Роберсон Дженнифер. Песнь Хомейны (Хроники Чейлуси - 2)

   Я снова дернулся, и Тинстар тихо рассмеялся. Электра следила за мной, как ястреб за добычей, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар.
   - Чэйсули и-хэлла шансу, - сказал Тинстар, - Передай мое приветствие богам.
   Я почувствовал, как что-то начинает меняться в моем теле. Я пытался бороться с этим - но мои мышцы напрягались, против воли управляя моими членами.
   Ноги согнулись так, что я едва не заорал, колени вдавливались в грудную клетку.
   Кисти рук сжались в кулаки, зубы обнажились в зверином оскале. Я чувствовал, как моя плоть словно бы усыхает на костях.
   Я взвыл без голоса, давясь беззвучным воплем, и понял, что я - уже мертвец. Тинстар убил своего соперника.
   Чэйсули и-хэлла шансу, сказал он. Да будет с тобой мир Чэйсули. Странное прощальное слово от Айлини - хомэйну. Ни у того, ни у другого не было магии Чэйcули, но Тинстар все же напомнил мне о ней. Напомнил о четырех днях, проведенных в подземелье, когда я чувствовал себя Чэйсули.
   Почему бы не попробовать еще раз? Разве я не чувствовал тогда, вися во тьме, магической силы этого народа?
   Мои глаза были широко распахнуты - я закрыл их и, чувствуя, как съеживается моя плоть, присыхая к костям, погрузился в глубины своей души, пытаясь нащупать там то, чего когда-то коснулся: то, что делало меня тогда Чэйсули.
   Однажды - на четыре дня. Четыре дня я был с богами. Разве я не могу снова дотянуться до них?..
   Звенящую тишину разорвал лязг меча.
   Больше я не слышал ничего.
   Глава 5
   Тишина. Тьма ушла, сквозь мои сомкнутые веки проникал солнечный свет.
   Перед глазами плясали алые - оранжевые - желтые пятна.
   Я лежал неподвижно. Не дышал - не смел вдохнуть, пока легкие не опустели и сердце не забилось бешено о ребра. И только тогда я сделал неглубокий вдох.
   Потом появилась тень - темное пятно, закрывавшее от меня свет солнца. Она двигалась с шепотным шорохом, словно ветер в траве. Словно распахнутые крылья ястреба.
   Страшась ничего не увидеть - и все же желая видеть - я открыл глаза. И увидел. Ястреб сидел на спинке стула, его загнутый крючковатый клюв поблескивал в лучах солнца, а яркие глаза его были полны мудрости. И терпения, бесконечного терпения. Кай был невероятно терпеливой птицей.
   Я повернул голову. Полог моей кровати был поднят и закреплен на деревянных резных столбиках кровати ало-золотыми шнурами. Лучи солнца сияющим потоком врывались в ближнее ко мне окно. Золото, золото везде - на моей постели, на руках Дункана...
   Я услышал свой шумный вздох и хриплый голос:
   - Тинстар убил меня.
   - Тинстар пытался.
   Я чувствовал под собой кровать - словно колыбель, покоящая мое тело, хотя роскошное убранство этого ложа скорее подавляло меня. Все было преувеличено, все - чуть-чуть слишком. Я слышал самые тихие звуки, видел цвета так, как никогда прежде, чувствовал нити в ткани простыней... Но более всего я чувствовал напряженное внимание Дункана.
   Он сидел на табурете очень прямо и неподвижно: ждал. Следил за мной, словно ожидал от меня чего-то большего. Я не мог представить, что это может быть - мы ведь уже обсудили уход Финна. И все же я знал, что он боится.
   Дункан - боится? Нет. Он не был на это способен, да и нечего ему бояться..
   Я попытался снова овладеть своим голосом:
   - Ты знаешь, что произошло..?
   - Я знаю только то, что рассказал мне Роуэн.
   - Роуэн, - я нахмурился. - Роуэна не было там, когда Тинстар пришел, чтобы убить меня.
   - Был, - Дункан коротко улыбнулся. - И тебе следовало бы поблагодарить за это богов, иначе сейчас ты был бы уже мертв. То, что Роуэн появился вовремя, не позволило Тинстару осуществить свое намерение, - он сделал паузу. - Это... и та сила, которой ты отбросил его.
   Я почувствовал, что мое сердце сжалось:
   - Значит, я все же владел магией! Он кивнул:
   - Да. На миг ты сумел овладеть той же силой, которой наделены мы. Этого не хватило бы, чтобы надолго задержать Тинстара - он убил бы тебя чуть позже - но появление Роуэна решило все. Присутствие Чэйсули, даже не имеющего лиир, было достаточно, чтобы ослабить власть Тинстара еще больше. Он мог только принять смерть от меча Роуэна. Потому - он бежал. Но не раньше, чем коснулся тебя, он снова помолчал. - Ты едва не умер, Кэриллон. Не думай, что ты легко отделался.
   - Он ушел?
   - Тинстар, - кивнул Дункан. - Он оставил Электру. Я закрыл глаза, вспомнив, как она выступила из темноты, чтобы рассказать мне правду о ребенке.
   Боги - ребенок. Тинастара...
   Я снова перевел взгляд на Дункана, глаза у меня слезились, язык еле ворочался:
   - Где она?
   - В своих покоях под стражей Чэйсули, - Дункан был очень серьезен. - У нее есть своя власть, Кэриллон, мы не хотим рисковать.
   - Нет. Я попытался приподняться на локте и понял, что тело отказывается повиноваться мне. Все мои члены затекли и болели гораздо сильнее, чем после боя - словно сырость проникла в кости. Потом я коснулся плеча, вспомнив о своей ране: бинтов не было. Остался только маленький след шрама.
   - Ты меня вылечил...
   - Мы пытались. С раной от стрелы было просто. А с... остальным - нет.
   Кэриллон... - мгновение он молчал, и я увидел, как помрачнело его лицо. Не думай, что так легко одолеть силу Айлини. Даже магией земли нельзя возвратить то, что отнято у души. Сила Тинстара слишком велика. То, что отнято у тебя, невозможно вернуть. Ты... ты таков, как есть.
   Я уставился на него, все еще не понимая. Потом оглядел себя - и не заметил ничего особенного. Чувствовал я себя неважно, это верно, но нужно просто отлежаться - и все пройдет...
   Дункан ждал. Я снова попытался приподняться и сесть - по-прежнему с огромным трудом, но на этот раз мне все же удалось справиться с собой. Я свесил ноги с постели, поднял голову, чувствуя, как похрустывают суставы, и остался сидеть. Мышцы свело от усилия.
   И тут я увидел свои руки.
   Суставы распухли, кожа обтягивала фаланги пальцев, ладони стали мягче, почти исчезли мозоли, необходимые для работы с мечом, пальцы чуть заметно искривились, напоминая птичью лапу. И еще - руки болели. Даже сейчас, в теплом свете дня, я ощущал грызущую кости боль, - Долго? - отрывисто спросил я, понимая, что провел в постели больше, чем несколько дней.
   - Два месяца. Мы не могли вывести тебя из оцепенения.
   Обнаженный, я поднялся с постели и заковылял через всю комнату к настенному зеркалу. И полированное серебро открыло мне правду о том, что сделал со мной Тинстар.
   Кэриллон остался Кэриллоном, его вполне можно было узнать. Но он стал старше, намного старше - по меньшей мере, на двадцать лет.
   - Это мой отец, - потрясенно проговорил я, вспоминая лицо с отметинами времени, всплывшее из глубины зеркала. Темно-золотые волосы подернулись инеем седины, поседела и борода. От глаз разбегались лучики морщинок, морщины наметились у крыльев носа, в углах рта, хотя по большей части были скрыты бородой. И глубоко в потемневших голубых глазах таилась боль.
   Неудивительно, что так ломило кости. Та же болезнь, что и у моей матери изуродованные руки, истончившиеся пальцы, болезненно распухшие сочленения. И с каждым годом все сильнее будет боль, все неотвратимее беспомощность.
   Тинстар коснулся меня, и моя юность пролетела в одно мгновение.
   Я медленно обернулся и сел на ближайший ларь. Меня трясло - но уже не от слабости. От осознания истины.
   Дункан ждал, по-прежнему молча, и в его глазах я увидел сострадание.
   - Ты не можешь излечить меня от этого? - жестом показал я. - Возраст и седина - это я переживу, но болезнь... стоит только посмотреть на госпожу мою мать...
   Я не окончил фразы, прочитав в его глазах ответ. Через мгновенье он заговорил:
   - Тебе будет лучше. Не сразу - через некоторое время. Сможешь двигаться свободнее. Все-таки ты провел два месяца в постели - это любому было бы нелегко. Ты поймешь, что все не так скверно, как тебе кажется сейчас. Но что до болезни... - он покачал головой. - Тинстар не дал тебе ничего нового ничего, что не пришло бы со временем. Он сделал с тобой то же, что сделало бы время только быстрее. Украл у тебя твои годы - каждый месяц стал десятью годами. Ты стал старше, верно - но не стариком. Тебе осталось еще много лет.
   Я подумал о Финне. Вспомнил седину в его волосах и его изможденное лицо.
   Вспомнил то, что он сказал о Тинстаре: "Он коснулся меня ".
   Дерево сундука, на котором я сидел, показалось мне вдруг до озноба холодным:
   - Когда моя дочь повзрослеет, я буду стариком. Вместо отца у нее будет дед.
   - Не думаю, чтобы из-за этого она стала любить тебя меньше.
   Я воззрился на него с изумлением. Чэйсули, говорящий о любви? - разве что в тот момент, когда только такая честность может привести меня в себя...
   Влажный воздух комнаты явно был не по нраву моему телу. Я встал и пошел вернее сказать, медленно поковылял скованной походкой к своей постели, потянувшись за платьем, оставленным слугой.
   - Мне придется разобраться с Электрой.
   - Да. И она - по-прежнему Королева Хомейны.
   - Которой сделал ее я, - я потряс головой. - Нужно было послушаться тебя.
   Финна. Нужно было послушать хоть кого-нибудь.
   Дункан, все еще сидевший на табурете, улыбнулся:
   - Ты знаешь об искусстве быть королем гораздо больше, чем я, Кэриллон. Эта женитьба дала Хомейне мир - по крайней мере в том, что касается Солинды, - и потому я не могу винить тебя. Однако...
   - ...однако я женился на женщине, которая желала мне смерти с того самого мгновения, как впервые увидела меня, - боль вгрызалась теперь в мои внутренности. - Боги... я должен был понять все, едва ее увидел. Она говорит, что ей больше сорока лет - я должен был понять, что Тинстар может не только дать эти годы молодости, но и отнять их. - я потер морщинистое лицо, чувствуя, как покалывает пальцы. - Я должен был понять, что Тинстар окажется сильнее, когда рядом со мной не будет Чэйсули. Не будет ленника.
   - Они хорошо рассчитали все, Тинстар и Электра, - согласился Дункан. Сначала - ловушка, в которой Финн мог погибнуть: тогда они избавились бы от него скорее. Затем, когда это не сработало, они заманили его во вторую западню.
   Не сомневаюсь в том, что Финн наткнулся на Тинстара и Электру там, где ожидал застать ее одну. Он не мог коснуться Тинстара, но Тинстар коснулся его и ушел, и Финн остался с Электрой. А когда он сказал тебе о присутствии Тинстара, ты подумал только о связи Айлини с Электрой...
   Дункан покачал головой, в лучах солнца ярко блеснула золотая серьга:
   - Они играли с нами, Кэриллон... и едва не выиграли.
   - Они выиграли, - платье висело на мне, как на вешалке. - У меня есть только дочь, а Хомейне нужен наследник.
   Дункан поднялся и подошел к Каю, протянув к птице руку, словно хотел пощадить - но передумал. Я увидел, как дрожат его пальцы.
   - Ты все еще молод, даже если чувствуешь себя старым, - он стоял ко мне спиной, - Возьми себе другую чэйсулу и подари Хомейне наследника.
   Я смотрел ему в спину, он застыл напряженно, ожидая моих слов.
   - Ты знаешь законы Хомейны. Ты был на свадебной церемонии: разве ты забыл клятвы? Хомэйны не оставляют своих жен. У нас нет разводов. Это не просто обычай: это закон. Думаю, ты, так верно следующий законам Чэйсули, понимаешь, насколько это связывает меня. Даже меня, Мухаара.
   - Имеет ли закон такое же значение, когда жена пытается убить мужа?
   В его тоне мне послышалась насмешка.
   - Нет. Но ей это не удалось, и я знаю, что скажет Совет. Возможно, я смогу оставить ее - по не разорвать узы клятвы. Совет никогда не позволит этого. Это было бы нарушением закона Хомейны.
   Дункан резко обернулся ко мне:
   - Она - мэйха Тинстара! В ее утробе - его ребенок! Или Совет Хомейны желает тебе смерти?!
   - Ты что, не видишь? - хрипло воскликнул я. - Все утекает у меня между пальцев. Если бы Турмилайн не ушла с Финном, а вышла бы замуж за Лахлэна, я мог бы надеяться, что она даст мне наследника. Если бы она вышла замуж за любого принца, у Хомейны был бы наследник престола. Но она этого не сделала. Она ушла с Финном и отняла у меня даже этот шанс.
   - Отошли ее, - настойчиво повторил Дункан, - Ты Мухаар, ты можешь делать все, что хочешь. Я медленно покачал головой:
   - Если я начну устанавливать свои собственные законы, я стану деспотом. Я стану таким же, как Шейн, который мечтал уничтожить народ Чэйсули. Нет, Дункан.
   Электра останется моей женой, хотя не думаю, что оставлю ее здесь. Я не хочу видеть ни ее, ни ублюдка, которого она носит.
   На мгновение он прикрыл глаза - и я понял. Наконец понял, чего он боялся.
   Я устал. Боль затаилась глубоко в моих костях. Знание того, что мне предстояло, совершенно измучило мена. Но избежать этого я не мог.
   - Незачем меня бояться, - тихо сказал я.
   - Незачем? - глаза Дункана потускнели. - Я знаю, что ты сделаешь.
   - У меня нет выбора.
   - Он - мой сын...
   - ...и Аликс, а Аликс - моя кузина, - я остановился, прочитав боль в лице того, кого так любила Аликс. - Как давно ты знал, что это произойдет?
   Дункан рассмеялся, но в смехе его звучало отчаянье:
   - Мне кажется, я знал это всю мою жизнь. С тех пор, как я узнал свою толмоору, - он покачал головой и опустился на табурет, ссутулившись, невидящим взглядом уставившись в пол. - Я всегда боялся. Тебя... прошлого и будущего... того, что уготовило Пророчество моему сыну. Или ты думаешь, что меня влекла к Аликс только страсть? - страдание стерло с его лица привычную бесстрастность, Аликс была частью моей толмооры. Я знал, что если возьму ее в жены и она родит мне сына, я должен буду отдать этого сына. Я знал. А потому, когда она снова забеременела, я надеялся, что по крайней мере у нас будет еще один... но Айлини отняли даже это, - он вздохнул. - У меня нет выбора. Нет.
   - Дункан, - после недолгого молчания сказал я, - разве нельзя отказаться от толмооры?
   Ни на секунду не задумавшись, он покачал головой:
   - Воин, отвергший толмоору, может нарушить Пророчество. Нарушив его, он изменит толмоору своего народа. Хомейна падет. Не через год, не через десять или двадцать лет - может, даже не через сто - но она падет, и королевство достанется Айлини и им подобным, - он помолчал, - Есть и еще одна причина.
   Воин, отвергший свою толмоору, отказывается и от грядущей жизни.
   Думаю, никто из нас не пожелал бы этого. Я подумал о Тинстаре и прочих подобных ему, правящих Хомейной. Нет. Ничего удивительного, что Дункан не думает о том, чтобы изменить свою толмоору.
   Я сдвинул брови - кое-что все-таки оставалось мне непонятным:
   - Ты хочешь сказать, что даже один воин, отказавшийся от своей толмооры, может нарушить равновесие судеб мира?
   Дункан тоже помрачнел. Впервые он с трудом подыскивал слова, словно понимая, что хомэйнский никогда не сможет передать того, что я хотел узнать. Но Древний Язык не мог помочь ему: его слишком плохо знал я. А то, что знал, было мне известно от Финна: он же никогда не говорил о столь личных для Чэйсули вещах.
   Наконец, Дункан вздохнул:
   - Фермер отправляется в Мухаару сегодня вместо того, чтобы сделать это завтра. Его сын падает в колодец. Сын умирает, - он сделал знакомый жест: ладонь вверх, пальцы веером. - Толмоора. Но если бы фермер ушел завтра, а не сегодня, остался бы его сын жить? Я не могу сказать. Служит ли смерть какой-то высшей цели? Быть может. Если бы он выжил, уничтожило бы это узор судьбы?
   Возможно. Я не могу сказать, - он пожал плечами, - Я не могу знать, чего хотят боги.
   - Но ты служишь им настолько слепо...
   - Нет. С открытыми глазами, - он не улыбался. - Они дали нам Пророчество, чтобы мы знали, чего добиваемся. Мы знаем, что потеряем, если не будем продолжать служить ему. Моя вера такова: если изменить определенные события, они могут повлиять на другие события и, в свою очередь, изменить их. Если изменений, пусть и незначительных, будет достаточно, они могут изменить что-то большее. Быть может, даже Пророчество Перворожденного.
   - Итак, вы всю жизнь живете в цепях, - я не мог понять глубину его преданности Пророчеству. Не мог понять смысла подобной преданности.
   Губы Дункана тронула легкая улыбка:
   - Ты носишь венец, господин мой Мухаар. Ты, конечно же, знаешь его тяжесть.
   - Это другое...
   - Да? Даже теперь перед тобой стоит задача найти наследника. И, чтобы возвести принца на трон Хомейны, ты готов забрать у меня сына.
   Я уставился на него, чувствуя пустоту внутри больного тела:
   - У меня нет выбора.
   - У меня тоже, господин мой Мухаар, - Дункан неожиданно показался мне страшно усталым. - Но жизнь моего сына будет полна тягостей.
   - Он будет принцем Хомейны, - мне казалось, что высокий сан должен перевесить все тягости. Он снова стал серьезен:
   - Когда-то этот титул был твоим. И ты едва не погиб из-за него. Не пытайся преуменьшать опасность, связанную с высоким саном.
   - Донал - Чэйсули, - мгновение я не мог придумать, что сказать еще. В этот момент я понял, что даже я сам служил богам. Дункан не раз говорил, что это трон Чэйсули, и что однажды на него вместо хомэйнского Мухаара сядет Мухаар-Чэйсули. А теперь я всего несколькими словами превратил предсказание в реальность.
   Или люди всегда так слепы в том, что касается богов, даже когда служат им?
   - Чэйсули, - откликнулся Дункан, - и новое звено отковано.
   Я посмотрел на Кая. Я вспомнил о соколе и волке Донала - два лиир вместо одного. Времена менялись, время шло, и иногда слишком быстро.
   Я вздохнул и потер колени.
   - Хомэйны не примут его. По крайней мере, не так легко. Он Чэйсули до мозга костей, несмотря на свою хомэйнскую кровь.
   - Верно, - согласился Дункан, - ты начинаешь осознавать опасность.
   - Я могу уменьшить ее. Могу уничтожить этот выбор. Могу сделать так, что хомэйны наверное примут его.
   Дункан покачал головой:
   - Меньше, чем восемь лет назад, по твоей воле окончилась кумаалин Шейна.
   Слишком недавно. Такие вещи просто не делаются.
   - Нет. Но я могу упростить это.
   - Каким образом?
   - Женив его на Айслинн. Дункан резко поднялся:
   - Но ведь они еще дети!
   - Сейчас - да, но дети становятся взрослыми, - мне вовсе не хотелось увидеть ошеломление и гнев на его лице, но выхода не было. - Раннее венчание, Дункан, как это принято в королевских домах. Через пятнадцать лет Доналу будет - двадцать три, так? Айслинн - шестнадцать, достаточно, чтобы сыграть свадьбу.
   Тогда я назначу его своим наследником.
   Дункан закрыл глаза. Я увидел, как его правая рука приподнялась в привычном жесте:
   - Толмоора лохэлла мей уик-ан, чэйсу, - в его голосе была беспомощность, которая, я видел, точила его душу. Дункан был не из тех, кто пытается приукрасить свои истинные чувства.
   Я вздохнул и с приличествующим выражением лица сделал жест, означавший пожелание мира Чэйсули: Чэйсули и-хэлла шансу.
   - Мир! - слово было произнесено с горечью: снова нечто новое для Дункана.
   - Мой сын этого не узнает.
   Я снова почувствовал ломоту в костях и поплотнее завернулся в свое одеяние:
   - Думаю, я тоже этого не знал. А ты?
   - О нет, знал, - тут же откликнулся он с горечью. - Более, чем ты, Кэриллон. Ведь Аликс пришла ко мне.
   Удар достиг цели. Я поморщился, вспомнив об Электре, я знал, что мне придется во всем этом разобраться, и чем скорее, тем лучше. Видят боги, Тинстар и так отнял у меня достаточно времени.
   - Я пошлю за Аликс, - сказал я наконец. Холод пробирал меня до костей меня, но не Дункана, похоже, он его не чувствовал. - И за Доналом. Я объясню им обоим. Можно было бы послать Кая, но у меня есть другое поручение для тебя.
   Я ожидал отказа, но Дункан не сказал ничего. В его позе чувствовалась безмерная усталость, почти покорность, а в глазах - горькое понимание. Он всегда и во всем был на шаг впереди меня.
   - Дункан... прости меня. Я не хотел отнимать у тебя сына.
   - Не проси прощения за то, чего хотели боги, - он поднял руку, и ястреб опустился на нее. Никогда я не мог понять, как Дункану удается держать его на руке: все же Кай - тяжеленная птица.
   - Что же до твоего дела - я исполню его. Оно даст мне возможность выбраться из этих стен...
   Он передернул плечами, словно повторяя мой жест - только причина была другой.
   - Они давят... - сказал он наконец. - Как они давят... как сковывают душу Чэйсули...
   - Но разве не Чэйсули возвели эти стены? - я был удивлен тем, какой страстью звучал его голос.
   - Мы построили их и мы оставили их, - он покачал головой. - Я оставляю их.
   Моему сыну, не мне придется учиться жить в этой клетке. Я слишком стар для того, чтобы менять свои привычки.
   - Так же, как и я, - с горечью откликнулся я. - И таким меня сделал Тинстар.
   - Тинстар изменил твое тело, но не душу, - ответил Дункан. - Не позволяй плоти властвовать над сердцем.
   На мгновение по его лицу скользнула тень улыбки - и он покинул комнату.
   Я вошел в покои Электры и увидел ее сидящей у створчатого окна. Свет солнца, заставлявший сиять ее волосы, не позволял ей видеть меня - она повернула ко мне голову только когда хлопнула закрывающаяся дверь.
   Она не встала - сидела на скамье, кутаясь в черный плащ, словно то был колдовской покров, сотканный Тинстаром. Капюшон плаща лежал у нее на плечах, и две мерцающих бледно-золотых косы, перевитых серебром, сбегали по спине.
   В ее чреве было дитя Тинстара, как прежде - мое. Это привело меня в ярость - но недостаточную, чтобы я не мог скрыть ее. Я просто стоял перед ней на пороге комнаты, позволив ей видеть то, что сделало со мной чародейство, давая ей понять, что это было ее деянием.
   Она чуть подняла голову. Ни грана своей вызывающей гордости не утратил она, даже зная, что оказалась в ловушке.
   - Он оставил тебя здесь, - сказал я. - Значит, ты так мало значишь для него?
   Губы ее еле заметно дрогнули. Я сыпал соль па открытую рану.
   - Пока ты не убьешь меня, я все равно буду принадлежать ему.
   - Но не думай, что я убью тебя. Она улыбнулась:
   - Я - мать Айслинн и Королева Хомейны. Ты ничего не можешь мне сделать.
   - А если я скажу, что ты ведьма?
   - Скажи это, - отпарировала она. - Предай меня казни, и посмотрим, чем откликнется на это Солинда!
   - Если память мне не изменяет, ты хотела освободить Солинду, - я чуть подвинулся к ней. - Ты не хотела, чтобы она подчинялась Хомейне.
   - Тинстар предотвратит это, - она не отводила взгляда. - Ты видел, что он может. Ты почувствовал это на себе.
   - Да, - мягко сказал я, подходя к ней. - Я почувствовал это - как и ты, хотя результат был обратным. Похоже, Электра, я получил все те годы, которые ты сбросила, да так при них и останусь. Жаль, конечно - но это не лишает меня трона. Я по-прежнему Мухаар Хомейны, а Солинда - ее вассал. - Сколько ты проживешь? - ответила она, - Тебе сейчас сорок пять. Больше ты не молодой Мухаар. Через пять или десять лет ты будешь стар. Стар. В войне старики умирают быстро. А война будет, Кэриллон: это я тебе обещаю.
   - Только ты этого никогда не увидишь, - я наклонился и, перехватив ее запястье, заставил ее подняться. Она была тяжела. Свободной рукой под плащом она прикрывала живот, словно защищая нерожденного ребенка. Ребенка Тинстара.
   - Я отправляю тебя в ссылку, Электра. На все те годы, которые тебе еще остались.
   Краска пятнами проступила на ее лице, но она и виду не подала, что испугалась:
   - И куда же ты собираешься отослать меня?
   - На Хрустальный остров, - я улыбнулся. - Вижу, тебе знакомо это место.
   Да, прекрасное место для врагов Хомейны. Прародина Чэйсули, хранимая богами.
   Тинстар не сможет добраться до тебя там, Электра. Никогда. Остров станет твоей тюрьмой, - одной рукой я по-прежнему сжимал ее запястье, второй перехватил бледно-золотую косу и зарылся пальцами в густые волосы. - С тобой будут обходиться так, как приличествует твоему сану. У тебя будут слуги, прекрасная одежда, изысканная пища и тонкие вина - все, что тебе нужно. Все кроме свободы. И там - с его ребенком - ты состаришься и умрешь, - моя улыбка стала шире, когда я почувствовал под пальцами шелк ее волос. - Для подобных тебе, думаю я, это достаточное наказание.
   - Я должна родить меньше чем через месяц, - ее губы побелели. - Дорога может убить его.
   - Если боги того захотят, - согласился я. - Я отсылаю тебя завтра утром в сопровождении Дункана и с эскортом Чэйсули. Можешь испытать на них своим чары, если тебе больше нечего делать. В отличие от меня, они такому не поддаются.
   Я увидел, как что-то шевельнулось в глубине ее глаз, и ощутил прикосновение ее силы. Ее лицо обрело нормальный цвет, она еле заметно улыбнулась, сознавая то же, что и я, ее длинные огромные глаза тянули меня к себе. Как всегда. Вечное мое проклятье.
   Я выпустил ее волосы и ее запястье и взял ее лицо в ладони. Я поцеловал ее - приник к ней, как утопающий к спасительной опоре. Боги, она по-прежнему Могла тронуть меня... могла проникнуть в мою душу...
   ...и обмануть ее. Я с мягкой настойчивостью отстранил ее и по ее лицу прочел, что она поняла все. - Кончено, Электра. Ты должна заплатить за свою глупость.
   Солнце сверкало на серебряных лентах в ее косах. А на глазах у нее блестели слезы. Слезы стояли в ее огромных серых глазах: миг - и потекут по щекам.
   Но я знал ее, знал слишком хорошо. Это были слезы гнева, а не страха, и я вышел из комнаты, ощущая на губах привкус поражения.
   Глава 6
   Мастер меча отступил на шаг и опустил клинок:
   - Господин мой Мухаар, давайте прекратим это шутовство.
   Я тяжело дышал сквозь стиснутые зубы:
   - Это останется шутовством, пока я не научусь справляться с этим, - я перехватил рукоять меча и снова поднял его. - Атакуй, Кормак.
   - Господин мой, - он отступил еще на шаг, покачав стриженой головой, - в этом нет смысла.
   Я выругал его. Я провел почти час, пытаясь восстановить хотя бы частично мое умение владеть оружием - а теперь он отказывал мне даже в этих попытках. Я опустил меч и постоял некоторое время, пот стекал по моим рукам, хотя на мне были только кожаные штаны да туника. На мгновение я прикрыл глаза, пытаясь справиться с болью, а когда открыл их, увидел жалость в карих глазах Кормака.