Белов ворочался, стонал, метался во сне и, наконец, проснулся, резко сел весь в поту, с дрожащими от ужаса губами – только что на его глазах утонули три женщины. Мутный водоворот жизни одной из своих сильных волн сорвал их с привычных мест и поглотил, не оставляя шанса выбраться на привычное место. Да что там – вообще никаких шансов. У двух из них были необычайно длинные волосы. Вадиму показалось, что именно из-за них женщинам было трудно бороться с водоворотом. Красота убивала их обладательниц на глазах окаменевшего от ужаса Белова.
   Вадим давно проснулся, но никак не мог отойти от ужаса, пережитого в мире снов. Он показался ему зловещим предупреждением, потому что понял: утонувшие женщины – Валя и Алиса. Он почувствовал это наверняка и никто не смог бы переубедить его. Вадима передернуло – надо было поскорее уснуть, прогнав от себя страх. Все было настолько реально, что сердце его едва налаживало обычный ритм. Вадим снова лег, спрашивая себя о том, кто такая третья незнакомка? Ее унес безжалостный поток, и мелькание ее тонких рук запомнилось Белову как последняя картинка из сна.
   «Все только началось, а нервы уже пошаливают», – подумал Вадим. Он разозлился, что настолько позволил себе распуститься. Вместо чувства полета от новых эмоций и радости от приятно проведенного времени он получил кошмар и раздерганные нервы. «Какая нелепость». Он взбил подушку и постарался придать телу максимально удобное положение. Валя повернулась во сне и положила руку ему на грудь. Это успокоило Белова и, мысленно поблагодарив жену, Вадим закрыл глаза. Он уснул, и в эту ночь кошмары больше не беспокоили его.
 
   Алиса никак не могла отделаться от ощущения, что Марина как-то странно расспрашивала ее о Вадиме. В интонациях подруги улавливалось что-то похожее на желание убедиться в чем-то. Она недоговаривала и, стараясь не вызвать ответных вопросов, все спрашивала, пряча глаза. В тот день свидания Алиса, усталая и счастливая, не нашла в себе сил поинтересоваться причиной такого дотошного внимания к ее новому знакомому, а вот на следующий день уже горела желанием узнать это.
   Рабочий день прошел спокойно – никакого тяжелого понедельника, все как обычно. Только медсестра по-прежнему грустна и подавлена. В глазах тоска и отрешенность. Алисе тяжело было видеть, как страдает эта милая женщина. Наверняка в ее семье что-то неладно. На вопрос о сыне Валя ответила, что с ним полный порядок. В какой-то момент она словно сбросила с себя вялое оцепенение и снова стала такой, какой Алиса впервые увидела ее: жизнерадостной, улыбающейся, спокойной. Она говорила о Димке, вспомнив несколько курьезных случаев, связанных с проявлениями его самостоятельности. Алиса смотрела на Валю и завидовала ей.
   «Вот она светится от счастья, когда говорит о своем сорванце. Она даже не понимает, насколько она счастливая женщина. Она любит своего мужа и растит его ребенка, в котором души не чает. Когда же это чувство станет понятным и мне? Я хочу детей. Как хочу! Не одного, а двоих, лучше троих. Господи, подскажи, сделай знак, когда мне суждено получить это чудо? Какое счастье – вот так запросто говорить о своем сыне. Наверняка она обожает его. Иначе ее лицо не светилось бы от любви». – Алиса заметила, как Валино лицо снова сковала маска отчуждения, как только она замолчала.
   – Валюша, не могу видеть вас такой огорченной. Поверьте, ничто и никто не стоит наших переживаний, – переодеваясь после приема, сказала Зингер. – Мы с вами женщины и знаем, что ни один мужчина не стоит наших слез.
   – Кажется, я не собиралась плакать. – Валя почувствовала, что ей не нравится внимание Алисы. Это раздражало, хотя ничего плохого в ни к чему не обязывающем, вежливом разговоре не было. Вале не нужно было ничье внимание. Она едва нашла в себе силы поделиться душевными переживаниями с Маковецкой, а тут еще один желающий. Нет, ей это не нужно. – Извините, мои проблемы – это только мои проблемы. Я привыкла считать, что каждый решает их сам.
   – Тяжело.
   – Нелегко, но это мое решение.
   – Иногда гораздо проще поделиться с родным и близким человеком. Не переложить на его плечи, а поделиться, рассказать о том, что происходит внутри. Глядишь, и проблемы будто бы и нет. Спадает внутреннее напряжение, и все не выглядит в черном цвете.
   – Спасибо. Это один из предлагаемых вариантов, я помню и предыдущий – с совершенно незнакомым или малознакомым человеком. Поверьте, я ценю, действительно ценю ваше внимание, но я сейчас совершенно не настроена говорить о личном. Наверное, это прозвучало грубовато. Но одно дело показать фотографии ребенка и поговорить о его милых шалостях и совсем другое – откровенничать о семейных проблемах. Я бы не позволила себе спрашивать, например, о причинах вашего цветущего вида в последнее время.
   – Это так заметно? – воодушевилась Алиса. Ей было приятно слышать, что она стала выглядеть особенно.
   – Конечно.
   – Я не стану делать из этого тайны. К тому же все очевидно: женщина счастлива. Она влюблена и ей отвечают взаимностью. Для меня, незамужней, не обремененной комплексами, это очень много значит.
   – Рада за вас.
   – Спасибо, Валюша. Не обижайтесь на меня. Наверное, я сейчас настолько счастлива, что обязательно хочу видеть счастливых людей вокруг.
   – Значит, моя кислая физиономия не вписывается в вашу программу. Простите, но у меня совершенно противоположное настроение. Я не узнаю себя, совсем раскисла. Я никогда не была в сложившейся ситуации, поэтому растерялась и никак не приду в норму.
   Валя уже оделась и присела на топчан, накрытый белоснежной простыней. Весь день она забывала о себе, погружаясь в жалобы бесконечного потока больных. Высоченная стопа карточек лежала на столе. Завтра Беловой нужно прийти пораньше и отнести ненужные в регистратуру, взять новые. Привычная работа снова отвлечет ее от собственных проблем. Она опустила голову, не было сил пошевелиться. Словно в один миг вся ее энергия подевалась куда-то, вытекла через прореху. Ей было непривычно ощущать такое состояние. Алиса молча наблюдала за ней.
   – До завтра, – тихо сказала Валя, не поднимая головы. – Я приду в норму и скоро стану соответствовать вашему представлению счастливой женщины об окружающем мире.
   – Обещаете?
   – Постараюсь.
   – До завтра, Валюша. – Зингер вышла из кабинета и осторожно прикрыла за собой дверь. Со стороны могло показаться, что внутри кто-то спит, и Алиса не хочет разбудить спящего громким стуком.
   Алиса шла по коридору, не видя знакомого силуэта Марины. Так хотелось перекинуться парой слов с подругой, тем более что вчерашний вечер требовал некоторых разъяснений. Но Марины нигде не было. Алиса подумала, что та решила прийти позднее или убирает на другом участке, но желания бродить по опустевшей больнице в поисках подруги не возникло. Алиса поправила прядь волос, спадавшую со лба на глаза, и направилась к выходу. В вестибюле было тихо. Только гардеробщик Семен Семенович – совсем седой пожилой мужчина в телогрейке – слушал негромкую музыку из маленького радиоприемника. Поток больных приостановился до завтрашнего дня, и эта нависшая тишина, едва нарушаемая знакомым голосом эстрадной певицы, казалась напряженной, неестественной. Алиса попрощалась с гардеробщиком и не спеша вышла на улицу.
   Всю дорогу она думала о Вадиме. Почему он не звонит? Ведь она дала ему свой рабочий телефон. Неужели он не хочет хотя бы услышать ее голос? А ей это просто необходимо! Она физически не могла долго находиться без него. Мог бы и он, между прочим, оставить номер телефона своего офиса. Алиса недовольно поджала губы и тут же решила, что даже лучше не иметь под рукой номера Вадима, потому что она станет названивать ему регулярно, и он поймет, насколько она зависит от него. Ей и нравилось, и не нравилось это состояние. Алиса не хотела настолько зависеть от мужчины. Лишь первый раз, ступив на путь любви, она позволила чувству полностью захватить себя. Она тогда считала Кирилла необыкновенным мужчиной, знающим и умеющим все. Неудачный опыт и долгая депрессия стали результатом подобной безоглядности. По прошествии времени Алиса ни о чем не жалела, но и не особенно радовалась от того, что долгих четыре года металась, стараясь доказать себе и другим, что у нее все в порядке, что у нее не может быть по-другому. Вереница кратковременных романов, случайные связи, после которых не хотелось вылезать из-под душа. Удивленные глаза подруг, не узнававших ее, но ничего не советовавших. Десятки молчаливых созерцателей того, как она шаг за шагом катилась в пропасть.
   Потом Сенечка – мысль о том, что она должна быть с ним рядом, прервала безумие поверхностных, изматывающих романчиков. Алиса почувствовала себя исполнителем высшей воли, когда отвечала «да» на вопрос о согласии стать его женой и быть вместе и в горе, и в радости. Тогда она думала, что сможет избавиться от сковавшего ее чувства одиночества и безразличия к жизни, где ей было так неуютно. Но все закончилось печальнее, чем она могла себе представить. Алиса тяжело пережила возвращение к незамужней жизни. Она поиграла в семью с заботами об умирающем муже и снова осталась ни с чем. Возвращение в родительский дом оказалось не триумфальным. Алиса ловила на себе пристальные взгляды мамы. Кажется, та опасалась, что ее девочка останется вдовой с ребенком. Но прошло время, и Софья Львовна поняла, что станет бабушкой в другой раз. Она не могла даже представить, что отношения Алисы и Семена были похожи на отношения заботливой сестры и немощного брата.
   Пожалуй, только Марина обрадовалась возможности снова беспрепятственно общаться, не вдумываясь, что пришлось пережить ее подруге. Она всегда светится от счастья, когда видит, что очередной роман Алисы подошел к концу. Так было и с Кириллом, и потом, с другими, имен которых Алиса даже не помнила. Каждый раз у Марины вырывался вздох облегчения – подруга попадала в ее безраздельное пользование. Алиса наблюдала за ней, задаваясь вопросом: когда та перестанет жить ее жизнью и определится в своей? Неужели она собирается до конца дней ждать знаков внимания от нее и ограничиваться этим? Алиса подумала, что наверняка появление в ее жизни Вадима тоже не понравилось Марише. Она старается скрыть ревность, но ей плохо удается разыгрывать спокойное созерцание происходящего. Тут еще ее квартира стала местом свиданий. Вчера Марина все время пыталась выяснить подробности из личной жизни Вадима и рассердилась, когда на все ее вопросы Алиса отвечала «не знаю». Раньше она не проявляла такого повышенного интереса к избранникам своей подруги. Что же случилось? Марина не делает ничего просто так. Она слишком открыта и наивна, и если спрашивает и злится, значит, у нее есть на то причина.
   Алиса пешком добралась до дома, порядком замерзла и предвкушала горячий душ и вкусный ужин, заботливо приготовленный мамой. Все-таки так приятно, когда о тебе заботятся. Здорово еще какое-то время побыть послушной девочкой, которую хотят в тебе видеть родители. Размышляя об этом, Алиса вбежала на свой этаж и позвонила в дверь. У нее были ключи, но иногда ей хотелось, чтобы ее встречали с улыбкой и нетерпением. Так всегда выглядела мама, когда целовала ее и принимала из рук одежду.
   – Добрый вечер, милая, – горячие мамины губы ласково касаются щеки, и на душе становится так светло.
   – Добрый, мамочка. Есть хочу, как изголодавшийся после активной тренировки культурист, – раздеваясь, сообщила Алиса. Она заметила за своим организмом особенность: в минуты прекрасного расположения духа аппетит у нее был за троих. – На улице с трудом прошла мимо кулинарии. Запах ароматных булочек с корицей до сих пор стоит у меня в носу и будоражит аппетит.
   – Иди мой руки, сладкоежка, и на кухню. Папы еще нет, кормить буду только тебя. Булочек с корицей не обещаю, но надеюсь тебя приятно удивить.
   Софья Львовна обладала удивительным качеством неспешно все успевать. Она приходила с работы и за короткое время сооружала шикарный ужин. Захар Борисович пообещал подарить ей на Новый год микроволновую печь. Эта перспектива радовала хозяйку потому, что способствовала бы еще меньшему пребыванию ее на кухне. Она любила готовить, но никогда не отказывалась от чтения модной книги или свежего журнала. Выбирать между пустым обеденным столом и чтением любимой прессы не приходилось ни разу, но Софья Львовна часто говорила, что в жизни есть много интересного, от чего ее отвлекает кухня. Вот такая позиция, не помешавшая и в этот раз встретить дочку горячей картошкой и куриной печенкой, тушенной в сметане, – любимым всей семьей блюдом. Алиса с удовольствием поглощала содержимое тарелки, выслушивая мамины новости. В общем-то ничего революционного в этот день не произошло, но Софья Львовна умела рассказывать интересно даже о самых обыденных вещах.
   – Да, Лялечка, Маринка заболела, – подвела итог она. – Утром позвонила, попросила что-нибудь от температуры. Я перед работой носила ей лекарства и заварила липовый чай в термосе. Говорит, что промерзла в воскресенье. Бедняжка, она так плохо выглядела.
   «Вот почему я не увидела ее на работе. Ну конечно, она в своей курточке бродила по улице и замерзла. Как же я не подумала, что у нее нет лишних денег и поход в кафе для нее – проблема. Я даже не спросила, где она была все то время, пока мы с Вадимом ютились в ее квартире». – Алиса медленно дожевала свою картошку и, отхлебнув томатного сока, покачала головой. Есть перехотелось – это было еще одним свойством ее организма: нежелание проглотить хоть кусочек чего-нибудь съестного в минуты переживаний, отчаяния.
   – Ты о чем, девочка? – Софья Львовна удивленно подняла брови. – Ты перестала есть.
   – За Маринку расстроилась.
   – Не нужно пропускать через себя чужие проблемы. Выслушай, помоги, а переваривать и мучиться ни к чему. Тем более, нам не в чем себя упрекнуть. Ты же знаешь, как трудно стало с ней разговаривать о помощи. Я, например, недавно пыталась затащить ее на базар, чтобы купить куртку потеплее, – она отказалась наотрез. Глупая девчонка, думает, что я делаю это из жалости. Я люблю ее, Захар относится к ней с вниманием. Неужели я должна доказывать очевидные вещи?
   – Она такая, мама.
   – Вы обе росли у меня на глазах. Я старалась помочь ей не сойти с ровной дорожки в этой жизни. Но, честное слово, после своей неудачной любви она стала совсем другой: замкнулась, словно стыдится чегото. Поговорила бы ты с нею, Ляля. Вы же лучше понимаете друг друга. Объясни ей, что в ее жизни будет еще масса романов, возлюбленных. И то, что у нее не получилось в первый раз, не означает, что она должна стать монашкой в миру. Она так молода. Девочки, вы такие юные, у вас столько впереди. – Софья Львовна мечтательно закрыла глаза и провела рукой по вьющимся каштановым волосам, едва тронутым сединой.
   – Я постараюсь, мама. Но с ней так трудно разговаривать. Она неделями переваривает сказанное и проигрывает в голове разговор, насколько простым или сложным он ни был. Она беспокоит меня. Не знаю, замечала ли ты, что она чересчур сильно привязана ко мне?
   – Да, но мне кажется это нормальным. Ты для нее – сестра, с которой она может поделиться наболевшим. Наша семья – ее единственное пристанище в трудную минуту, чтобы она ни говорила и как бы ни поступала. В какой-то мере она бесспорно зависит от нас, тебя.
   – Нет, мама, здесь другое. Она не живет своей жизнью, у нее появился шанс начать ее, и ничего не получилось. Марина уже не один год страдает от болезненной ревности ко всему и всем, что окружает меня. – Алиса допила сок. – Спасибо за ужин. Пойду проведаю ее.
   – Алиса, она просила, чтобы ты не приходила. – Софья Львовна недоуменно развела руками на поднявшиеся брови дочери. – Она поблагодарила меня за лекарства и сказала, что вообще не станет подходить к дверям сегодня. Она была какая-то странная, все время прятала глаза и ждала, когда же я оставлю ее в одиночестве.
   – Что за ерунда, – набирая телефонный номер Марины, нахмурилась Алиса. – Это от высокой температуры?
   – Мне это тоже не понравилось, поэтому я уже несколько раз звонила по телефону, интересовалась, не лучше ли ей.
   – Алло, Маришка, привет. Как ты, дорогуша, совсем плохо? – Алиса никогда не чувствовала такой вины перед подругой. Ей хотелось, чтобы температура лучше была у нее самой – это было бы справедливо.
   – Привет, паршиво себя чувствую, целый день лежу, пью травяной чай тети Сони.
   – Мариш, я хочу проведать тебя. Принесу меда, малины, и мама кое-что соорудила на ужин. Ты же ничего не ела.
   – Спасибо, я не голодна. Ты же знаешь, что температура напрочь лишает меня аппетита, – тихо, устало проговорила Марина. У нее сильно болело горло, и слова произносились с трудом. – Даже не думаю о еде.
   – Ты не хочешь меня видеть? – дождавшись ухода матери, прямо спросила Алиса.
   – Перестань.
   – Я знаю, что происходит. Прости меня, Машуня, я виновата перед тобой. Я не должна была обращаться к тебе со своими проблемами и вынуждать тебя бродить по темным, холодным улицам. Прости, пожалуйста, – ответом было молчание.
   Марина погрузилась в воспоминания о том, как действительно мерзла в воскресенье. Она долго бродила по городу и, наконец, позволила себе немного погреться в одном кафе неподалеку от дома. Там она грустно пила плохой кофе без сахара. Она чуть не плакала от мысли, что в ее квартире в это время какой-то мужчина ласкает красивое, ухоженное тело Ляльки и нет той никакого дела до того, как тяжело у Марины на душе. Время шло ужасно медленно. То, что труднее всего ждать, Марина ощутила на себе еще раз в этот бесконечный вечер.
   Она бы еще посидела за недопитой чашкой холодного кофе, слушая ненавязчивую музыку, но двое подвыпивших парней решили составить ей компанию. Они неприятно дышали в ее сторону перегаром и предлагали присоединиться к ним. У Марины не было ни малейшего желания заводить знакомство. Поэтому она молча поднялась из-за стола и, застегнув куртку, вышла из кафе. После теплого помещения холодный сырой воздух мгновенно заставил ее съежиться и идти быстрее. Только вот куда идти? Она решила двигаться в сторону дома. В любом случае, она сможет устроиться в соседнем подъезде. Там, по крайней мере, теплее, чем на улице, а в своем доме она будет себя чувствовать в безопасности.
   Так она и сделала. Около семи она зашла в знакомый двор. Даже села на качели и несколько раз качнулась, как когда-то в детстве. Руки совершенно замерзли от прикосновения к металлу. Марина встала и пошла к соседнему подъезду. Машинально подняла голову на свои окна: свет на кухне и темнота в комнате. Быстро опустила глаза, словно подсмотрела в замочную скважину, от неприятного чувства ее бросило в жар. Марина прижала холодные ладони к пылающим щекам и вбежала в соседний подъезд.
   Она устроилась на подоконнике, глядя в уличную темноту. Единственный фонарь светил где-то высоко, освещая скорее верхушки огромных старых тополей, а не дорожки, по которым ходили люди. В тот момент безлюдный двор был пуст, и только завывание ветра в оконных рамах стало на этот час единственным собеседником и свидетелем грусти Марины. Никто не заходил и не выходил из подъезда, в квартирах тоже все вели себя очень тихо. Словно все замерло вокруг, и только ей нет покоя. Нет, и не будет его, пока сердце Алисы снова пылает страстью к очередной жертве ее красоты. Марина прижалась лбом к холодному стеклу, закрыла глаза: «Никто не будет любить ее так, как я, – бескорыстно, от всего сердца… Им нужно ее тело, а мне – ничего. Я просто хочу быть рядом». Эта мысль столько раз приходила ей в голову, что иногда Марине казалось, она говорит об этом подруге вслух. Она видела, что Алиса порой тяготится ее привязанностью, но ничего с собой поделать не могла. С некоторых пор разговоры с подругой стали единственным светлым моментом в серой, будничной жизни Марины – так она считала. Поэтому свое пребывание на этом подоконнике, замерзшая и расстроенная, она все же старалась рассмотреть как неоценимую услугу Алисе. Она доверила сокровенное ей, Марине, значит, она понимает, что никто другой не проявит к ней столько внимания, никто не пойдет навстречу с таким самоотречением. Эта мысль согревала, прибавляла терпения, когда Марина смотрела на мучительно медленно движущиеся стрелки циферблата.
   Наконец девушка решила, что настало время возвращаться домой. Она встала с подоконника, почувствовав, что от холода ее бьет дрожь. С мыслью о том, что сейчас же согреет себе чаю, она спустилась со второго этажа и вышла на улицу. За несколько секунд добежала до своего подъезда и в дверях столкнулась с молодым мужчиной. Он оказался вежливым, пропуская ее вперед. Она подняла на него глаза и сразу почувствовала, как подогнулись колени – она интуитивно ощутила, что это Он. Стараясь разглядеть его лицо, она сощурилась, привыкая к яркому свету, и получила вторую дозу адреналина – она где-то видела его и не один раз. Она узнала эту обворожительную улыбку, а потом легкую, пружинящую походку уверенного, счастливого мужчины. Это заинтриговало Марину, и пока она медленно поднималась на свой этаж, все думала, думала: почему он показался ей знакомым. Память на лица у нее была прекрасная. Она не могла ошибиться. Уже дойдя до своей двери, она решила, что могла видеть его на улице, в метро, в больнице, наконец… Стоп. Марина застыла, ключи выпали из непроизвольно разжавшихся пальцев – она поняла, где видела эту улыбку, и обхватила голову руками. Она не знала, что ей делать с этой информацией. Ей стало не по себе. Марина едва успела справиться со своими эмоциями, когда дверь открылась. На пороге стояла улыбающаяся Алиса.
   – Привет, Маришка, ты что стоишь?
   – Ключи упали, – наклоняясь за связкой, ответила та.
   – Я только что собралась уходить, но теперь задержусь, не возражаешь? Заходи.
   – Спасибо, – усмехнулась Марина и вошла. Она почувствовала запах табака.
   – Он выкурил одну сигаретку, ничего? Я пошире открыла форточку, – виновато затараторила Алиса.
   – Конечно, ничего. Мужчина захотел поправить никотиновый баланс – нормально. А форточку уже можно и закрыть. Прохладой я сыта.
   – Хочешь чая, кофе? – направилась на кухню Алиса.
   – У меня нет кофе, – снимая куртку, заметила Марина. Она потерла озябшие руки.
   – Я принесла, – казалось, Алиса не спешила уходить домой. – Маришка, я ставлю чайник.
   Когда обе сидели за столом, Марина куталась в длинный махровый халат, с наслаждением отпивая маленькими глотками обжигающий кофе, а Алиса все благодарила ее.
   – Ты не представляешь, как я тебе благодарна, подружка моя. Ты спасла меня, его.
   – Не преувеличивай, – не поднимая глаз, сказала Марина.
   – Правда. Думаю, что не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. К тому же я надеюсь в скором времени стать гостьей в доме Вадима.
   – Да? – Марина сжала челюсти так, что скулы резко выделились на ее лице.
   – Думаю, он скоро захочет познакомить меня со своими родителями. – Не замечая странных интонаций подруги, продолжала Алиса. – Уверена, что смогу понравиться им. Интересно, чем они занимаются?
   – А чем занимается твой любимый?
   – Он не последний человек в какой-то набирающей обороты фирме, – с гордостью произнесла Алиса. – Думаю, что у него большое будущее.
   – Понятно. Можно спросить: во что твой любимый был одет? – Марина резко сменила тему, пристально посмотрела на подругу, надеясь, что ее ответ рассеет все сомнения.
   – В черную дутую куртку, серый свитер с высоким воротом, без шапки.
   – Он блондин или брюнет?
   – Голубоглазый брюнет – сочетание, сводящее меня с ума. – Алиса не могла сдержать улыбку.
   – Он высокий, стройный?
   – Да и, кажется, следит за собой, но без самовлюбленности. Мужчина, который от природы обладает необыкновенной красотой. Он неприлично красив, ты бы его видела! От одной походки можно сойти с ума. – Алиса в восхищении закатила глаза и вздохнула. Она не заметила, что вопросов было задано слишком много для такой нелюбопытной всегда Марины. Для Марины, которая обычно слушает все безмолвно, стараясь не пропустить ни единого ее слова, не беря инициативу в разговоре в свои руки. А сегодня подруга была внимательна и немного напряжена, но Алиса лишь подумала, что Марина просто немного ревнует. Ревнует, как всегда. – Если бы ты его увидела, то точно поняла бы меня. Ты бы поняла, что пройти мимо такого мужчины я не смогла!
   «Тогда я точно видела его», – подумала Марина и снова почувствовала, как заколотилось сердце. Оно предвещало неприятное, неожиданное развитие событий, если она сейчас отважится сказать то, что подозревает. Но Алиса выглядела такой счастливой, что у Марины язык не повернулся делать разоблачения. Она не смогла в тот же миг развеять все иллюзии влюбленной подруги. Марина не могла определиться с тем, честно или подло она поступает, но ничего не произнесла в ответ на восторженные излияния подруги.
   Проводив Алису, Марина приняла горячий душ и легла в постель. Ей было неуютно лежать здесь, где недавно подруга занималась любовью. Новая постель, никаких признаков того, что совсем недавно здесь происходило таинство взаимного обладания, но что-то неуловимое летало в воздухе, лишая Марину покоя. Она долго не могла уснуть, думая о том, что ее подруга жестоко обманывается насчет своего любимого. Не зная, что он говорит Ляльке, какие клятвы произносит, Марина негодовала. Что бы он ни говорил, надо было начать с главного – Вадим женат, у него такая замечательная жена, маленький ребенок и, если он действительно влюблен в Ляльку, то Алисе предстоит разрушить семью, лишить сына отца. Понравится ли ей такая перспектива? Другой вариант – он ничего не желает менять в своей жизни и только добавляет немного адреналина, остроты к повседневному существованию. Марина не знала, что лучше – обе перспективы не вязались с тем, что думала о происходящем Алиса.