Страница:
Кирсьен опешил на мгновение. Воспитанный в дворянской семье, он с детства впитал определенные традиции, среди которых была одна, гласившая: принятие меча накладывает обязательства на одариваемого. Нечто подобное присяге на верность. И если после рукопожатия за столом в мансионе еще можно развернуться и отправиться восвояси, то приняв меч…
— Что смотришь, как баран на новые ворота? — нахмурилась воительница. — Бери!
— Бери, не бойся, — поддержал ее предводитель. — Мы теперь одна команда. Все поровну. И раны, и добыча. Да не бойся ты! Не заладится дружба — уйдешь. У нас никто никого не неволит. Бери, кому говорят!
Кир протянул руку и принял меч из узких ладоней Пустельги.
Осторожно вытащил из ножен. Взмахнул пару раз на пробу.
Отличный клинок. Вес — то что надо, в самый раз по руке. Баланс отличный. Не хуже тех мечей, к которым привыкли гвардейцы.
— Спасибо! — искренне улыбнувшись, сказал молодой человек.
— Сочтемся! — ухмыльнулась Пустельга.
Утренние сборы надолго не затянулись. По всему видно — отряд Кулака состоял из людей, привычных к путешествиям и легких на подъем. Да оно и верно — хочешь зарабатывать деньги наемничьим трудом, мотайся по всей Империи. Ведь сегодня заваруха у Внутреннего моря, а завтра пираты высаживаются на побережье Каматы. В начале месяца соляной бунт в Гоблане, а в конце — снова кентавры жгут поселки окраинцев. Конечно, у императора хватает войск — и тяжелая пехота, и конница, и инженерные войска с их требушетами, онаграми и баллистами. Но имперская армия — армия-освободительница, на кончиках мечей принесшая радостную и спокойную жизнь народам провинций Сасандры — барнцам и тьяльцам, каматийцам и табальцам, окраинцам и гобланцам (от чего они только бунтуют время от времени — непонятно!). Имперская армия защищает цепью фортов Окраину и южную Уннару от набегов кентавров, усмирила — не до полного истребления, но значительно обескровила — вольных дроу в горах Тумана, принудила к покорности альвов из Зеленогорья, отбила охоту совать свой нос на материк у пиратов с Халида, на веки вечные заперла в сырых лесах края Тысячи озер мерзких зеленокожих гоблинов. Издревле армейский мундир пользуется в Сасандре почетом и уважением. Не то что серые камзолы сыщиков. Поэтому командиры — от лейтенанта до генерала — не любят делать грязную работу: громить армии обиженных на слишком высокие налоги крестьян, штурмовать замки сетующих на оставшиеся в далеком прошлом вольности дворян, вырезать поселения нелюдей так, чтоб и следа богомерзких тварей не оставалось на земле. Не приведи Триединый, еще и в жестокости обвинить могут, бесчеловечности и великоимперском посягательстве на права малых народов. Уж лучше загребать жар чужими руками. Проще и спокойнее. А если местные вольнодумцы или борцы за правду из западных мелких королевств вздумают шум поднимать, всегда можно списать на неуправляемых наемников, охочих только до золота и крови. Обвинить, осудить и заплатить побольше. Не только за выполненную грязную работу, но и за ненависть толпы, за летящие порой в маршевую колонну наемников тухлые яйца и гнилые яблоки, за презрительное отношение благородного сословия. Вот и текло золото и серебро полноводными ручейками из императорской казны в карманы кондотьеров, а из-за хорошего заработка не оскудевала желающими попытать счастья в отрядах наемников земля Сасандры.
Мешки и тюки с гнедого мерина, доставшегося Киру, перевесили на двух других вьючных лошадей. Кулак распрощался с фра Морелло, самолично вышедшим проводить денежных гостей, которые с вечера выпили и съели едва ли не половину его запасов, а заплатили в полтора раза больше обычной цены (даже за безнадежно испорченную метлу), и скомандовал выдвигаться.
Ход у гнедого оказался мягким и размеренным. Даже на вьючном седле Кирсьен не чувствовал неудобства. Пробегающие мимо яблоневые, не так давно отцветшие сады и лоскуты полей, весело зеленеющих яровой пшеницей, овсом, ячменем, не баловали особым разнообразием, и молодой человек вновь вернулся к засевшей под черепом со вчерашнего вечера мысли. То самое смутное беспокойство, посетившее его еще до встречи с наемниками и ссоры с Мелким. Что? Что он увидел, услышал и почувствовал? Что могло дать ключ к некой загадке?
Немытые, запуганные артельщики? Точно нет.
Выпускник Аксамалианского императорского университета точных наук? Напомнил о студентах, из-за которых вся жизнь наперекосяк пошла? Да нет… Вряд ли.
Богач, обремененный нешуточным семейством? Этот вообще, как говорится, не пришей кобыле хвост.
Старик в пелеусе? Погоди, погоди… Помнится, он сразу показался знакомым. Где молодой гвардеец мог его видеть? В лавке? В какой-нибудь харчевне Аксамалы?
Вот заноза!
Кир прикрыл глаза и попытался еще раз вспомнить внешность старика.
Невысокий, коренастый, из-под расстегнутого по причине жары плаща выдавался вперед округлый живот. Одежда не из дешевых. Тонкое сукно кафтана, меховая опушка плаща. Башмаки добротные, с пряжками, хотя и не новые.
Смуглый. Толстогубый. Ну, вылитый айшасиан.
Стоп! Вот оно!
Вот тут-то молодой человек и шлепнул себя ладонью по лбу, аж стая галок взлетела с веток ближнего тополя.
Табачник Корзьело!
— Эй, ты чего? — удивленно повернулась Пустельга.
— А? — растерянно дернулся Кирсьен, а потом махнул рукой. — Нет. Ничего. Вспомнил тут кое-что.
— Это «кое-что» хорошенькое? — прищурился Кулак.
— Еще б не хорошенькое! — усмехнулся в ответ Кир. — Золотое, с камушком синим. Колечко я в Аксамале оставил… — соврал молодой человек, про себя поражаясь, как быстро жизнь приучает изворачиваться и лгать.
— И у какой же красотки ты его забыл? — подмигнула воительница.
— В ломбарде! — гулко брякнул Мудрец.
Кир развел руками — мол, от вас, друзья мои, ничего не утаишь.
— А! Все равно выкупать денег нет. Вернусь, загляну — может, не продадут еще…
Он вымученно улыбнулся и вновь вернулся к своим рассуждениям.
Айшасианский (или чей там еще?) шпион!
Едет прочь от Аксамалы, скорее всего в Мьелу. Там порт, там уходят корабли за море.
Значит, Мастер не смог задержать государственного преступника?
Скользкий, как угорь, лавочник ушел из цепких лап правосудия?
Может, следует вернуться в мансион и попробовать схватить его?
А если он ошибается? И ошибся сыщик. Табачник Корзьело не шпион, купленный Айшасой, а честный, добропорядочный гражданин. Мастер мог проверить его и отпустить, сочтя обвинительные доводы недостаточно вескими. И теперь лавочник едет на юг по торговым делам. Ведь Камата — это не только близость моря и виноградники. Это еще и отличный табак, оливы, инжир, хлопок… Всего не перечислить.
Хорош же он будет, если вернется, сломя голову, в гостиницу и попытается арестовать ни в чем не повинного человека. А даже если и повинного? Как потом сдать его страже и не выдать себя? Как пояснить обвинения? Нет, к таким подвигам во славу Сасандры т’Кирсьен делла Тарн еще не готов. Одно дело — пролить кровь за Империю, а совершенно другое — добровольно отправляться в тюрьму. Позор хуже смерти, это каждому дворянину понятно. Поэтому Кир лишь оглянулся, мысленно прощаясь с хитрым и удачливым лавочником, желая ему лопнуть перед завтраком, и стукнул пятками меринка, заставив его поравняться с вороным красавцем Кулака.
Глава 12
— Что смотришь, как баран на новые ворота? — нахмурилась воительница. — Бери!
— Бери, не бойся, — поддержал ее предводитель. — Мы теперь одна команда. Все поровну. И раны, и добыча. Да не бойся ты! Не заладится дружба — уйдешь. У нас никто никого не неволит. Бери, кому говорят!
Кир протянул руку и принял меч из узких ладоней Пустельги.
Осторожно вытащил из ножен. Взмахнул пару раз на пробу.
Отличный клинок. Вес — то что надо, в самый раз по руке. Баланс отличный. Не хуже тех мечей, к которым привыкли гвардейцы.
— Спасибо! — искренне улыбнувшись, сказал молодой человек.
— Сочтемся! — ухмыльнулась Пустельга.
Утренние сборы надолго не затянулись. По всему видно — отряд Кулака состоял из людей, привычных к путешествиям и легких на подъем. Да оно и верно — хочешь зарабатывать деньги наемничьим трудом, мотайся по всей Империи. Ведь сегодня заваруха у Внутреннего моря, а завтра пираты высаживаются на побережье Каматы. В начале месяца соляной бунт в Гоблане, а в конце — снова кентавры жгут поселки окраинцев. Конечно, у императора хватает войск — и тяжелая пехота, и конница, и инженерные войска с их требушетами, онаграми и баллистами. Но имперская армия — армия-освободительница, на кончиках мечей принесшая радостную и спокойную жизнь народам провинций Сасандры — барнцам и тьяльцам, каматийцам и табальцам, окраинцам и гобланцам (от чего они только бунтуют время от времени — непонятно!). Имперская армия защищает цепью фортов Окраину и южную Уннару от набегов кентавров, усмирила — не до полного истребления, но значительно обескровила — вольных дроу в горах Тумана, принудила к покорности альвов из Зеленогорья, отбила охоту совать свой нос на материк у пиратов с Халида, на веки вечные заперла в сырых лесах края Тысячи озер мерзких зеленокожих гоблинов. Издревле армейский мундир пользуется в Сасандре почетом и уважением. Не то что серые камзолы сыщиков. Поэтому командиры — от лейтенанта до генерала — не любят делать грязную работу: громить армии обиженных на слишком высокие налоги крестьян, штурмовать замки сетующих на оставшиеся в далеком прошлом вольности дворян, вырезать поселения нелюдей так, чтоб и следа богомерзких тварей не оставалось на земле. Не приведи Триединый, еще и в жестокости обвинить могут, бесчеловечности и великоимперском посягательстве на права малых народов. Уж лучше загребать жар чужими руками. Проще и спокойнее. А если местные вольнодумцы или борцы за правду из западных мелких королевств вздумают шум поднимать, всегда можно списать на неуправляемых наемников, охочих только до золота и крови. Обвинить, осудить и заплатить побольше. Не только за выполненную грязную работу, но и за ненависть толпы, за летящие порой в маршевую колонну наемников тухлые яйца и гнилые яблоки, за презрительное отношение благородного сословия. Вот и текло золото и серебро полноводными ручейками из императорской казны в карманы кондотьеров, а из-за хорошего заработка не оскудевала желающими попытать счастья в отрядах наемников земля Сасандры.
Мешки и тюки с гнедого мерина, доставшегося Киру, перевесили на двух других вьючных лошадей. Кулак распрощался с фра Морелло, самолично вышедшим проводить денежных гостей, которые с вечера выпили и съели едва ли не половину его запасов, а заплатили в полтора раза больше обычной цены (даже за безнадежно испорченную метлу), и скомандовал выдвигаться.
Ход у гнедого оказался мягким и размеренным. Даже на вьючном седле Кирсьен не чувствовал неудобства. Пробегающие мимо яблоневые, не так давно отцветшие сады и лоскуты полей, весело зеленеющих яровой пшеницей, овсом, ячменем, не баловали особым разнообразием, и молодой человек вновь вернулся к засевшей под черепом со вчерашнего вечера мысли. То самое смутное беспокойство, посетившее его еще до встречи с наемниками и ссоры с Мелким. Что? Что он увидел, услышал и почувствовал? Что могло дать ключ к некой загадке?
Немытые, запуганные артельщики? Точно нет.
Выпускник Аксамалианского императорского университета точных наук? Напомнил о студентах, из-за которых вся жизнь наперекосяк пошла? Да нет… Вряд ли.
Богач, обремененный нешуточным семейством? Этот вообще, как говорится, не пришей кобыле хвост.
Старик в пелеусе? Погоди, погоди… Помнится, он сразу показался знакомым. Где молодой гвардеец мог его видеть? В лавке? В какой-нибудь харчевне Аксамалы?
Вот заноза!
Кир прикрыл глаза и попытался еще раз вспомнить внешность старика.
Невысокий, коренастый, из-под расстегнутого по причине жары плаща выдавался вперед округлый живот. Одежда не из дешевых. Тонкое сукно кафтана, меховая опушка плаща. Башмаки добротные, с пряжками, хотя и не новые.
Смуглый. Толстогубый. Ну, вылитый айшасиан.
Стоп! Вот оно!
Вот тут-то молодой человек и шлепнул себя ладонью по лбу, аж стая галок взлетела с веток ближнего тополя.
Табачник Корзьело!
— Эй, ты чего? — удивленно повернулась Пустельга.
— А? — растерянно дернулся Кирсьен, а потом махнул рукой. — Нет. Ничего. Вспомнил тут кое-что.
— Это «кое-что» хорошенькое? — прищурился Кулак.
— Еще б не хорошенькое! — усмехнулся в ответ Кир. — Золотое, с камушком синим. Колечко я в Аксамале оставил… — соврал молодой человек, про себя поражаясь, как быстро жизнь приучает изворачиваться и лгать.
— И у какой же красотки ты его забыл? — подмигнула воительница.
— В ломбарде! — гулко брякнул Мудрец.
Кир развел руками — мол, от вас, друзья мои, ничего не утаишь.
— А! Все равно выкупать денег нет. Вернусь, загляну — может, не продадут еще…
Он вымученно улыбнулся и вновь вернулся к своим рассуждениям.
Айшасианский (или чей там еще?) шпион!
Едет прочь от Аксамалы, скорее всего в Мьелу. Там порт, там уходят корабли за море.
Значит, Мастер не смог задержать государственного преступника?
Скользкий, как угорь, лавочник ушел из цепких лап правосудия?
Может, следует вернуться в мансион и попробовать схватить его?
А если он ошибается? И ошибся сыщик. Табачник Корзьело не шпион, купленный Айшасой, а честный, добропорядочный гражданин. Мастер мог проверить его и отпустить, сочтя обвинительные доводы недостаточно вескими. И теперь лавочник едет на юг по торговым делам. Ведь Камата — это не только близость моря и виноградники. Это еще и отличный табак, оливы, инжир, хлопок… Всего не перечислить.
Хорош же он будет, если вернется, сломя голову, в гостиницу и попытается арестовать ни в чем не повинного человека. А даже если и повинного? Как потом сдать его страже и не выдать себя? Как пояснить обвинения? Нет, к таким подвигам во славу Сасандры т’Кирсьен делла Тарн еще не готов. Одно дело — пролить кровь за Империю, а совершенно другое — добровольно отправляться в тюрьму. Позор хуже смерти, это каждому дворянину понятно. Поэтому Кир лишь оглянулся, мысленно прощаясь с хитрым и удачливым лавочником, желая ему лопнуть перед завтраком, и стукнул пятками меринка, заставив его поравняться с вороным красавцем Кулака.
Глава 12
Фра Корзьело проснулся в довольно скверном расположении духа. А все из-за того парня в харчевне. Ишь ты… Переоделся, голову повязал цветастым платком на манер каматийцев. Думал, не узнаю?
Ну уж нет…
Табачник по праву гордился своей осторожностью и предусмотрительностью.
Береженого и Триединый бережет. А уж если тебя угораздило влезть между разведкой Айшасы и контрразведкой Сасандры, то осторожность нужна вдвойне. Как между молотом и наковальней. Иначе оглянуться не успеешь, как получишь локоть стали в живот, стрелу в спину, яд в стакане вина.
Но пока что Господь миловал. Или природная осторожность делала свое дело. Смеялась над ним фрита Дорьяна, что каждый вечер взводил арбалет, укладывал стрелу в желобок и прятал под одеяло? Смеялась… Качала головой и пальцем у виска крутила. И где теперь фрита Дорьяна? У Триединого в гостях. На вечном отдыхе вместе со всем своим самомнением, шутками и прибаутками. А он успел пристрелить наемного убийцу и удрать.
Теперь осталось уехать как можно дальше от Аксамалы.
Почему-то ему казалось, что не контрразведчик приходил ночью в табачную лавку. Сыщик не стал бы убивать экономку, не замахивался бы кинжалом на него. Он, скорее всего, попытался бы арестовать подозреваемого в шпионаже и препроводить для допроса в застенки. Нет… Ночного гостя прислали свои же собратья — шпионы. Но кто и почему?
Объяснений не может быть слишком много. Либо на его след вышла контрразведка и его решили убрать, чтобы не выдать оставшуюся агентуру, либо кто-то попытался устранить с дороги конкурента. Последнее предположение, конечно, лестно сверх меры, но маловероятно. С кем может соперничать Корзьело в Аксамале? Не с Министром же! У того своя работа, а у него своя. Или Айшаса имеет в столице Сасандры несколько независимо действующих агентурных сетей, которые, кроме всего прочего, еще и пытаются друг друга выжить? Что-то не верится…
Значит, провал?
Неужели в «Розе Аксамалы» за ним следили?
Может, и та потасовка студентов с гвардейцами подстроена, чтобы усыпить его бдительность? Если так, то вполне объяснимо появление одного из драчунов здесь, в никому не известном мансионе на дороге в Вельзу.
Корзьело даже крякнул.
Грубо работаете, господа сыщики!
Могли бы и незасвеченного наблюдателя приставить.
А странная пятерка, похожая на самую обычную компанию наемников, но с уродливым остроухим дроу, с каким ни один уважающий себя человек дружбы водить не будет? Говорят, дроу отличаются звериной жестокостью и используются тайными службами Сасандры в качестве пыточных дел мастеров…
Табачника вновь передернуло.
С замирающим сердцем он наблюдал, как сыщик использует избитый трюк — пытается завязать ссору с лженаемниками. Неужели они не умеют по-другому отводить от себя подозрения?
Едва парень, изображающий каматийца, и толстенький коротышка вышли во двор в окружении толпы зевак, Корзьело бросился наверх, в заранее оплаченную комнату, закрылся там на щеколду и всю ночь молил Триединого отвести беду. Он бы и наутек кинулся, словно пылкий любовник на свидание, но побоялся, что будет схвачен вдали от жилья. Здесь хоть не замучают сразу. Придется сыщикам соблюдать хотя бы видимость верности правосудию и имперским законам. А где-нибудь в роще сразу костерок разожгут и его голые пятки туда сунут.
Триединый не выдал в очередной раз. Никто не пытался вломиться в занимаемую табачником комнату, не лез в окно, не стучал в двери. А утром, к своему удивлению, фра Корзьело увидел в окно, что и наемники, и «каматиец» седлают коней, вознамерившись уехать.
Ну, точно решили брать по дороге!
С этих головорезов станется и карруку остановить…
Что же делать?
Возвращаться в Аксамалу? Опасно.
Ехать дальше? Еще страшнее.
Махнуть на запад? Нет, не лучшая мысль. Ведь в последнем сообщении Министра содержался намек на грядущий захват имперскими войсками северной Тельбии. Не хватало угодить в самое пекло. Война, она никого не щадит. Ни солдат, ни мирное население.
Значит, выход один, дожидаться карруку, направляющуюся на восток. Куда-нибудь в Тьялу, а еще лучше в Зеленогорье. Живущие там альвы все же лучше, нежели дроу. И хотя так же уродливы, а все же более цивилизованы. Обладающий торговой сметкой человек, да к тому же при деньгах, сможет устроиться даже у них в долине.
А пока следует убедиться, что хвост убрался.
Фра Корзьело суетливо запихал вещи в объемистую дорожную сумку, поставил ее около двери. Еще раз проверил пояс, надетый под рубахой. Там в десятке кармашков хранились золотые солиды — все состояние, нажитое честным трудом в лавке и не вполне честным, но зато более высоко оплачиваемым — работой на старого айшасиана и его султанат. Серебро табачник держал в кошельке, спрятанном за пазухой.
Убедившись, что деньги на месте и ничего с ними за ночь не случилось, Корзьело вышел из комнаты, направляясь в обеденный зал харчевни. Сыщики сыщиками, а позавтракать не вредно никому. С высоты лестницы он окинул взглядом легкую суету, царящую за столами, — торопливо орудующих ложками мастеровых, капризничающих детей богатого господина, недовольно косящуюся на них Мику.
Уже на верхней ступеньке табачник почувствовал резь в животе. Словно кот рванул когтем снизу вверх, норовя вскрыть брюшину изнутри. Корзьело охнул, но упрямо сделал еще шаг. Боль вцепилась в кишки костлявой лапой, скручивая их в тугой узел. Раз, другой, третий… Фра Корзьело не сдержал стон, хватаясь рукой за балясины ограждения.
Что же это? Неужели отравили? Но ведь он сегодня ничего еще не ел. Или это яд замедленного действия?
Он медленно оседал. Скрюченные пальцы вспотели и скользили вдоль тщательно отполированного дерева. А спазм следовал за спазмом, волнами пробегал по кишкам. Будто и вправду чья-то рука вознамерилась вырвать их через зад.
— Помогите… — слабым голосом воскликнул табачник. Понял, что его никто не слышит, и закричал изо всех сил. Звук вышел жалким, словно блеяние оголодавшей козы. — Помогите! Спасите…
Первым его зов услышал молодой человек в круглой шапочке — выпускник университета, по всей видимости. Он вскочил и бросился к лестнице, но зацепился ногой за лавку, упал и скрылся из виду.
Корзьело попытался устроиться на ступеньках так, чтобы боль как можно меньше терзала его внутренности. Все существовавшее отдельно от пульсирующего комка чуть повыше пупка перестало иметь значение. Острые углы, грязь, люди, шпионы, контрразведчики, Сасандра, Айшаса… Зато если чуть-чуть согнуться вправо и сдавить ладонями живот, боль как будто становится меньше. Вот это важно. И более ничего…
— Что с вами? Где болит? — Ученый малый наконец добрался до Корзьело. — Живот?
— Жи… вот… — выдохнул табачник непослушными губами.
— Вам повезло, фра, — в голосе молодого человека прорезалась уверенность и деловитость. — Перед вами дипломированный лекарь. Медицинский факультет…
— Что же это такое с ним? — гудел где-то за пределами видимости фра Морелло. — Какое пятно на репутации мансиона!
Неожиданно жесткие пальцы медика ткнулись в живот Корзьело.
— Нет… — Табачник попытался оттолкнуть назойливого лекаря. Ведь там пояс с деньгами! — Не надо…
— Надо, фра, надо! — Ученый не обратил ни малейшего внимания на сопротивление. — Придержите его, фра Морелло. Несчастный, как видно, обезумел от боли. Вот так. Хорошо. Какой твердый живот! Да вас, почтенный, похоже, распирает изнутри. Ничего… Отвар медуницы поможет. Есть у вас медуница, фра Морелло?
— Не думаю… Откуда?
— Ну, тогда… Укроп и тмин, думаю, найдется?
— О… Конечно. Сколько угодно.
— Тогда будьте так любезны, ковшик кипятка и по две горсти укропного и тминного семени…
Дальше Корзьело уже не слушал. Боль окончательно завладела его сознанием, подавив все чувства и мысли. Последнее, что он увидел, была продольная балка, поддерживающая крышу харчевни, и на ее боку — круглый коричневый сучок, похожий на глаз коровы.
По давней привычке Мастер, чтобы пройти Аксамалу из конца в конец, выбирал самые глухие и пустынные улочки. Хотя последние указы императора, да живет… А хоть бы и окочурился завтра к обеду — что с того? Подумаешь, живет вечно! Простая формула чинопочитания, и ничего более. Так вот, указы императора предписывали его подданным блюсти тишину и порядок в вечернее время и после десятого удара колокола на Клепсидральной башне не выходить на улицы без особой нужды. Что собой представляет «особая нужда», оставлялось на усмотрение служак из городской стражи. Впрочем, аксамальцы и не стремились особо нарушать указ любимого императора. И вовсе не потому, что были законопослушны, а… Как бы это сказать? Жители города чувствовали разлитую в воздухе скрытую угрозу. Она смердела трупным запахом грядущих убийств, сожженными домами, мором и гладом. Запахи, непереносимые обывателем, заставляющие его забиться поглубже в свою, им вырытую, им оплаченную, им защищаемую норку. Если кто и шлялся по городу в вечернее время, так это записные гуляки из гвардейцев, приезжие дворяне-провинциалы, охочие до столичных развлечений, золотая молодежь, исповедующая принцип — после нас хоть потоп. Ну и, само собой, лихие люди, ищущие наживы в смутное для страны время. Не зря жаловался фра Форгейльм, лучший сыщик магистрата: преступность в Аксамале взлетела до невиданных высот. Карманники, домушники, грабители всех мастей распушили перышки и принялись теребить мошну добропорядочных горожан. А чего стоили усиливающиеся слухи о многочисленных чародейских сектах, полезших словно грибы после теплого летнего дождика!
Впрочем, Мастер никого из них не боялся. Ни стражников, ни сыщиков, ни воров, ни колдунов. Бояться он отвык давно. Некогда, господа, обращать внимание на подобные мелочи, некогда. Ну что поделаешь?
Лучший контрразведчик Сасандры спешил в бордель. Да не в какой-нибудь там третьесортный или захолустный бордельчик с дешевыми девочками и кислым вином, где в два счета можно подцепить не только головную боль, но и хворь пострашнее, из тех, что не вылечиваются нынешними медиками, утратившими знания великих предков.
Путь Мастера лежал в «Розу Аксамалы».
Последние два дня заставили его побегать. Например, наведаться в городскую тюрьму, выполняя обещание, данное главе тайного сыска. К сожалению, никаких студентов там уже не оказалось. Вернее, из той развеселой компании, что устроила потасовку в заведении фриты Эстеллы, один находился при смерти, один ожидал депортации на родину — в Вельсгундию, а троих отправили в армию — крепить мощь Империи.
Как подозревал сыщик… Да что там — подозревал?! Знал едва ли не наверняка: армия Сасандре сейчас будет нужна, чтобы закрепиться в северной Тельбии.
Ясное дело, проще набрать несколько тысяч уголовников и бросить их на расправу с непокорным краем, ну никак не желающим становиться провинцией величайшей державы материка, чем перебрасывать войска с востока, севера и юга Империи, оголяя тем самым границы и возбуждая у агрессивных соседей нездоровое желание проверить остроту сасандрийского оружия. Но, может быть, кое-кто и предпочитает воинскую службу на благо державы тупой и однообразной работе на карьерах или по прокладке новых дорог.
Так или иначе, а трое из пяти от лап тайного сыска ускользнули. Хотя влияние дель Гуэллы в верхушке сасандрийского чиновничества переоценить невозможно, попытка вытащить их, вернуть в тюрьму и привлечь к работе на имперскую контрразведку привлекла бы ненужное внимание, и пользы от таких агентов было бы как с козла молока. В общем, игра не стоила свеч. Также не имело смысла вербовать вельсгундца — подданный иностранного королевства со дня на день ожидал вызволения и отправки на родину. Ну а о раненом и говорить нечего. Окраинец медленно угасал, и жить ему оставалось считанные дни, если не часы. Только поэтому его не отправили на службу Империи.
Что ж… Если где-то убыло, значит, в другом месте должна обязательно образоваться прибыль. Само собой к Мастеру пришло решение загадки с айшасианскими шпионами, выбравшими «Розу Аксамалы» в качестве места передачи сообщений.
Все показалось очень простым. Как только сразу в голову не пришло?
Если мэтр Носельм, как записной чародей, вне подозрений, а кроме него и беглого фра Корзьело никто из посетителей игрой с плетками не увлекался, значит, записку подбрасывал кто-то из работающих на бордельмаман. И этот «кто-то» быстро сообразил, что арест табачника может повлечь большие неприятности для остальных звеньев шпионской цепочки. В конце концов, в подвалах тайного сыскного войска имеется достаточно мастеров, чтобы разговорить любого. И даже нет нужды прибегать к чародейству, хотя подобные слухи постоянно витают в Сасандре. Щипцы, кусачки, иглы, уннарский сапог, тьяльский мул и колесо правды… Все это довольно надежные штучки. Чтобы Корзьело не выдал никого из сообщников (даже если допустить вероятность, что он никого не знал в лицо, то нехитрые сведения — места, время и способы обмена донесениями, виды тайнописи и клички связных — в руках опытного сыщика, к которым без ложной скромности причислял себя Мастер, могли дать путеводную ниточку к раскрытию всей шпионской сети Аксамалы и окрестностей), его решили убрать. Довольно грубо и топорно, но это лишь свидетельствует о панике, нередко ведущей к принятию поспешных решений.
Кто же из «Розы Аксамалы» мог быть замешанным в шпионские игрища?
Флана и Лита отпадают сразу. Так же как и Кир. Зачем бы они устраивали шумиху вокруг полой рукоятки плети, если бы сами пользовались ею? Не самый лучший способ вершить тайные делишки… Рилла? Алана? Пожалуй, тоже нет. Хотя эти девочки постарше и похитрее и могли бы польститься на хорошие деньги, но они не стали бы передавать записки через Флану. К чему искать ненадежного посредника, если можно все обстряпать самостоятельно?
Значит, девочки не виновны. Отлично. Хоть проститутки в этом мире сохраняют верность Империи и его величеству.
Остаются сама фрита Эстелла и вышибала Ансельм (такую мелочь, как малолетняя племянница госпожи Эстеллы — Далья, подрабатывающая в нижнем зале, подавая вино и легкие закуски, — и приходящая кухарка — в «Розе Аксамалы» никогда не делали упор на еду — можно и вовсе не принимать во внимание).
Итак, фрита Эстелла и Ансельм. Ансельм и фрита Эстелла.
Охранник туповат, это трудно не заметить. Старателен, предан хозяйке, несомненно, хороший исполнитель. Но трусоват: побежал за стражей, когда студенты с офицерами подрались, вместо того чтобы попытаться разнять или хотя бы быть на всякий случай рядом — вдруг пострадал бы кто-то из девочек или сама фрита Эстелла. Фра Корзьело он знал. Видно, не раз бывал в его лавке…
Стоп! Почему бы тогда ему не передавать записки из рук в руки, прямо в лавке у табачника? Осторожность? Да какая там к ледяным демонам осторожность? Кого бояться? Сунул сложенный вчетверо пергамент в кисет и дал торговцу насыпать табачку позабористей. А тот, пока сыплет табак, легко может подменить записку на новую, свою. И так переписывайтесь хоть до скончания веков. Никто и не заподозрит. Мало ли народу бывает у любого торговца — булочника, бакалейщика, сапожника, табачника, шляпника?!
Получается, Ансельм тоже отпадает. Не годится он в айшасианские шпионы. Как говорят в деревнях — рылом не вышел. Инструментом он может быть, но не руками ремесленника. И уж тем более не головой.
И выходит, что…
Да-да… Бордельмаман. Фрита Эстелла.
Мастеру захотелось почесать затылок, но он подавил желание, как недостойное и присущее скорее немытому простолюдину, чем благородному дворянину, лучшему сыщику аксамалианского тайного сыскного войска. Лучшему? А вот это как раз теперь под вопросом. Столько месяцев обхаживать пышногрудую брюнетку, войти в доверие настолько, что его совета спрашивали, пытаясь обойти излишне рьяных сборщиков налогов; чуть-чуть, самую малость не дотянуть до постели — просто времени не хватило, но все к этому шло — и ничего не заподозрить? Неужели не показалась подозрительной роскошь — все эти ковры заморской работы, шкуры диковинных зверей, чаши тонкой работы западных мастеров, благовония, бесценные вина, изысканные яства, которыми фрита Эстелла так любила побаловать себя и близких друзей? Ни один, даже самый большой и шикарный бордель такой прибыли не принесет, а ведь «Роза Аксамалы» по столичным меркам не просто мала, а крошечна, да и девочки не работали на износ, как в прочих заведениях. Или он потерял нюх, или, как опять же говорят крестьяне, нашла коса на камень. Его хитрости она противопоставила свою, его лицедейству — свое, и кто кого водил за нос — еще неизвестно.
Ну что ж… Приятно иметь дело с достойным противником. Хорошо, что айшасианские шпионы — умные, дальновидные люди, обладающие и должной фантазией, и смелостью, и толикой здорового нахальства, а не безмозглые тупицы и олухи, какими их изображают в императорских театрах да рыночные артисты. И тем не менее… Все-таки и это дело он распутал. Не без труда, но, кажется, все разлеглось по полочкам — вопросы и ответы, загадки и отгадки, хитрости и… и другие хитрости.
Сыщик представил себе на мгновение, как вытянется лицо фриты Эстеллы, когда он зайдет в «Розу Аксамалы», закажет кубок терпкого красного вина из подвалов маленького городка Салианы, что в северо-восточной Камате, и где-то между вторым и третьим глотком бросит ненавязчиво…
Две смутные фигуры, перегородившие и без того узкий переулок, Мастер заметил шагов за пятнадцать.
Засада?
Скорее всего, да.
Что ж, этого следовало ожидать. Или ты, лучший сыщик Аксамалы, думал, что, начав убивать, айшасианские прихлебатели успокоятся, расправившись с экономкой фра Корзьело?
Низко же они его ценят. Всего двоих убийц послали?
Или это лишь совпадение и он наткнулся на самых обыкновенных грабителей?
Ой, вряд ли… Подобного рода совпадения встречаются лишь в сказках и дешевых книжках для черни и скучающих провинциальных матрон.
Итак, двое… Раз рискнули напасть на него, Мастера, значит, должны быть настоящими профессионалами и дело свое знать не понаслышке. А вот сейчас и проверим.
Ну уж нет…
Табачник по праву гордился своей осторожностью и предусмотрительностью.
Береженого и Триединый бережет. А уж если тебя угораздило влезть между разведкой Айшасы и контрразведкой Сасандры, то осторожность нужна вдвойне. Как между молотом и наковальней. Иначе оглянуться не успеешь, как получишь локоть стали в живот, стрелу в спину, яд в стакане вина.
Но пока что Господь миловал. Или природная осторожность делала свое дело. Смеялась над ним фрита Дорьяна, что каждый вечер взводил арбалет, укладывал стрелу в желобок и прятал под одеяло? Смеялась… Качала головой и пальцем у виска крутила. И где теперь фрита Дорьяна? У Триединого в гостях. На вечном отдыхе вместе со всем своим самомнением, шутками и прибаутками. А он успел пристрелить наемного убийцу и удрать.
Теперь осталось уехать как можно дальше от Аксамалы.
Почему-то ему казалось, что не контрразведчик приходил ночью в табачную лавку. Сыщик не стал бы убивать экономку, не замахивался бы кинжалом на него. Он, скорее всего, попытался бы арестовать подозреваемого в шпионаже и препроводить для допроса в застенки. Нет… Ночного гостя прислали свои же собратья — шпионы. Но кто и почему?
Объяснений не может быть слишком много. Либо на его след вышла контрразведка и его решили убрать, чтобы не выдать оставшуюся агентуру, либо кто-то попытался устранить с дороги конкурента. Последнее предположение, конечно, лестно сверх меры, но маловероятно. С кем может соперничать Корзьело в Аксамале? Не с Министром же! У того своя работа, а у него своя. Или Айшаса имеет в столице Сасандры несколько независимо действующих агентурных сетей, которые, кроме всего прочего, еще и пытаются друг друга выжить? Что-то не верится…
Значит, провал?
Неужели в «Розе Аксамалы» за ним следили?
Может, и та потасовка студентов с гвардейцами подстроена, чтобы усыпить его бдительность? Если так, то вполне объяснимо появление одного из драчунов здесь, в никому не известном мансионе на дороге в Вельзу.
Корзьело даже крякнул.
Грубо работаете, господа сыщики!
Могли бы и незасвеченного наблюдателя приставить.
А странная пятерка, похожая на самую обычную компанию наемников, но с уродливым остроухим дроу, с каким ни один уважающий себя человек дружбы водить не будет? Говорят, дроу отличаются звериной жестокостью и используются тайными службами Сасандры в качестве пыточных дел мастеров…
Табачника вновь передернуло.
С замирающим сердцем он наблюдал, как сыщик использует избитый трюк — пытается завязать ссору с лженаемниками. Неужели они не умеют по-другому отводить от себя подозрения?
Едва парень, изображающий каматийца, и толстенький коротышка вышли во двор в окружении толпы зевак, Корзьело бросился наверх, в заранее оплаченную комнату, закрылся там на щеколду и всю ночь молил Триединого отвести беду. Он бы и наутек кинулся, словно пылкий любовник на свидание, но побоялся, что будет схвачен вдали от жилья. Здесь хоть не замучают сразу. Придется сыщикам соблюдать хотя бы видимость верности правосудию и имперским законам. А где-нибудь в роще сразу костерок разожгут и его голые пятки туда сунут.
Триединый не выдал в очередной раз. Никто не пытался вломиться в занимаемую табачником комнату, не лез в окно, не стучал в двери. А утром, к своему удивлению, фра Корзьело увидел в окно, что и наемники, и «каматиец» седлают коней, вознамерившись уехать.
Ну, точно решили брать по дороге!
С этих головорезов станется и карруку остановить…
Что же делать?
Возвращаться в Аксамалу? Опасно.
Ехать дальше? Еще страшнее.
Махнуть на запад? Нет, не лучшая мысль. Ведь в последнем сообщении Министра содержался намек на грядущий захват имперскими войсками северной Тельбии. Не хватало угодить в самое пекло. Война, она никого не щадит. Ни солдат, ни мирное население.
Значит, выход один, дожидаться карруку, направляющуюся на восток. Куда-нибудь в Тьялу, а еще лучше в Зеленогорье. Живущие там альвы все же лучше, нежели дроу. И хотя так же уродливы, а все же более цивилизованы. Обладающий торговой сметкой человек, да к тому же при деньгах, сможет устроиться даже у них в долине.
А пока следует убедиться, что хвост убрался.
Фра Корзьело суетливо запихал вещи в объемистую дорожную сумку, поставил ее около двери. Еще раз проверил пояс, надетый под рубахой. Там в десятке кармашков хранились золотые солиды — все состояние, нажитое честным трудом в лавке и не вполне честным, но зато более высоко оплачиваемым — работой на старого айшасиана и его султанат. Серебро табачник держал в кошельке, спрятанном за пазухой.
Убедившись, что деньги на месте и ничего с ними за ночь не случилось, Корзьело вышел из комнаты, направляясь в обеденный зал харчевни. Сыщики сыщиками, а позавтракать не вредно никому. С высоты лестницы он окинул взглядом легкую суету, царящую за столами, — торопливо орудующих ложками мастеровых, капризничающих детей богатого господина, недовольно косящуюся на них Мику.
Уже на верхней ступеньке табачник почувствовал резь в животе. Словно кот рванул когтем снизу вверх, норовя вскрыть брюшину изнутри. Корзьело охнул, но упрямо сделал еще шаг. Боль вцепилась в кишки костлявой лапой, скручивая их в тугой узел. Раз, другой, третий… Фра Корзьело не сдержал стон, хватаясь рукой за балясины ограждения.
Что же это? Неужели отравили? Но ведь он сегодня ничего еще не ел. Или это яд замедленного действия?
Он медленно оседал. Скрюченные пальцы вспотели и скользили вдоль тщательно отполированного дерева. А спазм следовал за спазмом, волнами пробегал по кишкам. Будто и вправду чья-то рука вознамерилась вырвать их через зад.
— Помогите… — слабым голосом воскликнул табачник. Понял, что его никто не слышит, и закричал изо всех сил. Звук вышел жалким, словно блеяние оголодавшей козы. — Помогите! Спасите…
Первым его зов услышал молодой человек в круглой шапочке — выпускник университета, по всей видимости. Он вскочил и бросился к лестнице, но зацепился ногой за лавку, упал и скрылся из виду.
Корзьело попытался устроиться на ступеньках так, чтобы боль как можно меньше терзала его внутренности. Все существовавшее отдельно от пульсирующего комка чуть повыше пупка перестало иметь значение. Острые углы, грязь, люди, шпионы, контрразведчики, Сасандра, Айшаса… Зато если чуть-чуть согнуться вправо и сдавить ладонями живот, боль как будто становится меньше. Вот это важно. И более ничего…
— Что с вами? Где болит? — Ученый малый наконец добрался до Корзьело. — Живот?
— Жи… вот… — выдохнул табачник непослушными губами.
— Вам повезло, фра, — в голосе молодого человека прорезалась уверенность и деловитость. — Перед вами дипломированный лекарь. Медицинский факультет…
— Что же это такое с ним? — гудел где-то за пределами видимости фра Морелло. — Какое пятно на репутации мансиона!
Неожиданно жесткие пальцы медика ткнулись в живот Корзьело.
— Нет… — Табачник попытался оттолкнуть назойливого лекаря. Ведь там пояс с деньгами! — Не надо…
— Надо, фра, надо! — Ученый не обратил ни малейшего внимания на сопротивление. — Придержите его, фра Морелло. Несчастный, как видно, обезумел от боли. Вот так. Хорошо. Какой твердый живот! Да вас, почтенный, похоже, распирает изнутри. Ничего… Отвар медуницы поможет. Есть у вас медуница, фра Морелло?
— Не думаю… Откуда?
— Ну, тогда… Укроп и тмин, думаю, найдется?
— О… Конечно. Сколько угодно.
— Тогда будьте так любезны, ковшик кипятка и по две горсти укропного и тминного семени…
Дальше Корзьело уже не слушал. Боль окончательно завладела его сознанием, подавив все чувства и мысли. Последнее, что он увидел, была продольная балка, поддерживающая крышу харчевни, и на ее боку — круглый коричневый сучок, похожий на глаз коровы.
По давней привычке Мастер, чтобы пройти Аксамалу из конца в конец, выбирал самые глухие и пустынные улочки. Хотя последние указы императора, да живет… А хоть бы и окочурился завтра к обеду — что с того? Подумаешь, живет вечно! Простая формула чинопочитания, и ничего более. Так вот, указы императора предписывали его подданным блюсти тишину и порядок в вечернее время и после десятого удара колокола на Клепсидральной башне не выходить на улицы без особой нужды. Что собой представляет «особая нужда», оставлялось на усмотрение служак из городской стражи. Впрочем, аксамальцы и не стремились особо нарушать указ любимого императора. И вовсе не потому, что были законопослушны, а… Как бы это сказать? Жители города чувствовали разлитую в воздухе скрытую угрозу. Она смердела трупным запахом грядущих убийств, сожженными домами, мором и гладом. Запахи, непереносимые обывателем, заставляющие его забиться поглубже в свою, им вырытую, им оплаченную, им защищаемую норку. Если кто и шлялся по городу в вечернее время, так это записные гуляки из гвардейцев, приезжие дворяне-провинциалы, охочие до столичных развлечений, золотая молодежь, исповедующая принцип — после нас хоть потоп. Ну и, само собой, лихие люди, ищущие наживы в смутное для страны время. Не зря жаловался фра Форгейльм, лучший сыщик магистрата: преступность в Аксамале взлетела до невиданных высот. Карманники, домушники, грабители всех мастей распушили перышки и принялись теребить мошну добропорядочных горожан. А чего стоили усиливающиеся слухи о многочисленных чародейских сектах, полезших словно грибы после теплого летнего дождика!
Впрочем, Мастер никого из них не боялся. Ни стражников, ни сыщиков, ни воров, ни колдунов. Бояться он отвык давно. Некогда, господа, обращать внимание на подобные мелочи, некогда. Ну что поделаешь?
Лучший контрразведчик Сасандры спешил в бордель. Да не в какой-нибудь там третьесортный или захолустный бордельчик с дешевыми девочками и кислым вином, где в два счета можно подцепить не только головную боль, но и хворь пострашнее, из тех, что не вылечиваются нынешними медиками, утратившими знания великих предков.
Путь Мастера лежал в «Розу Аксамалы».
Последние два дня заставили его побегать. Например, наведаться в городскую тюрьму, выполняя обещание, данное главе тайного сыска. К сожалению, никаких студентов там уже не оказалось. Вернее, из той развеселой компании, что устроила потасовку в заведении фриты Эстеллы, один находился при смерти, один ожидал депортации на родину — в Вельсгундию, а троих отправили в армию — крепить мощь Империи.
Как подозревал сыщик… Да что там — подозревал?! Знал едва ли не наверняка: армия Сасандре сейчас будет нужна, чтобы закрепиться в северной Тельбии.
Ясное дело, проще набрать несколько тысяч уголовников и бросить их на расправу с непокорным краем, ну никак не желающим становиться провинцией величайшей державы материка, чем перебрасывать войска с востока, севера и юга Империи, оголяя тем самым границы и возбуждая у агрессивных соседей нездоровое желание проверить остроту сасандрийского оружия. Но, может быть, кое-кто и предпочитает воинскую службу на благо державы тупой и однообразной работе на карьерах или по прокладке новых дорог.
Так или иначе, а трое из пяти от лап тайного сыска ускользнули. Хотя влияние дель Гуэллы в верхушке сасандрийского чиновничества переоценить невозможно, попытка вытащить их, вернуть в тюрьму и привлечь к работе на имперскую контрразведку привлекла бы ненужное внимание, и пользы от таких агентов было бы как с козла молока. В общем, игра не стоила свеч. Также не имело смысла вербовать вельсгундца — подданный иностранного королевства со дня на день ожидал вызволения и отправки на родину. Ну а о раненом и говорить нечего. Окраинец медленно угасал, и жить ему оставалось считанные дни, если не часы. Только поэтому его не отправили на службу Империи.
Что ж… Если где-то убыло, значит, в другом месте должна обязательно образоваться прибыль. Само собой к Мастеру пришло решение загадки с айшасианскими шпионами, выбравшими «Розу Аксамалы» в качестве места передачи сообщений.
Все показалось очень простым. Как только сразу в голову не пришло?
Если мэтр Носельм, как записной чародей, вне подозрений, а кроме него и беглого фра Корзьело никто из посетителей игрой с плетками не увлекался, значит, записку подбрасывал кто-то из работающих на бордельмаман. И этот «кто-то» быстро сообразил, что арест табачника может повлечь большие неприятности для остальных звеньев шпионской цепочки. В конце концов, в подвалах тайного сыскного войска имеется достаточно мастеров, чтобы разговорить любого. И даже нет нужды прибегать к чародейству, хотя подобные слухи постоянно витают в Сасандре. Щипцы, кусачки, иглы, уннарский сапог, тьяльский мул и колесо правды… Все это довольно надежные штучки. Чтобы Корзьело не выдал никого из сообщников (даже если допустить вероятность, что он никого не знал в лицо, то нехитрые сведения — места, время и способы обмена донесениями, виды тайнописи и клички связных — в руках опытного сыщика, к которым без ложной скромности причислял себя Мастер, могли дать путеводную ниточку к раскрытию всей шпионской сети Аксамалы и окрестностей), его решили убрать. Довольно грубо и топорно, но это лишь свидетельствует о панике, нередко ведущей к принятию поспешных решений.
Кто же из «Розы Аксамалы» мог быть замешанным в шпионские игрища?
Флана и Лита отпадают сразу. Так же как и Кир. Зачем бы они устраивали шумиху вокруг полой рукоятки плети, если бы сами пользовались ею? Не самый лучший способ вершить тайные делишки… Рилла? Алана? Пожалуй, тоже нет. Хотя эти девочки постарше и похитрее и могли бы польститься на хорошие деньги, но они не стали бы передавать записки через Флану. К чему искать ненадежного посредника, если можно все обстряпать самостоятельно?
Значит, девочки не виновны. Отлично. Хоть проститутки в этом мире сохраняют верность Империи и его величеству.
Остаются сама фрита Эстелла и вышибала Ансельм (такую мелочь, как малолетняя племянница госпожи Эстеллы — Далья, подрабатывающая в нижнем зале, подавая вино и легкие закуски, — и приходящая кухарка — в «Розе Аксамалы» никогда не делали упор на еду — можно и вовсе не принимать во внимание).
Итак, фрита Эстелла и Ансельм. Ансельм и фрита Эстелла.
Охранник туповат, это трудно не заметить. Старателен, предан хозяйке, несомненно, хороший исполнитель. Но трусоват: побежал за стражей, когда студенты с офицерами подрались, вместо того чтобы попытаться разнять или хотя бы быть на всякий случай рядом — вдруг пострадал бы кто-то из девочек или сама фрита Эстелла. Фра Корзьело он знал. Видно, не раз бывал в его лавке…
Стоп! Почему бы тогда ему не передавать записки из рук в руки, прямо в лавке у табачника? Осторожность? Да какая там к ледяным демонам осторожность? Кого бояться? Сунул сложенный вчетверо пергамент в кисет и дал торговцу насыпать табачку позабористей. А тот, пока сыплет табак, легко может подменить записку на новую, свою. И так переписывайтесь хоть до скончания веков. Никто и не заподозрит. Мало ли народу бывает у любого торговца — булочника, бакалейщика, сапожника, табачника, шляпника?!
Получается, Ансельм тоже отпадает. Не годится он в айшасианские шпионы. Как говорят в деревнях — рылом не вышел. Инструментом он может быть, но не руками ремесленника. И уж тем более не головой.
И выходит, что…
Да-да… Бордельмаман. Фрита Эстелла.
Мастеру захотелось почесать затылок, но он подавил желание, как недостойное и присущее скорее немытому простолюдину, чем благородному дворянину, лучшему сыщику аксамалианского тайного сыскного войска. Лучшему? А вот это как раз теперь под вопросом. Столько месяцев обхаживать пышногрудую брюнетку, войти в доверие настолько, что его совета спрашивали, пытаясь обойти излишне рьяных сборщиков налогов; чуть-чуть, самую малость не дотянуть до постели — просто времени не хватило, но все к этому шло — и ничего не заподозрить? Неужели не показалась подозрительной роскошь — все эти ковры заморской работы, шкуры диковинных зверей, чаши тонкой работы западных мастеров, благовония, бесценные вина, изысканные яства, которыми фрита Эстелла так любила побаловать себя и близких друзей? Ни один, даже самый большой и шикарный бордель такой прибыли не принесет, а ведь «Роза Аксамалы» по столичным меркам не просто мала, а крошечна, да и девочки не работали на износ, как в прочих заведениях. Или он потерял нюх, или, как опять же говорят крестьяне, нашла коса на камень. Его хитрости она противопоставила свою, его лицедейству — свое, и кто кого водил за нос — еще неизвестно.
Ну что ж… Приятно иметь дело с достойным противником. Хорошо, что айшасианские шпионы — умные, дальновидные люди, обладающие и должной фантазией, и смелостью, и толикой здорового нахальства, а не безмозглые тупицы и олухи, какими их изображают в императорских театрах да рыночные артисты. И тем не менее… Все-таки и это дело он распутал. Не без труда, но, кажется, все разлеглось по полочкам — вопросы и ответы, загадки и отгадки, хитрости и… и другие хитрости.
Сыщик представил себе на мгновение, как вытянется лицо фриты Эстеллы, когда он зайдет в «Розу Аксамалы», закажет кубок терпкого красного вина из подвалов маленького городка Салианы, что в северо-восточной Камате, и где-то между вторым и третьим глотком бросит ненавязчиво…
Две смутные фигуры, перегородившие и без того узкий переулок, Мастер заметил шагов за пятнадцать.
Засада?
Скорее всего, да.
Что ж, этого следовало ожидать. Или ты, лучший сыщик Аксамалы, думал, что, начав убивать, айшасианские прихлебатели успокоятся, расправившись с экономкой фра Корзьело?
Низко же они его ценят. Всего двоих убийц послали?
Или это лишь совпадение и он наткнулся на самых обыкновенных грабителей?
Ой, вряд ли… Подобного рода совпадения встречаются лишь в сказках и дешевых книжках для черни и скучающих провинциальных матрон.
Итак, двое… Раз рискнули напасть на него, Мастера, значит, должны быть настоящими профессионалами и дело свое знать не понаслышке. А вот сейчас и проверим.