Страница:
— С кем?! — Табалец попытался вспомнить последние слухи и сплетни, слышанные на свободе, но не преуспел. О предстоящей войне не говорил никто.
— Айшаса? — пискнул Цыпа.
— Заткнулся бы ты, когда вз’ослые ’азгова’ивают! — оскалился каматиец. — Чуть что, с’азу Айшаса!
— В Тельбии нелады давно, — степенно пояснил переминающийся с ноги на ногу мужчина, стоящий слева от Емсиля. До тюрьмы он работал приказчиком в сапожной лавке, но проиграл в кости не только свои деньги, а и хозяина. — Десять лет, как старый король помер. Наследника половина страны не признает… Незаконнорожденный, говорят. Вот и скубутся меж собой почем зря. И своей державы нету, и под крыло Сасандры не желают. Император терпел, терпел…
— Бароны грызутся, а нам расхлебывать? — пожал плечами Антоло. — Не знаю, как кто, а я воевать не хочу. Не для того учился. — Он с неожиданной злостью сплюнул под ноги. В самом деле! Чего это он должен умирать за императора (пусть даже тот и собирается жить вечно!), за прочих вельмож, пьющих и гуляющих в роскошных дворцах Верхнего города, за вот таких вот толстомордых генералов, наживающих на солдатской крови все новые награды, имения и банковские счета? Кстати, о банкирах… Почему фра Борайн, старинный друг его отца, так до сих пор и не вмешался? Неужели десяток-другой солидов на лапу судье или тому же капитану, с кислой рожей застывшему позади болтуна-генерала, пробьют такую уж брешь в состоянии банка, имеющего отделения во всех провинциях Сасандры? Или дело в чем-то другом, не в природной жадности банкиров?
— А мне н’авится, — заявил Вензольо, с вызовом выпячивая грудь. — Лучше уж в а’мию, чем спину под плети подставлять! За меня платить некому…
Антоло хотел ответить резко. Ведь каматиец сам не из бедняков — это раз. А кроме того, он же хотел, чтобы фра Борайн всех выкупил — и его, и Емсиля, и противного Вензольо, и Гурана, и Бохтана, который, может, уже умер, пока они тут жарятся на солнышке. Но смолчал. Что толку в бессмысленной ругани?
Между тем надсмотрщики принялись делить заключенных на десятки, начиная с правого фланга их строя, выстраивать в колонну. Откуда ни возьмись появились конники, вооруженные длинными бичами, да при седле у каждого висел аркан. Усатые, скуластые лица. Окраинцы. Их часто нанимали для ловли сбежавших арестантов и каторжников, конвоирования осужденных к месту, где предстоит отбывать наказание.
Армейский генерал и начальник тюрьмы оживленно болтали о чем-то, отойдя в сторону. Будущие солдаты Империи волновали их уже мало.
— Ты, ты и ты… того… это… — давнишний надзиратель, который выводил их во двор, ткнул толстым пальцем в грудь Цыпе, Емсилю и Антоло. — Выходи… того… строиться…
— А я?! — возмутился Вензольо. — Я тоже в а’мию хочу!
— И ты… того… пойдешь… Успеется… того…
— Погодите! А как же Бохтан? — Емсиль оттолкнул с дороги покорно выходящего Цыпу, подскочил к надсмотрщику вплотную. — Его нельзя бросать!
— Конечно! — поддержал товарища Антоло. — Нам нельзя! К нам должны прийти!
— А ну молчать! Того… — вызверился надзиратель. — Я вам… это…
— Что такое, Бетек? — подскочил сбоку еще один страж, оскалился гнилыми зубами. — Бунт? Недовольные?
— За нас должны… — начал Антоло, но дубинка, врезавшаяся ему под ложечку, сбила дыхание, заставила согнуться пополам, хватаясь за живот.
— Ты тоже? — Гнилозубый подступил к Емсилю, поигрывая дубинкой. — Ты с ним?
— Я? — опешил барнец. — Ну, собственно…
— Не… того… этот тихий… — вступился за него первый надзиратель.
— В строй! — рявкнул еще один, с нашивками сержанта.
Табалец почувствовал, как его толкают в плечо, а потом тяжелый сапог, врезавшись рядом с копчиком, заставил сделать три быстрых шага.
— Куда прешь! — возмутился заключенный в порванном на животе желто-коричневом камзоле, морщась и потирая бок, куда врезалась голова Антоло.
— Извини! — вмешался Емсиль, подхватывая табальца под локоть. — Тут такое дело…
— Дело у них! — передразнил обладатель желтого камзола и длинно, витиевато выругался.
— Вперед! Шагом! В ногу! — выкрикнул справа надзиратель.
Колонна заключенных нестройно зашагала. По двору, после через ворота, на улицы Аксамалы.
Окраинцы из конвоя хмурились и щелкали бичами. Больше для острастки, но все же кое-кому досталось по плечам.
Боевые коты топорщили усы и шипели.
Солнце палило.
В небе над Аксамалой плыли белые крестики голубей.
Благородный т’Исельн дель Гуэлла, глава Аксамалианского тайного сыска, побарабанил пальцами по столу, потер лоб, откинулся на высокую резную спинку стула.
— Я очень разочарован, — проговорил он, буравя глазами собеседника. — Очень.
Сидевший напротив него Мастер ничуть не смутился, закинул ногу за ногу, покачал носком сапога.
— Я с себя вины не снимаю. Да, пошел по ложному следу…
— Если бы! — Т’Исельн сжал кулак, но тут же расслабил пальцы. — Если бы! Айшасианский шпион найден? Нет! Раскрыто хотя бы одно сообщество вольнодумцев? Нет! Внедрены ли соглядатаи в Аксамалианский университет? А? Не слышу!
— Как обстоят дела с айшасианским шпионом, я уже докладывал. — Мастер почесал колено. — Да еще неизвестно, айшасианский он или, скажем, вельсгундский…
— Ну, тебе виднее, — насмешливо протянул глава сыска.
— К сожалению, мне пока ничего не видно. Было бы видно, он уже сидел бы в нашей пыточной и весело щебетал…
— Меньше болтай! Есть еще что по делу сказать?
— Конечно, есть. Значит, с айшасианским шпионом мы разобрались. Мэтр Носельм оказался невинным и чистым аки агнец…
— А как же твой осведомитель?
— С ним я еще разберусь… Но вернемся к нашим агнцам. Вернее, Носельмам. Он, конечно, неповинен в шпионаже в пользу другого государства, но, как оказалось, входит в секту практикующих чародеев.
— Ну, практикующих — это громко сказано. Если десяток невесть что возомнивших о себе чудаков собираются в заброшенном доме, читают старинные книги, тужатся друг перед другом, что якобы обрели Силу…
Мастер хмыкнул, непочтительно прерывая начальника:
— Прошу прощения, может, я чего-то недопонимаю, но скрывающиеся от властей чародеи сами по себе подозрительны. Насколько я помню, прежние волшебники никогда не таились, а, напротив, сотрудничали и с магистратом, и с армией, и, коль на то пошло, с тайным сыском. А эти прячутся… Вот мой первый вывод — нужно прощупать тайные общества новых колдунов. Важно выяснить — колдуны они или возомнившие о себе прохвосты.
— Выясним. Ты продолжай рассказывать о шпионе. — Дель Гуэлла щелкнул ногтем по столешнице.
— Продолжаю. Мое расследование показало, что наиболее вероятно предположить шпиона, передающего сведения с помощью голубиной почты, в табачнике Корзьело…
— Пропавшем при невыясненных обстоятельствах?
— Ну, обстоятельства довольно прозрачные. Я думаю, кто-то узнал, что я выхожу на его след, и послал наемного убийцу… Кстати, фра Форгейльм и прочие сыщики магистрата его не опознали — или залетная птичка, или раньше убийством за деньги вообще не промышлял. Так вот. Корзьело, по всей видимости, сам не слишком доверял тем, на кого работал. Или просто боялся ограбления. Во всяком случае, каждый вечер клал рядом с собой взведенный и заряженный арбалет. Он услышал, как зарезали экономку, и успел прицелиться и выстрелить. Убийца не ожидал подобной прыти от лавочника и поплатился — болт между ребер и скорое свидание с Триединым.
— Не богохульствуй.
— Хорошо. Не буду. Сам Корзьело удрал и теперь, скорее всего, дрожит от страха в какой-нибудь кошачьей конуре. Думаю, он все еще в Аксамале, но через некоторое время попытается улизнуть. По свидетельству соседей, он родом из Мьелы. Значит, возможны два пути развития событий. Либо он помчится на историческую родину, либо попытается запутать и нас, и возможных убийц, отправившись на север. Например, в Каварелу или Верну. И тут его можно будет взять.
— Ладно, — дель Гуэлла кивнул. — Будем считать, что убедил. Пускай тебя больше не волнует судьба табачника. Я найду кому поручить поиск и задержание.
— Хорошо. Идем дальше?
— Идем, идем… Пока мне одно ясно — это задание ты провалил с треском.
Сыщик вздохнул, возвел очи к потолку:
— И на старуху бывает проруха.
— Ладно, старуха… Дальше что у тебя?
— Дальше у меня сообщества вольнодумцев Аксамалы и окрестностей.
— Ну и?
— Пока похвастаться нечем, хотя кое-что я сделал.
— И что же именно?
— Мною был завербован известный мошенник, пробавляющийся поддельными векселями, фальшивыми купчими и тому подобными невинными забавами. Некий Берельм по кличке Ловкач.
— Просто чудесно. Теперь, конечно, ты будешь просить, чтобы его не арестовывал сыск магистрата, а мне придется объясняться с тупоголовыми отцами города?
— Нет. Зачем же так? Я его уже арестовал.
— Да?
— Да. И спровадил в городскую тюрьму Аксамалы.
— Что ж тогда было вербовать? Или он плохо вел себя? Грубил, оскорблял его величество императора, да живет он вечно?
— Да нет. Он был как мышка. Если не считать попытки нашпиговать мои кишки сталью.
— Так почему же в тюрьму?
— Он сел за решетку не под своим именем, — усмехнулся Мастер. — Теперь все вольнодумцы Аксамалы знают, что на втором этаже башни томится в заключении виднейший мыслитель и философ, борец за свободу, независимость и равные права для всех и каждого, фра Дольбрайн.
— О… Неплохо, — одобрительно кивнул глава тайного сыска. — Очень неплохо. Наверняка все эти любители свободы-равенства-братства зашевелятся. Пойдут попытки связаться с великим Дольбрайном…
— Вот-вот, посыплются предложения устроить побег… — подхватил Мастер.
— Кто-то, несмотря на страх разоблачения, захочет приобщиться к его мудрости… Постой, а он справится? Ведь это не так просто — быть вождем всех вольнодумцев Сасандры.
— Справится, — уверенно ответил сыщик. — У него есть причины очень-очень стараться.
— Да, а сам Дольбрайн? Настоящий, я имею в виду…
— Умер полгода назад от кровавого поноса в Браиле. Сведения совершенно точные и тщательно проверенные. Так что, можно сказать, мы оказываем огромную услугу всем правдолюбцам Империи, возвращая им вождя и духовного наставника.
— Хорошо. Порадовал ты меня. — Т’Исельн первый раз за время беседы улыбнулся. — И все-таки… Что со студентами? Завербованы?
Мастер развел руками:
— Ну, не успел. Закрутился. Да и, честно говоря, попросту забыл о мальчишках. — Он смущенно потер кончик носа кулаком. — Иногда мне кажется, что я единственный контрразведчик в Аксамале, так много всего приходится делать…
— Ладно-ладно… Вот только не надо жаловаться. Сейчас речь пойдет о прибавке к жалованью, верно?
— А вот и не пойдет! — Сыщик едва сдержался, чтобы не показать язык. — Обиделся и не буду.
— Чаще бы ты так обижался. — Дель Гуэлла переложил бумагу из одной стопки в другую. Помолчал. — Выходит, из трех дел выполнено более-менее только одно. И то не до конца.
— Ну… — Мастер пожал плечами. — Дело такого свойства, что за десяток дней не вызреет. Ему, как хорошему винограду, месяца четыре надо.
— Ладно. Пускай вольнодумцы заглатывают наживку. Крепче засядут на нашем крючке… А теперь слушай меня.
— Я — весь внимание, — шутливо поклонился Мастер.
— Колдунов оставь в покое. Конечно, что обнаружил секту — хорошо. Что не спугнул — тоже хорошо. Но на другое я бы и не надеялся. Сколько лет вместе служим Империи?
— Кто ж их считает?
— Согласен. Будем думать, что лет прошло без счета. — Глава тайного сыска почесал залысину. — Колдунами другие займутся. Так же как и табачником Корзьело, наполовину айшасианом, выходцем из Мьелы, пятидесяти семи лет от роду, неженатым, любителем голубей и молоденьких девочек в высоких кавалерийских сапогах.
Мастер приподнял бровь. Не то чтобы начальник его удивил или поразил своими знаниями подноготной сбежавшего лавочника. У т’Исельна дель Гуэлла хватало осведомителей. И платных, и идейных. Иначе вряд ли он смог бы столько лет руководить контрразведкой и раскрытием преступлений против государства. У самого Мастера их было не намного меньше. Нет, конечно, меньше, ведь он не мог позволить себе так сорить золотом и серебром, как благородный т’Исельн. Но не намного. Больше его удивило, что начальник настолько заинтересовался фра Корзьело, что не поленился и приказал отправить человека поспрашивать соседей, деловых партнеров, покупателей, лекаря, стражников с площади…
— Тебе все понятно? — Т’Исельн подался вперед, нависая над столом. Он мог быть очень убедительным, если хотел того.
— Не вопрос! — беспечно воскликнул сыщик, покачивая ступней. — Похоже, мне решили дать отдых наконец-то. Вот думаю — может, на воды съездить?
— Еще чего! — хмыкнул дель Гуэлла. — На воды! Отдохнем в могиле. Твоей прямой заботой отныне становятся вольнодумцы Аксамалы.
Мастер скривился.
— Не надо только показывать свое недовольство. Личное распоряжение императора, да живет он вечно. — Начальник развел руками — мол, что поделать. — Ты самый опытный из нашего сыска. Кого еще прикажешь мне бросать на самое важное задание?
— Да кого угодно… Велика сложность! Стадо телят, ищущее пастыря. За ними следить даже неинтересно. Дело для учеников.
— Да? А у меня есть сведения, что неопытность и наивность лишь ширма для серьезного заговора, подрывающего устои Империи. Молчи, молчи… Вот тебе и предстоит это выяснить.
— Хорошо, — Мастер кивнул. — Пощупаем горе-бунтарей. И заодно выясню — не получают ли они жирную подкормку из-за моря? А то развелось айшасианских шпионов в городе — плюнуть некуда.
— Проверь. Чем ледяной демон не шутит?
Сыщик приподнялся:
— Что ж, задание получено. Позвольте приступить к исполнению.
— Успеешь. Погоди немножко. Ты говорил, кто тебе помог записку шпионскую обнаружить? Кто-то из девочек Эстеллы?
— Да. — Мастер напрягся. К чему это клонит начальник? Просто так он разговор не завел бы.
Дель Гуэлла побарабанил пальцами по столу.
— Не нравится мне этот бордель… Несчастья он, что ли, притягивает? Вначале драка. Потом вдруг, оказывается, его злоумышленники, да не простые, а государственные преступники облюбовали. Ох, как не нравится…
— Позволю заметить, — осторожно проговорил Мастер. — Закрыть «Розу Аксамалы» сейчас — значит привлечь ненужное внимание. Лучше оставить все как было и продолжать наблюдать.
— А наблюдать, конечно же, будешь ты?
— Ну… — скромно потупился сыщик. — Не настаиваю, но я там вроде бы как свой уже. Другому притираться долго придется.
— Притираться? — усмехнулся т’Исельн. — Ну-ну… Ладно, не будем трогать твой разлюбезный бордель. А вот с той девочкой, что Корзьело обслуживала… Флана, так ведь?
— Да, — голос Мастера прошелестел, словно извлекаемый из ножен клинок. Этого имени он не называл. Значит, дель Гуэлла сам роет? За его, Мастера, спиной? Нехорошо. Ой, нехорошо…
— Так вот, Флану надо бы задержать и допросить посерьезнее. Вдруг ей известно больше, чем она говорит?
— Вряд ли это будет разумно.
— Почему? А мне кажется как раз наоборот… Эй, а что ты так напыжился? За девчонку переживаешь? Так, насколько мне известно, у тебя не с ней интерес, а с хозяйкой. Не правда ли?
— Правда. Но Флану лучше не трогать.
Т’Исельн быстро заглянул в глаза подчиненного:
— Объясни.
Мастер вздохнул. Проговорил с неохотой:
— Она — единственный крючок, на котором я держу Берельма-Ловкача. Если с ней что-то случится, он не станет выполнять условия договора. И я его, кстати, пойму и осуждать не посмею. Это во-первых. А во-вторых, я привык быть честным даже с преступниками, даже со шпионами и предателями. Иначе чем я буду лучше их?
— Все равно не понял.
— Эх, ладно… Флана — его сестра. Младшая. Он о ней даже не знал — ушел из дома раньше, чем она родилась.
— Ну и что?
— Они остались последними в роду. Вернее, каждый из них думает, что он последний. Берельму я обещал встречу с младшей сестрой. И я намерен слово сдержать.
— Да? — Т’Исельн свел брови к переносице, сморщил лоб. — Ладно. Иди. Не тронем. Пока не тронем, а там видно будет.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Мастер, вставая.
В прихожей малоразговорчивый Тер-Ахар восседал на неизменном табурете.
— Скучаешь? — усмехнулся Мастер, собирая оружие с круглого столика. Корд — в ножны, орионы — в кармашки за шиворотом, метательные ножи — в рукава, а тяжелый охотничий — за голенище.
— Служу, — отозвался великан.
— А я скучаю. Скажи, Тер-Ахар, тебя не давит этот город? Эти каменные улицы-ловушки, дома-западни, люди-предатели, норовящие если не клинок тебе меж ребер сунуть, то уж донос написать, святое дело для них.
Охранник глянул на него с интересом. Но промолчал.
— Не хочешь отвечать? Не надо. Но если меня, родившегося и выросшего здесь, Аксамала душит, душит суетой, бессердечием, любовью к деньгам и безразличием к ближнему своему, то как же ты, дитя ледяных пустынь, выдерживаешь?
— Мы очень крепкий народ, — медленно проговорил Тер-Ахар.
— Верно, — кивнул Мастер. — Вы крепкие и сильные. Вы еще помните, что такое честь и долг. А люди… — Он махнул рукой. — Дверь закрой!
И выскользнул в ночную тьму, как всегда, один. Ночной охотник. Словно дикий кот, выслеживающий добычу в лесной чаще. Только скопление дворцов, складов, лавок, казарм и жилых домов в Аксамале страшнее любого, самого дремучего и дикого леса. Каменная чащоба, населенная самыми опасными хищниками — хитрыми, подлыми и изворотливыми.
Глава 10
— Айшаса? — пискнул Цыпа.
— Заткнулся бы ты, когда вз’ослые ’азгова’ивают! — оскалился каматиец. — Чуть что, с’азу Айшаса!
— В Тельбии нелады давно, — степенно пояснил переминающийся с ноги на ногу мужчина, стоящий слева от Емсиля. До тюрьмы он работал приказчиком в сапожной лавке, но проиграл в кости не только свои деньги, а и хозяина. — Десять лет, как старый король помер. Наследника половина страны не признает… Незаконнорожденный, говорят. Вот и скубутся меж собой почем зря. И своей державы нету, и под крыло Сасандры не желают. Император терпел, терпел…
— Бароны грызутся, а нам расхлебывать? — пожал плечами Антоло. — Не знаю, как кто, а я воевать не хочу. Не для того учился. — Он с неожиданной злостью сплюнул под ноги. В самом деле! Чего это он должен умирать за императора (пусть даже тот и собирается жить вечно!), за прочих вельмож, пьющих и гуляющих в роскошных дворцах Верхнего города, за вот таких вот толстомордых генералов, наживающих на солдатской крови все новые награды, имения и банковские счета? Кстати, о банкирах… Почему фра Борайн, старинный друг его отца, так до сих пор и не вмешался? Неужели десяток-другой солидов на лапу судье или тому же капитану, с кислой рожей застывшему позади болтуна-генерала, пробьют такую уж брешь в состоянии банка, имеющего отделения во всех провинциях Сасандры? Или дело в чем-то другом, не в природной жадности банкиров?
— А мне н’авится, — заявил Вензольо, с вызовом выпячивая грудь. — Лучше уж в а’мию, чем спину под плети подставлять! За меня платить некому…
Антоло хотел ответить резко. Ведь каматиец сам не из бедняков — это раз. А кроме того, он же хотел, чтобы фра Борайн всех выкупил — и его, и Емсиля, и противного Вензольо, и Гурана, и Бохтана, который, может, уже умер, пока они тут жарятся на солнышке. Но смолчал. Что толку в бессмысленной ругани?
Между тем надсмотрщики принялись делить заключенных на десятки, начиная с правого фланга их строя, выстраивать в колонну. Откуда ни возьмись появились конники, вооруженные длинными бичами, да при седле у каждого висел аркан. Усатые, скуластые лица. Окраинцы. Их часто нанимали для ловли сбежавших арестантов и каторжников, конвоирования осужденных к месту, где предстоит отбывать наказание.
Армейский генерал и начальник тюрьмы оживленно болтали о чем-то, отойдя в сторону. Будущие солдаты Империи волновали их уже мало.
— Ты, ты и ты… того… это… — давнишний надзиратель, который выводил их во двор, ткнул толстым пальцем в грудь Цыпе, Емсилю и Антоло. — Выходи… того… строиться…
— А я?! — возмутился Вензольо. — Я тоже в а’мию хочу!
— И ты… того… пойдешь… Успеется… того…
— Погодите! А как же Бохтан? — Емсиль оттолкнул с дороги покорно выходящего Цыпу, подскочил к надсмотрщику вплотную. — Его нельзя бросать!
— Конечно! — поддержал товарища Антоло. — Нам нельзя! К нам должны прийти!
— А ну молчать! Того… — вызверился надзиратель. — Я вам… это…
— Что такое, Бетек? — подскочил сбоку еще один страж, оскалился гнилыми зубами. — Бунт? Недовольные?
— За нас должны… — начал Антоло, но дубинка, врезавшаяся ему под ложечку, сбила дыхание, заставила согнуться пополам, хватаясь за живот.
— Ты тоже? — Гнилозубый подступил к Емсилю, поигрывая дубинкой. — Ты с ним?
— Я? — опешил барнец. — Ну, собственно…
— Не… того… этот тихий… — вступился за него первый надзиратель.
— В строй! — рявкнул еще один, с нашивками сержанта.
Табалец почувствовал, как его толкают в плечо, а потом тяжелый сапог, врезавшись рядом с копчиком, заставил сделать три быстрых шага.
— Куда прешь! — возмутился заключенный в порванном на животе желто-коричневом камзоле, морщась и потирая бок, куда врезалась голова Антоло.
— Извини! — вмешался Емсиль, подхватывая табальца под локоть. — Тут такое дело…
— Дело у них! — передразнил обладатель желтого камзола и длинно, витиевато выругался.
— Вперед! Шагом! В ногу! — выкрикнул справа надзиратель.
Колонна заключенных нестройно зашагала. По двору, после через ворота, на улицы Аксамалы.
Окраинцы из конвоя хмурились и щелкали бичами. Больше для острастки, но все же кое-кому досталось по плечам.
Боевые коты топорщили усы и шипели.
Солнце палило.
В небе над Аксамалой плыли белые крестики голубей.
Благородный т’Исельн дель Гуэлла, глава Аксамалианского тайного сыска, побарабанил пальцами по столу, потер лоб, откинулся на высокую резную спинку стула.
— Я очень разочарован, — проговорил он, буравя глазами собеседника. — Очень.
Сидевший напротив него Мастер ничуть не смутился, закинул ногу за ногу, покачал носком сапога.
— Я с себя вины не снимаю. Да, пошел по ложному следу…
— Если бы! — Т’Исельн сжал кулак, но тут же расслабил пальцы. — Если бы! Айшасианский шпион найден? Нет! Раскрыто хотя бы одно сообщество вольнодумцев? Нет! Внедрены ли соглядатаи в Аксамалианский университет? А? Не слышу!
— Как обстоят дела с айшасианским шпионом, я уже докладывал. — Мастер почесал колено. — Да еще неизвестно, айшасианский он или, скажем, вельсгундский…
— Ну, тебе виднее, — насмешливо протянул глава сыска.
— К сожалению, мне пока ничего не видно. Было бы видно, он уже сидел бы в нашей пыточной и весело щебетал…
— Меньше болтай! Есть еще что по делу сказать?
— Конечно, есть. Значит, с айшасианским шпионом мы разобрались. Мэтр Носельм оказался невинным и чистым аки агнец…
— А как же твой осведомитель?
— С ним я еще разберусь… Но вернемся к нашим агнцам. Вернее, Носельмам. Он, конечно, неповинен в шпионаже в пользу другого государства, но, как оказалось, входит в секту практикующих чародеев.
— Ну, практикующих — это громко сказано. Если десяток невесть что возомнивших о себе чудаков собираются в заброшенном доме, читают старинные книги, тужатся друг перед другом, что якобы обрели Силу…
Мастер хмыкнул, непочтительно прерывая начальника:
— Прошу прощения, может, я чего-то недопонимаю, но скрывающиеся от властей чародеи сами по себе подозрительны. Насколько я помню, прежние волшебники никогда не таились, а, напротив, сотрудничали и с магистратом, и с армией, и, коль на то пошло, с тайным сыском. А эти прячутся… Вот мой первый вывод — нужно прощупать тайные общества новых колдунов. Важно выяснить — колдуны они или возомнившие о себе прохвосты.
— Выясним. Ты продолжай рассказывать о шпионе. — Дель Гуэлла щелкнул ногтем по столешнице.
— Продолжаю. Мое расследование показало, что наиболее вероятно предположить шпиона, передающего сведения с помощью голубиной почты, в табачнике Корзьело…
— Пропавшем при невыясненных обстоятельствах?
— Ну, обстоятельства довольно прозрачные. Я думаю, кто-то узнал, что я выхожу на его след, и послал наемного убийцу… Кстати, фра Форгейльм и прочие сыщики магистрата его не опознали — или залетная птичка, или раньше убийством за деньги вообще не промышлял. Так вот. Корзьело, по всей видимости, сам не слишком доверял тем, на кого работал. Или просто боялся ограбления. Во всяком случае, каждый вечер клал рядом с собой взведенный и заряженный арбалет. Он услышал, как зарезали экономку, и успел прицелиться и выстрелить. Убийца не ожидал подобной прыти от лавочника и поплатился — болт между ребер и скорое свидание с Триединым.
— Не богохульствуй.
— Хорошо. Не буду. Сам Корзьело удрал и теперь, скорее всего, дрожит от страха в какой-нибудь кошачьей конуре. Думаю, он все еще в Аксамале, но через некоторое время попытается улизнуть. По свидетельству соседей, он родом из Мьелы. Значит, возможны два пути развития событий. Либо он помчится на историческую родину, либо попытается запутать и нас, и возможных убийц, отправившись на север. Например, в Каварелу или Верну. И тут его можно будет взять.
— Ладно, — дель Гуэлла кивнул. — Будем считать, что убедил. Пускай тебя больше не волнует судьба табачника. Я найду кому поручить поиск и задержание.
— Хорошо. Идем дальше?
— Идем, идем… Пока мне одно ясно — это задание ты провалил с треском.
Сыщик вздохнул, возвел очи к потолку:
— И на старуху бывает проруха.
— Ладно, старуха… Дальше что у тебя?
— Дальше у меня сообщества вольнодумцев Аксамалы и окрестностей.
— Ну и?
— Пока похвастаться нечем, хотя кое-что я сделал.
— И что же именно?
— Мною был завербован известный мошенник, пробавляющийся поддельными векселями, фальшивыми купчими и тому подобными невинными забавами. Некий Берельм по кличке Ловкач.
— Просто чудесно. Теперь, конечно, ты будешь просить, чтобы его не арестовывал сыск магистрата, а мне придется объясняться с тупоголовыми отцами города?
— Нет. Зачем же так? Я его уже арестовал.
— Да?
— Да. И спровадил в городскую тюрьму Аксамалы.
— Что ж тогда было вербовать? Или он плохо вел себя? Грубил, оскорблял его величество императора, да живет он вечно?
— Да нет. Он был как мышка. Если не считать попытки нашпиговать мои кишки сталью.
— Так почему же в тюрьму?
— Он сел за решетку не под своим именем, — усмехнулся Мастер. — Теперь все вольнодумцы Аксамалы знают, что на втором этаже башни томится в заключении виднейший мыслитель и философ, борец за свободу, независимость и равные права для всех и каждого, фра Дольбрайн.
— О… Неплохо, — одобрительно кивнул глава тайного сыска. — Очень неплохо. Наверняка все эти любители свободы-равенства-братства зашевелятся. Пойдут попытки связаться с великим Дольбрайном…
— Вот-вот, посыплются предложения устроить побег… — подхватил Мастер.
— Кто-то, несмотря на страх разоблачения, захочет приобщиться к его мудрости… Постой, а он справится? Ведь это не так просто — быть вождем всех вольнодумцев Сасандры.
— Справится, — уверенно ответил сыщик. — У него есть причины очень-очень стараться.
— Да, а сам Дольбрайн? Настоящий, я имею в виду…
— Умер полгода назад от кровавого поноса в Браиле. Сведения совершенно точные и тщательно проверенные. Так что, можно сказать, мы оказываем огромную услугу всем правдолюбцам Империи, возвращая им вождя и духовного наставника.
— Хорошо. Порадовал ты меня. — Т’Исельн первый раз за время беседы улыбнулся. — И все-таки… Что со студентами? Завербованы?
Мастер развел руками:
— Ну, не успел. Закрутился. Да и, честно говоря, попросту забыл о мальчишках. — Он смущенно потер кончик носа кулаком. — Иногда мне кажется, что я единственный контрразведчик в Аксамале, так много всего приходится делать…
— Ладно-ладно… Вот только не надо жаловаться. Сейчас речь пойдет о прибавке к жалованью, верно?
— А вот и не пойдет! — Сыщик едва сдержался, чтобы не показать язык. — Обиделся и не буду.
— Чаще бы ты так обижался. — Дель Гуэлла переложил бумагу из одной стопки в другую. Помолчал. — Выходит, из трех дел выполнено более-менее только одно. И то не до конца.
— Ну… — Мастер пожал плечами. — Дело такого свойства, что за десяток дней не вызреет. Ему, как хорошему винограду, месяца четыре надо.
— Ладно. Пускай вольнодумцы заглатывают наживку. Крепче засядут на нашем крючке… А теперь слушай меня.
— Я — весь внимание, — шутливо поклонился Мастер.
— Колдунов оставь в покое. Конечно, что обнаружил секту — хорошо. Что не спугнул — тоже хорошо. Но на другое я бы и не надеялся. Сколько лет вместе служим Империи?
— Кто ж их считает?
— Согласен. Будем думать, что лет прошло без счета. — Глава тайного сыска почесал залысину. — Колдунами другие займутся. Так же как и табачником Корзьело, наполовину айшасианом, выходцем из Мьелы, пятидесяти семи лет от роду, неженатым, любителем голубей и молоденьких девочек в высоких кавалерийских сапогах.
Мастер приподнял бровь. Не то чтобы начальник его удивил или поразил своими знаниями подноготной сбежавшего лавочника. У т’Исельна дель Гуэлла хватало осведомителей. И платных, и идейных. Иначе вряд ли он смог бы столько лет руководить контрразведкой и раскрытием преступлений против государства. У самого Мастера их было не намного меньше. Нет, конечно, меньше, ведь он не мог позволить себе так сорить золотом и серебром, как благородный т’Исельн. Но не намного. Больше его удивило, что начальник настолько заинтересовался фра Корзьело, что не поленился и приказал отправить человека поспрашивать соседей, деловых партнеров, покупателей, лекаря, стражников с площади…
— Тебе все понятно? — Т’Исельн подался вперед, нависая над столом. Он мог быть очень убедительным, если хотел того.
— Не вопрос! — беспечно воскликнул сыщик, покачивая ступней. — Похоже, мне решили дать отдых наконец-то. Вот думаю — может, на воды съездить?
— Еще чего! — хмыкнул дель Гуэлла. — На воды! Отдохнем в могиле. Твоей прямой заботой отныне становятся вольнодумцы Аксамалы.
Мастер скривился.
— Не надо только показывать свое недовольство. Личное распоряжение императора, да живет он вечно. — Начальник развел руками — мол, что поделать. — Ты самый опытный из нашего сыска. Кого еще прикажешь мне бросать на самое важное задание?
— Да кого угодно… Велика сложность! Стадо телят, ищущее пастыря. За ними следить даже неинтересно. Дело для учеников.
— Да? А у меня есть сведения, что неопытность и наивность лишь ширма для серьезного заговора, подрывающего устои Империи. Молчи, молчи… Вот тебе и предстоит это выяснить.
— Хорошо, — Мастер кивнул. — Пощупаем горе-бунтарей. И заодно выясню — не получают ли они жирную подкормку из-за моря? А то развелось айшасианских шпионов в городе — плюнуть некуда.
— Проверь. Чем ледяной демон не шутит?
Сыщик приподнялся:
— Что ж, задание получено. Позвольте приступить к исполнению.
— Успеешь. Погоди немножко. Ты говорил, кто тебе помог записку шпионскую обнаружить? Кто-то из девочек Эстеллы?
— Да. — Мастер напрягся. К чему это клонит начальник? Просто так он разговор не завел бы.
Дель Гуэлла побарабанил пальцами по столу.
— Не нравится мне этот бордель… Несчастья он, что ли, притягивает? Вначале драка. Потом вдруг, оказывается, его злоумышленники, да не простые, а государственные преступники облюбовали. Ох, как не нравится…
— Позволю заметить, — осторожно проговорил Мастер. — Закрыть «Розу Аксамалы» сейчас — значит привлечь ненужное внимание. Лучше оставить все как было и продолжать наблюдать.
— А наблюдать, конечно же, будешь ты?
— Ну… — скромно потупился сыщик. — Не настаиваю, но я там вроде бы как свой уже. Другому притираться долго придется.
— Притираться? — усмехнулся т’Исельн. — Ну-ну… Ладно, не будем трогать твой разлюбезный бордель. А вот с той девочкой, что Корзьело обслуживала… Флана, так ведь?
— Да, — голос Мастера прошелестел, словно извлекаемый из ножен клинок. Этого имени он не называл. Значит, дель Гуэлла сам роет? За его, Мастера, спиной? Нехорошо. Ой, нехорошо…
— Так вот, Флану надо бы задержать и допросить посерьезнее. Вдруг ей известно больше, чем она говорит?
— Вряд ли это будет разумно.
— Почему? А мне кажется как раз наоборот… Эй, а что ты так напыжился? За девчонку переживаешь? Так, насколько мне известно, у тебя не с ней интерес, а с хозяйкой. Не правда ли?
— Правда. Но Флану лучше не трогать.
Т’Исельн быстро заглянул в глаза подчиненного:
— Объясни.
Мастер вздохнул. Проговорил с неохотой:
— Она — единственный крючок, на котором я держу Берельма-Ловкача. Если с ней что-то случится, он не станет выполнять условия договора. И я его, кстати, пойму и осуждать не посмею. Это во-первых. А во-вторых, я привык быть честным даже с преступниками, даже со шпионами и предателями. Иначе чем я буду лучше их?
— Все равно не понял.
— Эх, ладно… Флана — его сестра. Младшая. Он о ней даже не знал — ушел из дома раньше, чем она родилась.
— Ну и что?
— Они остались последними в роду. Вернее, каждый из них думает, что он последний. Берельму я обещал встречу с младшей сестрой. И я намерен слово сдержать.
— Да? — Т’Исельн свел брови к переносице, сморщил лоб. — Ладно. Иди. Не тронем. Пока не тронем, а там видно будет.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Мастер, вставая.
В прихожей малоразговорчивый Тер-Ахар восседал на неизменном табурете.
— Скучаешь? — усмехнулся Мастер, собирая оружие с круглого столика. Корд — в ножны, орионы — в кармашки за шиворотом, метательные ножи — в рукава, а тяжелый охотничий — за голенище.
— Служу, — отозвался великан.
— А я скучаю. Скажи, Тер-Ахар, тебя не давит этот город? Эти каменные улицы-ловушки, дома-западни, люди-предатели, норовящие если не клинок тебе меж ребер сунуть, то уж донос написать, святое дело для них.
Охранник глянул на него с интересом. Но промолчал.
— Не хочешь отвечать? Не надо. Но если меня, родившегося и выросшего здесь, Аксамала душит, душит суетой, бессердечием, любовью к деньгам и безразличием к ближнему своему, то как же ты, дитя ледяных пустынь, выдерживаешь?
— Мы очень крепкий народ, — медленно проговорил Тер-Ахар.
— Верно, — кивнул Мастер. — Вы крепкие и сильные. Вы еще помните, что такое честь и долг. А люди… — Он махнул рукой. — Дверь закрой!
И выскользнул в ночную тьму, как всегда, один. Ночной охотник. Словно дикий кот, выслеживающий добычу в лесной чаще. Только скопление дворцов, складов, лавок, казарм и жилых домов в Аксамале страшнее любого, самого дремучего и дикого леса. Каменная чащоба, населенная самыми опасными хищниками — хитрыми, подлыми и изворотливыми.
Глава 10
Этот мансион
[14]ничем не отличался от сотен других, разбросанных по дорогам Сасандрийской империи. Чему там отличаться, спрашивается? Самый обычный постоялый двор: конюшня, гостиница и харчевня — неизменное сочетание, иногда дополняемое курятником, свинарником, коптильней или пивоварней.
Денег, подаренных Фланой, хватило т’Кирсьену, чтобы оплатить место в карруке [15]на четыре дня езды. Не так уж мало, если подумать. Изрядная часть серебра осела в карманах владельцев предыдущих мансионов — еда, питье, кровать с чистыми простынями.
Молодой человек задумчиво подбросил на ладони кошелек из коричневой мягкой кожи. Монеты звякнули не сразу. Да и звон получился какой-то жалкий, нищенский, что ли… Кир развязал тесемку, стягивающую горловину, заглянул в кошель. Так и есть — одна серебряная в полскудо и две медных, затертых до неузнаваемости. При каком императоре вас чеканили, друзья? Непонятно? Ну да и ладно. Все равно недолго нам с вами вместе путешествовать…
А до Вельзы, куда советовал добираться Мастер, еще дня три-четыре ходьбы. Может, воспользоваться повозкой была не самая лучшая идея? Ножками, господин делла Тарн, ножками нужно было. Тогда и денег, возможно, хватило бы. А так все равно придется пешком, но теперь уже на голодный желудок. За красивые глаза его кормить никто не будет. Надо бы поесть хорошо напоследок. Побаловать себя мясом, хлебнуть сладкого красного вина с местных виноградников — оно гораздо дешевле каматийского. А потом купить ковригу хлеба и постараться растянуть ее по меньшей мере на три дня. Воду в пути найти легко — колодцы, реки, ручьи и роднички встречаются вблизи Великого озера в изобилии. Спать тоже придется под открытым небом. Что, не нравится, господин делла Тарн? А привыкай! Когда-то же нужно начинать становиться бродягой, отвыкать от благородных ужимок, горячей пищи и вкусного вина?
Т’Кирсьен решительно толкнул двери харчевни.
Оглядел пустой зал.
Чисто, приятно. На полу свежая солома. Столы выскоблены до блеска. Над окнами, закрытыми угловатыми осколками цветного стекла, пучки душистых трав. Пижма, донник, чабрец. Да, в сельской местности продолжают опасаться нечисти, пользуются оберегами, хотя кто слышал хотя бы об одном случае нападения брухи или оборотня?
— Что господину угодно? — Симпатичная подавальщица подбежала и замерла, едва не касаясь Кира грудью. А она очень даже ничего. И спереди, и сзади. Да и мордашка вполне смазливая. Конопатая, правда, как и любая деревенщина. Вот только вряд ли стоит ожидать от служанки из придорожного мансиона бескорыстной любви. Наверняка думает, что у гостя денег куры не клюют. Попробуй только не подарить утром скудо — такой скандал закатит, что в следующем мансионе услышат.
— Вина. Маленький кувшин, — вздохнул Кир, отводя взгляд от распирающих лиф платья полушарий.
— И все? — Служанка игриво стрельнула глазами.
Нет, она в самом деле рассчитывает поживиться, готова прыгнуть в постель по первому знаку. А ведь впервые видит его. Вдруг он заразный или с головой не все в порядке? Или, если маячит на горизонте серебряная монетка, об этом можно не задумываться? Куда катится Сасандра? А ведь назови такую охотницу за денежными гостями шлюхой, раскричится, волосы на себе рвать начнет (и хорошо, если только на себе), будет доказывать, что она честная девушка.
— Что есть из еды?
— Каплуны на вертеле. Баранье жаркое, — затараторила девица, надув губки. Похоже, она сообразила, что гость на ее уловки не повелся, и нешуточно обиделась. — Копченый окорок…
— Довольно. Неси каплуна. Или нет. Половину можно заказать?
Она фыркнула:
— Половину? Не знаю! Нужно фра Морелло спросить.
— Спроси. Можешь так и сказать — гость не при деньгах.
Последние слова Кирсьен произнес нарочно. Пусть не думает, что он бессилием страдает или, того хуже, мужеложец, коль от нее отказывается.
Девчонка опять фыркнула, развернулась на месте, едва не зацепив накрахмаленным чепцом Кира по носу, и убежала.
Молодой человек уселся за дальний стол, у камина, лицом к стене. Положил на скамью весь свой нехитрый скарб, помещающийся в узелке. Почесал отросшую еще больше черную бороду. Скоро он будет точь-в-точь каматийский виноградарь. Или пастух. Нужно хотя бы подравнять ее, что ли, на щеках и на горле подбрить… Все-таки он взялся изображать наемника-воина, а не вонючего селянина.
Протопав деревянными башмаками, вернулась служанка.
— Фра Морелло спрашивает, господин будет ночевать?
— Будет. На это у меня денег хватит.
— Полскудо, — с вызовом произнесла девица.
Вместо ответа Кир запустил пальцы в кошелек и выудил последний серебряный кругляш. Брякнул им о столешницу.
— Тогда каплун и кувшин вина бесплатно, — презрительно бросила подавальщица. И добавила: — Фра Морелло так решил. — Мол, сама она ни за что бы не приняла нищего постояльца. Бродят тут по дорогам всякие!
Кирсьен пожал плечами. Подумаешь… Если он будет переживать из-за косого взгляда каждой служанки, то лучше сразу прыгнуть с обрыва в Арамеллу. Там течение сильное, водовороты и омуты частенько попадаются…
Хлопнула дверь. Кир оглянулся. Когда же он разучится шарахаться от каждого громкого звука? Его и искать в Аксамале уже, наверное, перестали. Решили, что удрал. Или погиб при невыясненных обстоятельствах. А устраивать розыск по всей Сасандре из-за него не станут. Не той важности птица. Так что не стоит продолжать ждать стражников. Тем более что вошедшие люди ну никак не походили на имперских сыщиков. Самые обычные мастеровые. Скорее всего, артель строителей решила подзаработать в столице — и в Вельзе, и в Камате за такой же точно труд заплатят вдвое меньше. А в блистательной Аксамале давно поняли — приезжие работники стараются больше, чем местные, а оплаты меньшей требуют да и жаловаться в магистрат не побегут, если попробуешь их обмануть. На них наживались все: и домовладельцы, и хозяева роскошных дворцов, и городские чиновники, и стража, и содержатели ночлежек… Да всех и не перечислить.
Ремесленники рассаживались за столами под бдительным оком выглянувшего на шум толстяка, голова которого была повязана алым платком. Должно быть того самого фра Морелло, на чьи слова ссылалась служанка. Пожалуй, он тоже рассчитывал недурно подзаработать. А если еще и ночевать останутся…
Седоватый мужчина в башмаках, припавших толстым слоем пыли — путешествовали работники пешком, чтобы не тратить лишних денег, — подошел к хозяину и принялся договариваться о предстоящем ужине, отчаянно торгуясь. Остальные хранили чинное молчание, изредка бросая косые взгляды на сложенный в кучу у входа инструмент. Доставали деревянные ложки.
Фра Морелло басовито урчал в ответ на короткие хриплые выпады старшин артели, качал головой, загибал толстые, похожие на копченые колбаски пальцы. Наконец кивнул и зычно закричал:
— Мика! Мика, ты где?!
В ответ на его зов из двери, ведущей, судя по запахам, на кухню, вынырнула та самая служанка. В правой руке она несла глубокую миску с обжаренной до золотистой корочки тушкой каплуна. Кир отметил про себя, что чем дальше от Аксамалы, тем куры мельче, но почему-то дороже. В левой руке она сжимала маленький кувшинчик из необожженной глины — такие прекрасно сохраняют напитки даже в жаркий день.
— Я, между прочим, фра Морелло, не в холодке отдыхаю!
Она с размаха поставила миску перед Киром. Каплун при этом подпрыгнул и попытался взлететь. Добавила кувшин.
— Поговори у меня! — возмутился хозяин. — Ну, молодежь… бегом сюда!
Мика развернулась и зашагала к фра Морелло, отмахивая руками так, что любой гвардеец позавидует.
Кирсьен усмехнулся неожиданной мысли и разорвал горячую тушку, стараясь, чтобы жир не потек на манжеты камзола — постирать-то его можно, но в чем тогда ходить, пока не высохнет?
Денег, подаренных Фланой, хватило т’Кирсьену, чтобы оплатить место в карруке [15]на четыре дня езды. Не так уж мало, если подумать. Изрядная часть серебра осела в карманах владельцев предыдущих мансионов — еда, питье, кровать с чистыми простынями.
Молодой человек задумчиво подбросил на ладони кошелек из коричневой мягкой кожи. Монеты звякнули не сразу. Да и звон получился какой-то жалкий, нищенский, что ли… Кир развязал тесемку, стягивающую горловину, заглянул в кошель. Так и есть — одна серебряная в полскудо и две медных, затертых до неузнаваемости. При каком императоре вас чеканили, друзья? Непонятно? Ну да и ладно. Все равно недолго нам с вами вместе путешествовать…
А до Вельзы, куда советовал добираться Мастер, еще дня три-четыре ходьбы. Может, воспользоваться повозкой была не самая лучшая идея? Ножками, господин делла Тарн, ножками нужно было. Тогда и денег, возможно, хватило бы. А так все равно придется пешком, но теперь уже на голодный желудок. За красивые глаза его кормить никто не будет. Надо бы поесть хорошо напоследок. Побаловать себя мясом, хлебнуть сладкого красного вина с местных виноградников — оно гораздо дешевле каматийского. А потом купить ковригу хлеба и постараться растянуть ее по меньшей мере на три дня. Воду в пути найти легко — колодцы, реки, ручьи и роднички встречаются вблизи Великого озера в изобилии. Спать тоже придется под открытым небом. Что, не нравится, господин делла Тарн? А привыкай! Когда-то же нужно начинать становиться бродягой, отвыкать от благородных ужимок, горячей пищи и вкусного вина?
Т’Кирсьен решительно толкнул двери харчевни.
Оглядел пустой зал.
Чисто, приятно. На полу свежая солома. Столы выскоблены до блеска. Над окнами, закрытыми угловатыми осколками цветного стекла, пучки душистых трав. Пижма, донник, чабрец. Да, в сельской местности продолжают опасаться нечисти, пользуются оберегами, хотя кто слышал хотя бы об одном случае нападения брухи или оборотня?
— Что господину угодно? — Симпатичная подавальщица подбежала и замерла, едва не касаясь Кира грудью. А она очень даже ничего. И спереди, и сзади. Да и мордашка вполне смазливая. Конопатая, правда, как и любая деревенщина. Вот только вряд ли стоит ожидать от служанки из придорожного мансиона бескорыстной любви. Наверняка думает, что у гостя денег куры не клюют. Попробуй только не подарить утром скудо — такой скандал закатит, что в следующем мансионе услышат.
— Вина. Маленький кувшин, — вздохнул Кир, отводя взгляд от распирающих лиф платья полушарий.
— И все? — Служанка игриво стрельнула глазами.
Нет, она в самом деле рассчитывает поживиться, готова прыгнуть в постель по первому знаку. А ведь впервые видит его. Вдруг он заразный или с головой не все в порядке? Или, если маячит на горизонте серебряная монетка, об этом можно не задумываться? Куда катится Сасандра? А ведь назови такую охотницу за денежными гостями шлюхой, раскричится, волосы на себе рвать начнет (и хорошо, если только на себе), будет доказывать, что она честная девушка.
— Что есть из еды?
— Каплуны на вертеле. Баранье жаркое, — затараторила девица, надув губки. Похоже, она сообразила, что гость на ее уловки не повелся, и нешуточно обиделась. — Копченый окорок…
— Довольно. Неси каплуна. Или нет. Половину можно заказать?
Она фыркнула:
— Половину? Не знаю! Нужно фра Морелло спросить.
— Спроси. Можешь так и сказать — гость не при деньгах.
Последние слова Кирсьен произнес нарочно. Пусть не думает, что он бессилием страдает или, того хуже, мужеложец, коль от нее отказывается.
Девчонка опять фыркнула, развернулась на месте, едва не зацепив накрахмаленным чепцом Кира по носу, и убежала.
Молодой человек уселся за дальний стол, у камина, лицом к стене. Положил на скамью весь свой нехитрый скарб, помещающийся в узелке. Почесал отросшую еще больше черную бороду. Скоро он будет точь-в-точь каматийский виноградарь. Или пастух. Нужно хотя бы подравнять ее, что ли, на щеках и на горле подбрить… Все-таки он взялся изображать наемника-воина, а не вонючего селянина.
Протопав деревянными башмаками, вернулась служанка.
— Фра Морелло спрашивает, господин будет ночевать?
— Будет. На это у меня денег хватит.
— Полскудо, — с вызовом произнесла девица.
Вместо ответа Кир запустил пальцы в кошелек и выудил последний серебряный кругляш. Брякнул им о столешницу.
— Тогда каплун и кувшин вина бесплатно, — презрительно бросила подавальщица. И добавила: — Фра Морелло так решил. — Мол, сама она ни за что бы не приняла нищего постояльца. Бродят тут по дорогам всякие!
Кирсьен пожал плечами. Подумаешь… Если он будет переживать из-за косого взгляда каждой служанки, то лучше сразу прыгнуть с обрыва в Арамеллу. Там течение сильное, водовороты и омуты частенько попадаются…
Хлопнула дверь. Кир оглянулся. Когда же он разучится шарахаться от каждого громкого звука? Его и искать в Аксамале уже, наверное, перестали. Решили, что удрал. Или погиб при невыясненных обстоятельствах. А устраивать розыск по всей Сасандре из-за него не станут. Не той важности птица. Так что не стоит продолжать ждать стражников. Тем более что вошедшие люди ну никак не походили на имперских сыщиков. Самые обычные мастеровые. Скорее всего, артель строителей решила подзаработать в столице — и в Вельзе, и в Камате за такой же точно труд заплатят вдвое меньше. А в блистательной Аксамале давно поняли — приезжие работники стараются больше, чем местные, а оплаты меньшей требуют да и жаловаться в магистрат не побегут, если попробуешь их обмануть. На них наживались все: и домовладельцы, и хозяева роскошных дворцов, и городские чиновники, и стража, и содержатели ночлежек… Да всех и не перечислить.
Ремесленники рассаживались за столами под бдительным оком выглянувшего на шум толстяка, голова которого была повязана алым платком. Должно быть того самого фра Морелло, на чьи слова ссылалась служанка. Пожалуй, он тоже рассчитывал недурно подзаработать. А если еще и ночевать останутся…
Седоватый мужчина в башмаках, припавших толстым слоем пыли — путешествовали работники пешком, чтобы не тратить лишних денег, — подошел к хозяину и принялся договариваться о предстоящем ужине, отчаянно торгуясь. Остальные хранили чинное молчание, изредка бросая косые взгляды на сложенный в кучу у входа инструмент. Доставали деревянные ложки.
Фра Морелло басовито урчал в ответ на короткие хриплые выпады старшин артели, качал головой, загибал толстые, похожие на копченые колбаски пальцы. Наконец кивнул и зычно закричал:
— Мика! Мика, ты где?!
В ответ на его зов из двери, ведущей, судя по запахам, на кухню, вынырнула та самая служанка. В правой руке она несла глубокую миску с обжаренной до золотистой корочки тушкой каплуна. Кир отметил про себя, что чем дальше от Аксамалы, тем куры мельче, но почему-то дороже. В левой руке она сжимала маленький кувшинчик из необожженной глины — такие прекрасно сохраняют напитки даже в жаркий день.
— Я, между прочим, фра Морелло, не в холодке отдыхаю!
Она с размаха поставила миску перед Киром. Каплун при этом подпрыгнул и попытался взлететь. Добавила кувшин.
— Поговори у меня! — возмутился хозяин. — Ну, молодежь… бегом сюда!
Мика развернулась и зашагала к фра Морелло, отмахивая руками так, что любой гвардеец позавидует.
Кирсьен усмехнулся неожиданной мысли и разорвал горячую тушку, стараясь, чтобы жир не потек на манжеты камзола — постирать-то его можно, но в чем тогда ходить, пока не высохнет?