Розвал Сергей. Лучи жизни

   - Антинаучно? - в страшном гневе закричал Чьюз. - Пятьдесят лет я занимался научными работами, а вы будете учить меня, что такое наука? По-вашему, чума, оспа - это естественные законы, не надо им мешать? Во что превратилось бы человечество с такой "наукой"!
   - Человечество, человечество, - пренебрежительно сказал Ферн. - Что такое человечество? Фикция, абстрактная логическая категория. Люди слишком разные, не равноценные, чтобы говорить о человечестве. Гуманисты превратили человечество в самоцель, в божество. Человечество - средство, а не цель, говорит Ницше, - и он тысячу раз прав. Человечество, - говорит он, - материал для опыта, поле обломков. А разве не то же самое говорит наука, Дарвин? Тысячи червей гибнут для того, чтобы остался один, наиболее приспособленный червь. Тысячи людей должны погибнуть, чтобы выработался один настоящий человек.
   - Теперь я понял вашу экономическую науку, - уже спокойно сказал Чьюз. Ему даже стало стыдно своего гнева: с кем он спорит? - Вы хотите, чтобы люди оставались червями. А мы хотим сделать людей людьми. Да, да, всех сделать людьми!
   - Не будем спорить, - сказал Ферн. - Господин Докпуллер просил передать вам два предложения: во-первых, установить ваши приборы в его доме и в саду.
   - Как, только для него?
   - Во-вторых, принять участие в изучении проблемы продления жизни.
   - Чепуха! - снова раздражаясь, воскликнул Чьюз. - И потом это же увеличит число безработных, да еще каких: стариков!
   - Господин Докпуллер приглашает вас на службу с тем, чтобы вы нашли средство к продлению его жизни. Других это не касается.
   - Разных там погонщиков скота...
   - Что?
   - Итак, Докпуллер хочет прожить до двухсот лет, а дети пусть умирают! Вот она, ваша наука! Но я молчать не буду! Я разоблачу вас! Я напишу в газеты!
   - Что ж, попробуйте! Вы просто не представляете, профессор, что говорите.
   Не прощаясь, Чьюз выбежал вон.
   7. Профессор Чьюз пробует изменить направление лучей
   Лекарство не хуже ли болезни?
   О. Бальзак. "Утраченные иллюзии"
   Что же делать? Да, да, что делать дальше? Вернувшись в свою лабораторию, Чьюз мучительно думал над этим. Последняя надежда исчезла. Миф о "просвещенной филантропии", которому он уже готов был поверить, рассыпался при первом же прикосновении к нему. Сам "великий филантроп" превратился в чудовищную карикатуру.
   И все-таки даже не это было самым ужасным. Чьюза неустанно терзала мысль о том, что десяткам миллионов людей нечем жить.
   Он знал о безработице, но ему никогда не приходило в голову, что между безработицей и его научными работами может быть какая-нибудь связь. Если же на земле действительно тесно, к чему его работы, к чему лучи? От чего приятней умирать: от туберкулеза или от голода?..
   В то время как он ломал голову в поисках выхода, Ферн считал, что все в порядке - законы биологии, Дарвин, борьба за существование... Зачем ему иной порядок! Пусть погибают миллионы "червей" - ведь "сверхчеловек" Докпуллер живет! По одному его требованию ему доставят в ящиках земной шар!
   Борьба за существование! Но разве человек только животное? Разве история человечества лишь разросшаяся глава из Брэма? Животным тесно, потому что они ищут готовую пищу, но человек работает, производит, сеет, - разве не может он создать для себя достаточно пищи?
   И вдруг Чьюз вспомнил... "Да, да, возможно, здесь разгадка?"
   Он заперся в лаборатории - и все опять вошло в норму. Дни и ночи он не прерывал своего уединения. Профессор впускал к себе только маленького Гарри, продолжая опыты облучения, да Роберта, который приносил ему пищу и необходимые материалы.
   Чьюз вышел из лаборатории через месяц. Таким оживленным Роберт не видел его уже давно, с самого момента открытия этих "проклятых лучей" (иначе Роберт их и не называл - столько беспокойства внесли они в его прежде размеренную жизнь). Профессор даже что-то напевал себе под нос - Роберт знал, что это случалось с ним чрезвычайно редко, в самые счастливые минуты.
   В таком настроении Чьюз поехал в совершенно новое место: в министерство земледелия. Его принял сам министр Моррисон. Он был озадачен приездом ученого. Чьюз это заметил.
   - Вас, господин министр, видимо, удивляет мой визит, - сказал он. Действительно, до сих пор я работал над проблемами, далекими от вашего ведомства. Быть может, вы слышали о "лучах жизни"?
   - Нет человека, который не слышал бы о вашем великом изобретении! - с пафосом ответил министр.
   - И нет человека, который взялся бы его осуществить! - раздраженным тоном возразил Чьюз. - Находят его и дорогим и ненужным. В стране миллионы безработных, тесно, не хватает пищи - к чему же уничтожать болезни?
   Моррисон молчал. Он недоумевал, какое отношение все это имеет к нему и его министерству.
   - Но ведь люди - не животные, - продолжал профессор. - Они могут увеличить количество пищи, и наука обязана помочь в этом. Вы знаете, конечно, что мои лучи уничтожают микробов. Если же повысить их интенсивность, ими можно уничтожать и более крупные организмы. Ими будут уничтожены вредители полей никакими другими средствами вы не достигнете таких результатов. Не знаю, насколько именно снижают сейчас урожай вредители, но уверен, что цифра изрядная. Не правда ли?
   - Да, порядочная, - подтвердил Моррисон, удивленный неожиданным оборотом дела. - Но...
   - Но это еще не все! - не слушая, с увлечением продолжал Чьюз. - Вы знаете, господин министр, когда я открыл свои лучи, они, к моему ужасу, не только не вредили микробам, а, наоборот, были очень полезны для них. Под их действием микробы размножались гораздо быстрее. Вскоре, однако, я выяснил, что стоит увеличить интенсивность облучения, и оно станет смертельным для микробов. И вот теперь я вспомнил о лучах, полезных для микробов. Я испробовал их не на микробах, а на кроликах, мышах, крысах. И представьте, результат оказался тот же! Все они выросли вдвое быстрее, чем обычно, и вдвое быстрее принесли потомство! Вы понимаете, что это значит, господин министр?
   Моррисон молчал.
   - Есть все основания полагать, что эти более слабые лучи оказывают такое же действие на всех животных. Не правда ли, настоящие "лучи жизни"? Подумайте, что можно с ними сделать! В каких-нибудь несколько лет "лучи жизни" во много раз увеличат поголовье скота. Но и этого мало! - Чьюз вскочил. - А что, подумал я, если они подействуют также и на растения? Ведь солнечные лучи полезны как животным, так и растениям. Я попробовал и... вы догадываетесь? Да, да, они также ускоряют рост и созревание растений. Мы сможем снимать два-три урожая в год. Подумайте, сколько пищи! А говорят: "тесно на земле"! Нет, господа, вы забыли, что человек - не зверь, он имеет науку, она спасет его! Но настоящая наука, а не ваша человекоистребительная чушь!
   Все это старый ученый прокричал в состоянии крайнего возбуждения. К удивлению Моррисона, старик обращался уже не к нему, а к кому-то в раскрытое окно. Это было ужасно нелепо, потому что за окном на высоте многих этажей не могло быть никого, кроме голубей.
   - Простите, я несколько погорячился, - сказал Чьюз, придя в себя и снова опускаясь в кресло. - Я хотел рассказать вам еще об одном удивительном свойстве лучей. Лучи, убивающие микробов, совершенно безвредны для более крупных организмов, более того - они-то как раз и стимулируют их развитие. Таким образом, лучи, содействующие развитию домашнего скота, вместе с тем ликвидируют эпизоотии, гак как уничтожат микробов, клещей, мух... Лучи, убивающие полевых вредителей, в то же время ускорят вызревание хлебов. Вы видите, какое благоприятное сочетание!
   Чьюз посмотрел на Моррисона. Тот продолжал молчать.
   - Но сознаюсь, господин министр, - сказал после некоторой паузы профессор, - я изменяю своим принципам, сообщая вам это. Я лично не сомневаюсь, что все именно так, как я говорил. Но, видите ли, не все нужные опыты проделаны. И вот тут-то, господин министр, необходимо ваше содействие. Надо произвести облучение целых стад и полей. Не беспокойтесь, - поспешно добавил профессор, наученный горьким опытом, - никаких особенно больших ассигнований со стороны министерства не потребуется. Кое-какие средства у меня есть, и я обращу их на опыты. Что же касается уничтожения Y-лучами полевых вредителей, то тут вообще можно уже приступать к практической работе. Опытами это уже проверено, и я продемонстрирую их вам с тем, чтобы министерство земледелия рекомендовало мой способ фермерам. Необходимо будет начать производство прожекторов средних размеров. Об этом я позабочусь вместе с господином Мак-Кенти.
   - Рекомендовать фермерам? - переспросил Моррисон, до сих пор упорно молчавший. - Вы ручаетесь, что лучи безвредны для растений?
   - Не просто безвредны, а полезны, - подчеркнул Чьюз.
   - Жаль! Лучше бы они уничтожали не вредителей, а посевы.
   Чьюз не понял. Он подумал, что ослышался.
   Моррисон, между тем, продолжал:
   - Мы, возможно, и проведем ваши опыты, профессор. Но только не в этом году, а позже... может быть, в следующем... или через несколько лет... вообще, когда будет более подходящая конъюнктура.
   - Конъюнктура? - спросил профессор в явном недоумении. - Что вы имеете в виду?
   - Что ж, тут никакого секрета нет... Скоро все заговорят об этом... Мы вступаем, профессор, в полосу депрессии.
   - Я не очень внимательно слежу за газетами, - возразил Чьюз, - но все же знаю, что, по мнению печати, затруднения носят временный характер, перспективы, в общем, благоприятны...
   - О, эти успокоительные заверения - лишь тормоза при спуске с горы, усмехнулся министр. - Мы-то успокаивать себя не можем. Все признаки перепроизводства налицо. Товары не находят сбыта, цены падают. Министерство уже наметило необходимые меры. Они помогут выправить положение. Мы намечаем заключить с фермерами контракты на сокращение посевов пшеницы на три миллиона гектаров. Разработаны и другие планы. Придется уничтожить излишки поголовья: до шести миллионов поросят и около миллиона свиноматок Я это говорю для того, профессор, чтобы вам стало совершенно ясно, насколько сейчас несвоевременны ваши опыты...
   - Позвольте, - воскликнул Чьюз, - в стране миллионы безработных!
   - Это другая сторона депрессии, - спокойно сказал министр.
   - Но как же можно говорить об излишках, более того, как можно уничтожать пищу, когда миллионы людей голодают?
   - Безработные не могут поглотить излишков, - возразил министр. Покупательная способность безработных низка.
   - Неужели такая позорная вещь, как намеренная порча пищи, снова может повториться? - все более волнуясь, сказал Чьюз.
   - Да, процветание длилось долго, и нам стало казаться, что оно и не кончится. Что делать! Не в наших силах удержать его.
   - Варварство! - не выдержал Чьюз.
   - По-человечески я вас понимаю, - как можно спокойнее сказал министр. - Но будьте объективны, и вы сами поймете, как наивно ваше негодование. Это все равно, как если бы профан (простите!), попав в операционную во время ампутации, назвал бы хирурга злодеем...
   - Когда у людей нет аргументов, они заменяют их аналогиями! - со злобой бросил Чьюз. - Может быть, ампутация - несовершенный метод, и медицина, придет время, заменит его лучшими средствами, но сегодня это все-таки лечение. А уничтожение пищи - это не лечение, это самая отвратительная, позорная болезнь.
   - А как бы вы поступили? - не скрывая своего раздражения, спросил министр. - Позвольте поинтересоваться, что сделали бы вы на моем месте?
   - Отдал бы пищу безработным.
   - Я вам сказал: у них нет денег.
   - Бесплатно.
   - Бесплатно?
   Министр уставился на Чьюза. На мгновение он потерял дар речи, но вдруг, не выдержав, расхохотался.
   - Вот так мера! Да на другой же день все бросят работу. Зачем работать, когда кормят даром! Нет, профессор, достаточно и того, что безработный получает пособие. Многих и это развращает...
   - А мясо бросать в море можно? Вы согласны кормить бесплатно рыб, лишь бы не людей!..
   - С вами трудно говорить, профессор, - министр откровенно сердился. Рабочие, даже безработные, - это покупатели, понимаете, это рынок. А море - не рынок. Выбрасывать пищу в море иногда и целесообразно. Но выбрасывать пищу бесплатно на рынок - это безумие! Поймите же, цель разумной политики в том, чтобы ликвидировать излишки, удержать цены от падения, а вы предлагаете снизить их до нуля!
   Чьюз начинал понимать, что у министра действительно есть какая-то своя логика - такая же, как у Ферна, когда он доказывал, что уничтожение болезней вредно.
   - Все же я не верю, чтобы страна, правительство могли одобрить это, сказал Чьюз.
   - Президент одобрил. Чем решительнее будут меры, тем быстрее мы изживем депрессию. Явление это временное, скоро опять начнется подъем. А вот вы, профессор, своими лучами действительно вызвали бы хроническую депрессию. Два-три урожая в год, говорите вы, огромное поголовье скота... Да это катастрофа! Вы задушите нас обилием пищи!..
   Чьюз уже не пытался возражать. На этот раз он ушел, не возмущаясь, не грозя разоблачением. Да и что было разоблачать: завтра они сами громко объявят о своей программе "лечения"!
   8. Профессор Чьюз знакомится с новейшей астрологией
   Уиггин (председатель правления "Чепиз нэйшнл бэнк"): До тех пор, пока деловая активность будет продолжаться, мы будем часто переживать кризисы. Нет такой комиссии и нет такого ума на свете, который мог бы этому помешать.
   Лафоллет (сенатор): В таком случае вы полагаете, что способность человечества страдать беспредельна?
   Уиггин: Я так думаю.
   (Из протоколов сенатской комиссии Лафоллета, 72-й конгресс США, 1931 г.).
   Роберт был поражен переменой, которая произошла с хозяином. Он уезжал в самом радостном настроении, а вернувшись, был мрачен и, главное, молчалив. Роберт знал, что молчание всегда выражало у профессора крайнюю степень раздражения. Случалось, что на профессора нападали припадки гневного крика или злобной язвительности, но они быстро проходили. Когда же хозяин впадал в молчание, дело было дрянь!
   Действительно, день проходил за днем, а мрачное настроение Чьюза не рассеивалось. Он совершенно забросил лабораторию, заходил туда только ради опытов над Гарри. Дни и ночи сидел он в своем кабинете. Почти до утра там горел свет.
   Чьюз занялся совершенно новым делом. После разговора с Моррисоном он почувствовал, что дело в чем-то большем, чем отдельные извращения. Если правительство не боялось выступить с такой странной программой, следовательно, оно знало что-то такое, чего он не знал. И как добросовестный исследователь, он обратился к экономической науке. Книжный магазин, постоянным клиентом которого он состоял, доставил ему последние новинки.
   Но чем больше он читал, тем меньше понимал. Одни заявляли, что кризисы так же неизбежны, неожиданны и неотвратимы, как ураганы. Другие, наоборот, все отрицали: кризисы - миф, злостная выдумка красных...
   Он, по своему обыкновению, терпеливо исследовал странные книги, хотя все больше терял доверие к этой сомнительной науке. Но когда в труде профессора одного из крупнейших университетов страны Чьюз вычитал, что депрессия, безработица и все беды происходят от того, что через каждые восемь лет Венера попадает в поток солнечных лучей, идущих к земле, он с яростью захлопнул книгу и вышел в сад. Он чувствовал, что задыхается...
   Больше к этим "ученым" книгам Чьюз не возвращался. Зато он съездил в университет на доклад знаменитого доктора философии Сэмсама, автора прославленного трактата "О природе человека". Маститый философ считал преувеличенными все опасения, однако предупреждал, что депрессии вообще неизбежны, более того, необходимы. Таков мудрый закон природы. Это великое очищение страданием: отметая все слабое, избирая и сохраняя жизнеспособное и полноценное, оно закаляет душу человечества, душу нации...
   Доктор, высокий старик с представительной внешностью, говорил убежденно, красноречиво, могучая грива седых волос развевалась, руки простирались к залу, а перед Чьюзом, не исчезая, стояло видение: уродливый карлик, советник Докпуллера...
   Чьюз не выдержал: переступая через ноги соседей, провожаемый негодующими взглядами, он пробрался к выходу.
   Домой он ехал в крайнем раздражении. Как назло, закапризничал мотор, и машина застряла на шоссе. Джону никак не удавалось завести ее. Вскоре к шоферу присоединился пожилой прохожий, по виду рабочий. Их объединенным усилиям мотор уступил. Профессор предложил подвезти неожиданного помощника. По дороге тот успел рассказать, что он уже третий месяц без работы и что у него нет больше сил смотреть, как голодает пятилетняя дочка. Он оставил ее с женой, а сам идет в небольшой городок, где у родичей маленькая лавка, - может быть, там он получит работу... Чьюз видел, что его спутник и сам этому уже не верит, а рассказывает только потому, что надо же человеку поделиться с кем-нибудь своими горестями. Чьюзу было стыдно перед своим спутником и за то, что тот голоден, а он сыт, и за то, что тот идет пешком за сотни километров, в неизвестность, а он, Чьюз, едет в прекрасном автомобиле, и дома его ждут слуги, обед, постель... Но тяжелее всего было сознавать, что в руках у него средство, которое могло бы накормить всех голодных, а он должен бессильно молчать. Что мог он сказать? Все слова были бы лицемерием...
   Заметив, что хозяин хмурится, рабочий оборвал свой рассказ:
   - Впрочем, вам неинтересно...
   Боясь обидеть его молчанием, Чьюз поспешно сказал:
   - Большое несчастье... И я не понимаю, почему...
   - А чего тут не понимать? - возразил спутник. - Вы вот их спросите, - он протянул свои руки, - сколько они поработали на своем веку... А что получили? И сотой доли того не купили, что сами сработали... А таких рук миллионы. Наши руки все сделали, а хозяева теперь на нашем же добре разлеглись, как собака на сене: самим сожрать невозможно и нам не дают... Вы-то сами не из хозяев? А то извините за правду...
   - Нет, нет, какой я хозяин! - воскликнул Чьюз. То, что сказал этот случайный спутник, было так ясно и просто, что Чьюз не понимал, как все это раньше не пришло ему в голову? Стоило ли просиживать ночи над трудами "астрологов"!
   Высадив спутника у своего дома, Чьюз стал упрашивать его взять вознаграждение.
   - Подумаешь, большое дело - помог наладить мотор, - смущенно отвечал рабочий, - зато вы меня подвезли.
   - Прошу вас! Вы оказали мне услугу! Большую услугу! - с жаром говорил Чьюз. Не мог же он объяснить; что эта услуга состояла вовсе не в том, что ему помогли завести машину...
   Рабочий взял деньги и поблагодарил.
   - Дочке отошлю, - сказал он с виноватой улыбкой. - Если обидел я вас своим разговором, пожалуйста, извините... Да нет, вы не из хозяев, сразу видно...
   Он ушел, а Чьюз, глядя ему вслед, думал: "Да, по вине Докпуллера, Мак-Кенти и всех прочих хозяев голодают миллионы людей, голодают дети, а я, наивный человек, надеялся, что Докпуллер и Мак-Кенти помогут накормить голодных, помогут спасти - их от болезней!.. Как жалко, что нет Эрни... Пожалуй, он был не так уж не прав. Поговорить бы с ним, посоветоваться...""
   Накормите сегодня голодных!" - так говорил его сын Эрни. Что же, он может это сделать сегодня же! Но Эрни предупреждал, что ему не позволят, не дадут это сделать. Да, Докпуллер, Мак-Кенти не хотят этого. Но теперь, после его открытий, наука сильнее Докпуллера. Если же и государство не хочет помочь ему накормить голодных, он обойдется без государства. Через голову правительства он обратится к тем, кому нужны его изобретения.
   9. Новый триумф ученого
   Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача.
   И.В. Мичурин
   Мрачные мысли оставили Чьюза. Он снова с головой ушел в научную работу. Надо было довести до конца опыты над животными.
   Уиппль регулярно навещал Чьюза. Однажды, войдя в лабораторию, он услышал исступленный визг поросят и меланхолическое мычание телят. Лаборатория превратилась в небольшую зооферму: несколько телят и поросят, заключенных в отдельные деревянные клетки, пополнили общество крыс и морских свинок.
   Чьюз посвятил журналиста в новые опыты и до известной степени сделал его участником их. Он предложил ему регулярно, каждый день, производить фотоснимки подопытных животных. Но Уиппль должен был дать слово, что ничего не будет сообщать об опытах до тех пор, пока профессор не разрешит.
   Началось с неудачи: два поросенка не выдержали облучения. Но как часто бывает в научной работе, неудача послужила толчком к ценным открытиям. Были найдены, наконец, те лучи, которые действовали на развитие живого организма наиболее выгодным образом.
   Из остальных четырех поросят два были подвергнуты непрерывному действию лучей разной интенсивности. Двум поросятам было предоставлено развиваться естественным путем.
   Уже через две недели разница между животными, оставленными без облучения и подвергнутыми ему, стала огромной. Поросенок No1, максимально облученный, был, по крайней мере, вдвое больше No3 и No4, оставленных без лучей, поросенок No2, в результате менее интенсивного облучения, занял среднее положение. Такая же картина наблюдалась и у телят.
   Уиппль, в полном восторге от успеха, уговаривал профессора опубликовать эти результаты. Но осторожный Чьюз продолжал опыты.
   Только через две недели, когда результаты стали еще более поразительны, профессор согласился на их опубликование.
   - Это сказочно! - восторгался Уиппль. - Ничего подобного, да что там подобного, хотя бы отчасти похожего на это, наука не знала!
   - Вы не совсем правы, Уиппль, - возразил Чьюз, - нечто подобное наука все-таки знает. Вам, Уиппль, как медику, должно быть известно, что развитие организма регулируется важнейшим гормоном - так называемым тироидином, вырабатываемым щитовидной железой. Так вот, действующее начало этого гормона тироксин - химией получено искусственно. Введенное в кровь личинок, оно чрезвычайно убыстряет их превращение во взрослых особей. Правда, при этом, например, головастики превращаются в карликовых лягушек, так как накопление материала в организме не поспевает за быстрым развитием. К счастью, мне удалось этого избежать, иначе практический эффект моих опытов был бы, как вы понимаете, невелик. Конечно, наши телята и поросята поглощают пищи гораздо больше, чем нормально развивающиеся, но не забывайте, что те же лучи заставят гораздо быстрее развиваться и растения. Так что нашим обжорам пищи вполне хватит, а мы останемся в чистом выигрыше!
   - Да и вообще, профессор, как можно сравнивать каких-то головастиков и лягушек с коровами? - возмутился Уиппль. Он уже предчувствовал новую сенсацию и заранее ею наслаждался.
   На другой же день в "Свободе" появилось составленное Уипплем сообщение об опытах, серия фотоснимков, показывающих постепенное развитие животных, и популярная статья профессора Чьюза. В загородную лабораторию началось паломничество ученых и журналистов.
   И снова на Чьюза налетел ураган поздравлений и приветствий. Вновь Роберт отвечал на телефонные звонки, никак не успевая подносить корм знаменитым животным.
   10. Профессор Чьюз сжигает корабли
   Мы покидаем детскую и делаем первые шаги в жизнь... В нас живет некая сила, которая не может и не будет знать ни отдыха, ни покоя, пока большинство людей влачит свое существование в нищете, в невежестве, в безысходном отчаянии.
   Дж.Б. Пристли. "Трое в новых костюмах"
   Теперь, после удачи опытов, после того, как газеты разнесли по всей стране вести о чудесах в особняке профессора Чьюза, можно было начинать действовать. Чьюз чувствовал, что наступил момент, который решит судьбу его изобретений. Хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Может быть, подождать возвращения Эрни?
   Чьюз позвонил невестке. Луиза сообщила, что Эрни еще за границей и вряд ли вернется скоро. Он на Международном конгрессе в защиту мира.
   Чьюз пожурил Луизу за то, что она так давно не была у него с Джо. Да что откладывать! Если она свободна, пусть сейчас же приезжает. Джо ему не помешает, наоборот, он с удовольствием отдохнет от работы.
   Милый Джо! За всеми этими делами он совсем забыл о Мышонке. Чьюз улыбался, вспоминая внука и его быстрые черные глаза. За них его и прозвали "Мышонком".
   Едва Роберт открыл дверь на звонок, Джо прошмыгнул мимо него, бросился в кабинет и повис на шее у деда.
   Роберт был очень доволен: мрачная полоса в настроении хозяина кончилась. Теперь опять пойдет спокойная жизнь.
   Когда старый слуга вошел в кабинет сообщить о том, что обед подан, профессор и невестка весело разговаривали, а пятилетний Джо примостился у деда на коленях. На полу высилась башня, построенная из тех самых книг и журналов, которые были в последние дни доставлены из магазина.
   После обеда старик вздремнул в кресле. Луиза и Джо гуляли в саду. Разразился ливень - они спрятались под навесом у двери, и Джо радостно визжал, следя за водяными потоками. Струя воды падала в бетонированную канавку и, увлекая с собой опавшие листья, вздуваясь огромными пузырями, мчалась через сад, чтобы у самой ограды с шумом низвергнуться сквозь решетку в канализационный люк.
   Вышел Чьюз. Ливень прекратился, лишь редкие капельки дождя плавали в похолодевшем воздухе.
   - Дедушка, посмотри, какая река! - в восторге кричал Джо. - Вот бы пустить кораблики!
   - Кораблики? - спросил дедушка. - Это можно. Пойдем.
   И, взяв внука за руку, он возвратился в кабинет.
   - Вот, - сказал профессор, - бери, делай кораблики! - он показал на башню из книг.
   Но Джо не поверил.
   - Книги рвать нельзя! - наставительно сказал он.
   Дедушка засмеялся.
   - Папа говорит, что книги рвать нельзя! - настойчиво повторил малыш, хмуря брови.
   - Папа всегда говорит правильно! - согласился дедушка. - Но, видишь ли, Мышонок, это книжки особенные: их можно рвать.