Страница:
– Он очень храбрый малыш, мэм. – Няня нервно оглянулась. – Хотя после того как его показали обществу, ему не разрешают беспокоить гостей.
– Но я не настоящий гость. – Сара снова села. – Я прибыла сюда утром с гостями из Бакли, но ехала в экипаже для гувернантки, а теперь нахожусь здесь в полном одиночестве. Можно узнать, как зовут малыша?
– Лорд Бэрришем, сын лорда Мурфилда. Я с ним с тех пор, как ему исполнилось два месяца. – Няня робко улыбнулась. – Меня зовут Бетси Дейви, мэм.
– Сначала мне показалось, что это сынишка миссис Норрис, – сказала Сара. – Волосы у лорда Бэрришема более светлые, но они, должно быть, ровесники?
– Да, это так, хотя я думаю, что Томми Норрис на несколько недель старше: в понедельник ему исполнится семнадцать месяцев.
– Значит, когда они подрастут, то будут играть вместе?
Бетси смутилась.
– Ну, насчет этого я ничего не знаю, мэм. Лорд Мурфилд и мистер Норрис, видите ли, не совсем…
Тут лорд Бэрришем обвил няню за шею пухлыми ручками и радостно воскликнул:
– Бесси!
– Какой умный мальчик, – заметила Сара.
Бетси гордо улыбнулась:
– Мое имя – это первое слово, которое он произнес, мэм. Скажите что-нибудь, Бэрри!
Малыш указал куда-то маленьким пальчиком.
– Собачка!
– Да это же лев! Вы можете сказать «лев»?
– Леу!
– Вот молодец! – Бетси с гордостью посмотрела на Сару, потом усадила своего подопечного на траву и наклонилась, чтобы стряхнуть с его платьица землю. Кудряшки малыша сияли на солнце, как лепестки примулы, и Сара невольно улыбнулась.
Когда няня выпрямилась, малыш поднял обе руки.
– Бэрри стоять!
– Что такое с мальчиком? – прошипел мужской голос. – Он что, не может стоять на ногах?
Бетси оглянулась, густо покраснела и присела в глубоком реверансе. Младенец у нее за спиной нагнулся, чтобы спрятать лицо в ее юбках, его ротик сжался и застыл.
За тисовой аркой стоял граф Мурфилд. Сара видела его мельком, когда приехала утром, и тогда в его глазах проглядывало что-то ледяное, как будто он всегда смотрел сквозь человека, но не видел ничего, кроме бесконечных заснеженных пространств.
Хрупкая, слезливая графиня шла следом за мужем. От рукавов размером с наволочку ее тонкая талия казалась еще тоньше, а бледное лицо выглядело почти прозрачным под золотисто-соломенными волосами и шелковым зонтиком цвета слоновой кости.
Теперь лорд и леди Мурфилд загородили единственный выход, и хотя Сара почтительно присела, они не обратили на нее ни малейшего внимания.
Шагнув вперед, граф рявкнул на няню:
– Отнесите мальчика в дом! Почему он все еще в саду, когда у меня гости?
Бетси попробовала повернуться и взять мальчика на руки, но два крошечных кулачка уперлись в ее передник.
– Кажется, он испачкался! – Бледно-голубые глаза графини увлажнились, как будто она страдала от того, что ее деликатным нервам нанесли личное оскорбление. – Лорд Бэрришем не должен пачкать свою одежду, Бетси. Он останется без ужина.
– Черт побери! Мой сын не должен прятаться за нянькиными юбками! – Лорд Мурфилд навис над малышом. – Он сейчас же выйдет вперед и поклонится отцу, как полагается мужчине.
Бетси попыталась вытолкнуть мальчика вперед; подбородок ее дрожал.
Граф в раздражении скривил губы:
– И запомните: если он разревется, ему не миновать порки.
Не выдержав, Сара шагнула вперед.
– Простите мою дерзость, милорд, но лорд Бэрришем очень умен для такого маленького ребенка, и вы можете им гордиться! Он умеет говорить слова «собачка» и «лев», и он очень красивый мальчик. А еще он очень храбрый. Полагаю, он в высшей степени похож на вас, милорд…
Казалось, что ледник треснул под его сапогами, и хаос из трещин распространился до самого горизонта; граф повернулся, взял жену под руку и, выйдя из-под тисовой арки, бросил через плечо последнюю команду:
– Делайте, как я сказал, Бетси, или можете искать себе другое место.
Малыш, не в состоянии сдерживать обуявший его ужас, присел на корточки и молча смотрел на отца круглыми глазами.
Взяв мальчика на руки, няня прижала его к груди.
– Ну-ну, Бэрри! Все в порядке, ягненочек мой. Пожалуйста, не плачьте и сидите тихо! Ну! Смотрите, вон птичка!
Воробушек, попрыгав на спине льва, примостился на его каменной гриве, и это отвлекло внимание малыша. Бетси подняла глаза.
– Я, пожалуй, унесу его, мэм, не то будет еще хуже, – прошептала она.
– Надеюсь, ему все же дадут поужинать?
– Ах, мэм, если я принесу ему ужин, на кухне узнают об этом и нажалуются ее сиятельству. – Няня подмигнула Саре с видом заговорщицы. – Но Бэрри получит то, что ему нравится, когда я поделюсь с ним своим ужином.
Подхватив малыша на руки, Бетси поспешила уйти в дом.
Сердце Сары переполняло негодование и отчаяние. Ясный день померк, слезы навернулись на глаза. Она сердито рванула ленты у себя под подбородком и, швырнув соломенную шляпу на скамью, подставила лицо солнцу.
Если, как считается, ангелы подбирают для каждой детской души соответствующих ей родителей, на этот раз их занятие явно прервали адские демоны.
– Это всего лишь я, – сказал мягкий голос. – Ваш безвредный коллега-конспиратор.
Она смахнула с глаз слезы. Гай Деворан стоял рядом со львом в небрежно расстегнутом фраке, что позволяло видеть снежно-белый галстук и белый шелковый жилет.
Наверняка он прошел мимо нее, неслышно ступая по траве.
При мысли о том, что такой высокий, атлетически сложенный человек мог двигаться столь неслышно и, более того, мог видеть ее без шляпы, в то время как она понятия не имела о его присутствии, Сару охватила паника. Ей стало жарко и неловко, как если бы она была лисой и только что заметила в отдалении орла.
– Безвредный? – не без горечи сказала она. – Надеюсь, что так.
Гай погладил льва по спине.
– Вас что-то расстроило, миссис Каллауэй?
Сара покачала головой.
– Надеюсь, вы смогли поговорить с мистером Крофтом?
Длинные пальцы Гая Деворана прошлись по гриве льва.
– Смог. Он трудный человек, не склонный к праздной болтовне.
Сара отвела взгляд.
– У него тоже каштановые волосы, синие глаза, и он здешний.
В глубине темных глаз Гая промелькнула тревога, но тут же исчезла, как будто он набросил покров на свои чувства.
– Да, и поэтому подходит к нашему описанию Фолкорна. Вы, как я понял, тоже побеседовали с ним?
– Попыталась, но безрезультатно.
– Не секрет, что он ездил весной в Лондон.
Сара взяла свою шляпу и продела пальцы сквозь ленты.
– И все же я побоялась вызвать у него подозрения излишней настойчивостью, поэтому ушла сюда, в сад. Полагаю, вы добились большего?
Гай оставил льва и, подойдя к скамье, уселся рядом с Сарой. Ее тут же охватило волнение, как будто он принес с собой солнце, и теперь ничто не могло оградить ее от безжалостных лучей.
– Леди Уайтли настояла на том, чтобы сопровождать меня, а остальные леди и джентльмены шли впереди.
– Этого-то я и боялась. Значит, вы все же не смогли поговорить с мистером Крофтом?
– Наедине – нет, хотя кое-что все-таки выяснил. Но сначала мне бы хотелось узнать, что вы сказали Мурфилду, или, точнее, что он сказал вам. Не следует ли мне вызвать его?
Сару возмутила легкая насмешка в его голосе, но она сдержалась.
– Из-за меня? Я польщена, мистер Деворан, но вся вина полностью лежит на мне.
– Значит, вы были с ним невежливы?
– Абсолютно. Хотя на самом деле мои слова выглядели вполне хвалебными, как вы понимаете.
– Что же случилось?
– Лорд Мурфилд обнаружил меня в саду с его маленьким сыном и няней. Он хотел, чтобы ребенок поклонился ему – а ведь малышу нет еще и восемнадцати месяцев! Я вмешалась прежде, чем он и его супруга довели младенца до истерики.
Гай чуть поморщился.
– Так граф вам не понравился?
– Он относится к тому типу хладнокровных англичан, которых я особенно не люблю, а жена – точная его копия. Надеюсь, они не принадлежат к вашим близким друзьям?
– К счастью, нет!
Сара встала; она больше не могла противиться своему беспокойству.
– Человек, который так безжалостен к собственному ребенку, вероятно, способен на все.
– А ну тише, миссис Каллауэй! – Гай вскочил и прошептал ей на ухо: – Хотя мы и одни, кто-то может прятаться за изгородью.
Он подвел Сару ко льву, и тень, которую отбрасывал каменный хищник, окружала ее со всех сторон.
– Графиня столь же жестокосердна, – сказала она с горечью.
Гай прислонился к постаменту и скрестил руки на груди.
Пронзительная мужская энергия этого человека не действовала на Сару разрушительно просто потому, что он держал эту энергию под жестким контролем.
– Леди Мурфилд несколько лет была больна, – спокойно сказал Гай. – Она подвержена приступам депрессии и истерическим припадкам. Все знают, что из-за пренебрежительного отношения мужа она время от времени надолго оказывается прикованной к постели. Дочь герцога Фрейдерхема, она живет под властью супруга-тирана, и семья не окажет ей никакой поддержки, если она его оставит. Слабость, а не жестокость – вот слово, которое приходит на ум в данном случае.
– Тем не менее, – настаивала Сара, – леди Мурфилд приказала лишить маленького лорда Бэрришема ужина только потому, что он упал и испачкал платье. Он ведь еще совсем младенец, а она его мать.
Гай снова нахмурился:
– Верно, но я представить себе не могу, чтобы она обняла его или покормила. Мурфилд поручил младенца кормилице, едва он родился, считая, что детский крик – гибель для всякой деликатной и чувствительной леди, поскольку от этого стала бы постоянно болеть голова.
– Страдания ребенка никогда не бывают предметом веселья, – бросила Сара.
– Вы хотите, чтобы я удивлялся, как это графиня не чувствует естественной любви к собственному ребенку? – Гай говорил эти слова таким тоном, словно не желал заметить ее негодования.
– Нет, конечно, нет, подобное равнодушие достаточно распространено среди знати, где детей отдают на воспитание слугам…
– И что же, его высекли?
– Слава Богу, нет: няня любит его как мать, и ей удалось сделать так, что он не заплакал.
– А ужин?
– Бетси обещала поделиться с малышом ужином, так что он не ляжет спать голодным.
– Думаю, графиня знает об этом, если только она не очень далека от домашних дел.
– Как вы можете защищать мать, которая не хочет защитить своего ребенка?
– Я ее не защищаю, но у этого положения больше нюансов, чем кажется. Возможно, графиня сейчас превратилась в женщину мрачную и неприятную, но было время, когда она выглядела совсем иначе. И разве я не имею права найти место для сочувствия в своем сердце?
– Только к ребенку! – не сдавалась Сара.
– Послушайте, Мурфилд – жестокий и мстительный человек. Десять лет назад он женился на избалованной девушке ради ее денег, а когда его болезненная супруга не произвела на свет наследника сразу же, все заподозрили, что он поколачивает ее, хотя граф, конечно, старался бить ее, только когда его никто не видит. Зная его крутой нрав, даже ангелы могли бы с перепугу решить, что не стоит вмешиваться.
– Значит, вы думаете, что я действительно рисковала ребенок все же может пострадать?
– Я этого не говорил.
– Но хотели сказать. Вы хотели сказать, что я была не права.
– Боюсь, вы неправильно поняли меня, Сара! Я не одобряю порки детей и не защищаю поведение леди Мурфилд. Всякая достойная мать скорее позволила бы высечь себя, чем видеть, как держат в страхе ее дитя. Но все не так просто. Жизнь никогда не бывает такой простой, а закон не допускает никакого вмешательства в то, как лорд обращается со своей женой или сыном. Так что же вы хотите, чтобы я сделал?
– Сделал?
– Видите ли, когда я узнал о приказании высечь малыша, я постарался сохранить самообладание, чтобы не взять на конюшне хлыст и не дать Мурфилду попробовать его собственное лекарство. Но если бы я так поступил, его жена и ребенок только еще больше пострадали бы.
Сара прикусила губу.
– Но ведь леди Мурфилд – дочь герцога и должна пользоваться определенным влиянием…
– Все изменилось, когда графиня, в конце концов, произвела на свет сына. Мурфилд радостно кукарекал над ним, как петух над навозной кучей, в восторге от того, что теперь он может вставить шпильку своему брату. Много лет назад они отдалились друг от друга, но с появлением сына брат перестал быть наследником графа. И все же его жена все еще живет на краю пропасти. Очень ли она любит ребенка? Наверное, нет. Поступила ли она нарочито жестоко со своим малышом, предложив оставить его без ужина, или она пыталась отклонить более серьезное наказание, предложив более мягкое? Не знаю. Но леди Мурфилд не зря покрывает эту Бетси Дейви, и если Мурфилд когда-нибудь узнает, что няня не подчинилась его прямому приказанию, ее уволят. Тогда у малыша никого не останется.
– Прошу прощения. – Сара опустила взгляд. – Скорее всего, вы правы. Леди Мурфилд успешно смягчила бы гнев своего мужа, если бы я не вмешалась.
– Нет, вы поступили правильно, но я ничего не стану предпринимать, если только не узнаю, что Мурфилд действительно является Дедалом. Однако мне трудно представить, что граф мог принуждать вашу кузину стать его любовницей после того, как жена, в конце концов, выполнила его самое большое желание.
– Значит, вы думаете, что граф – не Дедал?
– Напротив, это наш самый вероятный кандидат. Просто я не могу представить себе его мотивы, вот и все.
– Такому человеку, как Мурфилд, не нужны мотивы. – Сара чуть прикрыла глаза. – Не могу представить себе, как сумела Рейчел познакомиться с ним, но если все же она познакомилась и была с ним хоть чуточку невежлива, он мог преследовать ее только за это.
– Вздор! Мурфилд не станет преследовать кого бы то ни было, не имея на это важной причины.
Облака закрыли солнце, и все вокруг сразу потемнело.
– Что ж, мы и приехали сюда, чтобы узнать это, – задумчиво сказала Сара.
– Вам не стоило приезжать в Девон. – Голос Гая внезапно приобрел мрачное звучание. – Вы ничего не можете здесь сделать, что мне не удалось бы сделать самому и с большим успехом.
– Не забывайте, сэр, что Рейчел – моя двоюродная сестра!
– О! – Гай усмехнулся. – Об этом я помню постоянно.
Сара внимательно посмотрела на него. Взгляд у него был какой-то напряженный, но к напряженности примешивалось нечто большее, чем сожаление, большее, чем негодование.
Сара словно услышала шум войска, рванувшегося в бой, и грохот отдаленной битвы.
– И что же вы собираетесь сделать?
Он прижал ее к гранитному постаменту и коснулся ее щеки, затем отвел назад выбившуюся прядь волос. От этого прикосновения Сару охватила сладкая дрожь, лишающая возможности сопротивляться. Ей хотелось либо убежать, либо потерять сознание, чтобы навсегда оставаться у этого льва под прицелом темных глаз Гая Деворана.
Взгляд его остановился на ее губах, и Сара догадалась, что он сейчас поцелует ее, если она не предотвратит этого. Впрочем, ей всегда этого хотелось, но до этого момента она не подозревала, как сильно.
Гай засунул пальцы еще глубже в волосы и стал поглаживать ее затылок.
– Итак? – снова спросила она шепотом. – Что же именно?
– Наверное, это, – прошептал Гай.
Сара почувствовала его неуверенность, почувствовала, как он борется – отчаяннее, чем боролся Эмброуз де Верран против воинства саксов.
Она могла бы помочь ему. У нее оставался один миг, чтобы отвернуться, чтобы сказать что-то блестящее, умное или язвительное. Но она жаждала только его ласк – жарких и возбуждающих. Закрыв глаза, она сдалась, и когда Гай поцеловал ее, забыв обо всем, ответила на его поцелуй так, словно хотела принять его в свою душу. Она была готова отдаться ему прямо здесь, в саду, у подножия огромного спящего каменного льва, опуститься вместе с ним на озаренную солнцем траву и позволить ему насладиться так как ему хочется, – долгим, обжигающим наслаждением, которое могло бы сжечь ее дотла, иссушить раскаленным докрасна неистовством.
Его руки скользнули по ее стану, и Саре тут же захотелось снять с него галстук, фрак и рубашку. А еще ей хотелось, чтобы он сорвал с нее платье и увидел ее нагой.
Но тут Гай внезапно прервал поцелуй и уставился на нее с таким видом, словно завидел перед собой коварную сирену.
– Господи! – проговорил он с таким трудом, словно ему приходилось тянуть эти слова с другой стороны земли. – Если это не заставит вас уехать, значит, вас уже ничто не заставит.
Сара попыталась обрести равновесие; кожа ее горела, и ей казалось, что она никогда уже не обретет дар речи. Она опустилась на корточки под раскрытой пастью льва, отчаянно пытаясь сказать что-то остроумное, чтобы все поскорее встало на свои места.
Гай подошел к скамье, взял изящную шляпку и подал Саре, а она прижала обе руки к губам – пылающим, предательским губам. Кровь ее все еще пылала.
Шляпка все еще покачивалась в руке Гая, когда за их спинами кто-то с плохо скрытой яростью произнес:
– Ну и ну!
Гай резко обернулся: под тисовой аркой стояла леди Уайтли и вертела в руках шелковый зонтик.
– Когда в чем-то прав, мистер Деворан, – желчно заметила она, – всегда чувствуешь некоторое удовлетворение. Хотя удовольствие на этот раз оказалось решительно испорченным, поскольку доказательство свидетельствует только о том, что наша маленькая ботаничка все-таки оказалась вашей шлюшкой. – Резко повернувшись, дама удалилась, изящно вертя зонтиком.
Гай подал Саре шляпку.
– Мои сожаления, – чопорно сказал он. – Надеюсь, с вами все в порядке? Я должен догнать Лотти Уайтли, прежде чем она разболтает всем о том, что видела.
Сара кивнула:
– Да, конечно. Прошу вас, не будем больше говорить об этом. – Избегая его взгляда, она взяла шляпку и надела ее, а потом стала смотреть, как он уходит – стройный, красивый, полный жизни. Теперь ей оставалось только ненавидеть себя за то, что она влюбилась так немыслимо и нелепо.
Гай Деворан терпеливо ждал в «Оленьей хижине», устремив взгляд на темное озеро и едва различимый жемчужный свет на горизонте. Летняя ночь незаметно уходила, выдыхая остатки своей тишины, глубокой и спокойной. Вскоре уже птицы начнут щебетать, приветствуя утро…
Пять быстрых слов Гай прошептал Саре на ухо, когда она садилась в коляску вместе с гувернанткой:
– Завтра. «Оленья хижина». На рассвете.
Сара подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, но Гай тут же повернул лошадь и подъехал к леди Уайтли. Лотти поначалу отнеслась к его обществу весьма недоброжелательно, вскоре она уже отчаянно флиртовала с ним.
Гай услышал шаги Сары прежде, чем увидел ее: тихие, но быстрые, они приближались через лес. Сердце его забилось быстрее. Раздраженный своим нетерпением, он попытался выбросить из головы все, кроме главной цели – найти ее двоюродную сестру.
Когда-то ему казалось, что он любит Рейчел, и теперь честь требовала, чтобы он сохранил верность своим обещаниям, однако…
Тень Сары легла на порог, и она замерла в дверях, откинув с головы капюшон. Гай ощутил резкий, острый запах зеленого яблока, перекрывший лесные запахи, и невольно сделал глубокий вдох.
Пока он пристально всматривался в ее бледное лицо Сара села, сложила руки на коленях и улыбнулась, но тут же отвела глаза.
– Не очень-то разумно с моей стороны проводить так много времени в вашем обществе. – Она не выдержала и вздохнула. – Я должна вернуться как можно скорее…
– Пройдет еще несколько часов, прежде чем кто-нибудь встанет, – осторожно сказал Гай. – Так что мы здесь в безопасности.
– А я и не боюсь, что меня увидят.
– Но не можем же мы делать вид, что ничего не произошло, так что я должен извиниться за оскорбительное.
– Прошу вас, не нужно; вам не за что извиняться: вы ведь не сделали ничего дурного. Но вы – племянник герцога, а я преподаю в Бате. Хотя мой отец и был джентльменом, и меня воспитывали как леди, мы с вами вращаемся в разных кругах общества. Поэтому леди Уайтли сочла себя обязанной заметить, что такие высокопоставленные молодые джентльмены, как вы, всегда развлекаются тем, что губят и бросают ничем не примечательных молодых женщин, таких как я.
– Это все?
– Нет, – ответила Сара с внезапным сухим смешком. – Она только сказала, что я «играю с огнем». А что еще она могла сказать?
Внезапно Гай рассмеялся:
– Вот уж не знаю. Возможно, в свое время у меня были кое-какие интрижки, но я никогда не был распутником и у меня нет привычки губить женщин. А вот леди Уайтли – существо мелкое, эгоцентричное, и ей до слез надоела супружеская жизнь. Она флиртует со мной, чтобы вызвать ревность у мужа, ошибочно полагая, что это вернет его любовь к ней.
Сара закуталась в плащ, словно боясь простыть.
– А вам не кажется, что определенное количество собственнических чувств – это составная часть любви? Было бы просто ужасно, если бы лорд Уайтли стал безразличен к жене.
– Возможно, но вряд ли Лотти добьется того, что ей нужно, вызывая возмущение мужа.
– Увы, все это так ужасно. – Сара поежилась. – Кругом столько обманов!
– Здешние обитатели – одинаково поверхностные и себялюбивые существа, – усмехнулся Гай. – Многие из гостей тоже вступили в брак не по любви. Это просто союз собственности и статуса, в котором видимость – это все.
– И все же вы обязаны позволять кое-кому пользоваться вами?
– Все, в том числе и сам Уайтли, были бы оскорблены, если бы я вообще не обращал внимания на Лотти, они сочли бы в высшей степени дурной манерой мою попытку отвергнуть ее на людях. Так что это похоже на ходьбу по высоко натянутому канату. Уайтли хочется верить, что я нахожу его жену привлекательной, но он знает, что у меня нет никаких намерений относительно нее. Поэтому и его тщеславие, и гордость удовлетворены и мне не грозит встреча на рассвете с пистолетами в руках. Я также стараюсь не причинить неприятности Аннабелле Овербридж. Пусть она считает, что я пренебрегаю ею только потому, что от меня требуется изображать деликатное равновесие с ее подругой. Вас это шокирует?
– Не знаю.
– Но вы находите меня поверхностным или бесчестным, миссис Каллауэй?
– Нет, вовсе нет! Я только хотела сказать… О Боже! Я вас перебила, прошу прощения. Я мало что знаю о том, какие дела происходят в высшем обществе.
– И слава Богу! Но если Лотти Уайтли побеспокоит вас, я обрушу на ее голову всю мощь Уайлдши, и она это знает. Она, возможно, злобное существо, но распространять сплетни не посмеет. И все равно я поступил нехорошо…
– Вы утешили меня, когда я огорчилась из-за лорда Бэрришема: что же в этом плохого?
– Утешил?
Сара стиснула полы плаща и отвела глаза.
– Видите ли, я немного расстроилась, и уж совсем не думала, что ваша цель – соблазнить меня. То, что случилось, наверное, ничего не значит, и будет лучше, если мы не станем больше об этом говорить.
– Как пожелаете. Обещаю, больше это не повторится. Мне только жаль, что я не могу вас утешить относительно ребенка. Является ли Мурфилд Дедалом или нет – здесь я мало что могу сделать.
Сара подняла глаза, и они заблестели, словно отражая нарастающий свет дня.
– Я знаю, вы сделали бы, если бы могли.
– К сожалению, хотя моя тетка все еще может командовать королем, если захочет, но его величество очень стар. Еще герцогиня может командовать Веллингтоном, но она встала на защиту брака Райдера с Миракл, и это стоило ей значительной доли влияния в лондонском обществе. Что до семьи леди Мурфилд, она имеет почти такие же высокие связи, что и герцогиня.
– Вы сказали, что узнали кое-что о мистере Крофте. – Сара постаралась сменить тему. – И что же это? Я думала, что упаду в обморок в его теплице от запаха всех этих многочисленных орхидей. А ведь вы сказали мне, что лорд Мурфилд – всего лишь мелкий коллекционер.
Гай попытался сосредоточиться.
– Так оно и было, пока он не сманил Крофта от Норриса: Мурфилд терпеть не может, чтобы кто-то его в чем-то превосходил, а его новый садовник имеет необычайный дар обращаться с растениями.
Сара кивнула, соглашаясь, при этом ее плащ распахнулся, и под ним оказалось простое темное платье.
– Мы уже знаем, что мистер Крофт ездил в Лондон со слугой лорда Уиддона в мае, так что к нему можно приложить все, что нам известно о Фолкорне. С другой стороны, он действительно любит цветы, в противном случае ему не удалось бы собрать такую коллекцию…
– И это явилось достаточным основанием для Мурфилда украсть Крофта у Норриса.
– Все это выглядит странно, не правда ли? – Сара в задумчивости чертила пальцем по грубой поверхности стола, словно следуя изгибам лабиринта. – Мне не кажется, что в этой комбинации есть смысл.
Гай прищурился.
– Прошу вас, продолжайте! Нельзя сделать такое заявление, а потом оставить его без объяснения.
– Хорошо. – Сара кивнула. – Вы один из самых известных молодых людей в королевстве, приезжаете погостить в имение, где несколько очень достойных молодых леди безнадежно жаждут вашего внимания. Вы все объяснили мне насчет леди Уайтли, но ведь и по отношению к остальным вы держитесь совершенно безразлично.
– Безразлично? Я танцевал и флиртовал с ними, уделяя внимание каждой…
– И вкладывая в это так мало искренности, что все они потеряли всякую надежду.
Гай усмехнулся:
– Помилуйте, я приехал сюда не для того, чтобы найти себе жену. Меня и пригласили сюда на несколько дней, чтобы разоблачить Дедала, так что если мы говорим о наших личных противоречиях, не имеет никакого значения, отрицательно или нет я отношусь к брачному рынку. Что еще?
– Но я не настоящий гость. – Сара снова села. – Я прибыла сюда утром с гостями из Бакли, но ехала в экипаже для гувернантки, а теперь нахожусь здесь в полном одиночестве. Можно узнать, как зовут малыша?
– Лорд Бэрришем, сын лорда Мурфилда. Я с ним с тех пор, как ему исполнилось два месяца. – Няня робко улыбнулась. – Меня зовут Бетси Дейви, мэм.
– Сначала мне показалось, что это сынишка миссис Норрис, – сказала Сара. – Волосы у лорда Бэрришема более светлые, но они, должно быть, ровесники?
– Да, это так, хотя я думаю, что Томми Норрис на несколько недель старше: в понедельник ему исполнится семнадцать месяцев.
– Значит, когда они подрастут, то будут играть вместе?
Бетси смутилась.
– Ну, насчет этого я ничего не знаю, мэм. Лорд Мурфилд и мистер Норрис, видите ли, не совсем…
Тут лорд Бэрришем обвил няню за шею пухлыми ручками и радостно воскликнул:
– Бесси!
– Какой умный мальчик, – заметила Сара.
Бетси гордо улыбнулась:
– Мое имя – это первое слово, которое он произнес, мэм. Скажите что-нибудь, Бэрри!
Малыш указал куда-то маленьким пальчиком.
– Собачка!
– Да это же лев! Вы можете сказать «лев»?
– Леу!
– Вот молодец! – Бетси с гордостью посмотрела на Сару, потом усадила своего подопечного на траву и наклонилась, чтобы стряхнуть с его платьица землю. Кудряшки малыша сияли на солнце, как лепестки примулы, и Сара невольно улыбнулась.
Когда няня выпрямилась, малыш поднял обе руки.
– Бэрри стоять!
– Что такое с мальчиком? – прошипел мужской голос. – Он что, не может стоять на ногах?
Бетси оглянулась, густо покраснела и присела в глубоком реверансе. Младенец у нее за спиной нагнулся, чтобы спрятать лицо в ее юбках, его ротик сжался и застыл.
За тисовой аркой стоял граф Мурфилд. Сара видела его мельком, когда приехала утром, и тогда в его глазах проглядывало что-то ледяное, как будто он всегда смотрел сквозь человека, но не видел ничего, кроме бесконечных заснеженных пространств.
Хрупкая, слезливая графиня шла следом за мужем. От рукавов размером с наволочку ее тонкая талия казалась еще тоньше, а бледное лицо выглядело почти прозрачным под золотисто-соломенными волосами и шелковым зонтиком цвета слоновой кости.
Теперь лорд и леди Мурфилд загородили единственный выход, и хотя Сара почтительно присела, они не обратили на нее ни малейшего внимания.
Шагнув вперед, граф рявкнул на няню:
– Отнесите мальчика в дом! Почему он все еще в саду, когда у меня гости?
Бетси попробовала повернуться и взять мальчика на руки, но два крошечных кулачка уперлись в ее передник.
– Кажется, он испачкался! – Бледно-голубые глаза графини увлажнились, как будто она страдала от того, что ее деликатным нервам нанесли личное оскорбление. – Лорд Бэрришем не должен пачкать свою одежду, Бетси. Он останется без ужина.
– Черт побери! Мой сын не должен прятаться за нянькиными юбками! – Лорд Мурфилд навис над малышом. – Он сейчас же выйдет вперед и поклонится отцу, как полагается мужчине.
Бетси попыталась вытолкнуть мальчика вперед; подбородок ее дрожал.
Граф в раздражении скривил губы:
– И запомните: если он разревется, ему не миновать порки.
Не выдержав, Сара шагнула вперед.
– Простите мою дерзость, милорд, но лорд Бэрришем очень умен для такого маленького ребенка, и вы можете им гордиться! Он умеет говорить слова «собачка» и «лев», и он очень красивый мальчик. А еще он очень храбрый. Полагаю, он в высшей степени похож на вас, милорд…
Казалось, что ледник треснул под его сапогами, и хаос из трещин распространился до самого горизонта; граф повернулся, взял жену под руку и, выйдя из-под тисовой арки, бросил через плечо последнюю команду:
– Делайте, как я сказал, Бетси, или можете искать себе другое место.
Малыш, не в состоянии сдерживать обуявший его ужас, присел на корточки и молча смотрел на отца круглыми глазами.
Взяв мальчика на руки, няня прижала его к груди.
– Ну-ну, Бэрри! Все в порядке, ягненочек мой. Пожалуйста, не плачьте и сидите тихо! Ну! Смотрите, вон птичка!
Воробушек, попрыгав на спине льва, примостился на его каменной гриве, и это отвлекло внимание малыша. Бетси подняла глаза.
– Я, пожалуй, унесу его, мэм, не то будет еще хуже, – прошептала она.
– Надеюсь, ему все же дадут поужинать?
– Ах, мэм, если я принесу ему ужин, на кухне узнают об этом и нажалуются ее сиятельству. – Няня подмигнула Саре с видом заговорщицы. – Но Бэрри получит то, что ему нравится, когда я поделюсь с ним своим ужином.
Подхватив малыша на руки, Бетси поспешила уйти в дом.
Сердце Сары переполняло негодование и отчаяние. Ясный день померк, слезы навернулись на глаза. Она сердито рванула ленты у себя под подбородком и, швырнув соломенную шляпу на скамью, подставила лицо солнцу.
Если, как считается, ангелы подбирают для каждой детской души соответствующих ей родителей, на этот раз их занятие явно прервали адские демоны.
– Это всего лишь я, – сказал мягкий голос. – Ваш безвредный коллега-конспиратор.
Она смахнула с глаз слезы. Гай Деворан стоял рядом со львом в небрежно расстегнутом фраке, что позволяло видеть снежно-белый галстук и белый шелковый жилет.
Наверняка он прошел мимо нее, неслышно ступая по траве.
При мысли о том, что такой высокий, атлетически сложенный человек мог двигаться столь неслышно и, более того, мог видеть ее без шляпы, в то время как она понятия не имела о его присутствии, Сару охватила паника. Ей стало жарко и неловко, как если бы она была лисой и только что заметила в отдалении орла.
– Безвредный? – не без горечи сказала она. – Надеюсь, что так.
Гай погладил льва по спине.
– Вас что-то расстроило, миссис Каллауэй?
Сара покачала головой.
– Надеюсь, вы смогли поговорить с мистером Крофтом?
Длинные пальцы Гая Деворана прошлись по гриве льва.
– Смог. Он трудный человек, не склонный к праздной болтовне.
Сара отвела взгляд.
– У него тоже каштановые волосы, синие глаза, и он здешний.
В глубине темных глаз Гая промелькнула тревога, но тут же исчезла, как будто он набросил покров на свои чувства.
– Да, и поэтому подходит к нашему описанию Фолкорна. Вы, как я понял, тоже побеседовали с ним?
– Попыталась, но безрезультатно.
– Не секрет, что он ездил весной в Лондон.
Сара взяла свою шляпу и продела пальцы сквозь ленты.
– И все же я побоялась вызвать у него подозрения излишней настойчивостью, поэтому ушла сюда, в сад. Полагаю, вы добились большего?
Гай оставил льва и, подойдя к скамье, уселся рядом с Сарой. Ее тут же охватило волнение, как будто он принес с собой солнце, и теперь ничто не могло оградить ее от безжалостных лучей.
– Леди Уайтли настояла на том, чтобы сопровождать меня, а остальные леди и джентльмены шли впереди.
– Этого-то я и боялась. Значит, вы все же не смогли поговорить с мистером Крофтом?
– Наедине – нет, хотя кое-что все-таки выяснил. Но сначала мне бы хотелось узнать, что вы сказали Мурфилду, или, точнее, что он сказал вам. Не следует ли мне вызвать его?
Сару возмутила легкая насмешка в его голосе, но она сдержалась.
– Из-за меня? Я польщена, мистер Деворан, но вся вина полностью лежит на мне.
– Значит, вы были с ним невежливы?
– Абсолютно. Хотя на самом деле мои слова выглядели вполне хвалебными, как вы понимаете.
– Что же случилось?
– Лорд Мурфилд обнаружил меня в саду с его маленьким сыном и няней. Он хотел, чтобы ребенок поклонился ему – а ведь малышу нет еще и восемнадцати месяцев! Я вмешалась прежде, чем он и его супруга довели младенца до истерики.
Гай чуть поморщился.
– Так граф вам не понравился?
– Он относится к тому типу хладнокровных англичан, которых я особенно не люблю, а жена – точная его копия. Надеюсь, они не принадлежат к вашим близким друзьям?
– К счастью, нет!
Сара встала; она больше не могла противиться своему беспокойству.
– Человек, который так безжалостен к собственному ребенку, вероятно, способен на все.
– А ну тише, миссис Каллауэй! – Гай вскочил и прошептал ей на ухо: – Хотя мы и одни, кто-то может прятаться за изгородью.
Он подвел Сару ко льву, и тень, которую отбрасывал каменный хищник, окружала ее со всех сторон.
– Графиня столь же жестокосердна, – сказала она с горечью.
Гай прислонился к постаменту и скрестил руки на груди.
Пронзительная мужская энергия этого человека не действовала на Сару разрушительно просто потому, что он держал эту энергию под жестким контролем.
– Леди Мурфилд несколько лет была больна, – спокойно сказал Гай. – Она подвержена приступам депрессии и истерическим припадкам. Все знают, что из-за пренебрежительного отношения мужа она время от времени надолго оказывается прикованной к постели. Дочь герцога Фрейдерхема, она живет под властью супруга-тирана, и семья не окажет ей никакой поддержки, если она его оставит. Слабость, а не жестокость – вот слово, которое приходит на ум в данном случае.
– Тем не менее, – настаивала Сара, – леди Мурфилд приказала лишить маленького лорда Бэрришема ужина только потому, что он упал и испачкал платье. Он ведь еще совсем младенец, а она его мать.
Гай снова нахмурился:
– Верно, но я представить себе не могу, чтобы она обняла его или покормила. Мурфилд поручил младенца кормилице, едва он родился, считая, что детский крик – гибель для всякой деликатной и чувствительной леди, поскольку от этого стала бы постоянно болеть голова.
– Страдания ребенка никогда не бывают предметом веселья, – бросила Сара.
– Вы хотите, чтобы я удивлялся, как это графиня не чувствует естественной любви к собственному ребенку? – Гай говорил эти слова таким тоном, словно не желал заметить ее негодования.
– Нет, конечно, нет, подобное равнодушие достаточно распространено среди знати, где детей отдают на воспитание слугам…
– И что же, его высекли?
– Слава Богу, нет: няня любит его как мать, и ей удалось сделать так, что он не заплакал.
– А ужин?
– Бетси обещала поделиться с малышом ужином, так что он не ляжет спать голодным.
– Думаю, графиня знает об этом, если только она не очень далека от домашних дел.
– Как вы можете защищать мать, которая не хочет защитить своего ребенка?
– Я ее не защищаю, но у этого положения больше нюансов, чем кажется. Возможно, графиня сейчас превратилась в женщину мрачную и неприятную, но было время, когда она выглядела совсем иначе. И разве я не имею права найти место для сочувствия в своем сердце?
– Только к ребенку! – не сдавалась Сара.
– Послушайте, Мурфилд – жестокий и мстительный человек. Десять лет назад он женился на избалованной девушке ради ее денег, а когда его болезненная супруга не произвела на свет наследника сразу же, все заподозрили, что он поколачивает ее, хотя граф, конечно, старался бить ее, только когда его никто не видит. Зная его крутой нрав, даже ангелы могли бы с перепугу решить, что не стоит вмешиваться.
– Значит, вы думаете, что я действительно рисковала ребенок все же может пострадать?
– Я этого не говорил.
– Но хотели сказать. Вы хотели сказать, что я была не права.
– Боюсь, вы неправильно поняли меня, Сара! Я не одобряю порки детей и не защищаю поведение леди Мурфилд. Всякая достойная мать скорее позволила бы высечь себя, чем видеть, как держат в страхе ее дитя. Но все не так просто. Жизнь никогда не бывает такой простой, а закон не допускает никакого вмешательства в то, как лорд обращается со своей женой или сыном. Так что же вы хотите, чтобы я сделал?
– Сделал?
– Видите ли, когда я узнал о приказании высечь малыша, я постарался сохранить самообладание, чтобы не взять на конюшне хлыст и не дать Мурфилду попробовать его собственное лекарство. Но если бы я так поступил, его жена и ребенок только еще больше пострадали бы.
Сара прикусила губу.
– Но ведь леди Мурфилд – дочь герцога и должна пользоваться определенным влиянием…
– Все изменилось, когда графиня, в конце концов, произвела на свет сына. Мурфилд радостно кукарекал над ним, как петух над навозной кучей, в восторге от того, что теперь он может вставить шпильку своему брату. Много лет назад они отдалились друг от друга, но с появлением сына брат перестал быть наследником графа. И все же его жена все еще живет на краю пропасти. Очень ли она любит ребенка? Наверное, нет. Поступила ли она нарочито жестоко со своим малышом, предложив оставить его без ужина, или она пыталась отклонить более серьезное наказание, предложив более мягкое? Не знаю. Но леди Мурфилд не зря покрывает эту Бетси Дейви, и если Мурфилд когда-нибудь узнает, что няня не подчинилась его прямому приказанию, ее уволят. Тогда у малыша никого не останется.
– Прошу прощения. – Сара опустила взгляд. – Скорее всего, вы правы. Леди Мурфилд успешно смягчила бы гнев своего мужа, если бы я не вмешалась.
– Нет, вы поступили правильно, но я ничего не стану предпринимать, если только не узнаю, что Мурфилд действительно является Дедалом. Однако мне трудно представить, что граф мог принуждать вашу кузину стать его любовницей после того, как жена, в конце концов, выполнила его самое большое желание.
– Значит, вы думаете, что граф – не Дедал?
– Напротив, это наш самый вероятный кандидат. Просто я не могу представить себе его мотивы, вот и все.
– Такому человеку, как Мурфилд, не нужны мотивы. – Сара чуть прикрыла глаза. – Не могу представить себе, как сумела Рейчел познакомиться с ним, но если все же она познакомилась и была с ним хоть чуточку невежлива, он мог преследовать ее только за это.
– Вздор! Мурфилд не станет преследовать кого бы то ни было, не имея на это важной причины.
Облака закрыли солнце, и все вокруг сразу потемнело.
– Что ж, мы и приехали сюда, чтобы узнать это, – задумчиво сказала Сара.
– Вам не стоило приезжать в Девон. – Голос Гая внезапно приобрел мрачное звучание. – Вы ничего не можете здесь сделать, что мне не удалось бы сделать самому и с большим успехом.
– Не забывайте, сэр, что Рейчел – моя двоюродная сестра!
– О! – Гай усмехнулся. – Об этом я помню постоянно.
Сара внимательно посмотрела на него. Взгляд у него был какой-то напряженный, но к напряженности примешивалось нечто большее, чем сожаление, большее, чем негодование.
Сара словно услышала шум войска, рванувшегося в бой, и грохот отдаленной битвы.
– И что же вы собираетесь сделать?
Он прижал ее к гранитному постаменту и коснулся ее щеки, затем отвел назад выбившуюся прядь волос. От этого прикосновения Сару охватила сладкая дрожь, лишающая возможности сопротивляться. Ей хотелось либо убежать, либо потерять сознание, чтобы навсегда оставаться у этого льва под прицелом темных глаз Гая Деворана.
Взгляд его остановился на ее губах, и Сара догадалась, что он сейчас поцелует ее, если она не предотвратит этого. Впрочем, ей всегда этого хотелось, но до этого момента она не подозревала, как сильно.
Гай засунул пальцы еще глубже в волосы и стал поглаживать ее затылок.
– Итак? – снова спросила она шепотом. – Что же именно?
– Наверное, это, – прошептал Гай.
Сара почувствовала его неуверенность, почувствовала, как он борется – отчаяннее, чем боролся Эмброуз де Верран против воинства саксов.
Она могла бы помочь ему. У нее оставался один миг, чтобы отвернуться, чтобы сказать что-то блестящее, умное или язвительное. Но она жаждала только его ласк – жарких и возбуждающих. Закрыв глаза, она сдалась, и когда Гай поцеловал ее, забыв обо всем, ответила на его поцелуй так, словно хотела принять его в свою душу. Она была готова отдаться ему прямо здесь, в саду, у подножия огромного спящего каменного льва, опуститься вместе с ним на озаренную солнцем траву и позволить ему насладиться так как ему хочется, – долгим, обжигающим наслаждением, которое могло бы сжечь ее дотла, иссушить раскаленным докрасна неистовством.
Его руки скользнули по ее стану, и Саре тут же захотелось снять с него галстук, фрак и рубашку. А еще ей хотелось, чтобы он сорвал с нее платье и увидел ее нагой.
Но тут Гай внезапно прервал поцелуй и уставился на нее с таким видом, словно завидел перед собой коварную сирену.
– Господи! – проговорил он с таким трудом, словно ему приходилось тянуть эти слова с другой стороны земли. – Если это не заставит вас уехать, значит, вас уже ничто не заставит.
Сара попыталась обрести равновесие; кожа ее горела, и ей казалось, что она никогда уже не обретет дар речи. Она опустилась на корточки под раскрытой пастью льва, отчаянно пытаясь сказать что-то остроумное, чтобы все поскорее встало на свои места.
Гай подошел к скамье, взял изящную шляпку и подал Саре, а она прижала обе руки к губам – пылающим, предательским губам. Кровь ее все еще пылала.
Шляпка все еще покачивалась в руке Гая, когда за их спинами кто-то с плохо скрытой яростью произнес:
– Ну и ну!
Гай резко обернулся: под тисовой аркой стояла леди Уайтли и вертела в руках шелковый зонтик.
– Когда в чем-то прав, мистер Деворан, – желчно заметила она, – всегда чувствуешь некоторое удовлетворение. Хотя удовольствие на этот раз оказалось решительно испорченным, поскольку доказательство свидетельствует только о том, что наша маленькая ботаничка все-таки оказалась вашей шлюшкой. – Резко повернувшись, дама удалилась, изящно вертя зонтиком.
Гай подал Саре шляпку.
– Мои сожаления, – чопорно сказал он. – Надеюсь, с вами все в порядке? Я должен догнать Лотти Уайтли, прежде чем она разболтает всем о том, что видела.
Сара кивнула:
– Да, конечно. Прошу вас, не будем больше говорить об этом. – Избегая его взгляда, она взяла шляпку и надела ее, а потом стала смотреть, как он уходит – стройный, красивый, полный жизни. Теперь ей оставалось только ненавидеть себя за то, что она влюбилась так немыслимо и нелепо.
Гай Деворан терпеливо ждал в «Оленьей хижине», устремив взгляд на темное озеро и едва различимый жемчужный свет на горизонте. Летняя ночь незаметно уходила, выдыхая остатки своей тишины, глубокой и спокойной. Вскоре уже птицы начнут щебетать, приветствуя утро…
Пять быстрых слов Гай прошептал Саре на ухо, когда она садилась в коляску вместе с гувернанткой:
– Завтра. «Оленья хижина». На рассвете.
Сара подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, но Гай тут же повернул лошадь и подъехал к леди Уайтли. Лотти поначалу отнеслась к его обществу весьма недоброжелательно, вскоре она уже отчаянно флиртовала с ним.
Гай услышал шаги Сары прежде, чем увидел ее: тихие, но быстрые, они приближались через лес. Сердце его забилось быстрее. Раздраженный своим нетерпением, он попытался выбросить из головы все, кроме главной цели – найти ее двоюродную сестру.
Когда-то ему казалось, что он любит Рейчел, и теперь честь требовала, чтобы он сохранил верность своим обещаниям, однако…
Тень Сары легла на порог, и она замерла в дверях, откинув с головы капюшон. Гай ощутил резкий, острый запах зеленого яблока, перекрывший лесные запахи, и невольно сделал глубокий вдох.
Пока он пристально всматривался в ее бледное лицо Сара села, сложила руки на коленях и улыбнулась, но тут же отвела глаза.
– Не очень-то разумно с моей стороны проводить так много времени в вашем обществе. – Она не выдержала и вздохнула. – Я должна вернуться как можно скорее…
– Пройдет еще несколько часов, прежде чем кто-нибудь встанет, – осторожно сказал Гай. – Так что мы здесь в безопасности.
– А я и не боюсь, что меня увидят.
– Но не можем же мы делать вид, что ничего не произошло, так что я должен извиниться за оскорбительное.
– Прошу вас, не нужно; вам не за что извиняться: вы ведь не сделали ничего дурного. Но вы – племянник герцога, а я преподаю в Бате. Хотя мой отец и был джентльменом, и меня воспитывали как леди, мы с вами вращаемся в разных кругах общества. Поэтому леди Уайтли сочла себя обязанной заметить, что такие высокопоставленные молодые джентльмены, как вы, всегда развлекаются тем, что губят и бросают ничем не примечательных молодых женщин, таких как я.
– Это все?
– Нет, – ответила Сара с внезапным сухим смешком. – Она только сказала, что я «играю с огнем». А что еще она могла сказать?
Внезапно Гай рассмеялся:
– Вот уж не знаю. Возможно, в свое время у меня были кое-какие интрижки, но я никогда не был распутником и у меня нет привычки губить женщин. А вот леди Уайтли – существо мелкое, эгоцентричное, и ей до слез надоела супружеская жизнь. Она флиртует со мной, чтобы вызвать ревность у мужа, ошибочно полагая, что это вернет его любовь к ней.
Сара закуталась в плащ, словно боясь простыть.
– А вам не кажется, что определенное количество собственнических чувств – это составная часть любви? Было бы просто ужасно, если бы лорд Уайтли стал безразличен к жене.
– Возможно, но вряд ли Лотти добьется того, что ей нужно, вызывая возмущение мужа.
– Увы, все это так ужасно. – Сара поежилась. – Кругом столько обманов!
– Здешние обитатели – одинаково поверхностные и себялюбивые существа, – усмехнулся Гай. – Многие из гостей тоже вступили в брак не по любви. Это просто союз собственности и статуса, в котором видимость – это все.
– И все же вы обязаны позволять кое-кому пользоваться вами?
– Все, в том числе и сам Уайтли, были бы оскорблены, если бы я вообще не обращал внимания на Лотти, они сочли бы в высшей степени дурной манерой мою попытку отвергнуть ее на людях. Так что это похоже на ходьбу по высоко натянутому канату. Уайтли хочется верить, что я нахожу его жену привлекательной, но он знает, что у меня нет никаких намерений относительно нее. Поэтому и его тщеславие, и гордость удовлетворены и мне не грозит встреча на рассвете с пистолетами в руках. Я также стараюсь не причинить неприятности Аннабелле Овербридж. Пусть она считает, что я пренебрегаю ею только потому, что от меня требуется изображать деликатное равновесие с ее подругой. Вас это шокирует?
– Не знаю.
– Но вы находите меня поверхностным или бесчестным, миссис Каллауэй?
– Нет, вовсе нет! Я только хотела сказать… О Боже! Я вас перебила, прошу прощения. Я мало что знаю о том, какие дела происходят в высшем обществе.
– И слава Богу! Но если Лотти Уайтли побеспокоит вас, я обрушу на ее голову всю мощь Уайлдши, и она это знает. Она, возможно, злобное существо, но распространять сплетни не посмеет. И все равно я поступил нехорошо…
– Вы утешили меня, когда я огорчилась из-за лорда Бэрришема: что же в этом плохого?
– Утешил?
Сара стиснула полы плаща и отвела глаза.
– Видите ли, я немного расстроилась, и уж совсем не думала, что ваша цель – соблазнить меня. То, что случилось, наверное, ничего не значит, и будет лучше, если мы не станем больше об этом говорить.
– Как пожелаете. Обещаю, больше это не повторится. Мне только жаль, что я не могу вас утешить относительно ребенка. Является ли Мурфилд Дедалом или нет – здесь я мало что могу сделать.
Сара подняла глаза, и они заблестели, словно отражая нарастающий свет дня.
– Я знаю, вы сделали бы, если бы могли.
– К сожалению, хотя моя тетка все еще может командовать королем, если захочет, но его величество очень стар. Еще герцогиня может командовать Веллингтоном, но она встала на защиту брака Райдера с Миракл, и это стоило ей значительной доли влияния в лондонском обществе. Что до семьи леди Мурфилд, она имеет почти такие же высокие связи, что и герцогиня.
– Вы сказали, что узнали кое-что о мистере Крофте. – Сара постаралась сменить тему. – И что же это? Я думала, что упаду в обморок в его теплице от запаха всех этих многочисленных орхидей. А ведь вы сказали мне, что лорд Мурфилд – всего лишь мелкий коллекционер.
Гай попытался сосредоточиться.
– Так оно и было, пока он не сманил Крофта от Норриса: Мурфилд терпеть не может, чтобы кто-то его в чем-то превосходил, а его новый садовник имеет необычайный дар обращаться с растениями.
Сара кивнула, соглашаясь, при этом ее плащ распахнулся, и под ним оказалось простое темное платье.
– Мы уже знаем, что мистер Крофт ездил в Лондон со слугой лорда Уиддона в мае, так что к нему можно приложить все, что нам известно о Фолкорне. С другой стороны, он действительно любит цветы, в противном случае ему не удалось бы собрать такую коллекцию…
– И это явилось достаточным основанием для Мурфилда украсть Крофта у Норриса.
– Все это выглядит странно, не правда ли? – Сара в задумчивости чертила пальцем по грубой поверхности стола, словно следуя изгибам лабиринта. – Мне не кажется, что в этой комбинации есть смысл.
Гай прищурился.
– Прошу вас, продолжайте! Нельзя сделать такое заявление, а потом оставить его без объяснения.
– Хорошо. – Сара кивнула. – Вы один из самых известных молодых людей в королевстве, приезжаете погостить в имение, где несколько очень достойных молодых леди безнадежно жаждут вашего внимания. Вы все объяснили мне насчет леди Уайтли, но ведь и по отношению к остальным вы держитесь совершенно безразлично.
– Безразлично? Я танцевал и флиртовал с ними, уделяя внимание каждой…
– И вкладывая в это так мало искренности, что все они потеряли всякую надежду.
Гай усмехнулся:
– Помилуйте, я приехал сюда не для того, чтобы найти себе жену. Меня и пригласили сюда на несколько дней, чтобы разоблачить Дедала, так что если мы говорим о наших личных противоречиях, не имеет никакого значения, отрицательно или нет я отношусь к брачному рынку. Что еще?