Розвал Сергей. Лучи жизни

   (Невероятный шум, крики. Охрана выводит публику с галереи.)
   Через полчаса Рэдчелл получает возможность возобновить речь:
   - Я требую, чтобы было прочитано письмо, о котором говорил сын Чьюза.
   Председатель:
   - Депутат Рэдчелл, в третий раз призываю вас к порядку. Вы не имеете права ссылаться на безответственные выкрики посторонней публики.
   Рэдчелл:
   - Профессор Чьюз-младший отвечает за свои слова. Я требую...
   Председатель (раздраженно):
   - Депутат Рэдчелл, немедленно прекратите пререкания с председателем. Извольте подчиниться!
   (Крики: "Гоните красного!")
   Рэдчелл:
   - Хорошо, господин председатель. Вы правы. Такова свобода в нашей Великании. Она, эта свобода, означает, что прокурор может свободно клеветать на коммунистов, военный министр может свободно расстреливать рабочих и свободно устраивать провокации, чтобы разжечь мировую войну, господин председатель может свободно удалять постороннюю публику из парламента. Но ведь "посторонняя публика" есть и за стенами парламента. Ее вы не удалите, потому что это весь трудовой народ, это рабочие. Они не позволят ни расстреливать себя, ни гнать на бойню ради интересов докпуллеров. И что бы вы тут ни решали, господа депутаты, рабочие отвечают: долой поджигателей войны!
   (Громовой рев. Крабы и раки вскакивают с мест. В воздухе мелькают сжатые кулаки. Под общий шум Рэдчелл сходит с трибуны.)
   Через полтора часа непрерывного рева председатель, основательно поработавший молотком, заявляет, что перед голосованием закона о создании комиссии по лучистой энергии депутат Лудвер желает внести дополнения от имени левых демократов ("люди").
   Лудвер предлагает назвать комиссию так, как ее называл Рони, и включить в закон "план оздоровления", а также указания об использовании энергии в сельском хозяйстве.
   - Развернувшиеся прения, - продолжает Лудвер, - в особенности выступление депутата Рэдчелла, а также оговорка в письме профессора Чьюза о мирном использовании лучей требуют принятия специальной статьи, категорически запрещающей использование лучистой энергии в военных целях.
   (Новый взрыв негодования среди раков и крабов. Крики: "Люди продались коммунистам!", "Красный подпевала!")
   Через полчаса выступает генерал Ванденкенроа с решительным возражением против всяких дополнений, в особенности последнего, по следующим причинам:
   * во-первых, в названии комиссии сказано: "в мирных целях" - это значит, что ни в каких иных целях комиссия работать не имеет права;
   * во-вторых, профессор Чьюз в своем письме пишет, что он будет работать лишь в области мирного строительства - это ограничение действительно лишь для него самого, а не для лучей;
   * в-третьих, если профессор Чьюз передает лучи для мирного строительства, то господа Докпуллер и Мак-Кенти передают их для укрепления военной мощи страны, что дает правительству юридически обоснованное право всесторонне пользоваться ими;
   * в-четвертых, возражения коммунистического депутата против письма господ Докпуллера и Мак-Кенти не обоснованы, так как с юридической и деловой точек зрения договор при всех условиях есть договор;
   * в-пятых, военное министерство не считает себя вправе оставить страну безоружной перед лицом красной измены и готовящегося нападения Коммунистической державы; уважая, однако, требование профессора Чьюза, военное министерство согласно, что комиссия будет работать лишь в мирной области, всю же иную работу с Y-лучами военное министерство берет непосредственно на себя.
   Председатель предупреждает, что необходимо ускорить темпы работы. Переговоры со стачечным комитетом результатов не дали: электрический ток в парламент подан не будет, а свечи получены в ограниченном количестве - на всю ночь не хватит.
   Крабы и раки требуют прекращения прений и немедленного голосования. Рэдчелл заявляет, что он будет голосовать против закона в настоящем его виде. Рони говорит, что его фракция от голосования воздержится, но в случае принятия закона внесет те дополнения, о которых говорил Лудвер.
   Голосами раков и крабов закон принимается в настоящем виде, дополнения отвергаются.
   (Очередной взрыв. Председатель что-то отчаянно кричит, его не слышат, он поднимает над головой свечи. Депутаты понимают намек и через двадцать минут умолкают.)
   Служебный персонал разносит свечи. Их так мало, что каждую приходится разрезать на несколько частей. В зале нет ни канделябров, ни подсвечников, ни люстр - свечи устанавливаются прямо на пюпитрах. При столь необычном освещении зал принимает фантастический вид.
   Министр труда оглашает законопроект о беспрепятственном восстановлении возвращающихся на работу и о запрещении преследований за участие во всеобщей забастовке. Министр отмечает истинно демократический характер закона. Но в то же время он указывает на то, что для продолжения забастовки теперь уже нет никаких оснований, продолжать ее могут лишь красные заговорщики. Поэтому на лиц, в течение двух ближайших суток не явившихся на работу, действие закона не распространяется.
   (Овация. Но многие свечи гаснут, и аплодисменты быстро смолкают.)
   Рэдчелл заявляет, что этот "либеральный" закон, в сущности, является грубым приказом закончить забастовку в течение двух суток. Распоряжение о прекращении забастовки может дать только стачечный комитет. Вместо этого закона парламент должен потребовать смещения и наказания министра внутренних дел, военного министра и начальника полиции, виновных в расстреле рабочих.
   (Шум, крики: "Долой красных!" Отчаянные вопли: "Осторожно, свечи!")
   Голосами крабов и раков закон принимается. Принимается также обращение к рабочим с призывом прекратить забастовку, ввиду того, что утвержденный парламентом закон о лучистой энергии принесет всем благоденствие.
   Несмотря на общую усталость, по залу пробегает оживление, когда председатель сообщает, что на очереди законопроект о запрещении заговорщических партий. Министр юстиции разъясняет, что закон относится не только к тем партиям, которые, подобно коммунистам, непосредственно помогают иностранной державе, но и к тем, которые поддерживают эти заговорщические партии.
   - А мы сегодня были свидетелями, - грозно говорит министр, - как люди, вместо того чтобы поддержать раков и крабов, во всем поддерживали коммунистов.
   (Голоса: "Позор!")
   Рони просит министра наконец ответить, что же фальшиво: так называемая секретная коммунистическая директива или так называемый договор между Докпуллером и Чьюзом?
   Рэдчелл (с места):
   - Оба фальшивы!
   (Крики: "Заткните красным глотки!", "Вон заговорщиков и их помощников из парламента!", "Раки и крабы, объединяйтесь против людей!")
   Разъяренные раки и крабы бросаются на своих противников. Людям угрожает серьезная опасность: раки и крабы подавляют их количеством. Общая свалка. Страсти разгораются, но в это время гаснут свечи. Отчаянный крик:
   - Господа депутаты, свечи кончились!
   Насмешливый возглас Рэдчелла:
   - По домам, господа депутаты, ваша игра не стоит свеч!
   26. Рабочее место ученого
   Если наука хочет помочь человечеству, она должна найти нового хозяина.
   Проф. Д.Д. Бернал. "Наука и промышленность"
   Профессор Чьюз с нетерпением ждал сына. Он счел неудобным лично явиться на заседание парламента, где должен был разбираться вопрос о создании комиссии по лучистой энергии.
   То, что сын не вернулся вечером, не удивило старика: заседание, очевидно, затянулось. Но когда сын не явился и на следующее утро, Чьюз начал волноваться.
   Эрнест Чьюз запаздывал не по своей вине. Охрана грубо вывела его из зала и составила акт об оскорблении парламента. Затем он попал в руки полиции, которая на всякий случай продержала его до утра, пока не явился начальник. Узнав о том, что перед ним сын знаменитого ученого, изобретение которого обсуждалось в парламенте, полицейский чиновник, в конце концов, отпустил "нарушителя порядка".
   Чьюз, между тем, в нетерпении шагал по кабинету. Роберт принес утренние газеты. Теперь в связи с забастовкой их было совсем немного. Чьюз вынул из пачки первую попавшуюся. Это оказалась "Свобода".
   Чьюз надел очки, и залп заголовков ударил в него с газетного листа:
   ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ НАЦИОНАЛЬНОГО ТОРЖЕСТВА И ЕДИНЕНИЯ
   ВСЕМОГУЩИЕ ЛУЧИ - СОБСТВЕННОСТЬ ВЕЛИКАНИИ!
   ИХ ПЕРЕДАЛИ НАРОДУ СЛАВНЫЕ ПАТРИОТЫ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ГЕНИИ ДОКПУЛЛЕР, ЧЬЮЗ И МАК-КЕНТИ
   ИЗ РУК ЭТИХ ВЕЛИКИХ ВЕЛИКАНЦЕВ ПАРЛАМЕНТ ПРИНЯЛ ЧУДЕСНЫЙ ДАР
   ОТНЫНЕ ВЕЛИКАНИЯ ИМЕЕТ ДЕШЕВУЮ ПИЩУ
   ОТНЫНЕ ВЕЛИКАНИЯ НЕ ИМЕЕТ БОЛЕЗНЕЙ!
   ОТНЫНЕ ВЕЛИКАНИЯ ВСЕМОГУЩА!
   ЛЮБАЯ СИЛА В МИРЕ ПОДЧИНИТСЯ ВОЛЕ ВЕЛИКАНИИ!
   ТАК СКАЗАЛ ВОЕННЫЙ МИНИСТР ГЕНЕРАЛ ДЖЕМС-АРЧИБАЛЬД ВАНДЕНКЕНРОА
   ПОРА ОБУЗДАТЬ КОММУНИСТИЧЕСКУЮ ДЕРЖАВУ, ГОТОВЯЩУЮСЯ НАПАСТЬ НА НАС
   НАПРАВИМ НА КОММУНИСТИЧЕСКУЮ СТОЛИЦУ ВЕЛИКАНСКИЕ ЛУЧИ!
   УМЕРТВИМ ДЕТЕЙ В ИХ КОЛЫБЕЛЯХ, СТАРУХ - ЗА ИХ МОЛИТВАМИ, РАБОЧИХ - ЗА ИХ РАБОТОЙ!
   Чьюз вскочил из-за стола. Что это - бред? Он нажал кнопку звонка и одновременно закричал:
   - Роберт! Роберт!
   Прибежал запыхавшийся Роберт.
   - Машину! Быстро! Сейчас же!
   Он разложил газету на столе и склонился над ней. Его душил гнев. Он скомкал газетные листы и с силой швырнул их на пол... Подлецы!
   И вдруг Чьюз зло рассмеялся: лучей у них нет! Лучи уничтожены.
   Чьюз поднял газету, разгладил ее листы и снова принялся читать. Каждая строчка источала яд ненависти, вражды, насилия, смерти!
   Роберт доложил о приезде сына. Слуга таинственно прошептал:
   - С профессором Эрни этот... коммунист...
   И многозначительно посмотрел на хозяина.
   С профессором Чьюзом-младшим действительно приехал Гоувард Рэдчелл, коммунистический депутат парламента.
   Старик бросился к ним.
   - Послушайте, что же это такое? Обман, наглый, подлый обман средь бела дня. Ведь это же не правители, а какие-то мелкие жулики!
   - Положим, крупные, - возразил Эрни.
   Эрни и Рэдчелл рассказали Чьюзу о вчерашней парламентской комедии.
   - Особенно хорош был генерал Ванденкенроа, - усмехнулся Рэдчелл. - Вы знаете его, профессор?
   - Имел сомнительную честь...
   - Кандидат в фашистские диктаторы. Все эти "золотые рубашки", "легионеры", "рыцари", "вольные тюремщики" только и мечтают о том, чтобы генерал въехал в столицу на белом танке и чтобы они под его командованием уничтожили обветшалую демократическую бутафорию. Тогда они могли бы выступить во всей своей фашистской красе, без всяких фиговых листков. Сам Докпуллер подкармливает генерала. И знаете, почему выбор пал именно на него? Широкие плечи, могучая грудь, трубный голос...
   - Вряд ли Докпуллер поблагодарит его за вчерашнюю болтливость, - заметил Эрнест.
   - Докпуллер, конечно, был уверен, что у генерала хватит ума не оглашать его письма, - сказал Рэдчелл. - Но когда господа генералы входят в раж, они окончательно теряют способность соображать и выбалтывают самые сокровенные секреты. Теперь этот кукольный кандидат в диктаторы получит хорошую нахлобучку! Может быть, даже Докпуллер прикажет подыскать другого генерала этого товара, сами знаете, вдоволь.
   - Да, отец, - сказал Эрнест, - все дело в том, что ты породил великана. Наше же государство, пока им командуют докпуллеры, может называться Великанией - увы! - только в ироническом смысле. Конечно, страна наша велика. Докпуллеры, оседлав ее, возомнили и себя великими. Самая нелепая, самая смешная мания величия! Именно они-то, докпуллеры, мешают и нашей стране и нашему народу стать по-настоящему, по-человечески великими. Великания! Нет, они превратили нашу страну в "Великоманию", в страшилище и посмешище для всего культурного человечества. Тюрьма даже в сто этажей - все-таки тюрьма. Вот почему душно тебе, отец, почему твоему изобретению, этому настоящему великану, тесно в Великании докпуллеров. Они могут применить его только для войны, чтобы поработить весь мир, чтобы превратить всю нашу планету в тюрьму...
   - Так что же делать? - с тоской спросил старик.
   - Мне не хотелось воскрешать нашего старого спора... Вся беда в том, что ты аполитичен.
   - Я аполитичен? - Старик вскочил как ужаленный. - Да, было время, я многого не понимал, я ошибался... Но теперь, ты же видишь, Эрни, все изменилось...
   - И все-таки ваш сын прав, - спокойно сказал Рэдчелл. - Вспомните, как вы пришли к ученым и бросили свой призыв. Вы думали, что все сейчас же пойдут за вами. Вы думали, что стоит лишь вам прозреть, как прозреют и все ваши коллеги. А они взяли и не прозрели... - Чьюз молчал. - А когда вы убедились в том, что они не прозрели, то сразу впали в панику. Я был на собрании и слышал вас. Вы заклинали их, вы предупреждали, что мир без них погибнет. Но вы забыли о миллионах простых работающих людей, которые не собираются погибать.
   - Ради них, ради их спасения я только и говорил, - перебил Чьюз.
   - Но вы видели в них лишь объект для спасения - вот они беспомощно ждут, пока их спасут учёные. А эти люди спасут не только себя, но и вас и все человечество. Конечно, ученые могут помочь им, и еще как помочь! Но без миллионов простых людей ученые - просто нуль.
   Чьюз молчал. Но, странно, прямые и резкие слова Рэдчелла не обижали его. Наконец-то он начинал понимать, что такое это таинственное абстрактное человечество, о котором все говорили по-разному. Вовсе оно не таинственно и не абстрактно. Это - миллионы людей труда, в том числе и он, профессор Чьюз, потому что и он прежде всего трудящийся человек.
   Рэдчелл некоторое время молчал.
   - И вот теперь, - снова заговорил он, - после того, как вы призывали уничтожить "микробов в пиджаках", эти микробы приняли новое обличье. А вы сразу поверили им и отдали им свои лучи. И вы еще сердитесь, когда вас называют аполитичным!"
   Да, да, он прав, - думал Чьюз. - Они явились ко мне в обличье голубя с оливковой ветвью".
   В дверь постучали.
   - Вас хотят видеть, профессор, - сказал вошедший Роберт. - Вчерашний господин... От президента.
   - А, голубь! - закричал Чьюз, вскакивая с кресла. - Давай его сюда!
   Рэдчелл и Чьюз-младший с удивлением посмотрели на старика.
   Фреди Джофаредж, придав лицу официально-торжественное выражение, приготовился к длинной речи. Он лишь колебался, как назвать ученого: по-старому - "высокоуважаемый господин профессор" или по-новому - "господин председатель государственной комиссии"? В последний момент он решил, что скажет и то и другое.
   Войдя в кабинет, он увидел профессора Чьюза-младшего и - о, ужас! коммунистического депутата. Это так озадачило Фреди, что приготовленная речь сразу вылетела у него из головы.
   - А, господин голубь! - воскликнул Чьюз. - Оливковых ветвей притащили?
   Фреди был шокирован, но лицо его сохранило величественное выражение.
   - От господина президента, - сухо сказал он, передавая Чьюзу большой пакет.
   Это было официальное сообщение о назначении профессора Чьюза на пост председателя "Комиссии по изучению и исследованию практических возможностей для использования в мирных целях лучистой энергии". Оно сопровождалось любезным личным посланием президента (на восьми страницах).
   Ученый не стал его читать.
   - Передайте президенту, что это назначение мне не подходит.
   Фреди так изумился, что лицо его чуть не потеряло своей величественности.
   - Но, господин профессор, еще вчера...
   - То было вчера, - перебил Чьюз. - Вчера я принял вас за голубя. А сегодня вижу, что вы за птица.
   И тут - впервые в жизни - лицо изменило Фреди Джофареджу. Он уже не мог скрыть своего возмущения.
   - Но, профессор... Лучи - уже государственная собственность. Никто не может отменить закон. Государственная власть... Прерогативы...
   - Я уже сказал! Сейчас вы получите письмо президенту.
   Чьюз присел к столу. Фреди не знал, что ему делать. Будь он наедине с профессором, он, конечно, переубедил бы его. Но этот коммунистический депутат. Он молчал, но выражение лица у него было явно насмешливое. И он даже не пытался скрыть этого. До чего невоспитанный человек! Впрочем, что можно требовать от коммуниста? Конечно, это он повлиял на профессора!
   Чьюз встал из-за стола и прочел вслух:
   - "Господин президент! Вчера на ваше предложение о передаче государству "лучей жизни" для мирного использования - подчеркиваю: мирного - я ответил согласием. Но вчера же в парламенте военный министр заявил об использовании лучей в военных целях, и это было поддержано парламентом. Ввиду нарушения правительством нашего соглашения я считаю себя свободным от принятых обязательств. Впрочем, судя по всему, правительство заинтересовано лишь в военном применении лучей, а так как для этих целей оно, по заявлению генерала Ванденкенроа, получает лучи от господина Докпуллера, то, следовательно, мой отказ не имеет никакого значения".
   - Вот, господин голубь, получайте письмо и летите с благостной вестью так, кажется, вы изволили вчера выразиться?
   Эрнест Чьюз не выдержал и рассмеялся.
   - Но закон, закон! - растерянно повторил Фреди.
   - Что ж, закон остается в силе, - успокоил его Эрнест. - Государственной собственностью станут те лучи, которые передаст вам национальный гений Докпуллер.
   Убедившись, что дальнейшие препирательства бесполезны, господин Фреди Джофаредж, личный представитель президента республики, с величественным видом удалился из кабинета.
   - Теперь дело пойдет в Верховный суд, - сказал Эрнест. - Там будут долго выяснять, значит ли это вообще передачу или передачу только в мирных целях, и как дважды два четыре докажут тебе, отец, что ты неправ и что лучи нужно отдать.
   - Никакие силы в мире не заставят меня отдать им лучи! - гневно воскликнул старик. - Мне стыдно, что я было поверил им... Это не люди! Скажите, разве в них есть что-нибудь человеческое, какие-нибудь человеческие чувства?
   - Может быть, и есть, - усмехнулся Рэдчелл. - Вероятно, господин Докпуллер любит своих правнуков так же нежно, как и вы, профессор, своего Джо. Возможно, господин Мак-Кенти так же трогательно умиляется приходу весны, как иной поэт или ребенок. О, на эту тему можно было бы даже написать целый роман! Но, видите ли, все это, нисколько не помешает им отправить на тот свет миллионы людей, если это увеличит их миллионы. Так стоит ли говорить о "человеческих чувствах" этих господ?
   - Да, наука не может служить человечеству в мире докпуллеров, - сказал Чьюз. - Этот мир надо разрушить. Я - ученый, значит, я обязан помочь в этом. Я рядом с вами, Рэдчелл, Эрни! На этом буду стоять - и не сойду.
   1956-1961