Саберхаген Фред Томас. Безжалостный убийца

   — Не убивай его. Не причиняй ему серьезного вреда. В качестве неповрежденной живой единицы он имеет определенную ценность, если мы выдадим его союзникам.
   Командор Принсеп резко вынырнул из глубин сна, в котором так отчаянно нуждался, и обнаружил, что он в одном нижнем белье валяется на койке в недавно отведенной ему удобной каюте. Гавот — в скафандре и с карабином под рукой — спал на полу прямо у единственной двери каюты.
   Командор первым делом бросил осторожный, ревнивый взгляд на карабин Гавота и постарался убедить себя, что в попытке сесть ничего опасного нет. Потом он таки уселся и начал одеваться.
   Легкий шум разбудил Гавота. Двое мужчин быстро побеседовали, после чего Принсеп связался с Тонгрес и Динантом, занявшими каюты напротив его собственной. Командор убедился, что на нынешний момент уцелевшие члены его команды находятся в безопасности и ни в чем особо не нуждаются.
   Но где суперинтендант Газин? Никто из людей Принсепа так и не видел его на борту станции. Впрочем, никого из них это особо и не интересовало.
   Через несколько минут к ним явилась с новостями доктор Задор — корабельный компьютер сообщил ей, что гости проснулись. Она рассказала., что премьер Дирак вернулся с яхты всего пару часом назад, причем в крайне мрачном настроении. В настоящий момент премьер спит у себя в каюте — просто спит, безо всякого анабиоза. Он приказал не будить его, кроме как в случае самых серьезных чрезвычайных происшествий.
   Решив, что беспокоиться о Газине пока что бессмысленно, Принсеп с удовольствием позавтракал в компании с доктором Задор и Гавотом, который наконец-то снял скафандр. Перед завтраком гости еще успели принять душ и заказать себе новую одежду.
   Принсеп выбрал на завтрак вареные без скорлупы яйца и спаржу, выращенную на станции. Заказ был исполнен с похвальной скоростью. Командор с радостью увидел, что робот-слуга находится в хорошем состоянии. В общем, пожаловаться было не на что, хотя, конечно же, завтрак был далек от привычных командору кулинарных изысков.
   Во время утренней трапезы Принсеп в беседе с доктором Задор обобщил свои исторические догадки. Одной из главных целей командора было как можно больше разузнать о берсеркере Дирака. Но, кроме того, его, несомненно, интересовали особенности сложившегося на биостанции довольно странного общества. На первый взгляд оно производило впечатление этакой великодушной диктатуры.
   — Исторический опыт показывает, что чаще всего диктатура оказывается вовсе не такой уж великодушной, как кажется.
   Доктор Задор беспокоилась о том, что случилось с Кенсингом. Она боялась, что премьер приказал Сандро снова лечь в анабиоз, чтобы у нее не было возможности поговорить с ним. Анюта сказала, что Скарлок и Локи, оптэлектронная личность, рабски повинуются Дираку — да они сами это увидят. Гавот с аппетитом поглощал оладьи и с интересом прислушивался к разговору, но сам предпочитал помалкивать.
   Принсеп же не стеснялся высказывать свои возражения.
   — Приказывать людям проводить годы в бессознательном состоянии, нимало не считаясь с их собственными желаниями, — теперь это называется «немного своевольный»?
   — Премьер постоянно напоминает нам, что он командует этим кораблем, а мы все должны соблюдать дисциплину, — с легкой горечью отозвалась Анюта. — Сперва никто с этим и не спорил. А теперь он как-то ухитряется держать нас в постоянном страхе…
   Командор предпочел не заострять внимание на этом скользком моменте. Вместо этого он сказал доктору Задор, что был бы очень ей благодарен, если бы они по возможности поскорее проверили, как там дела у его раненых, которые сейчас лежат в медицинских отсеках и здесь, и на яхте.
   Госпожа Задор согласилась. Ей самой очень хотелось попасть на яхту, потому что она беспокоилась о Санди. Дирак после возвращения вообще отказался говорить о Кенсинге.
   Прежде чем Принсеп и два его собеседника окончательно расправились с завтраком, в дверях возникла женщина, которую командор прежде не видел, и злобно уставилась на них. Задор коротко сообщила, что это Кэрол, супруга Скарлока.
   Принсепу с первого взгляда показалось, что посетительница не вполне в своем уме, и ее дальнейшее поведение только подкрепило это впечатление.
   — Ну? — начала Кэрол, испытующе рассматривая Пр-нсепа и Гавота. — Известно ли машине, что на борту появились новые люди — ваши люди? Впрочем, конечно же, известно.
   — Машине? — вежливо переспросил командор.
   — Не делайте мне тут вид, что ничего не понимаете! — взвизгнула Кэрол. — Я имею в виду машину, которую зложити называют большим берсеркером. Очень большим. Знаете ли вы, что я видела тени сотни берсеркеров, пересекавших лик полной луны?
   Гавот простодушно хмыкнул; слова Кэрол показались ему забавными. Принсеп хмуро посмотрел на молодого человека, потом повернулся к женщине, сердито смотревшей на него:
   — Полной луны? Луны какой планеты?
   — Не валяйте мне тут дурака! Я видела их! Я смотрела! Я знаю! — Хохот Гавота сбил Кэрол с толку. Женщина выкрикнула что-то еще и удалилась, но по дороге она несколько раз останавливалась и оборачивалась.
   Доктор Задор, нерешительно посматривая на Гавота, сказала, что время от времени Кэрол бывает потише. Но все-таки она остается сумасшедшей. Она вечно раздражительна и ворчлива, как старуха, впавшая в маразм, хотя на вид все еще молода, потому что обычно лежит в анабиозе. Кэрол будят только тогда, когда Скарлок ее хочет.
   — А теперь я видел всех ваших спутников? — поинтересовался Принсеп.
   — Вы еще не встречались с биоинженером Ховелером. Он хороший человек. Вам обязательно нужно с ним поговорить. Но я полагаю, он так и останется пока что в анабиозе.
   — Тогда нам нужно будет найти способ извлечь его оттуда. Кроме того, я почти не виделся с леди Женевьевой. Должно быть, ее история крайне любопытна.
   Анюта Задор рассказала все, что было ей известно о леди Женевьеве. Правда, она очень мало знала о том, как леди была записана, и лишь ненамного больше — о том, как она снова обрела плоть. Кроме того, она рассказала о других людях — по крайней мере, о других телах, — которые были рождены на станции за последние триста лет. Госпожа Задор сообщила, что если надлежащим образом задействовать здешнюю сложнейшую технику, то можно за три-четыре года вырастить физически зрелое тело.
   Принсеп внимательно слушал свою собеседницу.
   — Мне и в голову бы такое не пришло — что это путешествие или изгнание, даже не знаю, как его назвать, — выльется в ситуацию, когда человек будет ожидать воспроизводства, чтобы получить тело себе по вкусу…
   Гавот зевнул и потянулся; разговоры о высоких материях нагоняли на него скуку. А потому он встал, пробормотал какое-то извинение и вышел. Молодой человек надел чистую одежду, доставленную роботом, довольно модную, свободного покроя. Неожиданно у командора промелькнула мысль: а ведь под этой свободной одеждой удобно прятать оружие. Если принять во внимание природу здешней власти, Принсеп даже не знал, что бы он предпочел — чтобы Гавот взял с собой оружие или чтобы не взял.
   Сам он намеревался носить оружие при себе и делай вид, что это часть его костюма.

ГЛАВА 24

   Кенсинг медленно пришел в себя. У него было такое ощущение, что вокруг ревет и коллапсирует Вселенная, а может, какой-то огромный дисплей виртуальной реальности, которую перенастраивает некий безразличный ко всему бог.
   Сандро лежал навзничь на амортизационной койке. Судя по обстановке, он находился на борту очень маленькой шлюпки. Это был один из небольших челноков, которые использовали для перелетов со станции на яхту и обратно. С того места, где лежал Кенсинг, он не мог выглянуть наружу, но по некоторым мелким деталям он вполне мог сказать, что челнок находится в полете.
   Когда Сандро попытался пошевелиться, то понял, что связан по рукам и ногам. Молодого человека пробрал озноб.
   Последним его отчетливым воспоминанием был бой в десякубе. Но он совершенно не помнил, каким именно образом выбыл из этой схватки. Судя по ощущениям, все его тело было покрыто синяками, но, похоже, более серьезных травм он избежал.
   Кажется, челнок совершал один из своих обычных коротких, неспешных рейсов. Повернув голову, Кенсинг увидел Скарлока, сидящего за пультом управления. Он был без скафандра. Никого больше не было видно.
   Кто бы ни связывал Кенсинга — сам Сандро предположил, что это был Локи, — но этот кто-то отлично справился с работой. Путы не причиняли пленнику боли, но при этом не оставляли ни малейшей возможности попытаться развязаться.
   — Мы возвращаемся на станцию… — пробормотал Сандро вслух. Он еще не полностью опомнился.
   Скарлок повернулся и бросил на своего пассажира — точнее сказать, на пленника — непроницаемый взгляд:
   — Не совсем.
   Кенсинг попытался обдумать эту реплику, но вскоре вынужден был отказаться от этой попытки.
   — А где другие? — спросил он в конце концов.
   — Премьер присматривает за наведением порядка. Брабант мертв — как ты, должно быть, и сам знаешь.
   — А Майк?
   — Я не знаю никого с таким именем. Кроме того, ты убил колониста-добровольца по имени Фоулер Аристов.
   Кенсинг несколько раз глубоко вздохнул.
   — Скарлок, — произнес он. — Ну ведь на самом деле ты в это не веришь, правда же? В то, что его и вправду так звали и что я его убил?
   Скарлок еще раз взглянул на Кенсинга:
   — Премьер и Локи объяснили мне, что произошло на яхте.
   Неожиданно челнок нырнул и заскрежетал по чему-то твердому. Это не похоже было на обычную швартовку. Внезапно к Кенсингу вернулась ясность мысли.
   — А что думаешь ты — не имеет значения, — сказал Скарлок, выбираясь из кресла и подходя к связанному пленнику. Похоже было, что он отвечает на собственные мысли.
   — Подожди минутку! Что ты делаешь? Что происходит? Скарлок не стал давать прямого ответа на эти вопросы.
   — Ты сходишь тут, — заявил он.
   Кенсингу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что они, должно быть, пришвартовались не к станции. А куда? К берсеркеру? Если это так, то, значит, за последние триста лет в нем был устроен действующий шлюз, совместимый с соларианской техникой.
   Маленький шлюз челнока открылся. За ним виднелся другой, более просторный шлюз непривычного вида — и там стояла машина, типичный берсеркер абордажного типа. Он явно ожидал заранее оговоренной встречи.
   Скарлок был силен; даже при обычной силе тяжести он довольно легко поднял Кенсинга с койки.
   Лишь теперь Сандро понял, что Дирак, должно быть, давно уже заключил какую-то сделку с неживым напарником. И он не сдержал крика. Когда Скарлок вытащил Кенсинга из челнока, берсеркер шагнул навстречу, подхватил человека металлическими лапами и понес его куда-то в темные глубины огромной машины-убийцы.
   Примерно час спустя какой-то отдаленный удар встряхнул всю станцию и вывел Гавота и его даму из полусна.
   — Что это? — нетерпеливо спросила леди Женевьева. Голос у нее был хрипловатый после сна. Здесь, в отдаленной каюте, они могли не бояться наблюдения: Ник, как говорили, все еще находился на перепрограммировании, а Локи, как правило, интересовался лишь теми, кто приближался к Дираку.
   Гавот сказал, что это, должно быть, в конце концов взорвался флагман командора. А встряхнуло станцию из-за того, что по внешнему корпусу почти одновременно ударила радиационная волна и град мелких обломков.
   — А, так вот оно что! — И Женевьева с облегчением снова растянулась на кровати.
   Гавоту не понадобилось ни много времени, ни каких-то особых усилий на ниве обольщения, чтобы оказаться наедине с леди Женевьевой в подобных обстоятельствах. Он намеревался в ближайшем будущем попытаться увлечь Варвару Энгайдин в такую же отдаленную каюту или в уединенную беседку из зелени и посмотреть, много ли удовольствия можно получить с ее помощью.
   Нынешняя же дама Кристофера, подобно множеству других женщин до нее, нашла его красоту и молодость очаровательными. Гавот знал, что при желании способен производить впечатление почти что детской невинности. Слегка непочтительный, но в целом вполне приличный молодой человек — торговец педагогической литературой.
   — Ваш муж — очень счастливый человек, — сказал он леди Женевьеве. — И я уверен, что он, конечно же, заслужил это счастье.
   Леди явно не знала, как ей реагировать на подобный комплимент. Возможно, за время жизни с Дираком — особенно за последние век-два — ей вообще нечасто приходилось сталкиваться с лестью.
   Теперь же Женевьева прильнула к Гавоту, словно в поисках защиты и успокоения. Без всякого видимого повода она вдруг спросила:
   — Кристофер, чего ты боишься?
   — Пожалуй, не так уж многого. — Гавот замолчал, обдумывая вопрос. — Были времена, когда я действительно боялся берсеркеров.
   — А теперь уже не боишься?
   Гавот закинул руки за голову, устроился поудобнее и внимательно посмотрел в лицо леди Женевьеве, а потом задал ей ее же собственный вопрос:
   — А чего на самом деле боишься ты? Или кого? Премьера?
   И Женни принялась взахлеб рассказывать Гавоту о Нике и об ужасе бесплотной жизни. Тело, которое сейчас видел и легонько поглаживал Гавот, было четвертым по счету, которое Женевьева носила после того, как снова обрела плоть. Дирак желал, чтобы она постоянно оставалась юной и цветущей, а кроме того, он не прочь был набрать побольше экспериментальных данных.
   Правда заключалась в том, что после того, как Ник вытащил Женни с гибнущего курьерского судна, — не важно, во плоти или нет, — собственный облик сделался для нее чем-то вроде навязчивой идеи. Она чувствовала себя обязанной добиться, чтобы ее облик соответствовал некоему идеалу, собственным ослепительным представлениям, и в то же самое время Женни не желала изменяться, чтобы любой, кто знал ее в первом воплощении, по-прежнему мог бы ее узнать.
   Женевьева подробно рассказала Гавоту, как это трудно — найти полностью подходящее тело. Ей страстно хотелось, чтобы Кристофер похвалил ее внешность.
   Гавота очень заинтересовала идея о том, что люди могут менять тела по собственному желанию. Впрочем, ему отнюдь не хотелось бы испытать это на собственном опыте. Кристофера вполне устраивало, как выглядит и действует его тело.
   Гавоту всегда было любопытно посмотреть на человека, который искренне чего-то боится. Иногда встречались просто поразительные случаи. Теперь же он принялся прощупывать Женевьеву, проверяя, как лучше спровоцировать ее и вызвать на откровенность.
   — Раньше или позже, но когда-нибудь тебе все-таки не удастся найти генетический материал, достаточно точно совпадающий с твоей внешностью, — даже если ты можешь выбирать из биллиона образцов.
   — Об этом я буду беспокоиться, когда такое действительно случится, но не раньше. Нам долго еще не будет грозить нехватка генетического материала.
   Сразу после завтрака Принсеп устроил совещание с участием лейтенанта Тонгрес и мичмана Динанта. Начал его командор:
   — Насколько я понимаю, вопросы первостепенной важности таковы: первый — действительно ли этот проклятый берсеркер окончательно сдох или все же нет? Второй — если на самом деле он еще не сдох, то можно ли его убить? И последний вопрос — еще более офигительный, чем предыдущие, если только такое возможно: можно ли тем или иным образом использовать двигатель берсеркера, чтобы дать возможность группе оказавшихся в затруднительном положении соларианцев вернуться домой?
   Чем дольше Принсеп изучал ситуацию, тем больше убеждался: по какой-то причине премьер Дирак сделал все возможное, чтобы помешать любому из этих предприятий.
   В течение нескольких следующих часов, пока помощники Дирака продолжали заявлять, что великий человек спит и беспокоить его нельзя, Принсеп обнаружил, что обитатели станции либо не могут, либо не хотят ему помочь. Кэрол, когда вообще изволила что-то сказать, пробормотала какую-то смутно беспокоящую бессмыслицу. Скарлок отнесся к появлению гостей откровенно враждебно, а ни леди Женевьева, ни Варвара Энгайдин явно не расположены были им помогать.
   В дополнение к прочим проблемам о судьбе суперинтенданта Газина ничего не было известно, точно так же, как и о судьбе Санди Кенсинга и некоего Брабанта, который, очевидно, был телохранителем Дирака.
   Скарлок, который некоторое время составлял компанию Принсепу, несколько раз намекнул, что трое пропавших так или иначе погибли из-за берсеркера.
   — Так что, он до сих пор активен?! И на яхте сейчас тоже могут находиться берсеркеры?
   — Когда вы привыкнете к нашему положению — которое теперь, кстати, стало и вашим, — то поймете, что мы не являемся ни доброжилами, ни пленниками в прямом смысле этого слова, — невозмутимо отозвался молодой человек.
   — Тогда, возможно, вы объясните нам, каково же ваше положение?
   Скарлок взглянул куда-то поверх плеча Принсепа, и на лице его отразилось явное облегчение.
   — Сюда идет премьер. Он все объяснит куда лучше, чем я. И действительно, со стороны своей личной каюты кним приближался Дирак, элегантно одетый и весьма мрачный. Кажется, он не имел ничего против того, чтобы дать разъяснения.
   — Командор, ваши люди в медотсеках успешно лечатся или, во всяком случае, отдыхают, и их никто не беспокоит.
   Но тут на сцене внезапно возникла снедаемая беспокойством Анюта Задор.
   — Где Санди?
   Похоже, она специально подкарауливала премьера, чтобы задать этот вопрос.
   Премьер мрачно взглянул на нее:
   — Госпожа Задор, я не вижу никакого способа оградить вас от дурных вестей.
   Анюта некоторое время смотрела на Дирака, потом спрятала лицо в ладони и разрыдалась.
   Премьер продолжал, непреклонно и все так же мрачно:
   — На яхте произошел бой. Ваш суперинтендант Газин, — он метнул быстрый взгляд на Принсепа, — судя по всему, убил несчастного Фоулера Аристова, а потом застрелил Брабанта и Кенсинга. Все четверо мертвы. Эти события ввели Николаса Хоксмура в шоковое состояние, и в результате его теперь придется перепрограммировать.
   Премьер снова посмотрел на Анюту, и в его взгляде наконец-то промелькнуло нечто вроде сочувствия.
   Тем временем Тонгрес и Динант завязали беседу с Варварой Энгайдин и услышали от нее много интересного. Например, они узнали, что четыре года назад Ник сделал что-то такое, что страшно разгневало Дирака. Кажется, он каким-то образом оскорбил леди Женевьеву.
   В общем, Локи и Дирак схватили Ника, одолели и перепрограммировали, насильственно вернув его в то состояние, в котором Хоксмур пребывал до нападения берсеркера на биостанцию. Видимо, сейчас произошло нечто в том же духе.
   Через час после того, как Дирак объявил о случившемся несчастье, биоинженер Ховелер был выведен из анабиоза — отчасти по просьбе Принсепа, а отчасти в ответ на мольбы убитой горем Анюты.
   И у госпожи Задор, и у доктора Ховелера, после того как Дирак поговорил с ними наедине, появились сильнейшие сомнения в том, что Кенсинг и все прочие действительно погибли именно таким образом, как утверждал премьер.
   Командору Принсепу очень хотелось разузнать, не сможет ли он добраться до каких-нибудь ресурсов или имущества, скрытых от Дирака или, возможно, неизвестных ему. И еще он размышлял о загадочной и ядовитой атмосфере, сложившейся на станции под тиранической властью Дирака. А потому он попросил устроить общее собрание всех тех, кто пребывает на борту станции и в настоящий момент бодрствует.
   Дирак согласился на эту просьбу, хотя и с явной неохотой.
   Когда все собрались, командор решительно поинтересовался:
   — Какие причины мешают нам объединить наши усилия, чтобы попытаться снять двигатель с берсеркера и использовать его для возвращения домой?
   В ответ премьер возразил, что ни до мозга, ни до двигателя берсеркера не доберешься, потому что, помимо силовых полей, берсеркер наверняка воздвиг и другие преграды и любые попытки в этом направлении будут самоубийственными.
   Еще один довод, на этот раз поступивший от Скарлока, гласил, что мертвая хватка силовых полей берсеркера слишком сильна, чтобы ее можно было разорвать теми средствами, которыми располагают обитатели станции. Кроме того, они просто физически не смогут добраться до берсеркера и проникнуть внутрь.
   — Как вы можете знать, если даже не пробовали это сделать?
   Никто из давних обитателей станции не смог дать на вопрос внятного ответа, а Принсеп и его товарищи были настроены более чем решительно.
   — Ну что ж, мы принесли с собой кое-какие вещички, которые могут усилить нас, — по крайней мере, в технологическом плане, — заявил Принсеп. — И раз никто не может привести убедительных доводов против, то мы таки предпримем такую попытку. Раз яхта не может двигаться, значит, единственный для нас способ выбраться из нынешнего положения — это пробраться на борт берсеркера и использовать его — или, по крайней мере, уж точно вывести его из строя. Принсеп повернулся к Дираку:
   — Как вы полагаете, премьер: берсеркер, висящий над станцией, жив или мертв? Как бы вы описали его состояние?
   Дирак, как обычно, сохранял ледяную готовность к конфронтации.
   — Этот берсеркер вот уже несколько веков практически бездействует.
   — Вот вы говорите — несколько веков. А нельзя ли чуть поконкретнее?
   — Берсеркер бездействует почти с самого начала, — сдержанно отозвался Дирак.
   — То есть вы хотите сказать, что состояние этого берсеркера и его поведение за триста лет существенно не изменилось? И вы до сих пор ничего не можете с ним поделать?
   — Командор, вам, видимо, легко обвинять…
   — Вы что, даже не попытались?
   — Я говорю — человеку, который не боролся вместе с нами за выживание на протяжении этих трехсот лет, легко теперь нас критиковать и порицать наши действия. Я же уверен, что технически берсеркер еще вполне способен функционировать.
   — Поскольку его двигатели находятся в рабочем состоянии. Так?
   — Отчасти да.
   — И потому, что какая-то часть его навигационных систем тоже вполне работоспособна. Например, автопилот, способный удержать корабль на заданном курсе. Установка, поддерживающая силовые поля, тоже работает, как мы можем наблюдать. Что еще?
   — Тут мы уже вступаем в область предположений. Но так или иначе, доверять берсеркеру не стоит — ведь так?
   — Хорошо, я попробую выразиться иначе. Вам известно, что этот берсеркер давно уже перестал пытаться убивать людей, — я верно понял?
   Дирак, являя собою живой образец сдержанности, покачал головой:
   — Я боюсь, что он может… э-э… всего лишь выжидать благоприятного момента.
   — Я чего-то не понял. А как насчет троих людей, которые вроде бы погибли на яхте? Они что, умерли, подравшись между собой?
   — Среди них не было членов вашего экипажа. И я не считаю, что это происшествие вас касается.
   — Члены моей команды находятся на борту того судна-в медотсеках. И я…
   — Ваши подчиненные находятся в такой же безопасности, как и все мы. Командор, вы чересчур горячий человек. Полагаю, наша беседа дошла до критической точки, и потому я открыто заявляю, что намерен сдерживать вас до тех пор, пока вы полностью не уясните себе нынешнее положение вещей. А именно — тот факт, что нам приходится время от времени контактировать с этим берсеркером.
   — Ага. И что же это за контакты? Какого рода?
   — Нам было необходимо заключить с ним хоть какое-то перемирие. Некий компромисс, — невозмутимо сообщил премьер. В голосе его не слышно было ни колебаний, ни малейшего оттенка вины. Можно сказать, что чувство вины и Дирак Сардоу были незнакомы между собой. Неудивительно — им ведь никогда не доводилось встречаться.
   — Что же это был за компромисс?
   — Тот самый, который вы предполагаете. — Премьер по-прежнему полностью владел собой. — Я вижу, сэр, вы никак не можете должным образом вникнуть в наше положение.
   — Теперь это и наше положение! — не выдержала лейтенант Тонгрес.
   Премьер невозмутимо взглянул на нее:
   — Согласен. И тем не менее вы никак не можете его понять.
   Командор вскинул руку, пытаясь хотя бы на время остановить взаимный поток обвинений, и рассудительно произнес:
   — Я очень хочу понять, как вы выражаетесь, наше положение. Мне чертовски хочется знать, что происходит. Все мы этого хотим. И потому я еще раз спрашиваю: что вы имели в виду, сказав, что добились перемирия?
   — Вам понадобится некоторое время, чтобы это понять. Не пытайтесь меня запугать, командор Принсеп. Я не являюсь вашим подчиненным. На самом деле это вы находитесь в моем подчинении, пока пребываете на этом судне. — С этими словами Дирак развернулся и величественно удалился.
   Кое-кто из людей Принесла двинулся было следом за премьером, но тут вмешался Скарлок. Он произнес почти что извиняющимся тоном:
   — Господин Дирак всего лишь хотел сказать, что все обстоит очень просто: мы не пытаемся убить берсеркера, а он не пытается убить нас.
   Командор Принсеп задвинул пока в сторону свои мрачные предположения, касавшиеся психического здоровья премьера и его намерений, и сделал все возможное, чтобы не раскрывать свои планы — по крайней мере, до поры до времени. Он боялся, как бы находящиеся на станции люди не передрались между собой.
   Но чем дольше Принсеп размышлял над сложившейся ситуацией, тем хуже она ему казалась. Впечатление, возникшее при первой встрече с постоянными обитателями станции, оказалось обманчивым. Когда люди с «Симметрии» только-только попали на биостанцию, им показалось, что все местные жители нормально обеспечены питанием и прилично одеты. Системы жизнеобеспечения станции по-прежнему работали размеренно, не создавая особых проблем. Во всяком случае, они работали не хуже, чем системы яхты. Большинство водородных ламп станции продолжали гореть — впрочем, от них вполне можно было ожидать, что они будут это делать еще на протяжении многих поколений. Ремонтное оборудование тоже действовало. Медицинские роботы по-прежнему были способны оказать помощь при любом серьезном заболевании или ранении.