Робертс Нора. Голос из прошлого

   – Я только что сварила кофе, – вежливо сказала она, – не хотите?
   – В доме есть стулья?
   – Да. Я обитаю главным образом в кухне и спальне. «Перестань суетиться, – приказала себе Тори, направляясь в кухню, – Тебе не за что извиняться».
   – Пожалуйста, садитесь.
   По крайней мере, она купила солидный обеденный стол и стулья. В кухне было чисто, а травы в горшках на подоконнике придавали ей почти жизнерадостный вид.
   Она налила кофе, поставила сахарницу, но, открыв холодильник, снова почувствовала смущение и неловкость.
   – Боюсь, у меня нет сливок для кофе. И молока тоже.
   – Неважно, – и Маргарет отодвинула чашку на дюйм. Легкий и намеренный щелчок по самолюбию. – Не будешь ли ты так добра присесть? – И Маргарет на мгновение замолчала. Она знала цену внезапным паузам и умела их использовать.
   Тори села, Маргарет положила руки на стол и, глядя на нее в упор, ровно и мягко начала:
   , – До меня дошло, что ты вступила в отношения с моим сыном. – И снова повисла пауза, во время которой Маргарет отметила искру удивления, промелькнувшую в глазах Тори.
   – Миссис Лэвелл…
   – Позволь. – И Маргарет оборвала ее мановением указательного пальца. – Ты долго отсутствовала в городе. Хотя у тебя есть родственники в Прогрессе, ты здесь чужая. Фактически… Я буду с тобой откровенна и скажу, что не одобряю поступок сына, сдавшего тебе в аренду и помещение для магазина, и этот дом. Однако Кейд – глава семьи и принимает решения самостоятельно и единолично. Все же в тех случаях, когда его решения и их последствия влияют на положение семьи в обществе, дело принимает совсем другой оборот.
   Чем дольше Маргарет говорила своим мягким, проникновенным и неумолимым голосом, тем больше Тори успокаивалась.
   – А каким образом, миссис Лэвелл, мой бизнес и выбор местожительства влияет на положение вашей семьи?
   – Не слишком приятно терпеть твой бизнес и твое присутствие в городе, но личные отношения с моим сыном совершенно недопустимы.
   – Значит, если вы еще способны терпеть мои деловые отношения с вашей семьей, вы просите не поддерживать с Кейдом личных контактов? Я правильно вас поняла?
   – Да.
   Но кто же перед ней, размышляла Маргарет. Кто эта женщина с таким холодным взглядом, такая спокойная и сдержанная? Где та вертлявая девчонка, что старалась держаться всегда в тени?
   – Это проблематично, так как ваш сын является хозяином и помещения для магазина, и этого дома.
   – Я готова компенсировать тебе затраты на переезд и устройство в новом месте. Может быть, ты снова вернешься в Чарлстон или во Флоренс, где у тебя тоже есть родные.
   – Компенсировать? – С мертвенным спокойствием Тори подняла чашку. – Будет ли это невежливо с моей стороны спросить, какую компенсацию вы имеете в виду? – И слегка улыбнулась, увидев, как Маргарет стиснула челюсти. – Ведь, в конце концов, я деловая женщина.
   – Этот разговор кажется мне неприятным и достойным сожаления, но у меня нет иного выбора, как опуститься до твоего уровня в надежде охранить свою семью и ее репутацию.
   И Маргарет открыла сумочку.
   – Я собираюсь выписать тебе чек на пятьдесят тысяч долларов, если ты обязуешься порвать все связи с Кейдом и с Прогрессом. Я дам тебе половину этой суммы сегодня, а остальное будет тебе переведено на новое место жительства. Я даю тебе две недели на сборы.
   Тори промолчала. Она тоже была знакома с оружием безмолвия.
   – Эта сумма, – продолжала Маргарет все более пронзительным тоном, – позволит тебе устроиться со всеми удобствами после переезда.
   – Без всякого сомнения. – Тори снова пригубила кофе и аккуратно поставила чашку на блюдце. – Но у меня есть вопрос. Я хотела бы знать, миссис Лэвелл, почему вы решили, что я стерплю оскорбление?
   – Не надо напускать на себя деликатную чувствительность, ты ею не обладаешь. Я тебя знаю. – И с этими словами Маргарет наклонилась вперед. – Я ведь знаю, кто ты и откуда. Ты думаешь, что можешь спрятаться за спокойствием и маской напускной респектабельности, но я-то знаю тебя. Твои родители были отребьем, они не смотрели за тобой, ты всюду рыскала, как дикая кошка, ты вечно висела на шее моей девочки. Ты ее уговорила бежать из родительского дома и в конечном счете довела до смерти. Ты уже лишила меня одного моего ребенка, и я не допущу, чтобы ты украла у меня другого. Ты возьмешь деньги, Виктория, так же, как взял твой отец.
   Тори была сражена, однако держалась спокойно.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Он удовольствовался всего пятью тысячами. Пять тысяч, чтобы исчезнуть с моих глаз. Муж не хотел их выгонять, хотя я умоляла его об этом.
   Губы ее задрожали, но она справилась с собой. Да, это был первый и последний раз, когда она его о чем-то умоляла.
   – В конце концов пришлось этим заняться мне самой. Так же, как приходится и сейчас. Ты уйдешь, ты возьмешь в собственные руки свою жизнь, которую должна была тогда потерять на болоте, именно ты, а не Хоуп, и продолжишь ее где-нибудь в другом месте. И будешь держаться подальше от моего сына.
   – Так вы заплатили отцу, чтобы он уехал, – сказала Тори, – пять тысяч. Любопытно, на что он их употребил. Да ладно, это неважно. Мне вас неприятно огорчать, миссис Лэвелл, но я совсем другой человек, чем мой отец. И он ничего не мог со мной поделать, чтобы я стала его подобием. Я вернулась сюда, потому что это мой долг. Мне было бы легче, будь это иначе. Вы не можете этого понять, но это действительно так. А что до Кейда…
   И она подумала, как он отдалился от нее после вчерашнего эпизода.
   – Между нами совсем не такие близкие отношения, как вы полагаете. Он был добр ко мне, вот и все. Кейд вообще добрый человек. И я не собираюсь платить ему черной неблагодарностью, разорвав нашу дружбу или рассказав об этом разговоре с вами.
   – Если ты пойдешь мне наперекор, я тебя погублю. Ты все потеряешь, как уже было однажды, когда ты убила ребенка в Нью-Йорке.
   Тори побледнела как полотно, у нее задрожали руки.
   – Я не убивала Джонаса Мэнсфилда… Я не смогла его спасти.
   Тори дала слабину, и Маргарет сразу ею воспользовалась:
   – Но семья винит тебя в его смерти, и полиция тоже. И пресса. Второй погибший ребенок на твоей совести. Если ты останешься, здесь тоже об этом заговорят, и это будут очень неприятные для тебя разговоры.
   "Ну как же глупо, – подумала Тори, – как глупо было предполагать, что здешние жители не свяжут ее теперешнюю с той женщиной, которой она была в Нью-Йорке. Не будут судачить о тогдашней ее жизни, которую она там создала, а потом разрушила.
   И ничего нельзя изменить. Изменить нельзя, и придется смириться с правдой, смотреть ей в лицо.
   – Миссис Лэвелл, меня всю жизнь преследуют досужие разговоры. Однако я усвоила одну истину: нельзя терпеть их в собственном доме. – И Тори встала. – Вам лучше уйти.
   – Во второй раз я не сделаю тебе такого предложения, – предупредила Маргарет.
   – Я на это и не рассчитываю. Я провожу вас. Плотно сжав губы, Маргарет встала и взяла сумочку.
   – Я знаю дорогу.
   Тори подождала, пока их не разделило пространство гостиной.
   – Миссис Лэвелл, – сказала она тихо, – вы не знаете Кейда. И Хоуп вы тоже не знали.
   Оцепеневшая от ярости, Маргарет схватилась за дверную ручку.
   – И ты смеешь говорить со мной о моих детях?
   – Да, – еле слышно проговорила Тори, и дверь захлопнулась, оставив ее в одиночестве. – И посмею впредь.
   Она заперла дверь. Никто и ничто не войдет сюда больше, если она этого не захочет. И ничто, проникшее в ее душу, больше ее не поранит. Она прошла в ванную и торопливо сорвала с себя халат. Она встала под горячий душ, почти кипяток. И разрешила слезам течь. «Это необходимо», – сказала она себе. Горячая вода снова сделает ее чистой снаружи. А со слезами истечет вся горечь, накопившаяся в душе. Тори плакала до тех пор, пока вода не стала холодной, а затем подставила лицо под ледяную струю. Обсохнув, она вытерла полотенцем запотевшее от пара зеркало. И отчужденно, сурово стала себя разглядывать. На лице отражались страх, растерянность, стремление бежать и спрятаться. Да. Она вернулась. И спряталась. Зарылась в работе, повседневных мелочах. И ни разу не открыла душу для Хоуп. Ни разу не была там, в тени деревьев, на месте, которое они выбрали и устроили для своих игр. Ни разу не была на могиле своего единственного, настоящего друга.
   Ни разу не призналась себе, почему и зачем она здесь.
   Она трусиха. Кейд назвал ее трусихой. И он прав. Тори снова надела халат, вошла в кухню и набрала номер.
   – Доброе утро. Соедините с фирмой «Биддл, Лоренс и Уилер». Это Виктория Воден. Можно попросить мисс Лоренс?
   – Пожалуйста, подождите минуту, мисс Боден. Через минуту она услышала голос Абигейл.
   – Тори, как приятно слышать тебя. Как ты? Устраиваешься?
   – Да, спасибо. В субботу открытие магазина.
   – Так быстро? Ты, наверное, работала день и ночь. А я как раз собираюсь побывать в твоих краях.
   – Очень надеюсь на это. Абигейл, я хочу попросить тебя об одолжении.
   – Проси. Я тебе очень признательна за мамино кольцо.
   – Что? О, я и забыла.
   – Потребовались бы годы, чтобы его найти, если бы не ты. Я практически не заглядываю в эти старые папки. Что я могу для тебя сделать, Тори?
   – Я... надеюсь, что ты сможешь связаться с полицией. С кем-нибудь, кто имеет информацию по одному старому делу. Я не хочу – ты понимаешь, я не хочу сама с ней контактировать.
   – Да, я кое-кого знаю и сделаю все, что в моих силах.
   – Это было изнасилование и убийство. – Тори бессознательно стала потирать правый висок. – Жертва – молодая девушка по имени Элис. Фамилия. – Она сильнее надавила на висок. – Тут я не вполне уверена: или Лоуэлл, или Поуэлл. Она добиралась на попутных машинах по, шоссе... э... пятьсот тринадцатому, на восток, на побережье Миртл-Бич. Ее затащили в заросли, изнасиловали и задушили. Руками.
   И Тори глубоко вздохнула, словно с груди сняли тяжелый груз.
   – Я ничего не слышала об этом в новостях.
   – Это было давно. Может быть, десять лет назад, может, больше. Летом. Было очень жарко. Даже ночью. Это немногое, что мне известно.
   – Это уже кое-что, – откликнулась Абигейл. – Посмотрим, что мне удастся отыскать.
   – Спасибо. Спасибо большое. Запиши номера домашнего телефона и магазина. Все, что ты сумеешь узнать, все будет кстати.
 
   Тори возилась в своем магазине почти пять часов подряд, но Абигейл не звонила. Прохожие время от времени останавливались у витрины и восхищались выставленными в них товарами. Она уже не знала, чем себя занять, и, когда кто-то постучал в дверь, даже обрадовалась, но радость быстро испарилась при виде Фэйф. Неужели Лэвеллы не могут оставить ее в покое?
   – Мне нужно купить подарок, – выпалила Фэйф, едва Тори открыла дверь, и ворвалась бы внутрь, если бы та не загородила вход.
   – Магазин еще не открыт.
   – Черт побери, но вчера он тоже был закрыт, не так ли? Мне нужен лишь один предмет, и это займет всего десять минут. Я забыла, что у тетушки Рози завтра день рождения, а она только что позвонила и сказала, что едет. Я же не могу оскорбить ее лучшие чувства. – И Фэйф попыталась умильно улыбнуться. – Она почти полоумная, и, если я не подарю ей чего-нибудь, она совсем свихнется.
   – Ну ладно, – ворчливо согласилась Тори и отступила, давая Фэйф дорогу. – Что ей нравится?
   – О, ей нравится все. Я могу сделать ей пилотку из газеты, и она будет радоваться. Господи, сколько у тебя тут всего!
   Фэйф тронула рукой колокольчик, он качнулся и мелодично звякнул.
   – Я хочу сказать, что ей не требуется ничего практичного.
   – У меня есть красивые шкатулки. И есть одна, большая.
   Чтобы поскорее покончить с делом, Тори выбрала шкатулку с резными сердечками и раскрашенную вручную крошечными фиалками и розочками.
   – Это музыкальная шкатулка?
   – Нет.
   – Ну и хорошо, а то бы она ее заводила день и ночь и свела бы всех нас с ума. Наверное, она наполнит ее старыми пуговицами, но шкатулка ей понравится.
   Фэйф взглянула на ценник и присвистнула:
   – Да, придется раскошелиться.
   – И резьба, и раскраска ручной работы. И это единственный экземпляр. – Тори с удовлетворением поставила шкатулку на прилавок. – Я положу ее в коробку с поздравительной открыткой и завяжу ленточкой.
   – Очень мило с твоей стороны. – Фэйф достала чековую книжку. – Мне кажется, что у тебя все уже готово к открытию. Зачем ждать до субботы?
   – Осталось доделать кое-какие мелочи. И, в конце концов, суббота уже послезавтра.
   – Да, время летит. – Фэйф взглянула на общую сумму и подмахнула чек.
   – Выбери подарочную открытку, напиши, и я прикреплю ее к ленточке на коробке.
   Фэйф выбрала ту, где в середине красовалась роза, и нацарапала поздравление.
   – Чудесно, теперь на несколько будущих месяцев я стану ее главной наследницей.
   Она внимательно наблюдала, как Тори обвила коробку белой блестящей лентой, сунула под нее карточку и завязала ленту изящным бантом.
   – Надеюсь, ей понравится подарок. – И в тот момент, когда она подавала коробку Фэйф зазвонил телефон.
   – Извини.
   – Конечно, конечно.
   Но что-то во взгляде Тори заставило Фэйф насторожиться.
   – Вот только запишу расход, а то я всегда забываю. Телефон прозвонил опять.
   – Да возьми трубку. Я через секунду выкачусь отсюда.
   Тори ничего не оставалось делать, как поднять трубку.
   – Добрый день. «Южный комфорт» слушает.
   – Тори, извини, что так долго не могла перезвонить.
   – Все в порядке. Спасибо. Удалось что-нибудь узнать?
   – Да, кажется, я нашла, что тебе надо.
   – Подождешь минутку? Фэйф, я сейчас открою дверь.
   Слегка пожав плечами, Фэйф взяла коробку, но, выйдя, задалась вопросом, почему, когда Тори взяла трубку, ее ловкие, умелые руки задрожали? Кто ей звонил?
   – Извини, у меня в магазине был посторонний.
   – Неважно. Имя жертвы Элис Барбара Поуэлл, белая. Шестнадцать лет. Ее тело было найдено только через пять дней после убийства. Останки... они стали к тому времени добычей зверей. И зрелище, говорят, было не из приятных.
   – А насильника поймали?
   Тори уже знала ответ, но должна была его услышать.
   – Нет, и дело еще не закрыто.
   – А дата? Когда ее убили?
   – Это случилось 23 августа 1990 года.
   – Господи. – И холодок пробежал по телу Тори, он проник в сердце, до мозга костей.
   – Тори, в чем дело? Что с тобой?
   – Я сейчас не могу тебе всего объяснить. И должна тебя попросить, Абигейл, снова использовать свои связи. Может, ты выяснишь, не было ли совершено подобного преступления за шесть лет до убийства Элис и десять лет спустя? И можно ли установить дату совершения таких убийств? Примерно тогда же, в августе…
   – Хорошо, Тори, я наведу справки, но, когда я так или иначе узнаю, ты должна будешь мне все объяснить.
   – Но сначала мне нужен ответ. Извини, Абигейл, но мне этот ответ просто необходим.
   И она резко положила трубку на рычаг. 23 августа 1990 года. Ровно за восемь лет до этого была убита Хоуп. В 1990 году, летом, ей бы исполнилось шестнадцать лет.

Глава 13

   Живые приносят мертвым цветы, благородные лилии или простые маргаритки, однако, положенные на землю, они быстро умирают. Тори никогда не понимала, зачем оставлять то, что вянет и погибает, на могиле любимого человека. Очевидно, это служит утешением оставшимся жить.
   Она принесла Хоуп не цветы. Она принесла то, что хранила все эти годы. Маленький стеклянный шар, где скакал крылатый конь, а если шар потрясти, в нем сверкали серебряные звезды. Это был последний подарок на день рождения от погибшей подруги.
   Тори подошла к могиле, которую осенял ангел с арфой в руках.
   – Здравствуй, Хоуп.
   Она преклонила колени в мягкой траве и села на пятки. Дул теплый, мягкий ветерок, пахло расцветающими розами, высаженными за спиной ангела.
   – Прости, что не приходила. Я долго откладывала эту встречу, но все эти годы очень много думала о тебе. У меня больше никогда не было такого друга, как ты, которому, как тебе, я могла бы все рассказать. Это было такое счастье – дружить с тобой.
   Она закрыла глаза и предалась воспоминаниям, а некто следил за ней из-за деревьев. Некто, сжавший кулаки так крепко, что побелели суставы. Некто, знавший, что это такое – желать невыразимого, того, о чем нельзя говорить. Жить год за годом с затаенным в сердце желанием вкусить это снова, и чувствовать, как сердце может разорваться от желания и от возможности его удовлетворить. Прошло шестнадцать лет, и она вернулась. Он будет ждать, будет за ней следить, зная, что однажды она снова вернется туда, где все это началось.
   До чего же они были хороши вдвоем, Хоуп и Тори. Тори и Хоуп. Темноволосая и белокурая, избалованная и затравленная. Ничто прежде, ничто потом не приносило ему такого волнующего ощущения, которое он испытал в ту августовскую ночь. Он снова попытался вернуть себе то ощущение. Так было всегда, когда внутреннее, обжигающее, как пламя, напряжение возрастало до предела. Тогда он пытался ощутить все заново, воскресить то пронзительное, невыразимое торжество.
   Ничто не могло с ним сравниться.
   А вот теперь Тори представляет угрозу. Он может расправиться с ней быстро и легко, но тогда исчезнет острое ощущение жизни на краю пропасти. Может, он все прошлые годы ждал именно этого ощущения. Может быть, он ждал ее возвращения, он хотел, чтобы она пришла сюда.
   Нет, он подождет до августа, до знойной августовской ночи, и все будет так, как было восемнадцать лет назад. Он, конечно, мог бы прикончить ее и раньше. Однако он верит в символы и совпадения. Это должно свершиться здесь, где все началось. И, наблюдая за ней, он расстегнул «молнию», запустил руку в ширинку и довел себя до кульминации, как бывало давно, когда он тайком следил за Тори. Хоуп и Тори. Тори и Хоуп.
   «Там, где это началось, – подумал он, – там оно должно и кончиться».
   Дрожь пробежала по ее телу, словно кто-то провел холодным как лед пальцем от затылка до конца позвоночника. Неприятное чувство заставило Тори оглянуться, но она отнесла его за счет кладбищенской обстановки и невеселых раздумий. Ведь, в конце концов, она здесь в чужих владениях, она непрошеная гостья в обители мертвых. Темнело. Набрякшие серые облака, наплывая с востока, грозили закрыть солнце. Ночью пройдет долго ожидаемый фермерами дождь.
   Пора идти.
   – Я так потом страдала, что не пришла в ту ночь. Я должна была, даже несмотря на порку. Если бы я собралась с силами и вылезла тогда в окно, то, может быть, спасла нас обеих. Но так ли это, я никогда о том не узнаю.
   Пели птицы. Сильный, настоятельный хор, казалось, совсем не вязался с тем местом, где звучал, однако, напротив, все было гармонично и цельно. Все так и должно быть: птицы, ленивое жужжание пчел на розах и сильный животворящий запах самих роз.
   Она снова повернула стеклянный шар так, что серебряные звезды пришли в движение.
   – Но я вернусь, Хоуп. Чего бы это мне ни стоило, я вернусь. И сделаю все, чтобы покончить с этим кошмаром. Я никогда не говорила тебе, как много ты для меня значишь, как твоя дружба оживила мое сердце и как оно снова закрылось для всех, когда я тебя потеряла. Я снова хочу распахнуть его и стать такой же, как была с тобой.
   Она опять оглянулась на деревья и башни «Прекрасных грез», вздымавшиеся над листвой. У нее возникло ощущение, словно кто-то оттуда за ней наблюдает. Ну и пусть. Пусть следят. Пусть ждут. Она посмотрела на ангела, потом на могильный камень.
   – Его так и не нашли. Того негодяя, кто это сделал с тобой. Я постараюсь его найти.
   Тори еще раз повернула шар и положила у ног ангела так, что крылатый конь снова взлетел, а звезды засверкали. А потом ушла.
   Дождь уже разошелся вовсю, когда Кейд свернул с шоссе на дорогу, ведущую к Дому на болоте.
   Он недоуменно сдвинул брови, увидев, что красный «Мустанг», за которым он ехал по шоссе, тоже свернул к дому Тори. Он въехал за ним во двор и увидел, что из «Мустанга» вылез Джей Ар.
   – Ну, как она тебе? – широко ухмыльнулся Джей Ар и любовно погладил блестящий капот, когда Кейд подошел поближе.
   – Ваша?
   – Подцепил ее сегодня утром. Бутс говорит, что у меня начался мужской климакс. Женщины, по-моему, смотрят чересчур много медицинских передач. А я ей сказал, что если машину легко вести и она по карману, то почему бы ее не купить. Какой от этого вред?
   – Да, настоящая красотка.
   Дождь лупил вовсю, но мужчины подошли к капоту, чтобы полюбоваться мотором.
   – Да, мощная машина, – кивнул восхищенный Кейд. – Сколько она выжимает?
   – Между нами, мальчиками, говоря, я выжал на ней девяносто пять, и она даже не запылилась. А ручки какие, а линии! Я вчера поехал в Бродерик, продавать свой седан, и уже хотел купить новый, как вдруг увидел эту малютку.
   Джей Ар снова любовно похлопал автомобиль по капоту и взглянул на дом.
   – Ты заехал повидаться с Тори?
   – Да, хотелось бы.
   – Хорошо. У меня есть новости, которые ей могут не понравиться, так что друг рядом Тори не помешает.
   – В чем дело, что случилось?
   – Ничего страшного, Кейд, но эти вести ее взволнуют.
   Он поднялся на крыльцо и постучал.
   – Чудно это, стучать в дверь к родным, но сестра меня к этому приучила. А вот и моя девочка! – сказал он ласково, когда Тори отворила дверь.
   – Дядя Джимми! Кейд? – Она удивленно посмотрела на них и отступила назад, пропуская мужчин в дом. – Входите, а то промокнете.
   – Повстречал Кейда и похвастался своей новой машиной.
   Тори высунулась из двери, чтобы тоже взглянуть.
   – Она совсем... игрушечная, – вырвалось у нее, но она быстро спохватилась. Подобное сравнение дяде не понравилось бы. – Очень впечатляющая, – сразу же поправилась она.
   – Мурлыкает, точно большая старая кошка. В первый же погожий день я тебя покатаю, – пообещал Джей Ар.
   – Хорошо бы. – Тори хотелось побыть одной, болела голова, но она не могла показать себя негостеприимной хозяйкой. – Не пройти ли нам на кухню? Там есть где сидеть, и я только что заварила чай.
   – Звучит заманчиво, но я не хочу тебе наследить.
   – Об этом не беспокойтесь. – И она повела их на кухню, надеясь, что таблетка аспирина сделает свое дело. – У меня есть печенье, правда, покупное.
   – Пожалуйста, ни о чем не беспокойся, детка, я сразу от тебя поеду домой.
   Но Тори уже выкладывала печенье на тарелку. Джей Ар тут же взял одно.
   – Бутс теперь ничего сладкого не покупает. Она на диете, а значит, и я тоже.
   – Тетя Бутс прекрасно выглядит, – и Тори достала чашки, – и ты за компанию.
   – Я ей твержу об этом, но она каждое утро взвешивается, как будто один-два лишних фунта – это светопреставление. Пока она не успокоится, я буду на кроличьих кормах. – И он взял второе печенье. – Просто удивительно, что я еще не дергаю носом, как кролик.
   Он подождал, пока Тори нальет чай, и сел.
   – Слышал, что твой магазин уже готов к открытию, но минутки не могу урвать, чтобы самому заехать посмотреть.
   – Надеюсь, вы сможете заехать в субботу.
   – Да уж, не упущу такой возможности. – Он пригубил чай, поерзал на стуле, вздохнул и начал:
   – Тори, мне очень неприятно тебя огорчать, но, кажется, ты должна знать, что к чему.
   – Будет лучше, если вы скажете все прямо и откровенно.
   – На днях мне позвонила твоя мать. Она, видно, в большом шоке, иначе, как ты понимаешь, не стала бы мне звонить. Мы перезваниваемся очень нерегулярно.
   – Она больна?
   – Нет, дело не в этом. Это связано с твоим отцом. Сдается, он недавно попал в переделку. – Джей Ар умолк и принялся вращать чашку на блюдце, затем посмотрел на Тори:
   – По всей видимости, он напал на женщину.
   Тори снова услышала свист ремня. Три жестоких удара… Руки у нее дрогнули, но она сдержанно спросила:
   – Напал?
   – Твоя мать сказала, что это все не так, и мне пришлось буквально вытягивать из нее каждое слово. Она рассказала, что есть некая женщина, которая заявила, будто твой отец очень грубо с ней обошелся, что он хотел... э... опозорить ее.
   – Он пытался изнасиловать эту женщину? Чувствуя себя очень несчастным, Джей Ар снова заерзал на стуле.
   – Ну, Сара прямо этого не говорила. Но что бы там ни случилось, Хэна арестовали. Он опять стал сильно пить. Его отпустили под условие принудительного лечения от алкоголизма. Думаю, ему это не понравилось, но выбора не было. – Джей Ар отхлебнул из чашки, чтобы промочить пересохшее горло. – Но недели две назад он слинял.
   – Слинял?
   – Его нет дома. Сара сказала, что не видела его больше двух недель. Он нарушил условие, под которое был отпущен на свободу, и теперь его посадят в тюрьму.
   Джей Ар машинально опустил печенье в чай, чего Бутс никогда бы не позволила, потому что так делать воспитанным людям не полагается.
   – Твоя мать просто сходит с ума. Завтра я собираюсь поехать навестить ее и как следует выяснить, что к чему.
   – И вы считаете, что я должна поехать с вами?
   – Это, миленькая, ты сама должна решить. Думаю, что я и один могу справиться.
   – А я думаю, что нет необходимости справляться вам одному. Я тоже поеду.
   – Что ж, мне приятнее ехать в компании. Но я собираюсь выехать пораньше. Ты будешь готова к семи?
   – Да, конечно.
   – Хорошо. – Он неуклюже встал из-за стола. – Мы вдвоем все уладим, вот увидишь. Значит, утром я за тобой заеду. Нет-нет, сиди и пей чай. – И Джей Ар погладил ее по голове, прежде чем она успела встать. – Провожать меня не надо.