Страница:
Китти пристально посмотрела на меня.
— О чем ты с ними договорился?
— Сказал, что не хочу участвовать в их бизнесе. Мне нужны деньги, которые вложил в их дело отец, и ничего больше.
Китти рассмеялась.
— Плохой из тебя бизнесмен. Твой дядя Гарри снял бы с них последнюю рубашку и оставил их у разбитого корыта.
Я покачал головой.
— Я — не мой дядя Гарри. И, наверное, не бизнесмен, но меня бы мучила совесть, если б я их разорил. Я сказал им, что в конце месяца ты посмотришь бухгалтерские книги и найдешь оптимальное для всех решение.
— Это работа. Что я за это буду иметь? Я рассмеялся.
— Как насчет семи дюймов?
— Это не деньги, — огрызнулась Китти. Я расстегнул ширинку, достал своего «молодца». Он уже стоял. Я покачал им из стороны в сторону.
— Разве он не лучше денег? Рассмеялась и Китти. Плюхнулась на кровать. Обхватила рукой мой член. Начала медленно поглаживать.
— Жаль, что мы не можем потрахаться.
— Почему нет?
— У меня месячные.
— Подумаешь, чудеса. Ты можешь отсосать.
— А какая мне от этого радость?
— Только не говори, что тебе это не нравится.
— Я получу лишь полный рот соленой спермы, ничего больше, если мы на этом остановимся.
— Что значит «если мы на этом остановимся»? Ты сама сказала, что у тебя месячные.
— Ты можешь оттрахать меня в зад.
— Ты шутишь? Я не хочу причинять тебе боль. Я слышал, для женщины это болезненно.
— Отнюдь, — уверенно возразила Китти и начала снимать платье. — Только сбегай в аптеку и принеси баночку вазелина.
— Ты действительно этого хочешь?
— Будем мы трахаться или нет? — ехидно спросила она. — Твой член в городе не единственный.
В тот день я впервые понял, как мне дорога Китти. Я сделал бы для нее все, о чем бы она ни попросила. Вылизывая ее задницу, я знал, что это самая сладкая задница в городе.
Обнаженные, мы вытянулись на кровати. Полотенцем я стер с тела пот. Улыбнулся Китти.
— Мне понравилось трахаться в зад. Для меня это внове. Очень здорово.
Она посмотрела на меня.
— Пойди вымой свои инструмент. Он весь в вазелине и не только. А когда закончишь, мы поговорим о том, что я буду иметь от этой сельтерской.
— Как получилось, что ты раньше не предлагала мне потрахаться в зад? — спросил я.
— Называется это по-другому. Содомия. Это куда больший грех, чем прелюбодеяние. Я даже не могу признаться в этом своему духовнику.
— Если это так ужасно, почему мы этим занимались?
— Наверное, я чокнутая. Мне все время хочется трахаться, а с тобой я могу делать все, что заблагорассудится, потому что ты еврей и тебе не надо ходить на исповедь.
— Ты хочешь сказать, что с католиком ты бы на такое не решилась? — спросил я.
— Не задавай глупых вопросов. — В голосе Китти послышались нотки раздражения. — Помойся, а потом мы поговорим о деле.
Я прошел в ванную, включил душ. Минутой позже Китти стояла под душем рядом со мной. Но прежде чем мы успели помыться, зазвенел дверной звонок. Я вопросительно посмотрел на Китти.
— Это не твой отец? Может он тебя разыскивать?
— Моего отца нет в городе. — ответила она. — Это к тебе.
Я схватил полотенце и обернул его вокруг талии. Оставив Китти в ванной, я босиком пошлепал к двери, — Кто там?
— Бадди, кто же еще. Открывай дверь. — В его голосе слышалось волнение. — У меня неприятности, пошевеливайся.
Я открыл дверь. На пороге стоял Бадди в воскресном костюме. А рядом с ним — две симпатичные чернокожие девушки, тоже в нарядной одежде. Я впустил их в квартиру и закрыл дверь.
— «Пепси» в холодильнике. Мы с Китти сейчас оденемся.
Когда мы вышли из ванной, Бадди и его подружки сидели за кухонным столом и пили «пепси». Бадди уже встречался с Китти, так как она несколько раз приходила к киоску, когда я работал.
Он представил нам девушек: Диана и Арлетта, дочери священника, в церкви которого он собирал пожертвования.
— У меня серьезные проблемы, — продолжал Бадди. — Преподобный попросил отвезти девушек домой, а вместо этого я привел их к себе. Мы покурили «травку», возбудились и потрахались.
Я уставился на него.
— Ты оттрахал их обеих? Девушки захихикали.
— Почему нет? — спросил Бадди. — Они обе этого хотели. Не забывай, они сестры и привыкли делиться.
— Ну и ну. — Я покачал головой. — А почему ты не отвезешь их домой сейчас? Еще не так поздно.
— Не могу. Их отец меня убьет. Он велел мне привезти дочерей домой к полудню. — Бадди взглянул на часы. — А уже восемь вечера. Он поймет, чем мы весь день занимались.
— Так что ты хочешь от меня?
— Я подумал, может, ты отвезешь их домой.
— Ты сошел с ума. С чего ты взял, что он не убьет меня?
— Ты белый. Преподобный никогда не убьет белого. Ему и в голову не придет, что ты трахался с его дочерьми.
— На меня не рассчитывай, — отрезал я.
— Господи, — вырвалось у Бадди, — Тогда я пропал. Слушай, ты должен мне помочь. Я слишком молод, чтобы умирать.
Китти засмеялась.
— Что ты нашла тут забавного? — рыкнул на нее я.
— Возможно, я смогу вам помочь.
— Как? — тут же повернулся к ней Бадди. Китти посмотрела на девушек.
— Вы обе учитесь в школе? Арлетта кивнула.
— Мы ходим в среднюю школу Джорджа Вашингтона. Я заканчиваю ее в этом году, Диана — в следующем.
— Хорошо, — кивнула Китти. — Я могу сказать преподобному, что, по моему мнению, у них неплохие шансы поступить в Хантер-колледж, вот я и предложила девушкам пойти на семинар для старшеклассников.
— Великолепно, — просиял Бадди. — Я оплачиваю такси.
— А сколько стоит такси? — спросила Китти.
— Примерно десять долларов, туда и обратно. Китти улыбнулась.
— Это за такси. А мои услуги стоят пятьдесят баксов.
— Ты рехнулась, — вырвалось у Бадди.
— Все дешевле, чем умереть, — улыбнулась ему Китти.
Бадди покачал головой.
— Это большие деньги.
— Я знаю, чем ты занимаешься. Тебе грех жаловаться на заработки.
— Ладно, — кивнул Бадди. — Твоя взяла. Деньги ты получишь.
Китти протянула руку.
— Сейчас.
Бадди посмотрел на меня.
— Твоей подруге палец в рот не клади. — Он достал из кармана пачку денег и вытащил две купюры, пятьдесят и десять долларов.
После отъезда девушек Бадди вернулся за кухонный стол. Повесив голову, он испустил глубокий вздох. Я взял сигарету из его пачки «Лаки страйк». Затянулся. По вкусу они явно лучше, чем «Туэнти гранде». Я вновь посмотрел на Бадди. Он так и сидел, уставившись в стол.
— Похоже, эти девки загоняли тебя, — рассмеялся я.
— Да нет.
— Из-за них у тебя проблем не будет. Китти все уладит. Она очень умна.
— За пятьдесят баксов она просто обязана все уладить. — Бадди откинулся на спинку стула. — Мне придется переходить на другую работу.
— Зачем? — удивился я. — Вроде бы все наладилось.
— Наладилось, но у меня возникла другая проблема. Мне нужна работа, которая позволит избежать призыва.
— А чего ты так задергался? Они же за тобой еще не бегают?
— Мне уже двадцать, а я прохожу по категории один-а. Они уже прочесывают район, где я живу. Нас, ниггеров, забривают в первую очередь.
— И что? Войны нет, и я думаю, долго не будет, может, никогда.
— Возможно. Но в армию все равно идти неохота. Двадцати одного доллара в месяц мне не хватит даже на сигареты. — Бадди поднялся и посмотрел на меня. — От Гарри мне придется уйти.
— Постой, постой. — Его слова потрясли меня. — А твои боссы знают, что ты больше не будешь принимать ставки на «Цифры»?
— Конечно. Они нашли мне работу на Бруклинской военной верфи. Буду принимать ставки там.
— Гарри выскочит из штанов. У него нет человека, который мог бы оставаться со мной до закрытия киоска.
— Пошел он на хрен, — отмахнулся Бадди. — Пусть прибавит тебе зарплату. Ты сам сможешь постоять за себя. Зря, что ли, я учил тебя пользоваться бритвой. " Я вскинул на него глаза. Мне исполнилось восемнадцать, и я только что получил призывную повестку. Я не сомневался, что мне дадут категорию один-а. Здоровьем меня Бог не обидел, и семьи у меня не было.
— Может, мне тоже пора искать работу" которая дает бронь?
— Возможно, — кивнул Бадди. — Они до нас всех доберутся. Ниггерам и каикам[13] придется нелегко. В армии нас не любят.
Я глубоко вздохнул.
— Но пока волноваться об этом рано. Сейчас у меня все в порядке. — Я открыл бутылку «пепси». — Какого черта! Через пару недель Рождество, все тихо и спокойно. Будем веселиться.
Я и представить себе не мог, каким никудышным оказался пророком. Потом, когда вернулась Китти и мы нежились в постели, музыкальную программу прервал экстренный выпуск новостей. Диктор сообщил, что утром японцы бомбили Пирл-Харбор и началась война.
Я посмотрел на Китти. Внезапно ее глаза наполнились слезами. А у меня все опало. Мы оба поняли, что с этого момента наша жизнь круто изменилась.
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
Книга вторая
Часть первая
ГЛАВА 1
— О чем ты с ними договорился?
— Сказал, что не хочу участвовать в их бизнесе. Мне нужны деньги, которые вложил в их дело отец, и ничего больше.
Китти рассмеялась.
— Плохой из тебя бизнесмен. Твой дядя Гарри снял бы с них последнюю рубашку и оставил их у разбитого корыта.
Я покачал головой.
— Я — не мой дядя Гарри. И, наверное, не бизнесмен, но меня бы мучила совесть, если б я их разорил. Я сказал им, что в конце месяца ты посмотришь бухгалтерские книги и найдешь оптимальное для всех решение.
— Это работа. Что я за это буду иметь? Я рассмеялся.
— Как насчет семи дюймов?
— Это не деньги, — огрызнулась Китти. Я расстегнул ширинку, достал своего «молодца». Он уже стоял. Я покачал им из стороны в сторону.
— Разве он не лучше денег? Рассмеялась и Китти. Плюхнулась на кровать. Обхватила рукой мой член. Начала медленно поглаживать.
— Жаль, что мы не можем потрахаться.
— Почему нет?
— У меня месячные.
— Подумаешь, чудеса. Ты можешь отсосать.
— А какая мне от этого радость?
— Только не говори, что тебе это не нравится.
— Я получу лишь полный рот соленой спермы, ничего больше, если мы на этом остановимся.
— Что значит «если мы на этом остановимся»? Ты сама сказала, что у тебя месячные.
— Ты можешь оттрахать меня в зад.
— Ты шутишь? Я не хочу причинять тебе боль. Я слышал, для женщины это болезненно.
— Отнюдь, — уверенно возразила Китти и начала снимать платье. — Только сбегай в аптеку и принеси баночку вазелина.
— Ты действительно этого хочешь?
— Будем мы трахаться или нет? — ехидно спросила она. — Твой член в городе не единственный.
В тот день я впервые понял, как мне дорога Китти. Я сделал бы для нее все, о чем бы она ни попросила. Вылизывая ее задницу, я знал, что это самая сладкая задница в городе.
Обнаженные, мы вытянулись на кровати. Полотенцем я стер с тела пот. Улыбнулся Китти.
— Мне понравилось трахаться в зад. Для меня это внове. Очень здорово.
Она посмотрела на меня.
— Пойди вымой свои инструмент. Он весь в вазелине и не только. А когда закончишь, мы поговорим о том, что я буду иметь от этой сельтерской.
— Как получилось, что ты раньше не предлагала мне потрахаться в зад? — спросил я.
— Называется это по-другому. Содомия. Это куда больший грех, чем прелюбодеяние. Я даже не могу признаться в этом своему духовнику.
— Если это так ужасно, почему мы этим занимались?
— Наверное, я чокнутая. Мне все время хочется трахаться, а с тобой я могу делать все, что заблагорассудится, потому что ты еврей и тебе не надо ходить на исповедь.
— Ты хочешь сказать, что с католиком ты бы на такое не решилась? — спросил я.
— Не задавай глупых вопросов. — В голосе Китти послышались нотки раздражения. — Помойся, а потом мы поговорим о деле.
Я прошел в ванную, включил душ. Минутой позже Китти стояла под душем рядом со мной. Но прежде чем мы успели помыться, зазвенел дверной звонок. Я вопросительно посмотрел на Китти.
— Это не твой отец? Может он тебя разыскивать?
— Моего отца нет в городе. — ответила она. — Это к тебе.
Я схватил полотенце и обернул его вокруг талии. Оставив Китти в ванной, я босиком пошлепал к двери, — Кто там?
— Бадди, кто же еще. Открывай дверь. — В его голосе слышалось волнение. — У меня неприятности, пошевеливайся.
Я открыл дверь. На пороге стоял Бадди в воскресном костюме. А рядом с ним — две симпатичные чернокожие девушки, тоже в нарядной одежде. Я впустил их в квартиру и закрыл дверь.
— «Пепси» в холодильнике. Мы с Китти сейчас оденемся.
Когда мы вышли из ванной, Бадди и его подружки сидели за кухонным столом и пили «пепси». Бадди уже встречался с Китти, так как она несколько раз приходила к киоску, когда я работал.
Он представил нам девушек: Диана и Арлетта, дочери священника, в церкви которого он собирал пожертвования.
— У меня серьезные проблемы, — продолжал Бадди. — Преподобный попросил отвезти девушек домой, а вместо этого я привел их к себе. Мы покурили «травку», возбудились и потрахались.
Я уставился на него.
— Ты оттрахал их обеих? Девушки захихикали.
— Почему нет? — спросил Бадди. — Они обе этого хотели. Не забывай, они сестры и привыкли делиться.
— Ну и ну. — Я покачал головой. — А почему ты не отвезешь их домой сейчас? Еще не так поздно.
— Не могу. Их отец меня убьет. Он велел мне привезти дочерей домой к полудню. — Бадди взглянул на часы. — А уже восемь вечера. Он поймет, чем мы весь день занимались.
— Так что ты хочешь от меня?
— Я подумал, может, ты отвезешь их домой.
— Ты сошел с ума. С чего ты взял, что он не убьет меня?
— Ты белый. Преподобный никогда не убьет белого. Ему и в голову не придет, что ты трахался с его дочерьми.
— На меня не рассчитывай, — отрезал я.
— Господи, — вырвалось у Бадди, — Тогда я пропал. Слушай, ты должен мне помочь. Я слишком молод, чтобы умирать.
Китти засмеялась.
— Что ты нашла тут забавного? — рыкнул на нее я.
— Возможно, я смогу вам помочь.
— Как? — тут же повернулся к ней Бадди. Китти посмотрела на девушек.
— Вы обе учитесь в школе? Арлетта кивнула.
— Мы ходим в среднюю школу Джорджа Вашингтона. Я заканчиваю ее в этом году, Диана — в следующем.
— Хорошо, — кивнула Китти. — Я могу сказать преподобному, что, по моему мнению, у них неплохие шансы поступить в Хантер-колледж, вот я и предложила девушкам пойти на семинар для старшеклассников.
— Великолепно, — просиял Бадди. — Я оплачиваю такси.
— А сколько стоит такси? — спросила Китти.
— Примерно десять долларов, туда и обратно. Китти улыбнулась.
— Это за такси. А мои услуги стоят пятьдесят баксов.
— Ты рехнулась, — вырвалось у Бадди.
— Все дешевле, чем умереть, — улыбнулась ему Китти.
Бадди покачал головой.
— Это большие деньги.
— Я знаю, чем ты занимаешься. Тебе грех жаловаться на заработки.
— Ладно, — кивнул Бадди. — Твоя взяла. Деньги ты получишь.
Китти протянула руку.
— Сейчас.
Бадди посмотрел на меня.
— Твоей подруге палец в рот не клади. — Он достал из кармана пачку денег и вытащил две купюры, пятьдесят и десять долларов.
После отъезда девушек Бадди вернулся за кухонный стол. Повесив голову, он испустил глубокий вздох. Я взял сигарету из его пачки «Лаки страйк». Затянулся. По вкусу они явно лучше, чем «Туэнти гранде». Я вновь посмотрел на Бадди. Он так и сидел, уставившись в стол.
— Похоже, эти девки загоняли тебя, — рассмеялся я.
— Да нет.
— Из-за них у тебя проблем не будет. Китти все уладит. Она очень умна.
— За пятьдесят баксов она просто обязана все уладить. — Бадди откинулся на спинку стула. — Мне придется переходить на другую работу.
— Зачем? — удивился я. — Вроде бы все наладилось.
— Наладилось, но у меня возникла другая проблема. Мне нужна работа, которая позволит избежать призыва.
— А чего ты так задергался? Они же за тобой еще не бегают?
— Мне уже двадцать, а я прохожу по категории один-а. Они уже прочесывают район, где я живу. Нас, ниггеров, забривают в первую очередь.
— И что? Войны нет, и я думаю, долго не будет, может, никогда.
— Возможно. Но в армию все равно идти неохота. Двадцати одного доллара в месяц мне не хватит даже на сигареты. — Бадди поднялся и посмотрел на меня. — От Гарри мне придется уйти.
— Постой, постой. — Его слова потрясли меня. — А твои боссы знают, что ты больше не будешь принимать ставки на «Цифры»?
— Конечно. Они нашли мне работу на Бруклинской военной верфи. Буду принимать ставки там.
— Гарри выскочит из штанов. У него нет человека, который мог бы оставаться со мной до закрытия киоска.
— Пошел он на хрен, — отмахнулся Бадди. — Пусть прибавит тебе зарплату. Ты сам сможешь постоять за себя. Зря, что ли, я учил тебя пользоваться бритвой. " Я вскинул на него глаза. Мне исполнилось восемнадцать, и я только что получил призывную повестку. Я не сомневался, что мне дадут категорию один-а. Здоровьем меня Бог не обидел, и семьи у меня не было.
— Может, мне тоже пора искать работу" которая дает бронь?
— Возможно, — кивнул Бадди. — Они до нас всех доберутся. Ниггерам и каикам[13] придется нелегко. В армии нас не любят.
Я глубоко вздохнул.
— Но пока волноваться об этом рано. Сейчас у меня все в порядке. — Я открыл бутылку «пепси». — Какого черта! Через пару недель Рождество, все тихо и спокойно. Будем веселиться.
Я и представить себе не мог, каким никудышным оказался пророком. Потом, когда вернулась Китти и мы нежились в постели, музыкальную программу прервал экстренный выпуск новостей. Диктор сообщил, что утром японцы бомбили Пирл-Харбор и началась война.
Я посмотрел на Китти. Внезапно ее глаза наполнились слезами. А у меня все опало. Мы оба поняли, что с этого момента наша жизнь круто изменилась.
ГЛАВА 9
Изменения я почувствовал уже на следующий день, когда пришел на работу. Впервые я увидел за прилавком дядю Гарри, ведь из всех пуэрториканцев появился только один. Остальные смылись, так как не хотели попасться на глаза сотрудникам призывных пунктов. Большинству из них уже перевалило за восемнадцать, но на повестки они предпочитали не откликаться.
— Чего ты так поздно? — рявкнул на меня дядя Гарри. — Ты же знал, что сегодня мне потребуется твоя помощь!
— Я, между прочим, учусь в школе, дядя Гарри, — ответил я, повязывая фартук. — И пришел вовремя, как всегда.
— И где этот чертов Бадди? — не унимался он. — Обычно в это время он уже трется здесь.
— Не знаю, — ответил я. — Может, пошел на призывной пункт.
— Только не он, — хмыкнул дядя Гарри. — Я еще неделю назад слышал, что он собирается пойти работать на оборонный завод.
— Кто тебе такое сказал? — спросил я, продавая таксисту пачку сигарет.
— Мне есть у кого спросить, — самодовольно ответил он.
Я искоса глянул у него. Пожалуй, я знаю, у кого он спрашивал. У своей чернокожей подружки. Я повернулся к Толстой Рите.
— Как Эдди? Что у него с призывом?
— Порядок. Медицинская комиссия определила его в категорию четыре-эф, потому что правая нога у него кривая и короче левой.
Гарри посмотрел на меня.
— А у тебя какая категория? — — Еще не знаю. Школу я заканчиваю в конце следующего месяца, тогда и пройду медицинскую комиссию. Думаю, получу один-а.
— Помнится, твой отец говорил, что в детстве у тебя была астма. Возможно, из-за этого в армию тебя и не возьмут.
— Я в этом не уверен. И о своей астме слышу впервые.
— Может, нам навести кое-какие справки на твоем призывном участке? Немного куриного смальца могут подмазать колесики.
Я рассмеялся.
— Дядя Гарри, на моем призывном участке даже не знают, что такое куриный смальц. Это же гойский[14] район.
Гарри усмехнулся.
— Деньги есть деньги. Они говорят на любом языке.
Я пожал плечами.
— Сможете вы управиться вдвоем с Хосе? — спросил дядя Гарри. — Мне надо сбегать в агентство, чтобы завтра прислали новых пуэрториканцев.
— Сейчас-то мы управимся, — ответил я. — Но не знаю, что будет в шесть часов, когда народ повалит с работы.
— Если у вас будет запарка, я помогу, — подала голос Толстая Рита.
— Я ненадолго, — пообещал Гарри.
Я наблюдал, как он входит в дверь и поднимается на второй этаж. После этого я его не видел. Из кабинета Гарри всегда уходил черным ходом.
А вскоре и посетителей стало поменьше. Я подошел к Рите.
— Народу было много?
Она кивнула.
— Все говорят только о войне. Никто такого не ожидал.
— И у нас то же самое. В школе мы ни о чем другом не говорили.
Она помолчала.
— Ты не знаешь, Гарри не собирается уволить меня?
— Я ничего такого не слышал. С какой стати? Он только что прибавил тебе зарплату.
Тут Рита встретилась со мной взглядом.
— Гарри беседовал с твоей подружкой. Я знаю, что в этом месяце она заканчивает колледж и получает диплом бухгалтера. Думаю, он предложил ей вести и его бухгалтерию. У меня-то диплома нет.
— Мне Китти ничего такого не говорила. Но я уверен, что сказала бы, если б Гарри предложил ей стать его бухгалтером. А кроме того, дипломированный бухгалтер получает приличные деньги. Вряд ли Гарри захочет оплачивать ее услуги.
— Дело в том, что всю неделю она каждое утро приходила к нему в кабинет. Часов в одиннадцать.
Китти говорила мне, что могла бы помочь дяде Гарри с налоговой декларацией. Но она не упоминала о том, что обращалась к дяде Гарри с таким предложением. Я обдумал слова Риты, обслуживая покупателей. Потом повернулся к ней.
— Я не сомневаюсь, что тебе беспокоиться не о чем. О бизнесе Гарри ты знаешь все, что только можно.
Тут с другого конца прилавка я услышал голос Бадди:
— Дай мне «пепси» и пачку «Лаки страйк». Я принес ему и то, и другое.
— Когда ты пришел? Как твои дела? Он распечатал пачку, достал сигарету, закурил. Глубоко затянулся и отхлебнул «пепси», — Я в жопе!
Бадди уставился в прилавок. Никогда я не видел его таким расстроенным.
— Что случилось?
— На верфи босс заявил мне, что не может брать новых людей, поскольку война уже началась.
— Чушь какая-то. Раз идет война, им, наоборот, нужны рабочие руки, чтобы расширять производство.
— Точно, — кивнул Бадди. — Но им не нужны ниггеры.
— Ты связался со своими друзьями? — спросил я.
— Первым делом. Но они ничего не могут поделать. Все бруклинские верфи, включая военные, контролируют итальяшки.
— И что ты теперь собираешься делать? Бадди пожал плечами.
— Еще не знаю. Может, смотаюсь из города. Семьи у меня нет.
— Они выследят тебя по призывному удостоверению.
— Не выследят, если я буду жить в другом городе и под другой фамилией.
— Но тебе все равно понадобится призывное удостоверение, так ведь?
— Да, но это не проблема. Изготовить его — пара пустяков, — Ну не знаю. Они все равно могут добраться до тебя.
— Могут. — Бадди нервно забарабанил пальцами по прилавку. — Наверное, придется искать другой выход.
В половине пятого у киоска начали останавливаться таксисты новой смены. В соседнем квартале располагались два гаража такси, и водители всегда отоваривались у нас сигаретами и «пепси». Несколько таксистов справились о Гарри. Я сказал им, что он скоро подойдет. Они пообещали подъехать попозже.
Пятнадцать минут спустя прилавок опустел.
— Куда только подевался народ? — удивился я.
— Новости распространяются быстро, — ответил Бадди. — Все уже знают, что Гарри не принимает ставок от таксистов.
— Странно, что Гарри нет в такое время. Таксисты — люди азартные.
Не подъехал Гарри и к шести часам, поэтому за прилавок пришлось встать и Бадди, и Толстой Рите. Около семи Толстая Рита взглянула на часы.
— Мне пора. Не знаю, что и делать. Если задержусь, то опоздаю на поезд и не успею приготовить обед.
— Если твой рабочий день закончился, поезжай домой, — заметил я.
— А что делать с деньгами в кассе? Гарри всегда забирает большую часть, чтобы сдать их в ночную кассу.
— Я за ними пригляжу, — ответил я. — Когда появится Гарри, отдам ему.
Рита выбралась из-за кассового аппарата, заковыляла к станции подземки и скрылась из виду, спустившись по лестнице.
Я повернулся к Бадди.
— Думаешь, он удрал? Бадди рассмеялся.
— Он ненавидит Гитлера. Может, записался добровольцем?
Тут засмеялся и я.
— Только не Гарри. Он еврей, но не сумасшедший. — Я подошел к кассовому аппарату и выдвинул ящик с деньгами — Сто сорок баксов — — Это еще не все, — заметил Бадди. — Нажми рычажок с левой стороны. Ящик выедет до конца.
Я нажал. Ящик выехал, как и говорил Бадди. Открылось отделение, плотно набитое купюрами. Я прикинул, что там не меньше тысячи долларов, и быстро задвинул ящик.
— Гарри все-таки чокнутый. Держать здесь такие деньги!
— Он букмекер, — напомнил Бадди. — И ему нужны деньги, чтобы выдавать выигрыши.
Около девяти пошел легкий снежок. Подошло время закрытия, а я все не мог решить, что делать с деньгами. Тут на автомобиле подъехала тетя Лайла, — Где Гарри? — обратилась она ко мне. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Поехал в агентство нанимать новых пуэрториканцев. Кроме Хосе, на работу сегодня никто не вышел. Дядя еще не вернулся.
Едва я произнес эти слова, у киоска остановилось такси.
— А вот и я.
Гарри торопливо вылезал из кабины.
— Чего ты так поздно? — рявкнул на меня дядя Гарри. — Ты же знал, что сегодня мне потребуется твоя помощь!
— Я, между прочим, учусь в школе, дядя Гарри, — ответил я, повязывая фартук. — И пришел вовремя, как всегда.
— И где этот чертов Бадди? — не унимался он. — Обычно в это время он уже трется здесь.
— Не знаю, — ответил я. — Может, пошел на призывной пункт.
— Только не он, — хмыкнул дядя Гарри. — Я еще неделю назад слышал, что он собирается пойти работать на оборонный завод.
— Кто тебе такое сказал? — спросил я, продавая таксисту пачку сигарет.
— Мне есть у кого спросить, — самодовольно ответил он.
Я искоса глянул у него. Пожалуй, я знаю, у кого он спрашивал. У своей чернокожей подружки. Я повернулся к Толстой Рите.
— Как Эдди? Что у него с призывом?
— Порядок. Медицинская комиссия определила его в категорию четыре-эф, потому что правая нога у него кривая и короче левой.
Гарри посмотрел на меня.
— А у тебя какая категория? — — Еще не знаю. Школу я заканчиваю в конце следующего месяца, тогда и пройду медицинскую комиссию. Думаю, получу один-а.
— Помнится, твой отец говорил, что в детстве у тебя была астма. Возможно, из-за этого в армию тебя и не возьмут.
— Я в этом не уверен. И о своей астме слышу впервые.
— Может, нам навести кое-какие справки на твоем призывном участке? Немного куриного смальца могут подмазать колесики.
Я рассмеялся.
— Дядя Гарри, на моем призывном участке даже не знают, что такое куриный смальц. Это же гойский[14] район.
Гарри усмехнулся.
— Деньги есть деньги. Они говорят на любом языке.
Я пожал плечами.
— Сможете вы управиться вдвоем с Хосе? — спросил дядя Гарри. — Мне надо сбегать в агентство, чтобы завтра прислали новых пуэрториканцев.
— Сейчас-то мы управимся, — ответил я. — Но не знаю, что будет в шесть часов, когда народ повалит с работы.
— Если у вас будет запарка, я помогу, — подала голос Толстая Рита.
— Я ненадолго, — пообещал Гарри.
Я наблюдал, как он входит в дверь и поднимается на второй этаж. После этого я его не видел. Из кабинета Гарри всегда уходил черным ходом.
А вскоре и посетителей стало поменьше. Я подошел к Рите.
— Народу было много?
Она кивнула.
— Все говорят только о войне. Никто такого не ожидал.
— И у нас то же самое. В школе мы ни о чем другом не говорили.
Она помолчала.
— Ты не знаешь, Гарри не собирается уволить меня?
— Я ничего такого не слышал. С какой стати? Он только что прибавил тебе зарплату.
Тут Рита встретилась со мной взглядом.
— Гарри беседовал с твоей подружкой. Я знаю, что в этом месяце она заканчивает колледж и получает диплом бухгалтера. Думаю, он предложил ей вести и его бухгалтерию. У меня-то диплома нет.
— Мне Китти ничего такого не говорила. Но я уверен, что сказала бы, если б Гарри предложил ей стать его бухгалтером. А кроме того, дипломированный бухгалтер получает приличные деньги. Вряд ли Гарри захочет оплачивать ее услуги.
— Дело в том, что всю неделю она каждое утро приходила к нему в кабинет. Часов в одиннадцать.
Китти говорила мне, что могла бы помочь дяде Гарри с налоговой декларацией. Но она не упоминала о том, что обращалась к дяде Гарри с таким предложением. Я обдумал слова Риты, обслуживая покупателей. Потом повернулся к ней.
— Я не сомневаюсь, что тебе беспокоиться не о чем. О бизнесе Гарри ты знаешь все, что только можно.
Тут с другого конца прилавка я услышал голос Бадди:
— Дай мне «пепси» и пачку «Лаки страйк». Я принес ему и то, и другое.
— Когда ты пришел? Как твои дела? Он распечатал пачку, достал сигарету, закурил. Глубоко затянулся и отхлебнул «пепси», — Я в жопе!
Бадди уставился в прилавок. Никогда я не видел его таким расстроенным.
— Что случилось?
— На верфи босс заявил мне, что не может брать новых людей, поскольку война уже началась.
— Чушь какая-то. Раз идет война, им, наоборот, нужны рабочие руки, чтобы расширять производство.
— Точно, — кивнул Бадди. — Но им не нужны ниггеры.
— Ты связался со своими друзьями? — спросил я.
— Первым делом. Но они ничего не могут поделать. Все бруклинские верфи, включая военные, контролируют итальяшки.
— И что ты теперь собираешься делать? Бадди пожал плечами.
— Еще не знаю. Может, смотаюсь из города. Семьи у меня нет.
— Они выследят тебя по призывному удостоверению.
— Не выследят, если я буду жить в другом городе и под другой фамилией.
— Но тебе все равно понадобится призывное удостоверение, так ведь?
— Да, но это не проблема. Изготовить его — пара пустяков, — Ну не знаю. Они все равно могут добраться до тебя.
— Могут. — Бадди нервно забарабанил пальцами по прилавку. — Наверное, придется искать другой выход.
В половине пятого у киоска начали останавливаться таксисты новой смены. В соседнем квартале располагались два гаража такси, и водители всегда отоваривались у нас сигаретами и «пепси». Несколько таксистов справились о Гарри. Я сказал им, что он скоро подойдет. Они пообещали подъехать попозже.
Пятнадцать минут спустя прилавок опустел.
— Куда только подевался народ? — удивился я.
— Новости распространяются быстро, — ответил Бадди. — Все уже знают, что Гарри не принимает ставок от таксистов.
— Странно, что Гарри нет в такое время. Таксисты — люди азартные.
Не подъехал Гарри и к шести часам, поэтому за прилавок пришлось встать и Бадди, и Толстой Рите. Около семи Толстая Рита взглянула на часы.
— Мне пора. Не знаю, что и делать. Если задержусь, то опоздаю на поезд и не успею приготовить обед.
— Если твой рабочий день закончился, поезжай домой, — заметил я.
— А что делать с деньгами в кассе? Гарри всегда забирает большую часть, чтобы сдать их в ночную кассу.
— Я за ними пригляжу, — ответил я. — Когда появится Гарри, отдам ему.
Рита выбралась из-за кассового аппарата, заковыляла к станции подземки и скрылась из виду, спустившись по лестнице.
Я повернулся к Бадди.
— Думаешь, он удрал? Бадди рассмеялся.
— Он ненавидит Гитлера. Может, записался добровольцем?
Тут засмеялся и я.
— Только не Гарри. Он еврей, но не сумасшедший. — Я подошел к кассовому аппарату и выдвинул ящик с деньгами — Сто сорок баксов — — Это еще не все, — заметил Бадди. — Нажми рычажок с левой стороны. Ящик выедет до конца.
Я нажал. Ящик выехал, как и говорил Бадди. Открылось отделение, плотно набитое купюрами. Я прикинул, что там не меньше тысячи долларов, и быстро задвинул ящик.
— Гарри все-таки чокнутый. Держать здесь такие деньги!
— Он букмекер, — напомнил Бадди. — И ему нужны деньги, чтобы выдавать выигрыши.
Около девяти пошел легкий снежок. Подошло время закрытия, а я все не мог решить, что делать с деньгами. Тут на автомобиле подъехала тетя Лайла, — Где Гарри? — обратилась она ко мне. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Поехал в агентство нанимать новых пуэрториканцев. Кроме Хосе, на работу сегодня никто не вышел. Дядя еще не вернулся.
Едва я произнес эти слова, у киоска остановилось такси.
— А вот и я.
Гарри торопливо вылезал из кабины.
ГЛАВА 10
Война многое изменила. Там, где раньше работали мужчины, все чаще стали появляться женщины. Вот и Гарри теперь нанимал пуэрториканок, а не молодых пуэрториканцов. Бадди говорил, что Гарри от этого только выгадал. Он не только платил женщинам меньше, но и мог при желании оттрахать любую. Пуэрториканки не жаловались. Они дорожили своей работой. Все лучше, чем мыть лестницы. А больше их никуда не брали. За уборку и платили меньше, не говоря о том, что убираться приходилось через два дня на третий, а то и реже. Киоск же, открытый шесть дней в неделю, обеспечивал им стабильный заработок.
Школу я окончил двадцатого января. В то утро тетя Лайла приготовила мне отменный завтрак. В аттестате стояли в основном тройки, но я все-таки его получил.
Тетя Лайла и Китти приехали в школу на выпускной вечер. Гарри пришлось остаться в киоске. Как он сказал, «без него все бы встало».
Тетя Лайла подарила мне красивую рубашку, а Китти — толстый свитер. Сказала, что он будет согревать меня за прилавком в холодные вечера.
После того как я получил диплом об окончании школы, тетя Лайла подвезла меня и Китти к нашему дому и сказала, что теперь поедет к Гарри. Она хотела отдать Гарри рубашку, которую купила ему вместе с моей.
Мы с Китти переглянулись и, похоже, подумали об одном и том же. Я набрал номер киоска. Трубку сняла Толстая Рита.
— Где Гарри? — спросил я.
— Наверху. — Я слышал, как Рита чавкает жевательной резинкой. — Взял с собой одну пуэрториканку.
— Поднимись в его кабинет и скажи, что к нему едет тетя Лайла.
— Я не могу. Он меня убьет.
— Если не поднимешься, будет хуже. На кон поставлена твоя работа.
— Мне все равно. — Рита всхлипнула, должно быть, начала плакать. — Я боюсь. Ты знаешь, какой у Гарри темперамент.
— И все-таки поднимись к нему. Он не разозлится. Наоборот, похвалит тебя. Можешь мне поверить. Рита замялась.
— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.
Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.
— Все в порядке.
— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.
— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.
Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.
Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.
— Ты же этого ждал.
— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.
— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.
— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.
— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.
— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.
— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.
В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.
Школу я окончил двадцатого января. В то утро тетя Лайла приготовила мне отменный завтрак. В аттестате стояли в основном тройки, но я все-таки его получил.
Тетя Лайла и Китти приехали в школу на выпускной вечер. Гарри пришлось остаться в киоске. Как он сказал, «без него все бы встало».
Тетя Лайла подарила мне красивую рубашку, а Китти — толстый свитер. Сказала, что он будет согревать меня за прилавком в холодные вечера.
После того как я получил диплом об окончании школы, тетя Лайла подвезла меня и Китти к нашему дому и сказала, что теперь поедет к Гарри. Она хотела отдать Гарри рубашку, которую купила ему вместе с моей.
Мы с Китти переглянулись и, похоже, подумали об одном и том же. Я набрал номер киоска. Трубку сняла Толстая Рита.
— Где Гарри? — спросил я.
— Наверху. — Я слышал, как Рита чавкает жевательной резинкой. — Взял с собой одну пуэрториканку.
— Поднимись в его кабинет и скажи, что к нему едет тетя Лайла.
— Я не могу. Он меня убьет.
— Если не поднимешься, будет хуже. На кон поставлена твоя работа.
— Мне все равно. — Рита всхлипнула, должно быть, начала плакать. — Я боюсь. Ты знаешь, какой у Гарри темперамент.
— И все-таки поднимись к нему. Он не разозлится. Наоборот, похвалит тебя. Можешь мне поверить. Рита замялась.
— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.
Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.
— Все в порядке.
— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.
— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.
Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.
Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.
— Ты же этого ждал.
— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.
— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.
— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.
— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.
— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.
— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.
В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.
Книга вторая
Один франк за литр
Часть первая
ГЛАВА 1
ФРАНЦИЯ, 1914 ГОД.
Жан-Пьер слышал, как его отец и дед кричали друг на друга за тяжелыми резными дверьми библиотеки. Он прижался ухом к двери, но Арман, здоровяк-дворецкий, схватил его за шиворот, отволок наверх, втолкнул в спальню и отвесил две оплеухи.
— Никогда не подслушивай разговоров старших! — рявкнул он.
— Но они говорят о войне! Война — это интересно.
— Ты еще слишком молод. И ничего не знаешь о воинах, — ответил Арман. — Сиди здесь, пока тебя не позовут вниз.
Жан-Пьер наблюдал, как за дворецким закрылась дверь.
— Сукин сын! — пробормотал мальчик. — Я знаю, почему ты здесь работаешь. Сосешь член моему отцу и даешь деду трахать тебя в задницу.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, он подошел к окну и, глядя на ухоженные, цветущие клумбы, задумался о том, что успел услышать.
— Папа! — воскликнул Жак. — Чего ты боишься? Если война и начнется, то она закончится через несколько месяцев.
Морис с грустью посмотрел на сына.
— Жак, ты глуп. Никакая война за несколько месяцев не заканчивается. Я помню, как французы воевали с пруссаками, когда мне было двенадцать лет. Твой дед, я и еще десять мужчин в четырех фургонах ночью привезли в Париж воду, потому что пруссаки перекрыли водопровод. Французы никогда не умели готовиться к войне, ни тогда, ни теперь.
— И что из этого? Благодаря той войне мы разбогатели и открыли свое дело.
— Ты не понимаешь. Жак, — покачал головой его отец. — Времена сейчас другие. Бриан, наш премьер — эгоист. Я склонен верить, что он убил Жореса, пацифиста, только для того, чтобы мы могли ввязаться в войну. Не обманывай себя, Жак, немцы побьют всю Европу. Это мы никого не можем побить. Даже футбольные команды, и те ничего не выигрывают.
— Но государством руководит не Бриан. Президент — это Пуанкаре, — напомнил Жак.
— Пора тебе научиться читать между строк, Жак. Бриан станет президентом в ближайшие два года. И тогда вся Европа будет просить Америку спасти нас.
Жак посмотрел на отца.
— Может быть, стоит попросить мать Жан-Пьера разрешить ему пожить у нее в Швейцарии, пока все это не закончится?
— Ты знаешь, что записано в вашем договоре. Кроме того, я не хочу, чтобы мой внук жил у этой шлюхи. И потом она никогда не возьмет к себе Жан-Пьера.
Она соглашалась только на то, чтобы выносить ребенка, но не воспитывать его.
— Ротшильды живут и в Англии. Может, попросить их взять Жан-Пьера?
Морис усмехнулся.
— Ротшильдов интересуют только деньги.
— Деньги у нас есть. Не забывай, что нам принадлежат все заводы, разливающие нашу воду. Их стоимость едва ли не превосходит активы Ротшильдов.
— А ты не забывай, что Ротшильды — евреи. Жак также помнил, что его отца зовут Морис, и полагал, что имя это очень уж еврейское. Морис пытался сменить имя и стать Франсуа, но его отец, дед Жака, не разрешил, потому что так звали отца жены Мориса. Он работал в «Плескассье» возницей. А женился Морис на дочери кучера только потому, что искал крепкую девушку из низов, которая могла родить ему здорового сына. Жениться его заставили лишь законы о наследстве, ведь только сын позволял оставить «Плескассье» в собственности семьи. По той же причине женился и Жак. Жена родила ему двух сыновей, Жан-Пьера и Раймона. За развод Жак заплатил ей и ее семье двадцать пять тысяч луи. Они расстались мирно. Жена нисколько не грустила. Еще выходя замуж, она знала, что Жак — гомосексуалист, как его отец и дед. Она также знала, что ей нужен настоящий мужчина.
После развода она переехала в Швейцарию, имея на банковском счету двадцать тысяч Луи. Пять получила ее семья. Недостатка в мужчинах она не знала и скоро открыла бар и кафе.
— Нет, Ротшильды нам не подойдут, — продолжил Морис. Голос его эхом отражался от балок высокого потолка. — Мы пошлем Жан-Пьера в Квебек, где у меня живет дальняя родня. Дадим им немного денег, и они о нем позаботятся.
— А как насчет Раймона? — спросил Жак. — Ему только три года.
— С Раймоном проблемы нет. Мальчик физически и психически недоразвит. Ты знаешь, что говорит доктор Мейер. Мы должны поместить его в приют, где занимаются такими детьми.
— Но, папа, — запротестовал Жак, — он мой сын, твой внук. Мы не можем бросить его.
— Опять ты не помнишь, что говорили доктор Мейер и другие специалисты. Раймон не проживет больше девяти-десяти лет. И лучшее, что мы можем для него сделать, — это отдать в добрые руки.
Жак застыл. На глазах его выступили слезы.
— Раймон еще совсем маленький. Только Господу известно его будущее. Возможно, случится чудо и он выздоровеет.
— Надежда умирает последней, Жак. Если случится чудо, он к нам вернется. Пока с этим ребенком у нас одни хлопоты. Мы не можем показать его людям, так как они будут смеяться над нами за нашими спинами. Пострадает и наш бизнес. Знаю я этих мерзавцев. Жестокости им не занимать.
— Никогда не подслушивай разговоров старших! — рявкнул он.
— Но они говорят о войне! Война — это интересно.
— Ты еще слишком молод. И ничего не знаешь о воинах, — ответил Арман. — Сиди здесь, пока тебя не позовут вниз.
Жан-Пьер наблюдал, как за дворецким закрылась дверь.
— Сукин сын! — пробормотал мальчик. — Я знаю, почему ты здесь работаешь. Сосешь член моему отцу и даешь деду трахать тебя в задницу.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, он подошел к окну и, глядя на ухоженные, цветущие клумбы, задумался о том, что успел услышать.
— Папа! — воскликнул Жак. — Чего ты боишься? Если война и начнется, то она закончится через несколько месяцев.
Морис с грустью посмотрел на сына.
— Жак, ты глуп. Никакая война за несколько месяцев не заканчивается. Я помню, как французы воевали с пруссаками, когда мне было двенадцать лет. Твой дед, я и еще десять мужчин в четырех фургонах ночью привезли в Париж воду, потому что пруссаки перекрыли водопровод. Французы никогда не умели готовиться к войне, ни тогда, ни теперь.
— И что из этого? Благодаря той войне мы разбогатели и открыли свое дело.
— Ты не понимаешь. Жак, — покачал головой его отец. — Времена сейчас другие. Бриан, наш премьер — эгоист. Я склонен верить, что он убил Жореса, пацифиста, только для того, чтобы мы могли ввязаться в войну. Не обманывай себя, Жак, немцы побьют всю Европу. Это мы никого не можем побить. Даже футбольные команды, и те ничего не выигрывают.
— Но государством руководит не Бриан. Президент — это Пуанкаре, — напомнил Жак.
— Пора тебе научиться читать между строк, Жак. Бриан станет президентом в ближайшие два года. И тогда вся Европа будет просить Америку спасти нас.
Жак посмотрел на отца.
— Может быть, стоит попросить мать Жан-Пьера разрешить ему пожить у нее в Швейцарии, пока все это не закончится?
— Ты знаешь, что записано в вашем договоре. Кроме того, я не хочу, чтобы мой внук жил у этой шлюхи. И потом она никогда не возьмет к себе Жан-Пьера.
Она соглашалась только на то, чтобы выносить ребенка, но не воспитывать его.
— Ротшильды живут и в Англии. Может, попросить их взять Жан-Пьера?
Морис усмехнулся.
— Ротшильдов интересуют только деньги.
— Деньги у нас есть. Не забывай, что нам принадлежат все заводы, разливающие нашу воду. Их стоимость едва ли не превосходит активы Ротшильдов.
— А ты не забывай, что Ротшильды — евреи. Жак также помнил, что его отца зовут Морис, и полагал, что имя это очень уж еврейское. Морис пытался сменить имя и стать Франсуа, но его отец, дед Жака, не разрешил, потому что так звали отца жены Мориса. Он работал в «Плескассье» возницей. А женился Морис на дочери кучера только потому, что искал крепкую девушку из низов, которая могла родить ему здорового сына. Жениться его заставили лишь законы о наследстве, ведь только сын позволял оставить «Плескассье» в собственности семьи. По той же причине женился и Жак. Жена родила ему двух сыновей, Жан-Пьера и Раймона. За развод Жак заплатил ей и ее семье двадцать пять тысяч луи. Они расстались мирно. Жена нисколько не грустила. Еще выходя замуж, она знала, что Жак — гомосексуалист, как его отец и дед. Она также знала, что ей нужен настоящий мужчина.
После развода она переехала в Швейцарию, имея на банковском счету двадцать тысяч Луи. Пять получила ее семья. Недостатка в мужчинах она не знала и скоро открыла бар и кафе.
— Нет, Ротшильды нам не подойдут, — продолжил Морис. Голос его эхом отражался от балок высокого потолка. — Мы пошлем Жан-Пьера в Квебек, где у меня живет дальняя родня. Дадим им немного денег, и они о нем позаботятся.
— А как насчет Раймона? — спросил Жак. — Ему только три года.
— С Раймоном проблемы нет. Мальчик физически и психически недоразвит. Ты знаешь, что говорит доктор Мейер. Мы должны поместить его в приют, где занимаются такими детьми.
— Но, папа, — запротестовал Жак, — он мой сын, твой внук. Мы не можем бросить его.
— Опять ты не помнишь, что говорили доктор Мейер и другие специалисты. Раймон не проживет больше девяти-десяти лет. И лучшее, что мы можем для него сделать, — это отдать в добрые руки.
Жак застыл. На глазах его выступили слезы.
— Раймон еще совсем маленький. Только Господу известно его будущее. Возможно, случится чудо и он выздоровеет.
— Надежда умирает последней, Жак. Если случится чудо, он к нам вернется. Пока с этим ребенком у нас одни хлопоты. Мы не можем показать его людям, так как они будут смеяться над нами за нашими спинами. Пострадает и наш бизнес. Знаю я этих мерзавцев. Жестокости им не занимать.