Страница:
Она ни на секунду не должна оставаться одна. Ест ли она, спит, трахается, один из вас должен быть рядом. Это ясно?
Я взглянул на часы. Без четверти шесть. Пора двигаться, если я хочу успеть на семичасовой рейс в Нью-Йорк.
По пути я остановился у монитора. Она снова пела, ослепительно красивая.
Внезапно на меня навалилась усталость. Я уже и не знал, смогу ли сотворить еще одно чудо. Хотелось забраться в берлогу и проспать целую неделю. Но времени не было.
Я хотел попасть в Нью-Йорк следующим утром, чтобы успеть к очередной выборке Нельсена.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Я взглянул на часы. Без четверти шесть. Пора двигаться, если я хочу успеть на семичасовой рейс в Нью-Йорк.
По пути я остановился у монитора. Она снова пела, ослепительно красивая.
Внезапно на меня навалилась усталость. Я уже и не знал, смогу ли сотворить еще одно чудо. Хотелось забраться в берлогу и проспать целую неделю. Но времени не было.
Я хотел попасть в Нью-Йорк следующим утром, чтобы успеть к очередной выборке Нельсена.
Глава 10
Я принял таблетку снотворного, чтобы поспать в самолете, но так и не смог сомкнуть глаз.
Слишком много навалилось на меня забот. Одна передача, даже нашумевшая, не делала погоды. И не отпускало предчувствие надвигающейся беды.
Я никак не мог понять, чем оно обусловлено. Может, возникло потому, что все шло как по маслу. Слишком уж легко.
Подошла стюардесса.
— Могу я чем-нибудь вам помочь, мистер Гонт?
Я одарил ее лучезарной улыбкой.
— Вы могли бы принести мне двойной «мартини»?
— Но вы уже выпили один двойной, мистер Гонт. А инструкция разрешает каждому пассажиру лишь два бокала за полет.
— Я это знаю, но, мне кажется, инструкцию мы с вами не нарушим. Я же выпил только один бокал, хоть и с двойным «мартини».
Она помялась, потом кивнула. Я смотрел ей вслед, пока она шла по проходу между креслами, а потом, смирившись с тем, что уже не усну, раскрыл «дипломат». Выложил на стол бумаги.
Стюардесса принесла запотевший бокал. Я пригубил «мартини», вытащил из пачки сигарету, закурил. Если б еще избавиться от дурного предчувствия. Я уставился на лежащие передо мной документы, но по существу не видел их.
На поверхности все было тип-топ. Осенний блок передач принимал реальные очертания. Отличный блок, на порядок лучше того, что ранее предлагало Эс-ти-ви.
Наиболее привлекательный для рекламодателей. Я сохранил передачи, уже и сейчас имеющие высокий рейтинг, но их явно не хватало. И семьдесят процентов осеннего блока составляли новые передачи.
Что требовало кардинальных изменений в работе компании? Изменения образа мышления руководящего состава, а больше половины из них не желало никаких перемен. То есть вдобавок ко всему мне предстояло найти им замену, чтобы с максимальным эффектом использовать заявления об отставке, лежащие в моем столе.
Пока же Эс-ти-ви гордилось тем, что критики наперебой хвалили его. Ни одна компания не могла похвастаться таким количеством премий Пибоди[12]. Только вот с рейтингом и рекламодателями дела шли неважнецки.
Осенний блок передач расставлял все на свои места. Ибо присуждение премии Пибоди никоим образом не способствовало продаже лишнего куска мыла. Теперь же критикам не останется ничего другого, как плакать горючими слезами, потому что уйдут в небытие такие передачи, как «Эпохальные события истории Америки». Кого сейчас волнует, сколько раз Вашингтон переходил Дэлавер?
И если Бах, Бетховен и Брамс спустятся с небес и лично примут участие в «Часе симфонической музыки», ни один телезритель не оторвется от «Пушечного дыма» или «77, Сансет-Стрип»[13]. И «Классика театра» не могла составить конкуренции программам, идущим одновременно с ней по другим каналам.
Критикам придется довольствоваться такими передачами, как «Скаттеры с Парк-авеню» (история бедной семьи из Кентукки, неожиданно унаследовавшей огромное состояние), «Пилоты» (сериал, в котором в роли частных детективов выступают летчики, гоняющиеся за преступниками на реактивных самолетах) и «Сэндмен» (вестерн с благородным героем-охотником).
Ждали критиков и другие сюрпризы. Часовая программа народной музыки из Нэшвилля, «Белый клык», собачий сериал призванный соперничать с «Лэсси», и, наконец, перенос «Семьи Салли Старр», популярнейшей мыльной оперы Америки, с дневного на вечернее время, с переводом на цветное изображение.
С коммерческой стороны претензий к осеннему блоку быть не могло. В этом я не сомневался. Рекламные агентства Мэдисон-авеню проявляли к ним все больший интерес. Уже мы получили множество неофициальных предложений. Для их документального подтверждения недоставало лишь одного: представления самих программ.
Подготовка шла полным ходом, чтобы к следующему месяцу, февралю, мы могли показать товар лицом.
Именно тогда каждая телерадиовещательная компания объявляла свои планы на будущую осень, и начиналась отчаянная борьба за рекламодателей. А затем вплоть до мая, передачи утрясались, находя свое место в эфире, передвигались на день, час, десять минут, дабы хоть в чем-то побить конкурентов. Обычно Эс-ти-ви заявляло о своих планах последним.
Но в этом году ситуация менялась в корне. Я хотел, чтобы мы стали первыми. И уже в конце января представили рекламным агентствам полный список передач. И пока остальные только раскачивались бы, мы, надеялся я, уже ухватим свой кусок пирога.
Если же мои надежды не оправдывались, компания оставалась с убытком в тридцать миллионов долларов. В результате мне пришлось бы распрощаться с кабинетом на пятидесятом этаже, после чего я мог бы получить работу разве что на радиостанции мистера Леффертса. Да и то, если бы он соблаговолил взять меня к себе.
Даже второй бокал «мартини» не снял мучившей меня тревоги. В Нью-Йорке мы приземлились уже утром. В полете мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Джек Сейвитт встретил меня у галереи выхода пассажиров.
— У нас неприятности, — возвестил он, прежде чем мы обменялись рукопожатием.
Я бы догадался об этом и без слов. Никакая другая причина не выдернула бы его из кровати ранним воскресным утром. И, как по мановению волшебной палочки, сковывающее меня напряжение исчезло. Кто бы не противостоял мне, схватка теперь шла в открытую.
Все объяснилось двумя словами. Дэн Ритчи. Я допустил серьезную ошибку. Оставил в неприкосновенности всю его команду. А следовало уволить их в первый же День. Мысленно я дал себе слово в будущем избегать подобных промахов.
— Когда все началось?
— В среду утром. После твоего отъезда в Калифорнию. Позвонил Джо Доил и распорядился приостановить все работы. Потому что с этого момента все проекты должны утверждаться аппаратом Дэна Ритчи.
Джо Доил занимал в Эс-ти-ви пост вице-президента, ведающего деловыми контрактами. Работник компетентный, знающий, один из тех, кого я намеревался оставить на прежнем месте.
— Почему ты сразу не позвонил мне? — спросил я Сейвитта.
— Поначалу я подумал, что ты в курсе. Я знал, что дел у тебя по горло, и решил, что ты просто обратился за помощью к Ритчи. В конце концов, опыта ему не занимать. И только в пятницу мне удалось связаться с ним по телефону. Тут уж все стало ясно.
— Что он сказал?
— Заворковал своим ангельским голоском. Совет директоров, мол, озабочен резко возросшими финансовыми расходами и хочет приостановить все проекты, чтобы изучить их более внимательно.
— Чушь собачья! — взорвался я. — Совет делает лишь то, что говорит Синклер.
— Я это знаю не хуже тебя. Но какое до этого дело моим клиентам, когда они придут расписываться в контрактах, а я не смогу положить их на стол? Должно быть, Ритчи нашел подход к Синклеру.
Я задумался. Что же такое происходит? Синклер не позволил бы мне зайти так далеко, если бы хотел поставить крест на моих трудах. Ему придется выложить целое состояние, чтобы разорвать уже заключенные предварительные договоренности.
В квартиру я вошел в восемь утра, под звон телефона.
Уинант. Голос его дрожал от злости.
— Я думал, что работаю на вас.
— Так оно и есть.
Прошлым вечером наши станции в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе начали передачи в цветном изображении.
— Тогда почему в пятницу меня уволили?
— Что? — я не смог скрыть изумления.
— Дэн Ритчи позвонил мне и сказал, что я свободен.
Добавив, что я вел себя неподобающим образом. Не получил разрешения на переоснащение телестанций оборудованием для цветного изображения. Я ответил, что вы одобрили мои планы. Он же заявил, что этого недостаточно. Я, мол, достаточно долго работал в компании, чтобы знать, что любые расходы на капитальные вложения должны утверждаться советом директоров.
— Понятно.
— И что мне теперь делать? — спросил Уинант.
— Ничего. Утром, как обычно, приходите в свой кабинет и работайте. Я все улажу.
Положив трубку, я повернулся к Джеку.
— Ты слышал?
Он кивнул, на лице у него отразилась тревога.
— И что ты собираешься делать?
Не отвечая, я набрал номер Фогарти.
— Мисс Фогарти, вас не затруднит собрать ваших девушек и через час встретиться со мной на работе?
— Нет проблем, — буднично ответила она, словно я вызывал ее каждое воскресенье.
— Отлично.
— Мистер Гонт… — не дала она мне положить трубку.
— Да.
— Вчера вечером я видела Джану Рейнольдс по телевизору. Потрясающе. Примите мои поздравления. И кинофильм с Кларком Гейблом смотрела, не отрываясь.
— Благодарю. Увидимся через час.
Я принял горячий душ, переоделся. Когда вернулся в гостиную, Джек пил кофе, щедро сдобренное бренди.
— Составь мне компанию, — он пододвинул мне чашку. — Бодрит, как ничто другое.
Я последовал его совету. Джек оказался прав. Энергии у меня сразу прибавилось.
— Пошли, — я двинулся к двери.
— И каковы наши планы? — Джек последовал за мной.
— Выход у нас один, — я улыбнулся. — Лезть в драку.
Слишком много навалилось на меня забот. Одна передача, даже нашумевшая, не делала погоды. И не отпускало предчувствие надвигающейся беды.
Я никак не мог понять, чем оно обусловлено. Может, возникло потому, что все шло как по маслу. Слишком уж легко.
Подошла стюардесса.
— Могу я чем-нибудь вам помочь, мистер Гонт?
Я одарил ее лучезарной улыбкой.
— Вы могли бы принести мне двойной «мартини»?
— Но вы уже выпили один двойной, мистер Гонт. А инструкция разрешает каждому пассажиру лишь два бокала за полет.
— Я это знаю, но, мне кажется, инструкцию мы с вами не нарушим. Я же выпил только один бокал, хоть и с двойным «мартини».
Она помялась, потом кивнула. Я смотрел ей вслед, пока она шла по проходу между креслами, а потом, смирившись с тем, что уже не усну, раскрыл «дипломат». Выложил на стол бумаги.
Стюардесса принесла запотевший бокал. Я пригубил «мартини», вытащил из пачки сигарету, закурил. Если б еще избавиться от дурного предчувствия. Я уставился на лежащие передо мной документы, но по существу не видел их.
На поверхности все было тип-топ. Осенний блок передач принимал реальные очертания. Отличный блок, на порядок лучше того, что ранее предлагало Эс-ти-ви.
Наиболее привлекательный для рекламодателей. Я сохранил передачи, уже и сейчас имеющие высокий рейтинг, но их явно не хватало. И семьдесят процентов осеннего блока составляли новые передачи.
Что требовало кардинальных изменений в работе компании? Изменения образа мышления руководящего состава, а больше половины из них не желало никаких перемен. То есть вдобавок ко всему мне предстояло найти им замену, чтобы с максимальным эффектом использовать заявления об отставке, лежащие в моем столе.
Пока же Эс-ти-ви гордилось тем, что критики наперебой хвалили его. Ни одна компания не могла похвастаться таким количеством премий Пибоди[12]. Только вот с рейтингом и рекламодателями дела шли неважнецки.
Осенний блок передач расставлял все на свои места. Ибо присуждение премии Пибоди никоим образом не способствовало продаже лишнего куска мыла. Теперь же критикам не останется ничего другого, как плакать горючими слезами, потому что уйдут в небытие такие передачи, как «Эпохальные события истории Америки». Кого сейчас волнует, сколько раз Вашингтон переходил Дэлавер?
И если Бах, Бетховен и Брамс спустятся с небес и лично примут участие в «Часе симфонической музыки», ни один телезритель не оторвется от «Пушечного дыма» или «77, Сансет-Стрип»[13]. И «Классика театра» не могла составить конкуренции программам, идущим одновременно с ней по другим каналам.
Критикам придется довольствоваться такими передачами, как «Скаттеры с Парк-авеню» (история бедной семьи из Кентукки, неожиданно унаследовавшей огромное состояние), «Пилоты» (сериал, в котором в роли частных детективов выступают летчики, гоняющиеся за преступниками на реактивных самолетах) и «Сэндмен» (вестерн с благородным героем-охотником).
Ждали критиков и другие сюрпризы. Часовая программа народной музыки из Нэшвилля, «Белый клык», собачий сериал призванный соперничать с «Лэсси», и, наконец, перенос «Семьи Салли Старр», популярнейшей мыльной оперы Америки, с дневного на вечернее время, с переводом на цветное изображение.
С коммерческой стороны претензий к осеннему блоку быть не могло. В этом я не сомневался. Рекламные агентства Мэдисон-авеню проявляли к ним все больший интерес. Уже мы получили множество неофициальных предложений. Для их документального подтверждения недоставало лишь одного: представления самих программ.
Подготовка шла полным ходом, чтобы к следующему месяцу, февралю, мы могли показать товар лицом.
Именно тогда каждая телерадиовещательная компания объявляла свои планы на будущую осень, и начиналась отчаянная борьба за рекламодателей. А затем вплоть до мая, передачи утрясались, находя свое место в эфире, передвигались на день, час, десять минут, дабы хоть в чем-то побить конкурентов. Обычно Эс-ти-ви заявляло о своих планах последним.
Но в этом году ситуация менялась в корне. Я хотел, чтобы мы стали первыми. И уже в конце января представили рекламным агентствам полный список передач. И пока остальные только раскачивались бы, мы, надеялся я, уже ухватим свой кусок пирога.
Если же мои надежды не оправдывались, компания оставалась с убытком в тридцать миллионов долларов. В результате мне пришлось бы распрощаться с кабинетом на пятидесятом этаже, после чего я мог бы получить работу разве что на радиостанции мистера Леффертса. Да и то, если бы он соблаговолил взять меня к себе.
Даже второй бокал «мартини» не снял мучившей меня тревоги. В Нью-Йорке мы приземлились уже утром. В полете мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Джек Сейвитт встретил меня у галереи выхода пассажиров.
— У нас неприятности, — возвестил он, прежде чем мы обменялись рукопожатием.
Я бы догадался об этом и без слов. Никакая другая причина не выдернула бы его из кровати ранним воскресным утром. И, как по мановению волшебной палочки, сковывающее меня напряжение исчезло. Кто бы не противостоял мне, схватка теперь шла в открытую.
Все объяснилось двумя словами. Дэн Ритчи. Я допустил серьезную ошибку. Оставил в неприкосновенности всю его команду. А следовало уволить их в первый же День. Мысленно я дал себе слово в будущем избегать подобных промахов.
— Когда все началось?
— В среду утром. После твоего отъезда в Калифорнию. Позвонил Джо Доил и распорядился приостановить все работы. Потому что с этого момента все проекты должны утверждаться аппаратом Дэна Ритчи.
Джо Доил занимал в Эс-ти-ви пост вице-президента, ведающего деловыми контрактами. Работник компетентный, знающий, один из тех, кого я намеревался оставить на прежнем месте.
— Почему ты сразу не позвонил мне? — спросил я Сейвитта.
— Поначалу я подумал, что ты в курсе. Я знал, что дел у тебя по горло, и решил, что ты просто обратился за помощью к Ритчи. В конце концов, опыта ему не занимать. И только в пятницу мне удалось связаться с ним по телефону. Тут уж все стало ясно.
— Что он сказал?
— Заворковал своим ангельским голоском. Совет директоров, мол, озабочен резко возросшими финансовыми расходами и хочет приостановить все проекты, чтобы изучить их более внимательно.
— Чушь собачья! — взорвался я. — Совет делает лишь то, что говорит Синклер.
— Я это знаю не хуже тебя. Но какое до этого дело моим клиентам, когда они придут расписываться в контрактах, а я не смогу положить их на стол? Должно быть, Ритчи нашел подход к Синклеру.
Я задумался. Что же такое происходит? Синклер не позволил бы мне зайти так далеко, если бы хотел поставить крест на моих трудах. Ему придется выложить целое состояние, чтобы разорвать уже заключенные предварительные договоренности.
В квартиру я вошел в восемь утра, под звон телефона.
Уинант. Голос его дрожал от злости.
— Я думал, что работаю на вас.
— Так оно и есть.
Прошлым вечером наши станции в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе начали передачи в цветном изображении.
— Тогда почему в пятницу меня уволили?
— Что? — я не смог скрыть изумления.
— Дэн Ритчи позвонил мне и сказал, что я свободен.
Добавив, что я вел себя неподобающим образом. Не получил разрешения на переоснащение телестанций оборудованием для цветного изображения. Я ответил, что вы одобрили мои планы. Он же заявил, что этого недостаточно. Я, мол, достаточно долго работал в компании, чтобы знать, что любые расходы на капитальные вложения должны утверждаться советом директоров.
— Понятно.
— И что мне теперь делать? — спросил Уинант.
— Ничего. Утром, как обычно, приходите в свой кабинет и работайте. Я все улажу.
Положив трубку, я повернулся к Джеку.
— Ты слышал?
Он кивнул, на лице у него отразилась тревога.
— И что ты собираешься делать?
Не отвечая, я набрал номер Фогарти.
— Мисс Фогарти, вас не затруднит собрать ваших девушек и через час встретиться со мной на работе?
— Нет проблем, — буднично ответила она, словно я вызывал ее каждое воскресенье.
— Отлично.
— Мистер Гонт… — не дала она мне положить трубку.
— Да.
— Вчера вечером я видела Джану Рейнольдс по телевизору. Потрясающе. Примите мои поздравления. И кинофильм с Кларком Гейблом смотрела, не отрываясь.
— Благодарю. Увидимся через час.
Я принял горячий душ, переоделся. Когда вернулся в гостиную, Джек пил кофе, щедро сдобренное бренди.
— Составь мне компанию, — он пододвинул мне чашку. — Бодрит, как ничто другое.
Я последовал его совету. Джек оказался прав. Энергии у меня сразу прибавилось.
— Пошли, — я двинулся к двери.
— И каковы наши планы? — Джек последовал за мной.
— Выход у нас один, — я улыбнулся. — Лезть в драку.
Глава 11
На ночь я принял таблетку снотворного, и в понедельник спал допоздна. На работу пришел только в одиннадцать. Там уже сверкали молнии и гремели громы.
Фогарти, однако, сохранила чувство юмора.
— Землетрясение силой восемь баллов по шкале Рихтера, — прокомментировала она текущие события, поставив на мой стол чашечку кофе и положив рядом бумаги на подпись. — Мистер Синклер просил позвонить.
Я посмотрел в окно.
— Похоже, идет снег.
Она поняла, что я имею в виду.
— Если он позвонит, я скажу, что вы никак не найдете собачью упряжку.
— Выборку Нельсена еще не принесли?
— Ждем с минуты на минуту. Но есть уже первый отчет ОРИ[14]. Очень неплохой.
Отчет ОРИ лежал первым в стопке бумаг. Я тут же просмотрел его. Фогарти преуменьшила наши достижения, назвав его неплохим. Выступление Джаны Рейнольдс смотрели чуть ли не сорок четыре процента телезрителей. Первый час фильма — пятьдесят один процент, второй — тридцать восемь. Мы поставили рекорд.
Обычно в субботний вечер Эс-ти-ви не удавалось привлечь на свою сторону более семнадцати процентов аудитории.
Настроение у меня заметно улучшилось. Я еще не победил но, как говорится, закрепился на господствующих высотах. И похвалил себя за то, что днем раньше позвонил президентам четырех крупнейших рекламных агентств. Мне было, что им предложить.
— Я посылаю вам полный перечень наших осенних передач. Газеты получат его через двенадцать часов, рекламные агентства поменьше — через сутки. Три другие, что идут вровень с вами — сегодня. Каждому я предлагаю двенадцать с половиной процентов рекламного времени со скидкой в десять процентов. Предложение остается в силе до четырех часов пополудни в понедельник.
Позже цена становится обычной. Посмотрите перечень повнимательнее и, думаю, вы согласитесь со мной, что со следующей осени в Эс-ти-ви стоит вкладывать деньги.
Все четверо задали мне один и тот же вопрос.
— Ас чего такая уверенность?
Я не побаловал их разнообразием ответов.
— Сверьтесь с индексом Нельсена в понедельник. Если мы не перетянем в субботу зрительскую аудиторию, забудьте о моем предложении. Но ежели результат будет иным, вам придется туго, когда клиенты начнут спрашивать, а почему Эс-ти-ви не транслирует их рекламу.
Первый звонок раздался, когда я еще проглядывал отчет ОРИ. Со мной хотел поговорить Джон Барлетт, президент «Стандарт-Касселль», один из вышеупомянутой четверки.
— Стив, я решил не ждать Нельсена. Я тебе верю.
Естественно, он мне верил. Потому что держал в руках тот же отчет ОРИ.
— Спасибо, Джон.
— Только одно условие. Я хочу иметь право первой ночи в выборе передач.
— Пожалуйста, — согласился я. — Если вы покупаете пятьдесят процентов рекламного времени или больше.
— Договорились. Но в этом случае ты даешь мне время в передаче Джаны Рейнольдс.
— В передачу Рейнольдс и в первый час кинофильма я могу вставить твою рекламу со следующего месяца. Во второй час — на этой неделе.
— Договорились.
— Спасибо, Джон. Я скажу Гэллигану, чтобы он связался с твоими людьми и подготовил все документы.
Трубку я положил дрожащей рукой. Один короткий разговор, и тридцать миллионов долларов в кармане Эс-ти-ви. Такое случилось у меня впервые.
Вновь зазвонил телефон.
— Мистер Синклер просит вас к себе, — сухо сообщила Фогарти — Передайте ему, что у меня совещание. И немедленно вызовите ко мне Гэллигана из отдела продаж.
Телефон зазвонил, едва я опустил трубку.
— Мистер Синклер надеется, что у вас найдется время, чтобы присутствовать на специальном заседании совета директоров в половине третьего.
— Передайте ему, что я обязательно приду.
Я отпил кофе. И не почувствовал вкуса. Нажал клавишу интеркома. Тут же в кабинет вошла Фогарти.
— Как вы думаете, в баре найдется бутылка бренди?
Спиртное помогло. Я поднялся из-за стола, подошел к окну. Большие снежинки неспешно падали на землю. В дверях возник Гэллиган.
— Вы звали меня, Стив?
— Да, подойдите сюда и выгляните в окно.
Он подошел, встал рядом.
— Где-то далеко внизу снег падает на людей, а мы их даже не видим.
Он ответил недоуменным взглядом.
— Задумывались ли вы когда-нибудь, Боб, что будете стоять выше снега? Там, где сможете видеть, как он падает вниз, но не на вас?
Искоса глянув на Гэллигана, я увидел, что он понятия не имеет, о чем я говорю. А вот человек, сидящий надо мной сразу бы все понял. Синклер знал, что на него снег не упадет никогда. Потому-то и поместил нас на более низкие этажи. Он-то сидел над схваткой. Мы дрались, царапались, пинались, а когда дым сражения рассеивался, он уходил под руку с победителем.
Вошла Фогарти. Улыбаясь, дала мне выборку Нельсена. Мы выиграли субботний вечер. Оторвались от ближайшего конкурента на восемь пунктов. Я передал выборку Гэллигану и вернулся к столу.
Телефоны зазвонили, едва я опустился на стул. Нам даже не удалось прерваться на ленч. А к половине третьего все рекламные агентства раскупили выделенные им квоты.
Я припозднился на несколько минут, и Дэн Ритчи уже сидел справа от Синклера, на моем привычном месте.
Свободным остался лишь один стул в конце стола. Его-то я и занял.
— Извините за опоздание, господа. Очень много дел.
— Мы так и поняли, — бесстрастно ответствовал Синклер.
Дон Ритчи тут же перешел в наступление.
— Вы знакомы с заявлением для прессы, что лежит перед вами?
Я бросил взгляд на листок бумаги, затем посмотрел на Ритчи.
— Конечно. Я же его подписал.
— Разумеется, вы отдаете себе отчет, что подписали его без согласования с советом директоров? — от его голоса веяло сибирским морозом.
Я, повернулся к Синклеру.
— Из нашей договоренности с мистером Синклером следует, что как президент «Синклер телевижн» я обладаю полной автономией во всем, что касается управления вверенной мне компании.
— Но вы знали, что до сего момента все ваши действия получали одобрение совета директоров?
Я кивнул.
— Знал. И у меня не было повода ожидать каких-либо перемен в установившейся процедуре. Так как все мои действия одобрялись post factum[15], я полагал, что ничего не изменится и впредь.
Ритчи помолчал, перекладывая лежащие перед ним бумаги. Я попытался прочесть что-либо в лице Синклера, но оно напоминало кусок гранита.
— Мы подсчитали, во что обойдется нам перечень предлагаемых вами передач. Вы знаете, что в сумме они стоят более сорока миллионов долларов?
Я кивнул.
— И еще одиннадцать миллионов потребуются для перехода на цветное изображение.
— И тут вы правы, — не стал спорить я.
— Вы уверены, что такие расходы экономически оправданы?
— Да, — твердо ответил я. — Иначе никогда на пошел бы на них.
— Не превысили ли вы своих полномочий, объявив об уходе с работы некоторых руководителей компании, даже не переговорив с ними?
— Нет. Их заявления лежат у меня в столе с того дня как я стал президентом Эс-ти-ви.
— Моего заявления у вас нет, — отрезал Ритчи. — Однако в пресс-релизе сказано и о моем уходе.
— Мой недосмотр, — вздохнул я.
— Что значит, недосмотр? — сердито воскликнул Ритчи.
Я ответил, не повышая голоса.
— Но это поправимо. Я не сомневаюсь, что получу ваше заявление до окончания этого заседания.
Лицо его налилось краской, но я не дал ему заговорить. Встал, оглядел присутствующих.
— Я знаю, что вы — люди занятые, господа, а потому отниму у вас минимум времени. На текущий сезон расчетные поступления от рекламы в лучшее время составляют сто шестьдесят миллионов, из которых тридцать процентов, или сорок восемь миллионов, вносятся авансом. На данный момент нами продана половина рекламного времени следующего сезона на сумму сто двадцать миллионов долларов, то есть общий доход составит двести сорок миллионов. Я бы мог назвать вам, на сколько процентов возрастет наша прибыль, но, думаю, в этом нет нужды. Введение в текущем сезоне новых передач, в частности, с участием Джаны Рейнольдс, увеличит поступления от рекламы примерно на двадцать пять миллионов. Вот так, господа, отражается на наших доходах .замена отживших передач более интересными для телезрителей.
Что же касается цветного изображения, оно уже есть, и никуда от этого не деться. Если бы мы промедлили с переоснащением еще два-три года, оно обошлось бы нам на Пятьдесят процентов дороже. А пока цветное изображение позволяет увеличить наш рейтинг на двадцать процентов.
Я вновь оглядел директоров.
— Увеличение расходов приведет лишь к куда более значительному росту прибыли. А если говорить об уволенных мною сотрудниках, я полагаю, что лишь сократил лишних, не представляющих для компании никакой ценности.
Над столом повисло молчание.
Первым, естественно, заговорил Синклер.
— Председательствующий вносит предложение полностью одобрить предложенный мистером Гонтом осенний блок передач и проведенную им реорганизацию компании.
Внесенное предложение поддержали все, за исключением меня и Ритчи.
Тут же Синклер продолжил.
— Председательствующий вносит предложение закрыть заседание.
Менее чем через две минуты в зале остались только я и Ритчи.
Я собрал бумаги и посмотрел на него. Он сидел сгорбившись, крепко сцепив положенные на стол руки.
По пути к двери я остановился рядом с ним.
— Извините, Дэн.
Он поднял голову. Лицо его посерело.
— Сукин сын! — вырвалось у него. — Он даже не попрощался со мной.
.Я промолчал.
— Он просто подставил меня.
— Он подставил нас обоих.
Ритчи кивнул.
— И все что от него требовалось — г сказать мне, что пора уходить. Зачем ему понадобился весь этот цирк?
Он поднялся, прошел к окну, вгляделся в падающий снег.
— Теперь я понимаю, почему окна в небоскребах не открываются. Строители знают, что случаются такие дни, как сегодняшний. — Ритчи повернулся ко мне. — Я видел, как он проделывал такое же с другими. Даже восхищался им, думая, что со мной этого не будет, — он усмехнулся. — Видать, я ошибался, — он направился ко мне, протянул руку. — Удачи вам, Стив.
Крепкое рукопожатие показывало, что он действительно того хочет.
— Спасибо, Дэн.
— Будьте поосмотрительнее. И никогда не спускайте глаз с рефери.
Фогарти, однако, сохранила чувство юмора.
— Землетрясение силой восемь баллов по шкале Рихтера, — прокомментировала она текущие события, поставив на мой стол чашечку кофе и положив рядом бумаги на подпись. — Мистер Синклер просил позвонить.
Я посмотрел в окно.
— Похоже, идет снег.
Она поняла, что я имею в виду.
— Если он позвонит, я скажу, что вы никак не найдете собачью упряжку.
— Выборку Нельсена еще не принесли?
— Ждем с минуты на минуту. Но есть уже первый отчет ОРИ[14]. Очень неплохой.
Отчет ОРИ лежал первым в стопке бумаг. Я тут же просмотрел его. Фогарти преуменьшила наши достижения, назвав его неплохим. Выступление Джаны Рейнольдс смотрели чуть ли не сорок четыре процента телезрителей. Первый час фильма — пятьдесят один процент, второй — тридцать восемь. Мы поставили рекорд.
Обычно в субботний вечер Эс-ти-ви не удавалось привлечь на свою сторону более семнадцати процентов аудитории.
Настроение у меня заметно улучшилось. Я еще не победил но, как говорится, закрепился на господствующих высотах. И похвалил себя за то, что днем раньше позвонил президентам четырех крупнейших рекламных агентств. Мне было, что им предложить.
— Я посылаю вам полный перечень наших осенних передач. Газеты получат его через двенадцать часов, рекламные агентства поменьше — через сутки. Три другие, что идут вровень с вами — сегодня. Каждому я предлагаю двенадцать с половиной процентов рекламного времени со скидкой в десять процентов. Предложение остается в силе до четырех часов пополудни в понедельник.
Позже цена становится обычной. Посмотрите перечень повнимательнее и, думаю, вы согласитесь со мной, что со следующей осени в Эс-ти-ви стоит вкладывать деньги.
Все четверо задали мне один и тот же вопрос.
— Ас чего такая уверенность?
Я не побаловал их разнообразием ответов.
— Сверьтесь с индексом Нельсена в понедельник. Если мы не перетянем в субботу зрительскую аудиторию, забудьте о моем предложении. Но ежели результат будет иным, вам придется туго, когда клиенты начнут спрашивать, а почему Эс-ти-ви не транслирует их рекламу.
Первый звонок раздался, когда я еще проглядывал отчет ОРИ. Со мной хотел поговорить Джон Барлетт, президент «Стандарт-Касселль», один из вышеупомянутой четверки.
— Стив, я решил не ждать Нельсена. Я тебе верю.
Естественно, он мне верил. Потому что держал в руках тот же отчет ОРИ.
— Спасибо, Джон.
— Только одно условие. Я хочу иметь право первой ночи в выборе передач.
— Пожалуйста, — согласился я. — Если вы покупаете пятьдесят процентов рекламного времени или больше.
— Договорились. Но в этом случае ты даешь мне время в передаче Джаны Рейнольдс.
— В передачу Рейнольдс и в первый час кинофильма я могу вставить твою рекламу со следующего месяца. Во второй час — на этой неделе.
— Договорились.
— Спасибо, Джон. Я скажу Гэллигану, чтобы он связался с твоими людьми и подготовил все документы.
Трубку я положил дрожащей рукой. Один короткий разговор, и тридцать миллионов долларов в кармане Эс-ти-ви. Такое случилось у меня впервые.
Вновь зазвонил телефон.
— Мистер Синклер просит вас к себе, — сухо сообщила Фогарти — Передайте ему, что у меня совещание. И немедленно вызовите ко мне Гэллигана из отдела продаж.
Телефон зазвонил, едва я опустил трубку.
— Мистер Синклер надеется, что у вас найдется время, чтобы присутствовать на специальном заседании совета директоров в половине третьего.
— Передайте ему, что я обязательно приду.
Я отпил кофе. И не почувствовал вкуса. Нажал клавишу интеркома. Тут же в кабинет вошла Фогарти.
— Как вы думаете, в баре найдется бутылка бренди?
Спиртное помогло. Я поднялся из-за стола, подошел к окну. Большие снежинки неспешно падали на землю. В дверях возник Гэллиган.
— Вы звали меня, Стив?
— Да, подойдите сюда и выгляните в окно.
Он подошел, встал рядом.
— Где-то далеко внизу снег падает на людей, а мы их даже не видим.
Он ответил недоуменным взглядом.
— Задумывались ли вы когда-нибудь, Боб, что будете стоять выше снега? Там, где сможете видеть, как он падает вниз, но не на вас?
Искоса глянув на Гэллигана, я увидел, что он понятия не имеет, о чем я говорю. А вот человек, сидящий надо мной сразу бы все понял. Синклер знал, что на него снег не упадет никогда. Потому-то и поместил нас на более низкие этажи. Он-то сидел над схваткой. Мы дрались, царапались, пинались, а когда дым сражения рассеивался, он уходил под руку с победителем.
Вошла Фогарти. Улыбаясь, дала мне выборку Нельсена. Мы выиграли субботний вечер. Оторвались от ближайшего конкурента на восемь пунктов. Я передал выборку Гэллигану и вернулся к столу.
Телефоны зазвонили, едва я опустился на стул. Нам даже не удалось прерваться на ленч. А к половине третьего все рекламные агентства раскупили выделенные им квоты.
Я припозднился на несколько минут, и Дэн Ритчи уже сидел справа от Синклера, на моем привычном месте.
Свободным остался лишь один стул в конце стола. Его-то я и занял.
— Извините за опоздание, господа. Очень много дел.
— Мы так и поняли, — бесстрастно ответствовал Синклер.
Дон Ритчи тут же перешел в наступление.
— Вы знакомы с заявлением для прессы, что лежит перед вами?
Я бросил взгляд на листок бумаги, затем посмотрел на Ритчи.
— Конечно. Я же его подписал.
— Разумеется, вы отдаете себе отчет, что подписали его без согласования с советом директоров? — от его голоса веяло сибирским морозом.
Я, повернулся к Синклеру.
— Из нашей договоренности с мистером Синклером следует, что как президент «Синклер телевижн» я обладаю полной автономией во всем, что касается управления вверенной мне компании.
— Но вы знали, что до сего момента все ваши действия получали одобрение совета директоров?
Я кивнул.
— Знал. И у меня не было повода ожидать каких-либо перемен в установившейся процедуре. Так как все мои действия одобрялись post factum[15], я полагал, что ничего не изменится и впредь.
Ритчи помолчал, перекладывая лежащие перед ним бумаги. Я попытался прочесть что-либо в лице Синклера, но оно напоминало кусок гранита.
— Мы подсчитали, во что обойдется нам перечень предлагаемых вами передач. Вы знаете, что в сумме они стоят более сорока миллионов долларов?
Я кивнул.
— И еще одиннадцать миллионов потребуются для перехода на цветное изображение.
— И тут вы правы, — не стал спорить я.
— Вы уверены, что такие расходы экономически оправданы?
— Да, — твердо ответил я. — Иначе никогда на пошел бы на них.
— Не превысили ли вы своих полномочий, объявив об уходе с работы некоторых руководителей компании, даже не переговорив с ними?
— Нет. Их заявления лежат у меня в столе с того дня как я стал президентом Эс-ти-ви.
— Моего заявления у вас нет, — отрезал Ритчи. — Однако в пресс-релизе сказано и о моем уходе.
— Мой недосмотр, — вздохнул я.
— Что значит, недосмотр? — сердито воскликнул Ритчи.
Я ответил, не повышая голоса.
— Но это поправимо. Я не сомневаюсь, что получу ваше заявление до окончания этого заседания.
Лицо его налилось краской, но я не дал ему заговорить. Встал, оглядел присутствующих.
— Я знаю, что вы — люди занятые, господа, а потому отниму у вас минимум времени. На текущий сезон расчетные поступления от рекламы в лучшее время составляют сто шестьдесят миллионов, из которых тридцать процентов, или сорок восемь миллионов, вносятся авансом. На данный момент нами продана половина рекламного времени следующего сезона на сумму сто двадцать миллионов долларов, то есть общий доход составит двести сорок миллионов. Я бы мог назвать вам, на сколько процентов возрастет наша прибыль, но, думаю, в этом нет нужды. Введение в текущем сезоне новых передач, в частности, с участием Джаны Рейнольдс, увеличит поступления от рекламы примерно на двадцать пять миллионов. Вот так, господа, отражается на наших доходах .замена отживших передач более интересными для телезрителей.
Что же касается цветного изображения, оно уже есть, и никуда от этого не деться. Если бы мы промедлили с переоснащением еще два-три года, оно обошлось бы нам на Пятьдесят процентов дороже. А пока цветное изображение позволяет увеличить наш рейтинг на двадцать процентов.
Я вновь оглядел директоров.
— Увеличение расходов приведет лишь к куда более значительному росту прибыли. А если говорить об уволенных мною сотрудниках, я полагаю, что лишь сократил лишних, не представляющих для компании никакой ценности.
Над столом повисло молчание.
Первым, естественно, заговорил Синклер.
— Председательствующий вносит предложение полностью одобрить предложенный мистером Гонтом осенний блок передач и проведенную им реорганизацию компании.
Внесенное предложение поддержали все, за исключением меня и Ритчи.
Тут же Синклер продолжил.
— Председательствующий вносит предложение закрыть заседание.
Менее чем через две минуты в зале остались только я и Ритчи.
Я собрал бумаги и посмотрел на него. Он сидел сгорбившись, крепко сцепив положенные на стол руки.
По пути к двери я остановился рядом с ним.
— Извините, Дэн.
Он поднял голову. Лицо его посерело.
— Сукин сын! — вырвалось у него. — Он даже не попрощался со мной.
.Я промолчал.
— Он просто подставил меня.
— Он подставил нас обоих.
Ритчи кивнул.
— И все что от него требовалось — г сказать мне, что пора уходить. Зачем ему понадобился весь этот цирк?
Он поднялся, прошел к окну, вгляделся в падающий снег.
— Теперь я понимаю, почему окна в небоскребах не открываются. Строители знают, что случаются такие дни, как сегодняшний. — Ритчи повернулся ко мне. — Я видел, как он проделывал такое же с другими. Даже восхищался им, думая, что со мной этого не будет, — он усмехнулся. — Видать, я ошибался, — он направился ко мне, протянул руку. — Удачи вам, Стив.
Крепкое рукопожатие показывало, что он действительно того хочет.
— Спасибо, Дэн.
— Будьте поосмотрительнее. И никогда не спускайте глаз с рефери.
Глава 12
Всю вторую половину дня я пил кофе с бренди. Эта смесь вливала в меня энергию. И отвлекала от лишних мыслей. О себе, о Дэне Ритчи, о Синклере, то есть обо всем, не имевшем непосредственного отношения к функционированию компании. И к девяти вечера мы покончили со всеми делами.
— На сегодня все, — объявил я Фогарти.
— Да, сэр, — кивнула она и начала собирать свой бумаги.
— Фогарти, налейте мне чего-нибудь.
— Да, сэр, — она прошла к бару. — Что будете пить?
— «Мартини». Очень сухой «мартини».
Пару минут спустя я получил полный бокал. «Мартини» пришелся мне по вкусу.
— В Кэтерин-Гиббз учат «и барменскому искусству?
Она рассмеялась.
— Нет. Этому я научилась на работе.
Засмеялся я.
— Налейте себе бокал, Фогарти. Вы его заслужили.
Она покачала головой.
— Нет, благодарю. Мне пора домой. В такой снег поезда ходят плохо.
Я и забыл, что она жила в Дариэне. И могла вообще застрять в городе, потому что железнодорожники не баловали пассажиров особым вниманием, тем более в снегопад.
— Если случится заминка с поездами, снимите номер в отеле. Компания оплатит счет.
— Благодарю вас, мистер Гонт. Я вам еще нужна?
— Да. Прежде чем вы уйдете, смешайте мне еще один «мартини», — и я допил первый бокал.
Получил от нее второй, полный.
— Мисс Фогарти, такой «мартини» более чем весомое основание для повышения жалования, — я пригубил бокал. — Завтра загляните в финансовый отдел и скажите, что я добавил вам двадцать пять долларов в неделю.
— Благодарю, мистер Гонт.
— По вашему голосу чувствуется, что вы не пойдете, так, мисс Фогарти? Думаете, я сам не знаю, что говорю.
Потому, что пьян.
— Как я могла такое подумать, мистер Гонт, — запротестовала Фогарти.
— Вот что значит верный секретарь, — покивал я. — Мисс Фогарти, я пришел к важному решению.
— Какому, сэр?
— Надоели мне эти мистеры и мисс. Называйте меня Стив, а я вас — Шейла.
— Хорошо, мистер Гонт.
— Стив.
— Хорошо, Стив.
— Так-то лучше, Шейла. А теперь перейдем к серьезным делам. Президент я этой компании или не президент?
— Президент, мис… э… Стив.
— Тогда все упрощается. Давай потрахаемся, — я вновь отхлебнул из бокала.
В голосе ее появились незнакомые доселе нотки.
— Я думаю, и вам пора домой.
Я встал, гордо выпрямился во весь рост.
— Вы отвергаете меня?
Она не ответила.
— Вы уволены. Как президент компании, я увольняю вас за отказ выполнить свои прямые обязанности.
Она молча смотрела на меня.
Я сел. Пьяную браваду сняло, как рукой.
— Вы не уволены. Извините, Фогарти.
— Все нормально, мистер Гонт. Я понимаю, — она улыбнулась. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Фогарти.
Тот снегопад в Нью-Йорке запомнился мне надолго.
Чистый, белый снег до неузнаваемости изменил город. Я шагал не торопясь, любуясь созданными природой формами, останавливаясь лишь на красный сигнал светофора. На каждом светофоре снег образовал белую шапочку и своими поочередно загорающимися лампами они напоминали циклопов.
К подъезду я подошел, весь залепленный снегом.
— Ну и погодка, — посетовал швейцар, опираясь на лопату.
— Да, — сочувственно покивал я, хотя повода для жалоб у меня не было. Но, с другой стороны, от меня не требовали чистить ступеньки.
В квартире я сразу же заметил горящие на столе свечи. И едва не повернул назад, решив, что ошибся дверью.
Но потом увидел поблескивающую в хрустале икру и горлышко бутылки шампанского, выглядывающее из ведерка со льдом.
— Барбара! — позвал я.
Она выплыла из спальни, неся в руках вазу с единственной розой. Посмотрела на меня, а потом поставила розу на середину стола.
— Тут ей самое место, не так ли?
Я все еще стоял на пороге.
— В честь чего пир?
— Идет снег.
— Я знаю.
— Первый снегопад в этом году. Я подумала, что это надо отметить.
Я посмотрел на Барбару.
— Ну конечно.
Снял пальто и шляпу, убрал их в стенной шкаф. Когда повернулся, она стояла рядом.
— Что-нибудь случилось? Ты какой-то странный.
— Ничего не случилось. Просто устал. И хочу что-нибудь выпить.
— Я заморозила бутылку водки.
— Отлично.
Я последовал за ней к бару. Она достала из морозилки заиндевелую бутылку водки, плеснула мне в бокал. Я, ждал, пока она нальет себе, но Барбара покачала головой.
— Я не хочу.
Водка ожгла, как огнем. Я протянул ей пустой бокал.
Она наполнила его. На этот раз я лишь пригубил водку.
Она не сводила с меня глаз.
— Прошло три месяца.
Я кивнул.
— Тебя не интересовало, что со мной?
Я покачал головой.
— Я полагал, что ты сумеешь найти свой путь.
— Но ты же знал, что я заблудилась.
— Все мы такие.
Барбара налила себе водки. Подняла бокал.
— Только не ты. Ты всегда знаешь, где находишься и куда идешь. — Она выпила, вновь наполнила бокал. — Может, напрасно я все ото затеяла?
— На сегодня все, — объявил я Фогарти.
— Да, сэр, — кивнула она и начала собирать свой бумаги.
— Фогарти, налейте мне чего-нибудь.
— Да, сэр, — она прошла к бару. — Что будете пить?
— «Мартини». Очень сухой «мартини».
Пару минут спустя я получил полный бокал. «Мартини» пришелся мне по вкусу.
— В Кэтерин-Гиббз учат «и барменскому искусству?
Она рассмеялась.
— Нет. Этому я научилась на работе.
Засмеялся я.
— Налейте себе бокал, Фогарти. Вы его заслужили.
Она покачала головой.
— Нет, благодарю. Мне пора домой. В такой снег поезда ходят плохо.
Я и забыл, что она жила в Дариэне. И могла вообще застрять в городе, потому что железнодорожники не баловали пассажиров особым вниманием, тем более в снегопад.
— Если случится заминка с поездами, снимите номер в отеле. Компания оплатит счет.
— Благодарю вас, мистер Гонт. Я вам еще нужна?
— Да. Прежде чем вы уйдете, смешайте мне еще один «мартини», — и я допил первый бокал.
Получил от нее второй, полный.
— Мисс Фогарти, такой «мартини» более чем весомое основание для повышения жалования, — я пригубил бокал. — Завтра загляните в финансовый отдел и скажите, что я добавил вам двадцать пять долларов в неделю.
— Благодарю, мистер Гонт.
— По вашему голосу чувствуется, что вы не пойдете, так, мисс Фогарти? Думаете, я сам не знаю, что говорю.
Потому, что пьян.
— Как я могла такое подумать, мистер Гонт, — запротестовала Фогарти.
— Вот что значит верный секретарь, — покивал я. — Мисс Фогарти, я пришел к важному решению.
— Какому, сэр?
— Надоели мне эти мистеры и мисс. Называйте меня Стив, а я вас — Шейла.
— Хорошо, мистер Гонт.
— Стив.
— Хорошо, Стив.
— Так-то лучше, Шейла. А теперь перейдем к серьезным делам. Президент я этой компании или не президент?
— Президент, мис… э… Стив.
— Тогда все упрощается. Давай потрахаемся, — я вновь отхлебнул из бокала.
В голосе ее появились незнакомые доселе нотки.
— Я думаю, и вам пора домой.
Я встал, гордо выпрямился во весь рост.
— Вы отвергаете меня?
Она не ответила.
— Вы уволены. Как президент компании, я увольняю вас за отказ выполнить свои прямые обязанности.
Она молча смотрела на меня.
Я сел. Пьяную браваду сняло, как рукой.
— Вы не уволены. Извините, Фогарти.
— Все нормально, мистер Гонт. Я понимаю, — она улыбнулась. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Фогарти.
Тот снегопад в Нью-Йорке запомнился мне надолго.
Чистый, белый снег до неузнаваемости изменил город. Я шагал не торопясь, любуясь созданными природой формами, останавливаясь лишь на красный сигнал светофора. На каждом светофоре снег образовал белую шапочку и своими поочередно загорающимися лампами они напоминали циклопов.
К подъезду я подошел, весь залепленный снегом.
— Ну и погодка, — посетовал швейцар, опираясь на лопату.
— Да, — сочувственно покивал я, хотя повода для жалоб у меня не было. Но, с другой стороны, от меня не требовали чистить ступеньки.
В квартире я сразу же заметил горящие на столе свечи. И едва не повернул назад, решив, что ошибся дверью.
Но потом увидел поблескивающую в хрустале икру и горлышко бутылки шампанского, выглядывающее из ведерка со льдом.
— Барбара! — позвал я.
Она выплыла из спальни, неся в руках вазу с единственной розой. Посмотрела на меня, а потом поставила розу на середину стола.
— Тут ей самое место, не так ли?
Я все еще стоял на пороге.
— В честь чего пир?
— Идет снег.
— Я знаю.
— Первый снегопад в этом году. Я подумала, что это надо отметить.
Я посмотрел на Барбару.
— Ну конечно.
Снял пальто и шляпу, убрал их в стенной шкаф. Когда повернулся, она стояла рядом.
— Что-нибудь случилось? Ты какой-то странный.
— Ничего не случилось. Просто устал. И хочу что-нибудь выпить.
— Я заморозила бутылку водки.
— Отлично.
Я последовал за ней к бару. Она достала из морозилки заиндевелую бутылку водки, плеснула мне в бокал. Я, ждал, пока она нальет себе, но Барбара покачала головой.
— Я не хочу.
Водка ожгла, как огнем. Я протянул ей пустой бокал.
Она наполнила его. На этот раз я лишь пригубил водку.
Она не сводила с меня глаз.
— Прошло три месяца.
Я кивнул.
— Тебя не интересовало, что со мной?
Я покачал головой.
— Я полагал, что ты сумеешь найти свой путь.
— Но ты же знал, что я заблудилась.
— Все мы такие.
Барбара налила себе водки. Подняла бокал.
— Только не ты. Ты всегда знаешь, где находишься и куда идешь. — Она выпила, вновь наполнила бокал. — Может, напрасно я все ото затеяла?