Страница:
— Кстати, о поисках, — подал голос мичман Динант.
— Да? — Принсеп прищурился.
— Мне вот что интересно: прошло ведь триста лет — где он может быть теперь? Ну, этот берсеркер Дирака. Та самая машина, которая захотела спереть биллион протолюдей — или сколько их там было на самом деле — и вполне в этом преуспела. Мы сами это только что видели. А теперь вопрос куда он делся? На записи ясно видно, каким путем ушел берсеркер. Еще видно, что Дирак и его люди взяли тот же курс и отправились в том же направлении, следом за ним. Но даже если эта машина или ушедшие за нею корабли оставили хоть какой-то след, он давно уже рассеялся, за давностью лет. Три столетия спустя этот берсеркер может быть где угодно. Он, к примеру, может окучивать ту самую колонию доброжилов, если вы поддерживаете эту теорию.
Командор кивнул:
— Думаю, вы правы. Я полагаю также, что вскоре нам предстоит увидеть кое-какие результаты. И не нужно быть ясновидцем, чтобы понять, что и сам Дирак может быть где угодно, если только он все еще жив.
— Позвольте напомнить вам, господа советники, — Принсеп постучал по столу, — что перед нами по-прежнему стоит вопрос: почему сегодня берсеркерам так важно знать, что случилось с машинами и той давнишней соларианской зложитью?
— А я говорю, что их это не колышет! — уперся Динант. — А значит, в этой записи есть еще что-то, чего мы до сих пор не заметили. И это «что-то» здорово их задевает и треплет их электронные нервишки. Кто-то нерешительно предположил, что разгадка связана со световыми импульсами, которые, как показывает запись, исходили от корабля Дирака.
Но почему, собственно, информация об этом судне может представлять сейчас хоть какую-то важность?
Этого не мог понять никто. Однако командор Принсеп твердо решил это выяснить. Мягко, но весьма решительно он отдал распоряжение о создании команды, включающей в себя не только людей, но и роботов, с тем чтобы они немедленно приступили к подробному, поминутному изучению всей записи.
А тем временем оперативное соединение, находящееся под командованием Принсепа, размеренно продвигалось вперед.
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
— Да? — Принсеп прищурился.
— Мне вот что интересно: прошло ведь триста лет — где он может быть теперь? Ну, этот берсеркер Дирака. Та самая машина, которая захотела спереть биллион протолюдей — или сколько их там было на самом деле — и вполне в этом преуспела. Мы сами это только что видели. А теперь вопрос куда он делся? На записи ясно видно, каким путем ушел берсеркер. Еще видно, что Дирак и его люди взяли тот же курс и отправились в том же направлении, следом за ним. Но даже если эта машина или ушедшие за нею корабли оставили хоть какой-то след, он давно уже рассеялся, за давностью лет. Три столетия спустя этот берсеркер может быть где угодно. Он, к примеру, может окучивать ту самую колонию доброжилов, если вы поддерживаете эту теорию.
Командор кивнул:
— Думаю, вы правы. Я полагаю также, что вскоре нам предстоит увидеть кое-какие результаты. И не нужно быть ясновидцем, чтобы понять, что и сам Дирак может быть где угодно, если только он все еще жив.
— Позвольте напомнить вам, господа советники, — Принсеп постучал по столу, — что перед нами по-прежнему стоит вопрос: почему сегодня берсеркерам так важно знать, что случилось с машинами и той давнишней соларианской зложитью?
— А я говорю, что их это не колышет! — уперся Динант. — А значит, в этой записи есть еще что-то, чего мы до сих пор не заметили. И это «что-то» здорово их задевает и треплет их электронные нервишки. Кто-то нерешительно предположил, что разгадка связана со световыми импульсами, которые, как показывает запись, исходили от корабля Дирака.
Но почему, собственно, информация об этом судне может представлять сейчас хоть какую-то важность?
Этого не мог понять никто. Однако командор Принсеп твердо решил это выяснить. Мягко, но весьма решительно он отдал распоряжение о создании команды, включающей в себя не только людей, но и роботов, с тем чтобы они немедленно приступили к подробному, поминутному изучению всей записи.
А тем временем оперативное соединение, находящееся под командованием Принсепа, размеренно продвигалось вперед.
ГЛАВА 18
Однажды Гавот услышал, как суперинтендант Газин заметил, что штаб Принсепа состоит в основном из экспертных систем, и тут же ехидно добавил, что большинство из них, похоже, уделяют внимание исключительно приготовлению пищи. Сам же Гавот думал о другом. Он обратил внимание, что органические члены штаба, горстка людей, что знали командора и работали с ним прежде, была верна ему безгранично. Сперва Гавот считал, что по крайней мере некоторая их часть лишь ловко притворяется. Теперь же он больше не был в этом уверен.
И еще Гавоту было любопытно: когда же эти господа из Ведомства Человечества наконец осознают, что рано или поздно флотилия столкнется с настоящими, вполне боеспособными берсеркерами?
Беседуя с Четвертым Приключением, Гавот выяснил еще одну любопытную вещь: кармпанин утверждал, что видит в характере командора Принсепа склонность к мистицизму.
— К мистицизму, Четвертый Приключенец?
— Именно так, Кристофер Гавот. — Кармпанин взглянул на него снизу вверх. Росту в Четвертом Приключение было всего около метра, да и лицо его, по меркам соларианцев, трудно было назвать лицом. Совершенно нечеловеческая мимика, и вокруг еще какие-то отростки. — И я делаю то же самое заявление о вас лично.
— Я? — Гавот стоял совершенно ошарашенный и чувствовал, как дурацкая ухмылка маской застывает у него на физиономии. — Я — мистик? Да нет, что вы! — Вместе с тем он ощущал непреодолимое желание рассказать Четвертому Приключенцу о своей встрече с берсеркером — там, на поверхности Иматры. Но все-таки Кристофер удержался и не стал откровенничать.
На самом деле, с точки зрения Гавота, командор был похож на мистика ничуть не больше его самого. В промежутках между деловыми заседаниями Принсеп не занимался ничем более абстрактным, чем пощипывание виноградин или составление обеденного меню.
Возможно, Четвертый Приключенец всего лишь пытался быть любезным. А может быть, он просто выбрал неверное слово, не то соларианское понятие. Ему, наверное, тоже было нелегко приспособиться к человеческим понятиям.
Кстати, Гавот заметил, что командор проводил много времени в обществе единственного на всем корабле несоларианца. Не похоже было, чтобы их объединяла страсть гурманов: кармпанин изредка употреблял соларианскую пищу, но лишь после того, как она проходила специальную обработку и превращалась в неопределенного вида кашу.
Между тем флот шел по следу берсеркеров. Их эскадра время от времени уже виднелась впереди. Где-то вдали быстро мерк Астерн, солнце Иматранской системы. Похоже, сообщений с Иматры больше не поступало, и Гавот позволил себе немного расслабиться.
Разумеется, теперь его судьба в руках Бекки. Стоит ей сказать хоть слово Принсепу или, что еще хуже, ее собственному боссу о том сообщении, и ее новый возлюбленный наверняка познакомится с одной из камер тюремного изолятора или загремит в анабиоз до тех пор, пока кто-нибудь не решит, что пора его выпустить.
Кроме того, Гавот отлично понимал, что более высокопоставленные агенты Ведомства Человечества постоянно следят за ним, дожидаясь удобного повода арестовать его. Впрочем, взять его под непрерывный надзор они не пытались — бежать Гавоту все равно было некуда.
Что же касается агента Ребекки Танарат, то здесь Гавот рассматривал несколько вариантов поведения, у каждого из которых, разумеется, были свои недостатки. Ему нужно было любой ценой убедиться в том, что Бекки влюбилась в него. Кристофер уже начал обольщать ее, но все время помнил о том, что важнее всего не затащить Бекки в постель, а добиться ее абсолютной преданности. Гавоту частенько казалось, что они с Бекки не слишком хорошо подходят друг другу.
Бекки твердила, что ни одной копии сообщения, в котором его обвиняли в преступлениях, не осталось, и Гавот склонен был поверить ей. Но увериться окончательно он все-таки не мог. Хотя первую, бумажную копию он уничтожил очень тщательно.
Как большинство женщин, когда-либо влюблявшихся в Гавота, Бекки желала знать все о его прошлом. Кристофер изложил ей — правда, с некоторыми изменениями — слегка переработанный вариант первоначальной версии о продавце педагогической литературы. Теперь он назвался бывшим учителем.
Впрочем, подробностями вымышленной педагогической карьеры Бекки интересовалась мало.
— Ты обещал мне рассказать, что за неприятности были у тебя с тем ужасным полицейским департаментом.
— Ну… Это связано с одним ребенком, с которым жестоко обращались. — У Гавота было достаточно времени, чтобы найти самый выигрышный вариант легенды. Он уже достаточно хорошо знал Бекки, чтобы понять, как легче всего завоевать ее симпатии.
Пока поисковое оперативное соединение готовилось к первому С-прыжку за пределы системы, командор созвал своих советников — включая командиров меньших кораблей — на совещание. Участники не покидали своих кораблей, и обмен информацией осуществлялся при помощи оптэлектронных корабельных компьютеров, преобразовывавших человеческую речь в зашифрованные сигналы.
В совещании участвовали лишь военные. Исключение составляли только кармпанин, ради такого случая любезно умеривший свою гордость, и суперинтендант ВЧ.
Участники конференции продолжали биться над вопросом, что же заставило их врага так поспешно покинуть поле боя и бежать.
Электронный след таинственного рейдера за триста лет развеялся. Правда, на старой записи курс, которым ушел берсеркер Дирака, был легко различим, а приборы подтверждали, что нынешний мощный, но при этом очень маневренный отряд берсеркеров действительно шел почти шаг в шаг по исчезнувшему следу.
Гавота обычно на военные советы не приглашали. Правда, все, о чем говорилось на этих заседаниях, вскоре становилось известно всем на борту, так же как и результаты наблюдений за поведением противника.
Тем, кто изучал этот вопрос, все сильнее казалось, что именно данные о курсе, которым отступал предшественник, и побудили нынешних берсеркеров покинуть Иматру с такой внезапностью.
Один из советников Принсепа принялся размышлять вслух:
— Можно считать очевидным, что враг бежал с поля боя тут же, как только выяснил курс, которым берсеркер Дирака, его предшественник, покинул пределы системы. Доказательства показывают, что берсеркеры прилетели на Иматру специально за этой информацией. Запись, которую они захватили в подземном архиве, не содержит более ничего, что могло бы их заинтересовать.
— Нет! Нет, нет, нет! — Командор решительно замотал головой. — Этот вариант неприемлем! Вы что, предлагаете мне поверить, что они гоняются за одной из собственных машин?
— А кто из нас может с уверенностью сказать, что интересует наших врагов, а что нет? Запись, которую они выкрали с такими потерями, содержит астрономическое число битов информации.
— Значит, опять тупик. — Принсеп сделал неопределенный жест. — Из того, что с технической точки зрения является информацией, большая часть для нас бессмысленна. Что еще, кроме забытого маршрута, может представлять интерес для берсеркеров? — Командор сделал выразительную паузу, потом продолжил:
— Если берсеркеры сочли, что выиграть несколько секунд важнее, чем уничтожить еще одну соларианскую жизнь, значит, произошло нечто невероятное и, с точки зрения берсеркеров, крайне важное.
Погоня затягивалась — час за часом, день за днем, — и начинало казаться, что соларианцы уже теряют то, чего достигли. Все пилоты-люди были военными, привыкшими к полетам в строю и умеющими взаимодействовать с компьютерами. Командор Принсеп настойчиво подгонял их, но заботился о том, чтобы эта гонка не стоила ему ни одного корабля.
Первый подпространственный скачок, предпринятый астронавигаторами флота, не принес новых ощущений Гавоту, который на своем недолгом в общем-то веку повидал немало из тысяч заселенных соларианцами планет. Гораздо больше, чем доводилось увидеть большинству людей.
Но для агента Танарат путешествие за пределы нормального пространства было совершенно новым впечатлением.
По внутрикорабельному времени первый скачок длился около десяти секунд. Для Бекки, взволнованной близостью Гавота, этого было вполне достаточно, чтобы проникнуться новым ощущением — ощущением взгляда за грань, сквозь открывшийся проход, туда, где влажнеют глаза и нервы напряжены, в невероятное и непостижимое С-пространство. Обычно такую картину сравнивают с неярким светом, проходящим сквозь рады изогнутых линз.
Их каюты находились слишком глубоко внутри корабля и не имели настоящих иллюминаторов. Гавот заверил Бекки, что изображение на голографическом экране не передает подлинных ощущений. В оттенках света, в картинах, виднеющихся через статглас, есть нечто такое, что просто не под силу ухватить технике.
Каждый раз после выхода из подпространства люди с помощью компьютеров в рубке флагмана быстро пересчитывали все свои корабли, после чего позволяли себе на мгновение расслабиться. Но уже в следующий миг они начинали рассчитывать новый скачок — а эта процедура занимала, как минимум, несколько секунд.
В перерывах между прыжками другие члены экипажа при помощи сложной аппаратуры сканировали пространство во всех направлениях, отыскивая следы врага и выясняя его точное расположение. Корабли тем временем равняли ряды, восстанавливая боевой порядок. Затем шли последние распоряжения по кораблю — доли секунды. И наконец — по сигналу, одновременно — новый скачок.
Каждый раз, когда корабли возвращались в нормальное пространство, сенсоры на борту каждого судна уже готовы были нащупывать следы недавнего движения, улавливать малейшие возмущения радиационного фона, изучать общее состояние пространства. До настоящего времени не появилось никаких следов того, что нынешняя банда отклонялась от курса, заданного их предшественником.
Ни люди, ни машины, их верные слуги, не находили также и следов давней погони. Впрочем, тратить время и силы на поиски следов пресловутого исчезнувшего «Призрака» или той смертоносной машины, за которой охотился премьер, было бессмысленно. Свет, породивший некогда эти изображения, был теперь, должно быть, на расстоянии многих сотен световых лет отсюда, если только не рассеялся уже давно на слабые отблески, неуловимые, лишенные смысла.
Так что все внимание было теперь сосредоточено на участниках недавнего нападения. Берсеркеры, несомненно, оставляли свой собственный след, причем очень отчетливый. Складывалось впечатление, что сейчас их интересовал лишь один фактор — скорость; и казалось, что повисший на хвосте соларианский флот беспокоит берсеркеров не больше, чем уцелевшие на Иматре жизни. Машины смерти стремились уйти от преследователей и, кажется, решили не обращать на них внимания до тех пор, пока будет возможно.
Командор Принсеп считал и несколько раз говорил об этом при подчиненных, что тактика берсеркеров нацелена на то, чтобы заманить соларианский флот в засаду. Он старался учитывать такую возможность и от этого выглядел мрачнее обычного. Но снизить темп преследования командор по-прежнему отказывался.
Боевой компьютер «Симметрии» и экспертные системы, введенные туда Принсепом, трудились вовсю, стараясь вычислить все возможные хитрости берсеркеров. Результаты вычислений Принсеп оглашать не стал — в конце концов, принимать решение предстояло ему.
Кроме того, все могло измениться из-за чистой случайности. Если при следующем прыжке пара крупных берсеркеров, опережающих флотилию на несколько световых часов, столкнется — а такое вполне возможно, если учитывать, в какой спешке они идут, — их разнесет в клочья. А остальным берсеркерам останется либо снизить скорость, либо погибнуть: законы физики, как и берсеркеры, исключений не делают ни для кого.
Весь экипаж флагмана ждал, что Принсеп вот-вот отдаст приказ снизить скорость или изменить тактику. Но командор молчал.
А флот продолжал двигаться вперед.
Бекки Танарат вернулась в каюту, которую делила теперь с Гавотом, и сообщила, к удивлению и радости своего возлюбленного, что господин суперинтендант ВЧ и его старший агент, ни разу в жизни не видевшие настоящего берсеркера, начинают мало-помалу бледнеть.
В настоящий момент флот, подчиняясь приказу командора, снизил скорость. Но только чуть-чуть.
Дичь и охотники мчались теперь в одном направлении, храбро ныряя между медленно распухающими щупальцами туманности.
Неожиданно Бекки вызвали на ковер: начальству стало известно, что одно послание не попало к ним, хотя и было расшифровано. Бортовая система сообщения представила неопровержимые доказательства того, что несколько дней назад — как раз тогда, когда флот находился на предельном расстоянии, еще позволяющем связаться с Иматранской системой, — на «Симметрию» действительно поступила радиограмма с кодом ВЧ.
Гавот слышал краем уха, что во время разбирательства Бекки не смогла представить убедительных объяснений.
Газин явно что-то подозревал, но доказать не мог и приказал взять агента Танарат под стражу.
Командор Принсеп дал разрешение на разбирательство, но никак не ожидал, что оно примет такие бурные формы. Теперь командор, пытаясь разобраться в ситуации, вызвал Гавота к себе.
— Гавот, что вам об этом известно? Мы на пороге сражения, и я не могу допустить подобных беспорядков.
— Суперинтендант Газин объявил себя моим врагом. — Молодой человек выглядел крайне оскорбленным, и голос его дрожал. — Я понятия не имею почему. Подозреваю, он наконец узнал, что мы с агентом Танарат любим друг друга, и таким образом он пытается достать меня через нее. А ни про какое пропавшее сообщение я ничего не знаю.
Принсеп вздохнул и пристально посмотрел на стоящего перед ним молодого человека. Здесь, в космосе, да еще на военном положении, право принимать решения принадлежало исключительно командору флота.
Неожиданно Принсеп сказал:
— Наш пассажир, Четвертый Приключенец, сказал, что вам можно доверять. С чего вдруг он так решил, не знаете?
— Нет, сэр, не знаю. — Ничего умнее в ответ Гавот придумать не смог.
— В таком случае я намерен возвратить свободу юной леди. По крайней мере, пока. Полагаю, по возвращении меня будут ожидать разборки с Ведомством Человечества. — Очевидно, командор терпеть не мог ни этого ведомства, ни всей стоящей за ним идеологической системы.
Гавот изобразил на лице улыбку:
— Думаю, вам не придется жалеть об этом, командор.
— Да уж, мистер Гавот. Пожалуйста, сделайте так, чтобы не пришлось.
И еще Гавоту было любопытно: когда же эти господа из Ведомства Человечества наконец осознают, что рано или поздно флотилия столкнется с настоящими, вполне боеспособными берсеркерами?
Беседуя с Четвертым Приключением, Гавот выяснил еще одну любопытную вещь: кармпанин утверждал, что видит в характере командора Принсепа склонность к мистицизму.
— К мистицизму, Четвертый Приключенец?
— Именно так, Кристофер Гавот. — Кармпанин взглянул на него снизу вверх. Росту в Четвертом Приключение было всего около метра, да и лицо его, по меркам соларианцев, трудно было назвать лицом. Совершенно нечеловеческая мимика, и вокруг еще какие-то отростки. — И я делаю то же самое заявление о вас лично.
— Я? — Гавот стоял совершенно ошарашенный и чувствовал, как дурацкая ухмылка маской застывает у него на физиономии. — Я — мистик? Да нет, что вы! — Вместе с тем он ощущал непреодолимое желание рассказать Четвертому Приключенцу о своей встрече с берсеркером — там, на поверхности Иматры. Но все-таки Кристофер удержался и не стал откровенничать.
На самом деле, с точки зрения Гавота, командор был похож на мистика ничуть не больше его самого. В промежутках между деловыми заседаниями Принсеп не занимался ничем более абстрактным, чем пощипывание виноградин или составление обеденного меню.
Возможно, Четвертый Приключенец всего лишь пытался быть любезным. А может быть, он просто выбрал неверное слово, не то соларианское понятие. Ему, наверное, тоже было нелегко приспособиться к человеческим понятиям.
Кстати, Гавот заметил, что командор проводил много времени в обществе единственного на всем корабле несоларианца. Не похоже было, чтобы их объединяла страсть гурманов: кармпанин изредка употреблял соларианскую пищу, но лишь после того, как она проходила специальную обработку и превращалась в неопределенного вида кашу.
Между тем флот шел по следу берсеркеров. Их эскадра время от времени уже виднелась впереди. Где-то вдали быстро мерк Астерн, солнце Иматранской системы. Похоже, сообщений с Иматры больше не поступало, и Гавот позволил себе немного расслабиться.
Разумеется, теперь его судьба в руках Бекки. Стоит ей сказать хоть слово Принсепу или, что еще хуже, ее собственному боссу о том сообщении, и ее новый возлюбленный наверняка познакомится с одной из камер тюремного изолятора или загремит в анабиоз до тех пор, пока кто-нибудь не решит, что пора его выпустить.
Кроме того, Гавот отлично понимал, что более высокопоставленные агенты Ведомства Человечества постоянно следят за ним, дожидаясь удобного повода арестовать его. Впрочем, взять его под непрерывный надзор они не пытались — бежать Гавоту все равно было некуда.
Что же касается агента Ребекки Танарат, то здесь Гавот рассматривал несколько вариантов поведения, у каждого из которых, разумеется, были свои недостатки. Ему нужно было любой ценой убедиться в том, что Бекки влюбилась в него. Кристофер уже начал обольщать ее, но все время помнил о том, что важнее всего не затащить Бекки в постель, а добиться ее абсолютной преданности. Гавоту частенько казалось, что они с Бекки не слишком хорошо подходят друг другу.
Бекки твердила, что ни одной копии сообщения, в котором его обвиняли в преступлениях, не осталось, и Гавот склонен был поверить ей. Но увериться окончательно он все-таки не мог. Хотя первую, бумажную копию он уничтожил очень тщательно.
Как большинство женщин, когда-либо влюблявшихся в Гавота, Бекки желала знать все о его прошлом. Кристофер изложил ей — правда, с некоторыми изменениями — слегка переработанный вариант первоначальной версии о продавце педагогической литературы. Теперь он назвался бывшим учителем.
Впрочем, подробностями вымышленной педагогической карьеры Бекки интересовалась мало.
— Ты обещал мне рассказать, что за неприятности были у тебя с тем ужасным полицейским департаментом.
— Ну… Это связано с одним ребенком, с которым жестоко обращались. — У Гавота было достаточно времени, чтобы найти самый выигрышный вариант легенды. Он уже достаточно хорошо знал Бекки, чтобы понять, как легче всего завоевать ее симпатии.
Пока поисковое оперативное соединение готовилось к первому С-прыжку за пределы системы, командор созвал своих советников — включая командиров меньших кораблей — на совещание. Участники не покидали своих кораблей, и обмен информацией осуществлялся при помощи оптэлектронных корабельных компьютеров, преобразовывавших человеческую речь в зашифрованные сигналы.
В совещании участвовали лишь военные. Исключение составляли только кармпанин, ради такого случая любезно умеривший свою гордость, и суперинтендант ВЧ.
Участники конференции продолжали биться над вопросом, что же заставило их врага так поспешно покинуть поле боя и бежать.
Электронный след таинственного рейдера за триста лет развеялся. Правда, на старой записи курс, которым ушел берсеркер Дирака, был легко различим, а приборы подтверждали, что нынешний мощный, но при этом очень маневренный отряд берсеркеров действительно шел почти шаг в шаг по исчезнувшему следу.
Гавота обычно на военные советы не приглашали. Правда, все, о чем говорилось на этих заседаниях, вскоре становилось известно всем на борту, так же как и результаты наблюдений за поведением противника.
Тем, кто изучал этот вопрос, все сильнее казалось, что именно данные о курсе, которым отступал предшественник, и побудили нынешних берсеркеров покинуть Иматру с такой внезапностью.
Один из советников Принсепа принялся размышлять вслух:
— Можно считать очевидным, что враг бежал с поля боя тут же, как только выяснил курс, которым берсеркер Дирака, его предшественник, покинул пределы системы. Доказательства показывают, что берсеркеры прилетели на Иматру специально за этой информацией. Запись, которую они захватили в подземном архиве, не содержит более ничего, что могло бы их заинтересовать.
— Нет! Нет, нет, нет! — Командор решительно замотал головой. — Этот вариант неприемлем! Вы что, предлагаете мне поверить, что они гоняются за одной из собственных машин?
— А кто из нас может с уверенностью сказать, что интересует наших врагов, а что нет? Запись, которую они выкрали с такими потерями, содержит астрономическое число битов информации.
— Значит, опять тупик. — Принсеп сделал неопределенный жест. — Из того, что с технической точки зрения является информацией, большая часть для нас бессмысленна. Что еще, кроме забытого маршрута, может представлять интерес для берсеркеров? — Командор сделал выразительную паузу, потом продолжил:
— Если берсеркеры сочли, что выиграть несколько секунд важнее, чем уничтожить еще одну соларианскую жизнь, значит, произошло нечто невероятное и, с точки зрения берсеркеров, крайне важное.
Погоня затягивалась — час за часом, день за днем, — и начинало казаться, что соларианцы уже теряют то, чего достигли. Все пилоты-люди были военными, привыкшими к полетам в строю и умеющими взаимодействовать с компьютерами. Командор Принсеп настойчиво подгонял их, но заботился о том, чтобы эта гонка не стоила ему ни одного корабля.
Первый подпространственный скачок, предпринятый астронавигаторами флота, не принес новых ощущений Гавоту, который на своем недолгом в общем-то веку повидал немало из тысяч заселенных соларианцами планет. Гораздо больше, чем доводилось увидеть большинству людей.
Но для агента Танарат путешествие за пределы нормального пространства было совершенно новым впечатлением.
По внутрикорабельному времени первый скачок длился около десяти секунд. Для Бекки, взволнованной близостью Гавота, этого было вполне достаточно, чтобы проникнуться новым ощущением — ощущением взгляда за грань, сквозь открывшийся проход, туда, где влажнеют глаза и нервы напряжены, в невероятное и непостижимое С-пространство. Обычно такую картину сравнивают с неярким светом, проходящим сквозь рады изогнутых линз.
Их каюты находились слишком глубоко внутри корабля и не имели настоящих иллюминаторов. Гавот заверил Бекки, что изображение на голографическом экране не передает подлинных ощущений. В оттенках света, в картинах, виднеющихся через статглас, есть нечто такое, что просто не под силу ухватить технике.
Каждый раз после выхода из подпространства люди с помощью компьютеров в рубке флагмана быстро пересчитывали все свои корабли, после чего позволяли себе на мгновение расслабиться. Но уже в следующий миг они начинали рассчитывать новый скачок — а эта процедура занимала, как минимум, несколько секунд.
В перерывах между прыжками другие члены экипажа при помощи сложной аппаратуры сканировали пространство во всех направлениях, отыскивая следы врага и выясняя его точное расположение. Корабли тем временем равняли ряды, восстанавливая боевой порядок. Затем шли последние распоряжения по кораблю — доли секунды. И наконец — по сигналу, одновременно — новый скачок.
Каждый раз, когда корабли возвращались в нормальное пространство, сенсоры на борту каждого судна уже готовы были нащупывать следы недавнего движения, улавливать малейшие возмущения радиационного фона, изучать общее состояние пространства. До настоящего времени не появилось никаких следов того, что нынешняя банда отклонялась от курса, заданного их предшественником.
Ни люди, ни машины, их верные слуги, не находили также и следов давней погони. Впрочем, тратить время и силы на поиски следов пресловутого исчезнувшего «Призрака» или той смертоносной машины, за которой охотился премьер, было бессмысленно. Свет, породивший некогда эти изображения, был теперь, должно быть, на расстоянии многих сотен световых лет отсюда, если только не рассеялся уже давно на слабые отблески, неуловимые, лишенные смысла.
Так что все внимание было теперь сосредоточено на участниках недавнего нападения. Берсеркеры, несомненно, оставляли свой собственный след, причем очень отчетливый. Складывалось впечатление, что сейчас их интересовал лишь один фактор — скорость; и казалось, что повисший на хвосте соларианский флот беспокоит берсеркеров не больше, чем уцелевшие на Иматре жизни. Машины смерти стремились уйти от преследователей и, кажется, решили не обращать на них внимания до тех пор, пока будет возможно.
Командор Принсеп считал и несколько раз говорил об этом при подчиненных, что тактика берсеркеров нацелена на то, чтобы заманить соларианский флот в засаду. Он старался учитывать такую возможность и от этого выглядел мрачнее обычного. Но снизить темп преследования командор по-прежнему отказывался.
Боевой компьютер «Симметрии» и экспертные системы, введенные туда Принсепом, трудились вовсю, стараясь вычислить все возможные хитрости берсеркеров. Результаты вычислений Принсеп оглашать не стал — в конце концов, принимать решение предстояло ему.
Кроме того, все могло измениться из-за чистой случайности. Если при следующем прыжке пара крупных берсеркеров, опережающих флотилию на несколько световых часов, столкнется — а такое вполне возможно, если учитывать, в какой спешке они идут, — их разнесет в клочья. А остальным берсеркерам останется либо снизить скорость, либо погибнуть: законы физики, как и берсеркеры, исключений не делают ни для кого.
Весь экипаж флагмана ждал, что Принсеп вот-вот отдаст приказ снизить скорость или изменить тактику. Но командор молчал.
А флот продолжал двигаться вперед.
Бекки Танарат вернулась в каюту, которую делила теперь с Гавотом, и сообщила, к удивлению и радости своего возлюбленного, что господин суперинтендант ВЧ и его старший агент, ни разу в жизни не видевшие настоящего берсеркера, начинают мало-помалу бледнеть.
В настоящий момент флот, подчиняясь приказу командора, снизил скорость. Но только чуть-чуть.
Дичь и охотники мчались теперь в одном направлении, храбро ныряя между медленно распухающими щупальцами туманности.
Неожиданно Бекки вызвали на ковер: начальству стало известно, что одно послание не попало к ним, хотя и было расшифровано. Бортовая система сообщения представила неопровержимые доказательства того, что несколько дней назад — как раз тогда, когда флот находился на предельном расстоянии, еще позволяющем связаться с Иматранской системой, — на «Симметрию» действительно поступила радиограмма с кодом ВЧ.
Гавот слышал краем уха, что во время разбирательства Бекки не смогла представить убедительных объяснений.
Газин явно что-то подозревал, но доказать не мог и приказал взять агента Танарат под стражу.
Командор Принсеп дал разрешение на разбирательство, но никак не ожидал, что оно примет такие бурные формы. Теперь командор, пытаясь разобраться в ситуации, вызвал Гавота к себе.
— Гавот, что вам об этом известно? Мы на пороге сражения, и я не могу допустить подобных беспорядков.
— Суперинтендант Газин объявил себя моим врагом. — Молодой человек выглядел крайне оскорбленным, и голос его дрожал. — Я понятия не имею почему. Подозреваю, он наконец узнал, что мы с агентом Танарат любим друг друга, и таким образом он пытается достать меня через нее. А ни про какое пропавшее сообщение я ничего не знаю.
Принсеп вздохнул и пристально посмотрел на стоящего перед ним молодого человека. Здесь, в космосе, да еще на военном положении, право принимать решения принадлежало исключительно командору флота.
Неожиданно Принсеп сказал:
— Наш пассажир, Четвертый Приключенец, сказал, что вам можно доверять. С чего вдруг он так решил, не знаете?
— Нет, сэр, не знаю. — Ничего умнее в ответ Гавот придумать не смог.
— В таком случае я намерен возвратить свободу юной леди. По крайней мере, пока. Полагаю, по возвращении меня будут ожидать разборки с Ведомством Человечества. — Очевидно, командор терпеть не мог ни этого ведомства, ни всей стоящей за ним идеологической системы.
Гавот изобразил на лице улыбку:
— Думаю, вам не придется жалеть об этом, командор.
— Да уж, мистер Гавот. Пожалуйста, сделайте так, чтобы не пришлось.
ГЛАВА 19
Для соларианцев из флотилии Принсепа берсеркер Дирака, равно как и сам премьер и исчезнувшие вместе с ним спутники, был не более чем полупризрачным историческим объектом. Но теперь, во время погони, люди снова начали учитывать вероятность того, что премьер все еще может быть жив.
Несомненно, обнаружение живого премьера Дирака произвело бы определенный политический эффект. Но какой? На этот вопрос ответить было непросто.
«Если Дирак или кто-нибудь из его людей все еще жив, они должны быть уже глубокими стариками», — заметил как-то Гавот.
Но, как несколько раз говорил при коллегах Принсеп, триста лет — еще не дряхлость. Командор интересовался историей и знал, что многие люди жили и подольше. А к времени исчезновения Дирак был относительно молод; жена же его и вовсе была рядом с ним сущим ребенком. Кроме того, казалось совершенно естественным, что если люди застряли на биостанции, в которой среди прочего оборудования хватает и анабиозных камер, то они не преминут этими камерами воспользоваться.
Но все эти рассуждения, конечно же, имели смысл только в том случае, если пленники берсеркера все еще могли самостоятельно распоряжаться своей судьбой. А вот причин считать, что человеческое существо способно протянуть так долго в плену у берсеркеров, не было никаких.
Гавот как-то услыхал, как старший агент ВЧ, поддерживавший политических противников премьера, высказал гипотезу, что Дирак был доброжилом. А может, и все его люди — тоже. И теперь они, дескать, помогают берсеркеру — ну, или помогали, пока были живы, — выращивать из зародышей миллионы рабов-доброжилов, чтобы те служили берсеркерам и дрались на их стороне.
Но если отбросить в сторону политические дрязги, вопрос оставался: что такого сверхъестественно важного берсеркеры могли обнаружить в маршруте, которым отступил их предшественник? И почему они теперь несутся по этому курсу с самоубийственной скоростью?
Ответа так и не появилось.
Может, берсеркеры стремились нагнать предшественника? Или по какой-то непостижимой причине сочли необходимым перехватить яхту Дирака? Как ни удивительно, но расчеты корабельного компьютера показали, что такой астронавигационный подвиг не является полностью невозможным — если, конечно, предположить, что и корабль Дирака, и берсеркер, за которым он гнался, все еще движутся тем самым курсом в глубь Мавронари. Но что им там делать?
За три века связанная с межзвездными перелетами техника и контрольные системы значительно усовершенствовались, и потому люди Принесла были уверены, что справятся с задачей лучше своего таинственного предшественника.
Впрочем, берсеркеры со времен Дирака тоже внесли в свою конструкцию кое-какие улучшения. И по косвенным свидетельствам, по крайней мере часть машин, принимавших участие в нападении на Иматру, относилась именно к этой, усовершенствованной категории. Так что и преследование и бой должны были стать для современной флотилии ничуть не более легкими, чем были когда-то для эскадры Дирака.
На самом-то деле никто не рассчитывал, что они найдут кого-либо из участников того давнего происшествия. Если посмотреть на вещи здраво, становилось ясно, что все уже давным-давно закончилось, так или иначе. Почти наверняка и премьер, и его спутники, и его враги уже триста лет как мертвы; их корабли и похищенная биостанция были разрушены либо в результате сражения, либо в этом отчаянном полете. Что же касается гигантского берсеркера, получившего имя Дирака, тот вполне мог сменить курс и выйти из Мавронари где-нибудь в другом месте. А может, он попал в ловушку, да так и застрял где-то посреди бесконечной тьмы.
Но как бы то ни было, а современный флот, командир которого выказал неожиданное, но вполне естественное сочетание храбрости и упорства, имел все шансы нагнать своих противников.
Несмотря на неизбежность сражения, моральный дух на кораблях флотилии был весьма высок. Во всяком случае, именно так казалось Гавоту и представителям ВЧ.
Капитаны кораблей и другие офицеры собрались на совещание, посвященное все той же бесконечной теме: почему берсеркеры несутся по старому следу?
— Я думаю, что у нынешних бандюг вполне могли сохраниться сведения о том, что триста лет назад здесь уже резвился один из их породы, и даже о том, какую тактику он использовал. А всякие открытия, сделанные на Иматре, тут ни при чем, — заявил мичман Динант. — Хотя, с другой стороны, мне как-то слабо верится, что эти ходячие рассадники смерти хранят какие то документы, — ибо на хрена берсеркеру документы?
Унылое молчание нарушила лейтенант Тонгрес. Она откашлялась и произнесла:
— Давайте попробуем посмотреть с другой стороны. Насколько мы можем сказать, единственные важные сведения, содержащиеся в этих старых иматранских записях, касаются истории с берсеркером Дирака. Насколько нам известно, тот берсеркер убрался прочь и, возможно, устроил вполне успешную засаду на премьера, когда тот кинулся в погоню. Ну а если тактика сработала один раз, почему бы не воспользоваться ею снова?
— Ха! Но с точки зрения астронавигации у этого курса нет никаких преимуществ! Да даже если бы они взяли на миллион километров в любую сторону, им и то уже легче бы было устраивать засаду. А что касается нынешних берсеркеров: ну да, то, что они полетели прятаться в туманность, — это вполне может быть повторением тактики. Но зачем они полетели точно тем же курсом, что и их предшественник?! Это уже что-то другое. Что-то посерьезнее тактики. Не знаю, что именно. Ориентация на прецедент. Но зачем? Зачем? Зачем?! — Мичман грохнул кулаком по столу.
Тонгрес покачала головой:
— Насколько я понимаю, наши нынешние враги на самом деле не стремились пройти по тому же самому маршруту. Скорее уж они хотели попасть в то же самое место.
— Да ну? И что это может быть за место?
— Ну, например, какой-нибудь потаенный вход в туннель, который ведет внутрь Мавронари или даже насквозь.
— Насколько нам известно, Мавронари изнутри не больше, чем здоровенный мешок с пылью. Ну ладно, сквозной туннель может представлять собой определенную ценность, да и то не слишком большую.
— Ну… Возможно, они спешили доставить какие-то важные новости в штаб берсеркеров. А главный их штаб может быть расположен на какой-нибудь планете внутри Мавронари.
Динанта этот довод не убедил.
— И что? Целый флот берсеркеров тратил время и энергию на выполнение задачи, с которой отлично может справиться одна-единственная машина? Ха! Слушайте, вам не кажется, что ваши доказательства сами себе противоречат? Я все-таки думаю, что если берсеркеры и вправду спешили доставить в штаб какую-то важную новую информацию, то это уж никак не были координаты этого самого штаба.
Лейтенант Тонгрес рассвирепела, но, прежде чем она сумела подыскать остроумный ответ, вмешался другой член команды:
— А чего вообще такого важного нынешняя банда могла извлечь из записей трехсотлетней давности, которые они только что выкопали из-под поверхности Иматры?
— А вас что, не было на первом просмотре? Берсеркеры, похоже, не случайно их выкопали. Десантная машина, которая их вырыла, сразу после приземления дернула прямиком к архиву, как будто это и было ее заданием и как будто они точно знали, где этот самый архив располагается.
— Но как берсеркеры могли о нем узнать? — не унимался Динант.
— Очень хороший вопрос, — задумчиво взглянула на него Тонгрес. — Полагаю, кто-то им сказал.
Этот намек на деятельность доброжилов был встречен секундным молчанием. Впрочем, сейчас здесь не присутствовали ни Гавот, ни люди из ВЧ.
После короткого замешательства подал голос еще один космонавт:
— Ну и на какую же добычу могли рассчитывать берсеркеры? Что они могли извлечь из старинных записей, если не более-менее точный маршрут того, первого берсеркера?
— Что? — Тонгрес пожала плечами. — Мы все уже сотню раз просмотрели эти записи. Какую такую великую тайну они могут содержать?
— Подождите! — Динант подскочил, как будто его посетила неожиданная идея. — А что, если…
— Ну?
— Давайте примем в качестве предположения, что Дирак был доброжилом. Нет-нет, я прекрасно понимаю, что в официальных записях нет никаких сведений, которые указывали бы на это. Но если прочие объяснения не имеют смысла, мы должны по крайней мере рассмотреть и эту возможность. Скажем, Дирак был в достаточной степени доброжилом, чтобы ради собственной карьеры заключить какую-нибудь сделку с чертовыми машинами. Он как-то и подстроил, чтобы биостанция со всем этим биллионом протожизней попала к берсеркерам, а те уже смотрели, то ли уничтожить зародыши, то ли как-то использовать.
Несомненно, обнаружение живого премьера Дирака произвело бы определенный политический эффект. Но какой? На этот вопрос ответить было непросто.
«Если Дирак или кто-нибудь из его людей все еще жив, они должны быть уже глубокими стариками», — заметил как-то Гавот.
Но, как несколько раз говорил при коллегах Принсеп, триста лет — еще не дряхлость. Командор интересовался историей и знал, что многие люди жили и подольше. А к времени исчезновения Дирак был относительно молод; жена же его и вовсе была рядом с ним сущим ребенком. Кроме того, казалось совершенно естественным, что если люди застряли на биостанции, в которой среди прочего оборудования хватает и анабиозных камер, то они не преминут этими камерами воспользоваться.
Но все эти рассуждения, конечно же, имели смысл только в том случае, если пленники берсеркера все еще могли самостоятельно распоряжаться своей судьбой. А вот причин считать, что человеческое существо способно протянуть так долго в плену у берсеркеров, не было никаких.
Гавот как-то услыхал, как старший агент ВЧ, поддерживавший политических противников премьера, высказал гипотезу, что Дирак был доброжилом. А может, и все его люди — тоже. И теперь они, дескать, помогают берсеркеру — ну, или помогали, пока были живы, — выращивать из зародышей миллионы рабов-доброжилов, чтобы те служили берсеркерам и дрались на их стороне.
Но если отбросить в сторону политические дрязги, вопрос оставался: что такого сверхъестественно важного берсеркеры могли обнаружить в маршруте, которым отступил их предшественник? И почему они теперь несутся по этому курсу с самоубийственной скоростью?
Ответа так и не появилось.
Может, берсеркеры стремились нагнать предшественника? Или по какой-то непостижимой причине сочли необходимым перехватить яхту Дирака? Как ни удивительно, но расчеты корабельного компьютера показали, что такой астронавигационный подвиг не является полностью невозможным — если, конечно, предположить, что и корабль Дирака, и берсеркер, за которым он гнался, все еще движутся тем самым курсом в глубь Мавронари. Но что им там делать?
За три века связанная с межзвездными перелетами техника и контрольные системы значительно усовершенствовались, и потому люди Принесла были уверены, что справятся с задачей лучше своего таинственного предшественника.
Впрочем, берсеркеры со времен Дирака тоже внесли в свою конструкцию кое-какие улучшения. И по косвенным свидетельствам, по крайней мере часть машин, принимавших участие в нападении на Иматру, относилась именно к этой, усовершенствованной категории. Так что и преследование и бой должны были стать для современной флотилии ничуть не более легкими, чем были когда-то для эскадры Дирака.
На самом-то деле никто не рассчитывал, что они найдут кого-либо из участников того давнего происшествия. Если посмотреть на вещи здраво, становилось ясно, что все уже давным-давно закончилось, так или иначе. Почти наверняка и премьер, и его спутники, и его враги уже триста лет как мертвы; их корабли и похищенная биостанция были разрушены либо в результате сражения, либо в этом отчаянном полете. Что же касается гигантского берсеркера, получившего имя Дирака, тот вполне мог сменить курс и выйти из Мавронари где-нибудь в другом месте. А может, он попал в ловушку, да так и застрял где-то посреди бесконечной тьмы.
Но как бы то ни было, а современный флот, командир которого выказал неожиданное, но вполне естественное сочетание храбрости и упорства, имел все шансы нагнать своих противников.
Несмотря на неизбежность сражения, моральный дух на кораблях флотилии был весьма высок. Во всяком случае, именно так казалось Гавоту и представителям ВЧ.
Капитаны кораблей и другие офицеры собрались на совещание, посвященное все той же бесконечной теме: почему берсеркеры несутся по старому следу?
— Я думаю, что у нынешних бандюг вполне могли сохраниться сведения о том, что триста лет назад здесь уже резвился один из их породы, и даже о том, какую тактику он использовал. А всякие открытия, сделанные на Иматре, тут ни при чем, — заявил мичман Динант. — Хотя, с другой стороны, мне как-то слабо верится, что эти ходячие рассадники смерти хранят какие то документы, — ибо на хрена берсеркеру документы?
Унылое молчание нарушила лейтенант Тонгрес. Она откашлялась и произнесла:
— Давайте попробуем посмотреть с другой стороны. Насколько мы можем сказать, единственные важные сведения, содержащиеся в этих старых иматранских записях, касаются истории с берсеркером Дирака. Насколько нам известно, тот берсеркер убрался прочь и, возможно, устроил вполне успешную засаду на премьера, когда тот кинулся в погоню. Ну а если тактика сработала один раз, почему бы не воспользоваться ею снова?
— Ха! Но с точки зрения астронавигации у этого курса нет никаких преимуществ! Да даже если бы они взяли на миллион километров в любую сторону, им и то уже легче бы было устраивать засаду. А что касается нынешних берсеркеров: ну да, то, что они полетели прятаться в туманность, — это вполне может быть повторением тактики. Но зачем они полетели точно тем же курсом, что и их предшественник?! Это уже что-то другое. Что-то посерьезнее тактики. Не знаю, что именно. Ориентация на прецедент. Но зачем? Зачем? Зачем?! — Мичман грохнул кулаком по столу.
Тонгрес покачала головой:
— Насколько я понимаю, наши нынешние враги на самом деле не стремились пройти по тому же самому маршруту. Скорее уж они хотели попасть в то же самое место.
— Да ну? И что это может быть за место?
— Ну, например, какой-нибудь потаенный вход в туннель, который ведет внутрь Мавронари или даже насквозь.
— Насколько нам известно, Мавронари изнутри не больше, чем здоровенный мешок с пылью. Ну ладно, сквозной туннель может представлять собой определенную ценность, да и то не слишком большую.
— Ну… Возможно, они спешили доставить какие-то важные новости в штаб берсеркеров. А главный их штаб может быть расположен на какой-нибудь планете внутри Мавронари.
Динанта этот довод не убедил.
— И что? Целый флот берсеркеров тратил время и энергию на выполнение задачи, с которой отлично может справиться одна-единственная машина? Ха! Слушайте, вам не кажется, что ваши доказательства сами себе противоречат? Я все-таки думаю, что если берсеркеры и вправду спешили доставить в штаб какую-то важную новую информацию, то это уж никак не были координаты этого самого штаба.
Лейтенант Тонгрес рассвирепела, но, прежде чем она сумела подыскать остроумный ответ, вмешался другой член команды:
— А чего вообще такого важного нынешняя банда могла извлечь из записей трехсотлетней давности, которые они только что выкопали из-под поверхности Иматры?
— А вас что, не было на первом просмотре? Берсеркеры, похоже, не случайно их выкопали. Десантная машина, которая их вырыла, сразу после приземления дернула прямиком к архиву, как будто это и было ее заданием и как будто они точно знали, где этот самый архив располагается.
— Но как берсеркеры могли о нем узнать? — не унимался Динант.
— Очень хороший вопрос, — задумчиво взглянула на него Тонгрес. — Полагаю, кто-то им сказал.
Этот намек на деятельность доброжилов был встречен секундным молчанием. Впрочем, сейчас здесь не присутствовали ни Гавот, ни люди из ВЧ.
После короткого замешательства подал голос еще один космонавт:
— Ну и на какую же добычу могли рассчитывать берсеркеры? Что они могли извлечь из старинных записей, если не более-менее точный маршрут того, первого берсеркера?
— Что? — Тонгрес пожала плечами. — Мы все уже сотню раз просмотрели эти записи. Какую такую великую тайну они могут содержать?
— Подождите! — Динант подскочил, как будто его посетила неожиданная идея. — А что, если…
— Ну?
— Давайте примем в качестве предположения, что Дирак был доброжилом. Нет-нет, я прекрасно понимаю, что в официальных записях нет никаких сведений, которые указывали бы на это. Но если прочие объяснения не имеют смысла, мы должны по крайней мере рассмотреть и эту возможность. Скажем, Дирак был в достаточной степени доброжилом, чтобы ради собственной карьеры заключить какую-нибудь сделку с чертовыми машинами. Он как-то и подстроил, чтобы биостанция со всем этим биллионом протожизней попала к берсеркерам, а те уже смотрели, то ли уничтожить зародыши, то ли как-то использовать.