Русанов Владислав. Бронзовый грифон

   А мог бы влипнуть гораздо серьезнее…
 
   Тени облаков мчались через пустырь.
   Вдалеке, за несколько кварталов, заорал дурным голосом цепной кот. Или вора почуял, или примерещилось что-то спросонку.
   Сыщик внимательно вгляделся в лицо парня.
   Хмыкнул.
   — Значит так, малыш. У тебя есть шанс спасти свою задницу. Сейчас ты рассказываешь мне все, что знаешь о профессоре. А потом… А потом будет видно. Так что твоя судьба у тебя на кончике языка. Понял?
   — Понял, — кивнул Кир.
   — Вот и чудненько. Да! Забыл сказать — постарайся не врать. Это в твоих интересах.
   Бывший лейтенант вздохнул, мысленно воззвал к Триединому и рассказал все без утайки. О том, где прятался последние дни, о пустотелой рукоятке шестихвостки, о записке, о подозрениях.
   Контрразведчик слушал, не перебивал, а когда парень замолк, переводя дыхание, приподнялся, освобождая захваченную руку. Кир откатился в сторону и принялся растирать локоть.
   — Вот как, значит, — задумчиво проговорил сыщик. — Что ж, молодец, хватка у тебя есть. И голова работает как следует. Прямая бы дорога к нам, если б не… — Он махнул рукой. — Да! Можешь звать меня Мастером, а то как-то нехорошо выходит — не представился я.
   — А что, он вправду шпион? — нерешительно проговорил Кир.
   — Не знаю, — честно отвечал сыщик. — Но очень похоже. Очень. — Помолчал и добавил: — Придется проверять.
   Брови молодого человека поползли вверх:
   — Как?
   — Да просто очень! Пошли. Только смотри мне… — Глаза Мастера вновь сверкнули сталью, губа приподнялась, на мгновение показав оскал. Очень неприятная привычка. — Только смотри мне — тихонько и осторожненько. Перебегать только по тени. Под ноги смотреть — никаких черепков! — Сыщик подмигнул, и Кир вспомнил предательски хрустнувший под каблуком осколок — не этот ли звук выдал его?
   Они пошли вдоль края пустыря, стараясь держаться в тени, отбрасываемой заброшенными домами. Несмотря на присутствие опытного спутника, уверенности в себе Кир больше не ощущал. Решимость испарилась сразу после поражения в скоротечной схватке. А возникшая в груди досада быстро расползалась до самых кончиков пальцев. Выходит, плохо его учил отец — ветеран многих сражений, матерый вояка, прекрасно управляющийся с мечом, копьем, арбалетом, кордом, рогатиной, да всего не перечислишь… Плохо готовили в полку. Да и немудрено — гвардейцы все больше ударяли на выправку, строевой шаг, упражнения с оружием, подтянутость и молодцеватость. Когда уж там выкроить часок на рукопашный бой и фехтование? Теперь молодому человеку казалось, что из пустоты домов, липкой и затхлой черноты, за ним следят чьи-то злые глаза. Злые, голодные, неумолимые. Вот сейчас тяжелое тело в прыжке ударит ему в плечо, завалит навзничь, холодной лапой запрокинет голову и вопьется в горло. Ламия, бруха? Или, может…
   — Не спи на ходу! — сквозь стиснутые зубы прошипел Мастер.
   Кир кивнул, сглатывая густую, горькую слюну. «Хоть бы корд вернул, что ли! Или боится, что в спину ударю?»
   — Стой! — сыщик поднял руку. Произнесенное им коротенькое слово парень скорее угадал, чем услышал.
   Вот и дом, где скрылся профессор Носельм. Осыпавшаяся со стен штукатурка, побеги плюща усеяны желто-бурыми листьями-звездочками — весна в разгаре, но свежей зелени пока еще слишком мало в городе.
   Мастер сложил ладони, сделал вид, будто подбрасывает кого-то вверх, потом ткнул в себя и на балкон с опасно покосившимся ограждением. Кир понял, чего от него хотят и подсадил контрразведчика, подставив руки под его ступню.
   В который раз он удивился, насколько бесшумно умел двигаться Мастер. Ну, что ж тут поделаешь — мастер, он мастер и есть. В каком бы деле ни достигал совершенства. Бывший гвардеец с уверенностью мог сказать, что сам обрушил бы половину перил, а сыщик взлетел словно белка — ни одна деревяшка не скрипнула. На балконе он замер, прислонившись плечом к двери, которая, скорее всего, не открывалась уже не один десяток лет. Застыл, весь превратившись в слух. Только пальцы руки, теребящие края голенища, показывали, что он жив и бодрствует.
   Время тянулось как бы нехотя. Так бывает. В народе говорят — нет хуже занятия, чем ждать и догонять. Кир ждал. Оперся спиной о стену, не заботясь, что пачкает пылью и старой побелкой потертый плащ, выданный ему Литой для похода в город, и прикрыл глаза.
   Как поступит с ним сыщик? Выдаст страже? Скорее всего. Долг обязывает.
   Да уж… Будущее вовсе не радужно. А впрочем, будь что будет! Ну сколько можно, скажите на милость, прятаться, таиться, переодеваться? Не лучше ли принять заслуженное наказание с честью, гордо вздернув подбородок и развернув плечи. Эх, легко сказать — с честью. А как подумаешь о предстоящем позоре… Офицерские банты сорвут, да не как-нибудь, а перед строем. И дворянства тоже наверняка лишат — императорский указ строг и разночтений не допускает. А потом? Что потом? Рудники, галеры, бессрочная солдатчина… Не все ли равно?
   От размышлений его отвлекло сотрясение земли. Это мягко приземлился соскочивший с балкона Мастер.
   В ответ на немой вопрос он лишь махнул рукой, а потом жестом приказал следовать за собой. Кир не пытался сбежать, хотя, возможно, стоило попробовать. Впрочем, нет… Догонит. И тогда еще большего позора не оберешься. Уж лучше сохранять видимость покорности.
   — Колдуны, — неожиданно проговорил Мастер. Они отошли от пустыря уже шагов на сто, и необходимость таиться отпала сама собой.
   — А? Что? — занятый своими невеселыми мыслями молодой человек не сразу сообразил, о чем говорит его спутник.
   — Колдуны, — с нажимом повторил сыщик. — Сходка у них там какая-то.
   — Волшебников уже почти сорок лет в Сасандре нет, — недоуменно ответил Кир.
   — Ну, малыш, зря ты так. — Мастер обернулся. Под ярким светом Большой Луны мелькнула узкая полоска зубов. — Да, очень много волшебников погибло. Да, их ученики оказались недостойны учителей. И самое страшное, на мой взгляд, была утрачена школа. И есть желающие учиться, а учить некому. Из недоучки наставника не получится, как бы ему этого ни хотелось. Но чародеи все же в Империи остались. Просто мало их. Очень мало… — последние слова Мастер проговорил едва ли не с тоской.
   — Может, я не в свое дело лезу, — немедленно спросил бывший лейтенант, — но, мне кажется, вы сожалеете?
   — Сожалею, — кивнул Мастер. — Жрецы Триединого могут все что угодно рассказывать с алтарей. Да ты наверняка наслушался их проповедей?
   — Ну…
   — Да не стесняйся. Ты же не в магистрате. Это там каждое твое слово могут использовать против тебя. Тьфу ты! — Сыщик недовольно скривился. — Глупее фразы и придумать, по-моему, нельзя! Слышал, что жрецы болтают? Что волшебники силу свою не у Бога берут единственного, но многоликого? Слышал или нет, спрашиваю?
   — Ну, слышал…
   — И что скажешь?
   — Я не знаю, — пробормотал Кир уклончиво. — Не верить жрецам я не могу — меня с детства в строгости воспитывали.
   — А своей головой подумать? Получается, если не от Триединого сила, значит, от Проклятого. Так?
   — Выходит…
   — Вот самая большая глупость! Мир наш кто создал? Землю, воду, воздух, огонь? Деревья, траву, зверей, рыб? Нас, людей, наконец? Гоблинов, кентавров, великанов, альвов?
   — Триединый, всемилостивейший и всепрощающий, — на этот раз без запинки ответил молодой человек. Странный вопрос. Ересью попахивает. Разве можно усомниться в столь очевидных вещах?
   — Правильно говоришь! А Проклятый что создал?
   Кир даже дернулся. В ужасе прикрыл глаза — а ну, как молния ударит? Не дождавшись наказания с небес, просто сотворил знак от сглаза, потом трижды обмахнулся щепотью, отгоняя нечистую силу. Сказал дрожащим от возмущения голосом:
   — Как Проклятый может создавать? Он только разрушает и вредит!
   — Правильно! — почему-то обрадованно воскликнул Мастер. Он уже шел рядом с парнем, словно они были давними приятелями, а вовсе не арестованным и его конвоиром. — Он ничего не создает, потому как создавать ничего не может. Сущность у него не та! Но волшебники-то свою силу из земли тянут, из огня, из воды и из воздуха. Из четырех стихий, если коротко. А стихии-то Триединый создал. Так?
   — Ну, так…
   — Значит, от кого сила у чародеев?
   — От Триединого? — несмело проговорил Кир.
   — Точно! Правильно! И ничего в той силе дурного нет. Раньше очень много добра народ Империи от волшебников видел. И дождь, когда нужно, на поля нагоняли, и градовые тучи вспять поворачивали. И ремесленникам помогали. Разве кто сумеет сейчас ткань или кожу так окрасить, как сто лет назад? А лечили уж… — Мастер вздохнул. — Нашим лекаришкам из университета до них, как до Лотаны на четвереньках!
   — Так почему же жрецы?..
   — А жрецы боятся своей властью над людьми с кем-то поделиться. Нет, с императором, да живет он вечно, они еще согласны. Но больше ни с кем.
   Кир с настоящим любопытством взглянул на спутника. Подобных рассуждений он еще не слыхал ни от кого. Речи, ожидаемые в устах вольнодумца и бунтаря. Но контрразведчик, служащий тайного сыска?!
   — Что зыркаешь, господин лейтенант т’Кирсьен делла Тарн?
   — Я…
   — Решил, я совсем свихнулся? Или пытаюсь тебя подловить?
   — Ну, я…
   — А я правда так думаю. Жрецы Триединого не об Империи пекутся, а мечтают за власть ухватиться двумя руками. Ни слушать никого не хотят, ни своими головами бритыми подумать. Волшебники им помешали! А то что государство без колдунов слабее становится? Это им до задницы! А мне — нет. Мне за державу обидно. Случись какая-никакая заваруха, Айшаса в бой волшебников кинет без зазрения совести, а у нас-то ответить нечем. Пшик получается. Вот и думай, кто больше об Империи печется — жрец долгорясый, с мозгами, жиром заплывшими, или старый глупый сыщик.
   — Не такой уж вы и старый…
   — Зато глупый. Против этого, я вижу, ты не возражаешь. Доложить я, конечно, начальству доложу… Обязан. Но хода этому делу мы давать не станем. Пускай учатся. Глядишь, и не посрамят чести Сасандры, когда до дела дойдет.
   — А как же…
   — Долг и присяга? Я императору присягал, а не Верховному жрецу. И долг пред его величеством исполняю помаленьку. Ловил шпиона Носельма, а поймал колдуна Носельма. Значит, не судьба. Поищем врагов в другом месте. И ты мне поможешь, пожалуй.
   — Я?
   — А кто же? Если сам, своим умом догадался шпионов ловить, значит, небезразлична тебе родина, а, господин т’Кирсьен делла Тарн?
   — Я же указ нарушил…
   — А мне какое дело? Я что, в стражниках служу, что ли? Поможешь и катись на все четыре стороны. Даже за ворота выведу, чтоб не случилось ничего по дороге. Как, согласен?
   Кир долго не раздумывал. Если Мастер слово сдержит и выведет его из Аксамалы, то можно будет новую жизнь начать. Сменить имя, внешность, насколько это возможно… Выходит, не все еще потеряно.
   — Согласен!
   — Я так и знал. Молодец, малыш! А теперь живенько в «Розу Аксамалы».
 
   И вот они собрались в покоях фриты Эстеллы. Словно нашкодившие детишки и строгие наставники, подыскивающие им примерное наказание.
   Бордельмаман хмурилась, Мастер хитро улыбался, Ансельм едва ли не зевал, равнодушный ко всему, а Кир, Флана и Лита ежились и не знали, куда спрятаться.
   — Значит: «Жди осени. Шерсть скоро отрастет. Задействуй мудрецов для подкопа тюрьмы»… — задумчиво протянул сыщик. — Очень, очень интересно… Умеют эти айшасианские шпионы запутать честного имперца.
   — По мне — так глупость какая-то! — дернула плечом фрита Эстелла. — Шерсть, осень, мудрецы… Разве это можно понять?
   Флана стрельнула в хозяйку глазами, но промолчала.
   — А нам и не так важно знать, каков смысл послания, — пояснил Мастер. — Гораздо важнее найти тех, кто писал и кому писали…
   — Ну да, господин сыщик, вам виднее, — язвительно проговорила Эстелла. — Если бляху на шею нацепил, значит, умнее всех.
   Мастер повернулся к ней. Под его взглядом женщина потупилась и побледнела. А что? Хоть любовник, хоть просто знакомый, а все-таки служака из тайного сыска. Говорят, им человека в каменоломни упрятать, что другому высморкаться.
   — Не обижайся, — мягкие слова сыщика никак не сочетались с суровым выражением лица. — Я не мог открыться раньше. Не имел права.
   — Ну, не мог так не мог, — махнула веером бордельмаман. — Не будем об этом…
   — Вот и чудненько, — кивнул мужчина. — Значит, продолжаем. Плеть мы проверили. Носельм ее не брал. Вывод?
   — Носельм не шпион, — брякнул Кир и тут же устыдился детского вывода. От него наверняка ждали чего-то более глубокомысленного.
   — Верно, — согласился без тени улыбки Мастер. — Носельм не шпион. Значит, шпион кто-то другой.
   Флана дернулась вперед, словно застоявшаяся лошадка, но сдержалась.
   — Ты что-то хотела сказать, девочка? — не укрылся ее порыв от сыщика.
   — Да! — она говорила твердо, хотя пальцы вцепились в подол платья, теребя его от волнения. — Ко мне еще один приходил. Кир знает. Такой смуглый… Пузатый.
   — Флана! — неодобрительно воскликнула хозяйка «Розы Аксамалы». — Как можно?! Не «пузатый»! Просто упитанный.
   — Ну, хорошо, пускай упитанный. А еще от него табаком все время воняет.
   — Не воняет, а пахнет!
   — Погодите-погодите! — поспешно вмешался Мастер. — Это такой губатый, в пелеусе, даже в жару в плаще ходит?
   Флана порывисто кивнула, а фрита Эстелла пояснила:
   — Это табачник, фра Корзьело. Очень уважаемый в городе человек. Я не понимаю…
   — Да и не нужно ничего понимать, — отмахнулся сыщик. — Мы его проверим. Если в самом деле законопослушный имперец, будет продолжать табачком торговать. А если нет… Тогда не обессудьте.
   Бордельмаман поджала губы, а охранник впервые за время общей беседы издал непонятный звук — не то хмыкнул, не то хрюкнул.
   — Значит, табачник Корзьело, — продолжал Мастер. — Пожилой, обрюзглый лавочник… Это хорошо.
   — Что ж тут хорошего? — не выдержала Флана.
   — А то хорошего, что сам справлюсь, — усмехнулся в ответ мужчина. — Без помощи господина офицера нашего обойдусь.
   — Как же? — опешил Кир. На миг ему показалось, что контрразведчик забыл свое обещание вывести его из города. Другое дело — был бы нужен, а с бесполезной обузой что церемонии разводить?
   — Не бойся, из Аксамалы я тебя выведу. Сегодня же утром, — ободрил его Мастер. — А вечерком и к Корзьело в гости можно наведаться. Подождет наш табачник до вечера. — Он легко вскочил на ноги, внимательно обвел всех стальным взглядом. — Надеюсь, никому напоминать не надо, что все услышанное здесь — государственная тайна? Никому ни словечка. Даже подружкам. Рилле и Алане. Ясно?
   Флана и Лита дружно кивнули.
   — О том, что вы скрывали почти десять дней нарушителя указа его императорского величества, надеюсь, вы сами молчать догадаетесь. Кстати, девочки-то молодые, жалостливые, а от тебя, Эстелла, я никак не ожидал.
   — А я, выходит, старая и черствая? — нахмурилась бордельмаман.
   — Да нет. Просто — думать надо. Один-два дня — еще куда ни шло, а вы, похоже, хотели его до осени прятать? Пока шерсть не отрастет? — Мастер ухмыльнулся. — И вы серьезно рассчитывали, что никто не узнает?
   — Ну, мы… — замялась с ответом Эстелла.
   — Мы бы вывели его! — пискнула Лита.
   — Правда-правда, честное слово, — добавила Флана.
   — Вы бы вывели! — возвел глаза к потолку сыщик. — Далеко?
   — Вообще-то я и сам бы ушел, — вступился за приютивших его людей Кир. — Просто хотел, чтобы борода отросла.
   — Будем считать, что отросла, — отрезал Мастер. — Собирайся пока. А вы, девочки, по комнатам и сидеть, как мышки — тише воды, ниже травы!
   Лита и Флана вскочили и бросились к дверям.
   — А ты, Ансельм, объясни мне, как по-быстрому до лавки Корзьело добраться. Ведь табачок наверняка у него берешь, а?
   Охранник растерянно пожал плечами и кивнул:
   — Само собой. У него хороший табак.
   — И продает, верно, со скидкой?
   — Не без этого…
   Дальнейшего разговора Кир уже не слышал, поскольку вышел в коридор и задумался. К старой жизни возврата нет — это уж яснее ясного. Хочешь не хочешь, а нужно принимать новую. Вернее так — не хочешь принимать, отправляйся в гарнизонную тюрьму, а после — куда трибунал присудит. Бр-р-р! Молодой человек даже поежился. Нет, сдаваться нельзя. Пусть уж домой сообщат, что пропал где-то в городе. Вот чем бы заняться, когда выберешься за пределы каменных стен Аксамалы, подальше от бдительного глаза стражи, военных патрулей и сыщиков разных мастей? Кир ясно отдавал себе отчет, что, готовясь с детства к карьере военного, никакому мирному ремеслу не обучился. Даже копать огороды селянам или таскать грузы в порту вряд ли сможет. И дело не в том, что уродился тьялец слабосильным или белоручкой — как раз нет, при небольшом росте и отнюдь не богатырском телосложении он не раз побеждал в борьбе или шуточных кулачных схватках более крепких и тяжелых противников, таких как Верольм или Лен. Просто наверняка найдется сотня-другая людей, умеющих копать, пилить, носить гораздо лучше его. Ведь они учились этому всю жизнь.
   «Остается или нищенствовать, или в разбойники», — горько усмехнулся молодой человек и направился в комнату Фланы. Попрощаться.
 
   Мастер терпеливо ожидал, когда Кир спустится в общий зал. Сидел на своем любимом месте — вроде бы неудобном для соглядатая, спиной ко входу. Он не стал надевать черную повязку, делающую его одноглазым ветераном многих сражений. Просто сидел, вытянув под столом ноги, и по чуть-чуть прихлебывал из кубка.
   — Готов?
   Молодой человек приподнял небольшой узелок, собранный Фланой. Пара белья, шейный платок, бритва. Мелочь, но без нее тоже нелегко. Кроме того, девушка едва ли не насильно впихнула ему в руки кошелек с десятком серебряных скудо. Он даже обиделся слегка. Ведь сколько лет вдалбливали — гвардейцы у женщин деньги не берут. Потом понял, что придется взять — кто знает, когда он сможет заработать свой первый медяк, а жить на что-то надо. Пообещал, что обязательно вернет. Заработает и вернет. И вообще, он к ней скоро вернется. Приедет и заберет с собой. Верил ли он сам в то, что говорил?
   — Значит, готов, — кивнул сыщик. Поднялся, с хрустом потянулся, выбрался из-за стола. — Держи.
   Кир с удивлением уставился на протянутый корд. Тот самый, который Мастер с такой унизительной легкостью отобрал у него минувшей ночью.
   — Спасибо… — непослушными губами выдавил парень.
   — Не за что, — усмехнулся сыщик. — С мечом тебе светиться нельзя по городу. Сам знаешь, в Аксамале только военным, одетым по форме, мечи разрешаются. А корд в самый раз будет. И на будущее сгодится.
   — Спасибо вам, — уже увереннее проговорил Кир.
   — Да не за что, не за что… А борода у тебя неплохо отросла. Не сразу узнаешь. Я-то тебя сколько раз видел? И то едва узнал. Но все равно поостеречься не мешает. — Цепкий взгляд Мастера, казалось бы, ощупал даже швы на одежде молодого человека. — Платок есть?
   — Да. Тут… — Парень полез рукой в узелок.
   — Вот и чудненько. Вокруг головы повяжи.
   Кир, недоуменно моргая, начал было пристраивать платок, но Мастер остановил его.
   — Что ты творишь? Убери немедленно! Эх, молодежь, кто ж вам такие сказки про шпионов рассказывает? Не надо делать вид, будто у тебя зуб болит. Зевакам другого счастья не надо, как на такого пялиться. Повяжи, как мастеровой ленточку вокруг головы, чтоб волосы на глаза не падали.
   Бывший лейтенант повиновался. И заслужил одобрение.
   — Во! Чудненько! Знаешь, на кого похож? На наемника каматийского.
   Кир поморщился. Южан, нанимающихся в легкую конницу, гвардейцы не любили из-за их скандальности и сребролюбия. Это сейчас Сасандра давно не ведет боевых действий, а в прежние годы частенько случалось, что атака на врага срывалась от того, что возмущенные задержкой жалования наемники разворачивались и уходили прочь с поля боя целыми сотнями.
   — А ты не кривись, не кривись. Что гвардейцы от наемников нос воротят — это, может, только к лучшему. Никто не заподозрит тебя в обличье каматийца. За ворота выпустят, и мне не придется бляхой направо и налево размахивать лишний раз. Пойдем?
   — Пойдем, — согласился Кир.
 
   Путь от «Розы Аксамалы» до ближайших ворот — Западных или Тьяльских — был не близок. Часы на Клепсидральной башне успели пробить дважды — два часа и три часа дня.
   Всю дорогу Кир оглядывался по сторонам, деланно сутулился, норовил натянуть повязку на самые брови, чем заслужил несколько едких замечаний Мастера. По словам сыщика, больше всего внимания привлекает к себе тот скрывающийся, кто по неопытности старается постоянно что-то в себе менять. А между тем секрет успешной личины прост — будь как все, слейся с толпой, не выделяйся ни жестом, ни словом, ни одеждой.
   Сам же сыщик вел себя до крайности беззаботно. Раскланивался с патрулями, подмигивал спешащим с утра пораньше на рынок кухаркам, приценивался к сладостям: ломтикам сушеных фруктов, сваренным в меду орехам, винным ягодам.
   — Ты чем на жизнь зарабатывать думаешь? — спросил он вдруг, когда до ворот осталось всего ничего — не больше сотни шагов.
   Вопрос застал Кира врасплох. Он дернулся, тут же наступил на конский кругляш, оставленный посреди мостовой, поскользнулся и едва не упал.
   Проходившие мимо крепкие, широкоплечие мужчины в простецкой одежде — должно быть, мастера-строители, ищущие заработка в столице, — дружно захохотали.
   Кровь бросилась в виски бывшего гвардейца. Он схватился за рукоять корда, но вцепившиеся в плечо пальцы Мастера, удержали забияку.
   — Тише, тише… Я так и предполагал, что о заработках ты не задумывался.
   — Нет, почему же…
   — Ну, так кем ты согласен работать?
   — Работать? — Кир помотал головой. — Это вряд ли… Я ничего не умею. Только меч, конь…
   — «Меч, конь»! — передразнил его сыщик. — Еще бы! Дворянин! Да не дуйся ты. Я тоже из дворян. И, возможно, род мой постарше будет… Но я не об этом. Посоветовать хочу. Нужно?
   Молодой человек подумал и согласился:
   — Нужно.
   — Тогда слушай. — Мастер остановился, и Кир был вынужден последовать его примеру. — Не оглядывайся на стражу у ворот… Когда же ты поймешь, что привлекать к себе внимание…
   — Все. Уже понял. Прошу простить.
   — Еще и перебиваешь старших! Ладно. Я не из обидчивых. Слушай и запоминай. Шагай отсюда на юг, в сторону Вельзы. Глядишь, дней за десять и доберешься. Там должны быть вербовочные пункты. И в очень большом количестве.
   — Вербовочные пункты? Но ведь Сасандра ни с кем не воюет!
   — Тише. Следи за языком — не в казармах. Ты прав, с одной стороны. Сасандра в самом деле ни с кем не воюет. Сейчас. Но не далее как в месяце Кота наши войска войдут в Тельбию. Понадобится много молодых, сильных рук, способных сжимать не только пику пехотинца, но и меч кавалериста. А кроме того, закрепившись в северной Тельбии, наши военачальники двинутся на юг, в Край тысячи озер, можешь не сомневаться.
   — Но ведь покорить гоблинов не удавалось еще никому! — едва не заорал Кир, но вовремя сдержался и произнес фразу вполголоса.
   — Вот потому и зудит у генералов в одном месте, — жестко ответил Мастер. — Хотят зеленокожих потрепать. Кто сумеет болота и заводи к Империи прирезать, может при жизни на памятник претендовать у дворца императорского. Ладно, заболтались. Пошли!
   Мимо охраны ворот они прошли без задержки. Никто и не подумал поинтересоваться — кто, откуда, куда направляются? Двое стражников откровенно зевали, опираясь на алебарды. Еще один, устроившись на тюках с сеном, уминал за обе щеки краюху хлеба с толстым ломтем ветчины.
   — Что ж, удачи тебе, парень. — Мастер остановился в десятке шагов от моста, бывшего когда-то подъемным. — Помни, что ты, т’Кирсьен делла Тарн, дворянин.
   Молодой человек кивнул:
   — Я постараюсь.
   — Уж постарайся. Ладно, иди, малыш. Тебя ждет увлекательная жизнь.
   Что ж. Все верно. Долгие проводы — лишние слезы. Даже если прощаются двое мужчин, друг с другом знакомые недавно и, значит, не собирающиеся устраивать трогательного прощания. Кир развернулся.
   — Да! Погоди, малыш, — негромко окликнул его сыщик. — Я вот еще что хотел тебе сказать. Постарайся не потерять Флану. Уж поверь мне, старику, такие женщины не часто попадаются. Вернись к ней и не пожалеешь.
   Бывший гвардеец растерянно пожал плечами.
   — Она, конечно, хорошая… Но как потомственный дворянин может связать свою жизнь со шлюхой из борделя?
   Мастер посуровел:
   — Дворянин т’Кирсьен делла Тарн, само собой, не может. А наемник Кир? Мне кажется, запросто. Подумай об этом, малыш.
   Кир махнул рукой — не время, мол, сейчас голову забивать — и пошел по дороге, не оглядываясь.
   Сыщик тоже не махал платочком и не утирал нахлынувшие слезы.
 
   Еще только ступив сапогом на брусчатку площади Спасения, Мастер почуял неладное. Долгие годы нелегкой службы развили способность предугадывать заранее опасность. Кто-то мог бы назвать это зачатками чародейского таланта, но он знал — опыт, и не более того.
   Пересекая огромное открытое пространство, мимо конной статуи Пятого императора Сасандры, оставляя по правую руку гранитную башню с установленной на ней клепсидрой, сыщик понял, что самые нехорошие предчувствия сбываются. Кучка зевак, толпящаяся около двухэтажного домика с островерхой черепичной крышей, места для сомнений не оставляла.