Он сделал выпад в сторону Сано и отскочил, услышав тихий, но отчетливый женский голос:
   — Прекратите... Все хорошо. Он может остаться.
   Охранники пожали плечами и удалились в галерею. Сано вложил меч в ножны и посмотрел в сторону беседки.
   Женщина стояла под аркой — небольшой рост; кимоно цвета морской волны расписано бабочками. Женщина показалась Сано молодой и красивой. Однако чем ближе он подходил к беседке, тем дальше уходил от первого впечатления. Волосы, уложенные по молодежной моде, оказались неестественно черными и тусклыми. Толстый слой белой пудры тщетно скрывал мешки под глазами, румяна подчеркивали обвислость щек и двойной подбородок. По-девичьи яркая одежда выдавала полные бедра и дряблую шею. Таинственная свидетельница в точности соответствовала описанию Аои: тучная пожилая женщина, отчаянно цепляющаяся за молодость. Сано мысленно похвалил любимую.
   — Сёсакан-сама. — Госпожа Симидзу поклонилась и робко улыбнулась. Движение усталое, интонация покорная, улыбка вымученная. — Я ждала вас... Я рада, что вы пришли. Я отправилась в храм Дзодзё, потому что больше не нужна мужу, — сказала госпожа Симидзу.
   Явно обезумевшая от горя женщина не пригласила Сано в дом. Она бесцельно бродила по саду, вынуждая следовать за собой.
   — За последние десять лет он ни разу не взглянул на меня... не поговорил со мной ласково. — Речь прерывалась длинными паузами. Окончания слов проглатывались. Возможно, женщина играла в знатную даму. После очередного антракта она прошептала: — И как я ни прошу, он отказывается делить со мной ложе...
   Сано, смущенный интимным признанием, понял: ей необходимо излить душу, поведать кому угодно о своих бедах. Если он будет просто слушать, то узнает гораздо больше, чем при официальном допросе. Он деликатно перевел взгляд с печального некрасивого лица на окрестности.
   Как и хозяйка, сад когда-то был премилым. Огромная вишня цвела возле пруда. Изящные каменные светильники и скамьи не портили ландшафт. Однако повсюду лежала печать запустения. Плети увядшего винограда облепили строения. Мертвые ветви торчали на вишне, как черные кости. Зеленая ряска затянула поверхность пруда. Кусты не были подстрижены, светильники и скамьи покрылись мхом и лишайником, клумбы и лужайки заросли сорной травой. Если сад Мимаки являлся воплощением любви, то этот — ее надгробием.
   Госпожа Симидзу, будто угадав мысли Сано, сказала с горечью:
   — Раньше муж нанимал садовников... Тогда... у нас не было детей... теперь их семеро... Мы проводили здесь много счастливых часов... «Я не могу жить в разлуке с тобой», — говорил он. Муж боготворил мою красоту и любил меня... Вон там... — Госпожа Симидзу махнула на пятачок под вишней. Пухлая рука, гладкая кожа. Похоже, дама никогда не работала. — А теперь я старая и противная... У меня неважное здоровье... Замучил насморк. Муж покинул меня. — По щекам потекли слезы, буравя слой пудры. — Он взял на содержание двух молодых, — она запнулась, — и привел к нам в Эдо. А еще он часто навещает проституток в Ёсиваре.
   Мы женились по любви... Знаете, это редко случается в мире, где браки заключаются из корыстных или клановых интересов. Трудно найти любовь и потому так больно ее потерять.
   — Я понимаю вас, — сказал Сано в надежде сократить унылый рассказ. Его собственное счастье висело на волоске, ему не хотелось слушать об утраченной любви. Если предстоит потерять Аои... Ради расследования он дал госпоже Симидзу продолжить речь.
   — Летом мы на прогулочной лодке наблюдали за фейерверками. Это большая лодка с уютной каютой... Мы пили вино и наслаждались обществом друг друга. — Госпожа Симидзу утерла лицо рукавом кимоно. — Все миновало. Лодка уже десять лет стоит на приколе. Я решила уйти в монахини, потому что больше нет сил жить без любимого...
   С облегчением Сано перевел рассказ на события той ночи, когда был убит монах:
   — Значит, вы отправились в храм и попросили убежища. Что там произошло?
   — Я взяла лучшую одежду, чтобы оплатить стол и постель... Наняла паланкин... И на закате добралась до храма. — Госпожа Симидзу плюхнулась на скамью и погрузила пальцы в мох. — Сёсакан-сама... если я расскажу, что видела, пообещаете никому больше не рассказывать? — Она подняла на него полные мольбы глаза. — Пожалуйста... прежде чем возражать, позвольте мне объяснить, почему я прячусь. Почему не хочу никого видеть, почему наняла ренинов для охраны. — Она нервно осмотрела сад, словно каждый момент ожидала нападения. — Покинув храм, я поехала в Нихонбаси. На следующее утро ко мне заявились три самурая. Они не представились, не сообщили, зачем я им нужна, поэтому слуги сказали, что меня нет дома. Они ушли, но несколько часов спустя вернулись... Не представляю, кто они, но догадываюсь, зачем приходили. Их подослал охотник за бундори. Наверное, он узнал меня в храме или каким-то образом выяснил, кто я такая. Сёсакан-сама, он ищет меня, он хочет меня убить, потому что думает, будто я могу его узнать. Теперь понимаете, почему вы не должны никому рассказывать о нашей беседе?
   Сано присел рядом с ней, размышляя, действительно ли странные посетители были убийцами, нанятыми для устранения опасного свидетеля. Если да, то кто из подозреваемых подослал их? Мацуи? Он вращается в тех же кругах, что и госпожа Симидзу. Он мог узнать ее, потому что встречал прежде. Или Янагисава? Шпионская сеть канцлера, несомненно, простирается и на храм Дзодзё. Кроме того, канцлер имеет доступ к досье бакуфу на известных горожан. Впрочем, не выдумывает ли госпожа Симидзу? Нужно будет порасспросить ее слуг и попытаться выйти на тех самураев. Но в одном Сано был уверен: чтобы уличить охотника за бундори, сохранить в тайне показания госпожи Симидзу не удастся.
   — Если вы составите письменное заявление, вам не придется выступать в суде, — предложил Сано, подозревая, что у свидетельницы есть дополнительная причина избегать огласки.
   Подумав, госпожа Симидзу сказала:
   — Хорошо... Я напишу... — Вздыхая, она возобновила рассказ: — Настоятель в храме принял мои кимоно и предоставил мне комнату в гостинице... Но я не могла уснуть. Я ужасно тосковала по мужу и думала, как он себя почувствует, когда обнаружит, что я ушла. Обрадуется или, наоборот, опечалится? Не может ли случиться так, что он опять меня полюбит? В конце концов мысль о том, что я больше никогда его не увижу, стала невыносимой... Примерно в полночь я выскользнула из гостиницы. Я была готова идти пешком до самого Нихонбаси одна, в темноте. Мне просто хотелось быть неподалеку от мужа... даже зная, что он спит в объятиях... содержанок. И... — Новая порция слез проторила бороздки землистого цвета. Женщина перешла на шепот. — У меня хватило гордости скрыть от мужа, что я хотела его покинуть и не смогла.
   Так вот истинная причина того, почему она боится огласки. Сано почувствовал приступ злобы к бессердечному мужу и жалости к брошенной жене. Бедная жаждет хотя бы уважения взамен любви.
   — Я понимаю, — мягко сказал он и подождал, пока собеседница успокоится. — Итак, вы покинули общежитие. Что было потом?
   — Я держалась в тени, чтобы монахи, охраняющие храм, меня не заметили. — Женщина руками изобразила, будто крадется. Выражение на лице испуганное, но решительное. — Я вышла к главному павильону... Светила луна, горело несколько фонарей, но под ногами все равно было очень темно, я вся тряслась от страха. И тут... — Госпожа Симидзу спрятала руки под кимоно. — ...По пути к основным воротам я споткнулась... Это был мертвый монах! — Она со всхлипом передернулась. — Без головы... Кругом кровь... Из груди торчит меч...
   Сано удивленно посмотрел на женщину. Он не видел на теле Эндо никакого меча, и никто в храме не упоминал о подобной находке. Если госпожа Симидзу рассказывает правду, то что из этого следует?
   — Я сразу поняла: монаха убил охотник за бундори. — Она утерла слезы. — Я испугалась, что он где-нибудь поблизости, что он меня убьет. Нужно было позвать на помощь или спрятаться в гостинице. Но все, о чем я могла думать, — это поскорее вернуться домой... Чтобы защитить себя, я... Я вынула меч из монаха. — Она обеими руками схватила воображаемую рукоять и потянула вверх, отвернув лицо и скорчив брезгливую гримасу. — Я сунула меч за пояс и побежала к храмовому колоколу. Я ударила изо всех сил. Потом помчалась к воротам.
   Значит, настоятель прав: именно пропавшая гостья ударила в набат. Похоже, охотник за бундори, чтобы сломить неожиданное сопротивление монаха, воспользовался двумя мечами и забыл один, когда уносил голову. В Сано затеплилась надежда. Возможно, меч — та самая вожделенная зацепка. Он собрался спросить, где меч находится сейчас, но госпожа Симидзу сказала бесцветным голосом:
   — И вдруг я увидела убийцу.
   — Почему вы решили, что это охотник за бундори? — От волнения Сано забыл про меч. Наконец перед ним настоящий свидетель убийства!
   Госпожа Симидзу шмыгнула носом.
   — Он был за воротами... Он что-то совал в мешок. Я видела отрубленную голову!.. Я закричала от ужаса, но он меня не услышал. Наверное, мне показалось, что я закричала. Он посмотрел по сторонам и увидел меня.
   — Госпожа Симидзу, — сказал Сано медленно, хотя сердце выпрыгивало из груди, а во рту пересохло, — это очень важно. Как выглядел убийца? Опишите поподробнее. Не торопитесь.
   — Я не рассмотрела хорошенько. Думаю, он высок, но я не уверена... Было темно... На нем был плащ с капюшоном... — Она вцепилась Сано в руку. Ногти так и впились в кожу. — Он видел меня, сёсакан-сама. Он думает, я могу узнать его. Он меня ищет. Вы должны защитить меня!
   Поморщившись от боли и досады, Сано мысленно выругался. Он слишком многого ждал от этой встречи.
   — Что вы сделали потом?
   — Мне следовало бежать назад, в храм... С монахами я была бы в безопасности. Но я ничего не соображала... Я бросилась в лес. Ах! Простите меня. — Она убрала руку и в трогательной попытке сохранить достоинство выпрямилась. — Убийца погнался за мной. Он едва не настиг меня... Я спряталась в дупле дерева. Потом я видела огни, слышала крики людей... Я сидела в дупле до рассвета, пока все не разошлись. Потом я бегом бросилась в Нихонбаси.
   Сано мрачно покачал головой. Мало того, что свидетельница скрылась с места преступления, так еще и украла единственно достоверную улику.
   — Что вы сделали с мечом?
   Госпожа Симидзу всплеснула руками.
   — Я принесла его домой. Я всю дорогу боялась столкнуться с убийцей. Потом я не знала, что с мечом делать.
   Сначала хотела выкинуть. Потом подумала, что следует передать его через мужа вам... Но я не хотела объяснять мужу, откуда он у меня. Поэтому принесла его сюда.
   От волнения Сано вскочил на ноги.
   — Он здесь? Можно взглянуть?
   — Да. Сейчас.
   Госпожа Симидзу поднялась со скамейки. Однако направилась она не в дом, а к пруду. Сано двинулся за ней. Женщина подошла к огромной вишне и зашарила в дупле.
   — Когда-то это был наш тайник, — с тоской проговорила она. — Муж оставлял здесь для меня подарки и стихи... — Она вытащила длинный узкий предмет, завернутый в промасленную шелковую тряпку, и передала Сано. — Я не хотела держать дома нечистую вещь.
   Сано стоял, вытянувшись в струнку, сверток лежал на ладонях. Вот ниточка, которая приведет к убийце. Сано медлил, боясь узнать его имя. Наконец решился и сдернул шелковую тряпку.
   Засохшая кровь покрывала тонкое изогнутое лезвие короткого меча: госпожа Симидзу погнушалась протереть его. При беглом осмотре Сано почувствовал разочарование. Рукоять, оплетенная крест-накрест черным шелковым шнуром и украшенная золотыми вставками в виде алмазов, имела обычную современную форму. Рукоять и лезвие без гербов или иных отличительных знаков. Тогда Сано обратил внимание на гарду.
   Отлитая из черного железа, гарда представляла срез человеческого черепа. Клинок проходил через отверстие носа, меньшие по размерам дыры изображали пустые глазницы. На челюсти красовались пять золотых зубов. Образ смерти был передан мастером очень умело, смерть выглядела прекрасной. Сердце Сано ухнуло вниз. Он вспомнил выцветшие иероглифы на истлевающем свитке:
   «Работая двумя мечами, гарды которых были выполнены в виде черепов, славный генерал Фудзивара рубил солдат Эндо и оставлял за собой горы трупов...»
   Сано обернул тряпкой клинок, чтобы не порезаться, и вытащил из рукояти. На хвостовике клинка открылись выгравированные крошечные иероглифы, они подтвердили: меч действительно принадлежал генералу Фудзиваре. Перед Сано был один из парных мечей, которые генерал поднял против Араки и Эндо, оружие передавалось в роду Фудзивара от потомка к потомку, пока не оказалось у самого худшего.
   Сано прикинул, как с помощью меча поймать убийцу. Можно найти эксперта, и тот определит, кому принадлежит уникальное, приметное оружие.
   Заключения эксперта и письменного показания госпожи Симидзу будет достаточно для того, чтобы дело направить в городской суд. Но успеет ли Сано обернуться за два дня?
   Вдруг его осенила занятная мысль. Убийца, кто бы он ни был, захочет получить назад свою драгоценную и опасную реликвию. А коли так...
   — Не могли бы вы оказать мне услугу? — спросил Сано. Он вставил клинок в рукоять и завернул меч в тряпку.
   Двойной подбородок задрожал, ресницы испуганно вспорхнули.
   — Разве я мало сделала? И вообще, с какой стати?
   — Если вы мне не поможете, я заставлю вас давать показания прямо в суде, и все, включая мужа, узнают о вашей поездке в храм.
   Даже зная, что его понуждают на шантаж обстоятельства, Сано ненавидел себя за подобное обращение с жалкой, беспомощной женщиной. В жутком просветлении он понял: именно таким способом чиновники растут в бакуфу. Пользуясь своей осведомленностью и служебным положением, запугивают людей, подчиняют и по спинам карабкаются наверх. Вроде канцлера Янагисавы... Благодаря расследованию Сано пришел к пониманию сущности врага, к осознанию того, как много между ними общего. Тем не менее он заглушил голос совести словами «Цель оправдывает средства». Наверное, и Янагисава утешался той же формулировкой, забирая власть над сёгуном, растаптывая жизни, проматывая казну.
   — Вижу, у меня нет выбора, — сказала госпожа Симидзу.
   Она кокетливо улыбнулась и положила ладонь ему на руку. Странная смесь страха и признательности наполнила глаза женщины. Сано обомлел. Она решила, будто он домогается ее любви. Более того, она благосклонно отнеслась к мнимой просьбе. Отвергнутая жена хотела унять боль и тоску.
   — Простите, госпожа Симидзу, но я не могу и мысли допустить, чтобы покуситься на вас, — мягко сказал Сано и с поддельным сожалением убрал руку.
   Пока разочарование на увядшем лице переходило в изумленную тревогу, сёсакан рассказал женщине о своей хитрой задумке.

Глава 32

   Сано застал Хирату гарцующим взад-вперед у ворот замка.
   — Увы, мне не удалось проследить за канцлером Янагисавой, он никуда не выходил, — мрачно доложил Хирата.
   — Ничего страшного. Поехали. — Сано дернул поводья.
   Хирата поспешил за ним:
   — Куда? Зачем?
   — Ставить ловушку на охотника за бундори.
   По пути Сано поведал Хирате о визите к госпоже Симидзу, рассказал про меч, который лежал у него в седельной сумке. Уточнить детали операции предстояло на месте.
   Проехав мост Нихонбаси, Сано повернул на восток, потом на север. Мощеная дорога вела вдоль реки Сумида, мимо складов, через толпы, снующие около харчевен, прилавков с едой и развлекательных заведений под мостом Рёгоку, к реке Канда.
   — Сюда, — сказал Сано, выезжая на тропинку, ведущую к крутому берегу.
   Слева от всадников поднимались богатые дома торговцев, балконы смотрели на реку. Справа, вдоль берега, тянулись деревянные перила. Тропинка заканчивалась у пристани. Прогулочные лодки с опущенными сходнями покачивались на волнах носами в сторону Сумиды. На противоположном берегу Канды наблюдалась аналогичная картина. Берега соединял деревянный мост.
   — Ничего не понимаю, — сказал Хирата.
   Сано спешился и привязал коня к перилам. Досин последовал его примеру. Сано внимательным взглядом окинул местность и махнул рукой:
   — Лодка госпожи Симидзу. Здесь мы и устроим ловушку.
   Он пояснил ход своих рассуждений. Пристань расположена неподалеку от центра города, однако не на виду. Это удобно для всех трех подозреваемых, если они захотят быстро и без проблем добыть заветный меч. Уединенность лодки, пространство ее палубы позволят захватить Мацуи или Тюго — или же убить Янагисаву и покончить с собой. Сано еще раз оглядел лодку. Не зря он вытребовал у госпожи Симидзу разрешение на засаду.
   Лодка сделана из кедра, имеет в длину шагов пятьдесят. На корме высокая смотровая площадка. Нос венчает деревянная голова, похоже, молодой и прелестной госпожи Симидзу: губы приоткрыты в улыбке, длинные волосы развеваются. Крыша каюты покрыта гонтом[5]. Единственный парус уложен на передней части палубы вокруг высокой мачты. На перилах укреплены древки для фонарей или флагов. Малая осадка, пара весел, руль прямо на палубе. Лодка не приспособлена для морских путешествий. Конечно, бакуфу, препятствуя эмиграции, запрещает постройку мощных частных судов.
   Сано переключил внимание на соседние лодки: большинство необитаемы, до прогулочного сезона примерно месяц. Прищурившись, посмотрел на небо: усиливавшийся ветер гонит облака на восток.
   — Едва ли кто-нибудь поставит парус завтра, если так будет продолжаться, — удовлетворенно заметил Сано. — Мы придем сюда рано утром.
   Лицо Хираты просветлело:
   — И будем ждать убийцу на борту лодки.
   — Правильно.
   Сано по заскрипевшим сходням спустился на палубу. Возле мачты он обнаружил якорь — большой деревянный крюк с многочисленными зубьями на джутовом канате, уложенном вкруговую. Под крышкой люка на корме перед румпелем он увидел веревки, свернутые так же, как якорь, стопку парусов, ящик с инструментами, светильники, свечи, водонепроницаемые металлические коробки со спичками, керамические кувшины с водой, маслом и сакэ. Он открыл дверь каюты и вошел в изящное помещение с низким потолком. Вдоль стен стояли покрытые шелком скамьи. В выдвижных ящиках под ними находились посуда, салфетки, палочки для еды, ночные горшки, мыло, туалетные принадлежности и вязанки сушеной рыбы, водорослей и фруктоз. Окна выходили на правый борт. Ставни из реек пропускали свет и воздух. Во встроенных шкафах покоились белье и постельные принадлежности. Госпожа Симидзу, надеясь, что любовь мужа вернется к ней, содержала лодку в образцовом порядке.
   — Что мы будем делать, если убийца появится на борту? — сказал Хирата за спиной Сано.
   Сано подошел к окну и открыл ставень. Очень не хотелось вовлекать молодого досина в опасную битву за справедливость и честь, но помощь необходима.
   — Если это окажется Мацуи или Тюго, вы поможете мне его схватить — живым, чтобы потом убийцу допросить и наказать, — сказал Сано, притворяясь, будто всецело занят изучением речного пейзажа. — Мы свяжем преступника веревками, которые находятся в кладовой, и отвезем в Эдо.
   — Но мы же считаем, что убийца — канцлер Янагисава. — Голос Хираты прозвучал озадаченно. — Что тогда?
   Откладывая неизбежный ответ, Сано вышел на палубу. Хирата встал рядом. Старик на мосту дернул леску и вытащил из воды сверкающую на солнце рыбину.
   — Если это канцлер, — сказал Сано, — то вы ничего не будете делать. Я убью Янагисаву и совершу сеппуку. — Он заставил себя повернуться лицом к помощнику.
   С округлившимися глазами и открытым ртом молодой досин являл живую картину потрясения, ужаса и восхищения. Заикаясь, он принялся протестовать. Но приказ есть приказ. Унылый кивок и вздох возвестили о том, что Хирата сдался. Он расправил плечи и звонким голосом храбро проговорил:
   — Удостойте меня чести быть вашим кайсаку.
   — Нет, Хирата, я не могу позволить вам быть моим ассистентом. Ведь это произойдет еще до того, как сёгун поймет, что ему лучше без канцлера Янагисавы. Он казнит вас за соучастие в убийстве близкого ему человека. Если завтра придет Янагисава, вы немедленно покинете лодку и сообщите властям о содеянном мной. Дополнительные распоряжения я вам дам, когда мы отсюда уедем.
   Хирата покачал головой, демонстрируя вежливую настойчивость:
   — Мой долг — помочь вам. Я не боюсь наказания. У вас будет возможность доказать свою преданность господину. Позвольте и мне воспользоваться такой возможностью. Примите мои услуги.
   Сано оказался в безвыходном положении. Он не мог запретить самураю исполнить долг чести. Вдобавок ему была очень нужна помощь Хираты. Сано вовсе не был уверен, что ему хватит силы воли сделать первый ритуальный шаг — рассечь себе живот. Что уж говорить о дальнейших движениях клинка! Сано нужен был ассистент, который отрубит ему голову и поставит точку на мучениях и жизни. Вопреки желанию придется погубить ни в чем не повинного молодого человека.
   — Хорошо, Хирата-сан, — с благодарным поклоном сказал Сано. — Спасибо.
   Восторг, вспыхнувший в глазах Хираты, болью пронзил сёсакана. Досин молод, исполнен радости оттого, что теперь у него есть господин, выбранный им хозяин. Но он плохо осознает всю чудовищность предстоящего поступка. Сано с грустью смотрел на обретенного слугу и гордился им. Неужели они оба обречены, как те воины, которым судьба уготовила смерть прежде, чем они ощутили счастье боевого содружества?
   Хирата заговорил первым, в голосе прозвучали зрелость и уверенность:
   — Теперь мы должны заманить убийцу в ловушку.
   Сано печально кивнул:
   — Да.
   Долг и честь требовали положить начало судьбоносным событиям.
* * *
   Проезжая через Нихонбаси, они зашли в лавочку канцелярских принадлежностей. Хозяин в окружении рисовой бумаги, камней для растирки туши, кистей, резных печатей, катушек со шнуром, футляров для свитков писал под диктовку неграмотного крестьянина. Закончив работу и велев жене получить с крестьянина деньги, он повернулся к новым посетителям.
   Сано выбрал бумагу: три листа обычного качества, один первосортный, четыре футляра для свитков: три бамбуковых, один из расписного лака, а также четыре шелковых шнурка.
   — Ваша жена умеет писать? — спросил он.
   Хозяин лавки кивнул. Сано продиктовал женщине послание. Он надеялся, что охотник за бундори примет ее почерк за иероглифы госпожи Симидзу.
   "Если хотите получить назад свой меч, то принесите пятьсот кобанов на южную пристань реки Канда. Приходите в полдень один. Поднимитесь на борт прогулочной лодки, четвертой от устья реки. Я буду ждать.
   Дама из храма Дзодзё".
   Сано попросил женщину сделать три копии письма на обычной бумаге. Когда она выполнила заказ, Сано взял у нее кисть и нарисовал под каждым текстом гарду в виде черепа. Он подождал, пока тушь просохнет, свернул письма в трубочки, перевязал шнурками и сунул в бамбуковые футляры.
   — Напишите: «Срочно и лично в руки», — сказал женщине, после того как она по его просьбе указала на адресных ярлыках имена Мацуи, Тюго и Янагисавы. Потом он занял ее место за письменным столом. Кисть зависла над лучшей по качеству бумагой. Сано медлил, подыскивая слова для, возможно, последнего, самого важного послания в своей жизни. Наконец приступил к делу.
   "Гэнроку, 2-й год, 3-й месяц, 25-й день
   Его превосходительству сёгуну Токугаве Цунаёси
   К моему великому сожалению, я обязан сообщить Вам результаты расследования. Убийцей, охотником за бундори, является не кто иной, как Ваш канцлер Янагисава.
   Ваше превосходительство, я видел, как канцлер Янагисава использует Вас и Ваше правительство в корыстных целях. Теперь он полностью раскрыл свою преступную натуру тем, что пришел расплатиться с шантажистом за меч, который оставил на теле убитого монаха в храме Дзодзё. Ведомый не преданностью Вашему превосходительству, но стремлением свести кровавые счеты с кланами Араки и Эндо, в чем поклялся более ста лет назад его предок, генерал Фудзивара, он убил троих представителей этих кланов и, видимо, продолжил бы убивать, не останови его мое расследование.
   Дабы не позволить канцлеру Янагисаве избежать кары при помощи подконтрольной ему судебной системы, я взял на себя роль вершителя правосудия. Я казнил канцлера Янагисаву и совершил сеппуку не только для того, чтобы избежать ареста и бесчестья. Я хотел доказать Вам мою вечную преданность, а также исполнить обещание, данное отцу: следовать бусидо.
   Я надеюсь остаться в истории как член клана, освободившего страну от преступного влияния канцлера Янагисавы и восстановившего Вас в качестве истинного правителя.
   Ваш ничтожный слуга
   сёсакан Сано Исиро".
   Сано скрепил письмо личной печатью, свернул в трубочку, перевязал шнурком и уложил в лаковый футляр, затем расплатился с хозяином лавки. На улице он отдал Хирате футляр, предназначенный Мацуи.
   — Пусть посыльный немедленно доставит это по указанному адресу. — Сано отсчитал необходимое количество монет. — А я позабочусь, чтобы Тюго и Янагисава получили свои письма. — Он с тяжелым сердцем отдал Хирате лаковый футляр. — Если завтра все пойдет... как ожидается, передайте это властям. — Он вскочил на коня. — Встретимся на лодке на рассвете.
   — Хорошо, сёсакан-сама. — Хирата прокашлялся. — Прошу прощения. Когда письма будут разосланы, не соизволите ли вы отобедать со мной?