Розвал Сергей. Лучи жизни

   Секретарь Объединения врачей Мелингтон заявил, что значение "плана оздоровления" несомненно, но платоническая резолюция в его пользу не устранит реальных затруднений. Надо поручить авторитетной комиссии тщательно изучить вопрос и найти конструктивное предложение.
   Дружные аплодисменты достаточно красноречиво ответили Мелингтону. Комиссия была избрана, и возглавил ее, естественно, Мелингтон.
   Чьюз был разочарован. Он не возражал против существа решения: может быть, действительно следовало разработать практические предложения. Но он ждал от коллег немедленной поддержки, а теперь дело затягивалось.
   Спустя несколько дней Чьюз приехал к Мелингтону. Комиссия еще изучала вопрос. Мелингтон спросил Чьюза, не считает ли он рискованным массовое применение Y-лучей. Может быть, надежней было бы проводить дезинфекцию не целых городов, кварталов, а отдельных комнат? А врач контролировал бы, как влияет эта дезинфекция на отдельного человека. Многие врачи придерживаются такого мнения.
   - Это значит, что лучи никогда не попадут к бедному населению, - возразил Чьюз. - Универсальность и автоматичность я считаю самой ценной чертой моего метода.
   - Ваше изобретение освободит многих врачей, - сказал Мелингтон. - Почему бы не использовать эту свободную высококвалифицированную силу для более совершенного проведения вашего метода?
   - Как раз потому, что высококвалифицированная сила потребует высокой оплаты. И вообще непонятно, - уже раздраженно сказал Чьюз, - чего стоят ваши комплименты "плану оздоровления", если вы хотите ограничиться комнатными дезинфекторами?
   - Мы не ограничиваемся ими, - поспешно возразил Мелингтон, - но мы реализуем план постепенно. Сначала программа-минимум. Заметьте, в этой стадии отпадает вопрос о средствах: дезинфекторы будут приобретаться в личную собственность."
   Опять то же самое, что говорил Мак-Кенти", - подумал Чьюз.
   Все дело вдруг предстало перед ним с совершенно новой стороны. Если Мелингтон и недоговаривал, то все же понять его было легко. Неужели же действительно среди врачей есть такие, которые из-за личных материальных выгод выступают против его изобретения? Чьюз вспомнил аплодисменты, которыми было встречено предложение Мелингтона о создании комиссии. Может быть, это было просто замаскированное нежелание голосовать за "план оздоровления"?
   Чьюз чувствовал, что встреча с коллегами не принесла ему никакого облегчения. И в тот же день ему довелось испытать еще более неприятные чувства. Его посетил господин Барбу, директор "Объединенного общества курортов и санаториев". После неизбежной пышной речи о великом изобретателе и его великих заслугах Барбу изъявил желание приобрести в монопольную собственность дезинфекционные станции. Чьюз насторожился: этого еще никто не предлагал! Но скоро он понял, в чем дело.
   - Мы облучим целые районы! Мы организуем совершеннейшие курорты! Курорты без единого микроба! - восторженно декламировал Барбу, шарообразный старичок, с заплывшими глазками и многоярусным подбородком. Казалось, он весь лоснится от жира.
   - Я хочу организовать повсеместное истребление микробов, - возразил Чьюз.
   - Гуманнейшая мысль! - сейчас же согласился толстяк. - Гуманнейшая! Но невыполнимо! Дорого! Население не выдержит. Можно создать только отдельные острова...
   - Острова счастья, - мрачно сказал Чьюз.
   Барбу пришел в восторг:
   - Остроумно! Так и назовем. Курорт "Остров счастья". Очень поэтично!
   - И допустите туда только тех, кто хорошо заплатит вашему обществу?
   - Хе-хе, за счастье надо платить! - радостно хихикнул толстяк. - Самая дорогая вещь!
   Он был несказанно удивлен, когда Чьюз наотрез отказался вести переговоры. Больше всего его поразило, что профессор даже не заговорил о денежной стороне дела.
   Не успело еще остыть раздражение от этого разговора, как Роберт подал визитную карточку: "Джон Грэпс, адвокат". Чьюзу уже все надоело, ничего хорошего он не ждал, но он был не совсем уверен, что имеет право отказать в приеме адвокату. Может быть, его, как и государственного чиновника, все обязаны принимать?
   Пока Грэпс произносил приветственную речь, Чьюз, скучая, рассматривал гостя. Этот человек красился. Лысина была тщательно зачесана. На макушке смешно торчали волосики, очень похожие на восклицательные знаки. В физиономии его было что-то лисье.
   Адвокат назвал себя представителем группы деловых людей. Его доверители хотят пока остаться неизвестными.
   - Никогда не имел дела с анонимами, - пожал плечами Чьюз.
   - Только пока! - поспешил успокоить его Грэпс. - Если мы договоримся, у меня не будет причин скрывать имена. Мои доверители предлагают вам, профессор, солидную компенсацию за отказ от осуществления изобретения.
   - Что за чушь! Кто они?
   - Повторяю: я пока не вправе назвать их имена. Скажу только, что среди них несколько фабрикантов патентованных средств, директоров химико-фармацевтических компаний и курортных обществ... Солидные люди...
   Чьюз понял.
   - Что ж, у них есть основания скрывать свои имена. Предложение достаточно бесчестно.
   Адвокат поморщился.
   - К чему такие громкие слова? У нас деловой разговор. Сумма вас вполне устроит... Мы предлагаем...
   - Молчать! - не выдержал Чьюз. Лицо его покраснело от гнева. - Неужели вы думаете, что я пойду на это?
   - Что с вами, профессор? - адвокат искренне удивился. - Мы ничего нового, в сущности, и не предлагаем. Вы все равно не реализуете свое изобретение.
   Когда Грэпс, наконец, понял, что Чьюз не хочет с ним говорить и не интересуется размером предлагаемой ему компенсации, он был изумлен не меньше, чем Барбу.
   - Очень сожалею, - холодно сказал он. - Считаю долгом предупредить: вы вступаете в опасную игру. Вместо обеспеченного солидного дохода вы будете иметь против себя объединенные действия чрезвычайно сильных людей. Смешно надеяться, что вы выдержите, особенно при ваших материальных затруднениях. Во всяком случае, если передумаете, буду рад помочь своим посредничеством. Моя карточка у вас.
   Он церемонно поклонился и вышел. Чьюз еще не успел опомниться, как увидел Роберта, который, судя по всему, собирался доложить о новом посетителе. Профессор раздраженно закричал:
   - Никого не принимать! Слышишь? Никого! Хотя бы явился сам старик Докпуллер!
   5. Визит к покровителю науки
   ...Всякий, стоящий одной ногой в могиле, старается как можно прочнее утвердить свою другую ногу на земле.
   Дж Свифт. "Путешествия Гулливера"
   Как ни велико было раздражение после разговора с Грэпсом, оно вскоре улеглось. Чьюз рассудил, что от всех этих хищников ничего другого и ожидать было нельзя. Что же касается угроз, то на них попросту не стоит обращать внимания. Опасность грозит вовсе не с этой стороны. Хуже всего то, что он не может найти человека, который согласился бы финансировать "план оздоровления".
   Чьюз вспоминал свои давние споры с Эрни и Эндрью. Да, пожалуй, дело не всегда в одних тупицах. Ну кому же придет в голову назвать тупицей Мак-Кенти? И разве любой предприниматель не поступил бы точно так же на его месте? "План оздоровления" не сулит прибыли - вот в чем все дело...
   Но если господам предпринимателям нужна прибыль, то государство должно служить интересам общества и не гнаться за прибылью. Чьюз не мог считать тупицей Мак-Кенти, который заботился о своей выгоде, но министра Хэтчоусона он считал тупицей и подлецом. Если бы Хэтчоусон действительно выполнял свои задачи, он ухватился бы за "план оздоровления". Говорил же депутат Рони, что средства можно почерпнуть из разбухшего военного бюджета...
   Но стоило только Чьюзу об этом подумать - и в его воображении тотчас возникала длинная вереница тупиц в военных мундирах. С ними неизбежно столкнулся бы каждый, кто посмел бы посягнуть на военный бюджет.
   Да, Эндрью не ошибался: это была политическая борьба - и борьба не легкая... И все же, если настойчиво взяться за дело, если поставить вопрос перед парламентом, дойти до президента, быть не может, чтобы не удалось одолеть мерзавцев и тупиц!
   Несмотря на все свое отвращение к политической борьбе, Чьюз готов был прибегнуть и к ней, лишь бы защитить свой план. Но вместе с тем он понимал, что в борьбу надо вступить во всеоружии, чтобы не скомпрометировать навсегда свою идею. Вот почему он так добивался поддержки врачебных кругов и был так огорчен, когда столкнулся хотя и со скрытой, но все же несомненной оппозицией. Трудно идти в бой, имея такой тыл. К тому же, почти никто так и не получил настоящего представления о подлинном величии его плана. Ему следовало бы показать нечто большее, чем опыты в лаборатории...
   Эта мысль овладела Чьюзом. Если нельзя осуществить "план оздоровления" всей страны, то нужно начать с меньшего. Нужно осуществить план в ограниченном, но все же достаточно обширном районе. Результаты не замедлят сказаться в какие-нибудь два-три года. Тогда, опираясь на первые успехи, он перейдет к осуществлению всего плана в целом. Противники будут сметены.
   Средства для такого частного плана достать было бы легче. Но Чьюзу не хотелось иметь дело с Хэтчоусоном. Не проще ли обратиться туда, где не думают о прибылях и оказывают всем бесплатную помощь, - в филантропические организации?
   Чьюз решил начать с "Лиги по борьбе с туберкулёзом", почетным председателем которой он недавно был избран. Приезд Чьюза в контору лиги вызвал общий переполох.
   Председатель лиги профессор Семар прежде всего счел своим долгом познакомить высокого гостя с положением дел. А дела у лиги шли неважно. Денег не хватало, помощь больным сокращалась...
   - Откуда же вы черпаете средства? - спросил удивленный Чьюз.
   - Около трети бюджета поступает из докпуллеровского филантропического фонда, - пояснил Семар. - Остальное кое-как организуем. Мелкие пожертвования... Торгуем значками, эмблемами... Вот если бы вы, профессор, использовали свое влияние, чтобы найти новые источники...
   Семар с надеждой посмотрел на Чьюза."
   Что бы ты запел, если бы знал, зачем я приехал?" - сокрушенно подумал Чьюз.
   Но поездка в лигу оказалась полезной в том отношении, что Чьюз вспомнил о докпуллеровском фонде. Чьюз не был поклонником филантропов, особенно после того, как ему пришлось покинуть университет по милости свиноторговца Хайнса. Он никогда не верил в искренность всех этих "друзей человечества". Но Докпуллер оставался для него загадкой. Его Институт экспериментальной медицины являлся настоящим научным учреждением с крупными учеными, осуществлявшими серьезные работы. Трудно было понять, что это такое: каприз миллиардера, погоня за славой (иначе как "покровителем науки" газеты его и не называли) или действительно просвещенная филантропия?
   Так или иначе обращение в докпуллеровский институт не было зазорным, тем более, что институт уже давно запросил Чьюза о его изобретении и даже поставил вопрос о награждении его премией имени Докпуллера.
   Только теперь Чьюз собрался, наконец, ответить институту. Составленный им подробный доклад содержал детальное описание опытов, но, естественно, обходил вопрос о природе самих лучей.
   Заканчивался он все тем же "планом оздоровления". Чьюз писал, что лучшей оценкой его работы была бы не премия, а реализация плана. Государству это пока оказалось не под силу. Если господину Докпуллеру расходы также покажутся слишком большими, то он просит провести план хотя бы частично, в экспериментальных целях. В заключение Чьюз приглашал комиссию ученых на месте ознакомиться с его опытами.
   Комиссия приехала и была поражена тем, что ей пришлось увидеть. Прежде чем лично доложить о своих впечатлениях, ученые телеграфировали в институт только одно слово: "Изумительно!" Они еще не успели уехать, как пришла телеграмма: "Господин Докпуллер приглашает профессора Чьюза".
   Старику очень не хотелось ехать - резиденция миллиардера и его институт находились в другом конце страны. Чьюз много лет не покидал столицы, и ему было странно, что он несколько дней не сможет заходить в свою лабораторию. К тому же, придется прервать опыты над маленьким Гарри. Но раз этого требовало дело - надо было ехать.
   Он отправился в резиденцию Докпуллера вместе с ученой комиссией.
   Поездка оказалась еще более длительной, чем он предполагал. Докпуллер был болен и со дня на день откладывал прием. Конечно, почтенный возраст миллиардера - девяносто шесть лет! - извинял его, но он, Чьюз, тоже не мальчик и не может бесконечно ждать!
   Чьюз осмотрел институт, поговорил с учеными - многое было интересно, но все-таки он тосковал по своей лаборатории, томился, по несколько раз в день решал уехать... Нет, положительно, пока выздоровеет Докпуллер, он, Чьюз, заболеет!
   От нечего делать Чьюз объехал, в сопровождении специально приставленного к нему гида, обширную резиденцию Докпуллера. Среди садов были разбросаны особняки, в которых проживали отпрыски семейства Докпуллеров: сын Джон Докпуллер-младший, шестидесятилетний "наследный принц", внуки, правнуки - все будущее "короли". Они и нумеровались подобно королям: Джон Докпуллер III, Джон Докпуллер IV. На холме высился мрачный замок с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.
   - Настоящий средневековый, - с гордостью сообщил проводник.
   Оказалось, что главный архитектор господина Докпуллера приобрел замок у разорившегося герцога в горах одной из тех заокеанских стран, названия которых невозможно запомнить. Замок был разобран, распилен на куски и в ящиках доставлен господину Докпуллеру.
   - Пять тысяч ящиков! - в восторге воскликнул проводник.
   - Который же из Докпуллеров там живет?
   - В нем никто не живет. Очень неудобный и темный.
   - А скажите, гору тоже привезли? - уже раздражаясь, спросил Чьюз.
   Проводник, не допускавший, видимо, и мысли о том, что кто-нибудь может иронизировать по отношению к господину Докпуллеру, простодушно ответил:
   - Нет, гора местная.
   - Ну, конечно, если уж перевозить, то не меньше Монблана... Или еще лучше - Олимп...
   Средневековый замок, упакованный в ящики, вызвал у Чьюза такое раздражение, что он наотрез отказался от осмотра картинной галереи и даже замечательной многоэтажной конюшни с лифтом для чистокровных кобыл.
   Докпуллер принял его на четвертый день. Старик был еще нездоров. Он полулежал в большом кресле, ноги его были закрыты пледом. Рядом, на небольшом столике, лежала кислородная подушка. Чьюз уселся напротив Докпуллера.
   Его поразило лицо миллиардера. Лишенное растительности, оно выставляло напоказ все свои многочисленные морщины, глубокие, как борозды вспаханного поля; маленькое, сморщенное, оно походило на лицо старухи.
   Докпуллер был первым человеком, начавшим беседу не с поздравлений, которые только раздражали Чьюза. Профессор даже увидел в этом хорошее предзнаменование. До сих пор все самые любезные поздравления заканчивались неизменным отказом помочь делу. Может быть, на этот раз будет наоборот?
   Чьюз не знал, что Докпуллер чувствовал себя настолько выше окружающих, что ему просто в голову не приходило чему-то удивляться и кого-то поздравлять.
   Впрочем, без нескольких теплых слов все же не обошлось.
   - Мои ученые очень хвалили вас, профессор, - медленно, скрипучим голосом сказал Докпуллер.
   Чьюз не воспринял это как похвалу - он не нуждался в рекомендации ученых Института имени Докпуллера. Неужели миллиардер этого не понимает?
   - Они советовали наградить вас Большой Национальной премией моего имени, продолжал Докпуллер. - Я согласился...
   - А как мой план? - перебил Чьюз.
   Докпуллер замолчал, пожевал губами, задумался: он не привык к тому, чтобы его перебивали.
   - ...и как только премии будут распределяться, - продолжал он, - вы получите ее.
   Он подождал немного, но, убедившись, что Чьюз не воспользовался паузой для выражения благодарности, спросил:
   - Скажите, профессор, вы действительно считаете возможным уничтожить заразные болезни?
   Чьюз объяснил.
   - А против смерти средства не нашли?
   - Не искал.
   - А разве вы не боитесь смерти?
   Чьюз посмотрел на собеседника и вдруг увидел перед собой не самого могущественного человека страны, которому принадлежали земли, леса, реки, моря, воздух, люди, а жалкого старика, у которого не было ничего, кроме страха смерти.
   - Не смерть страшна, а умиранье! - резко сказал Чьюз.
   На лице миллиардера мелькнула не то испуганная улыбка, не то гримаса внезапной боли. Чьюз поспешно сказал:
   - Смерти бояться не надо... Я не боюсь смерти, я ее ненавижу! Слышите, всеми силами души ненавижу! - Он вдруг загорелся. - И не за то, что жизнь неминуемо кончается смертью. С этим ничего не поделаешь. Должна же жизнь кончаться когда-нибудь, так же, как и начинаться. Нет, я ненавижу смерть за то, что она не дает человеку естественно кончить жизнь. Разве мы знаем настоящий конец жизни, настоящую смерть? Разве дети умирают? Их убивают! Та смерть, которую мы ежедневно видим кругом, - это только самозванец, грязный убийца детей, гнусный вор, самый глупый, мерзкий, наглый, крадущий единственное сокровище у бедняка. Можно ли бояться этой мерзости? Ее можно только ненавидеть! Но и ненавидеть ее мало! И я не только ненавидел! Всю свою жизнь я искал, как уберечь человека от этого самозванца. Только в этом смысле и можно говорить о борьбе против смерти... И в этом смысле я нашел против нее средство.
   Миллиардер, как загипнотизированный, смотрел на Чьюза пустыми, вылинявшими глазами.
   - Да, да, вы правы! - вдруг заторопился он. - Преждевременная смерть! Почему человек должен умирать в семьдесят, в восемьдесят, в девяносто лет? Я читал, будто один погонщик скота дожил до ста сорока. Это возможно?
   - Вполне.
   - Вот видите!.. Погонщик... Ему и делать-то нечего на свете... А человек, который дал работу, жизнь, тепло, счастье миллионам людей, - этот человек не дотянет и до сотни! Почему?
   Чьюз был очень удивлен столь неожиданным оборотом дела. Он вернулся к своей теме.
   - Несомненно, человек может жить дольше, и наука этого добьется. Но сейчас важнее добиться, чтобы не умирали годовалые дети, двадцатилетние юноши и девушки. А со стариками не так срочно.
   - Не так срочно... - как эхо, отозвался Докпуллер. - Умрешь - будет поздно.
   - Другие останутся, - спокойно сказал Чьюз.
   Миллиардер испуганно уставился на него.
   - А, может быть, вы все-таки поискали бы для стариков, - неожиданно просительным тоном сказал миллиардер, с явной надеждой глядя на Чьюза. - Вы крупный ученый. Другим не удавалось, вам удастся...
   - Поздно... - возразил Чьюз, не зная, как оборвать этот странный разговор. - Мне семьдесят. Не успею. Да это и не моя специальность...
   - А не могли бы вы, профессор, быть моим домашним врачом? - вдруг спросил Докпуллер.
   Чьюз терпеливо объяснил, что он занят исключительно научной работой и медицинскую практику давно оставил. Любой молодой врач будет полезнее, чем он.
   Докпуллер помолчал, пожевал губами и удивленно произнес:
   - Странно, что вы отказываетесь.
   Он снова замолчал и закрыл глаза, отчего сразу стал похож на мумию.
   Так он сидел довольно долго. Казалось, что он заснул.
   Чьюз наконец решился спросить:
   - А как же мой план, господин Докпуллер?
   Мумия вздрогнула и открыла глаза. Маленькие красновато-мутные, они сначала ничего не выражали, потом в них появилось изумление - хозяин, казалось, недоумевал: откуда взялся этот человек? Кто он?
   - А, это вы... - наконец сообразил он и пожевал губами.
   - Как мой план, господин Докпуллер?
   - План?.. А, да, да, ваш план... Мои ученые советуют... принять и... финансировать... Я передам... на консультацию... экономистам... Вас известят.
   Окончательно утомленная мумия снова закрыла глаза.
   Чьюз понял, что аудиенция закончена, и осторожно вышел.
   Зачем же Докпуллер его вызывал? Только затем, чтобы сделать ему свое нелепое предложение?
   Впрочем, Чьюз перестал жалеть о потерянном времени, когда ученые Института имени Докпуллера поздравили его с успехом. Консультация с экономическими советниками - не больше, чем формальность. Ничто не минует их рук - так уж заведено у господина Докпуллера. Видимо, и на этот раз он не хотел отступить от обычного порядка. По существу же, его слова означают, что план принят.
   6. Столкновение двух наук
   Тут золота довольно для того,
   Чтоб сделать все чернейшее белейшим,
   Все гнусное - прекрасным...
   Это - из-под голов больных подушки вырвет.
   В. Шекспир. "Тимон Афинский"
   Прошло еще три томительных дня - и Чьюза вторично пригласили на прием, но на этот раз не к Докпуллеру, а к его главному экономическому советнику профессору Ферну.
   Переступив порог кабинета, Чьюз в изумлении остановился: к нему, семеня ножками, спешил низенький человечек с непомерно большой головой, вытянутой назад и напоминавшей дыню. Маленькие безбровые глазки его сверкали, большие оттопыренные уши, казалось, двигались...
   - Уважаемый коллега, - сказал человечек тонким, почти женским голосом, прошу садиться!
   И так же поспешно побежал к своему столу. Чьюз подумал, что, сидя, он, вероятно, не достает ногами до пола.
   - Мы, экономические советники господина Докпуллера, - начал уродец, рассмотрели ваш план и единодушно пришли к решению, которое утвердил господин Докпуллер. Мы решили, что осуществление вашего плана нецелесообразно.
   - Что? - Чьюз широко раскрыл глаза от изумления. - Ничего не понимаю! Позвольте, профессор, ведь ваши собственные ученые дали моему плану самую высокую оценку.
   - Совершенно верно: медики, бактериологи, - спокойно возразил Ферн, - а я говорю о представителях экономической науки.
   - Если у господина Докпуллера не хватает свободных денег на весь план, то хотя бы частично... Я просил об этом...
   - Нет вещи, на которую у господина Докпуллера не хватило бы денег! - гордо ответил экономический советник. - По правде говоря, расходы по осуществлению всего вашего плана были бы для нас совершенно неощутимы. Но даже небольшие расходы должны быть экономически оправданы.
   - Вы хотите сказать, что мой проект не дает экономического эффекта непосредственно для вас? - догадался Чьюз.
   - Напрасно вы считаете нас такими эгоистами, - возразил Ферн. - Пример Института имени Докпуллера опровергает такое мнение: разве мы имеем от него какую-нибудь пользу для себя? Поверьте, господина Докпуллера недаром называют покровителем науки. Нет, мы не эгоисты. Мы думаем не о себе, а обо всем обществе: для него ваш проект представляет опасность.
   - Опасность? - воскликнул окончательно пораженный Чьюз. - Спасти миллионы жизней - это опасно?
   - Да, опасно, - спокойно ответил экономист. - Вы не волнуйтесь, профессор. Обычная история: даже крупные представители естествознания беспомощны в экономических вопросах. Вы же понимаете, что ваше открытие имеет дело не только с микробами, но и с общественными отношениями. Если ваши действия по отношению к микробам строго научны, то таковы ли они в отношении общества? Спасти миллионы человеческих жизней - говорите вы. Простите, профессор, это сентиментальность, несовместимая с наукой. Ученый должен ставить вопрос научно: нужно ли это спасение человеческих жизней, полезно или вредно оно для общества?
   - Да что вы говорите? - воскликнул Чьюз. - Как же это может быть вредно?
   - Очень жаль, что вы этого не понимаете, - все тем же спокойным тоном продолжал Ферн. - Вы говорите, что спасете миллионы жизней... А я приведу вам другие цифры: в стране десять миллионов безработных, на каждого в среднем приходится два-три члена семьи - иждивенца, - итого двадцать-тридцать миллионов человек, по существу, не имеют средств для жизни! Таков непреложный экономический закон: на земле стало тесно, она не может прокормить всех. И в этой борьбе за существование, обоснованной вашим же коллегой Дарвином, наименее энергичные, наименее способные остаются за бортом. И вот к этим миллионам вы хотите добавить еще несколько миллионов, которые без вас были бы убраны болезнями. Зачем? Чтобы стало еще теснее? Чтобы средств для жизни было лишено не тридцать миллионов, а пятьдесят, восемьдесят, сто миллионов?
   - Мне кажется, я с ума схожу! - воскликнул Чьюз в полном отчаянии. Десятки лет я искал, как уничтожить болезни, а теперь мне говорят, что это вредно! Что же вредно? Жить вредно? Тысячи лет человечество ищет спасения от болезней - и это вредно?
   - Профессор, вы преувеличиваете. Никто не говорит, что не нужно лечить людей. Но лечить - это одно, а уничтожать все болезни - это совсем другое. Ваше изобретение вызвало бы такой переворот в экономической и социальной жизни, какого вы в своей лаборатории и предвидеть не можете...
   - Нет, нет, тут что-то не так! Современная медицина - это не мелкий провинциальный врач, подлечивающий больных. Она стремится именно уничтожить болезни. Так почему же ваша наука идет против этого? Пусть я не знаю вашей науки, но как бы различны науки ни были, не может одна идти против другой!
   - Конечно, не может! - подтвердил Ферн. - Но ведь это вы пытаетесь идти против экономической науки, более того - против своей же науки, против биологии, против ее основного закона выживания наиболее приспособленных. Вы заменяете этот ясный, суровый закон своими сентиментально-моралистическими побуждениями. Это антинаучно!