, которое находилось ближе к ее лицу.
   — А-а-м-м! — Мэт отпустил одну руку, но другой продолжал удерживать Кэролайн в том же положении.
   Несмотря на свои отчаянные рывки и увертки, Кэролайн поняла, что ей не под силу освободиться, но вот хорошенько треснуть его по лицу — это она может.
   И ее рука с громким хлопком обрушилась на обезображенную шрамом щеку Мэта.

25

   Пока эхо от пощечины не замерло где-то вдали, они неподвижно взирали друг на друга.
   — Интересно, и что же мне теперь прикажешь делать? — гораздо мягче, чем можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, спросил Мэт.
   Кэролайн была потрясена не меньше, чем он, но виду не показывала. Она гордо задрала кверху подбородок, хотя это далось ей отнюдь не легко, принимая во внимание, что она лежала на спине плашмя, удерживаемая солидным мужским весом.
   — Ты этого заслужил!
   — Ага, очень может быть.
   Это признание удивило Кэролайн почти так же, как и сам тон Мэта. Мужчина изучающе всматривался в ее лицо с серьезным, без тени юмора, выражением. Кэролайн обнаружила, что сейчас он выглядел не менее интересным, чем когда смеется. Неулыбающийся рот обладал удивительно совершенной формой. Глаза интенсивно синего цвета казались темнее обычного и на фоне смуглой загорелой кожи смотрелись просто умопомрачительно. Поскольку Мэт уже две недели не брился, иссиня-черная щетина на щеках и подбородке стала намного гуще, подчеркивая отточенную резкость черт. Классическая изысканность высоких скул, длинный прямой нос и широкий лоб составляли разительный контраст с немного грубоватой мужественностью отросшей бороды. Грива черных кудрявых волос (которые снова нуждались в стрижке) обрамляла лоб. Кэролайн испытывала странное щемящее чувство при воспоминании о том, как она касалась руками его шевелюры. Мэт был красив, словно сошедший с небес смуглолицый ангел. «Гавриил без своего рога», — подумала Кэролайн, и по ее телу пробежала дрожь.
   Почувствовав эту дрожь, Мэт напрягся, и в тот же момент Кэролайн подняла на него взор. Голубые глаза Мэта встретились с ее золотисто-карими и потемнели от сознания вины. Кэролайн ощутила на своем бедре его возбужденную плоть, явственно проступающую сквозь прикрывавшее его одеяло. Безусловно, Мэт в еще большей степени, чем она, сознавал, что происходит с его телом. Когда они встретились взглядами, жаркая волна краски залила ему щеки, а глаза стали еще темнее.
   Все-таки Гавриил показал свой рог. От этого открытия у нее перехватило дыхание, и Кэролайн чуть разомкнула губы, чтобы вдохнуть воздуха.
   Густые черные брови Мэта сомкнулись над глазами в одну линию. Уголок рта пополз вниз, подергиваясь от с трудом сдерживаемого желания.
   — Дьявол тебя побери, Кэролайн! — словно в изнеможении пробормотал Мэт. Затем наклонил голову. Кэролайн знала, что сейчас произойдет: он ее поцелует. И вместо того чтобы отвернуться, прошептать «нет!» или сделать что-нибудь такое, после чего он немедленно отпустил бы ее, она, словно завороженная, следила за тем, как его рот приближается к ее губам.
   Кэролайн подумала, что умрет, если что-нибудь помешает этому поцелую.
   Его губы, удивительно мягкие и теплые, лишь слегка коснулись ее рта. Кэролайн закрыла глаза, задрожав от чарующего, чудесного прикосновения. Ее тело, казалось, по собственной воле жадно потянулось к Мэту, инстинктивно впитывая в себя исходившие от него жар и напряженность страсти. Руки Кэролайн, став свободными, сами взметнулись вверх и обняли его за шею. Она чуть склонила голову набок, чтобы освободить ему дорогу к своим губам.
   Но Мэта все равно что-то останавливало, и его губы только скользили по поверхности ее губ. Одной рукой он упирался в матрац, чтобы не давить своим весом на Кэролайн. По тому, как были напряжены мышцы на его шее, Кэролайн заключила, что Мэт с огромным трудом сдерживается. Ощущая небольшое головокружение от того, что сулила ей близость его губ и что им еще предстояло, Кэролайн заставила себя поднять веки. Его глаза находились совсем близко от ее лица и горели, словно тысяча сверкающих, голубых, как небо, бриллиантов. Казалось, они пытаются всмотреться в самые потаенные глубины ее глаз. Их губы слегка соприкасались, словно бабочка проводила по ним своими легкими крыльями. Кэролайн всем телом ощущала Мэта: каждый его мускул напрягся и стал твердым, как железо. И вместе с тем его поцелуй оставался нежным, будто ласковое трепетание мотылька.
   — Мэт? — едва слышно выдохнула Кэролайн.
   Мышцы его обнаженных плеч дрогнули под ее руками. Он приподнял голову, и его чуть хрипловатый от страсти голос прозвучал совсем близко от ее губ.
   — Я не хочу навязывать тебе свою волю, Кэролайн.
   Ей стало трудно дышать. Она так сильно сжала его плечи, что ногти почти впивались в гладкую смуглую кожу. Сердце начало бешено колотиться, и этот стук гулко отдавался в ушах.
   — Нет, — прошептала Кэролайн.
   — Нет? — Мэт еще больше напрягся.
   Кэролайн тотчас же осознала, что он решил, будто это единственное слово, которое она едва смогла вымолвить в ответ, означало отказ. Между тем оно могло означать что угодно, только не отказ.
   — Я вовсе не чувствую, что мне… что-то навязывают. — Ее рука скользнула вверх по шее и ощутила его затылок под пружинящей копной волос. — Ты… ты можешь поцеловать меня, Мэт.
   На лице Мэта промелькнула тень улыбки, и тут же исчезла.
   — В таком случае, с вашего позволения, — произнес он и снова приблизил свои губы к ее рту.
   Поцелуй получился нежным, как сладостное и короткое приветствие, но и этого оказалось достаточно, чтобы Кэролайн ощутила его всем телом и каждым нервным окончанием. Она закрыла глаза и приоткрыла губы, чувствуя, что ей не хватает воздуха, и вдруг, вместо того чтобы отстраниться (так, во всяком случае, она считала), Мэт снова поцеловал ее, причем на сей раз с гораздо большей страстью.
   Его язык слегка раздвинул ей губы и проник внутрь рта, целиком им завладев. Рукой Мэт крепко обнял Кэролайн, притягивая к себе. Казалось, он обволакивал ее со всех сторон, и в его сильных объятиях девушка чувствовала себя счастливейшей из пленниц. В то время как Мэт еле сдерживал бьющую через край страсть, о которой буквально кричало его пышущее жаром тело с напрягшимися до предела мускулами.
   Но в тот самый момент, когда Кэролайн ощутила вкус его поцелуя и запах кожи, когда накал его желания едва не заставил ее кровь бурлить от нараставшего возбуждения, в памяти всплыла другая картина. Мэт был не первым мужчиной, кто дарил ей такой откровенно сексуальный поцелуй. Так целовал ее Саймон Денкер, целовал несколько раз, в уплату за его, как он говорил, невиданную щедрость, за то, что он позволял ей с отцом бесплатно жить в его доме. Саймон обычно с силой прижимал Кэролайн к стене и наваливался всем телом, чтобы она не могла сопротивляться. Затем насильно раздвигал ее губы языком и просовывал его внутрь, так что у нее возникало безудержное желание выплюнуть его наружу. Кэролайн хотелось истошно кричать, драться, а потом вызвать у себя рвоту, чтобы навсегда отделаться от этого омерзительного вкуса. Но ничего этого она сделать не могла. И ей оставалось только терпеть, потому что, если бы она целиком и полностью отвергла его приставания, он, ни секунды не раздумывая, выкинул бы их с отцом на улицу. Поэтому Кэролайн была вынуждена принимать оскорбительные для себя ласки этого человека, терпеть его поцелуи и шарящие по всему телу руки. При этом ей каждый раз удавалось избегать окончательного падения, используя все новые уловки и хитрости, которые только могло подсказать ее воображение. И все время искала, искала путь к спасению.