Робертс Нора. Голос из прошлого

   – А это значит, что я должен постоянно сидеть дома и ждать, когда у тебя появится желание разделить мое одиночество? Я так не считаю. Оба мы свободны от обязательств и можем встречаться, когда захочется тебе или мне. Или же у нас будут прочные отношения, настоящие. Никаких тайных встреч здесь или в мотелях. И мы не будем больше притворяться, что между нами ничего нет. Или мы с тобой пара, или нас ничто серьезное не связывает.
   – Ты предъявляешь мне ультиматум? – Фэйф была потрясена. – Ты предъявляешь ультиматум после того, как заставил прождать тебя полночи?
   – Утомительно, не правда ли? Ждать. С ума сходить. – И он подошел к ней. – Такое чувство, словно тебя использовали и бросили, и тебе очень больно и стыдно. Это чувство мне хорошо знакомо.
   – Но ты никогда об этом не говорил.
   – Вчера ночью, когда я сидел на берегу реки в обществе бутылки, я понял: я себе не нравлюсь, и мне не нравится также то, что я позволяю тебе обращаться со мной таким образом. Вот поэтому сейчас я тебе об этом и говорю. Или мы ведем себя так, словно что-то друг для друга значим, или же расходимся навсегда. Было время, когда я принимал тебя без всяких условий. Это время прошло. Теперь мне нужно больше, Фэйф. Если ты не хочешь мне этого дать, что ж, я как-нибудь переживу. Но больше я не намерен питаться крошками, падающими с твоего стола.
   – Не понимаю тебя… – И в потрясении Фэйф присела на край постели. Щенок на брюхе подполз к ней и обнюхал. – И не понимаю, как ты можешь мое отношение к тебе обращать против меня же.
   – Не против тебя. Против нас, теперешних. Я хочу, чтобы мы были вместе с тобой, Фэйф. Я тебя люблю.
   – Что? Ты сбрендил? – И она в панике соскочила с постели. – Не смей так говорить.
   – Я и прежде тебе говорил об этом, но ты никогда меня не слушала. Для тебя это было неважно. Сейчас ты должна это услышать. Я тебя люблю. – Он схватил ее за плечи. – А теперь поступай как хочешь.
   – И как я, по-твоему, должна поступать? – Она была в панике. – Черт знает, какая неразбериха.
   – Когда я тебе говорил о любви, ты в ответ бежала от меня и выходила замуж за другого.
   Фэйф хотела было возразить, но он закрыл ей рот ладонью.
   – Мы можем сделать еще одну попытку. Будем вести себя как нормальные люди и посмотрим, что из этого выйдет. Мы должны больше времени проводить вместе, и не только валяться в постели. Нас связывает нечто большее, чем только секс.
   – Откуда ты знаешь? – фыркнула Фэйф. Он засмеялся и потрепал ее по голове.
   – Ладно, давай проверим, действительно ли это так.
   – А что, если, кроме секса, нет ничего?
   – А если есть?
   – А если нет? Он вздохнул:
   – Ну тогда мы все время будем проводить в постели. Если у нас еще осталось время.
   И он поднял с пола подушку, которую щенок уже рвал на части.
   Какой Уэйд положительный, умный и добрый. И красивый. И он ее любит. Но ведь и другие любили. Недолго. «Уймись, Фэйф», – приказала она себе.
   – Не могу себе представить отношения с мужчиной, который спит с дворняжкой.
   – А чем она тебе не нравится? Мисс Дотти закинула ее мне по дороге в церковь, но я был еще слишком нетрезв и, вместо того чтобы посадить ее в вольер, плюхнулся с ней в постель.
   – А что с ней?
   – С кем? А, с собачкой. Да ничего. Глаза ясные. Она здорова.
   – Тогда что она здесь делает?
   – Я ее взял для тебя.
   – Для меня? – И Фэйф отступила назад. – Но мне собака не нужна.
   – Очень нужна. – Уэйд схватил щенка за шиворот и сунул в руки Фэйф. – Смотри-ка, ты ей нравишься.
   – Щенкам все нравятся. – И Фэйф отвернула лицо от щенячьего мокрого языка.
   – Точно. – И Уэйд обнял Фэйф так, что щенок оказался между ними, словно начинка сандвича. – И щенков все любят. Собака будет во всем зависеть от тебя, забавлять тебя, составлять тебе компанию и любить, несмотря ни на что.
   – И пикать на ковер, и грызть мои туфли.
   – Иногда. Ее надо приучить к порядку, тренировать, с ней нужно проявлять терпение. Но ей ты всегда будешь нужна.
   – Ты кому проповедуешь, мне или собаке?
   – Обеим. – И он поцеловал Фэйф в щеку. – Попытайся. Если у тебя не получится, я ее заберу обратно.
   Щеночек был теплый, с шелковистой шерстью и очень старался уткнуться ей в шею. Что происходит? Все на нее накинулись, и почти одновременно. Все поучают. Сначала Бутс, затем Кейд, а теперь Уэйд.
   – У меня голова идет кругом. Только поэтому я и соглашаюсь.
   – В отношении нас или щенка?
   – Ну, отчасти и с тем, и с другим.
   – Ну что ж, для начала и это неплохо. В кухне пакет со щенячьей едой. Покорми ее, пока я приму душ. Я уже опаздываю на обед к родителям. А почему, кстати, тебе не пойти со мной?
   – Благодарю, но я еще не созрела для семейных обедов. – И Фэйф вспомнила холодный, предупреждающий блеск в глазах Бутс. – Иди принимай душ. От тебя разит псиной, как от десятка щенят.
   И, нахмурившись, Фэйф понесла своего щенка в кухню.

Глава 18

   Едва Тори успела открыть магазин в понедельник, как на входной двери прозвенел колокольчик.
   – Доброе утро. Меня зовут Шерри Беллоуз. Я привязала свою собаку к вашей скамье снаружи. Надеюсь, вы не возражаете?
   Тори выглянула и увидела гору шерсти, послушно сидящую на тротуаре.
   – Все в порядке. Ну и великан. И какой красивый.
   – Он очень милый и кроткий. Мы возвращаемся с утренней пробежки в парке, и я решила, что можно заглянуть к вам. Я была у вас в субботу. Так много пришло народу.
   – Да. Могу я вам что-нибудь предложить конкретно или вы хотите просто взглянуть?
   – Вообще, я решила спросить, не нужна ли вам помощь?
   Шерри взмахнула своим «конским хвостом» и подняла руки.
   – Я, конечно, одета сейчас неподобающим для поисков работы образом, – улыбнулась она и потянула вниз влажную от пота майку, – но я действую под влиянием импульса. Я преподаю в средней школе. Буду преподавать. В середине июня начнут работать летние классы. А с осени у меня будет полная нагрузка.
   – Но, судя по всему, в работе вы не нуждаетесь.
   – У меня есть свободные две недели сейчас, а в сентябре я не буду занята по субботам и есть еще дни с половинной нагрузкой. Мне бы очень хотелось работать в таком магазине, как ваш, да и лишние деньги мне пригодились бы. Я могу показать вам мои рекомендации и соглашусь на самую низкооплачиваемую работу.
   – По правде говоря, Шерри, я еще не думала о помощниках, во всяком случае, надо посмотреть в течение нескольких недель, как пойдут дела.
   – Но одной вести дела в таком магазине вам будет нелегко.
   Во время преподавательской работы Шерри научилась настойчивости.
   – Да, пожалуй…
   Тори еще раз внимательно посмотрела на Шерри. Молодая, хорошенькая, потная после пробежки. Очень откровенная. И, в сущности, она права. Тори пришла в восемь утра, сделала новые заказы, проверила документацию, уже сбегала в банк и на почту. Не то чтобы ей это не нравилось. Как раз наоборот. Такая занятость приносила чувство полного удовлетворения. Но ведь с течением времени график работы будет все уплотняться. Количество дел будет возрастать. А с другой стороны, ей не очень хотелось делить свой магазин с кем-нибудь еще, даже на неполный день. Так приятно все делать самой.
   – Вы застали меня врасплох. Пожалуйста, напишите ваш адрес и номер телефона… И дайте мне время подумать.
   – Здорово. – И Шерри взяла ручку. – А вон мой партнер, – кивнула она на окно: около Монго уже стояли, восхищаясь, женщины. – Вы заключите сделку сразу с двумя работниками на одно жалованье. Он такой милый, что невозможно его не погладить, а, остановившись, некоторые зайдут и в магазин полюбоваться на красивые вещи.
   – Отлично! – И Тори вздернула бровь. – Может быть, я просто куплю собаку? Шерри засмеялась:
   – Вам не удастся найти другого такого, как мой Монго. Но как бы он ни был хорош, он не сумеет работать кассиром.
   – Хорошо сказано. И многообещающе, – добавила Тори, когда две женщины, восхищавшиеся собакой, вошли в магазин. Шерри, записывая адрес и свой послужной список, одним глазком наблюдала за происходящим. Тори спокойна и сдержанна, поэтому ее собственная словоохотливость была бы приятным контрастом.
   Чтобы еще подсластить пилюлю, она стала восторгаться покупками, которые сделали посетительницы, пока, довольные и порядком нагруженные, они не распрощались.
   – Вы умеете обращаться с людьми, Шерри. Вы что-нибудь знаете о художественных ремеслах?
   – Нет, но я все схватываю на лету. Могу начать прямо сейчас.
   Тори уже готова была согласиться, но открылась дверь, и она в ужасе сразу обо всем забыла.
   – Привет, Тори. – И Ханнибал растянул губы в широкой ухмылке. – Давно не виделись. Это ваша собака? – обернулся он к Шерри.
   – Да, это Монго. Надеюсь, вы не имеете ничего против него?
   – Да нет, вид у него дружелюбный, как у социальной служащей, приходящей по воскресеньям. Большая собака для такой маленькой штучки, как вы. Видел, как вы бегали с ним утром в парке. Кто кого вел, непонятно… Хорошая собака – верный друг. Собаки преданнее, чем большинство людей. Тори, ты не собираешься представить меня своей подружке? Ханнибал Боден, – сказал он и протянул Шерри огромную ладонь, – я отец Виктории.
   – Приятно познакомиться, – и Шерри от всего сердца пожала руку. – Вы можете гордиться своей дочерью и тем, как она ведет дело.
   – Дня не проходит, чтобы я об этом не подумал, – и его взгляд пронзил Тори словно иглой.
   Тори подавила приступ ужаса. Раз он здесь, придется иметь с ним дело. И лучше с глазу на глаз.
   – Шерри, я вскоре вам позвоню.
   – А я стараюсь уговорить вашу дочь принять меня на работу. Может, и вы замолвите словечко? Приятно было познакомиться, мистер Боден. Тори, я буду ждать звонка.
   И Шерри ушла в сопровождении Монго, наступавшего ей на пятки.
   – Ну что ж, – Ханнибал подбоченился и оглядел магазин, – приличное местечко. По всей видимости, ты себя неплохо обеспечиваешь.
   Он не переменился. Да и с чего бы ему меняться? Время его не затронуло. И когда он снова повернулся к Тори, она почувствовала себя маленькой, беззащитной, испуганной.
   – Что тебе надо?
   – Это так в твоем духе. Ты вернулась сюда, чтобы утвердиться в родном городе. А гордыня ведет к погибели, Виктория.
   – Как ты узнал, что я здесь? Мама сказала?
   – Отец остается отцом на всю жизнь. Я за тобой все время слежу. Ты вернулась сюда, чтобы возвести на меня хулу?
   – Я вернулась сюда ради себя самой. Это не имеет никакого отношения к тебе. – «Ложь, ложь, и еще раз ложь», – подумала она.
   – Это здесь ты стала притчей во языцех. Это здесь из-за тебя на нас показывали пальцем. Это здесь ты впервые восстала против меня и господа бога. Это стыд за тебя изгнал меня отсюда.
   – Тебя «изгнали» отсюда деньги Маргарет Лэвелл. Какой-то мускул дрогнул в его лице. Предупреждающе.
   – Так, значит, люди об этом болтают. Ну, мне все равно. Лжецы всегда внимают злым языкам.
   – И они еще больше будут болтать, если ты здесь задержишься. А те, кто тебя ищет, узнают об этом. Я ездила к маме. Она очень о тебе тревожится.
   – И зря. Я глава в своем доме. Мужчина приходит и уходит, как ему угодно.
   – Не уходит, а бежит. Ты сбежал, потому что тебе грозит суд из-за нападения на женщину. И когда они тебя поймают, то на этот раз сразу посадят за решетку.
   – Придержи язык! – Ив одно мгновение он схватил ее за блузку на груди и едва не вытащил из-за прилавка. – Ты должна уважать меня. Ты мне обязана жизнью. Из моего семени ты пришла в этот мир.
   – К моему вечному сожалению. – Тори вспомнила об острых ножницах под прилавком. – Если ты меня тронешь, клянусь, я сразу заявлю в полицию. И расскажу также, как ты бил меня в детстве, так что я всегда ходила в синяках. А потом…
   Он дернул ее за волосы, а другой рукой схватил за горло и оцарапал ногтями шею. Слезы брызнули у нее из глаз, голос прервался.
   – Потом они посадят тебя в железную клетку. Клянусь. Отпусти меня и уходи, пока цел. Я забуду о твоем существовании.
   – Так ты мне угрожаешь?
   – Я не угрожаю. Я так и сделаю.
   Он в ярости сжал ее горло, и Тори почувствовала, что сердце у нее останавливается.
   – Отпусти, – и она сунула руку под прилавок, – уходи, прежде чем кто-нибудь войдет и увидит тебя.
   На лице его выразился страх. Пальцами она нащупала гладкие металлические ручки ножниц. Он толкнул ее, и она ударилась о кассу.
   – Мне нужны деньги. Давай все, что есть. Ты мне задолжала за каждый свой вдох на земле.
   – Здесь мало. Тебе надолго не хватит. И она открыла кассовый ящик, вытащила выручку. Пусть все возьмет, только уходит.
   – Та лживая шлюха в Хартсвилле гореть будет в аду. – Он все еще держал ее за волосы, засовывая деньги в карман. – И ты ей составишь компанию.
   – А ты там уже одной ногой.
   Она не знала, почему это сказала. Ведь она не умела предсказывать будущее. По счастью. Но сейчас, неотрывно глядя на него, она видела словно воочию.
   – Ты не переживешь этот год и умрешь в боли и страхе. Сгоришь в огне. Умрешь в муках.
   Он побелел, отшвырнул ее к стене и поднял руку.
   – Да сгинут ведьмы. Попомни это. Можешь всем и каждому рассказывать, что видела меня сегодня. Я еще вернусь и сделаю то, что должен был сделать в минуту твоего рождения. Дьяволово отродье!
   Он приоткрыл дверь, высунул голову, оглянулся по сторонам и выбежал. А Тори тупо смотрела на ножницы в своей руке. Она едва не пустила их в ход.
   Она села на пол, уткнулась лицом в колени и вся съежилась, как бывало в детстве. В таком положении и нашла ее Фэйф, вошедшая в магазин с извивающимся на руках щенком.
   – Господи, Тори! – Она охватила одним взглядом пустой кассовый ящик и Тори, дрожащую на полу. – Что с тобой? Ты не ранена?
   – Все в порядке.
   – Тебя ограбили среди бела дня? Ты вся дрожишь. Они угрожали тебе ножом, хотели застрелить?
   – Нет-нет. Все в порядке.
   – Крови нет. Ух ты, какая царапина на шее. Я вызову полицию. И врача.
   – Нет! Ни полицейских не надо, ни врача.
   – Не надо полиции? Я увидела, как из магазина выскочил огромный мужик, и поэтому вошла. И что же я вижу: касса пуста, а ты сидишь за прилавком на полу и вся дрожишь. И говоришь, что не надо полиции?
   – Меня не грабили. Я сама отдала ему деньги. Там не было и сотни долларов. И деньги тут ни при чем.
   – Ну, если так у тебя пойдут дела, ты долго здесь не наторгуешь.
   – Я никуда отсюда не уеду. Я останусь, и никто и ничто не заставит меня снова уехать. Ничто! И никто! И никогда!
   Фэйф распознала в ее голосе нотки начинающейся истерики.
   – Ну и ну. Почему бы тогда тебе не встать и не пройти на минуту в подсобку?
   – Говорю тебе, все в порядке.
   – Одно из двух: или ты глупа, или врешь мне. Но, как бы то ни было, вставай.
   Тори попыталась ее оттолкнуть, собираясь сама подняться, но ноги стали ватными, и ей пришлось опереться на Фэйф.
   – Я пока оставлю здесь щенка. У тебя есть здесь что-нибудь выпить и чем закусить?
   – Нет.
   – Узнаю тебя. Скромница Тори не позволяет себе ни одной бутылочки спиртного, спрятанной где-нибудь в укромном месте. А теперь сядь, отдышись и объясни, почему не надо вызывать полицию.
   – Будет только хуже.
   – Почему?
   – Потому что ты видела моего отца. Я отдала ему деньги, чтобы он ушел.
   – И он оставил тебе на память свою метку. Тори промолчала, а Фэйф тяжело вздохнула.
   – Догадываюсь, что это не в первый раз. Нет-нет, Хоуп мне ничего не говорила, ты, наверное, взяла с нее клятву молчать, но у меня ведь были глаза. Я видела тебя в синяках и полосы от ремня на ногах, и нередко. А ты всегда говорила, что упала, что напоролась, а ведь ты не была неуклюжая. И в то утро, когда ты пришла сказать нам о Хоуп, ты тоже была в кровоподтеках.
   Фэйф подошла к мини-холодильнику, достала бутылку воды и откупорила ее.
   – Вы поэтому с ней не встретились в тот вечер? Потому что он излупил тебя? – И она подала Тори воды. – Сдается, в том, что случилось тогда, я винила неповинного человека.
   Тори жадно выпила воду.
   – Винить надо того, кто убил ее.
   – Но мы не знаем, кто это. Гораздо удобнее возводить вину на человека, которого знаешь. Возьми трубку и позвони шефу Рассу.
   – Я хочу, чтобы он ушел. Думаю, ты меня не поймешь, но это так.
   – Люди вообще друг друга не понимают, – философски заметила Фэйф и прислонилась бедром к столу. – Мой папа редко поднимал на меня руку. Да и то это был шлепок-другой. Но уж как кричать на меня, он знал очень хорошо, и как приводить этим в ужас маленькую девочку. В ужас от того, что я опять не оправдала его надежды и ожидания. Я понимаю, что мой страх и ужас совсем другие, что испытывала ты. Но интересно, если бы мой отец был другим человеком, как бы это повлияло на мою жизнь, как бы я поступила?
   – Ты бы вызвала полицию и засадила его в тюрьму.
   – Ты чертовски права. Но я понимаю, почему ты этого не сделала.
   Тори поставила чуть уже окрепшей рукой бутылку с водой на стол.
   – Почему ты так добра ко мне?
   – Понятия не имею. Никогда ведь тебя особенно не любила, но, наверное, из духа противоречия и по контрасту с Хоуп. Ты сейчас спишь с моим братом, и, узнав об этом, я поняла, что он значит для меня гораздо больше, чем я предполагала. Поэтому имеет смысл познакомиться с тобой поближе, чтобы понять свое отношение к вашей связи.
   – Так, значит, ты добра ко мне потому, что у меня сексуальные отношения с Кейдом.
   Такая сухая констатация факта позабавила Фэйф.
   – В каком-то смысле – да. И еще потому, что секс с моим братом тебе достается нелегко. И мне тебя жалко.
   – Ты права. – И Тори встала, радуясь, что перестала дрожать. – Это меня выматывает донельзя.
   – Представляю. Ты не любишь, когда тебя жалеют. Но дело в том, что ни одна женщина не должна бояться своего отца. И ни один мужчина на свете не имеет права, независимо от того, родственник он или нет, избивать в кровь ребенка… Ну а теперь пойду взгляну, что там учинил мой щенок.
   – Щенок? – Тори вытаращила глаза. – Какой щенок?
   – Да мой. Я еще никак ее не назвала. Фэйф вышла, и вскоре послышался хохот.
   – Ну, не умница ли она? Какая милашка! А милашка нашла упаковочную бумагу и объявила ей войну. Белые клочья валялись повсюду на полу. Вдобавок милашка нашла рулон тесьмы и обмотала ею большую часть своего упитанного тельца.
   – О господи! – воскликнула Тори.
   – Да не переживай ты так. Испортила товару на пять долларов. Я заплачу. Ах ты, моя девочка.
   А щенок радостно тявкнул и, трижды окутав себя тесьмой с головы до хвоста, с обожанием распростерся у ног Фэйф.
   – Вот уж не думала, что так развеселюсь. Ну, совсем обмоталась, как рождественский подарок. – Фэйф подняла щенка на руки и стала над ним нежно ворковать:
   – Ах ты, моя куколка!..
   – Ты ведешь себя как идиотка.
   – Да, знаю, но разве она не прелесть. И она любит меня до смерти. Ну а теперь, моя куколка, маме надо убрать мусор, а то злая тетя заругает мою малышку.
   Тори, которая уже, опустившись на колени, убирала сор, взглянула вверх.
   – Если ты опять отпустишь ее, я сама укушу тебя за щиколотку.
   – А я уже учу ее сидеть. Она такая умная. Вот, посмотри. – Несмотря на угрозы Тори, Фэйф посадила щенка на пол, придерживая рукой попку. – Сидеть. Будь хорошей девочкой. Мама просит.
   Щенок прыгнул вперед, лизнул Тори в щеку и стал охотиться за собственным хвостом.
   – Ну разве она не прелесть?
   – Она просто чудо, но здесь ей не место.
   – Мы собирались купить две хорошенькие мисочки для пищи и воды.
   – Но только не в моем магазине. Мастера вручную расписывают керамику не для того, чтобы из нее кормили щенят.
   – А какое тебе дело, для чего я куплю миски, если заплачу за них?
   Фэйф решительно взяла на руки щенка и выбрала две мисочки, синие с изумрудного цвета зигзагами.
   – Нам понравились вот эти. Правда, моя миленькая? Ты продаешь, мы покупаем. Пробей чек и не забудь прибавить стоимость бумаги и тесьмы.
   – О них забудь. – И Тори выбросила мусор в корзину. – С тебя три доллара и двадцать шесть центов. За миски.
   – Чудесно. Плачу наличными. Подержи-ка ее. Тори невольно пощекотала щенка.
   – Ну, ты будешь есть как королева.
   – Королева? Чудесно. – Фэйф положила деньги на прилавок и выхватила щенка у Тори. – Ты будешь Королевой. И я закажу тебе ошейник с бриллиантами.
   Тори лишь покачала головой и сдала сдачу.
   – Ты, Фэйф, повернулась сейчас совсем новой для меня стороной.
   – А я такая. Люблю удивлять. Ну, Королева, пошли, нам нужно еще людей повидать и себя показать. – И взяла сумку с покупкой. – Не смогу открыть дверь.
   – Я помогу.
   Тори открыла и, после минутного колебания, коснувшись руки Фэйф, сказала:
   – Спасибо.
   – Пожалуйста. Тебе нужно заново наложить макияж.
   Фэйф ушла, но мысленно все еще видела скорчившуюся за прилавком Тори. И безобразную красную царапину у нее на шее.
   И на теле Хоуп были такие же. Она не видела их, ей не позволили их видеть, но она знала, что они есть…
   Как она ненавидит мужчин, которые бьют женщин. Да, когда это родственник, в полицию на него не заявишь. Однако есть другие способы воздействия.
   И она поцеловала Королеву в голову, а потом прямиком направилась в банк к Джей Ару, рассказать, что случилось с его племянницей.
 
   Он не терял времени понапрасну. Отменив встречу, он поспешил в магазин Тори таким быстрым шагом, что рубашка у него взмокла от пота.
   У Тори были покупатели: молодые супруги спорили насчет бело-синего сервировочного блюда. Тори предоставила им возможность самостоятельно решить вопрос и отошла в другой конец магазина.
   – Дядя Джимми, неужели так жарко? Вы весь красный. Принести вам чего-нибудь холодного?
   – Нет... да, – решил он. Это даст ему возможность взять себя в руки. – Что есть под рукой, детка.
   – Сейчас.
   Тори вышла за дверь и ругнулась. По его глазам она видела, что Фэйф уже побывала в банке. Подавив вздох, она вынула из холодильника банку имбирного пива и принесла Джей Ару.
   – Спасибо, милая. Может, составишь мне компанию за ленчем?
   – Но еще нет и двенадцати, и я принесла еду из дома. Не хочется закрывать магазин в середине дня. Ну, как бабушка и Сесил, уехали? Все в порядке?
   – Да, Бутс уговаривала их погостить несколько дней, но ты же свою бабушку знаешь. Любит свой дом и всегда раздражается, когда приходится его покидать.
   Молодая пара направилась к двери, и женщина грустно сказала:
   – Мы еще зайдем.
   – Надеюсь. Всего доброго. Приятного вам дня.
   – А теперь посмотрим.
   Джей Ар встал, взял Тори за плечи и внимательно осмотрел царапину.
   – Какой же он мерзавец! Почему ты не позвонила мне?
   – Потому что вы ничего не смогли бы сделать. Потому что все кончено. И незачем было вас беспокоить. Напрасно Фэйф вам рассказала.
   – Прекрати! Она поступила совершенно правильно, и я ей за это благодарен. Ты не захотела звонить в полицию, что ж, это твое право. Но ведь я тебе родной дядя. Мы одна семья.
   – Я знаю. – И Тори позволила ему обнять себя. – Но он ушел. Ему нужны были только деньги. И он боится. Они скоро его поймают. Но я хочу, чтобы это произошло где-нибудь подальше от меня, раз я ничего не могу изменить.
   – Конечно, не можешь. Но пообещай мне, что если ты его увидишь снова, то сразу дашь мне об этом знать.
   – Хорошо, но не беспокойтесь. Он получил то, за чем приходил, и теперь уже далеко отсюда. Ей очень хотелось самой в это поверить.

Глава 19

   Тори верила в это на протяжении всего дня. Она прикрывалась этой верой, как испытанным в боях щитом. В шесть вечера она заперла магазин и поймала себя на мысли, что оглядывает улицу. Так было, когда она бежала в Нью-Йорк. И рассердилась на себя за этот страх, заставлявший сердце колотиться в груди.
   Неужели это она, стоя в развалюхе, где жила ее мать, утверждала, будто больше никого не боится и готова встретиться с ним лицом к лицу? Где ее мужество?
   Она могла сейчас только пообещать себе, что снова его обретет. Однако она сразу же заперла дверцу машины, едва села в нее, и по дороге домой неотрывно вглядывалась в зеркало заднего обзора.
   Проезжая мимо вереницы автомобилей, она даже помахала рукой Пайни, который протарахтел мимо на своем старом пикапе, приветственно гудя. Полевые работы окончены, рабочие возвращаются домой. Их босс, наверное, тоже. Поэтому, подъехав к дому, Тори испытала укол разочарования: на дорожке было пусто. Она ожидала увидеть автомобиль Кейда. Да, она без энтузиазма встретила его решение переехать к ней, но чем больше об этом думала, тем больше оно ей нравилось. А как долго она не желала ничьего общества. Общества человека, с которым можно делить дневные заботы, болтать о разных пустяках, вместе смеяться. Или пожаловаться. С которым можно разделить ночь, полную подозрительных шорохов и воспоминаний.
   А что она может дать взамен? Нелегкий характер, раздражение и молчаливое, неуступчивое согласие.
   – Обыкновенную женскую стервозность, – пробормотала она, вылезая из машины. Но этому надо положить конец. И делать то, чем женщины искупают свои мелкие прегрешения. Она может готовить ему вкусный обед, соблазнять его.
   Настроение у нее прояснилось.
   Вот так она старалась угодить Джеку. А потом… «Нет». И, отпирая дверь, она приказала себе не вспоминать. Кейд – это не Джек, да и она уже не та женщина, которой была в Нью-Йорке. Не надо привязывать прошлое к настоящему.
   Войдя, она сразу поняла, что возможность не связывать их – еще одна иллюзия. Она уже поняла, что отец побывал в доме. Здесь мало было такого, что он мог переломать и разрушить и вряд ли для этого ему потребовалось много усилий. Он приходил сюда не только для того, чтобы сломать ее скудную мебель или порвать обои, хотя он и в этом преуспел. Он опрокинул ее кресло и взрезал чем-то острым обшивку на днище. Разбил лампу, которую она купила несколько дней назад. Сломал одну ножку у стола.