Страница:
– Да, и лучше будет, если ты не станешь меня расспрашивать. Я ни разу не приходила сюда со времени приезда. Я не трусиха, но я должна как-то справляться с прошлым и жить.
– Я тоже не из трусливых. Возьми оба мои брака. Лично я считаю себя победительницей, так как сумела разделаться с ними без рубцов и шрамов.
– Ты любила?
– Когда?
– В том и другом браке?
– Нет. В первый раз меня просто мучила неотступная похоть. А этот парень мог спариваться как кролик, чуть не сутки напролет, и он исполнял свои супружеские обязанности сполна. Он в точности соответствовал всему тому, что презирала моя матушка. Разве я могла не выскочить за него замуж?
– Но ты могла бы просто заниматься с ним сексом.
– Я и занималась, но брак был как пощечина матери. Вот тебе, мама.
Фэйф откинула голову и рассмеялась.
– Господи, ну какая же я была идиотка. Во второй раз это было скорее импульсивным поступком. Ну и, конечно, секс тоже играл роль. Мой второй муж был слишком стар для меня и еще женат, когда началась наша связь, что было маленькой местью отцу. Сначала он был мне верен, но быстро надоел. А потом я ему тоже надоела, и он стал изменять мне. Я не осталась в долгу, а после развода получила немалый куш, и надо сказать, что заработала из этих денег каждый цент.
– А почему ты сейчас с Уэйдом?
– Сама не знаю. – Фэйф передернула плечами. – Он красив, он просто потрясающий любовник. Но ветеринар? Это никогда не входило в мои планы. А он все усложняет тем, что любит меня. – Она сделала большой глоток. – И я, чувствую какое-то обязательство перед ним.
– Ну, это его проблема.
Фэйф быстро, словно ее ударили, повернулась.
– Ну от тебя я никак не думала услышать такое.
– Мне кажется, Уэйд всегда поступал как хотел и добивался чего хотел. И, возможно, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. Хотя я в мужчинах плохо разбираюсь.
– Ну, это легко. – И Фэйф наполнила стакан Тори. – Половину времени они думают своими причиндалами, а половину о своих игрушках.
– Не очень-то любезное мнение для женщины, у которой есть и любовник, и брат, – Но я не сказала ничего дурного. Я люблю мужчин. Некоторые даже говорят, что чересчур люблю и чересчур многих… Я всегда предпочитала мужскую компанию. Женщины гораздо хитрее мужчин и склонны остальных женщин считать своими соперницами. Мужчины же видят в себе подобных – конкурентов, а это совсем другое дело. Фэйф взяла блокнот.
– Мне вдруг захотелось кое-что записать, а я редко подавляю свои желания. Не хочешь прочесть?
Она встала и прошлась немного со стаканом в руке и сигаретой в другой. Она остановилась возле статуи сестры и всмотрелась в лицо. Когда-то и у нее было такое же. И она оглянулась на Тори. Такая спокойная. Холодная. Хотя внутри кипят страсти. Она раздавила сигарету.
– Может, мне стоит заняться сочинительством, – сказала она беззаботно, подходя к Тори, – ты как будто увлеклась.
Да, Тори захватил ритм слов и образов. Было и забавно, и грустно читать все это. А затем грудь стеснило, она чувствовала тяжесть на сердце, и оно забилось гулко и часто. Оно и понятно. Место, воспоминания Фэйф и ее собственные, все обрушилось на нее. Внезапный холодок пробежал по спине, и боковым зрением она увидела, как со всех сторон подступает мрак. Блокнот выскользнул у нее из рук, упал на землю, и слабый ветерок зашелестел страницами.
– Кто-то за нами следит.
– Что? Милая, ты выпила только два стаканчика.
– Здесь кто-то есть! – Она схватила Фэйф за руку. – Бежим!
– Да что с тобой? – И Фэйф похлопала Тори по щеке. – Приди в себя. Очнись.
– Он следит за нами. Из-за деревьев. Он поджидает тебя, беги, Фэйф.
Однако холодок страха пронзил и Фэйф.
– Я же не Хоуп.
– Фэйф, он где-то за деревьями. Я чувствую его. Он следит. Выжидает.
Глаза у Фэйф округлились от страха. Теперь и она услышала – едва внятный шорох за просекой.
– Но ведь нас двое, черт возьми! – Она схватила сумку. – И нам не восемь лет. И мы не беззащитны.
И Фэйф вынула из сумки изящный, инкрустированный перламутром револьвер двадцать второго калибра.
– Мы сами его поймаем.
– Ты с ума сошла?
– Давай, давай, выходи, сукин сын. Хрустнул сучок под чьей-то ногой.
– Струсил, ублюдок!
– Фэйф, не надо.
Но та уже бросилась в чащу, и Тори не оставалось ничего, как последовать за ней.
– Я думаю, он побежал к реке. Может быть, мы его и не поймаем, но он здорово оцарапает себе задницу в кустарнике.
Фэйф выстрелила в воздух. Птицы вспорхнули с деревьев вверх. Раздался плеск воды, и Фэйф кровожадно улыбнулась.
– Надеюсь, его сожрет крокодил. Вперед.
Тори ощутила запах воды, теплый, густой. Земля стала вязкой, но Фэйф летела вперед как шальная.
– Ради бога, осторожней, не выстрели ненароком в себя.
– Я умею управляться с этой штукой, но болото ты знаешь лучше, ступай вперед.
– Поставь на предохранитель. Мне не хочется получить пулю в спину. И берегись змей.
– Да, я теперь понимаю, почему всегда ненавидела это место.
Приток адреналина иссяк, и ее охватило отвращение ко всему, что ползает и прыгает. Однако Тори быстро шла вперед, и самолюбие не оставляло Фэйф иного выбора, как следовать за ней.
– И почему это место так нравилось вам с Хоуп?
– Прекрасное место. И дикое.
Тори услышала, как кто-то, тяжело ступая, идет от реки.
– Вернулся? Ну я сейчас ему покажу. Давай, давай, иди сюда, сукин ты сын. Я сумею пустить пулю тебе в лоб.
Раздался шум, словно что-то упало.
– Господи Иисусе, не стреляйте!
– Давай выходи, покажись, сукин сын.
– Не стреляйте. Мисс Фэйф, это вы? Мисс Фэйф, это я, Пайни.
Он показался из-за деревьев и поднял вверх дрожащие руки.
– Какого черта ты здесь шныряешь и следишь за нами?
– Я не следил. Клянусь богом. Даже не знал, что вы здесь, пока не услышал выстрелы. Ну и нагнали вы на меня страху. Я ловил лягушек. Босс ничего не имеет против моего лягушачьего промысла на его земле.
– А где лягушки?
– Уронил мешок, когда вы стали кричать, чтобы я выходил. Вы мне жизнь скостили лет на десять, мисс Фэйф.
Тори усмотрела в лице Пайни только страх и не почувствовала ничего опасного. От него разило виски и потом.
– Покажи сумку.
– О'кей. Она тут, рядышком. И он ткнул пальцем в сторону.
– Осторожней, Пайни. У меня нервы расходились. Смотри, нажму курок нечаянно.
И Фэйф навела на него револьвер, пока Тори осторожно подходила поближе.
– Видите? Вон там, видите?
Тори присела на корточки и заглянула внутрь старой сумки. С полдюжины лягушек горестно уставились на нее в ответ.
– Ну не больно богатая добыча за целый час охоты.
– Да когда я уронил сумку, большая часть упрыгала назад. А я дважды ронял сумку. Я чуть в штаны не наложил, по правде говоря, когда вы стрельнули в первый раз. Мне показалось, что кто-то бежит, и потом снова выстрел. Я и подумал, что надо улепетывать, покуда цел.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила Фэйф у Тори.
– Не знаю. Лягушки при нем, хотя их и мало. «Пайни не молод, – тем временем думала она, – но болото он знает, и от полевой работы мускулы у него крепкие. Хотя это еще ничего не доказывает».
– Извините, что мы вас напугали, но кто-то шнырял около просеки.
– Не я. – Он перевел глаза с Тори на револьвер, потом обратно. – Я слышал, что кто-то бежит, но это я уже вам сказал. Отсюда есть много путей-дорожек.
Тори кивнула и отошла. Пайни поспешно поднял сумку.
– Ну, я тогда пойду, если не возражаете.
– Ладно, иди, – согласилась Фэйф, – но на твоем месте я бы предупредила Кейда, когда тебе вздумается снова половить лягушек.
– Точно. Я теперь обязательно предупрежу. Пайни попятился, глядя на Фэйф, и скользнул в чащу.
Глава 25
Глава 26
– Я тоже не из трусливых. Возьми оба мои брака. Лично я считаю себя победительницей, так как сумела разделаться с ними без рубцов и шрамов.
– Ты любила?
– Когда?
– В том и другом браке?
– Нет. В первый раз меня просто мучила неотступная похоть. А этот парень мог спариваться как кролик, чуть не сутки напролет, и он исполнял свои супружеские обязанности сполна. Он в точности соответствовал всему тому, что презирала моя матушка. Разве я могла не выскочить за него замуж?
– Но ты могла бы просто заниматься с ним сексом.
– Я и занималась, но брак был как пощечина матери. Вот тебе, мама.
Фэйф откинула голову и рассмеялась.
– Господи, ну какая же я была идиотка. Во второй раз это было скорее импульсивным поступком. Ну и, конечно, секс тоже играл роль. Мой второй муж был слишком стар для меня и еще женат, когда началась наша связь, что было маленькой местью отцу. Сначала он был мне верен, но быстро надоел. А потом я ему тоже надоела, и он стал изменять мне. Я не осталась в долгу, а после развода получила немалый куш, и надо сказать, что заработала из этих денег каждый цент.
– А почему ты сейчас с Уэйдом?
– Сама не знаю. – Фэйф передернула плечами. – Он красив, он просто потрясающий любовник. Но ветеринар? Это никогда не входило в мои планы. А он все усложняет тем, что любит меня. – Она сделала большой глоток. – И я, чувствую какое-то обязательство перед ним.
– Ну, это его проблема.
Фэйф быстро, словно ее ударили, повернулась.
– Ну от тебя я никак не думала услышать такое.
– Мне кажется, Уэйд всегда поступал как хотел и добивался чего хотел. И, возможно, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. Хотя я в мужчинах плохо разбираюсь.
– Ну, это легко. – И Фэйф наполнила стакан Тори. – Половину времени они думают своими причиндалами, а половину о своих игрушках.
– Не очень-то любезное мнение для женщины, у которой есть и любовник, и брат, – Но я не сказала ничего дурного. Я люблю мужчин. Некоторые даже говорят, что чересчур люблю и чересчур многих… Я всегда предпочитала мужскую компанию. Женщины гораздо хитрее мужчин и склонны остальных женщин считать своими соперницами. Мужчины же видят в себе подобных – конкурентов, а это совсем другое дело. Фэйф взяла блокнот.
– Мне вдруг захотелось кое-что записать, а я редко подавляю свои желания. Не хочешь прочесть?
Она встала и прошлась немного со стаканом в руке и сигаретой в другой. Она остановилась возле статуи сестры и всмотрелась в лицо. Когда-то и у нее было такое же. И она оглянулась на Тори. Такая спокойная. Холодная. Хотя внутри кипят страсти. Она раздавила сигарету.
– Может, мне стоит заняться сочинительством, – сказала она беззаботно, подходя к Тори, – ты как будто увлеклась.
Да, Тори захватил ритм слов и образов. Было и забавно, и грустно читать все это. А затем грудь стеснило, она чувствовала тяжесть на сердце, и оно забилось гулко и часто. Оно и понятно. Место, воспоминания Фэйф и ее собственные, все обрушилось на нее. Внезапный холодок пробежал по спине, и боковым зрением она увидела, как со всех сторон подступает мрак. Блокнот выскользнул у нее из рук, упал на землю, и слабый ветерок зашелестел страницами.
– Кто-то за нами следит.
– Что? Милая, ты выпила только два стаканчика.
– Здесь кто-то есть! – Она схватила Фэйф за руку. – Бежим!
– Да что с тобой? – И Фэйф похлопала Тори по щеке. – Приди в себя. Очнись.
– Он следит за нами. Из-за деревьев. Он поджидает тебя, беги, Фэйф.
Однако холодок страха пронзил и Фэйф.
– Я же не Хоуп.
– Фэйф, он где-то за деревьями. Я чувствую его. Он следит. Выжидает.
Глаза у Фэйф округлились от страха. Теперь и она услышала – едва внятный шорох за просекой.
– Но ведь нас двое, черт возьми! – Она схватила сумку. – И нам не восемь лет. И мы не беззащитны.
И Фэйф вынула из сумки изящный, инкрустированный перламутром револьвер двадцать второго калибра.
– Мы сами его поймаем.
– Ты с ума сошла?
– Давай, давай, выходи, сукин сын. Хрустнул сучок под чьей-то ногой.
– Струсил, ублюдок!
– Фэйф, не надо.
Но та уже бросилась в чащу, и Тори не оставалось ничего, как последовать за ней.
– Я думаю, он побежал к реке. Может быть, мы его и не поймаем, но он здорово оцарапает себе задницу в кустарнике.
Фэйф выстрелила в воздух. Птицы вспорхнули с деревьев вверх. Раздался плеск воды, и Фэйф кровожадно улыбнулась.
– Надеюсь, его сожрет крокодил. Вперед.
Тори ощутила запах воды, теплый, густой. Земля стала вязкой, но Фэйф летела вперед как шальная.
– Ради бога, осторожней, не выстрели ненароком в себя.
– Я умею управляться с этой штукой, но болото ты знаешь лучше, ступай вперед.
– Поставь на предохранитель. Мне не хочется получить пулю в спину. И берегись змей.
– Да, я теперь понимаю, почему всегда ненавидела это место.
Приток адреналина иссяк, и ее охватило отвращение ко всему, что ползает и прыгает. Однако Тори быстро шла вперед, и самолюбие не оставляло Фэйф иного выбора, как следовать за ней.
– И почему это место так нравилось вам с Хоуп?
– Прекрасное место. И дикое.
Тори услышала, как кто-то, тяжело ступая, идет от реки.
– Вернулся? Ну я сейчас ему покажу. Давай, давай, иди сюда, сукин ты сын. Я сумею пустить пулю тебе в лоб.
Раздался шум, словно что-то упало.
– Господи Иисусе, не стреляйте!
– Давай выходи, покажись, сукин сын.
– Не стреляйте. Мисс Фэйф, это вы? Мисс Фэйф, это я, Пайни.
Он показался из-за деревьев и поднял вверх дрожащие руки.
– Какого черта ты здесь шныряешь и следишь за нами?
– Я не следил. Клянусь богом. Даже не знал, что вы здесь, пока не услышал выстрелы. Ну и нагнали вы на меня страху. Я ловил лягушек. Босс ничего не имеет против моего лягушачьего промысла на его земле.
– А где лягушки?
– Уронил мешок, когда вы стали кричать, чтобы я выходил. Вы мне жизнь скостили лет на десять, мисс Фэйф.
Тори усмотрела в лице Пайни только страх и не почувствовала ничего опасного. От него разило виски и потом.
– Покажи сумку.
– О'кей. Она тут, рядышком. И он ткнул пальцем в сторону.
– Осторожней, Пайни. У меня нервы расходились. Смотри, нажму курок нечаянно.
И Фэйф навела на него револьвер, пока Тори осторожно подходила поближе.
– Видите? Вон там, видите?
Тори присела на корточки и заглянула внутрь старой сумки. С полдюжины лягушек горестно уставились на нее в ответ.
– Ну не больно богатая добыча за целый час охоты.
– Да когда я уронил сумку, большая часть упрыгала назад. А я дважды ронял сумку. Я чуть в штаны не наложил, по правде говоря, когда вы стрельнули в первый раз. Мне показалось, что кто-то бежит, и потом снова выстрел. Я и подумал, что надо улепетывать, покуда цел.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила Фэйф у Тори.
– Не знаю. Лягушки при нем, хотя их и мало. «Пайни не молод, – тем временем думала она, – но болото он знает, и от полевой работы мускулы у него крепкие. Хотя это еще ничего не доказывает».
– Извините, что мы вас напугали, но кто-то шнырял около просеки.
– Не я. – Он перевел глаза с Тори на револьвер, потом обратно. – Я слышал, что кто-то бежит, но это я уже вам сказал. Отсюда есть много путей-дорожек.
Тори кивнула и отошла. Пайни поспешно поднял сумку.
– Ну, я тогда пойду, если не возражаете.
– Ладно, иди, – согласилась Фэйф, – но на твоем месте я бы предупредила Кейда, когда тебе вздумается снова половить лягушек.
– Точно. Я теперь обязательно предупрежу. Пайни попятился, глядя на Фэйф, и скользнул в чащу.
Глава 25
Вот уже почти тридцать пять лет Джей Ар и Карл Расе в воскресенье днем обычно удили рыбу. Они стеснялись это называть традицией. Для них это был просто способ расслабиться и хорошо провести время. Каждое воскресенье, за редким исключением по случаю праздников или болезней, оба сидели рядом с удочками на берегу реки.
Когда Джей Ар ухаживал за Бутс и после, в первые месяцы после женитьбы, она готовила им разные замысловатые закуски, чтобы они могли перекусить во время рыбалки. Джей Ару понадобилось некоторое время, чтобы убедить ее, не задевая ее чувств, перестать о них заботиться. Они с большим удовольствием обходились не салатом с цыпленком, а пивом и пекановым пирогом.
Так оно и шло без перемен много лет. И река мало менялась, и берег. Как всегда, река текла плавно и неспешно, и в нее гляделась старая ива, касаясь" вод кружевной листвой.
Время от времени рыба брала наживу. Иногда они обсуждали политические темы и, поскольку Джей Ар был республиканцем, а Карл Расе демократом, ожесточенно спорили. Им обоим эти споры ужасно нравились, но все больше и чаще с течением лет в их разговоры вторгались семейные проблемы и жизнь города. Оба знали, что один может твердо положиться на другого и все сказанное на берегу реки здесь и останется.
Карл начал разговор издалека:
– Скоро день рождения у Айды Мэй, и мне пора позаботиться о подарке.
– Женщины всегда радуются чему-нибудь бесполезному, – заметил Джей Ар, припомнив, что предыдущий подарок Карла – электрическую сковородку – жена не оценила по достоинству.
– Я голову себе свихнул, думая, что бы ей купить. Думаю, надо наведаться к твоей племяннице, может, она что-нибудь посоветует.
– Это верно. Тори хорошо разбирается в таких вещах.
– Хороший у нее магазин. Работы вот только много.
– Она всегда была труженицей. И на плечах у нее хорошая голова. И подумать только, из какой семьи вышла.
Вот этого поворота разговора Карл и ожидал, но по-прежнему направлял разговор в нужное ему русло очень осторожно. Он вынул новую пластинку жвачки и приступил к обычному ритуалу разворачивания и свертывания бумажки.
– Да, ей сильно досталось. У твоего зятя рука была тяжелая.
– Знаю, – и Джей Ар помрачнел. – Хотел бы я тогда знать об этом.
– Но теперь ты знаешь. А мы его разыскиваем по этому делу в Хартсвилле.
– Хорошо бы ты его нашел. В любом случае жизнь сестры пропала к черту, но если его засадят за решетку, Тори будет спокойнее спать по ночам.
– Твои слова снимают у меня тяжесть с души, Джей Ар. Ведь у нас дело-то похуже, чем в Хартсвилле.
– Ты о чем?
– Да о том, что случилось с Шерри Беллоуз.
– Господь всемогущий! Ты же не думаешь, что и к этому Ханнибал руку приложил?
– А иначе бы я этого разговора не заводил. Я почти всю ночь не спал, всю голову свернул, обмозговывая это. Я, как официальное лицо, должен об этом молчать, но не могу. Сейчас, Джей Ар, твой зять единственный подозреваемый по этому убийству.
Джей Ар вскочил и зашагал по берегу. Стояла тишина, только птицы щебетали.
– Не могу в это поверить, Карл. Ханнибал – негодяй и мерзавец. Я о нем ничего хорошего не могу сказать, но убить девушку!
– Но он не раз оскорблял женщин действием.
– Знаю. Знаю и не ищу для него оправданий. Но между грубым обращением и убийством есть все же дистанция, и немалая.
– Она сокращается со временем, особенно если для убийства есть причина.
– Какая? – Джей Ар подошел к Карлу, присел на корточки и взглянул ему прямо в глаза. – Ведь он даже не был знаком с этой девушкой.
– Он познакомился с ней в магазине твоей племянницы в день убийства. Познакомился, поговорил с ней, и только Тори и Шерри знали, что он в городе. Более того, тебе это не понравится, но я скажу. Мне очень неприятно, что в этом деле замешана твоя семья, но я при исполнении служебного долга, и, как бы я ни сожалел обо всем, меня ничто не остановит.
– Я и не прошу тебя об этом. Просто мне кажется, что ты роешь не в том направлении. И Джей Ар снова сел рядом с Карлом.
– Не могу сказать, что у меня у самого не возникало подозрений на этот счет, но именно Тори прямо мне указала на него.
– Тори?
– Я привозил ее на место убийства.
– На место убийства? – ужаснулся Джей Ар. – Господи, зачем ты это сделал? Зачем было подвергать ее такому испытанию?
– Джей Ар, я использую все средства, чтобы найти убийцу.
– Но Тори к этому не имеет никакого отношения.
– Ты ошибаешься. Она имеет к этому самое непосредственное отношение. И послушай, прежде чем накидываться на меня. Я ее туда привез и очень сожалею, что ей это досталось так тяжело. Но я снова это сделаю, если потребуется. Она знает то, чего не видела. Я и прежде слышал о таких вещах, но никогда сам не присутствовал при этом. И никогда не забуду, как все было.
– Оставь ее в покое. Ты не имеешь права использовать ее в этих делах.
– Ты, Джей Ар, не видел убитую девушку. И надеюсь, никогда не увидишь такого. Но если бы ты видел, ты не стал бы говорить, что я не имею права. А я вижу такое уже второй раз в жизни. И если бы мы тогда обратили внимание на слова Тори, это бы, наверное, не случилось снова.
– О чем ты, черт возьми, говоришь? У нас в Прогрессе никогда не насиловали и не убивали.
– В первый раз это был ребенок. И случилось это не в городе. Но Тори была там. В том же смысле, что была здесь и сейчас. И когда она говорит, что Шерри Беллоуз убил тот же человек, который убил малышку Хоуп Лэвелл, я склонен ей верить.
Во рту у Джей Ара пересохло.
– Но Хоуп Лэвелл убил какой-то бродяга.
– Так говорилось в полицейском отчете, но я в это не верю. Я не собираюсь вешать убийство Шерри на какого-нибудь проходимца. Есть и другие, и Тори знает о них. ФБР тоже знает об этих убийствах. Оно охотится за убийцей, и люди из ФБР собираются поговорить с Тори и ее матерью, твоей сестрой. И с тобой тоже.
– Ханнибал Боден! – И Джей Ар обхватил голову руками. – Это же убьет Сару. Просто убьет. Он вернется домой, к Саре и…
– Я разговаривал с тамошним шерифом. Он приставил человека присматривать за твоей сестрой.
– Нет, я сам должен туда поехать. И перевезти ее сюда.
– Думаю, что и я поступил бы так на твоем месте. Я поеду с тобой и возьму на себя отношения с полицейскими.
– Я и один справлюсь.
– Да, ты сможешь и один, но я все равно поеду. Мне надо поговорить с твоей сестрой, и я бы хотел это сделать до того, как туда прибудут мальчики из ФБР и отнимут у меня мое дело.
– Ты поедешь туда как полицейский или мой друг?
– И то, и другое. Если хочешь, давай поедем вместе, в моей машине. Это будет скорее.
Джей Ар проглотил слова, которые навсегда положили бы конец их дружбе, и с усилием улыбнулся.
– Что ж, включи сирену, и мы помчимся, как настоящие мужчины.
Карл почувствовал, как на сердце у него полегчало.
– Да уж я посигналю, во всяком случае, хоть часть пути.
Кейд изо всех сил пытался сдержать свои бурные чувства. Каждый раз, думая о том, какой страшной опасности накануне вечером подвергли себя его сестра и Тори, он впадал в ярость.
Однако нотации, упреки и угрозы ничего бы не дали, и надо было выбрать наиболее верное средство воздействия.
Он не верил в быстроту действий. Скоро хорошо не бывает. Самое лучшее, конечно, задержать ее подольше в постели. Это бы смягчило и его раздражение. Он приготовил завтрак, так как проголодался, а кроме того, надеялся, что после второй чашки кофе и у Тори проснется аппетит.
Кейд предполагал, что она не замечает того, как часто он поглядывает в окно настороженным, ищущим взглядом, но сам он все замечал. И то, как у нее дрожат руки, и то, как она прислушивается к звукам за окном, и вздрогнула, когда, скрипнув дверью, он вышел посмотреть, как она поливает цветы.
Сколько раз в жизни он видел, как мать работает в своем саду. Вот так же он был не способен догадаться, о чем она думает, выпалывая сорняки и отщипывая лишние побеги. Как тщательно и аккуратно они обе работают. Как безжалостно обрывают увядающие цветы. Как обе разгневались бы, если бы он вслух сравнил их.
Все утро Тори оставалась внешне невозмутимой, и одно это приводило его в ярость. Она не хочет делиться с ним своими тревогами. Все еще держит дистанцию, сохраняет недоступной для него часть души. Вот так же и мать всегда блюла свою отстраненность, и он ничего не мог поделать, не мог достучаться.
Но до Тори, до ее души он достучится.
– Давай поедем прогуляемся. Мне нужно кое-что проверить. Поедем со мной.
Сначала она обрадовалась. Он уедет один, а у нее будет несколько часов одиночества, и она сможет привести в порядок мысли.
– Но у меня много дел. Поезжай один.
– Сегодня воскресенье.
– Я знаю, какой сегодня день недели. А завтра, как ни странно, наступит понедельник. Я ожидаю новые поступления, в частности, с лэвелловской ткацкой фабрики. У меня много работы с документацией.
– Которая может подождать до понедельника. – И он снял с ее рук садовые перчатки. – Мне надо кое-что тебе показать. – Кейд потянул ее за руку к машине.
– Ну дай мне хотя бы причесаться. Он сорвал с нее садовую шляпу и кинул ее на заднее сиденье.
– И так прекрасно, а когда ветер растреплет тебе волосы, ты будешь выглядеть еще сексуальнее. И, знаешь, когда ты сердишься, ты становишься еще миловиднее.
– Ну, значит, в данную минуту я просто ослепительна.
– И это правда, дорогая. Но ты мне нравишься в любом настроении. Это очень удобно, правда? Как давно мы знаем друг друга, Тори?
– Наверное, лет около двадцати.
– Нет, мы знаем друг друга два с половиной месяца. Ты не хочешь узнать, что я понял про тебя за это время?
– Я не уверена, что хочу это знать.
– Вот это я понял прежде всего. Виктория Боден – женщина осторожная. Она семь раз отмерит, прежде чем один раз отрежет. Она не верит людям. Даже самой себе.
– Если не отмерять семь раз, прежде чем отрезать, можно испортить всю ткань, – резонно заметила Тори.
– Но в ней есть еще одно достоинство, кроме осторожности, – умение логически мыслить. К этому надо прибавить также решительность, ум и доброту. И, в довершение всего, эти достоинства таятся в очень приятной на вид упаковке.
– Да это прямо аналитический подход.
– Вовсе нет, это лишь поверхностный взгляд. На самом деле ты сложнее и очаровательнее.
Она промолчала, только сцепила руки, и это был верный признак внутренней напряженности.
– А отсюда мы пойдем пешком.
Он остановил машину и вылез. По обе стороны от них расстилались поля с рядами хлопка, ровными, словно шеренги марширующих солдат. Она неуверенно последовала за Кейдом. Молодые побеги мягко гладили ее ноги, что напоминало о детстве.
Он присел на корточки, снял темные очки, зацепил их за ворот рубашки и кончиком пальца приподнял туго свернутую коробочку.
– Через пару месяцев они откроются. Мой отец вел хозяйство по старинке. Когда отступаешь от заведенных правил, тебя недолюбливают и надо доказывать свою правоту. Скажи, Тори, сколько мне еще придется доказывать мою правоту и тебе?
– Не понимаю, о чем ты?
– К тебе отношение тоже устоявшееся. Я к тебе отношусь иначе. И ты это знаешь.
– Ты сердишься на меня.
– О, да. Я на тебя сержусь. И я спрашиваю тебя: чего ты от меня хочешь? Скажи определенно и точно: чего?
– Ничего, Кейд.
– Проклятие! Это же не тот ответ. – И он рванулся вперед, а она поспешила за ним.
– В чем дело? Почему я должна чего-то хотеть от тебя? Или желать, чтобы ты делал то или это, ведь я и так счастлива с тобой, насколько я способна быть счастливой.
Кейд остановился и повернулся к ней. Солнце палило немилосердно, и он чувствовал, что жара проникает во все поры.
– Но ведь я-то кое-чего от тебя хочу, и ничего у нас с тобой не получится, если это будет одностороннее движение. Никто из нас не сможет быть счастливым долго, если такое положение сохранится.
Тори почувствовала, как больно сжалось сердце.
– Ты хочешь поэтому кончить наши отношения? А я не хочу, – слезы навернулись у нее на глазах, – ты не можешь… – И она замолчала, не зная, как выразить свою мысль.
– Я сказал, что люблю тебя. Я привез тебя сюда, чтобы показать: я могу довести до конца начатое. И я держусь за то, что имею. Я устал доказывать тебе это. Тори, я хочу также получать. Я люблю и хочу быть любимым.
– Но я боюсь своих чувств к тебе. Неужели ты не можешь этого понять?
– Я бы смог, если бы ты сказала, какие чувства ты ко мне испытываешь.
– Я не могу представить свою жизнь без тебя. Однако я не хочу так нуждаться в тебе.
– Как будто другим очень нравится так нуждаться. – Он положил руки ей на плечи. – Я люблю тебя, Виктория, и любовь доставляет мне очень тяжелые моменты. – Он прижался губами к ее лбу. – Но я уже ничего не могу изменить, даже если бы захотел. Ты меня любишь, Тори?
– Да, кажется…
– Достаточно одного «да». Ты меня любишь. Тори? Она засмеялась:
– Да.
– Ты выйдешь за меня, Тори?
– Да… – И она сама испугалась сказанного.
– Я принимаю твой ответ.
И он, подхватив ее на руки, прильнул к ее губам поцелуем, таким долгим и крепким, что у нее закружилась голова.
– Нет, отпусти меня. Я должна еще подумать.
– Извините, сударыня, но, боюсь, вы уже отрезали, не отмерив, как положено, семь раз. Придется вам с этим смириться.
– Ты обвел меня вокруг пальца.
– Нет, это просто умелый маневр. – И он понес ее к автомобилю. – Чертовски удачный маневр, сказал бы я.
– Кейд, брак – не повод для шуток. Я должна подумать…
– Ну тогда думай скорее. Потому что, если ты хочешь закатить пышную свадьбу, то мы отложим ее до осени, до сбора урожая. А если скромную, без претензий, тогда следующий уик-энд меня бы устроил.
– Перестань. Я не дала согласия…
– Нет, дала. И это факт. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И мы хотим пожениться. Я хочу жить с тобой, Тори. Я хочу с тобой завести семью.
– Но сейчас не время, Кейд. Слишком много других событий вокруг.
– Вот почему это самое подходящее время, – упорствовал Кейд.
– Надо обо всем поговорить спокойно и разумно, – начала она, когда они уже ехали обратно, и вдруг сердце у нее подпрыгнуло. – Ты куда повернул?
– В «Прекрасные грезы». Мне там кое-что надо взять.
– Но я туда не поеду. Не могу.
– Нет, можешь. Это дом, Тори, только дом. И этот дом мой.
– И твоей матери тоже, Кейд.
– Это мой дом, – холодно поправил он ее, – а скоро будет нашим. И моей матери придется с этим как-нибудь справиться. – «Но и Тори тоже», – подумал Кейд.
Когда Джей Ар ухаживал за Бутс и после, в первые месяцы после женитьбы, она готовила им разные замысловатые закуски, чтобы они могли перекусить во время рыбалки. Джей Ару понадобилось некоторое время, чтобы убедить ее, не задевая ее чувств, перестать о них заботиться. Они с большим удовольствием обходились не салатом с цыпленком, а пивом и пекановым пирогом.
Так оно и шло без перемен много лет. И река мало менялась, и берег. Как всегда, река текла плавно и неспешно, и в нее гляделась старая ива, касаясь" вод кружевной листвой.
Время от времени рыба брала наживу. Иногда они обсуждали политические темы и, поскольку Джей Ар был республиканцем, а Карл Расе демократом, ожесточенно спорили. Им обоим эти споры ужасно нравились, но все больше и чаще с течением лет в их разговоры вторгались семейные проблемы и жизнь города. Оба знали, что один может твердо положиться на другого и все сказанное на берегу реки здесь и останется.
Карл начал разговор издалека:
– Скоро день рождения у Айды Мэй, и мне пора позаботиться о подарке.
– Женщины всегда радуются чему-нибудь бесполезному, – заметил Джей Ар, припомнив, что предыдущий подарок Карла – электрическую сковородку – жена не оценила по достоинству.
– Я голову себе свихнул, думая, что бы ей купить. Думаю, надо наведаться к твоей племяннице, может, она что-нибудь посоветует.
– Это верно. Тори хорошо разбирается в таких вещах.
– Хороший у нее магазин. Работы вот только много.
– Она всегда была труженицей. И на плечах у нее хорошая голова. И подумать только, из какой семьи вышла.
Вот этого поворота разговора Карл и ожидал, но по-прежнему направлял разговор в нужное ему русло очень осторожно. Он вынул новую пластинку жвачки и приступил к обычному ритуалу разворачивания и свертывания бумажки.
– Да, ей сильно досталось. У твоего зятя рука была тяжелая.
– Знаю, – и Джей Ар помрачнел. – Хотел бы я тогда знать об этом.
– Но теперь ты знаешь. А мы его разыскиваем по этому делу в Хартсвилле.
– Хорошо бы ты его нашел. В любом случае жизнь сестры пропала к черту, но если его засадят за решетку, Тори будет спокойнее спать по ночам.
– Твои слова снимают у меня тяжесть с души, Джей Ар. Ведь у нас дело-то похуже, чем в Хартсвилле.
– Ты о чем?
– Да о том, что случилось с Шерри Беллоуз.
– Господь всемогущий! Ты же не думаешь, что и к этому Ханнибал руку приложил?
– А иначе бы я этого разговора не заводил. Я почти всю ночь не спал, всю голову свернул, обмозговывая это. Я, как официальное лицо, должен об этом молчать, но не могу. Сейчас, Джей Ар, твой зять единственный подозреваемый по этому убийству.
Джей Ар вскочил и зашагал по берегу. Стояла тишина, только птицы щебетали.
– Не могу в это поверить, Карл. Ханнибал – негодяй и мерзавец. Я о нем ничего хорошего не могу сказать, но убить девушку!
– Но он не раз оскорблял женщин действием.
– Знаю. Знаю и не ищу для него оправданий. Но между грубым обращением и убийством есть все же дистанция, и немалая.
– Она сокращается со временем, особенно если для убийства есть причина.
– Какая? – Джей Ар подошел к Карлу, присел на корточки и взглянул ему прямо в глаза. – Ведь он даже не был знаком с этой девушкой.
– Он познакомился с ней в магазине твоей племянницы в день убийства. Познакомился, поговорил с ней, и только Тори и Шерри знали, что он в городе. Более того, тебе это не понравится, но я скажу. Мне очень неприятно, что в этом деле замешана твоя семья, но я при исполнении служебного долга, и, как бы я ни сожалел обо всем, меня ничто не остановит.
– Я и не прошу тебя об этом. Просто мне кажется, что ты роешь не в том направлении. И Джей Ар снова сел рядом с Карлом.
– Не могу сказать, что у меня у самого не возникало подозрений на этот счет, но именно Тори прямо мне указала на него.
– Тори?
– Я привозил ее на место убийства.
– На место убийства? – ужаснулся Джей Ар. – Господи, зачем ты это сделал? Зачем было подвергать ее такому испытанию?
– Джей Ар, я использую все средства, чтобы найти убийцу.
– Но Тори к этому не имеет никакого отношения.
– Ты ошибаешься. Она имеет к этому самое непосредственное отношение. И послушай, прежде чем накидываться на меня. Я ее туда привез и очень сожалею, что ей это досталось так тяжело. Но я снова это сделаю, если потребуется. Она знает то, чего не видела. Я и прежде слышал о таких вещах, но никогда сам не присутствовал при этом. И никогда не забуду, как все было.
– Оставь ее в покое. Ты не имеешь права использовать ее в этих делах.
– Ты, Джей Ар, не видел убитую девушку. И надеюсь, никогда не увидишь такого. Но если бы ты видел, ты не стал бы говорить, что я не имею права. А я вижу такое уже второй раз в жизни. И если бы мы тогда обратили внимание на слова Тори, это бы, наверное, не случилось снова.
– О чем ты, черт возьми, говоришь? У нас в Прогрессе никогда не насиловали и не убивали.
– В первый раз это был ребенок. И случилось это не в городе. Но Тори была там. В том же смысле, что была здесь и сейчас. И когда она говорит, что Шерри Беллоуз убил тот же человек, который убил малышку Хоуп Лэвелл, я склонен ей верить.
Во рту у Джей Ара пересохло.
– Но Хоуп Лэвелл убил какой-то бродяга.
– Так говорилось в полицейском отчете, но я в это не верю. Я не собираюсь вешать убийство Шерри на какого-нибудь проходимца. Есть и другие, и Тори знает о них. ФБР тоже знает об этих убийствах. Оно охотится за убийцей, и люди из ФБР собираются поговорить с Тори и ее матерью, твоей сестрой. И с тобой тоже.
– Ханнибал Боден! – И Джей Ар обхватил голову руками. – Это же убьет Сару. Просто убьет. Он вернется домой, к Саре и…
– Я разговаривал с тамошним шерифом. Он приставил человека присматривать за твоей сестрой.
– Нет, я сам должен туда поехать. И перевезти ее сюда.
– Думаю, что и я поступил бы так на твоем месте. Я поеду с тобой и возьму на себя отношения с полицейскими.
– Я и один справлюсь.
– Да, ты сможешь и один, но я все равно поеду. Мне надо поговорить с твоей сестрой, и я бы хотел это сделать до того, как туда прибудут мальчики из ФБР и отнимут у меня мое дело.
– Ты поедешь туда как полицейский или мой друг?
– И то, и другое. Если хочешь, давай поедем вместе, в моей машине. Это будет скорее.
Джей Ар проглотил слова, которые навсегда положили бы конец их дружбе, и с усилием улыбнулся.
– Что ж, включи сирену, и мы помчимся, как настоящие мужчины.
Карл почувствовал, как на сердце у него полегчало.
– Да уж я посигналю, во всяком случае, хоть часть пути.
Кейд изо всех сил пытался сдержать свои бурные чувства. Каждый раз, думая о том, какой страшной опасности накануне вечером подвергли себя его сестра и Тори, он впадал в ярость.
Однако нотации, упреки и угрозы ничего бы не дали, и надо было выбрать наиболее верное средство воздействия.
Он не верил в быстроту действий. Скоро хорошо не бывает. Самое лучшее, конечно, задержать ее подольше в постели. Это бы смягчило и его раздражение. Он приготовил завтрак, так как проголодался, а кроме того, надеялся, что после второй чашки кофе и у Тори проснется аппетит.
Кейд предполагал, что она не замечает того, как часто он поглядывает в окно настороженным, ищущим взглядом, но сам он все замечал. И то, как у нее дрожат руки, и то, как она прислушивается к звукам за окном, и вздрогнула, когда, скрипнув дверью, он вышел посмотреть, как она поливает цветы.
Сколько раз в жизни он видел, как мать работает в своем саду. Вот так же он был не способен догадаться, о чем она думает, выпалывая сорняки и отщипывая лишние побеги. Как тщательно и аккуратно они обе работают. Как безжалостно обрывают увядающие цветы. Как обе разгневались бы, если бы он вслух сравнил их.
Все утро Тори оставалась внешне невозмутимой, и одно это приводило его в ярость. Она не хочет делиться с ним своими тревогами. Все еще держит дистанцию, сохраняет недоступной для него часть души. Вот так же и мать всегда блюла свою отстраненность, и он ничего не мог поделать, не мог достучаться.
Но до Тори, до ее души он достучится.
– Давай поедем прогуляемся. Мне нужно кое-что проверить. Поедем со мной.
Сначала она обрадовалась. Он уедет один, а у нее будет несколько часов одиночества, и она сможет привести в порядок мысли.
– Но у меня много дел. Поезжай один.
– Сегодня воскресенье.
– Я знаю, какой сегодня день недели. А завтра, как ни странно, наступит понедельник. Я ожидаю новые поступления, в частности, с лэвелловской ткацкой фабрики. У меня много работы с документацией.
– Которая может подождать до понедельника. – И он снял с ее рук садовые перчатки. – Мне надо кое-что тебе показать. – Кейд потянул ее за руку к машине.
– Ну дай мне хотя бы причесаться. Он сорвал с нее садовую шляпу и кинул ее на заднее сиденье.
– И так прекрасно, а когда ветер растреплет тебе волосы, ты будешь выглядеть еще сексуальнее. И, знаешь, когда ты сердишься, ты становишься еще миловиднее.
– Ну, значит, в данную минуту я просто ослепительна.
– И это правда, дорогая. Но ты мне нравишься в любом настроении. Это очень удобно, правда? Как давно мы знаем друг друга, Тори?
– Наверное, лет около двадцати.
– Нет, мы знаем друг друга два с половиной месяца. Ты не хочешь узнать, что я понял про тебя за это время?
– Я не уверена, что хочу это знать.
– Вот это я понял прежде всего. Виктория Боден – женщина осторожная. Она семь раз отмерит, прежде чем один раз отрежет. Она не верит людям. Даже самой себе.
– Если не отмерять семь раз, прежде чем отрезать, можно испортить всю ткань, – резонно заметила Тори.
– Но в ней есть еще одно достоинство, кроме осторожности, – умение логически мыслить. К этому надо прибавить также решительность, ум и доброту. И, в довершение всего, эти достоинства таятся в очень приятной на вид упаковке.
– Да это прямо аналитический подход.
– Вовсе нет, это лишь поверхностный взгляд. На самом деле ты сложнее и очаровательнее.
Она промолчала, только сцепила руки, и это был верный признак внутренней напряженности.
– А отсюда мы пойдем пешком.
Он остановил машину и вылез. По обе стороны от них расстилались поля с рядами хлопка, ровными, словно шеренги марширующих солдат. Она неуверенно последовала за Кейдом. Молодые побеги мягко гладили ее ноги, что напоминало о детстве.
Он присел на корточки, снял темные очки, зацепил их за ворот рубашки и кончиком пальца приподнял туго свернутую коробочку.
– Через пару месяцев они откроются. Мой отец вел хозяйство по старинке. Когда отступаешь от заведенных правил, тебя недолюбливают и надо доказывать свою правоту. Скажи, Тори, сколько мне еще придется доказывать мою правоту и тебе?
– Не понимаю, о чем ты?
– К тебе отношение тоже устоявшееся. Я к тебе отношусь иначе. И ты это знаешь.
– Ты сердишься на меня.
– О, да. Я на тебя сержусь. И я спрашиваю тебя: чего ты от меня хочешь? Скажи определенно и точно: чего?
– Ничего, Кейд.
– Проклятие! Это же не тот ответ. – И он рванулся вперед, а она поспешила за ним.
– В чем дело? Почему я должна чего-то хотеть от тебя? Или желать, чтобы ты делал то или это, ведь я и так счастлива с тобой, насколько я способна быть счастливой.
Кейд остановился и повернулся к ней. Солнце палило немилосердно, и он чувствовал, что жара проникает во все поры.
– Но ведь я-то кое-чего от тебя хочу, и ничего у нас с тобой не получится, если это будет одностороннее движение. Никто из нас не сможет быть счастливым долго, если такое положение сохранится.
Тори почувствовала, как больно сжалось сердце.
– Ты хочешь поэтому кончить наши отношения? А я не хочу, – слезы навернулись у нее на глазах, – ты не можешь… – И она замолчала, не зная, как выразить свою мысль.
– Я сказал, что люблю тебя. Я привез тебя сюда, чтобы показать: я могу довести до конца начатое. И я держусь за то, что имею. Я устал доказывать тебе это. Тори, я хочу также получать. Я люблю и хочу быть любимым.
– Но я боюсь своих чувств к тебе. Неужели ты не можешь этого понять?
– Я бы смог, если бы ты сказала, какие чувства ты ко мне испытываешь.
– Я не могу представить свою жизнь без тебя. Однако я не хочу так нуждаться в тебе.
– Как будто другим очень нравится так нуждаться. – Он положил руки ей на плечи. – Я люблю тебя, Виктория, и любовь доставляет мне очень тяжелые моменты. – Он прижался губами к ее лбу. – Но я уже ничего не могу изменить, даже если бы захотел. Ты меня любишь, Тори?
– Да, кажется…
– Достаточно одного «да». Ты меня любишь. Тори? Она засмеялась:
– Да.
– Ты выйдешь за меня, Тори?
– Да… – И она сама испугалась сказанного.
– Я принимаю твой ответ.
И он, подхватив ее на руки, прильнул к ее губам поцелуем, таким долгим и крепким, что у нее закружилась голова.
– Нет, отпусти меня. Я должна еще подумать.
– Извините, сударыня, но, боюсь, вы уже отрезали, не отмерив, как положено, семь раз. Придется вам с этим смириться.
– Ты обвел меня вокруг пальца.
– Нет, это просто умелый маневр. – И он понес ее к автомобилю. – Чертовски удачный маневр, сказал бы я.
– Кейд, брак – не повод для шуток. Я должна подумать…
– Ну тогда думай скорее. Потому что, если ты хочешь закатить пышную свадьбу, то мы отложим ее до осени, до сбора урожая. А если скромную, без претензий, тогда следующий уик-энд меня бы устроил.
– Перестань. Я не дала согласия…
– Нет, дала. И это факт. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И мы хотим пожениться. Я хочу жить с тобой, Тори. Я хочу с тобой завести семью.
– Но сейчас не время, Кейд. Слишком много других событий вокруг.
– Вот почему это самое подходящее время, – упорствовал Кейд.
– Надо обо всем поговорить спокойно и разумно, – начала она, когда они уже ехали обратно, и вдруг сердце у нее подпрыгнуло. – Ты куда повернул?
– В «Прекрасные грезы». Мне там кое-что надо взять.
– Но я туда не поеду. Не могу.
– Нет, можешь. Это дом, Тори, только дом. И этот дом мой.
– И твоей матери тоже, Кейд.
– Это мой дом, – холодно поправил он ее, – а скоро будет нашим. И моей матери придется с этим как-нибудь справиться. – «Но и Тори тоже», – подумал Кейд.
Глава 26
Дом был просто чудесный. Не роскошный, как многие особняки в Чарлстоне, но исполненный величия, жизни и мощи. Единственный в своем роде. В детстве она считала его замком, где живут мечты, красота и сила.
И сейчас он был так же прекрасен, как в прошлые годы, величественно, гордо вздымающий в небо свои башни, и с цветущим садом у подножия и старым парком, охраняющим ворота.
Кейд вышел из машины.
– Добро пожаловать, Виктория.
– Ты напрашиваешься на неприятности. Он открыл дверцу с ее стороны – Я прошу любимую женщину войти в мой дом. Кейд взял ее за руку и буквально вытащил из машины. И Тори вспомнила, что он не только джентльмен, но джентльмен упрямый – Если возникнут неприятности, мы с ними справимся.
– Тебе легче. Ты стоишь на прочном фундаменте, как сам дом. Я же всегда лавировала по болотистой почве, так что приходилось следить, куда ступаешь. Тебе необходимо, чтобы я сделала этот шаг?
– Да.
– Попомни это, когда я начну увязать. Они поднялись на веранду. Тори вспомнила, как они здесь с Хоуп играли в шашки или рассматривали вместе свою «пиратскую» карту местности. Тонкие высокие бокалы лимонада, запотевшие от холода. Печенье с белой глазурью. Ароматы роз и лаванды.
Он распахнул дверь, и перед ней открылся величественный холл с зеленой дорожкой.
– Кейд!
– Доверься мне.
В доме было прохладно. Как всегда. Воздух был свеж и ароматен. Она хорошо помнила этот контраст: здешняя прохлада и влажная жаркая духота в ее собственном доме, с его запахами вчерашнего обеда.
И она вспомнила, как Кейд давным-давно стоял на пороге дома.
– Ты был высокий для своего возраста. И такой хорошенький. Настоящий принц в своем замке. Ты по-прежнему такой же. Мало что изменилось.
– Традиция для Лэвеллов – та же религия. Это и удобство, и ловушка. Пойдем в гостиную. Я дам тебе что-нибудь прохладительное.
В гостиную ей прежде входить не дозволялось. Лайла угощала ее чаем со льдом или кока-колой, печеньем или еще чем-нибудь сладким на кухне. И если она помогала в уборке, то получала четвертак, который потом прятала в глиняный кувшин под кроватью.
Но в жилые комнаты ей входить не разрешалось, и сейчас она с трудом отогнала воспоминания.
На мраморном круглом столе под изгибом лестницы стояла ваза с только что расцветшими лилиями. У них был удивительно сильный аромат. Все было на своих, однажды и навсегда определенных местах. И вот теперь она вторглась в этот постоянный, со своими давно установленными законами мир.
В тот самый момент, когда она вступила в холл, на верху лестницы появилась Маргарет.
– Кинкейд. – Голос был резок и полон желчи. Она ухватилась за перила, чтобы не было видно, как дрожат ее руки. – Я хотела бы с тобой поговорить.
– Да, разумеется. – Он узнал Этот тон, увидел позу матери и не счел нужным вежливо улыбнуться. – Я провожу Тори в гостиную. Ты не хочешь к нам присоединиться?
– Я предпочту говорить с тобой с глазу на глаз. Пожалуйста, поднимись наверх. – И она повернулась было, чтобы уйти, уверенная, что сын сразу последует за ней.
И сейчас он был так же прекрасен, как в прошлые годы, величественно, гордо вздымающий в небо свои башни, и с цветущим садом у подножия и старым парком, охраняющим ворота.
Кейд вышел из машины.
– Добро пожаловать, Виктория.
– Ты напрашиваешься на неприятности. Он открыл дверцу с ее стороны – Я прошу любимую женщину войти в мой дом. Кейд взял ее за руку и буквально вытащил из машины. И Тори вспомнила, что он не только джентльмен, но джентльмен упрямый – Если возникнут неприятности, мы с ними справимся.
– Тебе легче. Ты стоишь на прочном фундаменте, как сам дом. Я же всегда лавировала по болотистой почве, так что приходилось следить, куда ступаешь. Тебе необходимо, чтобы я сделала этот шаг?
– Да.
– Попомни это, когда я начну увязать. Они поднялись на веранду. Тори вспомнила, как они здесь с Хоуп играли в шашки или рассматривали вместе свою «пиратскую» карту местности. Тонкие высокие бокалы лимонада, запотевшие от холода. Печенье с белой глазурью. Ароматы роз и лаванды.
Он распахнул дверь, и перед ней открылся величественный холл с зеленой дорожкой.
– Кейд!
– Доверься мне.
В доме было прохладно. Как всегда. Воздух был свеж и ароматен. Она хорошо помнила этот контраст: здешняя прохлада и влажная жаркая духота в ее собственном доме, с его запахами вчерашнего обеда.
И она вспомнила, как Кейд давным-давно стоял на пороге дома.
– Ты был высокий для своего возраста. И такой хорошенький. Настоящий принц в своем замке. Ты по-прежнему такой же. Мало что изменилось.
– Традиция для Лэвеллов – та же религия. Это и удобство, и ловушка. Пойдем в гостиную. Я дам тебе что-нибудь прохладительное.
В гостиную ей прежде входить не дозволялось. Лайла угощала ее чаем со льдом или кока-колой, печеньем или еще чем-нибудь сладким на кухне. И если она помогала в уборке, то получала четвертак, который потом прятала в глиняный кувшин под кроватью.
Но в жилые комнаты ей входить не разрешалось, и сейчас она с трудом отогнала воспоминания.
На мраморном круглом столе под изгибом лестницы стояла ваза с только что расцветшими лилиями. У них был удивительно сильный аромат. Все было на своих, однажды и навсегда определенных местах. И вот теперь она вторглась в этот постоянный, со своими давно установленными законами мир.
В тот самый момент, когда она вступила в холл, на верху лестницы появилась Маргарет.
– Кинкейд. – Голос был резок и полон желчи. Она ухватилась за перила, чтобы не было видно, как дрожат ее руки. – Я хотела бы с тобой поговорить.
– Да, разумеется. – Он узнал Этот тон, увидел позу матери и не счел нужным вежливо улыбнуться. – Я провожу Тори в гостиную. Ты не хочешь к нам присоединиться?
– Я предпочту говорить с тобой с глазу на глаз. Пожалуйста, поднимись наверх. – И она повернулась было, чтобы уйти, уверенная, что сын сразу последует за ней.