Джулиан, который, как и я, ловил каждое слово, тут же наполнил бокал.
   — Я думаю, этой бутылки уже, никто не хватится, — с улыбкой заметил он.
   — Благодарю. — Рози взяла у него полный бокал.
   — И что из этого вышло? — спросил я.
   — Я католичка. Уже живя у Гарри, я поняла, что беременна. Гарри орал не своим голосом, требуя, чтобы я сделала аборт, но я наотрез отказалась. Не хотела я делать аборт и обрекать свою душу на вечные муки. Гарри пригрозил вышвырнуть меня на улицу. Тогда я пошла в нашу церковь к отцу О'Брайену. Священник переговорил с Гарри. Напомнил, что мне еще нет семнадцати и он может заявить в полицию. Тогда Гарри пришлось бы долго сидеть за решеткой. Но куда больше его напугало другое: как бы про его проделки не узнала тетя Лайла. Он опасался, что та разведется с ним и опозорит на весь мир. Я родила в гарлемской больнице, а церковь устроила ребенка в приют. Я никогда его не видела, но Гарри оплатил все расходы. Потом он вновь поселил меня в квартире на Седьмой авеню, где я и жила, пока он не спутался с твоей девушкой. Но к тому времени меня это уже не волновало. Я сама зарабатывала на жизнь, уже сделала себе имя и могла послать его куда подальше. Узнав, что он женился, я отправила ему пару фотографий, на которых нас засняли трахающимися. В качестве свадебного подарка. Гарри ужасно разозлился, потому что я послала еще и копию свидетельства о рождении ребенка, в котором он указан как отец. Гарри перевел мне тысячу долларов, чтобы получить от меня негативы и свидетельство о рождении, но я их ему так и не отправила.
   — Господи! — вырвалось у меня. Бадди повернулся ко мне.
   — Пока Рози мне не сказала, я ничего не знал о ребенке. Но всегда чувствовал, что Гарри — отъявленный мерзавец.
   — Все равно с этим покончено. — Я сжал руку Рози. — Спасибо, что рассказала.
   — Возможно, я смогу тебе помочь, — продолжала она. — Я отдам тебе все негативы и копию свидетельства о рождении ребенка. Гарри просто выпрыгнет из штанов от злости. Тем более что Китти вскоре должна родить. Я знаю об этом от смотрителя дома, он мой приятель. Мы переписываемся, и он сообщает мне все новости, касающиеся Гарри.
   — А какая мне будет польза от негативов и свидетельства? — спросил я.
   — Чего сейчас об этом рассуждать? — пожал плечами Бадди. — Бери, раз дают. Вдруг они когда-нибудь пригодятся.
   Я вновь посмотрел на Рози.
   — Спасибо тебе. Большое спасибо.
   — Можешь не благодарить. Лучше вы с Бадди пригласите меня сегодня вечером на обед. Я знаю ресторан, где отлично жарят мясо.
   — Считай, что уже пригласили! — воскликнул Бадди, прежде чем я успел открыть рот.
   — Разумеется, пригласили, — кивнул я.

ГЛАВА 17

   Нас засосала рутина. Каждые три месяца новый взвод новобранцев появлялся у ворот фабрики, и мы с Бадди учили их тому же, что и прежних. Мы оба надеялись, что нас отправят за океан, но армия имела на этот счет свое мнение. Мы подавали рапорты о переводе, но всякий раз получали приказ оставаться в Детройте. Похоже, майор, командовавший училищем при заводе джипов, полагал, что лучше нас инструкторов нет. Тогда я понятия не имел о том, что Бадди отдает майору двадцать пять процентов своих карточных выигрышей. Но майор получил звание подполковника и убыл к новому месту службы, а на его место пришел говнюк-капитан. Ему мы уже не казались незаменимыми, но сразу он нас вышвырнуть не смог. На это ему потребовалось почти два года.
   Бадди думал, что нас отправят в Пирл-Харбор, но ошибся. Наш бывший командир, майор, ставший подполковником, а потом и полковником, воспользовался своими связями и перевел нас в Париж, к себе поближе. К сентябрю 1944 года де Голль уже контролировал всю Францию. О дате отплытия нас известили за две недели, и мы решили устроить прощальную вечеринку.
   Лерою наша идея понравилась. Гулять, так гулять, сказал он и пригласил весь наш взвод на обед с барбекю, пивом и бесплатным шоу в своем клубе. Он все так распланировал, чтобы закончить вечеринку к одиннадцати, и пообещал капитану, что в половине двенадцатого солдаты будут в казарме. Иначе и не получалось, ведь к полуночи в клубе собирались завсегдатаи. Лерой знал, что деньги, потраченные на вечеринку, окупятся сторицей. В «Амстердам ньюс» он дал рекламное объявление, в котором извещал черный мир о том, как он заботится о наших солдатах. Клуб в этом объявлении назывался «Путь на сцену». Конечно, в рекламном объявлении не указывалось, что второй такой вечеринки не будет. Лерой смеялся, показывая нам номер нью-йоркской газеты с его объявлением.
   — Почему нет? В Нью-Йорке никто ничего не знает о Детройте. Они думают, что это маленькая деревня.
   В субботу, за день перед вечеринкой, я получил увольнительную на весь день и позвонил Кэролайн в Гросс-Пойнт, чтобы сказать, что очень хочу повидаться с ней.
   — Возможно, мы сумеем встретиться сегодня в моей квартире. Лерой сказал мне, что проведет ночь в клубе. Я дам ему знать, что тоже не приеду домой, так как мне надо подогнать документацию.
   — Ты уверена, что он не застукает нас?
   — Не говори глупостей. Неужели ты думаешь, что Лерой будет в клубе? Он поедет за город к одной из своих шлюх. Только там он может выпустить пар.
   Я помолчал. Безумный мир. Но мои размышления прервал голос Кэролайн.
   — Я знаю, что тебя переводят в Париж. Я работала там три года. Одному из моих лучших друзей принадлежит стриптиз-клуб в Клиши. Мой друг — француз, но он в совершенстве владеет английским и поможет тебе освоиться на новом месте.
   — На хрен он мне нужен, — ответил я, буквально чувствуя в трубке жар ее дыхания. Кэролайн рассмеялась.
   — Как скажешь, но я все равно скажу тебе его фамилию и название клуба. Вдруг тебе понадобится там надежный человек.
   Я постучал в дверь Кэролайн в начале десятого. В винном магазине неподалеку от ее дома я купил бутылку «Дом Периньон». Продавали ее в ведерке со льдом, украшенном красной лентой и обернутом целлофаном, из ведерка торчало только горлышко. Этим Гросс-Пойнт отличался от Детройта, где даже в центре продавалось шампанское только американского производства, и уж конечно, бутылку не стали бы ставить в ведерко со льдом.
   Дверь открылась. Я не сумею описать, как выглядело платье Кэролайн. Могу сказать лишь одно: на публике в таком не появляются. Сквозь струящийся прозрачный материал я видел все — от алых сосков до пупка и мягких завитков темно-русых волос над «киской». Руки у меня задрожали, и я едва не выронил ведерко со льдом и бутылкой.
   В квартирке Кэролайн я уже бывал и, переступая порог, всегда воображал себя миллионером. А как еще прикажете чувствовать себя в окружении прекрасных картин, старинной мебели, персидских ковров? На этот раз в воздухе стоял божественный аромат жарящегося стейка.
   Кэролайн поцеловала меня.
   — Шампанское мог бы и не покупать. Особенно «Дом Периньон». Пятьдесят долларов за бутылку! В армии ты в месяц получаешь меньше.
   Я рассмеялся.
   — Я тут скопил приличную сумму. Тратить-то их не на что, только на кино да на пиво.
   — Но я слышала, Кларенс тут неплохо заработал. В клубе он бывает чуть ли не каждый уик-энд. Лерой говорит, что он отменно играет в покер. И практически каждый раз остается в выигрыше. — Кэролайн улыбалась, открывая бутылку. Пробка выскочила, и шампанское хлынуло ей на руки, прежде чем она успела подставить бокал.
   — Не умею я открывать шампанское. Обычно этим занимается Лерой.
   — А я вот никогда не открывал бутылку шампанского, — признался я.
   Она наполнила два бокала.
   — Мне будет тебя недоставать, — вырвалось у меня.
   — Мне тоже. — Кэролайн пригубила шампанское. — На ужин у нас сегодня стейк с жареной картошкой. Сначала поедим, а потом займемся любовью.
   В казарму я вернулся в шесть утра. Как обычно по воскресеньям, большая часть взвода в это время завтракала. После завтрака начиналась служба. Те, кто не ходил в церковь, садились на автобус и уезжали в Детройт. Слонялись по городу, шли в кино или старались познакомиться с девушками. Для этого достаточно было встать на углу неподалеку от церкви. Большую часть прихожан составляли девушки и молодые женщины, чьи мужья или ухажеры отправились на войну. Кто-то из них обязательно заговаривал со служивым. Женщины тоже страдали от одиночества и хотели провести воскресенье в веселой компании.
   Я удивился, увидев, что Бадди сидит на своей койке.
   — Что ты тут делаешь? Я думал, ты проведешь ночь у Рози.
   Он покачал головой.
   — Мне везло в картах. К Рози я даже не поехал. Я выиграл много денег и думаю, что кузену Лерою это не понравилось. Он не возражает, если я выигрываю пару сотенных, но сегодня ночью я унес больше трех «штук». И теперь не знаю, что делать.
   — Выход у тебя один. Верни их Лерою. Скажи, что играл ради удовольствия. И не стремился оставить его без денег.
   — Если я это сделаю, он меня убьет. Лерой — парень гордый. Такой обиды он мне не простит.
   Я задумался.
   — Мы же скоро отплываем. Вот и скажи Лерою, что не хочешь брать с собой такие деньги, и попроси его инвестировать их для тебя. Сделай упор на то, что у тебя никогда не было таких денег и ты не знаешь, как ими распорядиться.
   Бадди поднял голову.
   — Ты думаешь, он на это клюнет?
   — Обязательно. В конце концов он твой кузен и любит тебя. Если ты скажешь ему эти слова, он еще больше тебя зауважает.
   — Но три «штуки»... — Расставаться с деньгами Бадди ой как не хотелось.
   — Ты это переживешь. Кэролайн назвала мне одного человека в Париже, который позаботится о нас. Этому французу принадлежит стриптиз-клуб в Клиши, такой же, как у Лероя.
   Бадди вопросительно посмотрел на меня.
   — И когда она тебе его назвала?
   — Довольно-таки давно. — Я понял, что прокололся. — Точно не помню.
   — Когда ты видел ее в последний раз? — не отставал Бадди. По следу он шел, как ищейка.
   — Не помню, — ответил я, покраснев, словно помидор.
   — Рози говорила мне, что ты трахаешь Кэролайн, но я ей не верил. Она даже сказала, что Джулиан поделился с ней кое-какими подробностями о той первой ночи, которую ты провел в доме Лероя. Ну и говнюк же ты! Или ты не знаешь, что Лерой, если б застукал вас, замочил не только тебя и Кэролайн, но и меня?
   — Я очень сожалею. — Меня действительно терзало чувство вины. Я не решался встретиться взглядом с Бадди. — Я никому не хотел причинять вреда.
   — То же самое сказал Адам, — Бадди заговорил, как проповедник, — когда Господь вышвырнул его из рая.
   — Но он ушел с Евой. — Я рассмеялся. — А я не беру ее с собой. Так что рай Лероя остается в неприкосновенности.
   — Ну ты и нахал. А я-то держал тебя за тихоню-кайка. — Бадди поднялся. — Как насчет завтрака?
   В следующий уик-энд мы отобедали с Лероем, Кэролайн и Рози, а двумя днями позже отправились в Филадельфию, чтобы загрузиться на корабль, отплывающий в Европу.

Книга третья
Франция — три франка за литр

ГЛАВА 1

   Ноябрьский Париж ничем не напоминал город, о котором слагали песни. Нас он встретил холодом и дождем. Иной раз дождь переходил в град и снег. Замерзшие капельки больно кололи кожу. Это в Штатах шел или дождь, или снег. Никогда я так не мерз, как по прибытии в Париж.
   Но, как выяснилось, причин жаловаться у меня не было. Холодные месяцы мы коротали в теплых казармах, а не в засыпанных снегом окопах, которые видели в информационных роликах о сражениях с немцами.
   Мы понимали, что на фронте идут тяжелые бои, и по состоянию джипов, которые привозили нам для ремонта. Работали мы круглосуточно, в три смены, чтобы привести машины в рабочее состояние и вновь отправить на фронт. Но многие джипы ремонту не подлежали. Их отправляли на большой пустырь за казармами, превращенный в свалку.
   Бадди, произведенный в старшие сержанты, занялся организацией досуга. И вскоре каждый вечер в казарме играли как в кости, так и в покер. Игра велась по-честному. Это Бадди перенял от своего кузена Лероя. Сам он не играл, получая пять процентов с каждого выигрыша. Поскольку на ремонтной базе работали больше двухсот солдат, мини-казино имело приличные обороты.
   Как-то утром Бадди еще до завтрака подошел к моей койке. Он рассказал, что прошлым вечером у него состоялся разговор с другим старшим сержантом. Тот хотел, чтобы Бадди отдавал ему двадцать пять процентов своей доли. В противном случае он пообещал поднять шум и прикрыть всю лавочку. Бадди взял его в долю. Поэтому мини-казино продолжило работу. Кто хотел, тот весело проводил время, а Бадди и старший сержант неплохо на этом зарабатывали.
   Я же нашел для себя другие развлечения. Я встретился с человеком, которого порекомендовала мне Кэролайн, Полем Ренаром. Он полностью соответствовал своей фамилии (Renard, как я выяснил, по-французски — лиса). И он действительно напоминал лису. Как внешне, так и по поведению. Умный, хваткий, не упускавший открывающихся перед ним возможностей. Он и Кэролайн встретились в «Мулен Руж», где Поль Ренар работал менеджером. А на стороне он вел дела многих девушек. Они все доверяли ему, потому что видели в нем своего: Поль был гомосексуалистом. Именно он познакомил Кэролайн с Лероем. Поначалу Кэролайн беспокоилась, что они не смогут жить вместе, но Ренар заверил ее, что все будет в лучшем виде. Он знал, какие у Лероя связи в Америке и как он богат, а потому посоветовал Кэролайн не обращать внимания на различия в цвете кожи. В конце концов во Франции Джозефину Бейкер[29] любили многие, черные и белые, и она любила их всех. Во французской артистической тусовке цвет кожи не имел никакого значения. Поль заверил Кэролайн, что Лерой даст ей все, что она только пожелает. Если она выйдет за него замуж, сбудутся все ее мечты. Они оставались друзьями, и Кэролайн написала Полю обо мне, предупредив, что я появлюсь в его клубе.
   Война открыла перед Полем новые горизонты, Он покинул «Мулен Руж» и нашел два приносящих прибыль кабаре, владельцев которых призвали во французскую армию. Одно находилось в Клиши, второе — на Монмартре. Кабаре эти ориентировались преимущественно на семейные пары, но Ренар перепрофилировал их в соответствии с велениями времени. Клуб на Монмартре получил название «Страсти Монмартра». Основными посетителями были новые туристы, то есть солдаты. Каждый вечер там показывали стриптиз. Выступающие на сцене девушки не отказывались ни от шампанского, ни от секса.
   Кабаре в Клиши ориентировалось на гомосексуалистов, ту среду, в которой вращался Поль. Шоу немногим отличалось от монмартрского, только девушки были красивее и умнее. Они с удовольствием принимали от посетителей бокал шампанского, но о сексуальных услугах в этом респектабельном заведении не могло быть и речи. Второй свой клуб Поль Ренар назвал «Голубая нота». Поль первым стал заводить пластинки в антрактах между отделениями шоу. И приветствовал танцы под льющуюся из динамиков музыку. Мужчины могли танцевать с мужчинами, женщины — с женщинами, мужчины — с женщинами, каждый имел право на собственный выбор. И лишь когда в клуб стали приходить американские солдаты, работавшие на заводе «Ситроен», где ремонтировались джипы, Поль Ренар внес определенные изменения в жизнь «Голубой ноты». Большинство американцев понятия не имели, что здесь собираются голубые, поэтому Поль просто разделил зал надвое широким проходом, который шел от дверей к сцене. Геи занимали левую половину. Бисексуалы — правую. И Поль разрешал посетителям самим определяться с той половиной зала, в которой они хотели бы провести вечер. Сами видите, он проявлял ангельскую терпимость.
   Я познакомился с Полем в начале декабря. Бадди и я первый раз получили увольнительную на уик-энд. Мы кружили на джипе по Парижу, заглядывая в разные бистро и бары. Прежде всего мы обнаружили, что все очень дорого. Везде работали девушки. В американцах они видели богатых и глупых дойных коров.
   Глупых потому, что мы не умели говорить по-французски. В каждом баре, куда мы заглядывали, к нам подсаживались девушки, которые говорили по-английски, пусть и с милым акцентом. Но говорить они могли только о шампанском и сексе. Мы высмеивали официанта, подскакивающего к нашему столику с бутылкой шампанского, и просили пива. Разумеется, пиво нам приносили, но по цене шампанского. Даже за пачку сигарет с нас брали в пять раз больше, чем с французов.
   Вторую половину дня мы провели на Елисейских полях, а к вечеру вернулись в Клиши. Вот тут я и достал письмо, которое Кэролайн написала Полю Ренару. К, счастью, она указала и адрес «Голубой ноты». В десять вечера мы подъехали к клубу. Швейцар сердечно приветствовал нас на английском и пообещал запарковать наш джип. Я дал ему тысячу франков и сказал, что не обижу при отъезде. Тысяча франков звучит солидно, но в пересчете она не тянула и на два американских доллара.
   В зале я отдал письмо Кэролайн метрдотелю и попросил отнести его патрону. Мы же с Бадди прошли в бар и заказали два пива. Через десять минут к нам подбежал Поль. Я поздоровался с ним за руку и сказал ему, что Бадди — кузен Лероя.
   Поль усадил нас за столик у сцены, рядом с центральным проходом. Мы ограничились пивом, а Поль заказал виски с содовой. Он живо интересовался, как идут дела у Кэролайн. Было видно, что он питает к ней самые теплые чувства. Мы узнали, что Лерой дал Полю четверть суммы, которую он уплатил за «Страсти Монмартра» и «Голубую ноту». Я рассказал, как удачно складывается у Кэролайн карьера художника-декоратора, и Поль искренне за нее порадовался. Рассказал я и об успехах Лероя, о том, что его ночной клуб — самый популярный в Детройте.
   Поль покачал головой, вздохнул.
   — Лерой — счастливчик. Ему повезло, что он может организовать мини-казино в своем клубе. Во Франции такое невозможно. Без лицензии открыть казино нельзя, а это под силу только очень богатым французам. Но я не жалуюсь, — добавил Поль. — Казино у меня нет, зато и нет нужды иметь дело с полицией.
   Потом я выяснил, что полиция не докучала ему по той причине, что в число завсегдатаев клуба входили несколько высокопоставленных чиновников. Поль также не упомянул о том, что они, как и он, придерживались однополой любви.
   Поль же познакомил нас с простыми правилами поведения в клубе. Девушки, выступавшие в шоу, с удовольствием раскручивали клиентов на шампанское, но сексуальных услуг не оказывали. Если кому-то хотелось чего-нибудь большего, чем легкий флирт с очаровательной артисткой, клиента отправляли на такси, за его счет, разумеется, в «Страсти Монмартра», где девушки никому ни в чем не отказывали.
   — «Голубая нота» — это «Мулен Руж» в миниатюре. Здесь работают стриптизерши высшего класса, которые не просто раздеваются, а разыгрывают маленькие сценки. Между стриптиз-номерами у нас выступают клоуны, жонглеры, акробаты. И я не беру денег за вход, как это делается в «Мулен Руж», «Лидо», «Фоли-Бержер». Сев за столик, достаточно взять бутылку шампанского, чтобы насладиться нашим шоу. Если человек хочет постоять у стойки бара — пожалуйста. Два напитка, и никаких проблем. Каждый вечер у нас два представления. В одиннадцать и в час ночи. Потом танцы до пяти утра.
   — Готов поспорить, Лерой был бы в восторге от вашего клуба, — заметил Бадди.
   — Oui[30]. Он похож на клуб Лероя в Детройте?
   Бадди хотел уже ответить, но я опередил его.
   — В определенной степени. Вы оба предоставляете вашим посетителям больше услуг, чем они ожидают получить.
   Поль улыбнулся.
   — Я хочу, чтобы вы посмотрели первое шоу. Тогда мне хватит времени, чтобы заказать вам на обед антрекоты с жареной картошкой.
   Я ответил улыбкой.
   — Ужасно хочется есть. Премного вам благодарен. Бадди рассмеялся.
   — Я тоже голоден, но мне хотелось бы познакомиться с симпатичной девушкой. Поль кивнул.
   — После обеда и шоу мой личный шофер отвезет вас на Монмартр, где вы познакомитесь с одной из моих красавиц. Сегодня вы мой гость. Все за счет заведения. — Поль посмотрел на меня. — А вы? Составите компанию Бадди?
   — Мне тут очень нравится, — ответил я. — После обеда побуду здесь, а потом вернусь в казарму.

ГЛАВА 2

   За день до Рождества я получил подарок. От Толстой Риты и ее брата Эдди. Прямоугольную, длинную, в два фута, картонную коробку, обклеенную бумажной лентой. Мы с Бадди долго смотрели на коробку, гадая, что в ней лежит.
   Неожиданно Бадди рассмеялся.
   — Я думаю, Толстая Рита поймала твоего дядю Гарри, отрезала ему член и сделала из него чучело.
   — Ты рехнулся, Бадди, — засмеялся и я. — Посмотри на штемпель. Посылка отправлена из Калифорнии.
   — Тогда что же это? — вопросил Бадди. К тому времени к нам подошли и другие солдаты. Догадки посыпались как из рога изобилия. Но лишь один солдат, работавший в кулинарии в Бруклине, нашел правильный ответ.
   — Это салями. Я уверен.
   — Может, вскроешь коробку? — спросил меня Бадди.
   — Даже не знаю. Не лучше ли подождать до Рождества?
   — Как скажешь, — пожал плечами Бадди. — Подарок-то твой.
   — Давай я вскрою коробку, — предложил бруклинец Сэмми. — Если это салями, мы все съедим по кусочку. — Он наклонился к коробке и принюхался. — Запах чувствуется даже через картон.
   — Хорошо, — кивнул я. — Ты, похоже, в этом дока. Открывай.
   Сэмми повернулся к Бадди.
   — Одолжи мне свой нож.
   Получив нож, Сэмми в несколько секунд расправился с коробкой и, достав палку кошерного салями, поднял ее над головой.
   — Настоящее кошерное салями! — объявил он.
   Бадди всмотрелся в салями.
   — Может, это все-таки член твоего дяди Гарри? Очень уж морщинистая палка. — Тут Бадди расхохотался. — Отличный подарок. Запах стоит на всю казарму.
   Сэмми повернулся к нему. — Если вы добудете две дюжины яиц и полфунта масла, я сварганю вам омлет, какого вы никогда не пробовали.
   Бадди кивнул.
   — Яйца и масло я достану, но тебе придется добавить пару луковиц. И французские батоны тоже за тобой.
   — Будет исполнено, — вытянулся в струнку Сэмми. — Плита в казарме есть. Так что отобедаем завтра на славу.
   Я переводил взгляд с одного на другого.
   — Что это вы задумали? Между прочим, это мой рождественский подарок.
   Сэмми рассмеялся и сунул салями под мышку.
   — Его тебе прислали на Хануку[31], а не на Рождество. — Он отрезал кусочек салями и протянул мне. — Попробуй. Вкус божественный. Во Франции такого днем с огнем не найти.
   Я с трудом разжевал салями. Твердая, как камень. Я кивнул Сэмми.
   — Готовь омлет. В чистом виде это есть невозможно.
   «Голубая нота» стала моим вторым домом. С Полем мы быстро сдружились. В уик-энд, получая увольнительную, я обязательно шел в кино и, внимательно вслушиваясь в диалоги актеров, понемногу начал понимать французский.
   После кино я отправлялся в ресторан и пытался заказать обед на французском. Мне все больше нравились французские вина. К февралю я стал завсегдатаем «Голубой ноты» и уже мог разговаривать с девушками на ломаном французском.
   Как-то в «Голубой ноте» появился Бадди. В два часа ночи он возник около моего столика, который в клубе уже называли «американским». На Бадди просто лица не было. Он сел и вскинул на меня глаза.
   — Ты один?
   Я молча посмотрел на него. Бадди не хуже меня видел, что за столиком никого нет.
   — Да.
   — У меня неприятности.
   — Что случилось?
   — Мы с полковником ходим в один особый клуб, а сегодня вечером военная полиция устроила там облаву. Полковник смылся, а меня замели. — Он вытер пот со лба. — Мне надо выпить.
   Я подал знак официантке.
   — Двойное виски с содовой моему другу. — Я подождал, пока Бадди ополовинит стакан. — И что же это за клуб?
   — Секс-клуб. С мазохистками. Плети, цепи, все такое. Девки в этом клубе сумасшедшие. Все пьют абсент, запрещенный во Франции. Американским военным там бывать не положено. — — Никогда не слышал о таком заведении. Как ты туда попал?
   — Это идея полковника. Всякий раз, когда я хотел отдать ему его долю, он предлагал мне встретиться там. На военной базе он брать деньги отказывался.
   Стакан Бадди опустел. Он попросил официантку повторить.
   — Ты напьешься, — предупредил его я.
   — И что? Нам надо поговорить о будущем.