Страница:
Но потом настал момент, когда спастись не удалось…
— Нет! — закричала Кэролайн, когда рука Мэта скользнула вверх, отыскивая ее грудь. — Нет, нет, нет!
Словно взбесившийся зверь, Кэролайн начала отчаянно сопротивляться, молотить кулаками, лягаться и царапаться, совершенно не думая о том, что может причинить Мэту боль. Для нее он перестал быть Мэтом, перестал быть единственным мужчиной, чьи ласки, как она надеялась, могли бы ее исцелить. Вместо этого Кэролайн снова испытывала ужас, имя которому было Саймон Денкер.
— Ну-ну, успокойся! Кэролайн! Кэролайн, прекрати сейчас же!
Мэт больше не целовал ее, не обнимал, как мог бы обнимать возлюбленный, а скорее удерживал на безопасном для себя расстоянии, тогда как Кэролайн беспрерывно атаковала его, всхлипывая и одновременно кипя от ярости. Она пришла в себя, только когда вонзила ногти в его рассеченную шрамом щеку. Шок при виде крови, выступившей из нанесенных ею царапин, немного привел ее в чувство.
— Какой дьявол в тебя вселился? — ревел Мэт. Он снова крепко держал ее чуть выше локтя, прижимая к кровати.
— Прости, — едва слышно прошептала Кэролайн. Она закрыла глаза, чтобы не видеть выражения гнева и изумления на дорогом ей лице, которому только что причинила боль.
— Она просит прощения! — На секунду Мэт сжал ее сильнее. Затем его хватка ослабла. — Кэролайн, посмотри же на меня!
Какое-то время она упорно не желала сделать то, о чем он просил. Потом с явной неохотой открыла глаза.
Мэт хмурился, внимательно всматриваясь в ее лицо. Его брови соединились в одну линию. Глаза горели голубым огнем. Кэролайн заметила на его щеке три кровоточащие царапины, придававшие его лицу сердитое выражение. Царапины, которых он не заслужил.
— Мне действительно очень жаль, — беспомощно повторила Кэролайн.
В ответ его глаза сузились, а уголки губ слегка опустились.
— Это я должен извиниться. Нельзя было допускать, чтобы то, что между нами произошло, вышло из-под контроля.
— Это не ты… — голос Кэролайн прервался из-за острого ощущения собственной вины. «Подумать только, после всего он еще просит прощения!» От переполнявших ее чувств в горле встал ком.
Не я? — Тон Мэта смягчился. — Тогда кто же, Кэролайн? Тот человек, о котором ты мне говорила? Тот, кто хотел получить тебя в качестве платы за квартиру?
26
27
— Нет! — закричала Кэролайн, когда рука Мэта скользнула вверх, отыскивая ее грудь. — Нет, нет, нет!
Словно взбесившийся зверь, Кэролайн начала отчаянно сопротивляться, молотить кулаками, лягаться и царапаться, совершенно не думая о том, что может причинить Мэту боль. Для нее он перестал быть Мэтом, перестал быть единственным мужчиной, чьи ласки, как она надеялась, могли бы ее исцелить. Вместо этого Кэролайн снова испытывала ужас, имя которому было Саймон Денкер.
— Ну-ну, успокойся! Кэролайн! Кэролайн, прекрати сейчас же!
Мэт больше не целовал ее, не обнимал, как мог бы обнимать возлюбленный, а скорее удерживал на безопасном для себя расстоянии, тогда как Кэролайн беспрерывно атаковала его, всхлипывая и одновременно кипя от ярости. Она пришла в себя, только когда вонзила ногти в его рассеченную шрамом щеку. Шок при виде крови, выступившей из нанесенных ею царапин, немного привел ее в чувство.
— Какой дьявол в тебя вселился? — ревел Мэт. Он снова крепко держал ее чуть выше локтя, прижимая к кровати.
— Прости, — едва слышно прошептала Кэролайн. Она закрыла глаза, чтобы не видеть выражения гнева и изумления на дорогом ей лице, которому только что причинила боль.
— Она просит прощения! — На секунду Мэт сжал ее сильнее. Затем его хватка ослабла. — Кэролайн, посмотри же на меня!
Какое-то время она упорно не желала сделать то, о чем он просил. Потом с явной неохотой открыла глаза.
Мэт хмурился, внимательно всматриваясь в ее лицо. Его брови соединились в одну линию. Глаза горели голубым огнем. Кэролайн заметила на его щеке три кровоточащие царапины, придававшие его лицу сердитое выражение. Царапины, которых он не заслужил.
— Мне действительно очень жаль, — беспомощно повторила Кэролайн.
В ответ его глаза сузились, а уголки губ слегка опустились.
— Это я должен извиниться. Нельзя было допускать, чтобы то, что между нами произошло, вышло из-под контроля.
— Это не ты… — голос Кэролайн прервался из-за острого ощущения собственной вины. «Подумать только, после всего он еще просит прощения!» От переполнявших ее чувств в горле встал ком.
Не я? — Тон Мэта смягчился. — Тогда кто же, Кэролайн? Тот человек, о котором ты мне говорила? Тот, кто хотел получить тебя в качестве платы за квартиру?
26
Кэролайн глубоко и мучительно покраснела. После этого ей уже не нужно было отвечать. Прозрение читалось в его глазах.
— Он взял тебя силой, да? Заставил тебя отдаться. Вот в чем все дело.
Кэролайн закрыла глаза, по ее телу пробежала дрожь. Снова вернулись ужасные воспоминания — и она была не в силах избавиться от них, точно так же, как не могла остановить подступавшие к глазам слезы.
— Мне так… стыдно, — прошептала она, отвернувшись от Мэта, когда почувствовала, что вот-вот заплачет. Соленые капли стекали из-под ресниц и беспрепятственно бежали вниз по щекам. Где-то над ее головой — Кэролайн не могла и не хотела открывать глаз — Мэт с шумом втянул в себя воздух.
— Тебе нечего стыдиться. — Он снова обнял ее, на сей раз с удивительной нежностью. Кэролайн чувствовала себя очень уютно в этом теплом наделсном кольце, а Мэт свободно откинулся на подушки и, потянув ее за собой, прижал к груди, так что она оказалась как в люльке.
— Не плачь, моя девочка. Ты ни в чем не виновата.
— Ты… я… я не выношу, когда до меня дотрагиваются… — Кэролайн зарылась лицом ему в грудь, при этом вцепившись в него руками, как в спасательный круг в кипящем водовороте реки. Она не рыдала, а тихо, без слов, плакала, прикрыв веки и ее лицо было мокрым от слез. — … Дотрагиваются мужчины. Но ты… ты можешь до меня дотрагиваться, и у меня не начинается рвота…
— А только истерика, — сухо пробормотал Мэт, и ее глаза моментально раскрылись.
— Это вовсе не смешно! — воскликнула Кэролайн, толкаясь руками и ногами, чтобы приподняться и сесть.
Мэт, обхватив ее обеими руками, не дал ей спрыгнуть с постели и убежать. Он держал ее не сильно, но достаточно крепко, чтобы удерживать возле себя.
— Поверь мне, я не смеюсь, — промолвил он, и по суровой складке вокруг рта Кэролайн поняла, что он говорит правду.
Она сделала еще одну, на сей раз слабую попытку освободиться, но Мэт не отпускал. Кэролайн не стала с ним бороться, просто продолжала сидеть рядом, так и не спустив с постели согнутые в коленях ноги и не высвободив руку из его ладоней. Сказать по правде, она и сама не знала, чего ей больше хочется: уйти или остаться с Мэтом. Кэролайн всей душой мечтала услышать от Мэта слова утешения и обрести душевный комфорт, но она боялась, что после своего признания стала внушать ему отвращение и презрение. Впрочем, даже если это и не так, ее собственного презрения хватило бы на двоих. Она чувствовала себя обесчещенной.
Тяжесть отчаяния стеснила грудь, когда Кэролайн поняла, что даже с Мэтом не в силах избежать того кошмара, который преследовал ее после Саймона Денкера.
— Мне лучше уйти: надо готовить ужин, и…
— Наплевать на ужин. — Его ладонь чуть сжала ей руку. — Ты могла бы рассказать мне, что произошло? Я думаю, это пойдет на пользу нам обоим.
— О, нет! Я не могу об этом говорить! — От одной мысли у Кэролайн начались спазмы в желудке.
— Может быть, тебе как раз нужно поговорить, чтобы снять душевную боль.
Кэролайн посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Он тоже не отрывал от нее глаз. Пальцы их рук переплелись между собой. Мэт лежал голый до самой талии, и вид у него был довольно мужественный (жесткая борода, выступающие мускулы, черные как смоль волосы), однако ни вид Мэта, ни ощущение от их соприкасающихся ладоней не внушали Кэролайн отвращения. Напротив, ей хотелось свернуться калачиком в его объятиях и обрести там защиту и душевный покой. И так же твердо, как то, что утром солнце поднимется над горизонтом, она знала: с ним она навсегда будет в полной безопасности.
— Ты не понимаешь, у меня тоже есть свой интерес, — мягко продолжал Мэт, и, когда смысл его слов дошел до Кэролайн, ее глаза расширились от удивления. Сердце начало странно, почти болезненно колотиться.
— Интерес?
Мэт улыбнулся ей в ответ чуть печальной и немного нервной улыбкой.
— Уж не думаешь ли ты, будто я только тем и занимаюсь, что целую каждую встречную поперечную женщину на своем пути, а? Расскажи мне все, Кэролайн, пожалуйста.
И она рассказала ему, хотя это повествование едва не разорвало ей сердце. Рассказала, как ее больной и дрожащий в лихорадке отец лежал на убогом тюфяке перед крошечным огнем, другого они не могли себе позволить. Поведала о скудной еде, которой она старалась поддержать его силы, беря себе самую малость и оставляя львиную долю ему. Рассказала, как невыносимо тяжело было видеть, что прямо на глазах угасает ее отец, и быть бессильной ему помочь. И, наконец, рассказала о Саймоне Денкере. Когда она заговорила о нем, голос Кэролайн звучал ровно, без эмоций.
На протяжении нескольких недель Кэролайн удавалось ускользать от него. И она решила, что со смертью отца навсегда избавилась от Денкера. Несмотря на печаль, терзавшую ее душу, она чувствовала огромное облегчение, что ей больше не придется страдать от преследования со стороны Саймона Денкера, чьи посягательства становились все более наглыми. Ей нужно было только забрать из квартиры Миллисент, свои вещи и вещи отца, и тогда она будет свободна как птица. Раньше свобода пугала Кэролайн, но теперь она оказалась перед лицом более страшной альтернативы — Саймоном Денкером.
Он ожидал Кэролайн в квартире, и, когда понял, что она собирается уехать, повалил ее на пол и пригвоздил своим телом. Кэролайн отчаянно сопротивлялась, но все ее усилия оказались тщетны. Быстро и грубо он овладел ею. Затем, самодовольно ухмыляясь, встал и направился к двери, оставив ее лежащей на полу в разодранном окровавленном платье. К своему ужасу, Кэролайн услышала, как он повернул ключ в замке. Когда она стала барабанить в дверь и кричать, чтобы он выпустил ее, Саймон ответил, дескать ей потребуется еще не один раз задирать перед ним юбки, чтобы расплатиться за долг. И что станет держать ее взаперти до тех пор, пока она ему не надоест. И только после этого, мол, она будет вольна идти на все четыре стороны.
Единственное окно в этой крошечной квартирке на четвертом этаже было слишком узким, чтобы выбраться через него наружу. Вздумай Кэролайн кричать о помощи, она, скорее, надорвала бы себе легкие, чем кто-то откликнулся на ее зов. Подобные крики слишком часто раздавались в их трущобах.
Поэтому Кэролайн стала ждать, когда Денкеру снова вздумается к ней прийти, а дождавшись, спряталась за дверью и нанесла ему сокрушительный удар ночным горшком по голове, от чего Саймон свалился и потерял сознание. После этого она подхватила Миллисент и свои вещи, тщательно заперла квартиру и поспешно ушла. Наемный экипаж доставил ее в порт, где «Голубка» готовилась к отплытию с утренним приливом.
Когда Кэролайн закончила свой рассказ, то обнаружила, что голова ее покоится на плече, а рука — на груди Мэта. Она взглянула на него, опасаясь прочесть в лице осуждение. Челюсти Мэта были плотно сжаты, а глаза отливали холодным стальным блеском. Но Кэролайн знала, что этот суровый блеск относился не к ней.
— Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось воспользоваться брошью? — с несчастным видом закончила Кэролайн. — У меня совсем не было денег, а Денкер непременно бросился бы меня разыскивать.
— Ты поступила абсолютно правильно. Если бы я узнал все это раньше, то аплодировал бы твоей храбрости, а не ругал тебя, как в день приезда.
— Храбрости? — Забыв на минуту о своих печалях, Кэролайн удивленно сощурилась.
— Да-да, именно храбрости. Каждый может потерпеть поражение от превосходящего по силам противника. Меня вот свалило же с ног это проклятое дерево! Но ты не просто потерпела поражение, ты блестяще сумела отомстить, используя то оружие, что оказалось под рукой, и в конечном счете одержала победу. Девочка моя, стукнуть этого негодяя по голове ночным горшком — лишь самая малость того, что он заслуживал за причиненное тебе зло. Но уверяю, он надолго запомнит тот день.
— Я тоже на это надеюсь.
Кэролайн содрогнулась и глубоко втянула в себя воздух. Затем, внезапно осознав, что она слишком уж удобно расположилась на его широкой груди, села и робко улыбнулась Мэту, изо всех сил стараясь вновь обрести уверенность в себе. Когда она снова заговорила, то постаралась придать своему голосу как можно больше оптимизма. Но чувствовалось, что жизнерадостность эта напускная.
— Я должна чем-нибудь смазать твои царапины. И, кроме того, мне действительно необходимо заняться наконец ужином. У нас есть пироги, которые принесли твои подруги, но мальчикам требуется что-нибудь еще.
Ладонь Мэта не отпускала ее руку, несмотря на то, что Кэролайн делала осторожные попытки высвободиться.
— Кэролайн!
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Ты больше не должна так к себе относиться. Когда ты позволяешь этому… этому недочеловеку настолько занимать твои мысли, то тем самым даешь ему огромную власть над собой, совершенно несоизмеримую с его действительным местом в твоей жизни. То, что с тобой произошло, не что иное, как ужасное, жестокое изнасилование, — но все это уже в прошлом. Чтобы излечиться от душевной травмы, пора прекратить думать об этом.
— Но я чувствую себя такой… распутной. — Кэролайн сделала это признание почти шепотом, наклонив голову и закрыв глаза. Стыд упорно не давал ей забыть о прошлом. Ее пальцы в это время бессознательно сжимали ладонь Мэта.
— Так ты чувствуешь себя распутной, да? — В его словах прозвучала какая-то странная резкость, которая заставила Кэролайн открыть глаза и с удивлением на него уставиться. — Из-за того, что с тобой сделали, совершили силой, из-за того, что ты абсолютно никак не могла предотвратить, ты еще чувствуешь себя распутной! — Мэт издал звук, одинаково похожий и на смех, и на фырканье. — Девочка моя, если хочешь услышать о том, что такое настоящее распутство, позволь мне рассказать об этом.
— Он взял тебя силой, да? Заставил тебя отдаться. Вот в чем все дело.
Кэролайн закрыла глаза, по ее телу пробежала дрожь. Снова вернулись ужасные воспоминания — и она была не в силах избавиться от них, точно так же, как не могла остановить подступавшие к глазам слезы.
— Мне так… стыдно, — прошептала она, отвернувшись от Мэта, когда почувствовала, что вот-вот заплачет. Соленые капли стекали из-под ресниц и беспрепятственно бежали вниз по щекам. Где-то над ее головой — Кэролайн не могла и не хотела открывать глаз — Мэт с шумом втянул в себя воздух.
— Тебе нечего стыдиться. — Он снова обнял ее, на сей раз с удивительной нежностью. Кэролайн чувствовала себя очень уютно в этом теплом наделсном кольце, а Мэт свободно откинулся на подушки и, потянув ее за собой, прижал к груди, так что она оказалась как в люльке.
— Не плачь, моя девочка. Ты ни в чем не виновата.
— Ты… я… я не выношу, когда до меня дотрагиваются… — Кэролайн зарылась лицом ему в грудь, при этом вцепившись в него руками, как в спасательный круг в кипящем водовороте реки. Она не рыдала, а тихо, без слов, плакала, прикрыв веки и ее лицо было мокрым от слез. — … Дотрагиваются мужчины. Но ты… ты можешь до меня дотрагиваться, и у меня не начинается рвота…
— А только истерика, — сухо пробормотал Мэт, и ее глаза моментально раскрылись.
— Это вовсе не смешно! — воскликнула Кэролайн, толкаясь руками и ногами, чтобы приподняться и сесть.
Мэт, обхватив ее обеими руками, не дал ей спрыгнуть с постели и убежать. Он держал ее не сильно, но достаточно крепко, чтобы удерживать возле себя.
— Поверь мне, я не смеюсь, — промолвил он, и по суровой складке вокруг рта Кэролайн поняла, что он говорит правду.
Она сделала еще одну, на сей раз слабую попытку освободиться, но Мэт не отпускал. Кэролайн не стала с ним бороться, просто продолжала сидеть рядом, так и не спустив с постели согнутые в коленях ноги и не высвободив руку из его ладоней. Сказать по правде, она и сама не знала, чего ей больше хочется: уйти или остаться с Мэтом. Кэролайн всей душой мечтала услышать от Мэта слова утешения и обрести душевный комфорт, но она боялась, что после своего признания стала внушать ему отвращение и презрение. Впрочем, даже если это и не так, ее собственного презрения хватило бы на двоих. Она чувствовала себя обесчещенной.
Тяжесть отчаяния стеснила грудь, когда Кэролайн поняла, что даже с Мэтом не в силах избежать того кошмара, который преследовал ее после Саймона Денкера.
— Мне лучше уйти: надо готовить ужин, и…
— Наплевать на ужин. — Его ладонь чуть сжала ей руку. — Ты могла бы рассказать мне, что произошло? Я думаю, это пойдет на пользу нам обоим.
— О, нет! Я не могу об этом говорить! — От одной мысли у Кэролайн начались спазмы в желудке.
— Может быть, тебе как раз нужно поговорить, чтобы снять душевную боль.
Кэролайн посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Он тоже не отрывал от нее глаз. Пальцы их рук переплелись между собой. Мэт лежал голый до самой талии, и вид у него был довольно мужественный (жесткая борода, выступающие мускулы, черные как смоль волосы), однако ни вид Мэта, ни ощущение от их соприкасающихся ладоней не внушали Кэролайн отвращения. Напротив, ей хотелось свернуться калачиком в его объятиях и обрести там защиту и душевный покой. И так же твердо, как то, что утром солнце поднимется над горизонтом, она знала: с ним она навсегда будет в полной безопасности.
— Ты не понимаешь, у меня тоже есть свой интерес, — мягко продолжал Мэт, и, когда смысл его слов дошел до Кэролайн, ее глаза расширились от удивления. Сердце начало странно, почти болезненно колотиться.
— Интерес?
Мэт улыбнулся ей в ответ чуть печальной и немного нервной улыбкой.
— Уж не думаешь ли ты, будто я только тем и занимаюсь, что целую каждую встречную поперечную женщину на своем пути, а? Расскажи мне все, Кэролайн, пожалуйста.
И она рассказала ему, хотя это повествование едва не разорвало ей сердце. Рассказала, как ее больной и дрожащий в лихорадке отец лежал на убогом тюфяке перед крошечным огнем, другого они не могли себе позволить. Поведала о скудной еде, которой она старалась поддержать его силы, беря себе самую малость и оставляя львиную долю ему. Рассказала, как невыносимо тяжело было видеть, что прямо на глазах угасает ее отец, и быть бессильной ему помочь. И, наконец, рассказала о Саймоне Денкере. Когда она заговорила о нем, голос Кэролайн звучал ровно, без эмоций.
На протяжении нескольких недель Кэролайн удавалось ускользать от него. И она решила, что со смертью отца навсегда избавилась от Денкера. Несмотря на печаль, терзавшую ее душу, она чувствовала огромное облегчение, что ей больше не придется страдать от преследования со стороны Саймона Денкера, чьи посягательства становились все более наглыми. Ей нужно было только забрать из квартиры Миллисент, свои вещи и вещи отца, и тогда она будет свободна как птица. Раньше свобода пугала Кэролайн, но теперь она оказалась перед лицом более страшной альтернативы — Саймоном Денкером.
Он ожидал Кэролайн в квартире, и, когда понял, что она собирается уехать, повалил ее на пол и пригвоздил своим телом. Кэролайн отчаянно сопротивлялась, но все ее усилия оказались тщетны. Быстро и грубо он овладел ею. Затем, самодовольно ухмыляясь, встал и направился к двери, оставив ее лежащей на полу в разодранном окровавленном платье. К своему ужасу, Кэролайн услышала, как он повернул ключ в замке. Когда она стала барабанить в дверь и кричать, чтобы он выпустил ее, Саймон ответил, дескать ей потребуется еще не один раз задирать перед ним юбки, чтобы расплатиться за долг. И что станет держать ее взаперти до тех пор, пока она ему не надоест. И только после этого, мол, она будет вольна идти на все четыре стороны.
Единственное окно в этой крошечной квартирке на четвертом этаже было слишком узким, чтобы выбраться через него наружу. Вздумай Кэролайн кричать о помощи, она, скорее, надорвала бы себе легкие, чем кто-то откликнулся на ее зов. Подобные крики слишком часто раздавались в их трущобах.
Поэтому Кэролайн стала ждать, когда Денкеру снова вздумается к ней прийти, а дождавшись, спряталась за дверью и нанесла ему сокрушительный удар ночным горшком по голове, от чего Саймон свалился и потерял сознание. После этого она подхватила Миллисент и свои вещи, тщательно заперла квартиру и поспешно ушла. Наемный экипаж доставил ее в порт, где «Голубка» готовилась к отплытию с утренним приливом.
Когда Кэролайн закончила свой рассказ, то обнаружила, что голова ее покоится на плече, а рука — на груди Мэта. Она взглянула на него, опасаясь прочесть в лице осуждение. Челюсти Мэта были плотно сжаты, а глаза отливали холодным стальным блеском. Но Кэролайн знала, что этот суровый блеск относился не к ней.
— Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось воспользоваться брошью? — с несчастным видом закончила Кэролайн. — У меня совсем не было денег, а Денкер непременно бросился бы меня разыскивать.
— Ты поступила абсолютно правильно. Если бы я узнал все это раньше, то аплодировал бы твоей храбрости, а не ругал тебя, как в день приезда.
— Храбрости? — Забыв на минуту о своих печалях, Кэролайн удивленно сощурилась.
— Да-да, именно храбрости. Каждый может потерпеть поражение от превосходящего по силам противника. Меня вот свалило же с ног это проклятое дерево! Но ты не просто потерпела поражение, ты блестяще сумела отомстить, используя то оружие, что оказалось под рукой, и в конечном счете одержала победу. Девочка моя, стукнуть этого негодяя по голове ночным горшком — лишь самая малость того, что он заслуживал за причиненное тебе зло. Но уверяю, он надолго запомнит тот день.
— Я тоже на это надеюсь.
Кэролайн содрогнулась и глубоко втянула в себя воздух. Затем, внезапно осознав, что она слишком уж удобно расположилась на его широкой груди, села и робко улыбнулась Мэту, изо всех сил стараясь вновь обрести уверенность в себе. Когда она снова заговорила, то постаралась придать своему голосу как можно больше оптимизма. Но чувствовалось, что жизнерадостность эта напускная.
— Я должна чем-нибудь смазать твои царапины. И, кроме того, мне действительно необходимо заняться наконец ужином. У нас есть пироги, которые принесли твои подруги, но мальчикам требуется что-нибудь еще.
Ладонь Мэта не отпускала ее руку, несмотря на то, что Кэролайн делала осторожные попытки высвободиться.
— Кэролайн!
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Ты больше не должна так к себе относиться. Когда ты позволяешь этому… этому недочеловеку настолько занимать твои мысли, то тем самым даешь ему огромную власть над собой, совершенно несоизмеримую с его действительным местом в твоей жизни. То, что с тобой произошло, не что иное, как ужасное, жестокое изнасилование, — но все это уже в прошлом. Чтобы излечиться от душевной травмы, пора прекратить думать об этом.
— Но я чувствую себя такой… распутной. — Кэролайн сделала это признание почти шепотом, наклонив голову и закрыв глаза. Стыд упорно не давал ей забыть о прошлом. Ее пальцы в это время бессознательно сжимали ладонь Мэта.
— Так ты чувствуешь себя распутной, да? — В его словах прозвучала какая-то странная резкость, которая заставила Кэролайн открыть глаза и с удивлением на него уставиться. — Из-за того, что с тобой сделали, совершили силой, из-за того, что ты абсолютно никак не могла предотвратить, ты еще чувствуешь себя распутной! — Мэт издал звук, одинаково похожий и на смех, и на фырканье. — Девочка моя, если хочешь услышать о том, что такое настоящее распутство, позволь мне рассказать об этом.
27
Кэролайн была прекрасна. Она сидела на краю постели, доверчиво обхватив руку Мэта своими тонкими хрупкими пальчиками. Ее черные, цвета воронова крыла, волосы, снова освобожденные от многочисленных шпилек и заколок, спадали ей на плечи и спину. Последние капли недавно пролитых слез трепетали на длинных ресницах, а когда она моргала, оставляли влажные следы на ее бледных щеках. Рот был нежным и казался уязвимым, а в глазах все еще мелькала тень воспоминаний и стыда, который они в ней пробуждали. Глаза излучали золотистый блеск, еще более усиливаемый застывшей в них влагой. Ее язык — тот самый язык, который, как оказалось, на вкус напоминал совсем не малину, а нечто гораздо более сладкое, — едва виднелся между губ, чуть раскрывшихся от удивления при его словах.
Он с трудом сдерживал ярость, думая о том человеке, который посмел причинить Кэролайн столько зла. Хотя Мэт был богобоязненным пуританином, но, попадись ему этот подонок, ни минуты не раздумывая, задушил бы его голыми руками. Но этот негодяй далеко и вряд ли когда-нибудь окажется в пределах его досягаемости. Можно лишь постараться помочь Кэролайн забыть ее боль.
Кэролайн. Красивая и неустрашимая Кэролайн. Мэт мысленно представил себе, как она с размаху обрушивает на голову своего насильника ночной горшок, и ему захотелось расхохотаться и одновременно завыть от горя, обливаясь слезами. В этом была вся Кэролайн, отважная и сильная духом, и вместе с тем такая уязвимая под жесткой броней, надетой, чтобы укрыться от людей. Сейчас, когда она с нетерпением ожидала, когда он начнет говорить, ее глаза смотрели так беззащитно. Голова чуть склонилась набок к изящной тонкой шее, что делало ее похожей на цветок, поникший после сильного ливня.
Мэт не мог повернуть время вспять и стереть из ее памяти то, что с ней сделали. Он все бы почти отдал, лишь бы иметь такую возможность, но это было нереально. В его силах помочь только своей откровенностью, открыть ей душу, как это сделала она. Поделиться с ней самыми заветными тайнами, о которых, как Мэту казалось, он никогда не расскажет ни одной живой душе.
— Что именно ты помнишь об Элизабет? — спросил Мэт, с минуту сосредоточенно думая, с чего лучше начать. Он не хотел еще больше расстраивать Кэролайн ненужными рассуждениями о ее сестре. И вместе с тем считал, что ей станет легче, если она все узнает.
Кэролайн часто заморгала.
— Да почти ничего, лишь отдельные эпизоды. Хотя Мэри многое мне рассказала.
Это его удивило. Он недовольно прищурился.
— А, так она уже насплетничала. Вот уж не думал, что Мэри на такое способна.
Кэролайн покачала головой.
— Скорее, она поведала то, о чем мне следовало знать.
— Она сказала тебе, что Элизабет была… не совсем в своем уме?
— Да.
— А она объяснила тебе, что одним из симптомов ее болезни была… ненасытная страсть к мужчинам? — Даже он не ожидал, что будет так нелегко об этом говорить. Как бы помягче сформулировать для нежных женских ушей, какой именно была Элизабет?
— Да.
Если раньше Мэт с некоторой долей раздражения подумал о жене Джеймса, решившей сплетничать по поводу его личных дел, то теперь он был даже признателен ей. Откровенность Мэри необыкновенно облегчила ему задачу.
— Вот и хорошо. Когда я впервые встретил Элизабет, мне и в голову не приходило, что она вовсе не была той невинной юной девушкой, какой казалась. Она жила с теткой в небольшом коттедже на земле, которая принадлежала… раньше принадлежала нам. И если бы гражданская война не ввергла нашу семью в нищету, наши с Элизабет жизненные пути, скорее всего, никогда бы не пересеклись. Поэтому можешь считать, что виновником всех дальнейших событий является твой дражайших король Чарльз. — Мэт подбросил Кэролайн эту шпильку, чтобы немного поддразнить, и был вознагражден легкой улыбкой. Но больше девушка никак не отреагировала, поэтому он продолжил: — Из-за стесненных обстоятельств мы вынуждены были заняться земледелием, и одно из принадлежавших нам полей находилось совсем рядом с их домиком. Почти каждый день, когда мы там работали, Элизабет выходила на улицу и наблюдала за нами. Тогда мне и в голову не приходило, что у нее… нездоровая тяга к мужскому полу. Она была старше меня, но я этого не знал. Кроме того, я не выглядел на свой возраст и вел себя соответственно. Хорошенькая, игривая, как прелестный котенок, Элизабет проявляла ко мне повышенный интерес.
— Я как последний идиот поддался ее чарам и… — Мэт замолчал, подыскивая подходящие слова, и в конце концов решил вообще не упоминать о том, что сделал, и сразу перейти к результатам содеянного. — … В общем, через некоторое время она сказала мне, что у нее будет ребенок. И я опять поступил как последний дурак, женившись на ней. — Мэт слегка улыбнулся, когда случайно всплывший в памяти эпизод на секунду развеял испытываемое им отвращение к самому себе. — Даже отправился к ее отцу просить ее руки, и именно так я познакомился с Марселлом Везерби. Где находилась в это время ты, я не знаю, но не помню, чтобы ты попадалась мне на глаза. «Такую бы я запомнил», — мысленно сказал себе Мэт.
— Когда я была маленькой, я жила с мамой, — уточнила Кэролайн. — Они с отцом поженились вскоре после того, как умерла мать Элизабет, но моей маме вскоре надоела такая жизнь, когда сегодня мы имели все, а назавтра уже перебивались с хлеба на воду, поэтому она взяла меня и вернулась в свой дом. Только после ее смерти отец приехал и забрал меня к себе.
Мэт кивнул.
— Это многое объясняет. А главное то, почему ты так не похожа на Элизабет. За это я от всей души возношу молитвы Господу. Позволь мне продолжить. Итак, вскоре я узнал, что ребенок, которого ждала Элизабет, был не от меня. Она просто использовала простофилю Мэта, чтобы скрыть таким образом свой грех.
Глаза Кэролайн расширились.
— Ты хочешь сказать, что Джон?..
Мэт покачал головой.
— Джон — мой сын, в этом я совершенно уверен. И Дэви тоже. Сроки совпадают — и к тому же их внешность. Хотя только по милости Божьей Элизабет не наплодила целый выводок незаконнорожденных детей. Несмотря на то, что мне приходилось следить за каждым ее шагом, я знаю: у нее были другие мужчины. Эта… пыталась даже соблазнить моих собственных братьев, — с горечью произнес он.
— Да, Мэри рассказывала мне об этом.
— Более милостивый! Существует ли что-нибудь, о чем Мэри тебе не рассказывала? А сама она, полагаю, узнала обо всем от Джеймса. Я и не подозревал, что у этого парня такой длинный язык. — Губы Мэта сжались от досады, что его личная жизнь стала достоянием совершенно посторонних людей. Хотя он был уверен, что, кроме Кэролайн, Мэри никому не раскрыла бы никаких секретов. Кроме того, Кэролайн была отнюдь не посторонней. Впрочем, этого Мэри знать не могла. Мэт отметил про себя поговорить в ближайшее время с Джеймсом относительно его привычки делиться с женой самыми интимными подробностями жизни их семейства.
— Но что же с тем ребенком?
— Вскоре после нашей свадьбы у Элизабет случился выкидыш. Я все равно считал бы ребенка своим, если бы она сама не призналась. Причем сделала это вовсе не из раскаяния, а чтобы побольнее ранить меня в приступе гнева, когда я отказался выполнить какую-то ее прихоть. Элизабет почти сразу же пожалела о своей откровенности, но было уже поздно: я прозрел и понял, наконец, что она собой представляет. О, как я возненавидел ее!
— И что же?
Мэт заколебался, затем решительно покачал головой.
— Я не будут называть ее такими словами. В конце концов, Элизабет была моей женой и матерью моих детей. Когда я перевез ее и своих братьев сюда, то надеялся, что мы сможем начать все сначала. Но она стала вести себя еще хуже.
— И ты еще укоряешь себя? Я считаю, ты вел себя очень благородно, учитывая обстоятельства.
С минуту Мэт молчал, пытаясь справиться с внезапно охватившей его щемящей тоской, которую никогда не испытывал раньше. Кэролайн выглядела такой юной и наивной, когда, чуть наклонив набок голову, сидела с ним рядом и с живым интересом, забыв про слезы, слушала его рассказ. На мгновение у Мэта мелькнула соблазнительная мысль: а что, если сохранить в тайне то постыдное, что мучило его больше всего? Но сразу отбросил ее: для блага же Кэролайн ей необходимо знать, какой он отъявленный грешник, достойный лишь жалости и презрения. Тогда как сама она скорее жертва, нежели предавшаяся пороку грешница и, в отличие от него, совершенно невинна.
— Малышка, ты еще не слышала самого страшного, — мягко проговорил Мэт и, прежде чем продолжить, крепче сжал ее руку, как бы инстинктивно ища у Кэролайн поддержки. Нежная, словно лепесток розы, кожа ее ладони была шелковистой на ощупь, пальцы тонкими и хрупкими. Кэролайн с нетерпением ждала, когда же он вновь заговорит, не отрывая от его лица широко раскрытых глаз. Мэт ужасно боялся, что выражение их изменится, когда девушка узнает правду, — и все равно желал, чтобы она ее узнала. Открыть ей всю свою подноготную — вот единственное болеутоляющее лекарство, которое он мог предложить израненной душе Кэролайн.
— Так расскажи же мне.
Мэт проглотил слюну, пытаясь смягчить внезапно пересохшее горло.
— Понимаешь, я ведь все-таки зачал с Элизабет своих сыновей. И несмотря на то, что видел в ней блудницу и сумасшедшую, несмотря на то, что ее душа отталкивала меня с той же силой, с какой меня влекла к себе ее плоть, я все равно делил с ней супружеское ложе. Причем намного чаще, чем потребовалось бы для того, чтобы зачать двоих детей. Элизабет всячески насмехалась за эту мою слабость, нарочно щеголяла передо мной обнаженной, и я не мог устоять. И лишь проснувшись наутро после той ночи, когда был зачат Дэви, и увидев, как она, пьяная, потешается надо мной, я дал себе клятву не приближаться к ней больше ни на шаг. Хотя это не Бог весть какая доблесть, все же не могу поставить себе в заслугу даже ее. Должен сознаться, я не притрагивался к Элизабет прежде всего потому, что ее тело после всего этого стало внушать мне отвращение.
По мере того, как Мэт говорил, глаза Кэролайн все больше расширялись и темнели, а ресницы трепетали все сильнее, однако он не мог с уверенностью сказать, о чем она думала все это время. Теперь, замолчав, Мэт неотрывно следил за выражением ее лица, внутренне сжавшись от мучившей его тревоги и надеясь, что ничем не выдал своего состояния. Только почувствовав, как ее рука шевельнулась в его ладони, он понял, насколько крепко сжимал ее пальчики. Счастье еще, что не переломил ей ни одну косточку.
— Ну? — Голос Мэта, помимо его желания, прозвучал довольно резко. И, увидев, что Кэролайн все так же молча смотрит на него, мужчина почувствовал страх.
В этот миг ее ресницы вновь затрепетали. Она провела языком по пересохшим губам.
— Элизабет была твоей женой, — наконец сказала Кэролайн и сжала его пальцы. — Ты имел полное право так поступать.
Глаза Мэта потемнели.
— Угу, согласен. И все же я обладал только юридическим правом, но отнюдь не моральным. Мне становится дурно при мысли об этом.
— Точно так же, как мне, стоит подумать о Саймоне Денкере.
— А, так вот как звали этого проклятого ублюдка! С сегодняшнего дня я буду ежедневно молить Бога, чтобы он отправил его прямиком в ад!
Едва заметная улыбка тронула губы Кэролайн.
— Такой примерный «круглоголовый», как ты, не должен произносить подобных проклятий.
— Будем считать, что это от полноты чувств. Кроме того, надо говорить «пуританин», покорнейше прошу учесть это на будущее.
И они улыбнулись друг другу. Мэт почувствовал, будто с него свалилась тяжкая ноша, которую он таскал на себе все эти годы. Кэролайн не выказала ни капли презрения по поводу его порока, так, может, и ему стоит прекратить презирать себя.
— Итак, теперь между нами не осталось секретов, — произнес Мэт, держа ладонь Кэролайн и разглядывая ее тонкие пальцы.
— Да, — согласилась она. Спустя минуту девушка высвободила свою ладонь из его руки и встала с постели.
Мэт непонимающе взглянул на нее, но не стал удерживать. Кэролайн стоило немалых усилий раскрыть перед ним душу. И теперь, словно застенчивый цветок, она должна хотя бы ненадолго снова закрыться. Мэт понимал, что нельзя насильно заставлять ее делать то, к чему девушка в данный момент еще не была готова.
Он с трудом сдерживал ярость, думая о том человеке, который посмел причинить Кэролайн столько зла. Хотя Мэт был богобоязненным пуританином, но, попадись ему этот подонок, ни минуты не раздумывая, задушил бы его голыми руками. Но этот негодяй далеко и вряд ли когда-нибудь окажется в пределах его досягаемости. Можно лишь постараться помочь Кэролайн забыть ее боль.
Кэролайн. Красивая и неустрашимая Кэролайн. Мэт мысленно представил себе, как она с размаху обрушивает на голову своего насильника ночной горшок, и ему захотелось расхохотаться и одновременно завыть от горя, обливаясь слезами. В этом была вся Кэролайн, отважная и сильная духом, и вместе с тем такая уязвимая под жесткой броней, надетой, чтобы укрыться от людей. Сейчас, когда она с нетерпением ожидала, когда он начнет говорить, ее глаза смотрели так беззащитно. Голова чуть склонилась набок к изящной тонкой шее, что делало ее похожей на цветок, поникший после сильного ливня.
Мэт не мог повернуть время вспять и стереть из ее памяти то, что с ней сделали. Он все бы почти отдал, лишь бы иметь такую возможность, но это было нереально. В его силах помочь только своей откровенностью, открыть ей душу, как это сделала она. Поделиться с ней самыми заветными тайнами, о которых, как Мэту казалось, он никогда не расскажет ни одной живой душе.
— Что именно ты помнишь об Элизабет? — спросил Мэт, с минуту сосредоточенно думая, с чего лучше начать. Он не хотел еще больше расстраивать Кэролайн ненужными рассуждениями о ее сестре. И вместе с тем считал, что ей станет легче, если она все узнает.
Кэролайн часто заморгала.
— Да почти ничего, лишь отдельные эпизоды. Хотя Мэри многое мне рассказала.
Это его удивило. Он недовольно прищурился.
— А, так она уже насплетничала. Вот уж не думал, что Мэри на такое способна.
Кэролайн покачала головой.
— Скорее, она поведала то, о чем мне следовало знать.
— Она сказала тебе, что Элизабет была… не совсем в своем уме?
— Да.
— А она объяснила тебе, что одним из симптомов ее болезни была… ненасытная страсть к мужчинам? — Даже он не ожидал, что будет так нелегко об этом говорить. Как бы помягче сформулировать для нежных женских ушей, какой именно была Элизабет?
— Да.
Если раньше Мэт с некоторой долей раздражения подумал о жене Джеймса, решившей сплетничать по поводу его личных дел, то теперь он был даже признателен ей. Откровенность Мэри необыкновенно облегчила ему задачу.
— Вот и хорошо. Когда я впервые встретил Элизабет, мне и в голову не приходило, что она вовсе не была той невинной юной девушкой, какой казалась. Она жила с теткой в небольшом коттедже на земле, которая принадлежала… раньше принадлежала нам. И если бы гражданская война не ввергла нашу семью в нищету, наши с Элизабет жизненные пути, скорее всего, никогда бы не пересеклись. Поэтому можешь считать, что виновником всех дальнейших событий является твой дражайших король Чарльз. — Мэт подбросил Кэролайн эту шпильку, чтобы немного поддразнить, и был вознагражден легкой улыбкой. Но больше девушка никак не отреагировала, поэтому он продолжил: — Из-за стесненных обстоятельств мы вынуждены были заняться земледелием, и одно из принадлежавших нам полей находилось совсем рядом с их домиком. Почти каждый день, когда мы там работали, Элизабет выходила на улицу и наблюдала за нами. Тогда мне и в голову не приходило, что у нее… нездоровая тяга к мужскому полу. Она была старше меня, но я этого не знал. Кроме того, я не выглядел на свой возраст и вел себя соответственно. Хорошенькая, игривая, как прелестный котенок, Элизабет проявляла ко мне повышенный интерес.
— Я как последний идиот поддался ее чарам и… — Мэт замолчал, подыскивая подходящие слова, и в конце концов решил вообще не упоминать о том, что сделал, и сразу перейти к результатам содеянного. — … В общем, через некоторое время она сказала мне, что у нее будет ребенок. И я опять поступил как последний дурак, женившись на ней. — Мэт слегка улыбнулся, когда случайно всплывший в памяти эпизод на секунду развеял испытываемое им отвращение к самому себе. — Даже отправился к ее отцу просить ее руки, и именно так я познакомился с Марселлом Везерби. Где находилась в это время ты, я не знаю, но не помню, чтобы ты попадалась мне на глаза. «Такую бы я запомнил», — мысленно сказал себе Мэт.
— Когда я была маленькой, я жила с мамой, — уточнила Кэролайн. — Они с отцом поженились вскоре после того, как умерла мать Элизабет, но моей маме вскоре надоела такая жизнь, когда сегодня мы имели все, а назавтра уже перебивались с хлеба на воду, поэтому она взяла меня и вернулась в свой дом. Только после ее смерти отец приехал и забрал меня к себе.
Мэт кивнул.
— Это многое объясняет. А главное то, почему ты так не похожа на Элизабет. За это я от всей души возношу молитвы Господу. Позволь мне продолжить. Итак, вскоре я узнал, что ребенок, которого ждала Элизабет, был не от меня. Она просто использовала простофилю Мэта, чтобы скрыть таким образом свой грех.
Глаза Кэролайн расширились.
— Ты хочешь сказать, что Джон?..
Мэт покачал головой.
— Джон — мой сын, в этом я совершенно уверен. И Дэви тоже. Сроки совпадают — и к тому же их внешность. Хотя только по милости Божьей Элизабет не наплодила целый выводок незаконнорожденных детей. Несмотря на то, что мне приходилось следить за каждым ее шагом, я знаю: у нее были другие мужчины. Эта… пыталась даже соблазнить моих собственных братьев, — с горечью произнес он.
— Да, Мэри рассказывала мне об этом.
— Более милостивый! Существует ли что-нибудь, о чем Мэри тебе не рассказывала? А сама она, полагаю, узнала обо всем от Джеймса. Я и не подозревал, что у этого парня такой длинный язык. — Губы Мэта сжались от досады, что его личная жизнь стала достоянием совершенно посторонних людей. Хотя он был уверен, что, кроме Кэролайн, Мэри никому не раскрыла бы никаких секретов. Кроме того, Кэролайн была отнюдь не посторонней. Впрочем, этого Мэри знать не могла. Мэт отметил про себя поговорить в ближайшее время с Джеймсом относительно его привычки делиться с женой самыми интимными подробностями жизни их семейства.
— Но что же с тем ребенком?
— Вскоре после нашей свадьбы у Элизабет случился выкидыш. Я все равно считал бы ребенка своим, если бы она сама не призналась. Причем сделала это вовсе не из раскаяния, а чтобы побольнее ранить меня в приступе гнева, когда я отказался выполнить какую-то ее прихоть. Элизабет почти сразу же пожалела о своей откровенности, но было уже поздно: я прозрел и понял, наконец, что она собой представляет. О, как я возненавидел ее!
— И что же?
Мэт заколебался, затем решительно покачал головой.
— Я не будут называть ее такими словами. В конце концов, Элизабет была моей женой и матерью моих детей. Когда я перевез ее и своих братьев сюда, то надеялся, что мы сможем начать все сначала. Но она стала вести себя еще хуже.
— И ты еще укоряешь себя? Я считаю, ты вел себя очень благородно, учитывая обстоятельства.
С минуту Мэт молчал, пытаясь справиться с внезапно охватившей его щемящей тоской, которую никогда не испытывал раньше. Кэролайн выглядела такой юной и наивной, когда, чуть наклонив набок голову, сидела с ним рядом и с живым интересом, забыв про слезы, слушала его рассказ. На мгновение у Мэта мелькнула соблазнительная мысль: а что, если сохранить в тайне то постыдное, что мучило его больше всего? Но сразу отбросил ее: для блага же Кэролайн ей необходимо знать, какой он отъявленный грешник, достойный лишь жалости и презрения. Тогда как сама она скорее жертва, нежели предавшаяся пороку грешница и, в отличие от него, совершенно невинна.
— Малышка, ты еще не слышала самого страшного, — мягко проговорил Мэт и, прежде чем продолжить, крепче сжал ее руку, как бы инстинктивно ища у Кэролайн поддержки. Нежная, словно лепесток розы, кожа ее ладони была шелковистой на ощупь, пальцы тонкими и хрупкими. Кэролайн с нетерпением ждала, когда же он вновь заговорит, не отрывая от его лица широко раскрытых глаз. Мэт ужасно боялся, что выражение их изменится, когда девушка узнает правду, — и все равно желал, чтобы она ее узнала. Открыть ей всю свою подноготную — вот единственное болеутоляющее лекарство, которое он мог предложить израненной душе Кэролайн.
— Так расскажи же мне.
Мэт проглотил слюну, пытаясь смягчить внезапно пересохшее горло.
— Понимаешь, я ведь все-таки зачал с Элизабет своих сыновей. И несмотря на то, что видел в ней блудницу и сумасшедшую, несмотря на то, что ее душа отталкивала меня с той же силой, с какой меня влекла к себе ее плоть, я все равно делил с ней супружеское ложе. Причем намного чаще, чем потребовалось бы для того, чтобы зачать двоих детей. Элизабет всячески насмехалась за эту мою слабость, нарочно щеголяла передо мной обнаженной, и я не мог устоять. И лишь проснувшись наутро после той ночи, когда был зачат Дэви, и увидев, как она, пьяная, потешается надо мной, я дал себе клятву не приближаться к ней больше ни на шаг. Хотя это не Бог весть какая доблесть, все же не могу поставить себе в заслугу даже ее. Должен сознаться, я не притрагивался к Элизабет прежде всего потому, что ее тело после всего этого стало внушать мне отвращение.
По мере того, как Мэт говорил, глаза Кэролайн все больше расширялись и темнели, а ресницы трепетали все сильнее, однако он не мог с уверенностью сказать, о чем она думала все это время. Теперь, замолчав, Мэт неотрывно следил за выражением ее лица, внутренне сжавшись от мучившей его тревоги и надеясь, что ничем не выдал своего состояния. Только почувствовав, как ее рука шевельнулась в его ладони, он понял, насколько крепко сжимал ее пальчики. Счастье еще, что не переломил ей ни одну косточку.
— Ну? — Голос Мэта, помимо его желания, прозвучал довольно резко. И, увидев, что Кэролайн все так же молча смотрит на него, мужчина почувствовал страх.
В этот миг ее ресницы вновь затрепетали. Она провела языком по пересохшим губам.
— Элизабет была твоей женой, — наконец сказала Кэролайн и сжала его пальцы. — Ты имел полное право так поступать.
Глаза Мэта потемнели.
— Угу, согласен. И все же я обладал только юридическим правом, но отнюдь не моральным. Мне становится дурно при мысли об этом.
— Точно так же, как мне, стоит подумать о Саймоне Денкере.
— А, так вот как звали этого проклятого ублюдка! С сегодняшнего дня я буду ежедневно молить Бога, чтобы он отправил его прямиком в ад!
Едва заметная улыбка тронула губы Кэролайн.
— Такой примерный «круглоголовый», как ты, не должен произносить подобных проклятий.
— Будем считать, что это от полноты чувств. Кроме того, надо говорить «пуританин», покорнейше прошу учесть это на будущее.
И они улыбнулись друг другу. Мэт почувствовал, будто с него свалилась тяжкая ноша, которую он таскал на себе все эти годы. Кэролайн не выказала ни капли презрения по поводу его порока, так, может, и ему стоит прекратить презирать себя.
— Итак, теперь между нами не осталось секретов, — произнес Мэт, держа ладонь Кэролайн и разглядывая ее тонкие пальцы.
— Да, — согласилась она. Спустя минуту девушка высвободила свою ладонь из его руки и встала с постели.
Мэт непонимающе взглянул на нее, но не стал удерживать. Кэролайн стоило немалых усилий раскрыть перед ним душу. И теперь, словно застенчивый цветок, она должна хотя бы ненадолго снова закрыться. Мэт понимал, что нельзя насильно заставлять ее делать то, к чему девушка в данный момент еще не была готова.