Сано лишился дара речи. Ну и дерзость! Значит, самосозерцание — фарс? Или Мацуи сейчас блефует, стараясь свести на нет свои откровения?
   — Что касается ночей, когда совершались убийства, то я был здесь, в этой комнате. — Мацуи махнул рукой на дверь. — Мои телохранители поручатся за меня. Я никуда не хожу без них.
   Торговец направился к двери и распахнул ее.
   — А теперь, сёсакан-сама, прошу прощения. Я очень занят. Если у вас еще возникнут вопросы, то вам придется меня арестовать. Но сначала хорошенько подумайте. Золото сёгуна должно прирастать. В противном случае он едва ли выразит вам благодарность.

Глава 21

   Удрученный, Сано вернулся в замок через главные ворота. Он собирался встретиться с Тюго Гишином, Он не мог вести тайное следствие там, где шпионы сразу доложат о его деятельности командиру гвардии.
   Сано сохранил Мацуи в списке подозреваемых, несмотря на твердое отрицание торговца и собственный здравый смысл, который подсказывал: никто не станет рисковать богатством и положением ради возобновления давней вражды. Сано уверовал в зловещую преданность Мацуи генералу Фудзиваре, в склонность торговца к насилию. Он уловил основные черты характера бывшего самурая: дерзость, безжалостность и огромный эгоизм, вполне способные породить чувство непобедимости. То, что помощники Мацуи готовы засвидетельствовать его доброту, а телохранители подтвердить алиби, вовсе не убеждало Сано в невиновности торговца. Люди зависели от кошелька Мацуи.
   Но доказать вину этого потомка Фудзивары очень трудно. Мацуи слишком умен, чтобы держать улики дома или на работе. Враги наверняка опровергнут положительные отзывы его друзей и подчиненных, но телохранители, особенно если участвовали в убийствах, будут настаивать на алиби — лгать, защищая себя.
   Предстоящая встреча либо выявит более вероятного преступника, либо докажет невиновность Тюго Гишина и освободит время для поиска улик против Мацуи. Думать о канцлере Янагисаве было совершенно невыносимо, его виновность фактически означала гибель Сано. Сёсакан отмахнулся от голоса отца, звучавшего в голове и заставлявшего признать очевидное.
   Сано направился к казармам охраны.
   Сотни самураев, одни на конях, другие пешие, но все с мечами и в доспехах, занимали огромный двор, окруженный каменной стеной. В длинных деревянных сараях, расположенных вдоль стен, находился целый арсенал мечей, копий, луков, аркебуз, пушек и боеприпасов. Это было мощное сердце военного режима Токугавы.
   По двору, как император, осматривающий свои владения, в сопровождении трех помощников прохаживался Тюго Гишин в полном боевом снаряжении. На голове гордо покоился черный металлический шлем с глубокими наушниками, украшенный парой изогнутых золотых сосновых ветвей. Богато отделанные доспехи, многочисленные пластины которых были соединены красными и золотыми шнурами, ладно сидели на высоко поднятых квадратных плечах. Наручни имели кольчужные рукава. Полы кимоно были заправлены в металлические поножи на крепких и прямых, как столбы, ногах. Осанка и твердая походка подчеркивали мускулистую стройность тела. Тюго без видимых усилий нес весьма весомое облачение. Голос, выкрикивающий приказы и вопросы, перекрывал стук шагов, цокот копыт и приглушенные разговоры.
   Сано наблюдал за командиром гвардии и безуспешно пытался представить его в роли убийцы. Семья этого человека верно служила роду Токугава в течение нескольких поколений. Тюго прошел по всем ступеням военной карьеры, даже успел послужить на флоте. Теперь он отвечал за безопасность замка. В его функции входили охрана сёгуна с домочадцами и множества чиновников, помощников и слуг, поддержание спокойствия и порядка. Разве мог он одновременно быть тем, кто убил четырех человек и погрузил город в страх?
   Тюго двинулся в сторону командного пункта, минуя арсенальные сараи, двери которых занавешивала красная материя, украшенная его гербом: белым восьмиугольником с полумесяцем Фудзивары посередине.
   Сано слез с коня и пошел за Тюго. Не сделал он и десяти шагов, как его задержали двое охранников.
   — Чем вам помочь, сёсакан-сама? — спросил один из них. В вежливости охранника проглядывало некоторое пренебрежение. Еще три дня назад эти люди отнеслись бы к Сано с раболепием. Он подивился тому, насколько быстро слух о его немилости достиг самых нижних эшелонов бакуфу.
   — Я должен поговорить с капитаном Тюго Гишином.
   Смерив его насмешливым взглядом, они начали теснить сёсакана, пока тот не попятился к воротам.
   — Вопрос чрезвычайной важности. Для безопасности замка, — уточнил Сано.
   Охранники переглянулись и пожали плечами.
   — Идите со мной, — сказал один.
   Сано в душе поблагодарил судьбу за то, что есть подчиненные, которые предпочитают перекладывать ответственность на начальников. Сопровождаемый эскортом, он последовал за Тюго к большому строению в углу двора, около высокой караульной вышки. Сано подбадривал себя надеждой, что его появление застанет капитана врасплох и заставит раскрыться. Но, когда они вошли на командный пункт, один из стражников вскинул руку, преграждая ему путь:
   — Ждите.
   В передней комнате командного пункта мебель отсутствовала, пол был земляной. Через распахнутую дверь в задней стене виднелся кабинет со столом, шкафами и сундуками, стены занимали доспехи, оружие, планы замка и какие-то списки. В профиль к двери на соломенном мате сидел Тюго Гишин, упираясь кулаками в бедра. Он был уже без доспехов и шлема. Черный колпак полностью закрывал голову. Слуга устанавливал вокруг капитана четыре соломенные куклы ростом с человека. Закончив, он отошел к двери и встал рядом с Сано. Он приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину. Сёсакан кивнул, не спуская глаз с Тюго. Мышцы живота напряглись в ожидании того, что вскоре, похоже, произойдет. Сейчас он увидит, как Тюго владеет мечом. Благодаря технике мгновенного выхватывания оружия из ножен и нанесения удара капитан прославился по всей Японии.
   Тюго сидел на коленях совершенно неподвижно, казалось, он не дышит. Но Сано ощущал: мощная энергия исходит от тренированного мозга, определяющего расположение невидимых целей. Сано размышлял, какой вывод следует из того факта, что капитан великолепно владеет техникой, основанной в принципе на вероломстве.
   Эта техника как нельзя лучше подходит для обороны и начала поединка. Однако ее слишком часто применяют против ничего не подозревающих людей. Например, многие простолюдины погибают, оказавшись на пути у самурая, вздумавшего опробовать новый меч.
   Не использовал ли Тюго свое прославленное искусство при нападении на хатамото Каибару, ренина Тёдзаву и эта, прежде чем они учуяли неладное? Не говорит ли выбор техники о том, что он готов атаковать беспомощные жертвы, застигая их врасплох? Одно Сано знал точно: чрезмерная тяга к боевым искусствам часто указывает на болезненную приверженность бусидо. Может быть, каноническое поклонение предку подвигло Тюго на убийство?
   Тюго плавко вскочил на ноги и выхватил меч из ножен. Клинок, описав в воздухе белую свистящую дугу, срубил голову первой кукле. Тюго завертелся волчком и поочередно снес вторую, третью и четвертую головы еще до того, как первая коснулась пола.
   От красоты и точности исполнения упражнения у Сано перехватило дыхание. Затем предчувствие опасности обожгло его, словно ледяное пламя. Он непроизвольно вскрикнул и отскочил назад. Хотя закон запрещал обнажать оружие против кого бы то ни было на территории замка, рука потянулась к поясу.
   Вместо того чтобы вложить меч в ножны и опуститься на колени, как того требует упражнение, Тюго ринулся прямо к Сано, подняв двумя руками меч над головой.
   Сано вытащил меч и приготовился парировать удар. Тут охранник и слуга очнулись:
   — Не надо, Тюго-сан! Остановитесь!
   Повиснув на плечах Тюго, они прервали атаку.
   Меч капитана застыл в зените смертоносного взлета. Тюго слегка обмяк.
   Сано медленно вложил меч в ножны. Еще находясь в боевом возбуждении, с часто бьющимся сердцем, он наблюдал за тем, как Тюго высвобождается из рук своих людей. Сано перевел дух, когда капитан спокойно вложил меч в ножны и снял черный колпак.
   — Сёсакан-сама, — проговорил Тюго хриплым отрывистым голосом, в котором не чувствовалось ни любопытства, ни удивления. Продолговатое лицо полностью соответствовало фигуре. Широкие горизонтальные брови сходились над тонким носом. Темные немигающие глаза напоминали мертвые. Они смотрели из глубины прямоугольных провалов над острыми, как лезвие ножа, скулами. Почти вертикальные складки шли от ноздрей к тонкогубому рту. Линия скул переходила в клинообразный подбородок. Только одно нарушало геометрическую правильность облика: неровный шрам на бритом темени.
   Обведя Сано и прочих мертвым взглядом, Тюго предложил:
   — Забудем о недоразумении.
   Капитан, наверное, имел в виду, что никто не станет докладывать в бакуфу об инциденте, а значит, ни он, ни Сано не будут приговорены к сеппуку, как то диктуют законы. Потрясенный, Сано только кивнул в знак согласия, пытаясь казаться столь же стоически спокойным, как и Тюго, и приводя в порядок роящиеся мысли.
   Тюго с закрытыми глазами обезглавил четыре чучела за время, которое у обычного фехтовальщика уходит на то, чтобы высмотреть одну цель и выхватить меч. Он способен мгновенно убить и скрыться, никем не замеченный. Было и другое, что убеждало Сано: именно командир гвардии зарубил в ночной тьме Каибару, Тёдзаву, Эндо и эта.
   Тюго явно хотел разделаться с ним. Это Сано почувствовал всем своим существом, хотя капитан назвал происшествие недоразумением. Инстинктивная реакция на неясную угрозу, всегда исходящую от незнакомца, или сознательная защита от человека, который может разоблачить?
   — Тренировка закончена. Уберите чучела, — сказал Тюго слуге и повернулся к Сано: — Что вам угодно?
   Он жестом отпустил стражников и прошел в кабинет, где принялся изучать планы замка. Сано последовал за ним. На планах размещение охранников отмечалось цветными булавками. Тюго передвигал булавки, словно генерал, планирующий сражение. Движения были нетерпеливыми, резкими и сильно контрастировали с недавней плавной грацией. То, что нападение на замок было практически исключено, не сказывалось на его увлеченности.
   — Ну? — произнес Тюго.
   Сано спохватился. Он увлекся сортировкой и перегруппировкой вопросов, точно так же, как Тюго булавками.
   — Вам, вероятно, известно, что сёгун поручил мне поймать охотника за бундори, — сделал Сано пробный выпад.
   — Ну?
   Тюго вышел из кабинета.
   — Оборона восточного крыла недостаточна. Немедленно пошлите туда еще отряд, — велел подчиненным.
   Затем вернулся в кабинет и приступил к изучению графика дежурств. Казалось, он не замечает Сано.
   — На ярлыках бундори написаны имена Араки Ёдзиэмона и Эндо Мунэцугу, — сообщил Сано. — У этих воинов были неважные отношения с вашим предком, генералом Фудзиварой.
   Палец, скользивший по графику, не дрогнул. Губы разжались от раздражения — не от удивления или испуга:
   — Ну?
   Специалист по обезглавливанию хорошо умел скрывать эмоции.
   — Генерал Фудзивара испытывал ненависть к Араки и Эндо, — сказал Сано. — Он рисковал жизнью, пытаясь уничтожить их. Охотник за бундори нападает на потомков Араки и Эндо. Я считаю, убийца является потомком генерала Фудзивары, он решил закончить кровавый спор.
   — Подумать только! — В насмешливых словах Тюго прозвучало презрение, хотя лицо осталось бесстрастным.
   Слуга внес лакированную коробку:
   — Ваша еда, досточтимый капитан.
   Тюго опустился на мат и указал на пространство перед собой:
   — Поставь здесь.
   В кабинете было тепло. Тюго распахнул кимоно и закатал рукава. На руках и груди не было заметно никаких ран. Либо он избежал ударов копьем во время схватки с братом Эндо, либо на нем были доспехи, либо он вообще никогда с монахом не дрался.
   — Если вы спрашиваете, не убийца ли я, то отвечу: нет. А мои предки вас не касаются. Кроме того, прошлое прошло, — сказал капитан.
   «Так ли?» — подумал Сано, наблюдая за тем, как Тюго открывает коробку.
   — Сухие каштаны, водоросли, морские гребешки, — перечислял капитан, доставая блюда.
   — Вы всегда выбираете еду, которую употребляли воины перед битвой? — спросил Сано, поймав собеседника на притворстве: тот определенно был знаком с военными обычаями далеких лет.
   Тюго пожал плечами. Он заправлялся как человек накануне тяжелого сражения: мрачно, смачивая каждый кусок глотком сакэ из помятой металлической фляги.
   — Я ем то, что мне нравится.
   Не добившись толку наводящими вопросами, Сано приступил к откровенному допросу:
   — Где вы были прошлой ночью?
   — Не ваше дело. Но ладно, скажу. Я был здесь. В замке. Где был все последние пятнадцать дней. Я никогда не покидаю замка, когда нахожусь на дежурстве. Это вам подтвердит любой из моих людей.
   Сано страдальчески посмотрел на потолок. Опять алиби. Столь же сомнительное, как у Мацуи, и столь же неопровержимое. Гарнизон, включая стражников у ворот, предан своему капитану. Все как один подтвердят любую историю, которую Тюго сочинит, встанут на его сторону в любом споре, особенно со слугой, находящимся в немилости у сёгуна. Даже если Сано удастся найти смелого или обиженного человека, готового выступить против, то сотни других поклянутся, что Тюго пребывал в замке во время убийств. Требуются прямые улики. Сано вспомнил о кимоно, которые предстояло показать портным, и о таинственно исчезнувшей свидетельнице. Хотелось бы знать, насколько Хирата продвинулся в поисках мастера, соорудившего паланкин с драконом, и в выяснении личности наемного убийцы.
   — У вас нет паланкина с драконом на боку?
   — Нет. Я пользуюсь замковыми.
   Паланкины из замка украшал только герб рода Токугава.
   — Вам когда-нибудь доводилось пользоваться услугами наемников?
   Уголок рта Тюго приподнялся в насмешливой улыбке:
   — Если мне нужно кого-нибудь убить, я сделаю это сам.
   — Что вы ответите, если я скажу: есть человек, который видел вас прошлой ночью за стенами замка?
   Тюго прожевал и проглотил пищу, вытер губы рукавом кимоно.
   — Что вы лжете. Или ваш человек лжет.
   Сано почувствовал разочарование. Тюго нисколько не встревожился при упоминании свидетеля, даже не проявил интереса к его полу.
   — Довольно нелепых обвинений, сёсакан-сама. Вам пора восвояси.
   Капитан поднялся и направился к двери. Сложив ладони рупором, позвал помощников, голос вполне мог перекрыть шум сражения. Внезапно около Сано выросли два человека. Они подхватили и вытащили сёсакана из здания на двор.
   — Пустите меня! — потребовал Сано.
   На какой-то момент ему удалось стряхнуть охранников, но тем на помощь пришли другие. Сано взвалили на плечи, пронесли через двор и положили животом на коня. Кто-то шлепнул по крупу. Сано едва успел усесться в седле. Животное понеслось во весь опор. Охранники проводили незадачливого сыщика громкими насмешками, гиканьем и хохотом.
   Дымясь от гнева, Сано утешал себя мыслями о мести. Не пройдет и четырех дней, как он увидит Тюго арестованным, осужденным и казненным за убийства. Характер, мастерское владение мечом и знание военных обрядов прошлого — все опровергало алиби капитана. Сано повернул коня к правительственной части замка. Времени на мечты об отмщении не было. Если он не поторопится, то опоздает на смотрины. По пути он остановил замкового посыльного и достал из-за пояса письмо, которое написал в писчебумажном магазине в Суруге. Сано детально изложил свои планы на сегодняшний вечер. В письме было и то, что, надеялся он, окажется ненужным, но пока представлялось крайне важным, оно могло исключить допрос Янагисавы. Сано передал письмо посыльному, приложив щедрое вознаграждение, чтобы гарантировать быструю доставку:
   — Срочно досину Хирате в полицейское управление.
   Затем Сано поспешил домой готовиться к смотринам.

Глава 22

   Храм Каннэй располагался в холмистом сельском районе Уэно к северу от замка и был одним из самых популярных мест в Эдо. Каждую весну многочисленные горожане собирались здесь, чтобы полюбоваться цветением вишни и подумать о скоротечности жизни, ярким символом которой были нежные цветки. Под бледно-голубым небом деревья казались скоплением розовых облаков. Лепестки сыпались, как снег, ветер уносил их в сторону серебряной глади пруда Синобадзу, окаймленного соснами.
   Сано оставил коня у ворот храма и торопливо пошел по гравиевой дорожке мимо павильонов, пагод и мавзолеев, проталкиваясь сквозь толпу гуляк. Сильно опаздывая, он не обращал внимания ни на крики знаменитых ворон, ни на яркие наряды, ни на прекрасных дам, ни на играющих детей, ни на подвыпивших мужчин, которые плясали, пели и скакали на зеленых лужайках.
   Наконец он увидел павильон Киёмидзу, величественное сооружение, покрашенное в ярко-красный цвет, покрытое синей черепицей и опоясанное балконами. Бормоча извинения, Сано протиснулся через большую группу щебечущих дам с одинаковыми бумажными зонтиками, обогнал нескольких отдыхающих и резко остановился у подножия холма, сообразив, какую непростительную оплошность допустил.
   Он должен был приехать раньше и, присоединившись к матери и Ногуши, притвориться, будто случайно встретил судью с дочерью. Если брачные переговоры окажутся неудачными, замысел позволял обеим сторонам сделать вид, будто никаких смотрин не было. Опоздание сводило уловку на нет. Сано чуть ли не бегом кинулся к условленному месту.
   Все уже собрались на дорожке под Лунной сосной, названной так из-за ветвей, образующих правильный круг: его мать, опирающаяся на плечо служанки, Ногуши, судья Уэда, самурай средних лет, одетый в черное кимоно, украшенное золотым фамильным гербом. И стройная молодая дама с шелковистыми черными волосами, ниспадающими до колен, в роскошном бело-красном кимоно, которую сопровождали две служанки, — Рэйко, возможная невеста. Все они, хотя и выглядели совершенно обычно, должно быть, в душе страдали от горького стыда за поведение Сано.
   Потный и задыхающийся от быстрой ходьбы, Сано произнес:
   — Прошу простить мое опоздание. Я не хотел никого обидеть и сожалею о доставленных неудобствах.
   Он поклонился тем, с кем был знаком:
   — Ногуши-сан. Мама. Хана.
   Мать улыбнулась с легким укором. Она показалась Сано более хрупкой и слабой, но и более спокойной, чем раньше. Морщины на лбу Ногуши забрались под самое темя. С наигранной веселостью архивист сказал:
   — Что ж, вы пришли, и это главное. — Он повернулся к судье: — Позвольте представить вам Сано Исиро, сёсакана его превосходительства.
   Сано поклонился. Уэда внимательно оглядел его. У судьи были густые пепельные волосы, широкое лицо и пышущая здоровьем моложавая фигура. Тяжелые веки нависали над глазами, светящимися умом. Морщины у рта говорили о том, что судья часто улыбается. Однако сейчас он был серьезен.
   Сано заверил Уэду в уважении и признательности.
   — Познакомиться с вами — большая честь для меня, — сказал судья. Интонация низкого голоса выдавала человека, которому нет нужды выставлять напоказ свое могущество. — А это моя дочь Рэйко.
   Сано поклонился и мельком глянул на девушку. Вежливость не допускала слишком пристального или долгого взгляда. Рэйко, как подобает настоящей даме, чуть склонила голову, прикрыв нижнюю часть лица веером. Сано заметил лишь длинные густые ресницы, белый лоб и высокие брови, тонкие, словно нарисованные.
   — Что ж, — сказал Ногуши, с преувеличенным энтузиазмом потирая ладони. — Не прогуляться ли нам вокруг павильона Киёмидзу? Там особенно красивые вишни.
   Они стали подниматься на холм. Сано понимал, что должен произвести благоприятное впечатление на будущего тестя, но никак не мог придумать, что бы такое сказать. Обряд казался нереальным. Удастся ли ему уцелеть, чтобы жениться?
   Ногуши взял на себя инициативу и продекламировал подходящую к обстановке строку из стихотворения:
   Вишни цветут лишь короткое время -
   О, наша жизнь...
   Благодарный другу за помощь, Сано прочел концевые строчки:
   Но пройдут четыре дня,
   И куда денутся эти цветы?
   Он прочел еще несколько подобных стихотворений, чтобы показать литературную эрудицию, затем расспросил о том, как прошло путешествие семьи Уэда к храму, и замолк. Он был совершенно не в состоянии поддерживать беседу. Стихи напомнили о сроке сёгуна. Неужели его надежды на успех столь же эфемерны, как увядающие цветы вишни?
   Неловкое молчание нарушил судья:
   — Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз, Сано-сан?
   Сано посмотрел на него с некоторым удивлением. Обычай предписывал двум семьям вести общий разговор. Ногуши опередил его с ответом:
   — Ну конечно же, досточтимый судья. Идите. Я развлеку дам. — Архивист ободряюще помахал Сано.
   Сёсакан с судьей пошли вперед. Опасаясь, что высказанных извинений недостаточно, Сано произнес:
   — Мое опоздание непростительно. Я прошу у вас и вашей дочери извинений, даже несмотря на то что я не вправе их ожидать.
   — Не нужно извиняться, Сано-сан. — Тон был пессимистический, но не злой. — Обязанности, которые возложил на вас сёгун, должны и наверняка будут занимать большую часть вашего времени и внимания. Нет, меня тревожит не ваше опоздание, а другое. Вы позволите мне говорить откровенно?
   Сано осторожно кивнул.
   — Мои источники сообщают, вы каким-то образом поссорились с канцлером Янагисавой, который настроил против вас сёгуна. — Судья устремил взгляд на группу мужчин, угощавших друг друга сакэ в небольшой низине. — Если вы не раскроете дело об убийстве, то вас сошлют на остров Садо. Это правда?
   Сано не удивился вопросу. Он знал: в высшем обществе принято нанимать частных сыщиков для получения информации о будущих родственниках.
   — Да, — сказал Сано человеку, который добросовестно вел переговоры о руке своей дочери. — Это правда.
   Уэда кивнул, он казался расстроенным, но не обескураженным.
   — Но расследование движется вперед, — поспешил добавить Сано, не желая потерять невесту, намеченную отцом, и поведал о выявленных фактах. — Один из четырех подозреваемых наверняка охотник за бундори.
   В молчании они миновали стайку играющих детей.
   — Я слышал о вас, Сано-сан, много хорошего, — сказал судья. — Храбростью, умом, приверженностью к истине и законности вы снискали себе добрую славу. Ваш рассказ подтверждает общее мнение. Ходят также слухи о вашей бесценной услуге его превосходительству.
   Сано пожалел, что договоренность с сёгуном не позволяет ответить на завуалированный вопрос и, похоже, предопределяет финал смотрин.
   — Однако не из-за вашей репутации я согласился на эту встречу. Должен признаться, моя дочь...
   Нежная улыбка тронула губы судьи, он оглянулся. Сано — тоже. Рэйко, уже не стараясь, как вначале, демонстрировать сдержанность, весело смеялась над какими-то словами Ногуши. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Сано. Затем она спрятала лицо за веером. Сано вспомнил об Аои. К сожалению, Рэйко — более подходящая партия...
   — Рэйко подслушала, как Ногуши рассказывал мне о вас, — продолжил судья. — Она никогда не проявляла интереса ни к одному брачному предложению, но на встрече с вами настояла, несмотря на мои сомнения. Порой она выказывает не по-женски сильную волю. — Горделивый тон смягчил критику. — Я люблю дочь, Сано-сан. Она у меня единственный ребенок и очень похожа на покойную мать. Ее счастье значит для меня чрезвычайно много. Именно поэтому я согласился на встречу и дал вам возможность высказаться. — Улыбка погасла. — Я не могу позволить Рэйко разделить вашу неясную судьбу. Извините, Сано-сан.
   Ожидание отказа ничуть не ослабило чувств стыда и разочарования, охвативших Сано. Прелестный пейзаж, смех отдыхающих стали отвратительными. Не предвещает ли провальное сватовство неудачу в расследовании?
   Он сказал деревянным голосом:
   — Я все понимаю, судья Уэда. — И осознал, что сожалеет не только о потере выгодного брака с привлекательной девушкой.
   Судья Уэда отличался справедливостью, желание выслушать и Рэйко и Сано подтвердило это. Судья выносил суровые приговоры преступникам, но всегда учитывал смягчающие вину обстоятельства, что говорило о его милосердии. Упоминание положительных и отрицательных сведений о Сано, а также тактичный отказ обнаружили умение судьи сочувствовать. Уэда был выше мздоимства, интриг и, естественно, не входил в число коррумпированных чиновников. Сано почел бы за великую честь породниться с таким человеком.
   Чтобы скрыть огорчение, он принялся изучать дорожку. Несостоявшиеся родственники обогнули павильон Киёмидзу и подошли к водоему. Судья положил ладонь на руку Сано:
   — Желаю вам успеха в расследовании и счастья в будущем.
   Сано поднял взгляд, но едва расслышал искренние слова. На балконе павильона появилась знакомая фигура.
   Одетый в великолепное кимоно, канцлер Янагисава озирал цветущие окрестности. Рядом с ним стояли не менее роскошно одетые мужчины. Сано узнал нескольких сановников. Деловая встреча, совмещенная с загородной прогулкой.
   Мускулы у Сано напряглись, во рту стало сухо. Рано или поздно им с Янагисавой придется встретиться наедине. Если не для того, чтобы установить вину или невиновность канцлера, то для того, чтобы выяснить отношения. Желая перебороть страх перед такой встречей, Сано мысленно перечислил причины, по которым Янагисава мог оказаться охотником за бундори: родственная связь с Фудзиварой, особенности характера, попытки помешать следствию. И больше ничего. Получалось, второе после Цунаёси должностное лицо в Эдо, уважаемый чиновник бакуфу слишком занят государственными делами, чтобы заботиться о старинной ссоре. Только основательность Сано, присущее ему стремление к истине включали Янагисаву в список подозреваемых. А если канцлер не является убийцей, то нужно умилостивить его. Так или иначе Сано всегда будет зависеть от Янагисавы.