Розвал Сергей. Лучи жизни

   Молодой Чарли поспешно вскочил, по неопытности приняв вошедшего за самого Докпуллера: юноша ни разу в жизни не видал живого миллиардера. Но это был только дворецкий. Он позволил себе спросить, не угодно ли господам осмотреть картинную галерею, где они смогут увидеть оригиналы Рафаэля, Рембрандта, Рубенса и прочих господ художников, выполнявших заказы господина Докпуллера.
   Генеральный прокурор раздраженно заметил, что у него нет времени смотреть картинные галереи, и попросил передать господину Докпуллеру просьбу поторопиться с приемом. Главнокомандующий с достоинством выслушал и, торжественно звеня медалями, удалился. Через час он вернулся с приглашением пожаловать к господину Докпуллеру.
   Чарли почувствовал, что наступил тот исторический момент, о котором он с гордостью будет рассказывать внукам и который намного повысит гонорар за его мемуары (материалы для них Чарли уже собирал). Илья-пророк, взятый на небо живым, вероятно, не чувствовал такого благоговейного трепета, какой испытывал сейчас молодой секретарь. Сам генеральный прокурор сделал героическое усилие, чтобы сохранить на лице привычное выражение достоинства, независимости и справедливости.
   Господин Докпуллер полулежал в громадном кресле. Со стороны казалось, что он спит. Лишь губы его иногда шевелились. Возле него сидел профессор Ферн. Он молча указал гостям на кресла. Гости сели, и Чарли был очень рад этому: от волнения у него подкашивались ноги. Ни вид старика, очень похожего на труп, который забыли похоронить, ни карикатурная фигурка его советника - ничто не нарушало величия минуты. Это были миллиарды, а не все ли равно, в каком виде они являются!..
   Генеральный прокурор господин Уолтер Брайф отступил от обычной формы допроса (к тому же, многие сведения уже были записаны) и коротко объяснил причины, вынудившие его обеспокоить господина Докпуллера.
   Докпуллер спал.
   - Сам господин Бурман интересуется делом и просил представить ему доклад, - сказал прокурор.
   Докпуллер проснулся.
   - Кто? - переспросил он.
   - Бурман, - повторил прокурор.
   - Кто это? - спросил Докпуллер.
   - Президент республики, - склонился Ферн к патрону.
   - А... а... - равнодушно протянул Докпуллер. Немного пожевав губами, он снова спросил: - Какой это? Не припомню что-то...
   - Был юрисконсультом у Блэйка, - сейчас же дал справку Ферн.
   - А... а... - Докпуллер опять пожевал губами и снова закрыл глаза.
   Генеральному прокурору очень не понравилось такое начало, и он решил перейти на более официальный тон. Чарли тоже чувствовал себя очень плохо: он никак не мог сообразить, надо ли записывать этот разговор в протокол. Да и вообще писать было неудобно: столика не подали, попросить же он стеснялся.
   - Профессор Эдвард Чьюз показал, - сухим, официальным тоном начал прокурор, - что некто Меллерт, проникший обманом в его лабораторию, был убит им в порядке самообороны при попытке насильственно отнять его изобретение. По заявлению того же Меллерта Чьюзу, он выполнял поручение господина Докпуллера. Что вы можете показать по этому поводу, господин Докпуллер?
   Докпуллер спал.
   Прокурор посмотрел на Чарли, Чарли - на прокурора. Потом оба они посмотрели на Ферна. Ферн сидел неподвижно, как изваянный из камня уродливый божок, и равнодушно молчал.
   Генеральный прокурор подождал и, не дождавшись ответа, продолжал:
   - В лаборатории профессора Чьюза найдены обрывки бумаг. Некоторые куски исчезли, другие обгорели, но нам удалось склеить, хотя и с пробелами, два документа. Оба одинаковы, благодаря чему один восполняет пробелы другого. Можно понять, что это договор об организации общества по производству сверхмощного оружия, каковым являются изобретенные Чьюзом лучи. На одном реставрированном документе сохранилась ваша подпись, господин Докпуллер. Что вы можете показать по этому вопросу?
   Докпуллер спал.
   - Господин секретарь, предъявите господину Докпуллеру названный мною документ, - тем же подчеркнуто официальным тоном сказал прокурор.
   Чарли вытащил из портфеля странную бумагу, которая несколько смахивала на тряпку, сшитую из разноцветных лоскутьев. Он нерешительно держал ее в руках, не зная, что с ней делать дальше.
   - Господин Докпуллер, признаете ли вы свою подпись? - повысил голос генеральный прокурор.
   Докпуллер открыл глаза.
   Чарли хотел было поднести бумагу, но Докпуллер сказал:
   - Не признаю.
   - Не угодно ли, однако, взглянуть? - настаивал прокурор.
   - Не признаю, - повторил Докпуллер, не проявляя к документу ровно никакого интереса.
   - Должен ли я понимать это таким образом, что ваша подпись подделана?
   Докпуллер закрыл глаза.
   - Я повторяю вопрос: подпись подделана?
   - Объясните, Ферн, - не открывая глаз, промолвил Докпуллер.
   - Господин Докпуллер этого не сказал. Он сказал только, что не признает своей подписи, - разъяснил Ферн.
   - Но позвольте, - изумился прокурор, - если подпись не подделана, остается только ее признать.
   - Вы так думаете? - Докпуллер открыл глаза. - Ваш президент признает свою подпись?
   - Не понимаю, при чем тут президент...
   - Объясните, Ферн. - Докпуллер закрыл глаза.
   - Господин Бурман не так давно подписал международное соглашение, - начал Ферн тоном терпеливого учителя, объясняющего урок неспособному ученику. - Во всех газетах была воспроизведена его подпись. Во всех кинотеатрах было показано, как господин Бурман подписывал соглашение своей вечной ручкой. Есть ли сейчас хоть один пункт из этого соглашения, который не был бы нарушен? Недавно ваш министр публично заявил, что возврата к этому соглашению быть не может. Что же, господин Бурман сместил министра за то, что он не признает подписи президента?
   - Но позвольте, какое все это имеет отношение?.. - растерялся генеральный прокурор.
   - Как какое отношение? Президент не признает своей подписи под международным соглашением, а вы подсовываете господину Докпуллеру какую-то лоскутную бумажку и требуете, чтобы он признал подпись!
   Прокурор молчал.
   Чарли, которому впервые пришлось присутствовать при таком допросе, окончательно запутался и, показывая на протокол, тихонько спросил прокурора:
   - Про президента писать?
   - Не надо! - сердито буркнул прокурор. - Пишите: Докпуллер не признал своей подписи.
   Чарли склонился над своими бумагами.
   - Чем, однако, объяснить, - возобновил допрос генеральный прокурор, - что Меллерт, как утверждает Чьюз, предъявил этот договор от вашего имени, господин Докпуллер?
   - Объясните, Ферн. - Докпуллер говорил уже тоном вконец измученного человека.
   - Господин Докпуллер полагает, что преступники, желая скрыть свое имя, прикрылись его именем.
   - Зачем?
   - Чтобы в случае провала направить следствие по ложному пути.
   - Вы так думаете?
   - Господин Докпуллер так думает.
   - Кто же эти преступники?
   - Это уже ваше дело... - улыбнулся Ферн.
   - Какие основания у вас так думать?
   - Это ваше дело найти основания, - опять улыбнулся Ферн.
   Генеральный прокурор господин Уолтер Брайф задумался. Он, кажется, начинал понимать. Ферн посмотрел на прокурора и понял, что тот начинает понимать. Докпуллер не открывал глаз. Он и без того знал, что его обязаны понять. Один Чарли решительно ничего не понимал и вопросительно смотрел на прокурора.
   - Вы записали, что господин Докпуллер не признает подписи? - сердито спросил прокурор у секретаря. - Этого достаточно.
   Гостей провожал Ферн. В приемной вновь возник величественный дворецкий.
   - Вильям, проводите господина секретаря к машине, он подождет господина генерального прокурора, - распорядился Ферн. - Простите, господин Брайф, что я задерживаю вас, - сказал он с любезной улыбкой. - Хотелось бы поговорить доверительно.
   - Я слушаю вас.
   - Позвольте мне быть откровенным. Неужели вас не тяготит государственная служба? Зависеть от интриг партийных политиканов, подвергаться незаслуженным нападкам оппозиции, выслушивать грубую брань неблагодарной, невежественной толпы, сознавать свое бессилие удовлетворить законные интересы уважаемых, почтенных граждан, нет, это слишком мучительно! Господин Докпуллер давно меня уговаривает выдвинуть свою кандидатуру в президенты. А зачем? Разве частная служба не дает мне больше возможностей?
   - Я не понимаю, господин Ферн, к чему вы все это мне говорите? - сказал Брайф, хотя он уже кое-что понимал.
   - И ради чего? - не слушая прокурора и как бы размышляя вслух, продолжал Ферн. - Конечно, для людей высших идеалов материальная сторона дела на последнем месте. Но все же, смею вас спросить, почему полная забот и тревог государственная служба вознаграждается настолько хуже частной? И, наконец, представьте себе, что произойдет какая-нибудь глупая случайность, какая-нибудь превратность выборов. Тогда достойному государственному деятелю остается только одно: вернуться на лоно природы и сажать капусту. Нет, покорно благодарю за такую демократию!
   Ферн попал в больное место: по мере того как приближались выборы, генеральный прокурор все чаще подумывал о превратностях судьбы. Теперь он молчал, и Ферн видел, что гость его понял.
   - Я это к тому говорю, - продолжал он уже увереннее, - что если бы вы господин Брайф, когда-нибудь подумали о частной службе, фирма Докпуллера всегда была бы рада воспользоваться вашим ценным опытом. Мы были бы очень рады видеть своим юрисконсультом столь выдающегося деятеля.
   Ферн поклонился. Брайф в свою очередь ответил полным достоинства молчаливым поклоном. Генеральный прокурор республики и главный советник господина Докпуллера торжественно пожали друг другу руку. Подоспевший дворецкий проводил генерального прокурора и усадил его в машину.
   На обратном пути господин Уолтер Брайф был молчалив. Юрисконсульт Докпуллера, черт возьми, это звучит неплохо! Господин Бурман раньше был юрисконсультом у Блэйка. Если юрисконсульт Блэйка мог стать президентом, то почему не сможет стать им юрисконсульт Докпуллера? Ферн прав: от дома Докпуллера до президентского кресла ближе, чем от кабинета генерального прокурора. "Президент республики господин Уолтер Брайф!.."
   Прокурору показалось, что даже солнце, выглянувшее в эту минуту из-за облаков, стало светить ярче.
   18. Частные дела свободного предпринимателя
   - Правительство не мешает вам?
   - Правительство?.. Ага... Это те... Нет, они не мешают...
   М. Горький. "Один из королей республики"
   Проводив генерального прокурора, Ферн вернулся к шефу за инструкциями.
   Докпуллер по-прежнему дремал в кресле. По комнате нервно расхаживал Докпуллер-младший.
   - Ничего они в тюрьме от него не добьются, - возбужденно говорил он. - Все эти обещания военного министра - чепуха!
   - На то и власти, чтобы глупить, - не открывая глаз, философски промолвил Докпуллер-старший.
   - Ну, эти уж слишком глупы! - раздраженно сказал сын. - Кто их просил вмешиваться? Заморят старика, загубят лучи.
   - Джонни, меньше говори! - недовольно сказал отец. - Ты не в парламенте. Ферн, кто у нас сейчас эти, как их?..
   - Раки, - с полуслова понял Ферн.
   - Они портят мне пищеварение, - сказал старик и пожевал губами. - Обновите меню, Ферн.
   Ферн склонил голову.
   - Займитесь этим... Направьте... Чьюза освободите...
   Ферн снова склонил голову.
   Докпуллер закрыл глаза.
   Ферн осторожно, на носках вышел из комнаты.
   Самолет генерального прокурора еще не достиг столицы, как следом за ним направился другой самолет. В тот же день профессор Регуар вызвал к себе редактора "Свободы", господина Керри. А на следующий день "Свобода" выступила в защиту профессора Чьюза, несказанно удивив этим даже такого искушенного в политике человека, как Ношевский.
   19. Мильон терзаний старого демократа
   (окончание)
   Ношевский провел отвратительный день. Он никак не мог принять решения. Вечером он, наконец, решил, что завтра же отправится в редакцию "Рабочего". Но утром его снова поразила "Свобода". Газета категорически требовала немедленного освобождения Чьюза. "Несправедливо и позорно держать в тюрьме знаменитого престарелого ученого, - писал Керри в статье за собственной подписью. - И за что? Только за то, что он посмел защитить свое изобретение от ловких и сильных преступников! Интересы тех, кто скрывается за похитителями, противоречат интересам государства и народа. Правительство само совершает преступление, заключая в тюрьму изобретателя, вместо того чтобы упрятать туда настоящих преступников".
   Черт возьми, это было сильно! Не хватало только имен преступников. Но в этом был виноват он, Ношевский. Ведь это он отказал Керри в документе, который позволил бы назвать имена.
   Ношевский уже собрался идти в "Свободу", но как только он представлял себе, что отдает Керри договор, сомнения возвращались с новой силой.
   Неизвестно, как поступил бы, в конце концов, старый адвокат, если бы в дело не вмешалась новая сила: Ношевского посетил профессор Регуар.
   Он начал без обиняков: ему известно, что в распоряжении господина Ношевского находится некий документ, интересующий господина Докпуллера.
   Ношевский пытался сообразить: откуда это стало известно? Странно. Во всяком случае, в "Свободу" теперь он не пойдет...
   В самом деле, почему Регуар явился к нему сейчас же после того, как Керри узнал, где находится соглашение?
   Регуар молчал, ожидая ответа.
   Ношевский осторожно сказал:
   - Не знаю, о чем вы говорите...
   - Нет, знаете, - любезно, но твердо возразил Регуар. - Зачем нам играть в прятки? Мы можем легко договориться...
   - Я просил бы вас переменить тему, господин профессор, - тоже любезно сказал Ношевский. - Надеюсь, у вас ко мне дело?
   - Я и говорю о деле. Простите, мне неясно, зачем вам, собственно, этот документ? Вы хотите его опубликовать? Но он подписан вашим подзащитным. Вы окажете плохую услугу профессору Чьюзу.
   Ношевский не выдержал:
   - Кажется, там есть еще кое-какие подписи...
   - Вы могли бы поступить разумней и... выгодней. Если бы вы согласились уступить, то вознаграждение...
   - Я не продаю совести! - вскипел Ношевский.
   - Конечно, ничего не следует продавать за бесценок, - спокойно возразил Регуар. - Но, скажем, полмиллиона... или миллион...
   У Ношевского перехватило дыхание.
   Регуар заметил это мгновенное колебание. Но Ношевский уже сумел справиться с собой. Его охватило острое чувство стыда и за эту минутную слабость и за то, что Регуар успел заметить ее.
   - Убирайтесь вон, или я... я ударю вас! - крикнул он срывающимся голосом и бросился к Регуару.
   Тот отступил на шаг и удивленно поднял брови.
   - Успокойтесь, господин Ношевский. У нас деловой разговор.
   Ношевский сел за стол, надеясь, что гость уйдет. Но Регуар вовсе не собирался уходить.
   - Если вас не устраивает эта сумма, назовите свою, - после продолжительной паузы сказал он.
   Ношевский молчал. У него не было сил негодовать, кричать, возмущаться... Да и к чему все это: никто не убедил бы Докпуллера и его советников в том, что есть вещи, которые не продаются.
   Регуар ждал ответа. И вдруг Ношевскому пришла в голову новая мысль. Они боятся, что он опубликует соглашение. А что если попробовать этой ценой добиться освобождения Чьюза?
   Ношевский решился.
   - Речь могла бы идти о другом, - сказал он как можно спокойнее. - Об обязательстве не публиковать соглашение.
   - Этого мало, - разочарованно сказал Регуар.
   - Как угодно. На большее я не соглашусь...
   - Какая же у нас гарантия, что вы не нарушите обязательства?
   - Я могу уничтожить соглашение на ваших глазах. Других экземпляров не сохранилось, тут уж прошу поверить моему слову.
   - Охотно верю.
   Регуар не только верил: после посещения прокурора он знал, что реставрированные экземпляры находятся в надежных руках и не могут скомпрометировать Докпуллера. На несколько секунд он задумался. Конечно, это было не то, что нужно. Но все-таки...
   - Вы разрешите мне подумать? - вкрадчиво сказал он. - С тем, конечно, чтобы за это время документ не был опубликован.
   Замысел его был прост: пока он будет думать, "Информационная служба" Докпуллера разыщет соглашение.
   - Я хочу предупредить о своих условиях, - сказал Ношевский.
   - Это не имеет никакого значения, - небрежно заметил Регуар. - Конечно, это не та сумма, которую мы могли бы предложить за договор...
   - Я говорю не о деньгах, - с досадой сказал Ношевский. - Согласится ли Докпуллер на освобождение Чьюза? В силах ли он вообще это сделать?
   Регуар с трудом сдержал готовую прорваться радость. Ношевский даром отдавал ему документ... Ведь Докпуллер и без того распорядился устроить освобождение Чьюза.
   Он принял глубокомысленный вид.
   - В силах ли Докпуллер? Вы, вероятно, шутите, господин Ношевский! Такого вопроса для господина Докпуллера не существует. Захочет ли он - вот в чем вопрос! Однако когда же вы передадите нам документ?
   - Не передам, а уничтожу, - поправил Ношевский.
   - Хотя бы так...
   - После освобождения Чьюза.
   Регуар сделал вид, что раздумывает. Но он уже понимал, что нужно немедленно согласиться. Освобождение Чьюза потребует нескольких дней - за это время "Информационная служба" достанет документ хотя бы из-под земли.
   - Я согласен, - сказал Регуар. - Вы даете мне честное слово, что после освобождения Чьюза уничтожите договор у меня на глазах?
   Ношевский поклялся, что поступит именно так.
   Регуар откланялся. У него хватило такта ограничиться поклоном, без попыток рукопожатия.
   После его ухода Ношевский вздохнул спокойно: наконец-то он покончил с этим делом, и притом самым разумным способом.
   Но уже в следующую минуту Ношевский спросил себя: "Почему советник Докпуллера так охотно согласился на освобождение Чьюза? Нет ли тут какого-нибудь обмана? Впрочем, если Регуар обманет, соглашение сейчас же будет опубликовано в коммунистической газете".
   Ношевский долго убеждал себя в том, что поступил правильно, пока наконец не понял, что он далеко в этом не убежден.
   Спокойствие покинуло его. Неужели он ошибся? Да, Чьюз хотел другого. Чьюз хотел опубликовать соглашение и разоблачить Докпуллера, а он, Ношевский, уничтожит договор и поможет Докпуллеру уйти от ответственности. Зато Чьюз будет на свободе. Но захочет ли он сам купить свободу такой ценой?
   Терзания возобновились с новой силой.
   20. Великая встряска
   Если докторам известна болезнь под названием сыскной лихорадки, то именно такая болезнь овладела сейчас вашим нижайшим слугой.
   У. Коллинз. "Лунный камень"
   В тот же день, выйдя из дому, чтобы отправиться в свою контору, Ношевский попал в водоворот уличной драки. Спокойно миновав возбужденных людей, он уже садился в машину, когда его вдруг с силой ударили по голове.
   Сутки ему пришлось провести в больнице, а дома его ждал новый сюрприз: ночью, когда прислуга ушла, его холостяцкую квартиру ограбили. Воры почти ничего не взяли, но решительно все перевернули. Обои, обивка мебели, плитки паркета - все это было ободрано и вывернуто наизнанку.
   Теперь Ношевскому стало ясно и вчерашнее происшествие. Сначала обыскали его самого, потом обыскали его квартиру. Он понимал, что за этим последуют новые сюрпризы.
   Голова еще болела, и он решил остаться дома. Горничная кое-как привела в порядок спальню. Он прилег и задремал. Его разбудил телефонный звонок. Из конторы сообщали, что какие-то молодцы ворвались в помещение, побили стекла, разбросали папки с делами, переломали мебель. При этом они кричали: "На фонарь защитников Чьюза!"
   Ношевский поспешил в контору и нашел там картину полного разгрома. Возмущенный, он позвонил по телефону и потребовал Регуара. Ему ответили, что профессора нет в столице.
   На другой день квартиры всех служащих его конторы вдруг оказались ограбленными. Все служащие, вплоть до курьеров, стали попадать в уличные драки, их сбивали с ног, рвали у них из рук портфели.
   Ношевский временно закрыл контору и распустил служащих по домам. Квартира его ремонтировалась, и он поселился в гостинице. Вскоре он перестал выходить из номера: не только на улице, но и в коридорах гостиницы его, как модную кинозвезду, преследовали назойливые "поклонники".
   И все же Ношевский не подозревал, какие силы он поднял на ноги. Чуть ли не вся "Информационная служба" была мобилизована, и все-таки соглашение не удалось обнаружить. Регуар был в бешенстве. Пришлось привлечь на помощь бюро Вундертона. Сыщики сбились с ног. Дело дошло до того, что агент Вундертона, не разобравшись, принял агента Докпуллера за одного из служащих Ношевского, слегка хлопнул его по голове и, пока коллега приходил в себя, обыскал его. Главам "информационных" учреждений пришлось улаживать конфликт дипломатическим путем.
   На пятый день непрерывных поисков Регуар признал свое поражение и направился в гостиницу к Ношевскому. Чьюз был наконец освобожден.
   - Где ваше слово? - набросился на Регуара Ношевский. - Вы не могли дождаться, пока я предъявлю вам соглашение. Ваши молодцы поломали мне мебель, выгнали меня из квартиры, чуть не пробили мне голову.
   - Вы ошибаетесь...
   - Может быть, и теперь, как только я выну соглашение, ваши молодчики налетят на меня и вырвут его из рук?
   - Вы преувеличиваете, господин Ношевский.
   - Я требую, чтобы мне была обеспечена безопасность.
   - Я готов обеспечить вам что угодно, - в нетерпении закричал Регуар, - но покажите договор!
   21. Институт организации всеобщего счастья
   Нынешний порядок, невзирая на его неуклюжесть, частые промахи и различного рода недочеты, обладает тем преимуществом по сравнению со всяким другим, что он функционирует.
   Генри Форд. "Моя жизнь, мои достижения"
   Среди многочисленных социальных, культурных и прочих институтов, учрежденных и субсидируемых Докпуллером, почетное место занимал Институт организации всеобщего человеческого счастья. Никакое другое учреждение так убедительно не свидетельствовало о благородстве Докпуллера. В самом деле: достигнув высшего человеческого счастья стоимостью во много миллиардов, он все-таки не считал мир совершенным и жаждал организации счастья для всего человечества. Каждый гражданин Великании, независимо от пола, возраста, национальности, образовательного и имущественного ценза, размеров налогового обложения, имел полную возможность представить в институт любой проект организации человеческого счастья. За лучшие проекты назначались крупные премии имени Докпуллера.
   В отличие от других докпуллеровских учреждений, этот институт обосновался в столице. Его возглавлял маститый социолог доктор Кунктатор. Он чрезвычайно тщательно изучал каждый проект с точки зрения социологической, исторической, экономической, этической, юридической и всяких иных возможных точек зрения. Проект проходил через десятки комиссий, подкомиссий, подподкомиссий и отвергался только после самоотверженного труда сотен ученых-специалистов. Справедливость требует отметить, что пока еще ни один проект не был одобрен. Но доктор Кунктатор не терял надежды: это был не пылкий юноша, а старик, убеленный сединами и умудренный опытом. Он понимал, что проблемы человеческого счастья не так-то легко разрешить. Хорошо, если это удастся нашим праправнукам. Забраковав один проект, доктор Кунктатор принимался за другой в неистощимой надежде, что, может быть, здесь он увидит наконец пути к человеческому счастью, и в твердой уверенности, что этого не случится.
   Доктор Кунктатор и его подчиненные работали не спеша. Они понимали, что торопиться некуда: человечество так долго ждало своего счастья, что, очевидно, привыкло к ожиданию и могло подождать, пока этот вопрос будет всесторонне изучен и благоразумно разрешен в кабинете доктора Кунктатора. Кроме того, доктор Кунктатор и его подчиненные получали хорошие оклады и потому почитали своим долгом работать тщательно и без всякой спешки.
   Прожектера обычно принимал сам доктор Кунктатор. Он был изыскано любезен.
   - Рад вас приветствовать! Решили осчастливить человечество?..
   Прожектер сконфуженно улыбался.
   - Да, вот... надеюсь...
   - Отлично, отлично... Что там у вас? О, увесистая папка, солидный труд. Очень интересно. Примите, Гарри.
   Гарри, молодой человек лет двадцати двух, принимал труд, а доктор Кунктатор тем временем продолжал беседу:
   - Надеюсь, вы не коммунист?
   - Что вы, что вы, господин директор!
   - Впрочем, коммунисты избегают наш институт: они понимают, что это бесполезно.
   - То есть, как бесполезно? - Лицо посетителя вытягивалось.
   - Не вообще бесполезно, - поправлялся доктор, - коммунисты понимают, что бесполезно представлять нам их разрушительные проекты.
   Зарегистрировав проект, Гарри сообщал его номер: 5002. Астрономическая цифра, видимо, пугала посетителя.
   - А скоро? - робко спрашивал он.
   - То есть, вы хотите спросить, скоро ли будет рассмотрен ваш проект? догадывался доктор Кунктатор. - Как вам сказать? Сейчас мы изучаем номер две тысячи двести семьдесят пять. За год мы успеваем изучить в среднем пятьдесят-сто проектов... Работа кропотливая, сами понимаете...
   Посетитель делал беглый подсчет, и его невольно бросало в дрожь. Волнение гостя не ускользало от проницательных глаз доктора Кунктатора.