Русанов Владислав. Бронзовый грифон

   Вино оказалось сладким, чуть терпковатым и крепким. Такого как раз он и хотел. Вот с каплуном повезло меньше. Скорее всего, его именем прикрывалась старая курица, не так давно переставшая нести яйца. Ну, что ж… Уроженцу Тьялы, изображающему из себя каматийского наемника, да не понять желание птицы умереть красиво?
   Вновь хлопнула дверь.
   Кир оглянулся через плечо, не прекращая жевать.
   Молодой мужчина в черной мантии и круглой шапочке — должно быть, выученик одного из факультетов Аскамалианского императорского университета едет на родину успешно применять полученные знания взамен на почет, уважение и денежный ручеек от благодарных земляков. Смуглый старик в темно-зеленом пелеусе и плаще с меховой опушкой. Он показался бывшему лейтенанту смутно знакомым. Да мало ли? Может, лавочник какой-то или сапожник, к примеру? Богато одетый отец семейства (вот оно следует за ним, выстроившись гуськом, — жена, две дочери, сын — мальчишка лет семи — и нянька, качающая на руках четвертого ребенка, замотанного в тонкие пеленки) щелчком пальцев привлек к себе внимание фра Морелло. О! Этот явно не привык ждать. Или богатый купец, ездивший в столицу по делам и не сумевший отказать скучающей жене в малом развлечении, или, наоборот, чиновник средней руки направляется в провинцию, чтобы вступить в управление небольшим городком, рудником, карьером, верфью.
   Ладно! Сколько можно затравленно оглядываться?
   Жуй, т’Кирсьен делла Тарн, и смотри в свою тарелку, а то не ровен час шею свернешь!
   В недавно пустом зале стало шумно. Зазвучали людские голоса, стук посуды, шорканье ложек, бульканье. На помощь сбивающейся с ног Мике появилась еще одна служанка — тощая, как сушенная плотва, с выпученными глазами.
   Кир обгладывал волокнистое мясо с куриного окорочка и все никак не мог отделаться от смутного чувства беспокойства. Будто бы мельком приоткрылось ему нечто важное, а он и не сообразил им воспользоваться. Голова начинала гудеть. Вот уж глупая привычка, приобретенная за время вынужденного безделья в «Розе Аксамалы», — думать. Надо как-то избавляться. Иначе службы в наемном войске может не получиться. Там нужны не думающие, а выполняющие приказ. Быстро и точно. А для того чтобы думать, имеются кондотьеры, а также высшие начальники, к армиям которых отряды вольнонаемных приписываются.
   И все же… Что он пропустил? От какой подсказки Триединого отмахнулся, словно от назойливой мухи?
   Опять резкий стук захлопнувшейся двери.
   Кир поморщился и усилием воли заставил себя не оборачиваться. Кто бы там ни был, его он не волнует…
   — Господа, господа, прошу сюда! — голос Морелло обволакивал, словно текущая из жбана патока. — Прошу за мной, господа! Очень сожалею — свободных столов не осталось. Думаю, молодой господин не будет возражать?
   Пока Кир соображал, что «молодой господин» — это он, прямо над головой прозвучало презрительное:
   — Можно подумать, нам требуется его согласие, клянусь Снежным Червем!
   Женский голос. Низкий, с хрипотцой, но женский.
   Ей ответил резкий, каркающий хохот.
   Кирсьен оторвался от полуобглоданных куриных останков.
   Что за странная компания?
   Пятеро. Одежда дорогая, но пропыленная, кое-где потертая и заляпанная жиром. Лица решительные. Глядят со смесью сурового превосходства и скуки. И главное, с ног до головы увешаны оружием. Живя в Аксамале, где даже длина клинка для тех, кому оружие разрешено, строго регламентируется указами магистрата, Кир отвык видеть столько мечей, кордов, кистеней и прочих орудий, изобретенных с целью отнятия человеческой жизни, одновременно. Ну, гвардия, само собой, не в счет, хотя офицеры и в казарме, и в городе обходились мечами, а солдатам в увольнении из оружия полагался лишь корд.
   Ближе всех к нему стоял плечистый мужчина среднего роста с седыми висками и густой проседью в русой бороде. Над бровью грубый шрам от плохо зашитой раны. В левом ухе серьга — золотая капелька со вставленным рубином. У правого уха отсутствует мочка. На шее золотая цепь и медальон с изображением Триединого. Работа грубая, лики едва угадываются, но вес впечатляет. И носит он золото поверх одежды, словно бросает вызов грабителям — попробуй-ка отними! На поясе, почему-то справа, тяжелый меч в черных ножнах. Лезвие широкое — в армии такие не приняты. Как же называется? Погоди-погоди… Ах да! Фальчион.
   Рядом с ним поражающий воображение великан. Пожалуй, выше четырех с половиной локтей ^[16]. Он казался состоящим из одних костей. Даже лицо — скулы, челюсти, надбровные дуги, шишковатая поверхность черепа под ежиком некогда обритых, а нынче отрастающих волос. Запястья торчали из рукавов коротковатого кожаного поддоспешника, а ширина ладони могла поспорить с коровьим копытом. Он опирался на меч, грандиозностью не уступающий хозяину. Крестовина на уровне солнечного сплетения, а круглый противовес — у виска. Клинок был обмотан тряпками — подобное чудовище в ножны запихивать себе дороже. Бывает, бой начинается внезапно и каждое мгновение на счету, а его пока вытащишь… За пояс великан засунул рукоятки двух кистеней, из-за голенища сапога торчала рукоять корда.
   Не дотягивая макушкой даже до середины груди соседа, около воина с двуручником стояла женщина. Это ее голос услышал Кир. Не старая, но и не молоденькая. Что-то около тридцати, точнее сказать сложно — походная жизнь и сражения не прибавляют свежести коже и блеска волосам. Кстати, волосы она обрезала «в кружок», чтобы не мешали надевать шлем и целиться из легкого арбалета, ложе которого выглядывало над ее плечом. А кроме него — кавалерийский меч, кривой нож (в имении, где Кир родился и провел детство, ножи с таким изгибом лезвия использовали, чтобы холостить поросят, и называли, соответственно, «яйцерезами») и перевязь с метательными звездочками-орионами. Красавицей ее не мог бы назвать никто, но нечто привлекательное в лице было. Одухотворенность, что ли? Если можно назвать одухотворенностью постоянную готовность к схватке, презрительно раздутые ноздри и холодный прищур карих, чуть раскосых глаз.
   Четвертый человек ростом уступал даже женщине-воину. Лысоватый, с отвисшими щеками и оттопыривающим бригантин «пивным» брюшком. На плечах его лежал, словно коромысло, укороченный протазан. Четыре локтя в длину, причем один из них приходился на мечевидное лезвие с обоюдной заточкой. У этого оружия тоже имеется особое название — «воловий язык». Грудь коротышки перехватывали крест-накрест широкие кожаные ремни с бляхами, а за поясом торчала булава на короткой рукояти. Несмотря на ленивое выражение лица и расслабленную позу, он выглядел не менее опасным, чем седобородый.
   Пятый человек… Нет, пятым в странной компании был не человек.
   Кирсьен впервые видел настоящего дроу, хотя альвы частенько выходили из своей долины и, переправившись через Дорену, участвовали в человеческих ярмарках. Почему-то считалось, что альвы и дроу — близкие родственники, едва ли не одно племя, разделившееся в незапамятные времена. Нельзя не согласиться, общее в лице и фигуре присутствовало. Например, вертикальный зрачок, заостренные уши, тонкая кость, малый рост, но более длинные, нежели у людей, конечности. Однако если лица альвов с большой натяжкой можно признать близкими к человеческим, то стоящий перед Киром дроу производил отталкивающее впечатление скошенной назад нижней челюстью, проваленной переносицей и огромными глазами ночного существа. Его светлые, почти белые волосы, выбритые над висками, поднимались высоким гребнем на темени, жестко топорщились, смазанные каким-то снадобьем наподобие лака, которым для сохранения от сырости покрывают скрипки и лютни, и спадал конским хвостом на лопатки. Одевался дроу в меховую, кажется рысью, безрукавку и кожаную юбку до шишковатых колен. Слишком широкие и длинные для его роста (на глазок — три локтя и ладонь, самое большее) ступни, по всей видимости, не нуждались в обуви, зато голени защищали гетры со следами потертостей от путлищ. В правой худой и жилистой руке остроухий держал обмотанную тонкими ремешками палку, сужавшуюся к концам. Кир догадался, что это знаменитый лук дроу. Оружие, благодаря которому племена лупоглазых остроухих карликов, укрывшиеся в дремучих лесах восточных склонов гор Тумана, несмотря на три века непрерывных войн с Империей сохранили свободу и независимость. Молодой человек подивился размеру лука — в расснаряженном состоянии он возвышался над гребнем волос хозяина на добрый локоть.
   В общем, очень-очень странная компания. Разбойники? Вряд ли. Все-таки слишком открыто путешествуют, не боятся ни стражи, ни армии. Наемники? Может быть. Вполне похоже. Возможно, направляются туда же, куда и он. Если Мастер был прав и дело пойдет, как он предсказывал, то пункты вербовки должны привлекать большое количество охотников послужить Империи за хорошую мзду.
   — Поместимся, — просто сказал бывший гвардеец. — В тесноте, да не в обиде.
   Седобородый одобрительно кивнул. Воительница хмыкнула и сморщила тонкий нос.
   — Чего изволите заказывать, господа? — вмешался фра Морелло, который устал стоять в бездействии.
   — Всего и побольше, толстяк! — ухмыльнулся коротышка с «воловьим языком» и ткнул пальцем хозяина мансиона в живот. — И не боись, денежка у нас водится!
   Морелло поспешно удалился, а наемники принялись рассаживаться за столом. Великан с двуручным мечом, седобородый воин с фальчионом и женщина расположились напротив Кира, коротышка уселся по правую руку от молодого человека, а дроу — по левую.
   Седобородый сделал знак, отгоняющий нечисть, и, чинно опустив руки на столешницу, зашептал слова молитвы. Костлявый верзила последовал его примеру. Женщина-воин отвела глаза, а дроу зевнул напоказ, даже не прикрыв рот ладонью. На мгновение мелькнули желтые, длинные, как у коня, зубы. Чтобы не показаться слишком любопытным, Кир уткнулся носом в тарелку.
   — В Камату? — пожилой боец, скорее всего, руководил пятеркой, а потому заговорил первым.
   — В Вельзу, — честно отвечал Кирсьен.
   — Не один хрен? — осклабилась воительница.
   Кир не нашелся с ответом, а потому пожал плечами и решительно принялся за куриную ногу, и тут коротышка решительно схватил его кувшин, заглянул внутрь.
   — И что у нас нынче пьют? — Не дожидаясь разрешения, наемник опрокинул содержимое кувшина себе в рот. Поболтал вино во рту, скривился, плюнул. — Что за дерьмо?
   Несколько капель попали молодому человеку на рукав. Кулаки сжались сами собой, но он огромным усилием воли сдержался — бессмысленно затевать драку против пятерых одновременно. Да и корд не лучшее оружие против меча или протазана.
   — Забери! — наглый коротышка с размаху опустил кувшин перед Киром, зацепив при этом край миски. Обглоданные кости вместе с почти не тронутой ляжкой взлетели, рассыпались по столу.
   Кир посмотрел по сторонам. Седобородый хранил непроницаемое выражение, верзила хмурился, женщина откровенно усмехалась.
   — Это был мой каплун, — медленно проговорил молодой человек, сжимая кувшин.
   — Да пошел ты… — небрежно отмахнулся наемник. — Будут тут…
   Хрясь!
   Кувшин врезался лысоватому в лоб, разлетевшись на черепки. Один из них острым краем рассек кожу над бровью. Хлынула кровь.
   Не теряя времени, Кир вскочил, выхватывая левой рукой корд.
   Верзила, не вставая, вытянул длиннющую руку. Стальные пальцы обхватили голову молодого человека, пригибая его к столу. Одновременно, демонстрируя слаженность, наработанную участием во многих потасовках, дроу вцепился Киру в запястье, выкручивая кисть.
   В зале пронзительно завизжала женщина.
   — Господа! Что происходит, господа? — воскликнул кто-то — должно быть, выпускник университета, привыкший по-столичному уважать закон и порядок.
   Тьялец рванулся, пытаясь освободиться, дрыгнул ногой, больно ударившись о скамейку.
   — Тише, малыш, порежешься, — дрожащим голосом из-за с трудом сдерживаемого смеха проговорила воительница. Острие ее «яйцереза» впилось в шею Кирсьена чуть-чуть пониже уха.
   А дроу сноровисто выворачивал и выворачивал корд из пальцев бывшего гвардейца.
   Как отвратительно чувствовать себя беспомощным! И хотел бы, а не посопротивляешься — вмиг еще одну улыбку нарисуют, от уха до уха.
   Наконец рукоять корда выскользнула из обессилевших пальцев.
   — Отпустите его, — тут же проговорил седобородый.
   Кир выпрямился. К их столу спешил запыхавшийся фра Морелло.
   — Господа, господа, здесь приличное заведение! — борясь с одышкой, воскликнул он.
   — А ты посмотри, добрый человек, что он сделал с нашим товарищем! — ответила женщина, поигрывая ножом. — В приличном заведении таких разве обслуживают?
   Морелло растерялся, забормотал:
   — Но с виду он вполне благопристойный юноша…
   — А посуду бьет! — покачала головой женщина-воин.
   Кир бросил быстрый взгляд на карапуза. Кровь хлестала у него из рассеченной брови, заливая глаз, стекая по щеке на бригантин, где расплывалась уродливым пятном. Рана, бесспорно, болезненная, но никакой опасности для жизни не представляющая.
   — Он меня оскорбил, — угрюмо бросил молодой человек.
   — А разве оскорбление — повод бить по голове? — наигранно возмутилась женщина.
   — В некоторых случая — да.
   — Но мы же не дикарье из Окраины, — проговорил седобородый. — Оскорбление, возможно, смывается кровью, но не в кабацкой потасовке.
   — Золотые слова, господин! — поддакнул Морелло. — Только у меня не какой-то кабак, а приличная харчевня!
   — Кто бы спорил? — пожал плечами наемник. — Успокойся, добрый хозяин, ни имуществу, ни честному имени твоего мансиона ущерб нанесен не будет. А мы продолжим… Если ты, малыш, счел себя оскорбленным, то можешь вызвать обидчика на поединок.
   — Иногда шелудивого кота следует поучить палкой, — твердо отвечал Кирсьен.
   Коротышка зарычал и схватился за булаву.
   — Тихо, Мелкий! Остынь! — тоном, не терпящим возражений, прикрикнул на него предводитель.
   Женщина рассмеялась, запрокинув голову.
   — Хорошо сказано, — задумчиво проговорил седобородый. — Речь не простого наемника, но человека, понимающего толк в благородстве.
   — Хорошо, хоть кто-то за этим столом толк в благородстве понимает! — дерзко, решив, что терять больше нечего, сказал Кир.
   — Ах ты, мальчишка! Нет, каков наглец! — восхитилась женщина.
   Дроу пробурчал что-то невразумительное на своем птичьем языке. Наемник с рассеченной бровью зашипел от злости, сжимая кулаки. Полное спокойствие сохранили только предводитель и боец с двуручником.
   — Значит, ты осмеливаешься утверждать, воины из банды ^[17]Кулака ничего не смыслят в воинской чести? — медленно, раздельно и как бы удивленно проговорил седобородый.
   — Я не знаю, кто такой Кулак…
   — Кулак — это я! — Старший наемник поднял правую руку, затянутую в перчатку. В самом деле — всем кулакам кулак. Никакого желания знакомиться с ним поближе.
   — Хорошо. Тогда отвечу тебе, как предводителю. У меня не было возможности убедиться в достоинствах и недостатках всех бойцов из твоего отряда, но честь одного из них не стоит и гнутой медной монеты. Есть ли необходимость указывать, кого именно? — Кир говорил и чувствовал, как к нему возвращается утраченное было холодное спокойствие. Они хотят навязать ему дуэль? Что называется, напугали ежика голым задом. От дуэли он никогда не бегал в гвардии, не побежит и сейчас. Пускай вызывают…
   Кулак задумчиво потеребил бороду:
   — Значит, мой друг Мелкий, по-твоему, не соблюдает законов воинской чести? Так-так… Я вижу, малыш, ты напыжился, как петух перед боем. Значит, прикидываешь, что придется помериться силами с Мелким. Или со мной думаешь?
   — Ты меня не оскорблял, — мотнул головой Кирсьен.
   — Зато ты оскорбил меня, нехорошо отзываясь о моем подчиненном… Но я не из обидчивых. Значит, ты не откажешься от поединка с Мелким?
   — Не откажусь! К чему лишние слова? Я готов хоть сейчас. Вот только… — Кир несколько смущенно развел руками, хлопнул себя по поясу. Мол, меча нет, а корд твои люди отобрали. Вернее, нелюдь, но какая, в сущности, разница? Главное, что отобрали.
   — Я понял, — кивнул предводитель. — Тяжелые дни у каждого случаются. Без оружия. — Серые глаза наемника глянули неожиданно насмешливо, словно предчувствуя скорую забаву. — Помнится мне, кто-то говорил, что шелудивого кота следует поучить палкой?
   — Говорил, — не стал отрицать очевидное молодой человек.
   — И говоря о шелудивом коте, имел в виду моего боевого товарища Мелкого?
   — Верно.
   — Тогда тебе придется отделать его палкой. Ну, или хотя бы попытаться это сделать.
   Настал черед Кира удивляться. Он мог ожидать всякого, но чтобы ему предложили подраться на палках, как играющему в «войнуху» мальчишке? Или это новая попытка унизить его?
   — Разве оружие выбирает тот, кто вызвал? — сделал он последнюю попытку завладеть ситуацией.
   — А мне кажется, вызвал как раз ты, — невозмутимо парировал седобородый. — А кроме того, ты можешь предложить что-то получше палки? Может, у тебя целая телега с оружием на заднем дворе стоит? Так мы лошадей расседлывали и что-то не углядели.
   Молодой человек вздохнул. Вот придавили так придавили, как генерала Глена дель Варрона в Карденейском ущелье. И сражаться невыгодно, и отступить стыдно. А куда деваться? Назвался котом — надевай ошейник.
   — Хорошо. Я согласен.
   Седобородый улыбнулся. Воительница немедленно потянула кошель из-за пазухи:
   — Три скудо на Мелкого! Кто со мной?
   — Лучше кровь ему уймите, — отмахнулся предводитель. — Где-то там я две чудесные метлы видел. В самый раз.
 
   Во двор вместе с Киром и наемниками увязалась едва ли не половина посетителей харчевни. Артельщики — так все до единого. Еще бы! Дармовое развлечение. Потом дома рассказывать будут, что едва ли не сами в великом сражении участие принимали. Так разукрасят, что от правды рожки да ножки останутся, как от голубя, угодившего в кошачьи когти. Вышел и ученый. И пара возниц в широкополых соломенных шляпах, защищающих их от палящих лучей солнца в долгой дороге. И фра Морелло с Микой. В глазах служанки Кир прочел нескрываемое злорадство. Дескать, обманул мои чаяния, пусть тебе ребра пересчитают. А там победителю и на ласку намекнуть можно будет.
   Кулак торжественно вручил поединщикам освобожденные от прутьев метлы. Точнее, уже не метлы, а просто длинные палки. Локтя по три с половиной.
   Мелкому к тому времени перевязали голову полоской чистой холстины. Теперь они стали даже похожи друг на друга — Кир с повязкой на голове и наемник с повязкой.
   Бывший гвардеец осторожными шагами прошелся по траве, привыкая к месту схватки. Еще и довольно удобно! Один раз он имел несчастье рубиться по щиколотку в грязи. И ничего. Победил. Правда, среди гвардейцев Аксамалы не принято сражаться до смерти. До первой крови. Не хватало еще убивать своих же соратников. Вот проучить зазнавшегося наглеца — это другое дело. Это — сколько угодно.
   Он взмахнул пару раз палкой. На пробу. Легкая, хоть и почти вдвое длиннее меча. Запросто можно работать как кавалерийским мечом. Единственная помеха — все та же длина. К двуручному оружию Кирсьен не привык.
   А что противник?
   Мелкий схватил держак привычным движением — левая рука точно посредине, а правая на ладонь отступает от конца. Очевидно, он привык так управляться с «воловьим языком». Это плохо. Хотя на черенке метлы нет лезвия, способного разрезать толстую кожаную куртку или проткнуть кольчугу, но удар-тычок, нанесенный мастером, способен не только вышибить дух, но и сломать кость.
   Если ему что-то противопоставлять, то лишь скорость и ловкость. Некогда приспосабливаться к новой длине оружия, выдумывать на ходу финты и обманные движения…
   Эх, была не была!
   Кир крякнул и с размаху ударил свою палку о колено.
   Вздох удивления прокатился по толпе зрителей. Скривился даже седобородый Кулак. Что ж, если они подумали, что парень сдается, то пускай приготовятся к разочарованию.
   Рукоятка метлы раскололась на две неравные половинки. Одна чуть больше двух локтей, а вторая что-то около полутора.
   Сжав длинный обломок правой рукой, Кир перехватил короткий обратным хватом, пристроив его вдоль предплечья. Отличная защита, когда доведется парировать удары наемника.
   Ну что ж, посмотрим, чья школа фехтования имеет больше права на жизнь!
   Мелкий на пробу ткнул концом палки Киру в лицо.
   Молодой человек не стал отбивать, просто отклонился в сторону и атаковал в ответ, целясь в висок.
   Наемник парировал довольно легко. В свою очередь сделал длинный выпад. Неудачно. Закрутил конец оружия спиралью, провел обманное движение, показав удар в живот, а сам почти без замаха рубанул по горлу.
   Отклониться Кир не успевал, поэтому боковым ударом отвел оружие противника в сторону — палки столкнулись с сухим стуком, заныла ладонь.
   Ах, тебе хочется финтов? Получи!
   Он обозначил удар из терции в левую щеку Мелкого, а когда тот поднял свою палку, защищая лицо, ударил по ноге. Не слишком сильно, но, судя по лицу наемника, на мгновение исказившемуся, довольно чувствительно.
   Вот так!
   Хочешь еще?
   Молодой человек отвел внешним полукрюком стремящуюся врезаться в живот деревяшку и ответил хлестким скользящим ударом по ребрам. Когда Мелкий прикрылся палкой, которой он орудовал как «воловьим языком», повторил удар по ребрам, но в последнее мгновение изменил движение и хлестнул кистевым ударом по щеке.
   Получилось!
   Наемник взвыл и отпрыгнул.
   Толпа зашумела.
   — Давай, каматиец! — воскликнул выпускник университета. Знал бы он, как Кир не любит студентов!
   — Принимаю ставку! — это голос Кулака. — Три скудо на малыша, Пустельга.
   Тьялец отвлекся и едва не пропустил мощный рубящий удар Мелкого. Все-таки ошибочно было считать его побежденным. Наемник увеличил скорость и силу ударов. Даже удивительно, как быстро он двигался. Словно капелька «живого» серебра. И живот, натягивающий кожаный доспех, не помеха.
   Колено, живот, голова!
   Грудь, живот, грудь!
   Локоть, колено, пах!
   Кир уворачивался, отбивал тычки и удары с потягом обломком палки, зажатым в левой руке, парировал.
   Низкая секунда, прима, поворот на носке!
   Кварта, уход в сторону, секста!
   Высокая октава, прыжок вверх, защита левой рукой!
   Несмотря на старания, Мелкий все же достал его. Вскользь по ребрам. Хорошо, что у палки нет лезвия. Иначе волей-неволей пришлось бы начинать ползти в сторону кладбища.
   Еще один удар! Коварный, пяткой по голени.
   Но ведь это нечестно? Или в поединках наемников приняты любые ухищрения, лишь бы они приводили к победе?
   Тогда пожалуйста! Кушай, не обляпайся!
   Палка Кира скользнула вдоль держака, доставшегося Мелкому, и чиркнула коротышку по пальцам. Он хрюкнул и отскочил. Развивая успех, бывший гвардеец прыгнул вперед, стукнул противника по локтю, еще раз по пальцам, по запястью…
   — Стой! — громко выкрикнул Кулак, бросаясь между сражающимися. — Все! Прекратили, я сказал!
   Левой рукой он отбросил назад Мелкого, словно тот не весил вообще ничего. Там коротышку подхватил верзила с двуручником, обхватил поперек туловища, приподнял:
   — Остынь, а то на крышу посажу!
   Зрители с готовностью заржали.
   А предводитель наемников отбил палку Кира в сторону предплечьем правой руки (заговоренный он, что ли, боли не чувствует?) торопливо повторил:
   — Все. Довольно. Ты победил, каматиец!
   Его слова не сразу пробились к сознанию молодого человека сквозь горячку боя, поэтому старшему наемнику пришлось прокричать еще раз и во всеуслышание:
   — Победа за каматийцем! Я сказал!
   Совершенно незнакомые люди, при других обстоятельствах не удостоившие бы парня и мимолетного взгляда, кинулись его поздравлять. Кто-то хлопал по плечу, кто-то стискивал руку.
   — Всем выпивка бесплатно! — перекрыл шум густой бас фра Морелло.
   — Пари не в счет! — прошипела воительница. — Бой был не до конца!
   — Я тебе дарю твои три скудо! — весело отозвался Кулак. — Подумаешь!
   Он положил ладонь Киру на плечо:
   — Не держи на нас зла, каматиец. Пойдем, выпьем мировую.
   — Ну… — замялся молодой человек, потом подумал: «А почему бы и нет?» — и махнул рукой. — Пошли!
   Они вернулись в харчевню в сопровождении зрителей, шумно смакующих подробности поединка. Особенно усердствовал старшина артели мастеровых. Прислушиваясь к его рассуждениям об ударах и защитах, бывший гвардеец едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, схватившись за живот.
   За столом Кулак ловко подхватил принесенный фра Морелло кувшин, разлил по глиняным кружкам.
   — Как тебя зовут, каматиец?
   — Кир. Просто Кир.
   — Хорошо, Кир. Меня ты уже знаешь. Мелкого тоже. Вот это — Мудрец, — седобородый ткнул пальцем в хозяина двуручника. — Это — Пустельга. Не позволяй ей себя клюнуть! А дроу мы зовем Белый. Познакомились?
   — Познакомились, — кивнул Кирсьен.
   — Тогда — за знакомство!
   После того как все дружно сдвинули кружки и отхлебнули красного сладкого вина, седобородый наклонился к Киру.
   — А ведь ты не каматиец, — произнес он вполголоса. И не поймешь, спрашивает или утверждает. Только и остается, что пожать плечами.
   — У тебя тьяльский выговор, — продолжал Кулак. — Был у меня знакомый тьялец…