Рощина Наталия. Цена желания

   – Спасибо, я знаю. – Алиса медленно поплелась в ванную. Единственное, что она поняла – Марина не зря так нервничала при любом упоминании о Вадиме. Никогда раньше она так не вела себя. Она что-то знает и скрывает или более реально смотрит на жизнь своими не затуманенными любовью глазами. Алиса решила, что обязательно извинится перед ней. Сейчас ей казалось ужасным, что она так разговаривала с подругой. Столько грубостей, незаслуженных обвинений.
   «Бедная Маришка, столько вынесла от меня. Она, должно быть, страдает все это время, а я держу марку и прохожу мимо нее с гордо поднятой головой. Какая же я дрянь… Простит ли она меня?» – Алиса подумала, что в этот момент она осталась и без подруги, и без любимого. Все, что было дорого, казалось безвозвратно потерянным. Эта ситуация совершенно ей не нравилась, она лишала ее покоя, смысла существования. Два человека, которым она доверяла, сейчас были словно на другом берегу и к ним невероятно трудно переправиться.
   Алиса уже набрала ванну, но, передумав, быстро надела махровый халат, тапочки и направилась к Марине. Она вихрем пролетела по коридору. Софья Львовна успела только вопросительно выбросить вперед руку, жестом спрашивая: «Куда ты?» Алиса ничего не ответила и закрыла за собой дверь.
   Нажать кнопку звонка оказалось гораздо труднее, чем проходить столько дней мимо и делать вид, что тебе нет никакого дела до твоей бывшей подружки. Всетаки Алиса отважилась сделать это – звонок получился долгим, настойчивым. За дверью послышались шаги, потом они стихли. Алиса поняла, что Марина сейчас наблюдает за нею в глазок.
   – Мариша, открой, это я, – на лестничной площадке было темно – вчера перегорела лампочка. – Открой, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Я не уйду, слышишь?
   Прошло еще несколько мгновений, и дверь медленно открылась. На пороге стояла Марина. Она была все в том же длинном халате, подаренном давно Софьей Львовной, и стареньком пуховом платке, накинутом на плечи. Алисе показалось, что они совсем не ссорились, и не было этого презрительного молчания с ее стороны. Десятки дней превратились в один долгий, полный непонимания и неоправданной жестокости.
   – Здравствуй, Мариша. Разреши, пожалуйста, войти. Не заставляй меня говорить на лестнице.
   – Здравствуй, если не шутишь. – На лице Марины застыло удивление. Она не говорила ни «да», ни «нет», продолжая разглядывать Алису.
   – Будем считать, что у меня в руках развевается белый флаг. Даже во время войны на это обращали внимание.
   – Ты капитулируешь? – Теперь лицо Марины выражало удовлетворение.
   – Да, я пришла извиниться. Можно, я сделаю это не здесь?
   – Можно.
   Алиса несмело перешагнула порог и по приглашению Марины пошла за ней на кухню. Здесь пахло борщом и чесноком. Ароматные пампушки, вероятно, еще несколько минут назад томились в духовке, а из-под крышки белоснежной кастрюли поднимался густой пар. У Алисы потекли слюнки. Она почувствовала, что голодна и, борясь с подкатывающейся слюной, то и дело глотала ее, не в силах начать разговор.
   – Я собралась ужинать. Постный борщ с чесночными булочками. Ты не хочешь присоединиться? – Марина налила себе в тарелку горячий борщ и вопросительно посмотрела на стоящую в дверном проеме Алису.
   – Да, пожалуй, не откажусь. Как ты успела все так быстро приготовить?
   – Тесто купила в кулинарии, а на борщ все было начищено с утра, так что полчаса мне вполне хватило. Я приучила себя рационально использовать время. Самое смешное, что мне некуда спешить, и никто не ставит мне никаких условий. Только я сама, я сама. – Марина поставила обе тарелки на стол. – Присаживайся.
   Алиса села напротив подруги, попробовала пару ложек борща.
   – Горячо и вкусно, – оценила она и откусила ароматную булочку. – Самое удачное сочетание.
   – Я рада, что тебе нравится. – Марина, не поднимая глаз, медленно подносила ко рту одну ложку за другой. Потом немного отодвинула от себя тарелку и все так же, не глядя на Алису, спросила: – Итак, что случилось?
   – Я пришла извиниться. Даже слов таких не подберу, чтобы ты почувствовала, как искренне мое раскаяние.
   – Не напрягайся. Для меня достаточно твоего «извини» – это мой уровень. На что-то более тонкое я не претендую.
   – Ты ершишься, и ты права. Я вела себя недопустимо. Удары ниже пояса – это недостойно. Я не понимаю, что на меня тогда нашло. На самом деле я не так думаю, поверь мне. – Алиса прижала руку к груди и ловила взгляд Марины. Та подавляла усмешку, время от времени глядя в ее сторону. – Мариночка, прости. Я не такая стерва, какой выставляла себя все время нашей ссоры.
   – Это была не ссора. Просто ты расставила всех по местам. То, что мне это не понравилось, – одно, а то, что в твоих словах много правды, другое. Я давно не сержусь, хотя в первый день готова была даже квартиру поменять, чтобы не встречаться с тобой, а заодно и место работы. Я уже представляла себя парикмахером, но потом поостыла и решила, что слишком многое придется менять: квартиру, работу, привычки, память вышерстить. Ерунда получается. Благо, твои родители научили меня трезво оценивать ситуацию. Я остаюсь благодарной им за все, чему они меня научили. Ведь не секрет, что именно им я была нужна больше, чем родной матери. Они проверяли мои уроки, они советовали, что читать, они следили, чтобы моя одежда не превращалась в тряпки. В конце концов, они разговаривали со мной, никогда не делая упор на то, что, по сути, я им никто. Они заботились о чужом ребенке, волей судьбы оказавшемся с ними на одной лестничной площадке. Я слишком приросла к вам, к тебе. Именно это обстоятельство и побудило меня принимать все события твоей жизни близко к сердцу. Ты все расставила по своим местам и раскрыла мне глаза на реальное положение дел. Так что, отбросив эмоции, я должна быть благодарна тебе.
   – Машенька, милая, скажи, что ты простила меня и больше нет никаких недоразумений! – Алиса чувствовала, что ее голос срывается. Она сдерживала подступающие слезы, потому что не сказала и половины того, что собиралась.
   – Простила. Простила – повторяю для особо недоверчивых. Только что ж ты так долго не приходила? Неужели все это время ходила, подавляя на корню желание поскорее покончить с этим? Не тяжело? – Марина снова принялась за борщ. Она должна была както занять руки и рот, чтобы меньше говорить. Она боялась сказать лишнее, не зная, что происходило с ее подругой во время перерыва в их общении. Теперь она ждала, что Алиса сама обо всем расскажет, и не ошиблась. – Каждый день казался бесконечным и пустым, когда я была уверена, что ты вычеркнула меня из жизни.
   Алиса начала сбивчиво говорить о том, что совершенно запуталась. Она жестикулировала, то повышала голос, то переходила на шепот. Наконец, она не смогла усидеть на месте и, поднявшись, начала ходить по маленькой кухне взад-вперед. Через несколько минут такого монолога Марина была в курсе всего, что случилось с влюбленной Лялькой.
   – Знаешь, я гнала от себя любые мысли, которые могли помешать мне чувствовать себя счастливой рядом с ним. Я не желала смотреть правде в глаза, жила своими фантазиями, – продолжала Алиса, снова присев на краешек стула напротив Марины. – Но сегодня я поняла, что люблю призрак. Фантом, который дарит мне наслаждение, шепчет страстные слова, подогревая мое воображение, но ничего более. Он не пускает меня в свой мир. Он использует меня, тоже теряя ощущение реальности в моих объятиях. Так не может долго продолжаться. Мы с ним словно на необитаемом острове, где кроме нас никого нет и быть не может. Более того, и наше общение – тоже не обязательное условие выживания. Все зависит от его «хочу», а я? Сегодня я попросила его откровенно сказать, любит он меня или нет.
   – Интересно, – Марина напряглась, как струна. Ее нервы, такие напряженные в последнее время, едва выдерживали этот важный разговор. – Как он это сделал?
   – Он так и не произнес этой простой фразы! Он туманно высказался о том, что я нахожусь в плену иллюзий и для меня гораздо легче поверить словам, чем разуму. Он кричал, что мне никто не нужен. Мне?!
   – Интересно, – снова произнесла Марина. Для нее стало ясно, что Алиса продолжает находиться в неведении относительно семьи Вадима, а он как может отодвигает этот момент познания истины. – На что тебя натолкнула его реакция?
   – Он накричал на меня. Этого я вообще не могу понять. Он всегда был предельно вежлив, спокоен. Иногда мне казалось, что он вообще не может выйти из себя. Улыбка не сходила с его лица, когда мы мило болтали о каких-то мелочах.
   – О мелочах, говоришь? А вы когда-нибудь говорили о серьезном? Например, о планах на будущее. Что тогда происходило с его лицом? – Марина в этот момент решила, что сегодня же расскажет Алисе все. Нужно сделать это, пока подруга не приросла к этому голубоглазому, бессердечному созданию всем сердцем, всей кожей, каждой клеточкой своего тела. К тому же их отношения могут привести к закономерному явлению: Алиса почувствует бремя сладкой страсти под сердцем. Чтобы найти в себе силы открыть обман, Марине нужно было окончательно убедиться, что подруга готова к этому. Но как понять это? Она всматривалась в расстроенное лицо Алисы и мысленно подбирала слова, чтобы коротко обо всем рассказать.
   – Ты не слушаешь меня, – без обиды в голосе заметила Алиса.
   – Тебе показалось. Я как всегда очень внимательно слушаю твой рассказ. Только теперь я не хочу остаться безмолвной. Если я не ошибаюсь, ты пришла не только затем, чтобы высказаться. Ты хочешь услышать мое мнение?
   – Да, дорогая, очень хочу. Я пыталась разобраться в причинах твоего неприятия Вадима и не находила ответа. В голову лезло только то, что ты просто ревнуешь. Но со временем стало ясно – я ошибаюсь. Ты не можешь через что-то переступить, через что-то, не замеченное мною. Я ведь влюблена, а ты все видишь со стороны объективно.
   – И сейчас я не знаю, что было бы лучше для меня: однажды увидеть или не видеть вовсе, – потирая виски, сказала Марина.
   – Ты говоришь загадками.
   – Ты возненавидишь меня.
   – Да ты что?! – Алиса подошла к Марине и присела рядом с ней, положив руки ей на колени. – Милая моя, я знаю, что ты никогда не причинишь мне зла. Ты любишь меня искренно и небезответно. Я тоже не представляю свою жизнь без такой подруги, как ты.
   – Ты делала это, пока мы были в ссоре.
   – Мы не будем вспоминать об этом, если ты действительно меня простила. – В глазах Алисы появилась мольба. – Не заставляй меня снова переживать стыд.
   – Не буду, но то, что я тебе скажу, покажется тебе страшным. Я давно мучаюсь оттого, что скрываю правду. Последний раз спрашиваю тебя, ты хочешь ее знать?
   – Да, всем сердцем.
   – А если она разобьет тебе сердце?
   – Все равно. Будь что будет. Говори, прошу тебя.
   – Лялька, сначала я скажу, что ты самая лучшая. Кто тогда достоин счастья, если не ты? Но ты не там его ищешь. – Марина набрала побольше воздуха и сказала на одном дыхании: – Твой Вадим женат.
   Марина почувствовала, как руки Алисы медленно соскользнули с ее колен, а сама она села на холодный пол. Карие глаза ее превратились в два горящих уголька, прожигающих насквозь все, на чем они останавливались. Невозможно было созерцать это молчаливое страдание, когда слова бессильны передать душевную пустоту, трагедию разочарования. Алиса прижала колени к груди, обняв их. Волосы в беспорядке рассыпались, склонив голову, девушка спрятала во вьющихся прядях лицо. Оно горело, словно только что она получила пощечину и не одну. Словно хлестали ее по щекам, стараясь выбить остатки самоуважения, гордости, любви к себе. Она все крепче прижимала колени к груди, боясь поднять лицо.
   Теперь все постепенно становилось на свои места. Стали понятны редкие встречи, отодвигание на неопределенный срок визита в дом Вадима, невнятные рассказы о натянутых отношениях с родителями, молчаливые ласки, лишенные банальных «люблю». Ни разу за время их встреч Вадим не сказал ни слова о том, что будет потом. Он жил настоящим, не заботясь о том, что в один прекрасный день обман раскроется. Как же он мог так поступить с ней, ведь он наверняка чувствовал, что ее отношение к нему выходит за рамки обычного желания удовлетворять свои природные потребности. Она была готова умереть за него, а оказалось, что ему совершенно не нужны ее жертвы. Ему ничего от нее не нужно кроме периодической встряски, эмоционального подъема, сознания подчинения и обладания.
   «Но ведь это подло, мягко сказать, это преступно – так играть с чужими жизнями!» – Алиса не заметила, что раскачивается из стороны в сторону, словно не желая верить в то, что происходит. Все тело ее говорило «нет, не может быть», свыкнуться с правдой было невыносимо тяжело. И это не страшный сон, от которого можно избавиться, открыв глаза.
   – Ты давно знала? – тихо спросила Алиса.
   – Еще с того первого свидания у меня на квартире. Я столкнулась с ним внизу, заходя в подъезд. У него запоминающаяся внешность. Я не могла ошибиться.
   – Где же ты видела его раньше? – Алиса отбросила от лица волосы и медленно поднялась с пола. Ей снова безумно захотелось курить, и только теперь она заметила на подоконнике начатую пачку сигарет «Президент». Она взяла ее в руки и вопросительно уставилась на Марину.
   – Что ты так на меня смотришь? Оставшись одна, я приобрела дурную привычку. Сигаретка, выкуренная поздно вечером, заменяла мне обычные разговоры с тобой. Я еще не окончательно подпала под ее власть, так – баловство, но дезодорант, уничтожающий запах табака, я все-таки приобрела, – ответила Марина.
   – Может, покурим? – предложила Алиса. – Самое время.
   – Ты что? А если тетя Соня позвонит?
   – Не позвонит – у нее нет такой привычки. Давай? – Марина согласно кивнула, и вскоре по кухне распространился серый табачный дым. Он поднимался вверх к зажженной лампочке и мягко окутывал ее рассеивающимся облачком.
   Алиса курила жадно, глядя в окно. Марина – неумело, неловко стряхивая пепел в недавно приобретенную пепельницу.
   – Итак, – после паузы произнесла Алиса. Она почувствовала, что справилась с первым шоком от слов Марины. Теперь все происходящее казалось ей спектаклем, в котором ей была уготовлена роль страстной любовницы. Алиса закрыла глаза и глухо застонала, вспомнив первое жадное обладание в темном сквере, когда они любили друг друга, как обезумевшие, изголодавшиеся по ласке животные. – Осталось узнать самую малость. Где ты видела Вадима до того, как столкнулась с ним в то воскресенье?
   – Ответ шокирует тебя. Мир настолько тесен, что иногда мне становится страшно. – Марина выпустила струю дыма и, борясь с волнением, сказала: – Он муж Валентины Сергеевны, твоей медсестры. Раньше он имел обыкновение заходить за ней после работы, особенно перед ее декретом. Теперь он перестал это делать.
   – Та-ак, – Алиса прикурила следующую сигарету и тут вспомнила, что впервые столкнулась с Вадимом в больничном дворе. Потом она спросила его, что он там делал. Кажется, он ответил, что оказался там случайно. Она, кстати, тоже не призналась, что работает в этой больнице. – Значит, с самого начала все было ложью. Он спешил к жене, я – по своим делам. Ударились люди головами и решили, что это повод для романа.
   Марина однажды смеялась над рассказом Алисы о том, как они познакомились. Тогда она была готова слушать о новом возлюбленном Алисы и воспринимала любые мелочи так же близко, как и ее витающая в облаках Лялька. Она пропускала через себя все услышанное, теряясь иногда в догадках о том, почему этот мужчина так странно ведет себя с Алисой. Ведь надо быть слепым, чтобы не видеть, какая прекрасная женщина рядом, а он не делает ничего, чтобы удержать ее. Марина решила, что это своеобразная тактика, скрывающая сильное чувство. Каждый по-своему привязывает к себе: одни – безграничной любовью, другие – легким намеком на светлое чувство, даже нарочитым равнодушием. Но, узнав в Вадиме мужа Валентины, Марина не смогла сразу рассказать об этом, а слушать о развитии их романа стало для нее пыткой. Она поняла все его шаги, каждое слово, поступок получили объяснение.
   – Он все это время разрывался между мной и семьей. Он не хотел ни от чего отказываться. Господи, – Алиса ударила себя по лбу. – Значит, когда Валя рассказывала мне о Димке, она говорила о сыне Вадима. Ну конечно, теперь я понимаю, почему лицо этого маленького мальчика кого-то мне напоминало. И Валя была сама не своя последнее время. Да, да, и пачка «БТ» для мужа… Марина, это ведь она ему купила… А я говорила ей, что счастлива и хочу видеть всех вокруг счастливыми. И недавно поняла, что ясно представляю его отцом своих детей. Помнишь, ты говорила, что это важно, конечно, важно. Дети будут похожи на отца, будут носить его фамилию… Маришка, а ведь я не знала даже его фамилии!
   Алису вдруг стала бить мелкая дрожь. Сигарета затряслась в руке, и Марина успела забрать ее и быстро потушить о дно пластиковой пепельницы. У подруги началась истерика. Она рыдала во весь голос, бормоча несвязные слова, причитая. Она размазывала слезы по лицу рукавом халата и отталкивала Марину, пытавшуюся заставить ее выпить воды. Волосы Алисы сбились и в беспорядке разметались по плечам, лицу, халат распахнулся, открывая обнаженную грудь, но ей не было дела до того, что она похожа на потерявшую разум женщину. Запоздалая реакция на открывшуюся правду стала неожиданной для Марины. Она никогда не видела подругу в таком состоянии. Ей стало страшно, и пришла мысль позвать Софью Львовну. Она пыталась оторвать руки Алисы от лица, перекрикивая ее рыдания, но та ничего не воспринимала. Она вся ушла в собственные переживания и только выла, приговаривая «за что?»
   Марина набралась сил и, схватив Алису за плечи, с силой встряхнула ее, закричав:
   – Прекрати немедленно, прекрати! – Ее пальцы впились в тело подруги и в какой-то момент причинили ей боль. Алиса попыталась освободиться от крепко держащих ее рук и постепенно переключилась на это. Она наконец замолчала, подняв испуганные глаза на Марину. Та стояла рядом бледная, едва справлявшаяся со сбившимся от волнения дыханием. Увидев, что Алиса стихла, уже негромко сказала: – Все, все! Успокойся, пожалуйста. Ты не должна распускаться, не должна. Я дам тебе воды, сделай несколько глотков, прошу тебя.
   Алиса послушно выпила полстакана холодной воды. Дрожащей рукой поставила пустой стакан на стол и уставилась на него невидящими глазами. Марина запахнула ее халат, привела в порядок волосы, скрепив их в хвост обычной черной резинкой. Погладила подругу по голове, поцеловала в макушку. Алиса схватила ее руку и прижала к пылающим щекам. Теперь ей не хотелось отпускать ее, она должна была ощущать прикосновение, действующее на нее успокаивающе.
   – Все, все, Мариша, я больше не буду, все, – быстро проговорила Алиса, поднимая глаза на подругу. – Я не должна. Я ведь сама говорила, что ни один мужчина не стоит наших слез.
   – Я помню. Ты повторяла это, когда заканчивался твой очередной роман.
   – Не роман, так, романчики. Этого было много. Я не жалею, наверное, мне тогда это было нужно. Я легко расставалась с мужчинами, которые не могли, как ни старались, заинтересовать меня. Два, три свидания, и я была сыта очередным поклонником. Безумие какое-то, не буду вспоминать. – Алиса наконец отпустила руки Марины. Та потерла ладони и вышла из кухни. Вскоре вернулась с дезодорантом и резко выпустила струю с ароматом лимона вверх. – А я собиралась еще покурить.
   – Не нужно, Софья Львовна что-нибудь почувствует. И тебе, и мне попадет. Да и ничего эта сигарета изменить не может, согласись.
   – Ты права. Очередная слабость, ловушка, в которую легко попасть, – согласилась Алиса. Потом помолчала немного, наблюдая, как Марина ставит на плиту чайник. В какой-то момент глаза ее снова повлажнели, но она справилась с эмоциями и тихо спросила: – Что же мне делать?
   Марина повернулась к ней и пожала плечами.
   – Какие тут могут быть советы, Лялька? Два варианта: первый – вы продолжаете встречаться, несмотря на то, что ты узнала, и второй – вы расстаетесь без объяснений с твоей стороны. Вы поссорились сегодня? Так вот можно плавно перейти от ссоры к полному разрыву, – ответила Марина, подумав. – Тебе решать.
   – На самом деле все давно решено: он не собирается бросать семью, а я не могу быть дополнением. Я должна быть всем! – Алиса поднялась и направилась к выходу.
   – Куда ты? – Марина не ожидала, что подруга вот так соберется уходить.
   – Спасибо, Мариша. Я пойду выпью чего-нибудь успокоительного и засну. Утром я смогу мыслить реальнее.
   – Алиса!
   – Что? – она остановилась у самой двери.
   – Надеюсь, ты не собираешься выпить слишком много успокоительных таблеток? – Марина пристально вглядывалась в побледневшее лицо подруги.
   – Моя жизнь на этом не заканчивается. Я слишком сильная, чтобы лишить себя удовольствия посмотреть, что же со мною будет дальше. – Алиса поцеловала Марину в щеку. – Даю тебе честное слово, клянусь здоровьем мамы, я ничего такого не сотворю. Ты можешь быть спокойна и не казни себя за то, что рассказала. Я благодарна тебе.
   Алиса ушла так же неожиданно, как и появилась. Марина выключила в коридоре свет, зашла на кухню и остановилась. Она смотрела на недоеденный борщ, остывшие булочки и давно кипящий чайник. На сердце было и легко, и тяжело одновременно. С одной стороны, она помирилась с Алисой, ссору с которой переживала очень тяжело, с другой – в первый же день перемирия она заставила подругу страдать. Марина прижала руку к груди, сердце закололо, неприятное ощущение не уходило, заставив ее присесть на стул согнувшись. Она так и не решила: правильно или неверно поступила. Продолжая вести с Алисой диалог, она пыталась объяснить, почему не сделала признания раньше, а только теперь отважилась. Ей казалось, что Лялька на все отвечает одной фразой: «Ты должна была это сделать гораздо раньше, Машка», – на что Марина отрицательно качала головой. Ни на день, ни на час раньше это не могло произойти, потому что все, связывавшее ее с Алисой, носило оттенок мистического провидения. Все события в их жизни предопределены – в этом Марина с некоторых пор была уверена. Что-то подсказало ей, что сегодня Алиса готова воспринимать правду из ее уст не как ревность, зависть, желание досадить.
   Этот вечер стал переломным не только в отношениях Алисы и Вадима, но и Марины с Лялькой. Впервые Марина почувствовала, что может играть не только вторую роль в их дружбе. Сегодня она стала на одну ступень с казавшейся недосягаемой подругой. Ее страдания как бы уравняли их. Все, что случалось с Алисой раньше, воспринималось Мариной как неудачи, обидные промахи, но поправимые и в какой-то степени необходимые для жизненного опыта. Но то, что происходило с Лялькой последние три месяца – эта восторженность, безудержная страсть, слепота и нежелание ничего понимать, ни во что не вдумываться, должно было закончиться катастрофой. Марина почувствовала это давно, еще не зная, что Вадим женат и ведет двойную жизнь. Тайное стало явным, и в эту трудную минуту человеку необходима поддержка. Марина решила для себя, что именно она будет с Алисой, когда мир для нее вмиг перевернулся. Именно ей предначертано помочь подруге сохранить равновесие, остаться собой. Она сделает все, что сможет, она сделает даже больше. Она станет ее ангелом-хранителем. Ее трепетное обожествление Алисы полностью заслонило другие чувства. Так случалось часто, с тех самых пор, когда Софья Львовна впервые привела ее в свой дом. Она сможет отплатить благодарностью за щедро расточаемое этой семьей добро, за их поддержку и внимание.
   Марина поднялась, посмотрела в окно. Она видела темноту и одиночество опустевших улиц. «Так же черно и одиноко у Ляльки в душе…» – подумала она и только тут поняла, что плачет. Она плакала беззвучно, не обращая внимания на теплые соленые ручейки. Обида за подругу разрывала сердце. Никакого облегчения слезы не приносили. – «Что за чепуха считать, что должно стать легче? Было бы легко, не было бы повода для слез». Марина решила, что сегодняшний вечер полностью исключил недомолвки, недоверие, женскую склонность к драматизации. Он показал, что связь между ними настолько сильна, что никакие обстоятельства не смогут разорвать этой дружбы. Нечто более сильное связало их раз и навсегда.
   Вадим приехал домой в прескверном настроении. Он по привычке позвонил в дверь и только потом понял, что дома-то никого нет – Валя с Димкой в гостях. Белов чертыхнулся и, достав из кармана дубленки ключи, открыл замок. Зашел в прихожую, включил свет, швырнул на пол сумку, небрежно повесил вещи на вешалку. Долго не мог снять правый ботинок – шнурок безнадежно запутался в нерасплетаемый узел. В конце концов Вадим резко дернул его, порвал и с силой стащил ботинок с ноги. Грязные капли растаявшего снега вперемешку с песком и солью остались на руках. Глядя на них с брезгливостью и злостью, Белов отправился в ванну. Долго мыл руки, потом стоял и смотрел, как вода льется из крана и бесследно исчезает в отверстии раковины.
   «Вот так и наш роман – был и нет. Никаких следов, словно сон. Который какое-то время помнишь, а потом…» – Вадим заставил себя не думать об этом, оборвав мысль. Он медленно закрыл кран, вытер руки мягким полотенцем, только сейчас заметив, что оно очень красивого салатного цвета. Вадим долго вертел его в руках, потом, мгновенно забыв о его существовании, сунул на батарею.
   В спальне было темно. Вадим вошел, стал переодеваться, не включая свет. Он решил, что ему вполне достаточно узкой полоски света, пробивающейся в комнату из коридора. Он небрежно бросал свои вещи на стул, не заботясь о том, что рубашка упала на пол, брюки тоже сползли и черным пятном растеклись рядом. Белов поднял брови, словно удивляясь тому, что они посмели такое сделать, однако ничего поправлять не стал. Напротив, ему захотелось расшвырять непослушные вещи по комнате. Привыкли, понимаешь, к порядку, нечего! Вадим почувствовал, что он зол, зол как никогда, и самое лучшее, что он может сейчас сделать, – уставиться в телевизор или надеть наушники и слушать музыку. Так громко, насколько выдержат его барабанные перепонки.