Робертс Нора. Возмездие

   Ева, поколебавшись, достала из сумки пакетик с талисманом.
   – Миссис Бреннен, вы видели это раньше?
   Эйлин разглядывала талисман, словно это бы­ло какое-то редкое произведение искусства.
   – Нет. То есть, разумеется, я раньше видела шемрок, но эту штучку – никогда.
   – Шемрок?
   – Ну конечно, так называется трилистник.
   – А это что? – Ева перевернула кулон,
   – Рыба. – Эйлин прикрыла глаза. – Символ церкви. Будьте добры, позвоните Кэтрин! Я не хочу здесь больше оставаться…
   – Да-да, сейчас. Посидите пока что, отдохните.
   Ева позвонила Кэтрин Хастингс и объяснила ей ситуацию, проглядывая во время разговора список пабов. Ни «Свиньи и Гроша», ни «Трилистника», ничего, связанного с церковью или рыбой. Но в названиях трех заведений было слово «шемрок».
   Она связалась с Пибоди.
   – Обратите внимание на заведениях, в назва­ниях которых есть слово «шемрок». Проверьте в первую очередь их.
   – Шемрок, лейтенант?
   – Да. Это трилистник. Понятно?
 
   В «Зеленый Шемрок» Ева вошла в три часа пополудни. Обеденный перерыв кончился, поэтому в маленьком полутемном пабе почти никого не было. За одним из задних столиков сидела пара мрачного вида посетителей, вяло игравших в карты. Ева заметила вывешенную на видном мес­те лицензию на азартные игры и обращать внимания на кучки кредиток, лежавших рядом с пивны­ми кружками, не стала.
   Молодая розовощекая девушка в белом перед­нике, насвистывая, вытирала столики. Увидев Еву, она приветливо улыбнулась.
   – Добрый вам день, мисс. – Ева услышала мелодичность и напевность родины Рорка. – При­нести вам меню? К сожалению, в это время дня можем предложить только сэндвичи.
   – Нет, спасибо.
   За стойкой никого не было, но Ева уселась на табурет рядом и только после этого предъявила значок. Глаза у официантки округлились.
   – Я ничего не сделала! У меня все бумаги в порядке…
   – Я не из иммиграционной службы. – Заме­тив, как облегченно вздохнула девушка, Ева дога­далась, что с бумагами в порядке не все. – Я хочу узнать, не сдаются ли при пабе комнаты. Может, здесь живет кто-то из работников или владелец?
   – Да, мэм. Есть три комнаты. Одна за кухней и две наверху. Я живу наверху. Здесь все законно.
   – А кто еще здесь живет? Кстати, как вас зо­вут?
   – Меня? Морин Маллиган.
   – Кто еще живет при пабе, Морин?
   – Боб Макбрайд жил, пока месяц назад его не уволили. Ужасный лентяй и пьяница. Пинту едва поднимал, если только не ко рту подносил. – Она снова улыбнулась и стала усердно вытирать стойку. – А в задней комнате живет Шон Конрой.
   – Он сейчас там?
   – Я недавно туда заглядывала, но его не было. Наверное, скоро придет: полчаса назад его смена началась.
   – Не могли бы вы показать мне его комнату, Морин?
   – С ним ничего не случилось, а? Шон немножко выпивает, но работает хорошо, старается.
   – Я хочу удостовериться, что с ним ничего не случилось. Можете позвонить хозяину, Морин, и предупредить его, что покажете мне комнату.
   Морин прикусила губу.
   – Но тогда мне придется сказать, что Шон опаздывает на смену, и ему надо будет штраф выплачивать. Если хотите посмотреть комнату, я вам ее так покажу. Шон не балуется наркотика­ми, лейтенант, – сказала она, проходя за стой­ку. – Хозяин терпеть не может наркоманов и лентяев. Все остальное вроде как дозволяется, но за это – глазом не успеешь моргнуть, как выле­тишь.
   Она открыла дверь старомодным ключом, ви­севшим на цепочке у нее на поясе.
   Ничего особенного – железная кровать, деше­вый комод, облупленное зеркало. Но все прибра­но. Ева заглянула в шкаф и убедилась в том, что Шон не смылся, забрав вещички. Затем она подо­шла к комоду, выдвинула верхний ящик. У Шона была одна смена белья и два непарных носка.
   – Он давно в Штатах?
   – Шон? Года два-три, не меньше. Все говорит про возвращение в Дублин, но…
   – Так вот он откуда! – встрепенулась Ева. – Из Дублина?
   – Да. Говорит, что там родился и вырос, а в Америку приехал, чтобы разбогатеть. Правда, по­ка что не очень ему это удается, – добавила она с улыбкой. Взгляд ее остановился на бутылке у кро­вати. – Может, из-за этого? Он выпивку любит больше, чем она его.
   – Понятно. – Ева тоже взглянула на бутылку, но рядом с ней заметила кое-что еще. – Что это, Морин?
   На полу рядом с бутылкой лежал небольшой кулон.
   – Не знаю. – Морин, наклонив голову, раз­глядывала зеленый листок на белом фоне. На обо­роте была рыба. – Думаю, это на счастье.
   – Вы его раньше видели?
   – Нет. Выглядит новым: так и блестит. Навер­ное, Шон его где-то нашел. Шон всегда ищет удачу.
   – Ясно. – Ева зажала кулон в кулаке. У нее было сильное подозрение, что на сей раз удача Шона обошла.

Глава 4

   – Прошу вас, Морин, успокойтесь и поста­райтесь вспомнить.
   Они сидели в комнатке Морин над пабом. Морин, притулившаяся на стареньком стуле, об­лизнула пересохшие губы.
   – А меня не посадят в тюрьму? Не депорти­руют?
   – У вас не будет никаких неприятностей, обе­щаю. – Ева придвинулась к ней поближе. – По­могите мне, Морин, помогите Шону, а я тогда по­стараюсь выправить вам настоящие документы. И вам больше не придется бояться иммиграцион­ной службы.
   – Я не хочу, чтобы у Шона были неприятнос­ти, правда не хочу. Он мне никогда не делал ниче­го плохого. – Она взглянула на стоявшую у двери Пибоди. – Понимаете, я немного нервничаю. Я при полиции всегда нервничаю…
   – Пибоди у нас безобидная. Просто киска. Правда, Пибоди?
   – Только не мурлычу, лейтенант.
   – Помогите нам, Морин. Постарайтесь вспом­нить, когда вы видели Шона в последний раз.
   – Наверное, вчера вечером, когда моя смена закончилась. Понимаете, обычно Шон работает по вечерам. Я с одиннадцати – как открываем­ся – до восьми, с двумя получасовыми перерыва­ми. А Шон сменяет меня и работает до половины одиннадцатого. А потом – с часу, но это сверх­урочно.
   Она внезапно замолчала.
   – Морин, – терпеливо увещевала ее Ева. – Меня не волнует, кто работает сверхурочно, И мне нет дела, работает ли бар дольше, чем положено по лицензии.
   – Да, мы иногда закрываемся позже, чем сле­дует… – Морин принялась теребить руками фар­тук. – Если хозяин узнает, что я рассказала об этом полицейским, он меня уволит!
   – Да он об этом и не догадается. Значит, вы видели Шона вчера вечером, перед тем, как закон­чилась ваша смена?
   – Видела, да. Я собиралась уйти, а он стоял за стойкой и сказал что-то вроде: «Морин, счастье мое, не дари тому юнцу ни одного из поцелуев, которые могут быть моими».
   Заметив Евин взгляд, Морин покраснела.
   – Ой, он ничего такого в виду не имел, лейте­нант! Это он просто шутил. Шону за сорок, и между нами ничего нет. А у меня есть парень… – Она опять замялась и искоса взглянула на мол­чавшую Пибоди. – Я с ним недавно стала встре­чаться, Шон знал, что у меня свидание, вот и ре­шил меня подразнить.
   – Понятно. Итак, вы видели Шона вчера в во­семь, перед тем, как ушли. А потом…
   – Ой, погодите! – всплеснула руками Морин. – Я его еще раз видела. Ну, не совсем ви­дела. Я его слышала, когда вернулась после встре­чи с Майклом – ну, с парнем, с которым я недав­но познакомилась. Понимаете, когда я вошла, то слышала, как Шон с кем-то разговаривал.
   Она сияла, как щенок, выполнивший команду хозяина.
   – С кем он разговаривал?
   – Не знаю. Понимаете, когда я иду к лестнице на второй этаж, я прохожу мимо его комнаты. Было около полуночи, у Шона в это время как раз перерыв перед сверхурочными часами. Здание у нас старое, стены тонкие… Вот я и услыхала, что Шон в своей комнате говорит с каким-то мужчи­ной.
   – И слышали, о чем они говорили?
   – Не совсем. Я просто шла мимо, но, помню, обрадовалась, что у Шона такой счастливый голос. Он засмеялся и сказал, что это отличная идея и он обязательно туда придет.
   – Вы уверены, что он говорил с мужчиной?
   Морин сосредоточенно нахмурилась.
   – Мне так показалось. Слов того, второго, я не разобрала, но голос был низкий, мужской. Больше я ничего не слышала, поднялась сюда, стала спать укладываться. Но я точно знаю, что это был Шон. Он всегда так раскатисто смеется…
   – Хорошо. А кто убирает со столов, когда ваша смена заканчивается?
   – Синид. Она приходит в шесть, два часа ра­ботает вместе со мной, а потом, до закрытия, – с Шоном. Синид Даггин. Она живет в паре кварта­лов отсюда, кажется, на Восемьдесят третьей. А сверхурочно Шон работает один: народу не­много, и он справляется.
   – Спасибо, Морин. Скажите, а вы не замети­ли за последние недели две какого-нибудь нового посетителя, который беседовал с Шоном?
   – Иногда у нас бывают новые посетители, кое-кто потом начинает захаживать Некоторые любят поболтать, некоторые – нет. Большинство болта­ет с Шоном, он это умеет. Но никого особенного я не упомню.
   – Хорошо, можете идти работать. Вероятно, мне придется с вами снова поговорить. Если вы вспомните что-нибудь или кого-нибудь, позвони­те мне.
   – Да-да, обязательно. Только Шон не мог сде­лать ничего противозаконного, лейтенант, – до­бавила она, встав. – Он неплохой человек, только дурной немного. – И она поспешила вниз.
   – Дурной… – повторила Ева задумчиво, вертя в руках кулончик. – И невезучий. Надо вызвать полицейского, пусть подежурит в баре. Хотелось бы надеяться, что мы ошиблись, и Шон весь день бегал по своим делам или гулял с какой-нибудь девицей. Думаю, надо поговорить с Синид Даг­гин: может, она понаблюдательнее, чем Морин.
   – Этот тип с загадками сказал, что времени у вас до завтрашнего утра, – заметила Пибоди.
   Ева встала и сунула кулон в сумку.
   – Боюсь, нам следует исходить из предполо­жения, что он нас обманул…
 
   Синид Даггин закурила серебристую сигарет­ку, прищурила ярко-зеленые глаза и выпустила струю пахнущего жасмином дыма Еве в лицо.
   – Не люблю беседовать с полицейскими, – заявила она.
   – А я не люблю беседовать с идиотами, – мягко ответила Ева. – Но, к сожалению, полови­ну жизни занимаюсь именно этим. Здесь или в участке, Синид? Право выбора за вами.
   Синид повела худыми плечами, алый халатик распахнулся, она машинально запахнула его и про­шлась, босая, по своей захламленной комнатке.
   Когда Ева постучала в дверь, ей явно при­шлось вылезти из постели. Неубранная тахта, па­ра стульев, пара столиков – собственно, никакой больше мебели в комнате не было. Но на всех по­верхностях, включая подоконник, что-то лежало.
   Синид, видно, любила яркие вещицы: повсю­ду стояли какие-то вазы, блюда, статуэтки соба­чек и кошечек; на полу были разбросаны пестрые коврики. Абажуры двух торшеров были покрыты толстым слоем пыли. Синид уселась, скрестив по-турецки ноги, на тахту, пододвинула к себе ог­ромную стеклянную пепельницу, из которой в случае необходимости вышел бы отличный тупой тяжелый предмет, и широко зевнула.
   – Ну, и?
   – Я ищу Шона Конроя. Когда вы видели его в последний раз?
   – Вчера вечером. Я работаю по вечерам. – Она почесала левую ступню. – А днем сплю.
   – С кем он говорил? Вы видели, как он с кем-нибудь общался?
   – Все как обычно. Люди заходят пропустить кружечку или стаканчик. Мы с Шоном их обслу­живаем. Честная работа.
   Ева решительно скинула со стула недельный запас одежды и села.
   – Пибоди, раздвиньте, пожалуйста, шторы. Пусть хоть посветлее станет.
   – Господи! – прошипела Синид, закрывая глаза от солнечного света. – Так и ослепнуть можно. – Она вздохнула. – Слушай, лейтенант, Шон – нормальный алкаш. Но, если это самое худшее, что про человека можно сказать, считай, его жизнь удалась.
   – Я знаю, что во время перерыва он уходил к себе в комнату. Кто пошел с ним?
   – Я не видела, чтобы кто-то с ним пошел. Я работала. Занималась тем, что положено. Не понимаю, зачем вам все это? – Она отвела руку от глаз, постепенно привыкнувших к дневному свету. – С Шоном что-то случилось?
   – Вот это я и пытаюсь выяснить.
   – Одно могу сказать: вчера он был в полном порядке. Бодр и весел. Рассказал мне, что намеча­ется одно дельце. Деньги польются рекой.
   – А что за дельце?
   – Да какие-то частные вечеринки для бога­тых. Шон тащится от таких штук. – Синид поту­шила сигарету и тут же закурила новую. – После перерыва он пришел сияющий, как кот, нажрав­шийся сметаны. Сказал, что, если я заинтересу­юсь, он и за меня замолвит словечко.
   – Словечко кому?
   – Да я внимания не обратила. Шон обожает строить планы. Он вроде как барменом там будет, вина всякие изысканные подавать на приеме у ка­кого-то богача.
   – Вспомните имя, Синид, Он же наверняка болтал без удержу, хвастался. Какие имена он на­зывал?
   – Ч-черт! – Синид раздраженно потерла ла­дошкой лоб. – Сказал, какой-то старинный при­ятель. Тоже из Дублина – и здорово разбогател. Рорк! – вспомнила она наконец. – Ну конечно! Поэтому-то я и подумала, что Шон, как всегда, несет чушь. Ну что у такого человека, как Рорк, может быть общего с Шоном?
   – Он сказал, что говорил с Рорком? – едва сдерживая себя, спросила Ева.
   – Ну никак не могу проснуться. – Синид снова зевнула. – Нет, он сказал, что Рорк при­слал к нему своего человека – договориться. И деньги обещал хорошие. Он сказал, что очень скоро уйдет из «Шемрока», заживет совсем иначе. И меня с собой возьмет, если я захочу. Мы с Шоном трахались несколько раз – так, по настро­ению. Ничего серьезного.
   – В котором часу вы вчера закрылись? – Синид отвела глаза, и Ева добавила с раздражени­ем: – Да плевать мне на ваши сверхурочные! Мне надо знать, когда вы в последний раз видели Шона, и куда он пошел.
   – Часа в четыре утра. Шон сказал, что идет спать. У него на утро была назначена встреча с этим типом, и он хотел выспаться как следует.
 
   – Он со мной играет! – Ева плюхнулась на сиденье и стукнула кулаком по рулю. – Этот уб­людок со мной играет! Именем Рорка прикрыва­ется, вот мразь!
   Ева замолчала и уставилась в окно. Она пре­красно понимала, что нужно делать. Выход – только один. Ева взяла телефонную трубку и по­звонила домой.
   – Резиденция Рорка, – услышала она чопор­ный голос Соммерсета.
   – Соедините меня с ним! – велела Ева.
   – В настоящее время Рорк отвечает на другой звонок.
   – Соедините, сукин вы сын! Немедленно!
   Рорк подошел к телефону через двадцать се­кунд.
   – Ева! – радостно воскликнул он, но тут же стал серьезным. – Есть проблемы?
   – Ты знаешь некоего Шона Конроя? – Ева почувствовала, что сердце ее бьется, как сума­сшедшее.
   – Знал много лет назад, в Дублине. А почему ты спрашиваешь?
   – Ты общался с ним здесь, в Нью-Йорке?
   – Нет. Я с ним не встречался лет восемь.
   Ева облегченно вздохнула.
   – А теперь скажи, что ты не являешься вла­дельцем бара «Зеленый Шемрок».
   – Пожалуйста. Я не являюсь владельцем бара «Зеленый Шемрок». – Он наконец улыбнулся. – Ева, ну неужели ты думаешь, что я могу владеть чем бы то ни было с таким банальным названием?
   У нее словно камень с души свалился.
   – Пожалуй, нет. Ты бывал там когда-нибудь?
   – Не припомню.
   – А прием в ближайшее время устраивать со­бираешься?
   – В ближайшее время – нет. – Рорк помол­чал. – Ева, Шон мертв?
   – Пока не знаю. Мне нужен список твоей не­движимости в Нью-Йорке.
   – Всей? – удивился он.
   – Черт! – Она сосредоточенно нахмурилась. – Начни с жилых домов, которые в настоящее вре­мя не сданы.
   – Это уже проще. Через пять минут, – пообе­щал Рорк и прервал связь.
   – А почему именно жилые дома? – поинтере­совалась Пибоди.
   – Потому что он хочет, чтобы я это нашла! Хочет, чтобы я отправилась туда. На сей раз он очень торопится. Зачем возиться с охраной, каме­рами, свидетелями? Нужен частный дом, пустой. Приходишь, делаешь свое дело – и спокойно уда­ляешься.
   Телефон загудел, и Ева подняла трубку.
   – В настоящее время свободны только три, – сообщил Рорк. – Первый – на Гринпис-драйв. Номер восемьдесят два. Я тебя там встречу.
   – Не вздумай!
   – Я тебя там встречу, – повторил он и отклю­чился.
   Ева даже не стала ругаться, развернула маши­ну и помчалась по направлению к Гринпис. Она опередила Рорка только на тридцать секунд, поэ­тому не успела воспользоваться своим спецклю­чом. Рорк был в длинном черном пальто, полы которого развевались по ветру. Подойдя к ней, Рорк положил ей руку на плечо и поцеловал.
   – Я знаю код, – сказал он и отпер дверь.
   Дом был высокий и узкий, как все дома по со­седству, с тонированными стеклами, защищав­шими от посторонних глаз и ультрафиолетовых лучей.
   Ева выхватила оружие и жестом велела Пибоди держать левый фланг.
   – Ты останешься здесь, – бросила она Рорку, направляясь к винтовой лестнице. – Поговорим позже.
   – Непременно.
   Он не стал говорить ей о пистолете, лежавшем в кармане его пальто. К чему огорчать любимую женщину излишними подробностями? Однако руки из кармана он не вынимал, наблюдая за тем, как она цепким взглядом обшаривает помещение, поднимаясь по лестнице.
   Убедившись, что в доме действительно никого нет, Ева вернулась к Рорку.
   – А почему такое прекрасное помещение пус­тует? – спросила она.
   – Только до следующей недели. Будем сдавать со всей обстановкой бизнесменам, которые при­езжают в Нью-Йорк по делам, а в отелях останав­ливаться не хотят. Естественно, с обслугой.
   – Высший класс!
   – Стараемся. – Рорк улыбнулся спустившей­ся с лестницы Пибоди. – Все в порядке, сержант?
   – Ничего, кроме пары пауков, не обнаружено.
   – Пауков? – переспросил Рорк и достал блокнот – записать, что надо вызвать дезинфекцию.
   – Где следующий дом? – спросила его Ева.
   – В паре кварталов отсюда. Я провожу.
   – Скажи мне код и отправляйся домой.
   – Нет, не скажу, – ответил он и погладил ее по голове.
   Второй дом стоял в глубине улицы, за деревьями. Здешние жители предпочитали, пожертвовав садиками, отгородиться от соседей живыми изго­родями.
   У Евы застучало в висках. «Отличный рай­он, – подумала она, – тихий. И дома со звуконепроницаемыми стенами. Идеальное место для убийства!»
   – Этот бы ему подошел, – сказала она впол­голоса. – Набери код, – велела она Рорку и дала знак Пибоди встать справа.
   Дверь Ева распахнула сама – и сразу же по­чувствовала запах смерти.
   Удача покинула Шона Конроя в роскошно об­ставленной гостиной, расположенной за неболь­шим холлом. Его кровь залила цветастый старин­ный ковер. Руки были раскинуты в стороны, словно в молитве. Ладони – приколочены гвоз­дями к полу.
   – Ничего не трогай! – Она схватила Рорка за руку, не давая ему войти. – Оставайся здесь. По­клянись, что не войдешь, иначе я выставлю тебя на крыльцо и запру дверь. Нам с Пибоди надо про­верить дом.
   – Я не войду. – Рорк обернулся к ней. По его глазам невозможно было определить, какие чув­ства он сейчас испытывает. – Этот человек на­верняка ушел.
   – Знаю. Но дом проверить надо. Пибоди, ос­мотрите все внизу, а я поднимусь наверх.
   Как она и ожидала, никого и ничего обнару­жено не было. Ева отослала Пибоди в машину за чемоданчиком и осталась наедине с Рорком.
   – Он хотел, чтобы это касалось тебя, – не­громко произнесла она.
   – Это меня и касается. Я рос вместе с Шоном, знал его семью, его младший брат был моим ровесником. Мы ухлестывали за одними и теми же девчонками, гуляли с ними по темным переулкам. Он был моим другом. Много лет назад.
   – Прости. Я опять опоздала…
   Рорк только покачал головой. Он смотрел на человека, которого знал мальчишкой, «Вот еще один погиб», – подумал он.
   Ева отвернулась и достала рацию.
   – Произошло убийство… – начала она.
 
   Сбрызнув руки и ботинки аэрозолем, Ева по­дошла к телу. Смерть у Шона Конроя была долгая и мучительная. На запястьях и горле она обнару­жила порезы, но неглубокие – чтобы кровь текла помедленнее. Туловище от грудины до лобка бы­ло вспорото, правый глаз выколот, язык отрезан.
   Индикатор показал, что он умер меньше двух часов назад. И наверняка пытался кричать…
   Пока тело фотографировали, Ева отошла в сторону и подняла брюки, которые сорвали с уби­того. В кармане лежал бумажник.
   – Жертва опознана, – сказала она, снова включив рацию. – Это Шон Конрой, гражданин Ирландии, сорока одного года, проживавший на Семьдесят девятой улице, 783. В бумажнике – грин-кард и разрешение на работу, двенадцать долларов кредитками, три фотографии.
   Она проверила остальные карманы, нашла электронные карты-ключи, три доллара двадцать пять центов мелочью, клочок бумаги с адресом дома, где он погиб. И медальон с эмалью, на одной стороне – зеленый трилистник, на другой – силуэт рыбы.
   – Лейтенант! – обратился к ней санитар. – Вы закончили осмотр тела?
   – Да, можете увозить. Скажите доктору Мор­рису, чтобы был повнимательнее. – Она сунула бумажник и содержимое карманов в пластиковый пакет и обернулась к Рорку. Он не проронил ни слова, и по выражению его лица даже она не мог­ла ничего понять.
   Ева протерла руки очищающим раствором и подошла к нему.
   – Ты когда-нибудь видел что-нибудь подоб­ное?
   Рорк посмотрел на пакет, в котором лежали вещи Шона, увидел медальон и покачал головой.
   – Нет.
   Она еще раз окинула взглядом место преступ­ления – ужас смерти посреди блеска и великоле­пия – и вдруг приметила небольшую изящную статуэтку, стоявшую у вазы с бледно-розовыми цветами. Это была женская фигура в длинном платье с накидкой, вырезанная из белого камня. Она показалась ей смутно знакомой.
   – Что это за статуэтка?
   – Где? – Рорк рассеянно обернулся, шагнул к статуэтке и собрался уже взять ее в руки, но Ева его остановила.
   – Смотри, здесь какие-то буквы. ПДМ. Странно…
   Рорк усмехнулся, и Ева сердито посмотрела на него.
   – Прости. Это привычная для католиков аб­бревиатура. Пресвятая Дева Мария.
   – Ты что, католик? – спросила она удивленно и подумала, что стыдно не знать о собственном муже подобных вещей.
   – Был в прошлой жизни, – Рорк пожал пле­чами. – Но из меня даже служки не вышло. А эта вещь явно не отсюда, – добавил он. – Мои деко­раторы не имеют привычки использовать предме­ты культа.
   Рорк посмотрел на прекрасное строгое лицо, вырезанное из белоснежного мрамора, и уверен­но сказал:
   – Это он ее сюда поставил.
   Ева нахмурилась:
   – Ты считаешь, что ему был нужен зритель? Он что же, устраивал представление для нее?
   Сколько лет прошло с тех пор, как Рорк пере­стал считать себя католиком, но ему было трудно об этом говорить.
   – Похоже, он хотел, чтобы она дала ему бла­гословение. Что, в общем-то, одно и то же.
   – Ты знаешь, кажется, я видела такую же у Бреннена. Она стояла на туалетном столике у кровати. Там она была вполне уместна, и я не об­ратила на нее внимания. Там были эти бусы… ну, для молитвы, голографии детей, такая же статуэт­ка, серебряная щетка для волос, гребень, синий флакон с духами…
   – Ничего себе, не обратила внимания, – пробормотал Рорк и подумал, что некоторые поли­цейские умеют замечать все.
   – Просто запомнила, что она там была. В этом нет ничего особенного. Тяжелая, – сказала она, кладя статуэтку в еще один пластиковый пакет. – Похоже, дорогая. – Она посмотрела на клеймо на подставке. – Итальянская?
   – Сделано в Риме.
   – Может, удастся отследить?
   Рорк покачал головой:
   – Выяснишь только, что за прошлый год про­дали тысячи таких статуэток. В Ватикане полно лавочек с подобным товаров. Я сам с нескольки­ми сотрудничаю.
   – Все-таки проверим. – Ева взяла его под руку и вышла с ним вместе. – Тебе здесь делать нечего. А мне надо еще немного поработать, со­ставить отчет. Через несколько часов вернусь до­мой.
   – Я хочу позвонить его семье.
   – Пока что не могу тебе этого разрешить. По­дожди. Подожди! – повторила она, заметив, ка­ким жестким и напряженным стал его взгляд. – Дай мне несколько часов, Рорк… – Она беспо­мощно опустила руки. – Я сочувствую твоему горю.
   Он притянул ее к себе, обнял, прижался к ней. Она смущенно погладила его по спине.
   – Впервые с того дня, как я узнал тебя, я жа­лею о том, что ты – полицейский.
   Он разжал объятия, повернулся и зашагал прочь.
   Ева стояла на ветру, вдыхала морозный воздух и чувствовала себя виноватой, сама не зная, в чем.
 
   Когда она приехала домой, Рорк сидел, запер­шись, у себя в кабинете. Встретил ее только кот, который терся о ее ноги, пока она снимала куртку.
   «Что ж, иногда неплохо побыть и одной», – решила Ева. Надо было работать. Раз утешитель­ница из нее никудышная, остается одно – быть полицейским. Тут она хотя бы знает, что делать…
   Галахад, с трудом карабкаясь по ступенькам, направился за ней в кабинет, где она обычно ра­ботала, а когда Рорка не бывало дома, и ночевала. По дороге Ева заглянула на кухню, налила себе кофе и сделала сандвич с тунцом – скорее для выжидающе на нее посматривавшего Галахада, нежели для себя. Половину она тут же отдала ко­ту, который схватил сандвич с таким видом, будто голодал месяц, а другую захватила с собой.
   Подойдя к письменному столу, Ева поглядела на запертую дверь в кабинет Рорка. Она знала, что достаточно только постучать, но делать этого не стала.
   Друга его она не спасла. Не успела, не догада­лась вовремя. Кроме того, ему теперь наверняка придется давать показания: расследованию без Рорка не обойтись. А к утру обо всем будут знать СМИ. Их больше не удастся держать в неведении. Ева решила, что сама позвонит Надин Ферст, журналистке с «Канала 75». Насчет нее Ева была уверена, что та, по крайней мере, не исказит со­бытия. Да, порой Надин бывала чрезмерно на­стойчива, но в отсутствии порядочности ее упрек­нуть было нельзя.