Страница:
— За твое здоровье. Мне очень жаль, что я не лечу с тобой, — Тут все решал жребий. Ты знаешь, как определяли пассажиров первого рейса. Но ты прилетишь вторым.
— Однако; меня не будет рядом с тобой. — Голос Луи дрогнул. — Я люблю тебя, Жан-Пьер, и я знаю, что ты найдешь себе другого друга, как только расстанешься со мной.
— Луи, не говори ерунды. Ты молод, тебе только двадцать два, и в Англии мы проведем вместе не один год.
— Ты не любишь меня Так, как я люблю тебя. — Луи чуть не плакал.
Жан-Пьер потянулся к Луи, погладил его по груди.
— Перестань плакать. У нас еще есть время для любви. В аэропорт мне надо прибыть после полуночи.
Луи поцеловал Жан-Пьера в губы, потом расстегнул ему ширинку. Пенис Жан-Пьера, уже затвердевший, выскочил, как чертик из шкатулки. Луи наклонился и медленно засосал его.
— Не торопись, — сипло прошептал Жан-Пьер. — Мы можем устроиться поудобнее. Кровать же под боком. Давай снимем форму.
— Я обожаю твой член! — пробубнил Луи, не выпуская пениса Жан-Пьера изо рта.
Жан-Пьер подтолкнул Луи к кровати. Тот уже спускал брюки. Жан-Пьер ухватил его за ягодицу.
— Я хочу оттрахать тебя, а не кончать тебе в рот.
Они быстро разделись. Жан-Пьер уложил Луи на спину. Затем взял с прикроватного столика баночку с вазелином и обильно смазал анус Луи и свой пенис.
Ртом Луи уже жадно тянулся к губам Жан-Пьера. Он взвизгнул, когда Жан-Пьер загнал свой конец ему в анус и ритмично задвигал им взад-вперед. А потом обхватил левой рукой вставший пенис Луи и прижал к своему животу. Не прошло и нескольких секунд, как Луи оросил его живот спермой.
— Ради Бога, кончай! — выдохнул Луи, сжав мошонку Жан-Пьера.
И тут же тело Жан-Пьера сотряслось от мощного оргазма. У него перехватило дыхание, сперма так и брызнула в прямую кишку Луи.
— Не могу дышать! — выкрикнул Жан-Пьер.
— Я почувствовал, как ты кончил. — Луи страстно целовал лицо Жан-Пьера. — Теперь ты просто обязан жениться на мне. Я беременна.
Жан-Пьер обнял его и поцеловал.
— Ты мой любимчик!
Но Луи уже спал. Жан-Пьер улыбнулся и закрыл глаза.
Жан-Пьер потянулся и посмотрел на настенные часы. Десять вечера. До отъезда осталось совсем ничего. Зазвонил телефон. Неужели планы де Голля изменились, неожиданно подумал Жан-Пьер.
Луи проснулся, когда Жан-Пьер брал трубку. Звонил отец.
— Твой дед в больнице «Солнечный берег». У него инсульт, и врачи говорят, что он не протянет и двадцати четырех часов. Он просит тебя приехать.
— Господи, — вырвалось у Жан-Пьера. — Как такое могло случиться? Ты же разговаривал с ним днем.
— Дворецкий нашел его на полу, когда поднялся наверх и принес обед, — ответил Жак. — Билеты на «Синий поезд»[22] я уже купил. Выедем в полночь, утром будем в Каннах. Робер заедет за тобой и отвезет на вокзал.
— Отец, разве ты забыл, что в полночь я должен вылететь в Лондон?
— Последняя просьба деда важнее. Сейчас ты в Лондон лететь не можешь. Позвони полковнику, своему командиру. Он француз и поймет твою любовь к деду.
— Конечно, папа. Я постараюсь обо всем договориться. — Жан-Пьер положил трубку и посмотрел на Луи.
На лице Луи читалась грусть и сочувствие. Он все понял.
— Жан-Пьер, мне очень жаль, что с твоим дедом беда. Может, мне полететь вместо тебя? Дай мне свой пропуск, и я уверен, что полковник Николь все поймет.
Жан-Пьер внимательно посмотрел на молодого человека.
— Ты мне в этом поможешь?
— Я же сказал, что люблю тебя.
— Это понятно, но почему ты решил, что полковник пойдет тебе навстречу? Луи рассмеялся.
— Может, ребенок у нас ты, а не я? Полковник Николь без ума от моего члена и моего зада.
— Ах ты, маленький поганец! — рассмеялся Жан-Пьер. — А мне-то казалось, что я у тебя единственный и неповторимый.
— Ты бы поторопился, Жан-Пьер. Прими душ и переоденься в гражданское. Насколько я понимаю, немецкая армия отдыхает и расслабляется в Каннах. Тебе надо быть осторожным.
— Будет исполнено, генерал. А в Лондоне мы об этом еще поговорим.
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
Часть вторая
ГЛАВА 12
— Однако; меня не будет рядом с тобой. — Голос Луи дрогнул. — Я люблю тебя, Жан-Пьер, и я знаю, что ты найдешь себе другого друга, как только расстанешься со мной.
— Луи, не говори ерунды. Ты молод, тебе только двадцать два, и в Англии мы проведем вместе не один год.
— Ты не любишь меня Так, как я люблю тебя. — Луи чуть не плакал.
Жан-Пьер потянулся к Луи, погладил его по груди.
— Перестань плакать. У нас еще есть время для любви. В аэропорт мне надо прибыть после полуночи.
Луи поцеловал Жан-Пьера в губы, потом расстегнул ему ширинку. Пенис Жан-Пьера, уже затвердевший, выскочил, как чертик из шкатулки. Луи наклонился и медленно засосал его.
— Не торопись, — сипло прошептал Жан-Пьер. — Мы можем устроиться поудобнее. Кровать же под боком. Давай снимем форму.
— Я обожаю твой член! — пробубнил Луи, не выпуская пениса Жан-Пьера изо рта.
Жан-Пьер подтолкнул Луи к кровати. Тот уже спускал брюки. Жан-Пьер ухватил его за ягодицу.
— Я хочу оттрахать тебя, а не кончать тебе в рот.
Они быстро разделись. Жан-Пьер уложил Луи на спину. Затем взял с прикроватного столика баночку с вазелином и обильно смазал анус Луи и свой пенис.
Ртом Луи уже жадно тянулся к губам Жан-Пьера. Он взвизгнул, когда Жан-Пьер загнал свой конец ему в анус и ритмично задвигал им взад-вперед. А потом обхватил левой рукой вставший пенис Луи и прижал к своему животу. Не прошло и нескольких секунд, как Луи оросил его живот спермой.
— Ради Бога, кончай! — выдохнул Луи, сжав мошонку Жан-Пьера.
И тут же тело Жан-Пьера сотряслось от мощного оргазма. У него перехватило дыхание, сперма так и брызнула в прямую кишку Луи.
— Не могу дышать! — выкрикнул Жан-Пьер.
— Я почувствовал, как ты кончил. — Луи страстно целовал лицо Жан-Пьера. — Теперь ты просто обязан жениться на мне. Я беременна.
Жан-Пьер обнял его и поцеловал.
— Ты мой любимчик!
Но Луи уже спал. Жан-Пьер улыбнулся и закрыл глаза.
Жан-Пьер потянулся и посмотрел на настенные часы. Десять вечера. До отъезда осталось совсем ничего. Зазвонил телефон. Неужели планы де Голля изменились, неожиданно подумал Жан-Пьер.
Луи проснулся, когда Жан-Пьер брал трубку. Звонил отец.
— Твой дед в больнице «Солнечный берег». У него инсульт, и врачи говорят, что он не протянет и двадцати четырех часов. Он просит тебя приехать.
— Господи, — вырвалось у Жан-Пьера. — Как такое могло случиться? Ты же разговаривал с ним днем.
— Дворецкий нашел его на полу, когда поднялся наверх и принес обед, — ответил Жак. — Билеты на «Синий поезд»[22] я уже купил. Выедем в полночь, утром будем в Каннах. Робер заедет за тобой и отвезет на вокзал.
— Отец, разве ты забыл, что в полночь я должен вылететь в Лондон?
— Последняя просьба деда важнее. Сейчас ты в Лондон лететь не можешь. Позвони полковнику, своему командиру. Он француз и поймет твою любовь к деду.
— Конечно, папа. Я постараюсь обо всем договориться. — Жан-Пьер положил трубку и посмотрел на Луи.
На лице Луи читалась грусть и сочувствие. Он все понял.
— Жан-Пьер, мне очень жаль, что с твоим дедом беда. Может, мне полететь вместо тебя? Дай мне свой пропуск, и я уверен, что полковник Николь все поймет.
Жан-Пьер внимательно посмотрел на молодого человека.
— Ты мне в этом поможешь?
— Я же сказал, что люблю тебя.
— Это понятно, но почему ты решил, что полковник пойдет тебе навстречу? Луи рассмеялся.
— Может, ребенок у нас ты, а не я? Полковник Николь без ума от моего члена и моего зада.
— Ах ты, маленький поганец! — рассмеялся Жан-Пьер. — А мне-то казалось, что я у тебя единственный и неповторимый.
— Ты бы поторопился, Жан-Пьер. Прими душ и переоденься в гражданское. Насколько я понимаю, немецкая армия отдыхает и расслабляется в Каннах. Тебе надо быть осторожным.
— Будет исполнено, генерал. А в Лондоне мы об этом еще поговорим.
ГЛАВА 10
Жан-Пьер ждал в машине. Робер прошел в дом и вернулся с двумя чемоданами. Следом появился Жак, нырнул в салон, обнял Жан-Пьера.
— Сынок, сынок. — Голос у него сел. Жан-Пьер посмотрел на отца. Никогда он не видел его таким бледным, потерянным. Глаза Жака были наполнены слезами.
— Папа, — прошептал Жан-Пьер, когда машина тронулась с места. — Папа, пожалуйста, не забывай, что дед — очень крепкий старик, он справится с любой болезнью.
Жак вскинул глаза на сына.
— Твоему деду восемьдесят шесть. Время перемалывает даже самых крепких.
Жан-Пьер помолчал, глядя на идущих по тротуарам людей. Глубоко вздохнул. Какие печальные у всех лица. Может, французы стыдятся, что их страна так легко легла под немцев?
— Черт, — пробормотал он.
— Что ты сказал? — переспросил его отец.
— Не могу в это поверить. Я думал, что сегодня ночью улечу в Англию. А вместо этого поеду в Канны.
— Я рад, что успел перехватить тебя до отлета. — Жак повернулся к сыну. — Тебе удалось все уладить?
— Мой приятель Луи полетит вместо меня.
— Значит, проблем не возникло. А я думал, Де Голль поддерживает в своих войсках строгую дисциплину.
Жак пожал плечами.
— Луи позвонил полковнику и все объяснил. — Жан-Пьер улыбнулся. — У того вопросов не возникло.
— Ты улыбаешься. — Жак с любопытством смотрел на сына. — Похоже, что-то недоговариваешь. Я думал, Луи — твой любовник.
— Я тоже так думал. — Жан-Пьер по-прежнему улыбался. — Но я ошибся. Луи сказал мне, что с полковником они милуются много лет. Первый раз это произошло, когда ему едва исполнилось шестнадцать. — Он достал из кармана пачку сигарет. — Поэтому, папа, мне и удалось так быстро все уладить.
— Ты расстроился?
Жан-Пьер затянулся.
— Нет, папа. Луи — дешевка. Таких у меня было много, а будет еще больше. C'est vrai[23], папа.
В одиннадцать утра «Синий поезд» добрался до Канн. Жан-Пьер, стоявший у окна, повернулся к отцу.
— Вокзал грязный, как и поезд. Мы еще и опаздываем. Обычно дорога занимает девять часов. А мы едем уже одиннадцать, Жак посмотрел на сына.
— Не кипятись. Расписанием движения поездов теперь ведает немецкая армия, а не «Французские железные дороги». Полагаю, ты заметил, что немцы шесть раз останавливали и досматривали поезд.
— И носильщиков нет, — бурчал Жан-Пьер. — Всех африканцев немцы отправили в трудовые лагеря. Но мы не калеки, папа. Сами донесем чемоданы.
— Хватит жаловаться, — осадил его Жак. — Помни, что мы французы и мы живы. А теперь давай поищем дворецкого отца, Уго. Он сказал, что будет ждать нас на привокзальной площади.
Уго их дождался. Он быстро поставил чемоданы на переднее сиденье «рено». Жак и Жан-Пьер втиснулись на заднее.
Уго сел за руль, повернулся к ним.
— Сначала заедем на виллу, чтобы вы смогли принять душ и позавтракать. А потом я отвезу вас в больницу.
— Но почему мы сразу не можем поехать в больницу? — озабоченно спросил Жак.
— В «Солнечном берегу» посетителей пускают с часу дня. К тому же доктор Гюильмин хочет поговорить с вами, прежде чем вы поедете в больницу.
— Мне это не нравится. — В голосе Жака слышалась тревога. — Морис — мой отец, и мы имеем право видеться с ним в любое время.
— И еще, — добавил Уго. — Ваш отец предвидел возможность своей болезни или несчастного случая и оставил большой конверт с документами, подготовленными нотариусом. Сейчас этот конверт хранится в сейфе в моей комнате. Я передам его вам, как только мы приедем на виллу.
Жан-Пьер принял душ, переоделся и прошел в комнату отца. Жак сидел за маленьким столиком у окна. Он уже вскрыл большой конверт и читал письмо, которое его отец написал в присутствии нотариуса.
Жан-Пьер увидел, что Жак вновь очень бледен и едва сдерживает слезы.
— Папа, могу я тебе чем-нибудь помочь? Жак покачал головой.
— Тут ничем не поможешь. Дед это знал. Он понимал, что дни его сочтены, и подробно написал, чего он от нас хочет.
— Он очень мужественный человек.
— Прежде всего Морис хочет, чтобы мы перевезли его тело на нашу ферму в Плескассье и похоронили на фамильном кладбище, рядом с его отцом и дедом. Он также хочет, чтобы до похорон мы выставили гроб с его телом в «Атенаэне», в Каннах, где с ним могли бы попрощаться все его друзья. А на третий день мы поедем в Плескассье и какое-то время побудем там, вспоминая, как мы любили друг друга. Последние строки письма Жак прочитал вслух:
"Я люблю тебя, Жак, сын мой, и тебя, Жан-Пьер, внук мой, и тебя, Раймон, внук мой, который ушел раньше меня.
— Прощайте, дети мои, до того момента, как мы встретимся вновь.
Любящий вас отец и дед, Морис".
Жак посмотрел на сына. Теперь слезы стояли в глазах обоих. Они обнялись.
Зазвонил телефон.
— Доктор Гюильмин ждет в библиотеке, господа, — доложил Уго.
К своему удивлению, отец с сыном увидели в библиотеке молодого человека. Они пожали друг другу руки. Рукопожатие доктора Гюильмина Жаку понравилось. Крепкое, уверенное.
— Я изумлен, доктор. Вы гораздо моложе, чем я ожидал.
Доктор Гюильмин улыбнулся.
— Я четыре года проработал в отделении нейрохирургии городской больницы Лиона. Потом меня призвали в армию, где присвоили чин капитана. После капитуляции я не получал никаких указаний из штаба Петена. Поэтому я принял предложение двух больниц в Каннах. Мне также разрешили вести частную практику.
Жан-Пьер кивнул.
— Я не удивлен, что вы не получили никаких указаний из штаба Петена. Более того, готов спорить, что они не дадут о себе знать. Однако, если вы хотите поучаствовать в борьбе с немцами, пожалуйста, найдите меня в штабе генерала де Голля в Лондоне. Он формирует армию «Свободной Франции».
Предложение Жан-Пьера доктора, похоже, не заинтересовало.
— Я пришел, чтобы сообщить вам о состоянии вашего отца, — обратился он к Жаку. — Дворецкий Уго нашел его на полу у кровати. Уго повел себя абсолютно правильно. Сразу вызвал машину «скорой помощи». Если бы он стал укладывать вашего отца на кровать, до больницы живым его бы не довезли. В приемном отделении дежурный тут же вызвал меня. Я обследовал вашего отца и сразу установил, что причина инсульта — тромб в области правой височной кости. Пульс прощупывался слабо, дышал ваш отец с трудом. Он попросил меня связаться с сыном и внуком. Я распорядился дать ему кислородную маску и сделать рентген черепа. Снимок показал кровоизлияние в мозг. Произошел разрыв сонной артерии. Снимок показал разрывы еще трех артерий. Сейчас ваш отец в коме. Он может прийти в себя на несколько минут, но полной уверенности в этом нет. Я же хочу сказать вам, что медицина бессильна ему помочь. Любое наше вмешательство может причинить только вред. Нам остается лишь молиться, чтобы он не испытывал боли.
— У моего деда отменное здоровье. Он выкарабкается. — Голос Жан-Пьера дрожал.
Доктор Гюильмин повернулся к нему.
— Только Божьей милостью. Повреждения артерий очень велики.
Несколько минут они сидели в молчании. Потом Жак позвал Уго.
— Коньяк и «монте-кристо» для всех, включая тебя, Уго. Благодарю тебя за заботу об отце.
Уго ушел за коньяком и сигарами. Жак посмотрел на сына.
— Теперь нас осталось двое, сын мой. — Он перевел взгляд на доктора. — Когда мы сможем поехать в больницу?
— Примерно через час. Санитарки как раз закончат утренний туалет.
Уго вернулся в библиотеку, наполнил бокалы коньяком, раздал сигары. Посмотрел на Жака, Жан-Пьера. Тост произнес Жан-Пьер.
— За любимого нами дедушку и за его любовь к нам.
В больницу они прибыли в десять минут второго. Морис недвижимо лежал на кровати. Висок и часть лица под ним посинели. Внезапно глаза Мориса открылись. Он поискал взглядом сына и внука.
— Папа! — воскликнул Жак. — Мы здесь! С тобой! Но ни слова не сорвалось с губ Мориса. Лишь из уголка рта потекла струйка слюны.
— Доктор Гюильмин! — позвала медицинская сестра, стоявшая у двери.
Доктор быстро подошел к кровати пациента и взял руку Мориса. Пульс не прощупывался. Рука Мориса упала на простыню. Доктор осторожно закрыл глаза и рот Мориса.
Повернулся к Жаку и Жан-Пьеру.
— Я очень сожалею, но он нас покинул. Жак сжал руку сына. У обоих в глазах стояли слезы. Жак посмотрел на часы.
Морис умер в четверть второго.
— Сынок, сынок. — Голос у него сел. Жан-Пьер посмотрел на отца. Никогда он не видел его таким бледным, потерянным. Глаза Жака были наполнены слезами.
— Папа, — прошептал Жан-Пьер, когда машина тронулась с места. — Папа, пожалуйста, не забывай, что дед — очень крепкий старик, он справится с любой болезнью.
Жак вскинул глаза на сына.
— Твоему деду восемьдесят шесть. Время перемалывает даже самых крепких.
Жан-Пьер помолчал, глядя на идущих по тротуарам людей. Глубоко вздохнул. Какие печальные у всех лица. Может, французы стыдятся, что их страна так легко легла под немцев?
— Черт, — пробормотал он.
— Что ты сказал? — переспросил его отец.
— Не могу в это поверить. Я думал, что сегодня ночью улечу в Англию. А вместо этого поеду в Канны.
— Я рад, что успел перехватить тебя до отлета. — Жак повернулся к сыну. — Тебе удалось все уладить?
— Мой приятель Луи полетит вместо меня.
— Значит, проблем не возникло. А я думал, Де Голль поддерживает в своих войсках строгую дисциплину.
Жак пожал плечами.
— Луи позвонил полковнику и все объяснил. — Жан-Пьер улыбнулся. — У того вопросов не возникло.
— Ты улыбаешься. — Жак с любопытством смотрел на сына. — Похоже, что-то недоговариваешь. Я думал, Луи — твой любовник.
— Я тоже так думал. — Жан-Пьер по-прежнему улыбался. — Но я ошибся. Луи сказал мне, что с полковником они милуются много лет. Первый раз это произошло, когда ему едва исполнилось шестнадцать. — Он достал из кармана пачку сигарет. — Поэтому, папа, мне и удалось так быстро все уладить.
— Ты расстроился?
Жан-Пьер затянулся.
— Нет, папа. Луи — дешевка. Таких у меня было много, а будет еще больше. C'est vrai[23], папа.
В одиннадцать утра «Синий поезд» добрался до Канн. Жан-Пьер, стоявший у окна, повернулся к отцу.
— Вокзал грязный, как и поезд. Мы еще и опаздываем. Обычно дорога занимает девять часов. А мы едем уже одиннадцать, Жак посмотрел на сына.
— Не кипятись. Расписанием движения поездов теперь ведает немецкая армия, а не «Французские железные дороги». Полагаю, ты заметил, что немцы шесть раз останавливали и досматривали поезд.
— И носильщиков нет, — бурчал Жан-Пьер. — Всех африканцев немцы отправили в трудовые лагеря. Но мы не калеки, папа. Сами донесем чемоданы.
— Хватит жаловаться, — осадил его Жак. — Помни, что мы французы и мы живы. А теперь давай поищем дворецкого отца, Уго. Он сказал, что будет ждать нас на привокзальной площади.
Уго их дождался. Он быстро поставил чемоданы на переднее сиденье «рено». Жак и Жан-Пьер втиснулись на заднее.
Уго сел за руль, повернулся к ним.
— Сначала заедем на виллу, чтобы вы смогли принять душ и позавтракать. А потом я отвезу вас в больницу.
— Но почему мы сразу не можем поехать в больницу? — озабоченно спросил Жак.
— В «Солнечном берегу» посетителей пускают с часу дня. К тому же доктор Гюильмин хочет поговорить с вами, прежде чем вы поедете в больницу.
— Мне это не нравится. — В голосе Жака слышалась тревога. — Морис — мой отец, и мы имеем право видеться с ним в любое время.
— И еще, — добавил Уго. — Ваш отец предвидел возможность своей болезни или несчастного случая и оставил большой конверт с документами, подготовленными нотариусом. Сейчас этот конверт хранится в сейфе в моей комнате. Я передам его вам, как только мы приедем на виллу.
Жан-Пьер принял душ, переоделся и прошел в комнату отца. Жак сидел за маленьким столиком у окна. Он уже вскрыл большой конверт и читал письмо, которое его отец написал в присутствии нотариуса.
Жан-Пьер увидел, что Жак вновь очень бледен и едва сдерживает слезы.
— Папа, могу я тебе чем-нибудь помочь? Жак покачал головой.
— Тут ничем не поможешь. Дед это знал. Он понимал, что дни его сочтены, и подробно написал, чего он от нас хочет.
— Он очень мужественный человек.
— Прежде всего Морис хочет, чтобы мы перевезли его тело на нашу ферму в Плескассье и похоронили на фамильном кладбище, рядом с его отцом и дедом. Он также хочет, чтобы до похорон мы выставили гроб с его телом в «Атенаэне», в Каннах, где с ним могли бы попрощаться все его друзья. А на третий день мы поедем в Плескассье и какое-то время побудем там, вспоминая, как мы любили друг друга. Последние строки письма Жак прочитал вслух:
"Я люблю тебя, Жак, сын мой, и тебя, Жан-Пьер, внук мой, и тебя, Раймон, внук мой, который ушел раньше меня.
— Прощайте, дети мои, до того момента, как мы встретимся вновь.
Любящий вас отец и дед, Морис".
Жак посмотрел на сына. Теперь слезы стояли в глазах обоих. Они обнялись.
Зазвонил телефон.
— Доктор Гюильмин ждет в библиотеке, господа, — доложил Уго.
К своему удивлению, отец с сыном увидели в библиотеке молодого человека. Они пожали друг другу руки. Рукопожатие доктора Гюильмина Жаку понравилось. Крепкое, уверенное.
— Я изумлен, доктор. Вы гораздо моложе, чем я ожидал.
Доктор Гюильмин улыбнулся.
— Я четыре года проработал в отделении нейрохирургии городской больницы Лиона. Потом меня призвали в армию, где присвоили чин капитана. После капитуляции я не получал никаких указаний из штаба Петена. Поэтому я принял предложение двух больниц в Каннах. Мне также разрешили вести частную практику.
Жан-Пьер кивнул.
— Я не удивлен, что вы не получили никаких указаний из штаба Петена. Более того, готов спорить, что они не дадут о себе знать. Однако, если вы хотите поучаствовать в борьбе с немцами, пожалуйста, найдите меня в штабе генерала де Голля в Лондоне. Он формирует армию «Свободной Франции».
Предложение Жан-Пьера доктора, похоже, не заинтересовало.
— Я пришел, чтобы сообщить вам о состоянии вашего отца, — обратился он к Жаку. — Дворецкий Уго нашел его на полу у кровати. Уго повел себя абсолютно правильно. Сразу вызвал машину «скорой помощи». Если бы он стал укладывать вашего отца на кровать, до больницы живым его бы не довезли. В приемном отделении дежурный тут же вызвал меня. Я обследовал вашего отца и сразу установил, что причина инсульта — тромб в области правой височной кости. Пульс прощупывался слабо, дышал ваш отец с трудом. Он попросил меня связаться с сыном и внуком. Я распорядился дать ему кислородную маску и сделать рентген черепа. Снимок показал кровоизлияние в мозг. Произошел разрыв сонной артерии. Снимок показал разрывы еще трех артерий. Сейчас ваш отец в коме. Он может прийти в себя на несколько минут, но полной уверенности в этом нет. Я же хочу сказать вам, что медицина бессильна ему помочь. Любое наше вмешательство может причинить только вред. Нам остается лишь молиться, чтобы он не испытывал боли.
— У моего деда отменное здоровье. Он выкарабкается. — Голос Жан-Пьера дрожал.
Доктор Гюильмин повернулся к нему.
— Только Божьей милостью. Повреждения артерий очень велики.
Несколько минут они сидели в молчании. Потом Жак позвал Уго.
— Коньяк и «монте-кристо» для всех, включая тебя, Уго. Благодарю тебя за заботу об отце.
Уго ушел за коньяком и сигарами. Жак посмотрел на сына.
— Теперь нас осталось двое, сын мой. — Он перевел взгляд на доктора. — Когда мы сможем поехать в больницу?
— Примерно через час. Санитарки как раз закончат утренний туалет.
Уго вернулся в библиотеку, наполнил бокалы коньяком, раздал сигары. Посмотрел на Жака, Жан-Пьера. Тост произнес Жан-Пьер.
— За любимого нами дедушку и за его любовь к нам.
В больницу они прибыли в десять минут второго. Морис недвижимо лежал на кровати. Висок и часть лица под ним посинели. Внезапно глаза Мориса открылись. Он поискал взглядом сына и внука.
— Папа! — воскликнул Жак. — Мы здесь! С тобой! Но ни слова не сорвалось с губ Мориса. Лишь из уголка рта потекла струйка слюны.
— Доктор Гюильмин! — позвала медицинская сестра, стоявшая у двери.
Доктор быстро подошел к кровати пациента и взял руку Мориса. Пульс не прощупывался. Рука Мориса упала на простыню. Доктор осторожно закрыл глаза и рот Мориса.
Повернулся к Жаку и Жан-Пьеру.
— Я очень сожалею, но он нас покинул. Жак сжал руку сына. У обоих в глазах стояли слезы. Жак посмотрел на часы.
Морис умер в четверть второго.
ГЛАВА 11
Каннский «Атенаэн» занимал большое каменное здание. С усопшими прощались как в отдельных кабинетах, где выставлялся только один гроб, так и в общих залах с десятью, а то и с двенадцатью постаментами для гробов, вокруг каждого из которых стояла дюжина стульев.
Гроб Мориса выставили в самом лучшем кабинете, У постамента стояли резные, с бархатной обивкой стулья. Горели ароматизированные свечи, заливая кабинет мягким светом, изгоняя из него холод.
Наутро Жан-Пьер вошел в кабинет первым. Посмотрел на деда. Подивился мастерству сотрудников похоронного бюро. Деда чисто выбрили, аккуратно причесали, синяк полностью загримировали. Мориса одели, как на торжественный прием. Шелковый фрак, белоснежная накрахмаленная рубашка, галстук-бабочка. В роскошном, из красного дерева гробу он лежал, как живой. Постамент задрапировали бархатом.
Жак вскоре присоединился к Жан-Пьеру. Он всмотрелся в отца, затем повернулся к сыну.
— Морис любил хорошо одеваться. Он был очень интересным мужчиной.
— Да, — кивнул Жан-Пьер. Они с отцом сели в первом ряду, ожидая прибытия гостей. Первым приехал кардинал Прибрежных Альп. За ним — епископ Ниццы и Канн. К ним присоединился настоятель собора святой Марии в Каннах, самой большой католической церкви на Лазурном берегу. Жак и Жан-Пьер взялись за руки со священниками и опустились на колени. Кардинал отслужил мессу.
Канны и источник Плескассье разделяли сто двадцать миль горных дорог. Рядом с источником находилась ферма, занимающая два гектара, с маленьким деревенским домиком. В западной части фермы располагалось семейное кладбище, на котором покоились предки Мартинов. На каждой могиле стояло простое надгробие, высеченное из серого камня. На надгробиях значились только мужские имена. Женщин на этом кладбище никогда не хоронили.
Похороны начались в четыре часа дня. На кладбище собралось человек семьдесят, в основном сотрудники «Плескассье». Священник маленькой местной церкви отслужил мессу, а после того, как Жак и Жан-Пьер попрощались с Морисом, гроб осторожно опустили в могилу. Каждый бросил на гроб по белой розе, а потом земля закрыла место последнего пристанища Мориса.
Кладбище опустело. Жак и Жан-Пьер ушли последними, после того, как на могиле установили надгробие. Жак указал сыну на таблички, врытые в землю рядом с могилой Мориса. На них значились их имена.
Уже в сумерках они вернулись в бревенчатый дом. Жак переговорил с Сэмюэлем и Терезой, которые присматривали за домом и за кладбищем. Он попросил их приготовить ему главную спальню, а Жан-Пьеру — его бывшую комнату, где он жил в детстве.
Тереза, у которой глаза припухли от слез, сказала, что ужин готов. На стол она поставила и бутылку бургундского урожая 1937 года.
— Мы знали, что вы здесь поживете, — добавил Сэмюэль. — Комнаты мы приготовили, как только услышали о смерти месье Мориса. Теперь это ваш дом, и мы надеемся, что вам здесь понравится, как нравилось тем, кто жил здесь до вас.
После обеда они перешли в маленькую гостиную. Сели в старомодные большущие кресла. Жак достал большую сигару, закурил и, откинувшись на спинку кресла, задумался.
— Надо обсудить наше будущее. Мне пятьдесят семь, и я на двадцать лет старше тебя. Жан-Пьер посмотрел на отца.
— Но ты еще молодой человек, папа.
— Однако в шестьдесят один год я уйду на пенсию. Именно в этом возрасте каждый из нас передавал компанию своему наследнику. Так что в тысяча девятьсот сорок пятом году ты станешь президентом и владельцем «Плескассье».
— Ты забываешь об одном пустяке, папа, — улыбнулся Жан-Пьер. — Идет война.
— Идет война или нет, закончится она в сорок пятом или будет продолжаться, ты демобилизуешься и встанешь к рулю управления компании. Для этого ты рожден на свет. Мы все должны идти на жертвы, Жан-Пьер. Ради этой компании жили и умирали наши предки. — Жак встретился с сыном взглядом. — И ты сделаешь то, что делали мы все. Найдешь красавицу, которая родит тебе наследника.
— Господи, папа. Ты-то женился в девятнадцать, и твоя жена сразу забеременела. А тридцать семь — не тот возраст, чтобы переключаться на женщин. Я предпочитаю симпатичных мужчин.
— У тебя получится, Жан-Пьер. У нас-то получилось. Я родился, когда твоему деду был тридцать один год.
— Не уверен.
— И позаботься о том, чтобы родился мальчик. — Жак рассмеялся. — От дочерей проку не будет. Только мужчина может унаследовать «Плескассье», и без сына ты можешь потерять все, что накоплено веками. Нашу фамилию забудут.
— Хорошо, папа, ты знаешь, что я не стану могильщиком нашего рода. — Жан-Пьер знал, что наступит день, когда ему придется лечь в постель с женщиной. Он давно примирился с этой мыслью. — Но сначала я вернусь к генералу де Голлю и помогу «Свободной Франции» спасти нашу страну.
— Только помни, сын, что ты единственный наследник, — сказал Жак. — Держись ближе к генералу. Ты можешь быть героем, но не лезь в окопы.
— Да, папа. — Жан-Пьер наклонился к отцу, и они крепко обнялись.
Прошло еще десять дней, прежде чем Жан-Пьер смог вернуться в старое здание, которое занимал штаб генерала де Голля. Его встретила гулкая тишина. Кабинеты пустовали. С трудом он отыскал нескольких младших лейтенантов, которые в изумлении вытаращились на него.
— Жан-Пьер! — одновременно воскликнули трое из них. И все тут же сбежались к нему.
Один офицер схватил Жан-Пьера за руку.
— Ты жив! — воскликнул он. — Это чудо!
— Какое чудо? — удивился Жан-Пьер. — Со мной ничего не случилось. Умер мой дед.
Другой офицер, Ален, смотрел на него во все глаза.
— Нам сообщили, что ты погиб в самолете, который был сбит над Ла-Маншем «мессершмиттом». Сказали, что погибли все, кто вылетел в ту ночь в Англию. Из министерства обороны мы получили приказ известить твою семью.
Жан-Пьер упал на стул.
— Погибли все? Ален кивнул.
— Господи! — выдохнул Жан-Пьер. — Мне надо выпить. Когда полковник Николь узнал о болезни деда, то разрешил мне поехать к нему. Вместо меня полетел Луи.
Ален покачал головой.
— Нам об этом никто не сказал. Тебе чертовски повезло!
— Но не Луи. Получается, что на мне лежит вина за его смерть.
— Не говори глупостей, — возразил ему Ален. — Это война.
Жан-Пьер помолчал, потом задал важный для себя вопрос:
— К кому мне обратиться, чтобы получить приказ на поездку в Лондон?
Офицеры переглянулись. Ответил ему Рене.
— Ни к кому. Старшие офицеры разбежались. У нас нет связи со штабом де Голля.
— Так что мы тут делаем? Ждем, когда прибудут боши, арестуют нас и то ли расстреляют, то ли отправят в концлагерь? — сердито бросил Жан-Пьер, — Ты у нас старший по званию, — ответил Рене. — Мы уже договорились с одним рыбаком, который согласился доставить нас в Дувр. Проблема только одна — у нас лишь половина той суммы, которую он запросил. А если мы ему не заплатим, этот гребаный испанец никуда нас не повезет.
— Деньги у меня есть, — заявил Жан-Пьер. Остальные офицеры отдали ему честь.
— Командуйте, капитан. Если мы сегодня вечером свяжемся с рыбаком, то сможем отбыть следующей ночью.
— Я готов. Только скажите, сколько нужно денег.
Жан-Пьер обедал с отцом в их парижском доме. Жак удивился, увидев Жан-Пьера, входящего в его кабинет на Елисейских Полях.
— Что случилось? Боши заняли ваш штаб? Жан-Пьер рассмеялся.
— Ну что ты, папа. Немцы нас еще не нашли.
— Так что ты здесь делаешь? Собрался уйти в подполье, чтобы тебя убили?
— Нет, папа.
— Ты даже не можешь отправиться в Англию.; Я прочитал в газете, что весь штаб де Голля уже там. Я думаю, положение у тебя хуже некуда. По моему мнению, тебе надо возвращаться в Плескассье, переодеваться в крестьянскую одежду и там пережидать войну.
— Нас восемь человек. — Жан-Пьер словно и не слышал совета отца. — Мы нашли рыбака-испанца, который переправит нас в Дувр.
— Легкой прогулки не получится. В Канале штормит, а немецкие самолеты постоянно кружат над ним и топят все, что плывет.
— Мне очень жаль отец, но это мой долг. Мой друг Луи, который полетел вместо меня, погиб. Вместе со всеми, кто улетел на том самолете. Его сбили над Каналом. В штабе все изумились, увидев меня живым и невредимым. О том, что меня в последний момент заменил Луи, им не сообщили. Поэтому я должен плыть в Англию. Это мой долг перед Луи.
— Ты и впрямь глуп. Какая будет польза де Голлю, Франции, мне в конце концов, если ты погибнешь? Я тебе не разрешаю! Ты никуда не поплывешь!
— Не сотрясай понапрасну воздух, папа. Решение принято.
— Нельзя тебе плыть на этой посудине! — сердито бросил Жак. — Если с тобой что-нибудь случится, что прикажешь делать мне? Я останусь один и без наследника. Неужели тебе безразлична судьба собственного отца?
— Во-первых, папа, умирать я не собираюсь, — рассмеялся Жан-Пьер. — И волнуешься ты напрасно.
— Месье Вейля, банкира, задержали на границе со Швейцарией и расстреляли. Боши не знают жалости. Если они заметят ваше суденышко, шансов на спасение у тебя не будет. Они тебя убьют.
Жан-Пьер коснулся руки отца.
— Тогда, папа, спасать семью вновь придется тебе. Ты мужчина хоть куда. Обрюхатишь еще трех женщин. Вот у тебя и появится новый наследник.
Жак посмотрел на сына.
— Тебе бы только дурачиться, Жан-Пьер.
Рыбацкая шхуна испанца провоняла тухлой рыбой. Даже некурящим пришлось закурить, чтобы попытаться забить этот жуткий запах. Многих тошнило. Неподалеку от Дувра их перехватил английский сторожевой корабль. Французы перебрались к нему на борт, а испанец отправился обратно во Францию, Неделю спустя Жан-Пьер прибыл в штаб-квартиру де Голля, который поручил ему поддерживать связь с подразделением охраны посольства США. Подразделение это не только охраняло посла и его семью, но и обеспечивало секретность радиоканалов, связывающих посольство с Государственным департаментом в Вашингтоне. Поначалу Жан-Пьер решил, что ему поручена мелочевка, недостаточно быстро понял, что настоящая его работа — собирать информацию, поступающую в посольство и исходящую из него.
Командовали подразделением полковник и майор, но Жан-Пьер имел дело только с лейтенантом Брэдфордом Нортоном, еще недавно сержантом, получившим повышение за мужество, проявленное в ходе боевых действий. Брэд, он предпочитал, чтобы его называли именно так, пользовался заслуженным уважением как солдат, так и офицеров.
Те же чувства испытывал к нему и Жан-Пьер, который был на несколько лет старше лейтенанта. Они работали в тесном контакте, и вскоре их связывали уже не только деловые, но и дружеские отношения. Прошло не так уж много времени, и они признались друг другу в своих гомосексуальных наклонностях. И стали любовниками.
Поскольку денег Жан-Пьеру хватало, в Лондоне он устроился очень неплохо. Арендовал уютную квартирку около Гайд-Парка, неподалеку как от штаб-квартиры де Голля, так и от американского посольства.
Через несколько месяцев после встречи с Брэдфордом они обедали в ресторане отеля «Мэйфлауэр».. Жан-Пьер повернулся к Брэду.
— Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. — Брэд рассмеялся.
— Прекрасная мысль. Я бы с удовольствием. Однако если в армии узнают о наших отношениях, меня отдадут под трибунал, на три года сунут в тюрьму, а потом с позором выгонят из армии.
— А зачем кому-то об этом знать? — спросил Жан-Пьер. — Мы же не останемся здесь до скончания века. После войны ты сможешь приехать ко мне во Францию. Там мы будем жить, как в раю.
— А что я буду делать во Франции? Языка я не знаю. Нет, Жан-Пьер, чтобы жить, нужны деньги.
— Деньги — это ерунда, — рассмеялся Жан-Пьер.
— Что? У тебя достаточно денег, чтобы жить, не работая? — спросил Брэд.
— У меня достаточно денег, чтобы жить, не работая, даже в Америке. Главное в том, что я тебя люблю! Я хочу, чтобы мы жили вместе.
Брэд посмотрел на него и поднял бокал с вином.
— Я тоже люблю тебя!
Они чокнулись, выпили вина. Первым заговорил Жан-Пьер.
— За нашу верность!
Под столом Жан-Пьер положил руку на бедро Брэда, затем двинулся выше. Почувствовал его твердеющий фаллос.
Гроб Мориса выставили в самом лучшем кабинете, У постамента стояли резные, с бархатной обивкой стулья. Горели ароматизированные свечи, заливая кабинет мягким светом, изгоняя из него холод.
Наутро Жан-Пьер вошел в кабинет первым. Посмотрел на деда. Подивился мастерству сотрудников похоронного бюро. Деда чисто выбрили, аккуратно причесали, синяк полностью загримировали. Мориса одели, как на торжественный прием. Шелковый фрак, белоснежная накрахмаленная рубашка, галстук-бабочка. В роскошном, из красного дерева гробу он лежал, как живой. Постамент задрапировали бархатом.
Жак вскоре присоединился к Жан-Пьеру. Он всмотрелся в отца, затем повернулся к сыну.
— Морис любил хорошо одеваться. Он был очень интересным мужчиной.
— Да, — кивнул Жан-Пьер. Они с отцом сели в первом ряду, ожидая прибытия гостей. Первым приехал кардинал Прибрежных Альп. За ним — епископ Ниццы и Канн. К ним присоединился настоятель собора святой Марии в Каннах, самой большой католической церкви на Лазурном берегу. Жак и Жан-Пьер взялись за руки со священниками и опустились на колени. Кардинал отслужил мессу.
Канны и источник Плескассье разделяли сто двадцать миль горных дорог. Рядом с источником находилась ферма, занимающая два гектара, с маленьким деревенским домиком. В западной части фермы располагалось семейное кладбище, на котором покоились предки Мартинов. На каждой могиле стояло простое надгробие, высеченное из серого камня. На надгробиях значились только мужские имена. Женщин на этом кладбище никогда не хоронили.
Похороны начались в четыре часа дня. На кладбище собралось человек семьдесят, в основном сотрудники «Плескассье». Священник маленькой местной церкви отслужил мессу, а после того, как Жак и Жан-Пьер попрощались с Морисом, гроб осторожно опустили в могилу. Каждый бросил на гроб по белой розе, а потом земля закрыла место последнего пристанища Мориса.
Кладбище опустело. Жак и Жан-Пьер ушли последними, после того, как на могиле установили надгробие. Жак указал сыну на таблички, врытые в землю рядом с могилой Мориса. На них значились их имена.
Уже в сумерках они вернулись в бревенчатый дом. Жак переговорил с Сэмюэлем и Терезой, которые присматривали за домом и за кладбищем. Он попросил их приготовить ему главную спальню, а Жан-Пьеру — его бывшую комнату, где он жил в детстве.
Тереза, у которой глаза припухли от слез, сказала, что ужин готов. На стол она поставила и бутылку бургундского урожая 1937 года.
— Мы знали, что вы здесь поживете, — добавил Сэмюэль. — Комнаты мы приготовили, как только услышали о смерти месье Мориса. Теперь это ваш дом, и мы надеемся, что вам здесь понравится, как нравилось тем, кто жил здесь до вас.
После обеда они перешли в маленькую гостиную. Сели в старомодные большущие кресла. Жак достал большую сигару, закурил и, откинувшись на спинку кресла, задумался.
— Надо обсудить наше будущее. Мне пятьдесят семь, и я на двадцать лет старше тебя. Жан-Пьер посмотрел на отца.
— Но ты еще молодой человек, папа.
— Однако в шестьдесят один год я уйду на пенсию. Именно в этом возрасте каждый из нас передавал компанию своему наследнику. Так что в тысяча девятьсот сорок пятом году ты станешь президентом и владельцем «Плескассье».
— Ты забываешь об одном пустяке, папа, — улыбнулся Жан-Пьер. — Идет война.
— Идет война или нет, закончится она в сорок пятом или будет продолжаться, ты демобилизуешься и встанешь к рулю управления компании. Для этого ты рожден на свет. Мы все должны идти на жертвы, Жан-Пьер. Ради этой компании жили и умирали наши предки. — Жак встретился с сыном взглядом. — И ты сделаешь то, что делали мы все. Найдешь красавицу, которая родит тебе наследника.
— Господи, папа. Ты-то женился в девятнадцать, и твоя жена сразу забеременела. А тридцать семь — не тот возраст, чтобы переключаться на женщин. Я предпочитаю симпатичных мужчин.
— У тебя получится, Жан-Пьер. У нас-то получилось. Я родился, когда твоему деду был тридцать один год.
— Не уверен.
— И позаботься о том, чтобы родился мальчик. — Жак рассмеялся. — От дочерей проку не будет. Только мужчина может унаследовать «Плескассье», и без сына ты можешь потерять все, что накоплено веками. Нашу фамилию забудут.
— Хорошо, папа, ты знаешь, что я не стану могильщиком нашего рода. — Жан-Пьер знал, что наступит день, когда ему придется лечь в постель с женщиной. Он давно примирился с этой мыслью. — Но сначала я вернусь к генералу де Голлю и помогу «Свободной Франции» спасти нашу страну.
— Только помни, сын, что ты единственный наследник, — сказал Жак. — Держись ближе к генералу. Ты можешь быть героем, но не лезь в окопы.
— Да, папа. — Жан-Пьер наклонился к отцу, и они крепко обнялись.
Прошло еще десять дней, прежде чем Жан-Пьер смог вернуться в старое здание, которое занимал штаб генерала де Голля. Его встретила гулкая тишина. Кабинеты пустовали. С трудом он отыскал нескольких младших лейтенантов, которые в изумлении вытаращились на него.
— Жан-Пьер! — одновременно воскликнули трое из них. И все тут же сбежались к нему.
Один офицер схватил Жан-Пьера за руку.
— Ты жив! — воскликнул он. — Это чудо!
— Какое чудо? — удивился Жан-Пьер. — Со мной ничего не случилось. Умер мой дед.
Другой офицер, Ален, смотрел на него во все глаза.
— Нам сообщили, что ты погиб в самолете, который был сбит над Ла-Маншем «мессершмиттом». Сказали, что погибли все, кто вылетел в ту ночь в Англию. Из министерства обороны мы получили приказ известить твою семью.
Жан-Пьер упал на стул.
— Погибли все? Ален кивнул.
— Господи! — выдохнул Жан-Пьер. — Мне надо выпить. Когда полковник Николь узнал о болезни деда, то разрешил мне поехать к нему. Вместо меня полетел Луи.
Ален покачал головой.
— Нам об этом никто не сказал. Тебе чертовски повезло!
— Но не Луи. Получается, что на мне лежит вина за его смерть.
— Не говори глупостей, — возразил ему Ален. — Это война.
Жан-Пьер помолчал, потом задал важный для себя вопрос:
— К кому мне обратиться, чтобы получить приказ на поездку в Лондон?
Офицеры переглянулись. Ответил ему Рене.
— Ни к кому. Старшие офицеры разбежались. У нас нет связи со штабом де Голля.
— Так что мы тут делаем? Ждем, когда прибудут боши, арестуют нас и то ли расстреляют, то ли отправят в концлагерь? — сердито бросил Жан-Пьер, — Ты у нас старший по званию, — ответил Рене. — Мы уже договорились с одним рыбаком, который согласился доставить нас в Дувр. Проблема только одна — у нас лишь половина той суммы, которую он запросил. А если мы ему не заплатим, этот гребаный испанец никуда нас не повезет.
— Деньги у меня есть, — заявил Жан-Пьер. Остальные офицеры отдали ему честь.
— Командуйте, капитан. Если мы сегодня вечером свяжемся с рыбаком, то сможем отбыть следующей ночью.
— Я готов. Только скажите, сколько нужно денег.
Жан-Пьер обедал с отцом в их парижском доме. Жак удивился, увидев Жан-Пьера, входящего в его кабинет на Елисейских Полях.
— Что случилось? Боши заняли ваш штаб? Жан-Пьер рассмеялся.
— Ну что ты, папа. Немцы нас еще не нашли.
— Так что ты здесь делаешь? Собрался уйти в подполье, чтобы тебя убили?
— Нет, папа.
— Ты даже не можешь отправиться в Англию.; Я прочитал в газете, что весь штаб де Голля уже там. Я думаю, положение у тебя хуже некуда. По моему мнению, тебе надо возвращаться в Плескассье, переодеваться в крестьянскую одежду и там пережидать войну.
— Нас восемь человек. — Жан-Пьер словно и не слышал совета отца. — Мы нашли рыбака-испанца, который переправит нас в Дувр.
— Легкой прогулки не получится. В Канале штормит, а немецкие самолеты постоянно кружат над ним и топят все, что плывет.
— Мне очень жаль отец, но это мой долг. Мой друг Луи, который полетел вместо меня, погиб. Вместе со всеми, кто улетел на том самолете. Его сбили над Каналом. В штабе все изумились, увидев меня живым и невредимым. О том, что меня в последний момент заменил Луи, им не сообщили. Поэтому я должен плыть в Англию. Это мой долг перед Луи.
— Ты и впрямь глуп. Какая будет польза де Голлю, Франции, мне в конце концов, если ты погибнешь? Я тебе не разрешаю! Ты никуда не поплывешь!
— Не сотрясай понапрасну воздух, папа. Решение принято.
— Нельзя тебе плыть на этой посудине! — сердито бросил Жак. — Если с тобой что-нибудь случится, что прикажешь делать мне? Я останусь один и без наследника. Неужели тебе безразлична судьба собственного отца?
— Во-первых, папа, умирать я не собираюсь, — рассмеялся Жан-Пьер. — И волнуешься ты напрасно.
— Месье Вейля, банкира, задержали на границе со Швейцарией и расстреляли. Боши не знают жалости. Если они заметят ваше суденышко, шансов на спасение у тебя не будет. Они тебя убьют.
Жан-Пьер коснулся руки отца.
— Тогда, папа, спасать семью вновь придется тебе. Ты мужчина хоть куда. Обрюхатишь еще трех женщин. Вот у тебя и появится новый наследник.
Жак посмотрел на сына.
— Тебе бы только дурачиться, Жан-Пьер.
Рыбацкая шхуна испанца провоняла тухлой рыбой. Даже некурящим пришлось закурить, чтобы попытаться забить этот жуткий запах. Многих тошнило. Неподалеку от Дувра их перехватил английский сторожевой корабль. Французы перебрались к нему на борт, а испанец отправился обратно во Францию, Неделю спустя Жан-Пьер прибыл в штаб-квартиру де Голля, который поручил ему поддерживать связь с подразделением охраны посольства США. Подразделение это не только охраняло посла и его семью, но и обеспечивало секретность радиоканалов, связывающих посольство с Государственным департаментом в Вашингтоне. Поначалу Жан-Пьер решил, что ему поручена мелочевка, недостаточно быстро понял, что настоящая его работа — собирать информацию, поступающую в посольство и исходящую из него.
Командовали подразделением полковник и майор, но Жан-Пьер имел дело только с лейтенантом Брэдфордом Нортоном, еще недавно сержантом, получившим повышение за мужество, проявленное в ходе боевых действий. Брэд, он предпочитал, чтобы его называли именно так, пользовался заслуженным уважением как солдат, так и офицеров.
Те же чувства испытывал к нему и Жан-Пьер, который был на несколько лет старше лейтенанта. Они работали в тесном контакте, и вскоре их связывали уже не только деловые, но и дружеские отношения. Прошло не так уж много времени, и они признались друг другу в своих гомосексуальных наклонностях. И стали любовниками.
Поскольку денег Жан-Пьеру хватало, в Лондоне он устроился очень неплохо. Арендовал уютную квартирку около Гайд-Парка, неподалеку как от штаб-квартиры де Голля, так и от американского посольства.
Через несколько месяцев после встречи с Брэдфордом они обедали в ресторане отеля «Мэйфлауэр».. Жан-Пьер повернулся к Брэду.
— Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. — Брэд рассмеялся.
— Прекрасная мысль. Я бы с удовольствием. Однако если в армии узнают о наших отношениях, меня отдадут под трибунал, на три года сунут в тюрьму, а потом с позором выгонят из армии.
— А зачем кому-то об этом знать? — спросил Жан-Пьер. — Мы же не останемся здесь до скончания века. После войны ты сможешь приехать ко мне во Францию. Там мы будем жить, как в раю.
— А что я буду делать во Франции? Языка я не знаю. Нет, Жан-Пьер, чтобы жить, нужны деньги.
— Деньги — это ерунда, — рассмеялся Жан-Пьер.
— Что? У тебя достаточно денег, чтобы жить, не работая? — спросил Брэд.
— У меня достаточно денег, чтобы жить, не работая, даже в Америке. Главное в том, что я тебя люблю! Я хочу, чтобы мы жили вместе.
Брэд посмотрел на него и поднял бокал с вином.
— Я тоже люблю тебя!
Они чокнулись, выпили вина. Первым заговорил Жан-Пьер.
— За нашу верность!
Под столом Жан-Пьер положил руку на бедро Брэда, затем двинулся выше. Почувствовал его твердеющий фаллос.
Часть вторая
Два франка за литр
ГЛАВА 12
ДЖЕРРИ В АРМИИ
Пятницу, да еще тринадцатое число я считал для себя несчастливым днем. В феврале 1942 года этот день выдался еще и холодным. Я стоял с голой задницей в Гранд-Централ, проходил медицинскую комиссию. Меня осмотрели никак не меньше двадцати врачей, и они заглянули во все отверстия в моем теле, от задницы до ушей. Наконец осмотр закончился. Я оделся и теперь сидел по другую сторону стола от врача лет пятидесяти, который внимательно просматривал мою медицинскую карту. Каждые несколько минут поверх нее он смотрел на меня.