– Но она-то для тебя не представляла никакого интереса.
   – Да никто, по сути дела, не представлял. Одна только Хоуп. А за меня ты не беспокойся. Никто в мою сторону и не посмотрит. Я достойный, выдающийся гражданин, и в данный момент я нахожусь на ярмарке, покупаю мишку для своего, еще не родившегося, младенца. Большого желтого мишку. Лисси он обязательно понравится.
   – Да, я никогда не могла тебя почувствовать, – тихо сказала Тори, – потому что чувствовать нечего. Внутри тебя – пустота.
   – Ты права. Я сегодня пожал твою руку, ну, ради эксперимента, а ты ничего не почувствовала. Но меня ты почувствуешь, прежде чем все будет покончено. А почему ты не убегаешь? Как Хоуп? Ты же знаешь, что она побежала и звала на помощь. Даю тебе шанс.
   – Нет, я сама себе его дам.
   И, без малейшего колебания, Тори схватила заостренную палку и нацелилась прямо ему в глаз.
   Он отпрянул, и она побежала, как Хоуп. Мох на деревьях цеплялся за волосы, влажная болотистая почва жадно чавкала под ногами, и туфли скользили по кочкам. Ветки хлестали по лицу.
   Она видела все, как это видела тогда Хоуп. И чувствовала то же, что тогда чувствовала Хоуп. Но это был не детский ужас. Это были страх, но и ярость. И она слышала, как слышала Хоуп, топот бегущих ног, треск ломаемых на бегу веток.
   И ярость ее остановила еще прежде, чем в голове созрело намерение. И она вцепилась в него зубами и ногтями. От неожиданного нападения, полуослепший от крови, стекающей из рассеченной брови, он упал к ее ногам, воя от боли, а она вонзила зубы в его плечо. Он ударил, но Тори стала драть ногтями его лицо.
   Никто, никто не пытался ему сопротивляться. Только она одна. И помоги ей господь.
   Даже когда его руки сомкнулись у нее на горле, она царапала его. В глазах уже меркнул свет, но из последних сил она боролась за свою жизнь.
   Кто-то громко звал ее по имени, и крик отдавался эхом в голове. В ушах оглушительно стучала кровь. Она вцепилась ногтями в руки, душившие ее, когда почувствовала, что хватка ослабла.
   – А теперь-то я тебя чувствую. Твой страх и твою боль. Теперь ты их тоже узнал, тоже узнал. Подонок!
   Ее подняли, но она продолжала сопротивляться, вцепившись взглядом в окровавленное, искаженное злобой лицо Дуайта.
   – Теперь ты знаешь! Знаешь!
   – Тори, остановись, посмотри на меня! Лицо у него было бледное. С него градом катился пот. Постепенно взгляд ее прояснился, и она узнала Кейда.
   – Это он убил ее! Это он всех убивал! Он ненавидел тебя всю свою жизнь. Он ненавидел всех вас.
   – Ты ранена.
   – Нет, я – нет. Это его кровь.
   – Кейд… Господи, она сошла с ума.
   Дуайт с трудом встал на четвереньки. Казалось, что кровь течет у него из тысячи ран. Правый глаз был красен, как горящий уголь, но мысль его работала четко и хладнокровно.
   – Она приняла меня за своего отца.
   – Лжец! – Ярость снова вспыхнула в душе Тори, и она изо всей силы забарабанила кулаками в грудь Кейда. – Это он убил Хоуп. И он поджидал меня здесь.
   – Убил Хоуп?
   Дуайт встал на колени, из разорванной губы сочилась кровь.
   – Она безумна, Кейд. Любому ясно, что она не в себе. Господи, что с моим глазом! Ты должен мне помочь.
   Он хотел встать, но, к его ужасу, ноги не подчинялись.
   – Ради бога, Кейд, вызови помощь. Я, черт возьми, рискую потерять глаз.
   – Ты знал, что они сюда приходили, – сказал Кейд, крепко держа Тори за руки и внимательно разглядывая расцарапанное лицо своего старого друга. – Ты знал, что они пробираются сюда ночью. Я тебе сам об этом рассказывал. И мы над ними потешались.
   – Да какое это имеет отношение к тому, что произошло сейчас?
   И Дуайт вытаращил здоровый глаз, услышав, как зашумели влажные ветки. Появился запыхавшийся Карл Расе.
   – О, слава тебе, господи! Шеф, вызовите «Скорую помощь». У Тори психический припадок. Посмотрите, что она со мной сделала!
   – Иисусе милосердный, – пробормотал Карл и поспешил к Дуайту.
   Тори перестала вырываться из рук Кейда, а Карл тем временем стал завязывать споим носовым платком пострадавший глаз Дуайто.
   – Это он убил Хоуп и других. Это он убил мою мать.
   – Говорю вам, что она спятила! – заорал Дуайт. – Она не может смириться с тем фактом, что это дело рук ее отца.
   – Мы вас сейчас отправим в больницу, Дуайт, а потом со всем этим разберемся. И Карл оглядел Тори.
   – Вы ранены?
   – Нет, я не ранена. Но вы не хотите мне верить. Вы не хотите поверить, потому что жили бок о бок с ним все эти долгие годы. Но это сделал он. – И она взглянула на Кейда. – Прости, ведь это твой друг.
   – Я тоже не хочу тебе верить. Но я верю.
   – Знаю, – и она выпрямились. – Револьвер, из которого он застрелил мою мать, спрятан на чердаке его дома под стропилами с южной стороны.
   Тори осторожно потерла горло там, где его пальцы оставили метку.
   – Ты совершил большую ошибку, Дуайт, дотронувшись до меня. И надо бы тебе было не распространяться так о своих ощущениях и придержать свои мысли.
   – Она врет. Она сама подложила туда револьвер.
   Она сумасшедшая.
   И он споткнулся, когда Карл рывком поставил его на ноги.
   – Кейд, мы же дружили всю нашу жизнь. Ты должен поверить мне.
   – А ты должен поверить мне: если бы я успел примчаться сюда раньше, то ты был бы уже мертв. Поверь мне. И запомни.
   – Придется вам поехать со мной, Дуайт. – Карл защелкнул на его запястьях наручники.
   – Что вы делаете? Какого черта? Вы больше верите этой сумасшедшей, чем мне?
   – Если револьвер окажется не там, где она говорит, или если он другого калибра, чем тот, из которого были застрелены полицейский и миссис Воден, я принесу вам свои извинения. Идите со мной. Мисс Тори, вам самой не помешало бы показаться врачу.
   – Нет, – и она вытерла кровь со рта тыльной стороной руки, – я еще не закончила дело, ради которого сюда пришла.
   – Ну так идите, – сказал Карл, – а я обо всем позабочусь. Мисс Тори, я попозже загляну к вам.
   – Она спятила! – снова выкрикнул Дуайт и продолжал кричать, пока Карл вел его к автомобилю.
   – Он оскорбился, – и Тори истерически рассмеялась, прижав пальцы к глазам. – Он чувствует себя оскорбленным, и для него это важнее всего. Он оскорблен, что с ним будут обращаться как с преступником. И это сильнее, чем ненависть и похоть.
   – Я во второй раз едва тебя не лишился. Будь я проклят, если такое случится опять.
   – Ты мне поверил. Я чувствую, как тебе было больно, но ты мне поверил. Я выразить не могу, как это для меня важно. – И она крепко обняла Кейда. – Ты его любил. Извини.
   – И даже не подозревал, какой он, – горестно сказал Кейд, – если бы можно было вернуться в прошлое…
   – Но мы не можем. И мне много пришлось пережить, прежде чем я это поняла.
   – У тебя все лицо в ссадинах. – Кейд нежно коснулся ее щеки губами.
   – Ну ему досталось гораздо больше. – Она положила голову ему на плечо, и они тихо пошли по просеке.
   – Я побежала, и вдруг я почувствовала в себе яростное желание жить. Ему не суждено было на этот раз выиграть, загнать женщину, как лиса загоняет, кролика. На этот раз ему предстояло узнать, что это такое – поражение.
   Кейд знал, что он никогда не забудет и что всегда мысленным взором он будет видеть то, что представилось глазам: Тори с окровавленным лицом вцепилась, как кошка, в Дуайта, и его руки, сжимающие ее горло.
   – Он будет все отрицать, – сказал Кейд. – Он наймет адвокатов. Но ничего не получится.
   – Да, можешь положиться на агента Уильяме. Она завяжет его узлом. Бедная Лисси, – и Тори вздохнула, – как ей теперь жить?
   Тори остановилась и стала собирать рассыпавшиеся из корзины цветы. Огонь в костре догорал, и угасающие его стрелы пронзали нависшую тень.
   – Я в другой раз приду сюда с Фэйф. А сейчас мы побудем здесь вдвоем, ты и я.
   И вместе они дошли до берега реки.
   – Мы любили Хоуп и всегда будем ее помнить. И Тори бросила в воду цветы, – Наконец-то, Хоуп, я могу проститься с тобой как подобает.
   На щеках у нее блестели слезы, когда она повернулась к Кейду.
   – Я бы хотела завтра утром, в саду, в платье моей бабушки, выйти за тебя замуж. Он поцеловал ее руку.
   – Ты этого действительно хочешь?
   – Да, хочу. Очень-очень хочу. И мне хочется полететь с тобой в Париж и сидеть за столиком уличного кафе и пить вино, и любить тебя на рассвете. А затем я хочу вернуться сюда и строить нашу с тобой жизнь.
   – Мы ее уже строим. Он притянул ее к себе.
   Сквозь ветви на них скользили тонкие лучики солнечного света. С моха капало после дождя.
   А по реке, тихо покачиваясь, плыли яркие цветы.