Страница:
Тимур согласился, сохраняя равнодушный вид. Он молча, не спеша, поднимался по лестнице, остановившись вместе с Мариной у дверей ее квартиры. От волнения у девушки предательски дрожали руки, и ежедневная, привычная процедура открывания замка превратилась в наказание: ключи то и дело падали, а потом никак не хотели попадать в замочную скважину.
– Дай-ка я тебе помогу, – не выдержал Тимур. Через минуту они уже вошли в квартиру.
Марина включила в коридоре свет, на ощупь, не глядя, найдя выключатель на недавно обклеенной свежими обоями стене. Девушке так хотелось, чтобы Тимур заметил, как чисто и опрятно у нее в доме. Она мечтала о том, что расскажет ему о том, как несколько месяцев по мере сил приводила в порядок квартиру. Как она не чувствовала усталости, ведь делать это приходилось после занятий и работы. Но Тимур молча снял куртку, не заметив вешалки, положил ее на стоящий в шаге от порога стул и принялся расшнуровывать кроссовки.
Марина быстро сняла верхнюю одежду, сапоги и, потирая холодные руки, достала из невысокой, с потрескавшейся полировкой тумбочки тапочки себе и Тимуру. Ему достались мужские тапки сорок второго размера, новые, которые никто не носил. Однажды мать купила их и поставила в коридоре. На удивленный взгляд дочки ответила:
– Пусть будет хоть какая-то иллюзия пребывания в нашем доме мужика. Ты не против? – Ольга была изрядно пьяна и задала вопрос совершенно не для того, чтобы выслушать ответ. Марина тогда пожала плечами и с жалостью посмотрела на мать. Наверняка у той было совсем паршиво на душе.
А пока приходилось отвечать на вопрос Тимура.
– Откуда такая роскошь? – указывая на тапки, спросил он.
– Не поверишь, они ничьи.
– Ты могла сказать, что купила их заранее, собираясь пригласить меня в гости.
– Это было бы неправдой, – прямо глядя в глаза Тимуру, сказала Марина.
– Ты всегда говоришь только правду?
– Да, стараюсь.
– Тяжело тебе живется на этом свете, – заметил Тимур и улыбнулся, заметив, как занервничала хозяйка. – Ладно, покажи, где можно вымыть руки.
Марина провела небольшую экскурсию по квартире. Она была недолгой, потому что кроме коридора и служб здесь была лишь небольшая комната и кухня. Девушка была рада тому, что всегда наводила порядок, независимо от того, ждала она гостей или нет. Они приходили к ней редко, как при жизни с матерью, так и после ее смерти.
Последний раз это случилось на день рождения Марины. Она решила позволить себе пригласить в дом людей, чтобы разделить с ними событие, которое очень часто оставалось незамеченным, забытым родной матерью. Три девчонки из ее группы, с которыми она не дружила, но поддерживала более близкие отношения, чем с остальными, с удовольствием приняли тогда ее приглашение. Марина слыла на курсе этакой «вещью в себе», и девчонок просто одолевало любопытство увидеть, как она живет. Они остались довольны гостеприимной хозяйкой, которая суетилась вокруг них. Единственное, что не вязалось с общей обстановкой простоты и неприхотливости, – это восседавшая на почетном месте за столом высокая рыжеволосая девушка, одетая богато и со вкусом. Она явно выделялась на фоне остальных приглашенных, и именно ей Марина уделяла больше внимания. Девчонки и не думали обижаться, они просто задались вопросом: что может связывать эту яркую девицу по имени Алиса и Марину? Из разговоров к концу вечеринки они поняли, что это – подруги детства. Только жизнь у них складывалась по принципу притяжения противоположностей: благополучие одной уравнивалось полунищенским, тяжелым существованием другой. В любом случае, к Марине на курсе стали относиться менее настороженно. Кажется, она и решилась затеять скромное празднование, чтобы добиться именно такого результата.
Теперь ее гостем был Тимур. Это было ей в новинку – принимать молодого человека, один на один поздно вечером. Сжимаясь от внутреннего напряжения, она как могла делала беззаботный вид и суетилась на кухне, поставив чайник и делая бутерброды с колбасой. Она очень хотела есть. Украдкой девушка отрезала маленькие кусочки аппетитно пахнущей вареной колбасы и торопливо засовывала себе в рот, пока Тимур сидел в комнате и листал единственный старый журнал «Работница».
– Готово, к столу, – позвала она, и Тимур стразу появился в дверном проеме. Ей показалось, что даже слишком быстро, как будто стоял и подглядывал за нею. Марина покраснела и рукой сделала жест, приглашая гостя присесть на одну из двух табуреток.
– Спасибо. – Тимур сел поближе к плите. Марина не стала выключать газ, потому что воздух на кухне был прохладным из-за оставленной ею с утра приоткрытой форточки.
– Ты с сахаром или с вареньем?
– С сахаром и с вареньем, – улыбнулся Тимур. – А из чего варенье?
– Из абрикосов. Я сама варила.
– Ты умеешь на все найти время. – Эта короткая похвала значила для девушки больше, чем любые долгие перечисления ее достоинств. Именно этим любила заниматься Лялька, чтобы показать подруге, как много в той хорошего и необыкновенного. От Ляльки Марина отмахивалась, а слова Тимура готова была записать на магнитофонную пленку и слушать, как музыку. – Ты не умеешь только одного.
– Интересно, чего? – потупив взгляд, спросила Марина.
– Ответ очевиден – любить. – Тимур отхлебнул глоток обжигающего чая. – Не подумай, что я хочу тебя обидеть. Насколько я понял, ты не росла в окружении любви. Обычно от детства остается столько приятных сердцу воспоминаний, а у тебя они есть?
Тимур не ожидал такой реакции: Марина вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Заплакала громко, навзрыд, словно забыв о том, что не одна, и не украсят ее лицо красные, подпухшие глаза и сопливый нос. Она монотонно раскачивалась, стараясь прогнать мгновенно всплывшие в сознании мамины «уродина», «ярмо», «петля на шее» – это все относилось к ней, нежеланному, нелюбимому дитяте…
Тимур подскочил к ней, пытаясь отнять ее ладони от лица. Марина крепко прижимала их, продолжая голосить. Тогда юноша стал на колени, крепко обнял маленькое, хрупкое тело девушки и она вмиг затихла. Только всхлипывала и вздрагивала, пытаясь прийти в себя.
– Прости, прости меня, Марина, – целуя ее в макушку, повторял Тимур. Он испугался, не на шутку испугался за нее. Только представил, сколько болезненных воспоминаний пробудил один его неосторожный вопрос. «Я совсем не знаю ее, совсем не знаю.
Одному Богу известно, что она пережила». – Успокойся, прошу тебя. Не надо о прошлом. Прости. Я никогда не обижу тебя и никому не дам в обиду, слышишь?
Марина перестала всхлипывать, а он продолжал прижимать к себе ее и шептал на ухо слова, которые, по его мнению, должны были успокоить девушку. Наконец Марина открыла лицо: ее еще больше распухшие губы алели и мелко дрожали.
– Я так глупо выгляжу, да? – Она попыталась улыбнуться.
– Ты очень красивая, – неожиданно для самого себя сказал Тимур. Он вообще почувствовал, что рядом с этой девушкой с ним происходят необъяснимые вещи. Ему хочется быть лучше, сильнее, добрее. Даже говорить он стал по-другому. – Ты необыкновенная и ты мне нравишься.
– Ты мне тоже, – прошептала Марина. На душе вдруг стало так легко. Признание снова вернуло ей мужество, призраки прошлого отступили, не выдержав натиска зарождавшейся любви.
– Это замечательно. – Тимур поправил сбившиеся пряди ее волос, поднялся с колен. – У тебя курить можно?
– Кури. – Марина подумала, что у нее нет пепельницы, которую следовало бы предложить. Из ящика кухонного стола она достала старую консервную крышку и пододвинула ее гостю. – Вместо пепельницы. Извини, другого ничего нет.
– Сойдет. – Тимур привычно прикурил сигарету, на всякий случай предложил Марине.
– Я не курю, ты не знаешь? – возмущенно ответила она и шире открыла форточку.
– Мало ли. Может, ты хотела казаться лучше, чем есть на самом деле, а дома решила расслабиться. – Но, увидев, как вспыхнули от негодования зеленые глаза девушки, рассмеялся. – Я пошутил, перестань так смотреть.
Марина мгновенно оттаяла. Она с наслаждением вдыхала серый дым, который, как Тимур ни старался, выпускать в сторону, доставался и ей.
– Пассивное курение вредит не меньше активного, – заметила она, улыбаясь.
– Разница в деталях: рак горла или легких, – глубоко затягиваясь, ответил Тимур.
– Выбор не оптимистический. И зная это, ты все равно продолжаешь курить.
– Продолжаю. Во-первых, мне нравится, во-вторых – бросить гораздо труднее, чем кажется. Я в этом смысле слабый человек. Иду на поводу у своих желаний. – Тимур говорил очень серьезно, размеренно, как будто читал текст запланированной ранее речи. Потом вдруг резко замолчал, посмотрел на часы. – Поздно уже, тебе нужно отдыхать. Мне пора.
Он потушил остаток дымящейся сигареты о желтый, потускневший металл крышки-пепельницы и поднял лицо на Марину. Она смотрела на него грустными глазами. Тимур подмигнул ей и направился в коридор. Он медленно одевался, словно ждал, что его вот-вот остановят, но Марина молчала. Она не могла переступить через свою девичью гордость и хоть как-то дать понять, что не хочет расставаться. Если бы он вел себя более настойчиво, она бы словно сдалась натиску. А Тимур – сама вежливость и галантность: нежно поцеловал ее в щеку перед уходом и, улыбнувшись, пожелал спокойной ночи.
Когда за ним закрылась дверь, Марина еще несколько минут стояла, не сдвигаясь с места. Она не могла понять, как за такой короткий срок с нею могли произойти такие перемены? Еще недавно трясущаяся от страха, поймав на себе взгляд Тимура, она была готова к тому, чтобы именно он стал ее первым мужчиной. «Права Алиса – засиделась я в девках», – вздохнув, Марина побрела на кухню. Убрала со стола, машинально дожевала оставшийся нетронутым бутерброд и, выключив свет, решила лечь спать.
Она не стала по обыкновению с вечера готовиться к завтрашнему дню. Сегодня не хотелось все делать по заведенным ею правилам. Она просто встанет пораньше и соберет сумку, прогладит халат. Сейчас она могла лишь быстро раздеться и плюхнуться на диван и, закутавшись в теплое одеяло, вспоминать прошедший вечер.
Она не заметила, как сон сковал веки и последней мыслью, которая четко вырисовалась в голове, была: «Это произойдет совсем скоро…» Марина не могла не думать о том, что волнует каждую девушку, стоящую на пороге больших перемен. Мысли о них вытесняли все, казавшееся ранее важным. Молодое тело, заждавшееся ласк, истомившееся ожиданием прихода сильного чувства, напряглось, и даже во сне это физическая неудовлетворенность не давала девушке спокойно спать. Утром Марина резко открыла глаза и ощутила неприятную тяжесть внизу живота: всю ночь во сне она занималась любовью с мужчиной, лица которого не помнила. Свежими остались впечатления от его умелых прикосновений, заставлявших трепетать ее тело и даже тепло влажного языка, проникающего и возбуждающего ее. Девушка потянулась, стараясь сбросить с себя оковы не желающего уходить из памяти сновидения. Ей было непривычно пробуждаться с такими впечатлениями. Марина перевернулась на другой бок и снова закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы все снова повторилось, но с определенным действующим лицом – Тимуром. Но ничего не вышло.
За окном было еще темно. Выбираться из теплой постели не было желания, но Марина присмотрелась к часам, висевшим над кроватью, и быстро вскочила. Она могла опоздать на занятия. Накануне зачетной недели ей не хотелось выбиваться из собственного графика. Девушка сказала себе, что нужно быть менее романтичной и более реалистичной. Что все у нее хорошо и замечательно!
С таким настроением она впорхнула в аудиторию за несколько секунд до звонка. В вестибюле она едва успела на ходу поправить прическу, осмотреть себя в огромном зеркале. Устраиваясь по обыкновению на первой парте, она искала глазами Тимура и не находила его. Настроение сразу упало. Сидящая рядом Таня Кислова наклонилась и шепнула ей на ухо:
– Твой Ромео этой ночью устроил такой кутеж в общаге. Оторвался так, как никогда. Ты, что ли, его разогрела, да не пригрела? – У Марины потемнело в глазах. Она сжала челюсти и посмотрела на соседку ненавидящим взглядом. – А я-то тут при чем? Меня твой Тимур не трахал. Ты на Майку Дубову так смотри. Это из ее комнаты стоны на весь этаж раздавались.
Марина не помнила, как получилось, что она молча вцепилась Татьяне в волосы и с силой ударила ее лицом о стол. Преподаватель, услышав улюлюканье и непонятный шум за спиной, оглянулся, перестав писать на доске. Перед ним предстали молча дерущиеся девушки, подбадриваемые со всех сторон зрителями.
– Дай ей, дай, Маринка! – неслось с задних столов.
– Во, тихоня дает! – взвизгнул кто-то совсем близко с Мариной.
Она потеряла ощущение реальности, не чувствовала боли. Она только понимала, что не может остановиться. Несколько девчонок пытались разнять словно обезумевших дерущихся, но получилось это у двух, нехотя вмешавшихся в разборку юношей. Именно к ним обратился преподаватель, когда понял, что сами девицы не остановятся. Два друга Тимура не без удовольствия наблюдали за происходящим издали, а потом каждый из них едва держал озлобленных, исцарапанных, раскрасневшихся сокурсниц. Когда они немного успокоились, обеих с вещами отвели к декану давать объяснения и получать нагоняй.
Марина и Таня, опустив головы, стояли и выслушивали все, что полагается говорить в таких случаях. Декан был крайне удивлен случившимся. Единственное, что ответила на все его вопросы Марина, что виноватой она считает только себя и просит наказать ее одну.
– Светина, Кислова, вы сорвали занятия! Марина, ты что, с цепи сорвалась? Я не знаю, что на тебя нашло, но как знать – не повторится ли это еще? Кислова, скажи хоть ты что-нибудь вразумительное! – Декан закурил, что строго-настрого запрещалось в стенах учебного заведения. Он не скрывал того, что расстроен происшедшим. И заводила – Марина Светина – тихая, старательная девушка, которая ни разу не проявила себя с подобной стороны. Татьяна молчала, не поднимая головы.
– Она ни при чем, Виктор Павлович, – упрямо твердила Марина.
– Светина, я это уже слышал. – Стало понятно, что ничего от возмутительниц порядка он не добьется. – Еще раз повторится – отчислю из училища, понятно? Долой с глаз моих.
Марина вышла из кабинета, бросила взгляд в сторону нашептавшей страсти Таньки. Сейчас обе остыли и с ужасом вспоминали то, чему стал свидетелем весь курс. Марина подошла к Кисловой и, заметив, как та в страхе отшатнулась, поспешила успокоить ее.
– Продолжения не будет, не бойся. И вообще, извини, что я сорвалась. Ты-то, в конечном счете, ни в чем не виновата. Только помни, что стукачей во все времена били. – Повернулась и пошла в сторону вестибюля. Возвратиться снова в аудиторию она не могла. Она не видела, как Кислова долго смотрела ей вслед, а потом тоже направилась из здания училища, собравшись в общежитие. Она понимала, что может получить «добавку» за длинный язык еще и там.
А Марина вышла на морозный воздух, забыв надеть шапку и запахнуть старенькую куртку. Но холода она не чувствовала. Она вообще словно отделилась от всего происходящего вокруг и автоматически переставляла ноги, которые сами вели ее к дому.
Самым обидным стало исполнение старого, как мир, правила: Майка Дубова, если не подруга, то ближайшая из всех, с кем познакомилась в училище и общалась Марина, так подло поступила с нею. Именно она была одной из тех, кого она пригласила к себе на день рождения. «Не могла ведь она не знать, что Тимур ухаживает за мной. Подставила себя, мразь, подстилка! Сколько залетных мотыльков перебывало на несвежих простынях ее кровати в общаге?» Раньше Марину восхищали Майкины рассказы о ее очередных любовных похождениях, но на этот раз все выглядело по-иному.
Марина шла, проклиная подлую, доступную любой прихоти Майку, не замечая, что обвиняет в случившемся только ее. О Тимуре она вообще вспомнила вскользь, словно его участие в происшедшем было нормальным, естественным и не считалось предательством, изменой. Потом ее осенило: «После того, как он вышел от меня, он поехал к ней! Он разыгрывал из себя влюбленного рыцаря, а через час наверняка обсуждал меня, лежа в постели с этой блондиночкой Майкой. Как, должно быть, они смеялись над нею. Стыдно-то как, а она размечталась о чистых отношениях. Идиотка доверчивая, дура, дура!»
Марина ловила на себе удивленные взгляды прохожих и только когда пришла домой и посмотрела на себя в зеркало, поняла причину. Ее волосы были в полном беспорядке, на лице размазана тушь и нижняя губа сильно выпирала вперед – Татьяна все-таки успела задеть ее напоследок, а рука у нее тяжелая. Быстро сбросив с себя вещи, Марина зашла в ванную.
Она все делала машинально: включила газовую колонку и набрала полную ванну воды. Пока она монотонно бежала из крана, Марина тупо смотрела на прозрачную, дрожащую струю, представляя, что это зрелище станет последним, которое отложится в ее сознании. Разделась и тут же принялась по-деловому рассуждать о том, как она будет отвратительно выглядеть голая в красной, остывшей воде. Марина вздрогнула: желания вскрыть себе вены поубавилось. Девушка решила, что гораздо лучше наглотаться снотворных таблеток типа димедрола и просто навсегда заснуть в своей постели, надев чистое, лучше новое белье. Но тут тоже получалась промашка: такого количества таблеток у нее сейчас не было, а с новым бельем дело обстояло и того хуже.
Погрузившись в обжигающую воду, Марина раздосадованно чертыхнулась. Уйти из жизни вот так сразу, когда это кажется наиболее приемлемым исходом, не получалось. Девушка играла со страшным понятием, не замечая, что на самом деле не хочет уходить из этой, никогда не обращавшейся с нею по-доброму, жизни. Она собиралась покончить со всем и в то же время искала вескую причину, чтобы не делать этого. Противоречие переросло в хаос сменяющих одна другую картин: вот Тимур стоит перед нею на коленях и ласково смотрит своими чернющими глазами; теперь бледное лицо Таньки Кисловой и клок ее русых волос, оставшихся в руке, удивленная мина декана и своя опухшая, исцарапанная физиономия со следами страстей…
Наконец она устала от бесконечного потока уничтожающих мыслей. Из крана лилась такая горячая вода, что в какой-то момент Марина почувствовала, что кончики пальцев на ногах словно попадают под обжигающие языки пламени. Пришлось подняться и уменьшить шипящий огонь в маленьком окошке газовой колонки.
Марина увидела, что тело ее раскраснелось, а от воды поднимается пар. Почему-то именно это рассмешило девушку. Она сначала тихонько хихикнула, а потом громко расхохоталась, снова опускаясь в ванну. Истерический смех длился долго и закончился так же внезапно, как начался. Марина вдруг услышала доносившийся из комнаты телефонный звонок. Первым порывом было вскочить и узнать, кто решил пообщаться с нею, когда в это время она обычно еще на занятиях. Но в следующее мгновение она вдруг представила, что это звонит Тимур, и поняла, что не готова разговаривать с ним.
Она попыталась составлять в голове ответы на его предполагаемые вопросы. Ведь спрашивать будет он, а ей и так все яснее ясного – комедия подошла к завершению, не достигнув кульминации. Вот была бы потеха, если бы на вчерашней, романтически-сентиментальной волне она решилась изменить характер их отношений. Марина поежилась от брезгливости и почему-то решила закончить принимать немыслимо горячую ванну. Она успела насухо вытереться полотенцем и облачиться в любимый махровый халат, кстати, тоже подарок Софьи Львовны, как раздался звонок в дверь. Марина застыла в нерешительности, стоя в коридоре. Она боялась подойти и посмотреть в глазок. Подкравшись к двери, она все-таки нашла в себе силы сделать это и отпрянула, прижав руку к груди: на лестничной площадке стоял Тимур.
«Однако как быстро он оказался здесь. Наверняка Танька помчала трезвонить по всей общаге о том, что произошло». – Марина закрыла ладонями уши, потому что с той стороны двери отчаянно звонили.
– Марина, открой! Я знаю, что ты дома. Прошу тебя, открой. Нам нужно поговорить. – Голос Тимура звучал настойчиво и в то же время виновато. – Я никуда не уйду, слышишь?
И только подумав, что его грубоватый голос переполошит всех в подъезде, Марина открыла дверь. Холодный воздух обжег ее еще не забывшее жар горячей воды в ванне тело. Она придала своему лицу равнодушно-вопросительное выражение.
– Я могу зайти? – спросил Тимур. Она покачала головой и, не мигая, смотрела на него. Единственное, чего она боялась, – чтобы не хлынули из глаз слезы обиды и разочарования. – Мы не должны разговаривать на лестнице.
– Минуту назад ты просил только открыть тебе дверь, а теперь уже напрашиваешься зайти в дом. – Марина насмешливо хмыкнула. – Темпы, достойные такого шустрого юноши, как ты, Тимур Закиров. Ты точно все успеваешь. Что смотришь?
– Я понимаю, что ты расстроена, но…
– Расстроена? – Марина широко раскрыла глаза. – Какое милое слово ты подобрал для определения моего состояния.
– Тебе любое не понравится, речь не об этом. – Тимур нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он чувствовал, что не может сосредоточиться и найти нужные слова, чтобы оправдаться.
Дернула его нелегкая отправиться вчера в общагу. Он совершенно не планировал никакого интима с этой прилипчивой, явно помешанной на собственной исключительности Майкой. Она вилась вокруг него, как змея, обласкивая его словами, ненароком касаясь его бедер и бросая многозначительные взгляды раскосыми голубыми глазами.
К тому же он много выпил этого идиотского крепленого вина. Голова совсем ничего не соображала. Он опомнился, только когда утром затекла рука, на которой лежала голова Майки. Он осторожно высвободил руку, пошевелился, почувствовав, как тысячи молотков принялись стучать по вискам, затылку. Он ничего не помнил, ничего. Обнаженное, едва прикрытое одеялом тело Майки прозрачно намекало о том, что он делал в ее кровати.
Когда она открыла глаза и приветливо улыбнулась, он только злобно зыркнул на нее. Девушка попыталась обнять его, но он нетерпеливо освободился от ее рук.
– Ничего не было, – быстро одеваясь, сказал он. Он проклинал себя, глядя на голубые, преданные глаза напротив. Вдруг девушка бросилась к нему, обхватила колени и принялась говорить о том, как любит его. Он старался освободиться от ее цепких рук, но ничего не получалось. Применять силу не хотелось, а девушка, кажется, потеряла остатки гордости. – Оставь меня. У меня другие планы, понимаешь. Прости, другие.
Майка как-то странно посмотрела на него и, накинув на голое тело халат, быстро вышла из комнаты. Теперь он понимал, что она направилась делиться впечатлениями с Танькой Кисловой. Она нарочно рассказала ей то, что стало известно всем, кто был рядом в эту безумную ночь. Но расчет Майки оказался верным: Кислова не из тех, кто долго держит язык за зубами. Единственное, чего не учли девчонки, – незапланированно-бурной реакции Марины.
Пока Тимур приходил в себя после бурной ночи и большой дозы спиртного накануне, Татьяна вернулась из училища и рассказала о том, что произошло. Она получила хитрую, благодарную улыбку Дубовой и затрещину от Тимура, который едва сдерживал себя. Он никогда не чувствовал себя так паршиво. Он понимал, что объяснение с Мариной откладывать нельзя. Но оправдания своему поступку так и не нашел, решив действовать по обстановке.
Кажется, Марина перенесла случившееся еще тяжелее, чем он предполагал. Он не хотел такого развития событий и ругал себя за опрометчивый поступок. Он и раньше позволял себе легкий флирт с теми, кто хоть мало-мальски нравился ему. Надо же было как-то справляться с гормонами. Он не видел ничего плохого в том, что время от времени ласкал тела, получая от этого чисто физическое удовлетворение. Он никогда не был по-настоящему влюблен. Теперь это романтическое чувство делало его существование наполненным совершенно иным смыслом. Он понял, что способен на эти прекрасные ощущения и, главное, понимал, что Марина тоже постепенно оттаяла. Она вот-вот откроется вся, даря ему не испытанные ранее наслаждения. Он уже считал себя победителем, героем романа, настоящим влюбленным и вдруг так все испортил.
– Речь о том, что я хочу извиниться, – глядя в рассеянные глаза Марины, продолжал Тимур. – Ты должна меня простить.
– Я ничего тебе не должна. И ты, кстати, тоже. – Она улыбнулась. – Ты чего примчался? Ты мне не муж, чтобы отчитываться за весело проведенную ночку.
– Я был пьян, – словно не слыша ее, произнес Тимур.
– Это отягощающее обстоятельство. – Марина поежилась от холода. – Мне не хочется простудиться. Спасибо за сцену из дешевой мелодрамы. Я благодарна тебе за то, что ты несколько месяцев убедительно разыгрывал из себя влюбленного. Я поверила, честное слово.
– Я не разыгрывал! – Тимур схватился за ручку двери, потому что Марина собралась закончить разговор. – Ну, разреши мне войти. Я не могу так говорить.
– Да, в квартире ты будешь чувствовать себя подругому. Там есть старый, широкий диван. Может, ты решил, что там ты все устроишь?
– Марина, перестань. Я прошу прощения.
– Я не нужна тебе, не обманывай сам себя, – вдруг тихо и грустно сказала Марина. – Вернее, тебе нужна не такая, как я: сплошные комплексы и разочарования. Я слишком ущербна и старомодна для такого бравого парня, как ты. Все, Тимур. Разговор окончен, мое слово твердое.
– Дай-ка я тебе помогу, – не выдержал Тимур. Через минуту они уже вошли в квартиру.
Марина включила в коридоре свет, на ощупь, не глядя, найдя выключатель на недавно обклеенной свежими обоями стене. Девушке так хотелось, чтобы Тимур заметил, как чисто и опрятно у нее в доме. Она мечтала о том, что расскажет ему о том, как несколько месяцев по мере сил приводила в порядок квартиру. Как она не чувствовала усталости, ведь делать это приходилось после занятий и работы. Но Тимур молча снял куртку, не заметив вешалки, положил ее на стоящий в шаге от порога стул и принялся расшнуровывать кроссовки.
Марина быстро сняла верхнюю одежду, сапоги и, потирая холодные руки, достала из невысокой, с потрескавшейся полировкой тумбочки тапочки себе и Тимуру. Ему достались мужские тапки сорок второго размера, новые, которые никто не носил. Однажды мать купила их и поставила в коридоре. На удивленный взгляд дочки ответила:
– Пусть будет хоть какая-то иллюзия пребывания в нашем доме мужика. Ты не против? – Ольга была изрядно пьяна и задала вопрос совершенно не для того, чтобы выслушать ответ. Марина тогда пожала плечами и с жалостью посмотрела на мать. Наверняка у той было совсем паршиво на душе.
А пока приходилось отвечать на вопрос Тимура.
– Откуда такая роскошь? – указывая на тапки, спросил он.
– Не поверишь, они ничьи.
– Ты могла сказать, что купила их заранее, собираясь пригласить меня в гости.
– Это было бы неправдой, – прямо глядя в глаза Тимуру, сказала Марина.
– Ты всегда говоришь только правду?
– Да, стараюсь.
– Тяжело тебе живется на этом свете, – заметил Тимур и улыбнулся, заметив, как занервничала хозяйка. – Ладно, покажи, где можно вымыть руки.
Марина провела небольшую экскурсию по квартире. Она была недолгой, потому что кроме коридора и служб здесь была лишь небольшая комната и кухня. Девушка была рада тому, что всегда наводила порядок, независимо от того, ждала она гостей или нет. Они приходили к ней редко, как при жизни с матерью, так и после ее смерти.
Последний раз это случилось на день рождения Марины. Она решила позволить себе пригласить в дом людей, чтобы разделить с ними событие, которое очень часто оставалось незамеченным, забытым родной матерью. Три девчонки из ее группы, с которыми она не дружила, но поддерживала более близкие отношения, чем с остальными, с удовольствием приняли тогда ее приглашение. Марина слыла на курсе этакой «вещью в себе», и девчонок просто одолевало любопытство увидеть, как она живет. Они остались довольны гостеприимной хозяйкой, которая суетилась вокруг них. Единственное, что не вязалось с общей обстановкой простоты и неприхотливости, – это восседавшая на почетном месте за столом высокая рыжеволосая девушка, одетая богато и со вкусом. Она явно выделялась на фоне остальных приглашенных, и именно ей Марина уделяла больше внимания. Девчонки и не думали обижаться, они просто задались вопросом: что может связывать эту яркую девицу по имени Алиса и Марину? Из разговоров к концу вечеринки они поняли, что это – подруги детства. Только жизнь у них складывалась по принципу притяжения противоположностей: благополучие одной уравнивалось полунищенским, тяжелым существованием другой. В любом случае, к Марине на курсе стали относиться менее настороженно. Кажется, она и решилась затеять скромное празднование, чтобы добиться именно такого результата.
Теперь ее гостем был Тимур. Это было ей в новинку – принимать молодого человека, один на один поздно вечером. Сжимаясь от внутреннего напряжения, она как могла делала беззаботный вид и суетилась на кухне, поставив чайник и делая бутерброды с колбасой. Она очень хотела есть. Украдкой девушка отрезала маленькие кусочки аппетитно пахнущей вареной колбасы и торопливо засовывала себе в рот, пока Тимур сидел в комнате и листал единственный старый журнал «Работница».
– Готово, к столу, – позвала она, и Тимур стразу появился в дверном проеме. Ей показалось, что даже слишком быстро, как будто стоял и подглядывал за нею. Марина покраснела и рукой сделала жест, приглашая гостя присесть на одну из двух табуреток.
– Спасибо. – Тимур сел поближе к плите. Марина не стала выключать газ, потому что воздух на кухне был прохладным из-за оставленной ею с утра приоткрытой форточки.
– Ты с сахаром или с вареньем?
– С сахаром и с вареньем, – улыбнулся Тимур. – А из чего варенье?
– Из абрикосов. Я сама варила.
– Ты умеешь на все найти время. – Эта короткая похвала значила для девушки больше, чем любые долгие перечисления ее достоинств. Именно этим любила заниматься Лялька, чтобы показать подруге, как много в той хорошего и необыкновенного. От Ляльки Марина отмахивалась, а слова Тимура готова была записать на магнитофонную пленку и слушать, как музыку. – Ты не умеешь только одного.
– Интересно, чего? – потупив взгляд, спросила Марина.
– Ответ очевиден – любить. – Тимур отхлебнул глоток обжигающего чая. – Не подумай, что я хочу тебя обидеть. Насколько я понял, ты не росла в окружении любви. Обычно от детства остается столько приятных сердцу воспоминаний, а у тебя они есть?
Тимур не ожидал такой реакции: Марина вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Заплакала громко, навзрыд, словно забыв о том, что не одна, и не украсят ее лицо красные, подпухшие глаза и сопливый нос. Она монотонно раскачивалась, стараясь прогнать мгновенно всплывшие в сознании мамины «уродина», «ярмо», «петля на шее» – это все относилось к ней, нежеланному, нелюбимому дитяте…
Тимур подскочил к ней, пытаясь отнять ее ладони от лица. Марина крепко прижимала их, продолжая голосить. Тогда юноша стал на колени, крепко обнял маленькое, хрупкое тело девушки и она вмиг затихла. Только всхлипывала и вздрагивала, пытаясь прийти в себя.
– Прости, прости меня, Марина, – целуя ее в макушку, повторял Тимур. Он испугался, не на шутку испугался за нее. Только представил, сколько болезненных воспоминаний пробудил один его неосторожный вопрос. «Я совсем не знаю ее, совсем не знаю.
Одному Богу известно, что она пережила». – Успокойся, прошу тебя. Не надо о прошлом. Прости. Я никогда не обижу тебя и никому не дам в обиду, слышишь?
Марина перестала всхлипывать, а он продолжал прижимать к себе ее и шептал на ухо слова, которые, по его мнению, должны были успокоить девушку. Наконец Марина открыла лицо: ее еще больше распухшие губы алели и мелко дрожали.
– Я так глупо выгляжу, да? – Она попыталась улыбнуться.
– Ты очень красивая, – неожиданно для самого себя сказал Тимур. Он вообще почувствовал, что рядом с этой девушкой с ним происходят необъяснимые вещи. Ему хочется быть лучше, сильнее, добрее. Даже говорить он стал по-другому. – Ты необыкновенная и ты мне нравишься.
– Ты мне тоже, – прошептала Марина. На душе вдруг стало так легко. Признание снова вернуло ей мужество, призраки прошлого отступили, не выдержав натиска зарождавшейся любви.
– Это замечательно. – Тимур поправил сбившиеся пряди ее волос, поднялся с колен. – У тебя курить можно?
– Кури. – Марина подумала, что у нее нет пепельницы, которую следовало бы предложить. Из ящика кухонного стола она достала старую консервную крышку и пододвинула ее гостю. – Вместо пепельницы. Извини, другого ничего нет.
– Сойдет. – Тимур привычно прикурил сигарету, на всякий случай предложил Марине.
– Я не курю, ты не знаешь? – возмущенно ответила она и шире открыла форточку.
– Мало ли. Может, ты хотела казаться лучше, чем есть на самом деле, а дома решила расслабиться. – Но, увидев, как вспыхнули от негодования зеленые глаза девушки, рассмеялся. – Я пошутил, перестань так смотреть.
Марина мгновенно оттаяла. Она с наслаждением вдыхала серый дым, который, как Тимур ни старался, выпускать в сторону, доставался и ей.
– Пассивное курение вредит не меньше активного, – заметила она, улыбаясь.
– Разница в деталях: рак горла или легких, – глубоко затягиваясь, ответил Тимур.
– Выбор не оптимистический. И зная это, ты все равно продолжаешь курить.
– Продолжаю. Во-первых, мне нравится, во-вторых – бросить гораздо труднее, чем кажется. Я в этом смысле слабый человек. Иду на поводу у своих желаний. – Тимур говорил очень серьезно, размеренно, как будто читал текст запланированной ранее речи. Потом вдруг резко замолчал, посмотрел на часы. – Поздно уже, тебе нужно отдыхать. Мне пора.
Он потушил остаток дымящейся сигареты о желтый, потускневший металл крышки-пепельницы и поднял лицо на Марину. Она смотрела на него грустными глазами. Тимур подмигнул ей и направился в коридор. Он медленно одевался, словно ждал, что его вот-вот остановят, но Марина молчала. Она не могла переступить через свою девичью гордость и хоть как-то дать понять, что не хочет расставаться. Если бы он вел себя более настойчиво, она бы словно сдалась натиску. А Тимур – сама вежливость и галантность: нежно поцеловал ее в щеку перед уходом и, улыбнувшись, пожелал спокойной ночи.
Когда за ним закрылась дверь, Марина еще несколько минут стояла, не сдвигаясь с места. Она не могла понять, как за такой короткий срок с нею могли произойти такие перемены? Еще недавно трясущаяся от страха, поймав на себе взгляд Тимура, она была готова к тому, чтобы именно он стал ее первым мужчиной. «Права Алиса – засиделась я в девках», – вздохнув, Марина побрела на кухню. Убрала со стола, машинально дожевала оставшийся нетронутым бутерброд и, выключив свет, решила лечь спать.
Она не стала по обыкновению с вечера готовиться к завтрашнему дню. Сегодня не хотелось все делать по заведенным ею правилам. Она просто встанет пораньше и соберет сумку, прогладит халат. Сейчас она могла лишь быстро раздеться и плюхнуться на диван и, закутавшись в теплое одеяло, вспоминать прошедший вечер.
Она не заметила, как сон сковал веки и последней мыслью, которая четко вырисовалась в голове, была: «Это произойдет совсем скоро…» Марина не могла не думать о том, что волнует каждую девушку, стоящую на пороге больших перемен. Мысли о них вытесняли все, казавшееся ранее важным. Молодое тело, заждавшееся ласк, истомившееся ожиданием прихода сильного чувства, напряглось, и даже во сне это физическая неудовлетворенность не давала девушке спокойно спать. Утром Марина резко открыла глаза и ощутила неприятную тяжесть внизу живота: всю ночь во сне она занималась любовью с мужчиной, лица которого не помнила. Свежими остались впечатления от его умелых прикосновений, заставлявших трепетать ее тело и даже тепло влажного языка, проникающего и возбуждающего ее. Девушка потянулась, стараясь сбросить с себя оковы не желающего уходить из памяти сновидения. Ей было непривычно пробуждаться с такими впечатлениями. Марина перевернулась на другой бок и снова закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы все снова повторилось, но с определенным действующим лицом – Тимуром. Но ничего не вышло.
За окном было еще темно. Выбираться из теплой постели не было желания, но Марина присмотрелась к часам, висевшим над кроватью, и быстро вскочила. Она могла опоздать на занятия. Накануне зачетной недели ей не хотелось выбиваться из собственного графика. Девушка сказала себе, что нужно быть менее романтичной и более реалистичной. Что все у нее хорошо и замечательно!
С таким настроением она впорхнула в аудиторию за несколько секунд до звонка. В вестибюле она едва успела на ходу поправить прическу, осмотреть себя в огромном зеркале. Устраиваясь по обыкновению на первой парте, она искала глазами Тимура и не находила его. Настроение сразу упало. Сидящая рядом Таня Кислова наклонилась и шепнула ей на ухо:
– Твой Ромео этой ночью устроил такой кутеж в общаге. Оторвался так, как никогда. Ты, что ли, его разогрела, да не пригрела? – У Марины потемнело в глазах. Она сжала челюсти и посмотрела на соседку ненавидящим взглядом. – А я-то тут при чем? Меня твой Тимур не трахал. Ты на Майку Дубову так смотри. Это из ее комнаты стоны на весь этаж раздавались.
Марина не помнила, как получилось, что она молча вцепилась Татьяне в волосы и с силой ударила ее лицом о стол. Преподаватель, услышав улюлюканье и непонятный шум за спиной, оглянулся, перестав писать на доске. Перед ним предстали молча дерущиеся девушки, подбадриваемые со всех сторон зрителями.
– Дай ей, дай, Маринка! – неслось с задних столов.
– Во, тихоня дает! – взвизгнул кто-то совсем близко с Мариной.
Она потеряла ощущение реальности, не чувствовала боли. Она только понимала, что не может остановиться. Несколько девчонок пытались разнять словно обезумевших дерущихся, но получилось это у двух, нехотя вмешавшихся в разборку юношей. Именно к ним обратился преподаватель, когда понял, что сами девицы не остановятся. Два друга Тимура не без удовольствия наблюдали за происходящим издали, а потом каждый из них едва держал озлобленных, исцарапанных, раскрасневшихся сокурсниц. Когда они немного успокоились, обеих с вещами отвели к декану давать объяснения и получать нагоняй.
Марина и Таня, опустив головы, стояли и выслушивали все, что полагается говорить в таких случаях. Декан был крайне удивлен случившимся. Единственное, что ответила на все его вопросы Марина, что виноватой она считает только себя и просит наказать ее одну.
– Светина, Кислова, вы сорвали занятия! Марина, ты что, с цепи сорвалась? Я не знаю, что на тебя нашло, но как знать – не повторится ли это еще? Кислова, скажи хоть ты что-нибудь вразумительное! – Декан закурил, что строго-настрого запрещалось в стенах учебного заведения. Он не скрывал того, что расстроен происшедшим. И заводила – Марина Светина – тихая, старательная девушка, которая ни разу не проявила себя с подобной стороны. Татьяна молчала, не поднимая головы.
– Она ни при чем, Виктор Павлович, – упрямо твердила Марина.
– Светина, я это уже слышал. – Стало понятно, что ничего от возмутительниц порядка он не добьется. – Еще раз повторится – отчислю из училища, понятно? Долой с глаз моих.
Марина вышла из кабинета, бросила взгляд в сторону нашептавшей страсти Таньки. Сейчас обе остыли и с ужасом вспоминали то, чему стал свидетелем весь курс. Марина подошла к Кисловой и, заметив, как та в страхе отшатнулась, поспешила успокоить ее.
– Продолжения не будет, не бойся. И вообще, извини, что я сорвалась. Ты-то, в конечном счете, ни в чем не виновата. Только помни, что стукачей во все времена били. – Повернулась и пошла в сторону вестибюля. Возвратиться снова в аудиторию она не могла. Она не видела, как Кислова долго смотрела ей вслед, а потом тоже направилась из здания училища, собравшись в общежитие. Она понимала, что может получить «добавку» за длинный язык еще и там.
А Марина вышла на морозный воздух, забыв надеть шапку и запахнуть старенькую куртку. Но холода она не чувствовала. Она вообще словно отделилась от всего происходящего вокруг и автоматически переставляла ноги, которые сами вели ее к дому.
Самым обидным стало исполнение старого, как мир, правила: Майка Дубова, если не подруга, то ближайшая из всех, с кем познакомилась в училище и общалась Марина, так подло поступила с нею. Именно она была одной из тех, кого она пригласила к себе на день рождения. «Не могла ведь она не знать, что Тимур ухаживает за мной. Подставила себя, мразь, подстилка! Сколько залетных мотыльков перебывало на несвежих простынях ее кровати в общаге?» Раньше Марину восхищали Майкины рассказы о ее очередных любовных похождениях, но на этот раз все выглядело по-иному.
Марина шла, проклиная подлую, доступную любой прихоти Майку, не замечая, что обвиняет в случившемся только ее. О Тимуре она вообще вспомнила вскользь, словно его участие в происшедшем было нормальным, естественным и не считалось предательством, изменой. Потом ее осенило: «После того, как он вышел от меня, он поехал к ней! Он разыгрывал из себя влюбленного рыцаря, а через час наверняка обсуждал меня, лежа в постели с этой блондиночкой Майкой. Как, должно быть, они смеялись над нею. Стыдно-то как, а она размечталась о чистых отношениях. Идиотка доверчивая, дура, дура!»
Марина ловила на себе удивленные взгляды прохожих и только когда пришла домой и посмотрела на себя в зеркало, поняла причину. Ее волосы были в полном беспорядке, на лице размазана тушь и нижняя губа сильно выпирала вперед – Татьяна все-таки успела задеть ее напоследок, а рука у нее тяжелая. Быстро сбросив с себя вещи, Марина зашла в ванную.
Она все делала машинально: включила газовую колонку и набрала полную ванну воды. Пока она монотонно бежала из крана, Марина тупо смотрела на прозрачную, дрожащую струю, представляя, что это зрелище станет последним, которое отложится в ее сознании. Разделась и тут же принялась по-деловому рассуждать о том, как она будет отвратительно выглядеть голая в красной, остывшей воде. Марина вздрогнула: желания вскрыть себе вены поубавилось. Девушка решила, что гораздо лучше наглотаться снотворных таблеток типа димедрола и просто навсегда заснуть в своей постели, надев чистое, лучше новое белье. Но тут тоже получалась промашка: такого количества таблеток у нее сейчас не было, а с новым бельем дело обстояло и того хуже.
Погрузившись в обжигающую воду, Марина раздосадованно чертыхнулась. Уйти из жизни вот так сразу, когда это кажется наиболее приемлемым исходом, не получалось. Девушка играла со страшным понятием, не замечая, что на самом деле не хочет уходить из этой, никогда не обращавшейся с нею по-доброму, жизни. Она собиралась покончить со всем и в то же время искала вескую причину, чтобы не делать этого. Противоречие переросло в хаос сменяющих одна другую картин: вот Тимур стоит перед нею на коленях и ласково смотрит своими чернющими глазами; теперь бледное лицо Таньки Кисловой и клок ее русых волос, оставшихся в руке, удивленная мина декана и своя опухшая, исцарапанная физиономия со следами страстей…
Наконец она устала от бесконечного потока уничтожающих мыслей. Из крана лилась такая горячая вода, что в какой-то момент Марина почувствовала, что кончики пальцев на ногах словно попадают под обжигающие языки пламени. Пришлось подняться и уменьшить шипящий огонь в маленьком окошке газовой колонки.
Марина увидела, что тело ее раскраснелось, а от воды поднимается пар. Почему-то именно это рассмешило девушку. Она сначала тихонько хихикнула, а потом громко расхохоталась, снова опускаясь в ванну. Истерический смех длился долго и закончился так же внезапно, как начался. Марина вдруг услышала доносившийся из комнаты телефонный звонок. Первым порывом было вскочить и узнать, кто решил пообщаться с нею, когда в это время она обычно еще на занятиях. Но в следующее мгновение она вдруг представила, что это звонит Тимур, и поняла, что не готова разговаривать с ним.
Она попыталась составлять в голове ответы на его предполагаемые вопросы. Ведь спрашивать будет он, а ей и так все яснее ясного – комедия подошла к завершению, не достигнув кульминации. Вот была бы потеха, если бы на вчерашней, романтически-сентиментальной волне она решилась изменить характер их отношений. Марина поежилась от брезгливости и почему-то решила закончить принимать немыслимо горячую ванну. Она успела насухо вытереться полотенцем и облачиться в любимый махровый халат, кстати, тоже подарок Софьи Львовны, как раздался звонок в дверь. Марина застыла в нерешительности, стоя в коридоре. Она боялась подойти и посмотреть в глазок. Подкравшись к двери, она все-таки нашла в себе силы сделать это и отпрянула, прижав руку к груди: на лестничной площадке стоял Тимур.
«Однако как быстро он оказался здесь. Наверняка Танька помчала трезвонить по всей общаге о том, что произошло». – Марина закрыла ладонями уши, потому что с той стороны двери отчаянно звонили.
– Марина, открой! Я знаю, что ты дома. Прошу тебя, открой. Нам нужно поговорить. – Голос Тимура звучал настойчиво и в то же время виновато. – Я никуда не уйду, слышишь?
И только подумав, что его грубоватый голос переполошит всех в подъезде, Марина открыла дверь. Холодный воздух обжег ее еще не забывшее жар горячей воды в ванне тело. Она придала своему лицу равнодушно-вопросительное выражение.
– Я могу зайти? – спросил Тимур. Она покачала головой и, не мигая, смотрела на него. Единственное, чего она боялась, – чтобы не хлынули из глаз слезы обиды и разочарования. – Мы не должны разговаривать на лестнице.
– Минуту назад ты просил только открыть тебе дверь, а теперь уже напрашиваешься зайти в дом. – Марина насмешливо хмыкнула. – Темпы, достойные такого шустрого юноши, как ты, Тимур Закиров. Ты точно все успеваешь. Что смотришь?
– Я понимаю, что ты расстроена, но…
– Расстроена? – Марина широко раскрыла глаза. – Какое милое слово ты подобрал для определения моего состояния.
– Тебе любое не понравится, речь не об этом. – Тимур нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он чувствовал, что не может сосредоточиться и найти нужные слова, чтобы оправдаться.
Дернула его нелегкая отправиться вчера в общагу. Он совершенно не планировал никакого интима с этой прилипчивой, явно помешанной на собственной исключительности Майкой. Она вилась вокруг него, как змея, обласкивая его словами, ненароком касаясь его бедер и бросая многозначительные взгляды раскосыми голубыми глазами.
К тому же он много выпил этого идиотского крепленого вина. Голова совсем ничего не соображала. Он опомнился, только когда утром затекла рука, на которой лежала голова Майки. Он осторожно высвободил руку, пошевелился, почувствовав, как тысячи молотков принялись стучать по вискам, затылку. Он ничего не помнил, ничего. Обнаженное, едва прикрытое одеялом тело Майки прозрачно намекало о том, что он делал в ее кровати.
Когда она открыла глаза и приветливо улыбнулась, он только злобно зыркнул на нее. Девушка попыталась обнять его, но он нетерпеливо освободился от ее рук.
– Ничего не было, – быстро одеваясь, сказал он. Он проклинал себя, глядя на голубые, преданные глаза напротив. Вдруг девушка бросилась к нему, обхватила колени и принялась говорить о том, как любит его. Он старался освободиться от ее цепких рук, но ничего не получалось. Применять силу не хотелось, а девушка, кажется, потеряла остатки гордости. – Оставь меня. У меня другие планы, понимаешь. Прости, другие.
Майка как-то странно посмотрела на него и, накинув на голое тело халат, быстро вышла из комнаты. Теперь он понимал, что она направилась делиться впечатлениями с Танькой Кисловой. Она нарочно рассказала ей то, что стало известно всем, кто был рядом в эту безумную ночь. Но расчет Майки оказался верным: Кислова не из тех, кто долго держит язык за зубами. Единственное, чего не учли девчонки, – незапланированно-бурной реакции Марины.
Пока Тимур приходил в себя после бурной ночи и большой дозы спиртного накануне, Татьяна вернулась из училища и рассказала о том, что произошло. Она получила хитрую, благодарную улыбку Дубовой и затрещину от Тимура, который едва сдерживал себя. Он никогда не чувствовал себя так паршиво. Он понимал, что объяснение с Мариной откладывать нельзя. Но оправдания своему поступку так и не нашел, решив действовать по обстановке.
Кажется, Марина перенесла случившееся еще тяжелее, чем он предполагал. Он не хотел такого развития событий и ругал себя за опрометчивый поступок. Он и раньше позволял себе легкий флирт с теми, кто хоть мало-мальски нравился ему. Надо же было как-то справляться с гормонами. Он не видел ничего плохого в том, что время от времени ласкал тела, получая от этого чисто физическое удовлетворение. Он никогда не был по-настоящему влюблен. Теперь это романтическое чувство делало его существование наполненным совершенно иным смыслом. Он понял, что способен на эти прекрасные ощущения и, главное, понимал, что Марина тоже постепенно оттаяла. Она вот-вот откроется вся, даря ему не испытанные ранее наслаждения. Он уже считал себя победителем, героем романа, настоящим влюбленным и вдруг так все испортил.
– Речь о том, что я хочу извиниться, – глядя в рассеянные глаза Марины, продолжал Тимур. – Ты должна меня простить.
– Я ничего тебе не должна. И ты, кстати, тоже. – Она улыбнулась. – Ты чего примчался? Ты мне не муж, чтобы отчитываться за весело проведенную ночку.
– Я был пьян, – словно не слыша ее, произнес Тимур.
– Это отягощающее обстоятельство. – Марина поежилась от холода. – Мне не хочется простудиться. Спасибо за сцену из дешевой мелодрамы. Я благодарна тебе за то, что ты несколько месяцев убедительно разыгрывал из себя влюбленного. Я поверила, честное слово.
– Я не разыгрывал! – Тимур схватился за ручку двери, потому что Марина собралась закончить разговор. – Ну, разреши мне войти. Я не могу так говорить.
– Да, в квартире ты будешь чувствовать себя подругому. Там есть старый, широкий диван. Может, ты решил, что там ты все устроишь?
– Марина, перестань. Я прошу прощения.
– Я не нужна тебе, не обманывай сам себя, – вдруг тихо и грустно сказала Марина. – Вернее, тебе нужна не такая, как я: сплошные комплексы и разочарования. Я слишком ущербна и старомодна для такого бравого парня, как ты. Все, Тимур. Разговор окончен, мое слово твердое.