Страница:
Если бы не Поль, у меня могли возникнуть проблемы со сбытом. Но он был на моей стороне. И нашел желающих приобрести джипы. Однако уже не за такую высокую цену, по которой они уходили во время войны. 25 июля я продал последний джип Прибыль составила двадцать тысяч долларов плюс новенький джип с брезентовым верхом и боковыми окнами из плексиглаза.
Жарой и влажностью летний Париж напоминал ад. Но все с радостью возвращались на работу, которая свидетельствовала о начале мирной жизни. Однако только начав работать, народ тут же вспоминал о летнем отпуске. Я понятия не имел, что во Франции уход в отпуск — почти что религиозный ритуал. Летом французы покидали Париж. Гуляя по улицам, я видел в основном американских и английских военных, но никак не мирных французских горожан.
Свое недоумение я выплеснул на Поля, когда вечером пришел в клуб.
— Почему так происходит? Я ничего не понимаю. Раз уж началась нормальная жизнь, почему вы не можете вести себя, как нормальные люди?
Он рассмеялся.
— Это нормально. Даже во время войны французы уходили в отпуск.
Толстяк, который приглядывал за дверью черного хода, он же шофер и телохранитель Поля, торопливо подскочил к нашему столику.
— Послушайте радио! — возбужденно воскликнул он. Поль знаком предложил мне последовать за ним. Мы поспешили в его кабинет. Комментатор что-то верещал. Говорил он так быстро, что я не смог разобрать ни слова.
Вскоре Поль обернулся ко мне. Начал объяснять, что к чему, но так разволновался, что то и дело перескакивал с английского на французский. Но я все-таки уяснил, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу, в результате чего погибли тысячи людей.
Поль смотрел на меня с перекошенным от ужаса лицом.
— Это же кошмар. Так много жертв. И все невинные люди, никогда не воевавшие. Кто же придумал такую бомбу?
Я покачал головой.
— Не знаю. Никогда о ней не слышал. Поймай «Голос Америки». Может, там нам все объяснят.
Поль покрутил диск, но поймал Би-би-си. Английский комментатор тараторил с той же скоростью, что и французский. И не менее возбужденно.
— Американцы сбросили атомную бомбу на японский город Хиросиму. Президент Гарри Трумэн, выступая перед американским конгрессом, сказал, что эта бомба остановит войну на Тихом океане и спасет жизнь тысячам американцев, которым в противном случае пришлось бы штурмовать один японский остров за другим.
Поль выключил радио, не дав мне дослушать.
— Атомная бомба? Что же это за зверь?
— Не знаю, — ответил я. — Но, думаю, штука хорошая, если может остановить войну.
— Политики! — В голосе Поля слышалось отвращение. — Социалисты пытаются лишить де Голля власти, потому что война закончилась и он им уже не нужен. Англичане дали Черчиллю пинка, не успели немцы капитулировать. Французские социалисты и английские лейбористы на самом деле пособники коммунистов. В конце концов Россия будет контролировать всю Европу.
Вечером, вернувшись домой с Жизель, я пересказал ей разговор с Полем и спросил, все ли французы так думают.
Она заулыбалась.
— Это вряд ли. Поль — корсиканец, и у него слишком уж живое воображение. В конце концов это произошло за тридевять земель. И не должно нас волновать.
Я достал бутылку пива и сидел за столом, пока Жизель не появилась из ванной.
Взглянув на меня, она рассмеялась.
— Почему бы тебе не лечь в постель? Теперь война действительно закончилась.
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
Жарой и влажностью летний Париж напоминал ад. Но все с радостью возвращались на работу, которая свидетельствовала о начале мирной жизни. Однако только начав работать, народ тут же вспоминал о летнем отпуске. Я понятия не имел, что во Франции уход в отпуск — почти что религиозный ритуал. Летом французы покидали Париж. Гуляя по улицам, я видел в основном американских и английских военных, но никак не мирных французских горожан.
Свое недоумение я выплеснул на Поля, когда вечером пришел в клуб.
— Почему так происходит? Я ничего не понимаю. Раз уж началась нормальная жизнь, почему вы не можете вести себя, как нормальные люди?
Он рассмеялся.
— Это нормально. Даже во время войны французы уходили в отпуск.
Толстяк, который приглядывал за дверью черного хода, он же шофер и телохранитель Поля, торопливо подскочил к нашему столику.
— Послушайте радио! — возбужденно воскликнул он. Поль знаком предложил мне последовать за ним. Мы поспешили в его кабинет. Комментатор что-то верещал. Говорил он так быстро, что я не смог разобрать ни слова.
Вскоре Поль обернулся ко мне. Начал объяснять, что к чему, но так разволновался, что то и дело перескакивал с английского на французский. Но я все-таки уяснил, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу, в результате чего погибли тысячи людей.
Поль смотрел на меня с перекошенным от ужаса лицом.
— Это же кошмар. Так много жертв. И все невинные люди, никогда не воевавшие. Кто же придумал такую бомбу?
Я покачал головой.
— Не знаю. Никогда о ней не слышал. Поймай «Голос Америки». Может, там нам все объяснят.
Поль покрутил диск, но поймал Би-би-си. Английский комментатор тараторил с той же скоростью, что и французский. И не менее возбужденно.
— Американцы сбросили атомную бомбу на японский город Хиросиму. Президент Гарри Трумэн, выступая перед американским конгрессом, сказал, что эта бомба остановит войну на Тихом океане и спасет жизнь тысячам американцев, которым в противном случае пришлось бы штурмовать один японский остров за другим.
Поль выключил радио, не дав мне дослушать.
— Атомная бомба? Что же это за зверь?
— Не знаю, — ответил я. — Но, думаю, штука хорошая, если может остановить войну.
— Политики! — В голосе Поля слышалось отвращение. — Социалисты пытаются лишить де Голля власти, потому что война закончилась и он им уже не нужен. Англичане дали Черчиллю пинка, не успели немцы капитулировать. Французские социалисты и английские лейбористы на самом деле пособники коммунистов. В конце концов Россия будет контролировать всю Европу.
Вечером, вернувшись домой с Жизель, я пересказал ей разговор с Полем и спросил, все ли французы так думают.
Она заулыбалась.
— Это вряд ли. Поль — корсиканец, и у него слишком уж живое воображение. В конце концов это произошло за тридевять земель. И не должно нас волновать.
Я достал бутылку пива и сидел за столом, пока Жизель не появилась из ванной.
Взглянув на меня, она рассмеялась.
— Почему бы тебе не лечь в постель? Теперь война действительно закончилась.
ГЛАВА 14
В середине августа, в полтретьего утра, когда мы с Жизель крепко спали, нас разбудил Поль. Таким нервным я никогда раньше его не видел. Он плюхнулся на стул в кухне. Я быстро налил ему коньяка, а Жизель поставила на плиту воду для кофе.
Поль выпил коньяк залпом и тут же вновь наполнил бокал.
— У нас неприятности.
— В каком смысле? — спросил я.
— Армия обнаружила джипы на Корсике. От них потянулась ниточка к нашим друзьям. Сейчас генерал и инспектор полиции под домашним арестом.
Наши друзья молчат, но французские детективы — не дураки. Они уже сообразили, что такое количество джипов могло поступить только из Парижа. — Поль допил коньяк и пригубил кофе.
— А чего ты так расстроился? — удивился я. — Ты не в армии. Тебя они не тронут.
— Я корсиканец, — напомнил Поль. — Детективы знают, что инспектор полиции — мой брат. Они также знают, что мы выходили на твоего командира, под началом которого ремонтировались джипы.
— Но полковник в Штатах. До него они не доберутся. И все механики уже вернулись домой. Так что твоим детективам ничего не обломится.
— Джерри, — Поль покачал головой, — что ты несешь? Мы-то с тобой здесь, и они могут схватить нас.
— Доказательств у них нет, они ничего не найдут. Джипы мы давно распродали. К тому же я американский гражданин. Им не за что арестовывать меня.
— Между прочим, твой джип стоит в гараже. И не забывай, что французские и американские законы сильно отличаются друг от друга. Здесь тебя могут арестовать, не объясняя причин. — Он закурил. — Мой вам совет — как можно быстрее уезжайте из Парижа. Сам я утром отбываю на Корсику.
— Просто так оставляешь свои клубы? — Я щелкнул пальцами. — Раз, и все?
Вот тут Поль рассмеялся, первый раз с того момента, как переступил порог нашей квартиры.
— Я же корсиканец. То есть не глупец. Мои люди будут вести все дела, пока я не вернусь.
Я взял чашку с кофе, сел рядом с Жизель.
— А куда деваться мне? Я американец, так что заметен издалека.
— Если ты наденешь гражданский костюм, то будешь выглядеть, как все. — Он повернулся к Жизель. — Вам пора паковаться. Я думаю, вы должны ехать в Лион, к твоим родителям. Передай им мои наилучшие пожелания и скажи, что я надеюсь вскоре их навестить. — Поль достал из кармана конверт, протянул его Жизель. — Это рекомендательное письмо управляющему клуба в Ницце, который принадлежит мне. Он сразу даст тебе работу. Потом пришла моя очередь.
— Тебе я тоже помогу. Направлю к своему близкому другу, который знает и Жизель. Зовут его месье Жан-Пьер Мартин. Войну он закончил полковником. Служил в штабе де Голля. Он гомосексуалист, как и я, а добрыми друзьями мы стали, потому что я помог уладить кое-какие проблемы для американца, с которым он сейчас живет на юге Франции. Жан-Пьер любит американцев, потому что много лет учился в Штатах. Поговори с ним. Я уверен, что он найдет тебе хорошую работу в своей компании. Он собирается осваивать новые рынки: Англию и Соединенные Штаты.
— Поль, ты так заботишься обо мне, я тебе очень признателен. Но почему?
— Ты даже не догадываешься, какую услугу ты оказал мне и моему брату. И потом — мы друзья. А дружба иной раз ценится выше любви. — Он вдавил окурок в пепельницу, допил кофе, поднялся и обнял Жизель. Расцеловал ее в обе щеки, потом повернулся ко мне.
— Благодари Бога, что я гей. Иначе бы тебе не видать этой девочки, как своих ушей.
Я рассмеялся.
— Поль, пожалуйста, береги себя.
— Обязательно, друг мой. — Он обнял меня, поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую. — Я должен идти. — У двери Поль обернулся. — Когда будете уезжать, оставьте ключи консьержке. Она знает, что делать дальше.
Мы проводили Поля взглядом. Когда за ним закрылась дверь, я посмотрел на Жизель.
— С ним ничего не случится? — спросил я.
— Будь спокоен, — ответила она. — Начнем паковаться. Нам надо собрать вещи и уехать до рассвета. Тогда нас никто не увидит.
— А сколько потребуется времени, чтобы добраться до Лиона? — поинтересовался я.
— Все зависит от состояния дорог. Война закончилась не так уж давно. Нам может понадобиться от семи до десяти часов. — Жизель рассмеялась. — К сожалению, мы едем не в свадебное путешествие.
Уж не знаю как, но мы уложились в срок. Собрали вещи и уехали в самом начале седьмого. С востока как раз начал наползать легкий туман. Над Парижем повисли тяжелые дождевые облака. Джип весело катил по шоссе. Мотор работал, как часы. Но проблемы все-таки возникли: у меня не было карты. Правда, Жизель утверждала, что знает дорогу. Опять же на указателях разрешенная скорость и расстояния были обозначены в километрах, а на спидометре — в милях. Но Жизель все эти мелочи не волновали. Она сияла от счастья. Еще бы, осуществлялась ее мечта — Жизель ехала домой. И плевать она хотела, ехать нам четыреста километров или двести сорок миль. Путь-то один и тот же.
Я рассчитал, что при средней скорости тридцать миль в час дорога до Лиона займет у нас восемь часов, если мы обойдемся без остановок. Но остановок хватало. Чтобы облегчиться, перекусить, заправить бак бензином, уточнить дорогу. И была еще одна остановка, самая важная для Жизель. Мы остановились в большом городе, чтобы купить мне гражданский костюм.
Жизель объяснила, что ее родители не выносят иностранцев. Особенно солдат. С тех пор, как немецкий солдат обрюхатил ее сестру и от нее все отвернулись. Терезе пришлось сделать аборт, но родители ее так и не простили.
— Одежда значения не имеет, — заметил я. — Все равно твои родители узнают, что я служил в американской армии.
— Это я понимаю. Но так мне будет проще найти с ними общий язык. Если родители увидят тебя в костюме, то по крайней мере поймут, что ты остаешься во Франции и не собираешься бросать меня.
— Есть и более важное отличие. Дружок твоей сестры воевал против Франции, а я — за нее.
Однако убедить Жизель не удалось. Я купил светло-серый костюм и две белые рубашки. Во Франции шили не такие костюмы, как в Америке. С более узкими плечами, короткими штанинами. Купленный мною костюм с французским размером "L" едва тянул на американский "М".
К дому родителей Жизель мы подъехали в пять вечера. Дверь открыла ее мать.
— Жизель приехала! — крикнула она мужу, обняла дочь и расплакалась. — Наконец-то моя девочка дома! Вышел отец Жизель. Обнял и расцеловал ее в обе щеки.
— Жизель, почему ты не сообщила нам о своем приезде? — спросил он.
Мы прошли в дом. Они так быстро тараторили по-французски, что я не понимал ни слова, Наконец ее отец повернулся ко мне.
— Американец? — спросил он.
— Oui, папа, — ответила Жизель.
Я протянул руку.
— Рад с вами познакомиться, сэр. Он лишь посмотрел на мою руку.
— Мой отец не понимает по-английски. — В голосе Жизель слышались извиняющиеся нотки.
— Его также не обучили правилам хорошего тона, — ответил я. — Я подожду в машине.
— Остынь, — бросила она мне, потом повернулась к отцу и быстро-быстро заговорила. Тут уж несколько слов я понял. «Герой войны. Очень богатый. Мой жених. Моя любовь».
Мать Жизель взяла меня за руку и подвела к столу. Мы сели. Ее отец продолжал дуться, но все-таки подошел и пожал мне руку. Затем достал бутылку вина и налил каждому по маленькому стаканчику.
— Salut[37]! — сквозь зубы процедил он. Я кивнул, ответил тем же. Мы выпили. Через несколько минут появилась Тереза. Сестры долго тискали друг друга и целовались. Я наблюдал за их отцом. С Терезой он держался куда сдержаннее, чем с Жизель. Потом Тереза повернулась ко мне.
— Мне кажется, я тебя уже давно знала, — с улыбкой сказала она по-английски. — Жизель писала мне каждый месяц по несколько писем.
— Мне она тоже рассказывала о тебе. Я рад, что мы наконец-то встретились.
— Я очень сожалею, что наш отец так себя ведет, — извинилась она. — Наверное, в этом виновата я. Ему не нравился мой кавалер.
— Выбор был за тобой. Твой отец не имел права вмешиваться.
— Теперь все это в прошлом. — Тереза пожала плечами. — Война кончилась, возможно, мы все забудем старые обиды.
— Надеюсь на это, — кивнул я.
Жизель улыбнулась мне.
— Моя сестра — красавица, правда?
— Вы обе красавицы. И мне жаль, что ваш отец все еще злится на Терезу.
— Время лечит, — философски ответила Жизель. — А пока Тереза, ты и я пойдем обедать в ресторан, который принадлежит моему очень хорошему другу. Мои родители едят так, как это принято у французов. Обедают днем, а вечером обходятся хлебом с сыром и стаканом вина.
— Как скажешь.
— И еще. — Жизель вновь улыбнулась. — Мои родители очень консервативны. Они хотят, чтобы я осталась на ночь в их доме, но у них только одна свободная спальня, а под своей крышей спать со мной до свадьбы они тебе не разрешат.
— Хорошо. Я сниму номер в отеле.
— В этом нет необходимости. Тереза говорит, что ты можешь провести ночь у нее.
Я посмотрел на Терезу.
— Я тебя не стесню?
Тереза улыбнулась.
— Отнюдь.
Я повернулся к Жизель, она согласно кивнула.
Я понятия не имел, что лионские рестораны считаются лучшими во Франции. А раз так, то и лучшими в мире. Хозяин тепло встретил сестер, но я заметил, что Терезы он все-таки сторонится. Потом увидел я ленточку в его петлице. И здесь тоже не забыли войну. Его наградили орденом Почетного Легиона, а Тереза предала страну, улегшись в постель к врагу. Но хозяин ресторана остался джентльменом. А потому принял нас с распростертыми объятиями.
После обеда Жизель отвезла нас к дому Терезы. Дала мне маленький саквояж с туалетными принадлежностями и пижамой. Рассмеялась и на прощание поцеловала меня в щеку.
— Не обижай мою сестричку.
— Не волнуйся, — заверил я ее и взглянул на улыбающуюся Терезу. Сестры расцеловались. — Я заеду за тобой в девять утра, — пообещала Жизель и тронула джип с места.
Я последовал за Терезой в ее квартиру. Она показала мне ванную и спальню. В ней стояла только одна двуспальная кровать. Я повернулся к Терезе.
— А другой спальни у тебя нет?
Улыбаясь, она покачал головой.
— Нет.
— Так я буду спать на софе в гостиной?
— Нет.
Я недоуменно воззрился на нее.
Тереза все улыбалась.
— Кровать большая. Я уверена, что в ней хватит места двоим.
— Мне и тебе?
— Естественно. Я не девушка, а мы с Жизельсестры и привыкли всем делиться.
Об этом французском обычае я слышал впервые. Когда я вернулся из ванной, Тереза уже лежала на кровати в наряде Евы. Ей потребовалось двадцать секунд, чтобы сорвать с меня пижаму. Потом она повалила меня на спину и уселась мне налицо. Ее «киска» уже сочилась влагой. Она завела руку за спину и ухватила мое хозяйство. Несколько ритмичных движений, и я обильно полил спермой ее спину. При этом Тереза не забывала тереться клитором и вскоре со сладострастным стоном скатилась с меня.
Поль выпил коньяк залпом и тут же вновь наполнил бокал.
— У нас неприятности.
— В каком смысле? — спросил я.
— Армия обнаружила джипы на Корсике. От них потянулась ниточка к нашим друзьям. Сейчас генерал и инспектор полиции под домашним арестом.
Наши друзья молчат, но французские детективы — не дураки. Они уже сообразили, что такое количество джипов могло поступить только из Парижа. — Поль допил коньяк и пригубил кофе.
— А чего ты так расстроился? — удивился я. — Ты не в армии. Тебя они не тронут.
— Я корсиканец, — напомнил Поль. — Детективы знают, что инспектор полиции — мой брат. Они также знают, что мы выходили на твоего командира, под началом которого ремонтировались джипы.
— Но полковник в Штатах. До него они не доберутся. И все механики уже вернулись домой. Так что твоим детективам ничего не обломится.
— Джерри, — Поль покачал головой, — что ты несешь? Мы-то с тобой здесь, и они могут схватить нас.
— Доказательств у них нет, они ничего не найдут. Джипы мы давно распродали. К тому же я американский гражданин. Им не за что арестовывать меня.
— Между прочим, твой джип стоит в гараже. И не забывай, что французские и американские законы сильно отличаются друг от друга. Здесь тебя могут арестовать, не объясняя причин. — Он закурил. — Мой вам совет — как можно быстрее уезжайте из Парижа. Сам я утром отбываю на Корсику.
— Просто так оставляешь свои клубы? — Я щелкнул пальцами. — Раз, и все?
Вот тут Поль рассмеялся, первый раз с того момента, как переступил порог нашей квартиры.
— Я же корсиканец. То есть не глупец. Мои люди будут вести все дела, пока я не вернусь.
Я взял чашку с кофе, сел рядом с Жизель.
— А куда деваться мне? Я американец, так что заметен издалека.
— Если ты наденешь гражданский костюм, то будешь выглядеть, как все. — Он повернулся к Жизель. — Вам пора паковаться. Я думаю, вы должны ехать в Лион, к твоим родителям. Передай им мои наилучшие пожелания и скажи, что я надеюсь вскоре их навестить. — Поль достал из кармана конверт, протянул его Жизель. — Это рекомендательное письмо управляющему клуба в Ницце, который принадлежит мне. Он сразу даст тебе работу. Потом пришла моя очередь.
— Тебе я тоже помогу. Направлю к своему близкому другу, который знает и Жизель. Зовут его месье Жан-Пьер Мартин. Войну он закончил полковником. Служил в штабе де Голля. Он гомосексуалист, как и я, а добрыми друзьями мы стали, потому что я помог уладить кое-какие проблемы для американца, с которым он сейчас живет на юге Франции. Жан-Пьер любит американцев, потому что много лет учился в Штатах. Поговори с ним. Я уверен, что он найдет тебе хорошую работу в своей компании. Он собирается осваивать новые рынки: Англию и Соединенные Штаты.
— Поль, ты так заботишься обо мне, я тебе очень признателен. Но почему?
— Ты даже не догадываешься, какую услугу ты оказал мне и моему брату. И потом — мы друзья. А дружба иной раз ценится выше любви. — Он вдавил окурок в пепельницу, допил кофе, поднялся и обнял Жизель. Расцеловал ее в обе щеки, потом повернулся ко мне.
— Благодари Бога, что я гей. Иначе бы тебе не видать этой девочки, как своих ушей.
Я рассмеялся.
— Поль, пожалуйста, береги себя.
— Обязательно, друг мой. — Он обнял меня, поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую. — Я должен идти. — У двери Поль обернулся. — Когда будете уезжать, оставьте ключи консьержке. Она знает, что делать дальше.
Мы проводили Поля взглядом. Когда за ним закрылась дверь, я посмотрел на Жизель.
— С ним ничего не случится? — спросил я.
— Будь спокоен, — ответила она. — Начнем паковаться. Нам надо собрать вещи и уехать до рассвета. Тогда нас никто не увидит.
— А сколько потребуется времени, чтобы добраться до Лиона? — поинтересовался я.
— Все зависит от состояния дорог. Война закончилась не так уж давно. Нам может понадобиться от семи до десяти часов. — Жизель рассмеялась. — К сожалению, мы едем не в свадебное путешествие.
Уж не знаю как, но мы уложились в срок. Собрали вещи и уехали в самом начале седьмого. С востока как раз начал наползать легкий туман. Над Парижем повисли тяжелые дождевые облака. Джип весело катил по шоссе. Мотор работал, как часы. Но проблемы все-таки возникли: у меня не было карты. Правда, Жизель утверждала, что знает дорогу. Опять же на указателях разрешенная скорость и расстояния были обозначены в километрах, а на спидометре — в милях. Но Жизель все эти мелочи не волновали. Она сияла от счастья. Еще бы, осуществлялась ее мечта — Жизель ехала домой. И плевать она хотела, ехать нам четыреста километров или двести сорок миль. Путь-то один и тот же.
Я рассчитал, что при средней скорости тридцать миль в час дорога до Лиона займет у нас восемь часов, если мы обойдемся без остановок. Но остановок хватало. Чтобы облегчиться, перекусить, заправить бак бензином, уточнить дорогу. И была еще одна остановка, самая важная для Жизель. Мы остановились в большом городе, чтобы купить мне гражданский костюм.
Жизель объяснила, что ее родители не выносят иностранцев. Особенно солдат. С тех пор, как немецкий солдат обрюхатил ее сестру и от нее все отвернулись. Терезе пришлось сделать аборт, но родители ее так и не простили.
— Одежда значения не имеет, — заметил я. — Все равно твои родители узнают, что я служил в американской армии.
— Это я понимаю. Но так мне будет проще найти с ними общий язык. Если родители увидят тебя в костюме, то по крайней мере поймут, что ты остаешься во Франции и не собираешься бросать меня.
— Есть и более важное отличие. Дружок твоей сестры воевал против Франции, а я — за нее.
Однако убедить Жизель не удалось. Я купил светло-серый костюм и две белые рубашки. Во Франции шили не такие костюмы, как в Америке. С более узкими плечами, короткими штанинами. Купленный мною костюм с французским размером "L" едва тянул на американский "М".
К дому родителей Жизель мы подъехали в пять вечера. Дверь открыла ее мать.
— Жизель приехала! — крикнула она мужу, обняла дочь и расплакалась. — Наконец-то моя девочка дома! Вышел отец Жизель. Обнял и расцеловал ее в обе щеки.
— Жизель, почему ты не сообщила нам о своем приезде? — спросил он.
Мы прошли в дом. Они так быстро тараторили по-французски, что я не понимал ни слова, Наконец ее отец повернулся ко мне.
— Американец? — спросил он.
— Oui, папа, — ответила Жизель.
Я протянул руку.
— Рад с вами познакомиться, сэр. Он лишь посмотрел на мою руку.
— Мой отец не понимает по-английски. — В голосе Жизель слышались извиняющиеся нотки.
— Его также не обучили правилам хорошего тона, — ответил я. — Я подожду в машине.
— Остынь, — бросила она мне, потом повернулась к отцу и быстро-быстро заговорила. Тут уж несколько слов я понял. «Герой войны. Очень богатый. Мой жених. Моя любовь».
Мать Жизель взяла меня за руку и подвела к столу. Мы сели. Ее отец продолжал дуться, но все-таки подошел и пожал мне руку. Затем достал бутылку вина и налил каждому по маленькому стаканчику.
— Salut[37]! — сквозь зубы процедил он. Я кивнул, ответил тем же. Мы выпили. Через несколько минут появилась Тереза. Сестры долго тискали друг друга и целовались. Я наблюдал за их отцом. С Терезой он держался куда сдержаннее, чем с Жизель. Потом Тереза повернулась ко мне.
— Мне кажется, я тебя уже давно знала, — с улыбкой сказала она по-английски. — Жизель писала мне каждый месяц по несколько писем.
— Мне она тоже рассказывала о тебе. Я рад, что мы наконец-то встретились.
— Я очень сожалею, что наш отец так себя ведет, — извинилась она. — Наверное, в этом виновата я. Ему не нравился мой кавалер.
— Выбор был за тобой. Твой отец не имел права вмешиваться.
— Теперь все это в прошлом. — Тереза пожала плечами. — Война кончилась, возможно, мы все забудем старые обиды.
— Надеюсь на это, — кивнул я.
Жизель улыбнулась мне.
— Моя сестра — красавица, правда?
— Вы обе красавицы. И мне жаль, что ваш отец все еще злится на Терезу.
— Время лечит, — философски ответила Жизель. — А пока Тереза, ты и я пойдем обедать в ресторан, который принадлежит моему очень хорошему другу. Мои родители едят так, как это принято у французов. Обедают днем, а вечером обходятся хлебом с сыром и стаканом вина.
— Как скажешь.
— И еще. — Жизель вновь улыбнулась. — Мои родители очень консервативны. Они хотят, чтобы я осталась на ночь в их доме, но у них только одна свободная спальня, а под своей крышей спать со мной до свадьбы они тебе не разрешат.
— Хорошо. Я сниму номер в отеле.
— В этом нет необходимости. Тереза говорит, что ты можешь провести ночь у нее.
Я посмотрел на Терезу.
— Я тебя не стесню?
Тереза улыбнулась.
— Отнюдь.
Я повернулся к Жизель, она согласно кивнула.
Я понятия не имел, что лионские рестораны считаются лучшими во Франции. А раз так, то и лучшими в мире. Хозяин тепло встретил сестер, но я заметил, что Терезы он все-таки сторонится. Потом увидел я ленточку в его петлице. И здесь тоже не забыли войну. Его наградили орденом Почетного Легиона, а Тереза предала страну, улегшись в постель к врагу. Но хозяин ресторана остался джентльменом. А потому принял нас с распростертыми объятиями.
После обеда Жизель отвезла нас к дому Терезы. Дала мне маленький саквояж с туалетными принадлежностями и пижамой. Рассмеялась и на прощание поцеловала меня в щеку.
— Не обижай мою сестричку.
— Не волнуйся, — заверил я ее и взглянул на улыбающуюся Терезу. Сестры расцеловались. — Я заеду за тобой в девять утра, — пообещала Жизель и тронула джип с места.
Я последовал за Терезой в ее квартиру. Она показала мне ванную и спальню. В ней стояла только одна двуспальная кровать. Я повернулся к Терезе.
— А другой спальни у тебя нет?
Улыбаясь, она покачал головой.
— Нет.
— Так я буду спать на софе в гостиной?
— Нет.
Я недоуменно воззрился на нее.
Тереза все улыбалась.
— Кровать большая. Я уверена, что в ней хватит места двоим.
— Мне и тебе?
— Естественно. Я не девушка, а мы с Жизельсестры и привыкли всем делиться.
Об этом французском обычае я слышал впервые. Когда я вернулся из ванной, Тереза уже лежала на кровати в наряде Евы. Ей потребовалось двадцать секунд, чтобы сорвать с меня пижаму. Потом она повалила меня на спину и уселась мне налицо. Ее «киска» уже сочилась влагой. Она завела руку за спину и ухватила мое хозяйство. Несколько ритмичных движений, и я обильно полил спермой ее спину. При этом Тереза не забывала тереться клитором и вскоре со сладострастным стоном скатилась с меня.
ГЛАВА 15
В девять утра я стоял на тротуаре у подъезда многоквартирного дома Терезы. Жизель вырулила из-за угла и остановила джип рядом со мной. Я молча бросил саквояж на заднее сиденье.
Жизель перебралась с водительского места на сиденье пассажира. Я обошел джип, сел за руль, посмотрел на нее. Жизель улыбалась.
— Сука! — вырвалось у меня.
— Разве тебе не понравилась моя маленькая сестричка? — Ее глаза изумленно раскрылись.
— Ты меня подставила, — рявкнул я. — Мне еще повезло, что она не затрахала меня до смерти!
— Тереза слишком давно одна. Мужчина был ей просто необходим.
Я искоса посмотрел на Жизель.
— Когда ты говорила, что вы делитесь с сестрой всем, я не подозревал, что речь идет и о любовниках. Она наклонилась ко мне, поцеловала в щеку, — Только о хороших любовниках. — Жизель рассмеялась.
— Как хорошо, что у тебя только одна сестра, — наконец улыбнулся и я'. — Иначе я бы точно отправился на тот свет.
Жизель вновь поцеловала меня.
— Я люблю тебя, Джерри. Я покачал головой.
— Ничего не понимаю. Неужели это французский обычай?
— Я думаю, нам пора ехать, — сменила тему Жизель. — Сначала доберемся до Марселя, а потом по автостраде номер семь — до Канн и Ниццы.
— Сколько нам ехать? — спросил я.
— Расстояние примерно то же, что и до Парижа. Но нам еще надо найти отель, где мы заночуем. В Ницце родственников у меня нет. — Жизель хитро улыбнулась. — И сестер тоже.
В семь вечера мы зарегистрировались в маленьком отеле Ниццы. Отлично пообедали в ресторане, который порекомендовала Жизель. В меню преобладали блюда из свежей рыбы. Обычно рыбу я не жалую, но в Ницце ее умели готовить. И бутылка хорошего вина пришлась как нельзя кстати.
В номере стояла двуспальная кровать. Не очень широкая и коротковатая для меня. Но пожаловаться я не успел. Жизель взяла инициативу в свои руки, и о сне мне пришлось забыть. До утра я дожил, но с большим трудом.
Уютный отель страдал одним серьезным недостатком: при нем не было ресторана. Лучи утреннего солнца начали прогревать номер. Я распахнул окна, но воздух даже не шевельнулся.
Жизель как раз вышла из ванной. Прекрасная, свежая, юная, с капельками воды, сверкающими на бархатистой коже.
— Здесь всегда так? — спросил я.
— Это же юг Франции, — ответила она. — Тепло и солнце притягивают на Лазурный берег всю Европу.
— Даже зимой? — полюбопытствовал я.
— Зимой тоже тепло, но, конечно, не так, как сейчас. — Жизель протянула мне полотенце. — Вытри мне спину.
Я вытер.
— Что теперь?
Она надела трусики и бюстгальтер. Осторожно, чтобы не зацепить, натянула чулки. Пусть война и закончилась, но дефицит хороших шелковых чулок сохранялся. Наконец Жизель облачилась в белое платье из тонкой хлопчатобумажной ткани.
— К управляющему клуба идти еще рано. Предлагаю съездить в Канны и повидаться с Жан-Пьером Мартином, о котором говорил тебе Поль.
— Согласен. А как насчет завтрака?
— Конечно, "мы позавтракаем, — ответила Жизель — Но только после того, как купим тебе светлые брюки и рубашку с короткими рукавами. Иначе к полудню ты запаришься.
Я понятия не имел, что Ницца — один из крупнейших городов Франции. Жизель привела меня в большой универмаг, таких хватало и в Штатах, и мы сразу прошли в отдел мужской одежды. Жизель быстренько одела меня с ног до головы. Начала с брюк: белые, розовые, пастельно-голубые. Потом в тон им рубашки. И наконец, синий блейзер.
Она поставила меня перед зеркалом и удовлетворенно кивнула.
— Тебе нравится? — На ее губах играла улыбка.
— Я похож на сутенера, — ответил я. — Никогда такого не надевал.
— Ты похож на джентльмена, — поправила меня Жизель. — Не забывай, Жан-Пьер — богатый человек. Даже форму он шил на заказ у одного из лучших французских портных. Тот же портной обшивал де Голля, а когда Жан-Пьер влюбился в того американца, портной стал шить форму и ему.
— Я все-таки не понимаю, почему ты решила, что этот человек примет какое-то участие в моей судьбе.
Жизель мне все терпеливо разобъяснила, словно маленькому непонятливому ребенку.
— Во-первых. Поль оказал Джей-Пи немало услуг, и тот у него в долгу. Корсиканцы следили за тем, чтобы предприятия Джей-Пи не знали недостатка в рабочей силе независимо от того, идет война или нет. Во-вторых, Поль оберегал Джей-Пи от полиции как гражданской, так и военной, когда те хотели застукать его с американским любовником сначала в Париже, а потом в Каннах.
— Это не означает, что он даст мне работу.
— Поль и не говорил, что даст. Он лишь сказал, что тебе следует с ним встретиться и посмотреть, что из этого выйдет.
— А у тебя с ним какие отношения? — спросил я. — Ты с ним трахалась?
Жизель рассмеялась и покачала головой.
— Джей-Пи — гомосексуалист. И происходит из семьи гомосексуалистов. Другого образа жизни он не знает. В нем нет ничего бисексуального.
— Ты все о нем. И не отвечаешь на мой вопрос. Ты с ним трахалась?
— Нет, — коротко ответила она и вскинула на меня глаза. — Ты ревнуешь?
— Да. Я не француз и не понимаю ваших обычаев. Жизель взяла меня под руку.
— Я рада. Сейчас позвоню Джей-Пи и узнаю, сможет ли он принять нас сегодня.
— Ты думаешь, примет?
— Уверена, что примет, — без малейшей запинки ответила она. — Поль наверняка уже успел с ним переговорить.
Как обычно, Жизель не ошиблась. Джей-Пи пригласил нас на ленч на свою виллу в Каннах.
Дорогу Жизель знала, поэтому за руль села она. Вилла располагалась на большом, высоком холме перед самыми Каннами. Взбираясь на холм, мы проехали несколько домов. Жизель пояснила, что это тоже виллы, земля здесь стоила дорого, так что селились на холме только люди богатые. Заканчивалась дорога широкой площадкой с большой клумбой посередине. Асфальтированное кольцо вокруг нее служило для разворота. За клумбой высились металлические ворота, от которых в обе стороны уходил высокий забор. На воротах висела табличка с золотыми буквами «ПОМЕСТЬЕ МАРТИНА». За ними и чуть в стороне виднелся маленький домик охраны.
Француз в синей крестьянской блузе обратился к нам, не открывая ворот:
— Votre nomme, s'il vous plait[38].
Жизель назвала наши имена и фамилии. Мужчина прошел в домик, через окно мы увидели, как он снял телефонную трубку. Минуту спустя он вернулся к воротам, открыл их и жестом предложил следовать к вилле.
Жизель остановила джип перед.., не виллой — дворцом. Я посмотрел на Жизель. Увиденное потрясло ее не меньше, чем меня. Открылась парадная дверь и появился дворецкий.
Он взглянул на мой автомобиль и разве что не фыркнул. Небрежно махнул рукой, показывая, что джип надобно поставить подальше от двух «роллс-ройсов» и «кадиллака».
Жизель уже потянулась к ручке коробки передач, но я удержал ее руку. Заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания.
— Если тебе хочется переставить машину, сам этим и займись, — бросил я ему через окно.
Дворецкий в ужасе вытаращился на меня. А мужчина, который следом за ним появился в дверях виллы, расхохотался. Что-то сказал дворецкому по-французски, тот согнулся чуть ли не до земли и, словно кот, юркнул мимо мужчины в дверь.
Француз мне понравился. Высокий, с аккуратно подстриженными усами, в шортах, загоревший дочерна, со светлыми волосами. Он поднял Жизель, расцеловал в обе щеки, потом повернулся ко мне и протянул руку.
— Жан-Пьер Мартин.
Я пожал его руку. Крепкую, теплую, уверенную.
— Джерри Купер.
— Bienvenue[39]. Заходите.
Следом за хозяином мы прошли в холл. Такие интерьеры я видел только в кино. Из холла мы попали в гостиную длиной никак не меньше пятидесяти футов. Из громадных окон дальней стены открывался потрясающий вид на город, море, бухту, усеянную яхтами, лодками и катерами.
— Хотите выпить? У нас есть шотландское. Я знаю, что американцы любят виски. Я улыбнулся.
— Спасибо, но я предпочитаю пиво.
— А ты, дорогая моя? — обратился он к Жизель.
— Если только бокал белого вина, Жан-Пьер. Но обычно за ленчем я пью только воду. — Она улыбнулась. — Если есть такая возможность, то «плескассье».
Жан-Пьер рассмеялся.
— Вот этого добра у нас предостаточно. Через веранду мы спустились в сад. Столик для ленча накрыли у бассейна. За ним уже сидел симпатичный молодой мужчина. Жан-Пьер представил нас друг другу. Жизель мужчина уже знал. Он обнял ее и расцеловал в обе щеки.
— Джек Кокрэн. — Мужчина улыбался, протягивая мне руку.
— Джерри Купер, — тоже с улыбкой ответил я.
— Будем считать, что с формальностями покончено, — решительно заявил Джек. — Теперь мы все Друзья.
Жизель повернулась к нему.
— Только без твоих шуточек, Джек. Он мой. Жан-Пьер рассмеялся.
— Но Джек уверяет всех, что в каждом мужчине заложено стремление к другому мужчине. Просто проявляется оно у кого раньше, у кого позже.
Джек подмигнул мне.
— Ты это знаешь не хуже меня, дорогой. Я тоже служил в штабе Эйзенхауэра. А потом, когда нас перевели в Париж, я встретил Джей-Пи.
— Я работал в авторемонтной мастерской в Клиши, — ответил я. — И к штабу близко не подходил.
Я и не заметил, когда Джей-Пи успел распорядиться насчет напитков, но стакан с пивом уже стоял на столе. Я заметил, что мужчины пьют анисовый ликер. Перед Жизель поставили стакан с водой и бокал вина.
— За ваше здоровье, — предложил я тост. Дворецкий и служанка поставили на стол тарелки с холодным мясом, ветчиной, сыром, бисквитом и хлебом. Я поглядывал на Жизель и ел то же, что и она. Кормили вкусно. На десерт подали кофе и печенье. Я посмотрел на Жан-Пьера.
— Большое вам спасибо. Ленч отменный. Он улыбнулся.
— Это не американский кафетерий.
— Естественно. Мы же во Франции. Жан-Пьер повернулся к Жизель.
— Поль говорит, ты будешь работать в его клубе в Ницце.
— Да, — кивнула она. — Я уверена, что это хороший клуб, раз Поль посылает меня туда. Но я еще там не была. Они открываются только вечером.
— У меня есть близкие друзья, которым принадлежат клубы в Каннах. Я уверен, что здесь тебе понравится больше, чем в Ницце. Публика там не очень.
— Все упирается в деньги, — ответила Жизель. — В Ницце жизнь дешевле, чем в Каннах. Плата за квартиру в два раза меньше. И на еду и одежду цены куда ниже.
— Но я могу найти тебе работу в хорошем клубе и квартиру, которая обойдется в сущие гроши. Мне принадлежит многоквартирный дом. Но большинство квартир снимают геи. Иногда они очень шумят.
Жизель взглянула на меня.
— Что скажешь, Джерри?
— Не знаю. В Каннах я впервые. По мне гомосексуалисты — не проблема. Но меня беспокоит, сумею ли я найти тут работу. Вы же знаете, во Франции иностранцу сложно устроиться на работу.
Жизель перебралась с водительского места на сиденье пассажира. Я обошел джип, сел за руль, посмотрел на нее. Жизель улыбалась.
— Сука! — вырвалось у меня.
— Разве тебе не понравилась моя маленькая сестричка? — Ее глаза изумленно раскрылись.
— Ты меня подставила, — рявкнул я. — Мне еще повезло, что она не затрахала меня до смерти!
— Тереза слишком давно одна. Мужчина был ей просто необходим.
Я искоса посмотрел на Жизель.
— Когда ты говорила, что вы делитесь с сестрой всем, я не подозревал, что речь идет и о любовниках. Она наклонилась ко мне, поцеловала в щеку, — Только о хороших любовниках. — Жизель рассмеялась.
— Как хорошо, что у тебя только одна сестра, — наконец улыбнулся и я'. — Иначе я бы точно отправился на тот свет.
Жизель вновь поцеловала меня.
— Я люблю тебя, Джерри. Я покачал головой.
— Ничего не понимаю. Неужели это французский обычай?
— Я думаю, нам пора ехать, — сменила тему Жизель. — Сначала доберемся до Марселя, а потом по автостраде номер семь — до Канн и Ниццы.
— Сколько нам ехать? — спросил я.
— Расстояние примерно то же, что и до Парижа. Но нам еще надо найти отель, где мы заночуем. В Ницце родственников у меня нет. — Жизель хитро улыбнулась. — И сестер тоже.
В семь вечера мы зарегистрировались в маленьком отеле Ниццы. Отлично пообедали в ресторане, который порекомендовала Жизель. В меню преобладали блюда из свежей рыбы. Обычно рыбу я не жалую, но в Ницце ее умели готовить. И бутылка хорошего вина пришлась как нельзя кстати.
В номере стояла двуспальная кровать. Не очень широкая и коротковатая для меня. Но пожаловаться я не успел. Жизель взяла инициативу в свои руки, и о сне мне пришлось забыть. До утра я дожил, но с большим трудом.
Уютный отель страдал одним серьезным недостатком: при нем не было ресторана. Лучи утреннего солнца начали прогревать номер. Я распахнул окна, но воздух даже не шевельнулся.
Жизель как раз вышла из ванной. Прекрасная, свежая, юная, с капельками воды, сверкающими на бархатистой коже.
— Здесь всегда так? — спросил я.
— Это же юг Франции, — ответила она. — Тепло и солнце притягивают на Лазурный берег всю Европу.
— Даже зимой? — полюбопытствовал я.
— Зимой тоже тепло, но, конечно, не так, как сейчас. — Жизель протянула мне полотенце. — Вытри мне спину.
Я вытер.
— Что теперь?
Она надела трусики и бюстгальтер. Осторожно, чтобы не зацепить, натянула чулки. Пусть война и закончилась, но дефицит хороших шелковых чулок сохранялся. Наконец Жизель облачилась в белое платье из тонкой хлопчатобумажной ткани.
— К управляющему клуба идти еще рано. Предлагаю съездить в Канны и повидаться с Жан-Пьером Мартином, о котором говорил тебе Поль.
— Согласен. А как насчет завтрака?
— Конечно, "мы позавтракаем, — ответила Жизель — Но только после того, как купим тебе светлые брюки и рубашку с короткими рукавами. Иначе к полудню ты запаришься.
Я понятия не имел, что Ницца — один из крупнейших городов Франции. Жизель привела меня в большой универмаг, таких хватало и в Штатах, и мы сразу прошли в отдел мужской одежды. Жизель быстренько одела меня с ног до головы. Начала с брюк: белые, розовые, пастельно-голубые. Потом в тон им рубашки. И наконец, синий блейзер.
Она поставила меня перед зеркалом и удовлетворенно кивнула.
— Тебе нравится? — На ее губах играла улыбка.
— Я похож на сутенера, — ответил я. — Никогда такого не надевал.
— Ты похож на джентльмена, — поправила меня Жизель. — Не забывай, Жан-Пьер — богатый человек. Даже форму он шил на заказ у одного из лучших французских портных. Тот же портной обшивал де Голля, а когда Жан-Пьер влюбился в того американца, портной стал шить форму и ему.
— Я все-таки не понимаю, почему ты решила, что этот человек примет какое-то участие в моей судьбе.
Жизель мне все терпеливо разобъяснила, словно маленькому непонятливому ребенку.
— Во-первых. Поль оказал Джей-Пи немало услуг, и тот у него в долгу. Корсиканцы следили за тем, чтобы предприятия Джей-Пи не знали недостатка в рабочей силе независимо от того, идет война или нет. Во-вторых, Поль оберегал Джей-Пи от полиции как гражданской, так и военной, когда те хотели застукать его с американским любовником сначала в Париже, а потом в Каннах.
— Это не означает, что он даст мне работу.
— Поль и не говорил, что даст. Он лишь сказал, что тебе следует с ним встретиться и посмотреть, что из этого выйдет.
— А у тебя с ним какие отношения? — спросил я. — Ты с ним трахалась?
Жизель рассмеялась и покачала головой.
— Джей-Пи — гомосексуалист. И происходит из семьи гомосексуалистов. Другого образа жизни он не знает. В нем нет ничего бисексуального.
— Ты все о нем. И не отвечаешь на мой вопрос. Ты с ним трахалась?
— Нет, — коротко ответила она и вскинула на меня глаза. — Ты ревнуешь?
— Да. Я не француз и не понимаю ваших обычаев. Жизель взяла меня под руку.
— Я рада. Сейчас позвоню Джей-Пи и узнаю, сможет ли он принять нас сегодня.
— Ты думаешь, примет?
— Уверена, что примет, — без малейшей запинки ответила она. — Поль наверняка уже успел с ним переговорить.
Как обычно, Жизель не ошиблась. Джей-Пи пригласил нас на ленч на свою виллу в Каннах.
Дорогу Жизель знала, поэтому за руль села она. Вилла располагалась на большом, высоком холме перед самыми Каннами. Взбираясь на холм, мы проехали несколько домов. Жизель пояснила, что это тоже виллы, земля здесь стоила дорого, так что селились на холме только люди богатые. Заканчивалась дорога широкой площадкой с большой клумбой посередине. Асфальтированное кольцо вокруг нее служило для разворота. За клумбой высились металлические ворота, от которых в обе стороны уходил высокий забор. На воротах висела табличка с золотыми буквами «ПОМЕСТЬЕ МАРТИНА». За ними и чуть в стороне виднелся маленький домик охраны.
Француз в синей крестьянской блузе обратился к нам, не открывая ворот:
— Votre nomme, s'il vous plait[38].
Жизель назвала наши имена и фамилии. Мужчина прошел в домик, через окно мы увидели, как он снял телефонную трубку. Минуту спустя он вернулся к воротам, открыл их и жестом предложил следовать к вилле.
Жизель остановила джип перед.., не виллой — дворцом. Я посмотрел на Жизель. Увиденное потрясло ее не меньше, чем меня. Открылась парадная дверь и появился дворецкий.
Он взглянул на мой автомобиль и разве что не фыркнул. Небрежно махнул рукой, показывая, что джип надобно поставить подальше от двух «роллс-ройсов» и «кадиллака».
Жизель уже потянулась к ручке коробки передач, но я удержал ее руку. Заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания.
— Если тебе хочется переставить машину, сам этим и займись, — бросил я ему через окно.
Дворецкий в ужасе вытаращился на меня. А мужчина, который следом за ним появился в дверях виллы, расхохотался. Что-то сказал дворецкому по-французски, тот согнулся чуть ли не до земли и, словно кот, юркнул мимо мужчины в дверь.
Француз мне понравился. Высокий, с аккуратно подстриженными усами, в шортах, загоревший дочерна, со светлыми волосами. Он поднял Жизель, расцеловал в обе щеки, потом повернулся ко мне и протянул руку.
— Жан-Пьер Мартин.
Я пожал его руку. Крепкую, теплую, уверенную.
— Джерри Купер.
— Bienvenue[39]. Заходите.
Следом за хозяином мы прошли в холл. Такие интерьеры я видел только в кино. Из холла мы попали в гостиную длиной никак не меньше пятидесяти футов. Из громадных окон дальней стены открывался потрясающий вид на город, море, бухту, усеянную яхтами, лодками и катерами.
— Хотите выпить? У нас есть шотландское. Я знаю, что американцы любят виски. Я улыбнулся.
— Спасибо, но я предпочитаю пиво.
— А ты, дорогая моя? — обратился он к Жизель.
— Если только бокал белого вина, Жан-Пьер. Но обычно за ленчем я пью только воду. — Она улыбнулась. — Если есть такая возможность, то «плескассье».
Жан-Пьер рассмеялся.
— Вот этого добра у нас предостаточно. Через веранду мы спустились в сад. Столик для ленча накрыли у бассейна. За ним уже сидел симпатичный молодой мужчина. Жан-Пьер представил нас друг другу. Жизель мужчина уже знал. Он обнял ее и расцеловал в обе щеки.
— Джек Кокрэн. — Мужчина улыбался, протягивая мне руку.
— Джерри Купер, — тоже с улыбкой ответил я.
— Будем считать, что с формальностями покончено, — решительно заявил Джек. — Теперь мы все Друзья.
Жизель повернулась к нему.
— Только без твоих шуточек, Джек. Он мой. Жан-Пьер рассмеялся.
— Но Джек уверяет всех, что в каждом мужчине заложено стремление к другому мужчине. Просто проявляется оно у кого раньше, у кого позже.
Джек подмигнул мне.
— Ты это знаешь не хуже меня, дорогой. Я тоже служил в штабе Эйзенхауэра. А потом, когда нас перевели в Париж, я встретил Джей-Пи.
— Я работал в авторемонтной мастерской в Клиши, — ответил я. — И к штабу близко не подходил.
Я и не заметил, когда Джей-Пи успел распорядиться насчет напитков, но стакан с пивом уже стоял на столе. Я заметил, что мужчины пьют анисовый ликер. Перед Жизель поставили стакан с водой и бокал вина.
— За ваше здоровье, — предложил я тост. Дворецкий и служанка поставили на стол тарелки с холодным мясом, ветчиной, сыром, бисквитом и хлебом. Я поглядывал на Жизель и ел то же, что и она. Кормили вкусно. На десерт подали кофе и печенье. Я посмотрел на Жан-Пьера.
— Большое вам спасибо. Ленч отменный. Он улыбнулся.
— Это не американский кафетерий.
— Естественно. Мы же во Франции. Жан-Пьер повернулся к Жизель.
— Поль говорит, ты будешь работать в его клубе в Ницце.
— Да, — кивнула она. — Я уверена, что это хороший клуб, раз Поль посылает меня туда. Но я еще там не была. Они открываются только вечером.
— У меня есть близкие друзья, которым принадлежат клубы в Каннах. Я уверен, что здесь тебе понравится больше, чем в Ницце. Публика там не очень.
— Все упирается в деньги, — ответила Жизель. — В Ницце жизнь дешевле, чем в Каннах. Плата за квартиру в два раза меньше. И на еду и одежду цены куда ниже.
— Но я могу найти тебе работу в хорошем клубе и квартиру, которая обойдется в сущие гроши. Мне принадлежит многоквартирный дом. Но большинство квартир снимают геи. Иногда они очень шумят.
Жизель взглянула на меня.
— Что скажешь, Джерри?
— Не знаю. В Каннах я впервые. По мне гомосексуалисты — не проблема. Но меня беспокоит, сумею ли я найти тут работу. Вы же знаете, во Франции иностранцу сложно устроиться на работу.