— Вы, наверное, хотите немного погулять в одиночестве? — спросил Уэда.
   Судья деликатно давал Сано время, чтобы прийти в себя после отказа и как ни в чем не бывало присоединиться к остальным.
   Янагисава скрылся в павильоне.
   Сано решил: это единственный шанс поговорить с канцлером наедине. В официальной аудиенции Янагисава может отказать.
   — Благодарю вас, досточтимый судья, — сказал Сано. Более не в силах увиливать от дела, которое наполняло ужасом, он пустился вниз по дорожке.
   Вскоре Янагисава вышел из павильона и ступил на лестницу. Лениво покинув холм, он неспешно двинулся к пруду Синобадзу. Сано — следом. Янагисава шел между чайными домиками в сторону островка, на котором стояла кумирня богини воды Бэнтэн. Сано не отставал. Сердце дрожало, ноги не слушались.
   Канцлер миновал ворота кумирни. В небольшой сосновой роще, окружавшей павильон, было безлюдно. Сано сделал глубокий вдох и выпалил:
   — Досточтимый канцлер Янагисава, не соизволите ли вы поговорить со мной?
   Янагисава обернулся. Полуулыбка, игравшая на лице, исчезла, глаза превратились в тлеющие угли.
   — Мне нечего сказать вам, сёсакан, — выдавил он с ядовитой вежливостью. — Как вы смеете нарушать мой покой столь бесстыдным образом? Оставьте меня сейчас же!
   Смелость покинула Сано, тем не менее он опустился на колени и поспешно заговорил:
   — Досточтимый канцлер, пожалуйста, скажите, чем я вас прогневил. Я хочу исправить свою оплошность.
   Вместо ответа Янагисава со злостью пнул Сано. Сандалия толстой деревянной подошвой угодила в плечо. Сано упал навзничь, вскрикнув от неожиданности и боли. У него зачесались руки. Эх, рубануть бы мечом этого человека, которого, согласно бусидо, нужно было почитать как лицо, представляющее повелителя. Ему захотелось доказать, что именно Янагисава является охотником за бундори... Почти захотелось.
   Янагисава, сжав кулаки, стоял над ним. Кожа вокруг рта побелела от ярости.
   — Вы ничего не можете сказать или сделать, чтобы оправдать свои попытки представить меня убийцей.
   — Я не пытаюсь обвинить вас, — запротестовал Сано, шокированный поведением, не свойственным канцлеру. Хорошие манеры тот, похоже, приберегал для сёгуна.
   Сано неуклюже поднялся, осознав: замковые шпионы сообщили Янагисаве о том, что Ногуши ищет потомков генерала Фудзивары.
   — Я всего лишь прорабатывал одну из версий. Откуда мне было знать, что ваши предки каким-то образом свяжут вас с убийствами! Я навожу о вас справки только ради тщательности расследования. Я никому не говорил, что вы в списке подозреваемых. У меня даже язык не поворачивается назвать вас охотником за бундори.
   Сано умолк и невольно подумал: «Интересно, в чем коренится гнев канцлера — в причинах, о которых он заявил, или в страхе разоблачения?»
   Янагисава двинулся на Сано.
   — Вы подрываете мою репутацию и настраиваете против меня сёгуна тем, что клевещете на моих предков и распускаете лживые слухи. — Слова вылетали из перекошенного рта, словно струи едкого пара. — Я этого не потерплю. Вы слышите меня? — Он припер Сано к воротам.
   Сёсакан растерялся. Подобные планы ему никогда не приходили в голову, хотя он подозревал: другие чиновники из бакуфу именно так и действуют против своих противников. Теперь понятно, почему Янагисава ожесточился.
   Терять Сано было уже нечего, и он приступил к допросу:
   — Досточтимый канцлер, вы можете доказать свою невиновность, рассказав, где вы были во время убийств. Если у вас есть надежное алиби...
   Он задохнулся: Янагисава схватил его за ворот и притянул к себе так близко, что их лица, почти соприкоснулись.
   — Слушай меня, Исиро, слушай внимательно, — прошипела уродливая маска, в которую превратилось благообразное лицо Янагисавы. Сано попытался вырваться, не тут-то было. — Я канцлер его превосходительства. Ты лакей, да и то всего лишь на три дня. У тебя нет права допрашивать меня, я не обязан тебе отвечать. — Горячая кислая слюна брызнула на Сано. — Если ты не прекратишь злить меня наглыми вопросами и лживыми обвинениями...
   Янагисава вдруг отпустил Сано, сделал шаг назад и, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, оправил одежду. Злобная маска исчезла, лицо вновь обрело мягкие черты. Но глаза остались темными бездонными колодцами ненависти. Что удержало его от прямых угроз? Утонченные чувства или страх настроить против себя опасного человека? Этого не знали ни Сано, ни сам Янагисава. Когда он снова заговорил, голос был тихим и внушительным:
   — Скажу просто. Я не позволю вам добиться успеха в расследовании, сёсакан. — Он быстро пошел прочь.
   Сано в отчаянии смотрел на удаляющуюся фигуру. Встреча не помогла ни найти доказательств виновности канцлеру ни снять с него подозрений, ни разогнать страх перед ним. Только ухудшила отношения. Что делать?
   Сано расправил плечи и с трудом улыбнулся. Пора к Ногуши, судье и женщинам, ожидавшим у павильона Киёмидзу. Мысли о неудачном сватовстве улетучились из головы.
   Он вышел из ворот и замер на полушаге. Компания канцлера Янагисавы направлялась к кортежу паланкинов. Сано ринулся туда. Он успел вовремя. Янагисава поклонился спутникам и забрался в передний паланкин.
   В тот, на черных лакированных дверцах которого извивался красно-зелено-золотой дракон.
   Носильщики просеменили мимо Сано. Звук шагов глухо отозвался в сознании, дракон раскаленным металлом отпечатался в мозгу, канцлер Янагисава превратился в главного подозреваемого, кошмар стал реальностью.
   «Вот оно, страшное героическое деяние, о котором предупреждал отец», — понял Сано. Теперь он уже не мог отмахнуться от голоса, вещающего через годы: «Порой злой дух проникает в дом великого правителя. Он поставляет правителю ложные сведения, окружает правителя своими сообщниками и устраняет всякую оппозицию себе. Он приводит к правителю женщин и артистов, чтобы приучить к развлечениям и отстранить от дел. Он расточает деньги правителя на собственные нужды. Он подрывает здоровье правителя, лишает его характера и в итоге власти».
   Сано воочию наблюдал, как Янагисава властвует над сё-гуном, узурпирует его власть, потакает его прихотям и крадет его деньги. Если Янагисава еще и убил четырех человек, то он именно такой злой дух.
   — Нет, — прошептал Сано, провожая взглядом паланкин Янагисавы до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. Сано не хотел вспоминать самый жестокий урок бусидо: «Злой дух должен быть уничтожен, но не посредством прямого столкновения, которое может вызвать войну или скандал. Самый великий подвиг самурая — это гибель во имя господина. Чтобы избавить правителя от дурного влияния, самурай должен убить злого духа, а потом совершить ритуальное самоубийство для того, чтобы избежать ареста и позора и тем самым навеки прославить свой род».

Глава 23

   Сано ехал верхом за Тюго Гишином по району наследственных вассалов рода Токугава. С утра он поручил Хирате понаблюдать вечером за Мацуи Минору. Себе он выбрал более рискованное дело. Умение владеть мечом делало Тюго столь же опасным, как Мацуи и его телохранители, вместе взятые. К тому же капитан имел право понизить в должности, изгнать со службы, избить или даже убить офицера ниже рангом, если поймает на враждебных действиях. Сано понимал, что лучше распорядился бы временем, следя за канцлером Янагисавой, но работал согласно намеченному плану.
   Он знал: никто не поверит человеку, находящемуся в немилости у сёгуна. Янагисава контролирует бакуфу. Сано назовут изменником за выступление против канцлера. Ради торжества справедливости Янагисаву придется убить, затем нужно будет совершить сеппуку, чтобы избежать позора ареста и казни.
   Мысль о самоубийстве внушала ужас, холодный и омерзительный, как остывшая зола. Сано не был уверен, что ему хватит мужества вонзить в себя меч. Поэтому он очень хотел доказать вину Тюго, Мацуи или Отамы. Только так он мог спасти свою жизнь и честь семьи.
   Тюго держал голову низко опущенной и направлял коня по середине широкой улицы. Он словно боялся, что его приметят стражники у ворот имений крупных землевладельцев. Сано ехал за капитаном поодаль. Пока все шло хорошо: Тюго ни разу не остановился и не обернулся. Но, когда они въехали в район Нихонбаси, капитан насторожился. Он начал петлять, поглядывать назад. Всякий раз, когда Тюго останавливался, Сано натягивал поводья, чтобы подозреваемый не услышал предательского стука копыт. Бдительность сёсакана раздваивалась: одна часть заботилась о том, чтобы Тюго не обнаружил слежку, другая — чтобы не напал наемный убийца.
   Эта раздвоенность чуть не подвела Сано. Однажды он не притормозил вовремя, и Тюго вскинул голову: эхо повторило два лишних удара копыт. В другой раз, позже, Сано вообще потерял капитана из виду. Он пустил коня галопом и чуть не налетел на Тюго у ближайших ворот. Поспешно спрятавшись в переулке, он принялся наблюдать за тем, как стражники допрашивают капитана.
   — Отани Тэруо, слуга господина Маэды, — назвался Тюго.
   Напуганные суровой внешностью, стражники отпустили его без обыска, стараясь не задеть. У следующих ворот капитан с тем же успехом представился:
   — Иисино Сабуро, слуга господина Кии.
   От дурного предчувствия у Сано стала зудеть кожа. Почему капитан путешествует под псевдонимами? Выполняет тайное поручение или готовится совершить очередное убийство?
   Дальнейшие действия Тюго и вовсе привели Сано в замешательство. Капитан свернул на совершенно безлюдную улицу: все магазины были закрыты. Из-за доски объявлений Сано видел, как он спешился и привязал коня перед единственным зданием, где горел свет. Тюго посмотрел налево, направо и направился к дому. Постучал в дверь. Ему открыли. Тюго скрылся за дверью.
   Сано заморгал от неожиданности. Неужели Тюго настолько втерся в доверие к жертве, что та пустила его ночью к себе, забыв об охотнике за бундори? Или у капитана просто деловое свидание? Сано спрыгнул на землю и привязал коня к доске объявлений. Удостоверился, что поблизости никто не маячит. Осторожно подошел к зданию. Через полупрозрачное бумажное окно заметил в комнате четыре человеческие фигуры. Если двое — Тюго и его жертва, то кто остальные? Нужно выяснить! Тяжелая решетка делала окно неприступным. Деревянная дверь и оштукатуренная стена были без единой трещинки, в которую можно подсмотреть. Сано решил исследовать здание с тыла. Он перевел коня за угол, в широкий переулок, заставленный вонючими деревянными емкостями с мусором и полными ночными горшками. Стараясь не опрокинуть их, Сано спрятал коня под навесом между двумя общественными туалетами, посчитал двери и подошел к дому, в котором исчез Тюго. Он ощутил большое разочарование при виде забранных ставнями окон и окованной железом двери.
   Сано заметил опасность только тогда, когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки. В груди полыхнул страх. За одно мгновение Сано охватил взглядом зловещую наружность незнакомца: натянутая низко на лоб широкополая шляпа, мешковатый плащ, под которым, несомненно, спрятано оружие.
   Сано не стал дожидаться атаки и бросился на наемного убийцу.
   От столкновения у Сано затрещали кости, наемник испуганно хрюкнул. Они повалились на землю. Сано повезло: он подмял противника. Но не подавил. Сознавая, что Тюго рядом, Сано сдержал крик боли, когда вражеский кулак врезался ему в скулу. Молча он перенес и удар коленом в живот. Противники перевернулись. Сано ударился головой о землю. Напряжением тренированных мышц ему удалось выскользнуть из-под тяжелого тела. Коленом он прижал правую руку наемника, когда тот старался вытянуть из-под плаща меч. Сано сдавил шею убийцы обеими руками.
   Незнакомец закашлялся и попробовал сбросить Сано. Ногтями он царапал пальцы сёсакана. Сано не ослаблял хватку и не усиливал. Он хотел заставить врага говорить.
   — Кто тебя нанял? — спросил громким шепотом.
   Сопя и хрипя под шляпой, сползшей на лицо, убийца продолжал бороться. Он попал коленом Сано в пах, едва не вынудив закричать. Сано ударил незнакомца головой о землю.
   — Кто тебя послал? Говори!
   Он душил незнакомца до тех пор, пока тот не прекратил сопротивление.
   — Ладно, — прохрипел незнакомец. — Только, пожалуйста, не убивай.
   Сано осторожно сел на колени.
   — Кто?..
   Он даже не заметил движения противника. Жестокий удар пришелся по подбородку. Сано, пролетев немалое расстояние, ударился затылком о стену. В ушах зазвенело, в глазах запрыгали злые красные огоньки. Он рывком вскочил на ноги и увидел: незнакомец несется на него без шляпы с поднятым мечом. Сано понял: так он и не узнает ни кто этот человек, ни кто его нанял. Он выхватил меч.
   Свет луны упал на лицо убийцы. Ошеломляющее открытие замедлило руку Сано.
   — Хирата?
   Молодой досин застыл на месте и уронил оружие. Глаза вылезли из орбит.
   — Сёсакан-сама?
   — Ш-ш! — Сано прижал палец к губам. — Хирата, простите, что напал на вас. Что вы тут делаете?
   Хирата упал на колени, поклонился и зашептал:
   — Сёсакаи-сама, тысяча извинений за то, что ударил вас! Я всего лишь следовал вашему приказу. — Он вытянул палец. — Там Мацуи Минору!
   Сано обернулся. Это был дом, куда зашел Тюго.

Глава 24

   Это была меняльная лавка.
   Тюго Гишин сидел на коленях на полу, наблюдая за тем, как Мацуи Минору наливает сакэ. Они были одни. Служители давно разошлись, их весы для золота спокойно лежали на полках рядом со счетами-абаками. На столах не было ни книг для записей, ни письменных принадлежностей, ни столбиков монет. Два ночных сторожа находились в задней комнате, карауля деньги и счета. После многочисленных посетителей остался запах табачного дыма. Тюго воспринимал эту вонь как запах денег. Он ощущал себя запачканным, пребывание здесь унижало в нем дух воина. В животе подрагивало от укоренившегося отвращения к Мацуи: торговец, бывший самурай, символ скупости и бесчестья. И к сожалению, кровный родственник.
   — Разве не странно, что судьба развела нас однажды в стороны только для того, чтобы снова свести вместе, а, родич? — Мацуи с веселой улыбкой протянул Тюго чашку с сакэ.
   Смысл и фамильярный тон замечания словно крапивой обожгли Тюго.
   — Мы перестали быть родственниками, когда ты сошел с пути воина, — ответил он, взял чашку и сделал вид, будто пригубил сакэ. — Я не считаю тебя членом моей семьи. Невзирая на то что мы двоюродные братья.
   В веселом смехе Мацуи прозвенела опасная струнка.
   — Грубовато... кузен. — Торговец отодвинул чашку и бросил на Тюго ясный, вызывающий взгляд. — Возможно, мы скоро увидим, кто из нас делает семье больше чести. Или больше позора.
   — Ты позвал меня, чтобы оскорбить? — спросил Тюго. — Знай это, никогда не пришел бы.
   Разъедающий яд злости разлился у него в груди. Однако напряженность в отношениях между ним и Мацуи родилась не сегодня.
   После убийства Оды Нобунаги большая часть его слуг перешла или к Тоётоми Хидэёси или к Токугаве Иэясу. Только генерал Фудзивара потратил короткий остаток дней своих на войну против кланов Араки и Эндо вместо того, чтобы служить тому или иному союзнику своего господина.
   Когда генерал умер, трое его сыновей, в том числе прадед Тюго, поклялись в верности Токугаве Иэясу. Четвертый сын, прадед Мацуи, стал полководцем в армии Тоётоми Хидэё-си, он поднялся выше братьев, так как его правитель был прямым наследником Оды Нобунаги. Это вызвало серьезную ссору, трое братьев порвали с четвертым.
   Воспоминание о старинном соперничестве вызвало у Тюго злость. Поставив на стол чашку, Тюго начал вставать.
   — Прошу меня простить. Я должен вернуться к своим обязанностям.
   Мацуи вновь рассмеялся.
   — Ты знаешь, для чего я тебя позвал. Именно поэтому ты пренебрег своими обязанностями, выполнять которые считаешь более благородным делом, чем гоняться за деньгами, — даже если ты всего лишь высокопоставленный пес, охраняющий хозяина от несуществующей опасности.
   Злость Тюго перешла в ярость. Он сжал челюсти и кулаки, чтобы удержаться и не выхватить меч. Его прадед питал такую же ненависть к прадеду Мацуи. С каким бы удовольствием Тюго вписал новую, важную страницу в семейную летопись, зарубив торгаша!
   Раскол между сыновьями генерала Фудзивары углубился после смерти Тоётоми Хидэёси. К власти пришел Токугава Иэясу. Предок Тюго, который героически сражался под победными знаменами Иэясу в битве при Сэкигахаре, вместе с сёгуном перебрался в замок Эдо. Двое других братьев, также служивших Токугаве, получили менее значительные должности в Кантё, богатых сельскохозяйственных провинциях. Таким образом, четыре брата оказались разделены не только географией, но и завистливой неприязнью.
   Тюго сел на место и снова поднял сакэ. Он не мог позволить себе роскоши продемонстрировать гнев, потому что и впрямь догадывался, зачем Мацуи позвал его.
   Стремясь как можно быстрее закончить встречу, Тюго затронул более безобидную, но не менее серьезную тему:
   — Хочешь обсудить мой долг?
   Брови Мацуи поднялись в притворном удивлении.
   — Твой долг? Ах да, вспомнил. Ты занял у меня кругленькую сумму. В прошлом году, кажется.
   «Несомненно, он мог бы при желании назвать и точную дату и сумму», — подумал Тюго, чувствуя, как ненависть горечью заполняет рот. Лавочники очень скрупулезны в расчетах.
   Последующее замечание Мацуи только усугубило его злость.
   — Даже ты, кузен, должен признать, от нас, торговцев, есть кое-какая польза, правда?
   Самураи правят страной, а торгаши управляют ее богатствами. Неотесанный болван еще будет напоминать постыдные присказки!
   Когда Мацуи изменил самурайскому сословию, Тюго исполнилось четырнадцать лет, оставался год до совершеннолетия и поступления на службу. Тюго жил с родителями в доме при казармах, так как его отец был командиром замковой гвардии. В то летнее утро он играл на дворе с тремя ровесниками. К дому подбежал посыльный. Отец вышел из дверей, чтобы принять свиток. Тюго, воображая себя генералом Фудзиварой, чья кровь текла у него в жилах, стал атаковать активнее, безжалостно избивая мальчиков деревянным мечом. Едва ли он слышал их крики или ощущал ответные удары. В нем горело желание выделиться, победить, показать отцу, на что он годен.
   Поняв, что игра далеко зашла, юные самураи с плачем разбежались. Тюго взглянул на отца в ожидании похвалы. Тот недавно вернулся с дежурства и был в доспехах. Развернутый свиток свисал у него с рук. Встревоженные глаза смотрели мимо сына.
   — Твой двоюродный брат Мацуи оставил пост надсмотрщика во владениях его превосходительства в северном Канте и открыл в Исэ производство сакэ, — сказал отец. Голос хрипел от огорчения, но странная улыбка выражала одновременно и радость, и отвращение. — Видимо, благодаря остаткам совести Минору сменил имя Фудзивара на Мацуи.
   Со слов отца Тюго с раннего детства знал историю рода Фудзивара. Он понял: поступок двоюродного брата, с одной стороны, опозорил клан, а с другой — поднял его собственную ветвь на семейном древе. Он усмехнулся, словно одержал еще одну победу.
   Взгляд отца остановился на нем, и Тюго увидел себя глазами старика: долговязым, босым недорослем с дурацким деревянным мечом. Сгорая со стыда, он услышат отцовский голос:
   — Теперь забота о чести клана легла на наши плечи. Чтобы поддержать ее, победы в детской игре недостаточно. Если ты намерен походить на генерала Фудзивару, тебе придется выиграть более серьезное сражение.
   Подобные высказывания преследовали Тюго в течение всей молодости. Радость родичей по поводу бесчестья Мацуи омрачалась по мере того, как он становился богаче и влиятельнее. Гишинам приходилось затягивать пояса, чтобы при фиксированном жалованье справляться с растущими расходами, а Мацуи жили на широкую ногу. Мужчины семьи Тюго видели сёгуна только на крупных церемониях и деловых встречах, а для мужчин семьи Минору устраивались личные аудиенции. Положение банкира Токугавы настолько приблизило последыша четвертого сына Фудзивары к власти предержащей, что Тюго и не снилось. Со смешанным чувством злости и унижения он понял: заблудший двоюродный брат превзошел его.
   Сидя в меняльной конторе, Тюго злился, припоминая, сколько он и его господин должны Мацуи. Обычно Тюго проявлял страсть к сражению — истинно самурайскому делу — в педантичном отношении к служебным обязанностям. Однако теперь он с острым наслаждением ощущал прилив силы, словно собирался поупражняться в технике отсечения голов. Он представил: вот рука стремительно выхватывает меч, вот клинок со свистом вылетает из ножен и прочерчивает в воздухе белую дугу, вот, разрубая хрящи, входит в шею, вот он, воин-победитель, стоит над поверженным Мацуи...
   Грезы Тюго прогнал укол страха, когда он взглянул на улыбчивого, удивительно живого торговца. Не потребует ли Мацуи возвратить долг? Сейчас он никак не мог расплатиться. У него были большие траты, денег нет.
   — Впрочем, ты всегда вовремя платишь по счетам, Тюго-сан. Здесь и говорить-то... не о чем.
   Не успев почувствовать облегчение, Тюго вновь испугался. Только самурайская выдержка помогла изобразить безразличие.
   — Тогда что тебе нужно?
   Веселый кузен пропал, явив на свет хитрого торговца, составившего себе и своим клиентам целые состояния.
   — Мы должны обсудить убийства, связанные с бундори, и подумать, как защитить себя.
   — Не понимаю, — протянул Тюго.
   Неожиданно ему очень захотелось выпить, желание было сильнее отвращения к гостеприимству Мацуи. Он глотнул сакэ. Потому что, конечно, догадался, что имеет в виду братец.
   — Сёсакан Сано узнал о генерале Фудзиваре, — сказал Мацуи, — и о ссоре, которая связывает генерала — и нас — с убийствами. Он ведь и с тобой говорил, не так ли?
   — С чего ты взял? — буркнул Тюго, обеспокоенный и осведомленностью Мацуи и тем, что Сано беседовал с торговцем. Сано, должно быть, и впрямь уверен, что найдет убийцу среди потомков генерала Фудзивары. Если семейная тайна станет достоянием гласности, то грянет настоящая катастрофа! — Кто тебе сказал?
   Мацуи нетерпеливо пожал плечами:
   — У меня в замке немало клиентов, которым я прощаю долги в обмен на услуги. Кто мне сказал, не важно. Важно другое: ты разболтал все сёсакану?
   Тюго с трудом оправился от потрясения, которое испытывал всякий раз при намеке на то, что передавалось из поколения в поколение в роду Фудзивара и связывало единственной нитью разобщенные семейства. Тюго отчетливо помнил, когда был посвящен в святая святых, — в первый день седьмого месяца десять лет назад, за пять лет до того, как отец вышел в отставку и он унаследовав должность командира гвардии.
   Стоял жаркий влажный полдень. Тюго осматривал укрепления замка, вдруг кто-то позвал его по имени. Тюго обернулся. Отец, прихрамывая, шел по проходу между каменными стенами.
   — Ото-сан, в чем дело? — встревожился Тюго и поспешил навстречу старику, тот никогда прежде не приходил к нему на службу.
   Отец отвел предложенную руку:
   — Сын, ты придерживался бусидо, как подобает самураю, и в этом гордость нашего клана. Теперь я должен поведать тебе нечто очень важное. Пойдем.
   Тюго сжигало любопытство, тем не менее он удержался от расспросов. Они медленно двинулись вверх по проходу. Мелкий частый дождь тонкими струйками стекал по доспехам Тюго и по плащу старика. С земли поднимались испарения. Туча нависала над замком, такая же тяжелая, как и молчание отца. Они остановились за северо-западной сторожевой башней, на любимом месте старика, и он заговорил в спокойном мрачном тоне.
   Тайна до глубины души поразила Тюго. Он безмерно вознегодовал от той ужасной несправедливости, которую доблестно стремился исправить генерал Фудзивара.
   — Как глава семьи после моей смерти ты должен накануне кончины передать эту тайну своему старшему сыну, — сказал отец. — Твоим двоюродным братьям тайна известна от их отцов. Но ты не должен говорить с ними об этом. Вообще ни с кем. Ты должен хранить тайну, чтобы однажды, когда придет время, один из потомков генерала Фудзивары завершил его благородную миссию.
   — Хорошо, ото-сан, — тихо ответил ошеломленный Тюго. Он размышлял, уж не ему ли выпадет честь завершить старинное дело.
   Все последующие годы он терпеливо ждал какого-нибудь знака, чтобы начать действовать. Как смеет Мацуи предполагать, будто он способен открыть тайну сёсакану Сано?
   — Я ничего не рассказал ему, — резко бросил Тюго.
   — Хорошо. — Мацуи подлил ему сакэ. — Поклянись, что будешь и впредь молчать. Сёсакан Сано догадался, что ключ к убийствам лежит в прошлом нашего клана. Но он не знает, почему происходят убийства, и не может выдвинуть серьезного обвинения. Пока мы храним тайну, он не опасен для нас. — Торгаш сделал паузу. — Если надеешься, выдав тайну, отвести от себя подозрения, не обольщайся. Все равно окажешься виноватым.