«Конфиденциальная инструкция» великому князю Константину Николаевичу от 18 (30) июня 1862 г., врученная ему для руководства мятежным краем, вполне точно определяла позицию Александра II: «Царство Польское в теперешних его границах должно оставаться навсегда достоянием России». Александр II предупреждал брата, что ни о каких новых льготах и уступках (кроме восстановления указом 1861 г. «автономной администрации») «речи быть не может», а в особенности ни о конституции, ни о национальной армии«Ни того, ни другого я ни под каким видом не допущу».Действительно, тяжелое наследие досталось Александру II: с одной стороны, он не без основания считал, что польские патриоты претендуют на Северо-Западный край, то есть на восстановление Польши в границах Речи Посполитой, с другой — конституция и сейм были дарованы почти полвека назад Александром I, который обещал тогда именно на этом сейме представительное правление и своим русским верноподданным.
   Другое категорическое наставление Александра II брату — не увлекаться идеями панславизма: «Многие будут рассчитывать и льстить твоему панславизму. Мысли эти, как бы они ни были завлекательны для будущего, я считаю в настоящую минуту крайне опасными для России и для монархического начала, ибо я вижу в них распадение России даже не на отдельные государства, а на отдельные и, вероятно, враждебные республики. Соединение же всех славян под одну державу есть утопия, которая едва ли может когда-либо осуществиться». Полгода спустя, накануне открытого вооруженного восстания поляков, 22 декабря 1862 г. (3 января 1863 г.) он возвращается к сильно тревожившему его вопросу о «так называемом панславизме» и пишет брату: «Мои убеждения не новые, но теперь они сделались еще сильнее, и я вижу в нем не славу, а гибель для Русской империи, не говоря уже о нашей династии, что в моих глазах дело второстепенное, и потому, пока буду жив, никогда не поддамся подобным стремлениям, которые, я знаю, многих соблазняют, а я считаю пагубными и предосудительными».
   Освободительное движение в Польше не удовлетворилось данными Александром II уступками. Охватившее всю Польшу и перекинувшееся в Западный край восстание 1863 г. поставило Александра II перед необходимостью решительных действий. Он остался неколебим, еще ранее определив свою позицию как неприятие любого мнения, которое «не будет согласно с общим правительственным направлением и будет противно интересам Империи». Он категорически отверг возможность введения сейма, решив положить конец системе, введенной еще Александром I, к которой склонялся великий князь Константин Николаевич. Он сделал свой выбор — путь радикальных аграрных реформ. Для чего снова понадобился Н. А. Милютин, возвращенный из вынужденного длительного заграничного отпуска и посланный вместе со своими ближайшими соратниками Ю. Ф. Самариным, В. А. Черкасским, В. А. Арцимовичем, Я. А. Соловьевым (все — деятели реформы 1861 г.) в Польшу. Принятые в 1864 г. аграрные реформы, дав крестьянам землю в собственность за символическую цену, фактически носили революционный характер. Крестьянство было оторвано от восстания. Но конституцию Александр II Польше не дал, о чем он предупреждал Н. А. Милютина, направляя его с ответственной миссией в мятежный край (в скобках заметим, что он одновременно отклонил и проект Валуева об ограниченном аристократическом представительстве при Государственном совете). В Северо-Западном крае крестьянская реформа получила законодательное завершение в признании обязательного выкупа полевой земли крестьянами в собственность. Решив крестьянский вопрос, Александр II жестоко подавил в крови восстание. Польский вопрос на время был урегулирован. Но последствия польского восстания 1863 г. для России в целом, его влияние на усиление конфронтации общественно-политических сил в стране в первые годы обновления и реформирования России были очень значительны.
   Нельзя сказать, чтобы Александр II не заметил обострения политической ситуации в первые годы отмены крепостного права. Но вряд ли он понял возможные последствия и опасность для государственной власти возникшей в обществе конфронтации политических сил. Во всяком случае, его не насторожил протест и выход в отставку либеральной профессуры Петербургского университета в ответ на реакционные меры Министерства народного просвещения осенью 1861 г., гонения на либеральную администрацию Калужской губернии, притеснения мировых посредников новым министром внутренних дел Валуевым. Он санкционировал арест либеральных мировых посредников Тверской губернии во главе с А. М. Унковским в 1862 г. С большим опозданием он отреагировал на развитие национально-освободительного движения в Польше. Одним росчерком пера он устранял либеральных министров и государственных деятелей с постов, одновременно пользуясь их программами и проектами. Потому, в частности, что действовал не в силу убеждений, а в силу обстоятельств — постоянно менявшегося соотношения политических сил в высших эшелонах власти и в обществе.
   Но если говорить о главном направлении политики Александра II в первые годы после отмены крепостного права, то неоспоримым остается факт, что либеральные реформы интенсивно продолжались: в 1863 г. отмена телесных наказаний (17 апреля — в день рождения императора), новый университетский устав 1863 г., в 1862 г. — гласность государственного бюджета, в 1864 г. — земская реформа и Судебные Уставы 19 ноября, началась подготовка военной реформы, и во главе военного министерства поставлен сторонник преобразований Д. А. Милютин. Александр II сознательно шел на введение новых институтов — всесословного выборного местного самоуправления в уездах, губерниях, городах, совершенно нового для России судоустройства и судопроизводства с независимостью и несменяемостью судей, с присяжными заседателями из всех сословий (среди которых представительство крестьян было очень значительным), с выборным мировым судом — низшей инстанцией введенного судоустройства, он признал либеральную программу преобразования всей системы народного просвещения, постепенно, после длительных оттяжек он согласился на отказ от рекрутских наборов и переход к всесословной воинской повинности. Однако он не смог подняться до понимания необходимости общей программы преобразований во всех сферах государственной и общественной жизни, согласованной и целенаправленной, не смог выйти за рамки государственной системы, связанной корнями с крепостным правом, сам оставаясь ее пленником. Более того, принимая новое законодательство, он вскоре допускал реакционные коррективы, искажавшие его (как тогда говорили, «новеллы» к реформам). Эта двойственность и непоследовательность подрывали авторитет дела Великих реформ и вызывали недоверие общества к власти и ее высшему выражению — к монарху.
   Отчаянные тревоги деятелей крестьянской реформы Д. А. Милютина (отстраненного самодержавной властью от ее реализации) и его сторонников о слабости гарантий принятого либерального курса, о необходимости иметь в обществе опору в виде партии середины (le centre) для поддержки начатой в государстве перестройки были чужды Александру II. В поляризации политических сил, в усилении и активизации реакции и революционного экстремизма, ослаблении либералов, апатии и усталости общества он не увидел, не осознал грозящую делу реформ и ему лично катастрофу. Выстрел Д. Каракозова у ворот Летнего сада 4 апреля 1866 г. — первый предвестник трагического конца царя-освободителя через 15 лет. Но это уже другая страница его жизни.
   Человек храбрый, не раз проявивший свое бесстрашие, Александр II был потрясен этим первым покушением. Не страх за собственную жизнь, а сознание, что стрелял в монарха России, в «помазанника Божия», русский человек, а не поляк, как ему сначала показалось, было тяжелым откровением и превосходило его понимание. Спустя десять дней после покушения Каракозова Александр II поддержал предложение Священного Синода об «учреждении ежегодного повсеместного совершения в 4-й день апреля крестного хода на городские площади… с целодневным звоном». Митрополит московский Филарет, признанный авторитет и человек государственного ума, тогда же высказал обер-прокурору. Священного Синода свое удивление: «Надобно ли каждый год торжественно напоминать народу, что возможно восстание против царя, которое он прежде почитал невозможным». Сын по-своему повторил отца: Николай I ежегодно 14 декабря в Аничковом дворце собирал преданных ему генералов, подавивших выступление декабристов, Александр II на одиннадцатом году своего царствования сделал день первого покушения на него также датой памятной, но, соответственно эпохе, придал ей более «демократический», всенародный характер.
   Середина 60-х годов была временем глубоких переживаний и потрясений в жизни Александра II, не только в политической, но и в личной.
   В мае 1865 г. в Ницце скоропостижно скончался в 22-летнем возрасте старший сын и наследник престола великий князь Николай Александрович (в семье — Нике), воспитанник одного из либеральных деятелей эпохи Великих реформ К. Д. Кавелина, по общим отзывам, мягкий, гуманный, просвещенный, внушавший надежды на благополучное продолжение начатых преобразований. Расшаталось и без того слабое здоровье императрицы Марии Александровны. Александр II тяжело перенес постигший семью неожиданный удар. В том же году, после длительных колебаний, мучительной внутренней борьбы он дал волю своим чувствам к юной княжне Екатерине Михайловне Долгорукой, и начался роман, прервавшийся только со смертью. Он ничем не походил на прежние мимолетные увлечения и многочисленные связи императора, к которым привыкли все, не исключая императрицу. То была любовь зрелого мужчины 47 лет к 18-летней девушке, обаятельной, стройной, неотразимой в своей женственности и чувственной красоте. Она ответила ему тем же чувством. Попытка расстаться на полгода, чтобы избежать скандала и остудить чувства, не удалась и никогда больше не предпринималась.
   Пережитое в связи с покушением потрясение, семейная трагедия, раздвоенность в личной жизни и страсть, поглощавшая душевные и физические вилы, отразились на внутреннем состоянии Александра II, его мировосприятии. Современники замечали, что император чаще, чем раньше, бывал задумчив, а иногда апатичен, обидчив, говорил о неблагодарности людей. Эти обстоятельства не могли не сказаться на отношении к делам, энергия и интерес поубавились, зато возникли размышления над правильностью взятого курса. Пытаясь противодействовать этим колебаниям и натиску всколыхнувшей в «верхах» реакции, Д. А. Милютин послал Александру II записку «О нигилизме и мерах против него необходимых», написанную К. Д. Кавелиным. В ней доказывалось, что только последовательные реформы могут остановить в России революционное движение. Александр II оставил записку без внимания. Он склонился к охранительным силам. В рескрипте от 13 мая 1866 г. на имя председателя Комитета министров П. П. Гагарина Александр II объявил своей задачей «охранять русский народ от зародышей вредных лжеучений, которые со временем могли бы поколебать общественное благоустройство». Вопрос о дальнейших реформах замалчивался, провозглашались чисто охранительные цели, сформулированные новым шефом жандармов П. А. Шуваловым. Валуев очень точно выразил в дневнике свое впечатление от рескрипта и намеченного им курса: «У нас теперь принцип и идея тождественны. Они состоят в ограждении власти. Положение оборонительное. Власть рассматривается не как средство, но как цель, как право, как имущество… Мы требуем повиновения, но во имя чего мы его требуем? Только во имя обязанности повиноваться и права повелевать».
   Окружение царя-освободителя стало меняться. Роль III Отделения с.е.и.в. канцелярии, несмотря на гласность и европеизацию страны, освобожденной от крепостного права, не только не ослабла, но с 1866 г., после покушения и казни Каракозова, усилилась. Вновь назначенный главноуправляющий III Отделением и шеф жандармов Шувалов приобрел решающее влияние в «верхах» и лично на Александра II. Недостаток воли, свойственный Александру II вообще, в эти годы особенно заметен. Вплоть до отставки в 1874 г., Шувалов сосредоточивал непомерную власть и могущество, играя роль, близкую временщику. А. Ф. Кони считал правление Шувалова «властительством над судьбами русской внутренней политики и над душою напуганного покушением Каракозова Государя». Смена лиц коснулась многих ключевых постов. Министром народного просвещения назначен обер-прокурор Священного Синода Д. А. Толстой, поборник реакции, откровенный противник либеральных преобразований своего предшественника Головнина. Два других назначения в том же роде: министром юстиции стал К. И. Пален вместо либерального Замятнина, министром внутренних дел А. Е. Тимашев, поддержанные Шуваловым. Д. А. Милютин не раз был готов выйти в отставку, теряя надежду противостоять всесилию Шувалова. Так называемые «новеллы» к реформам 60-х гг. вносили реакционные коррективы в недавно принятые законодательные акты. Административная власть повсеместно усилилась, контроль за земским самоуправлением, за печатным словом ужесточился, начальная школа подчинена прямому надзору министерских чиновников, независимые судьи подвергались давлению администрации.
   Но и в этой изменившейся обстановке возврата к охранительным принципам в правительственной политике Александр II все же продолжал реформы, хотя и вяло, инертно, без прежней напористости и воодушевления. В 1870 г. было принято законодательство о городском самоуправлении (в отрыве от земского на шесть лет). Подготовка военных реформ растянулась до 1874 г., когда наконец был сделан решительный шаг к модернизации армии — принят закон о всеобщей воинской повинности. Толчком к решению Александра II дать согласие на важнейшую из военных реформ послужили внешнеполитические события — франко-прусская война 1870 г., продемонстрировавшая преимущества современной организации и современного оснащения армии. Александр II и правительство постепенно, но совершенно очевидно утрачивали инициативу в проведении крупномасштабных преобразований, начатых отменой крепостного права. И вместе с тем усиливались репрессивные меры борьбы не только с революционным, но и с либеральным общественным движением. Д. А. Милютин, сохранявший пост военного министра в течение 20 лет (1861 -1881 гг.), прекрасно знавший Александра II и правительственную политику, говорил о годах, последовавших после 1866 г.: «…в последние 14 лет застоя и реакции все строгости полицейские не только не подавили крамолу, но, напротив того, создали массу недовольных, среди которых злонамеренные люди набирают своих новобранцев». Он говорил об этом на совещании министров у Александра II 21 апреля 1881 г., где решался вопрос о дальнейшей политике и программе действий правительства. «Я доказывал, — передает он далее в своем дневнике, — что недоконченность начатых реформ и отсутствие общего плана привели к тому, что по всем частям государственного организма ощущается полный хаос». Это мнение разделяли многие деятели реформ, их сторонники и даже оппоненты. И что еще важнее, сам ход исторических событий, неопровержимые факты подтверждают справедливость наблюдений современников.
   Внимание Александра II в этот период его царствования было сосредоточено не столько на законодательной деятельности, сколько на решении имперских задач — приобретении новых территорий, особенно в Средней Азии, урегулирование пограничных проблем, на европейской политике и пересмотре условий тягостного для России Парижского мира.
   На 1866 г. приходится пик развития дружественных отношений между Россией и США и решение о продаже Русской Америки. Решение, в котором выразилась давняя идея о континентальном, а не морском будущем России (отказ от приобретения далеких заморских территорий обозначился еще в 1818 г., когда Александр I и К. В. Нессельроде отклонили предложение о принятии в русское подданство Гавайских островов). Личная позиция Александра II в вопросе продажи Аляски и всемерном укреплении отношений с США была определенной и не являлась неожиданностью. Еще во время кровопролитной гражданской войны между северными и южными штатами посылка русских эскадр в Америку под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского и их пребывание в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне в 1863— 1864 гг. превратилась в демонстрацию открытой поддержки Россией Федерального Союза. И хотя непосредственная цель экспедиции заключалась в организации крейсерства в случае возможной войны Англии и Франции против России в связи с польским восстанием 1863 г. (что было известно американскому президенту Линкольну и государственному секретарю Сьюарду), тем не менее заинтересованность двух великих держав в сближении была несомненна. В связи с покушением Каракозова на Александра II правительство США не ограничилось обычной в таких случаях дипломатической процедурой, но конгресс единогласно принял особую резолюцию, и для торжественного ее вручения императору было отправлено в Россию чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Г. В. Фоксом. Когда Александру II было об этом доложено, он распорядился «принять с русским радушием» посланников «заокеанической» державы. Известный исследователь русско-американских отношений Н. Н. Болховитинов считает, что «миссия Фокса, ставшая кульминацией русско-американского сближения, во многом способствовала распространению мнения о существовании естественного союза между Россией и Соединенными Штатами» и «именно это обстоятельство… окажет существенное, если не решающее, влияние при обсуждении вопроса о продаже русских владений в Америке». Это не снимает вопроса о других причинах, в том числе финансовых (хотя 7,2 млн. долларов не могли быть решающим подспорьем для бюджета России). Главной, стратегической задачей русского правительства в этой акции было соображение об устранении очага возможных противоречий в будущем и укреплении фактического союза двух великих держав.
   Спустя несколько лет был решен другой важный вопрос пограничного размежевания, на этот раз с Японией. После успешных мирных договоренностей с Китаем и присоединения к России Уссурийского края (Пекинский договор 2 ноября 1860 г.) значение Сахалина для дальневосточных территорий империи возросло. Однако вопрос о принадлежности Южного Сахалина был камнем преткновения в затянувшихся переговорах с Японией. Наконец 25 апреля 1875 г. в Петербурге был заключен русско-японский договор об обмене северных островов Курильской гряды, принадлежащих России, на Южный Сахалин.
   Во второй половине 60— 70-х гг. Александр II придавал большое значение завоеванию Средней Азии, где интересы России сталкивались с Англией. Продвижение в этом регионе, развитие экономических связей с другими странами Востока, в представлении значительной части правящих кругов России и общества, давали возможность восстановить пошатнувшийся военно-политический престиж России и создать предпосылки для нажима на основного соперника — Великобританию. Особенно энергичную позицию занимало военное министерство, администрация на окраинах: наместник Кавказа, генерал-губернаторы Оренбургского края, Западной Сибири, более сдержанную — Министерство иностранных дел, опасавшееся международных осложнений, Министерство финансов, оберегавшее бюджет. Александр II с неизменным интересом и вниманием относился к этой сфере государственной деятельности и, разделяя в целом идею продвижения в Среднюю Азию, вместе с тем удерживал слишком горячие головы от неосмотрительных или поспешных действий или даже от химерических планов похода на Индию — оплот колониальных владений Англии.
   Благоприятный для России исход Кавказской войны актуализировал среднеазиатскую проблему в имперской политике Александра II, и с середины 60-х гг. началось систематическое продвижение войск в этом регионе. В 1864 г. взяты, с согласия правительства, Туркестан и Чимкент, в 1865 г. — по собственной инициативе генерала М. Г. Черняева — Ташкент, о чем Валуев записал в своем дневнике 20 июля 1865 г.: «Ташкент взят ген. Черняевым. Никто не знает почему и для чего… Есть нечто эротическое во всем, что у нас делается на отдаленной периферии Империи». И хотя военный министр Д. Милютин в письме от 1 ноября 1866 г. к оренбургскому генерал-губернатору сообщал, что «царь не желает никаких новых завоеваний», но назначение вскоре в Среднюю Азию генерала К. П. Кауфмана, близкого к Александру II и военному министру, с самыми широкими полномочиями, предвещало осуществление энергичной и активной политики самодержавия. Действительно, в конце 1867 г. была оформлена организация Туркестанского края во главе с генерал-губернатором Кауфманом. В письме к Д. Милютину от 18 ноября 1867 г он утверждал, что временно необходимо приостановить наступление, чтобы заняться устройством управления края, но затем необходимо дальше двигаться против бухарского эмира. «Совершенно одобряю», — откликнулся на это своей пометой Александр II.
   Александр II поддерживал наступательную стратегию военного министерства и Кауфмана, противостоящую скептикам из Министерства иностранных дел и Министерства финансов. В 1868 г. Кауфман завоевал Самарканд, подписал соглашение с бухарским эмиром, фактически означавшее его вассальную зависимость от России. В 1869 г., согласно личному распоряжению Александра II, был занят Красноводск, что должно было способствовать дальнейшему продвижению в Среднюю Азию и укреплению на восточном побережье Каспийского моря. Сообщая это распоряжение монарха Кауфману, директор Азиатского департамента МИДа П. Н. Стремоухов вместе с тем высказывал убеждение, что «новое расширение пределов было бы самым решительным вредом для нашего отечества». А генерал Свистунов, руководивший действиями Красноводского отряда, характеризовал правительственную политику как «вредное увлечение погремушками дешевых лавров». Продвижение продолжалось в казахские степи, на Хиву, Коканд. В 1873 г. занята Хива, и ханство оказалось в вассальной зависимости, а в 1876 г. ликвидировано Кокандское ханство и образована Ферганская область в составе Туркестанского генерал-губернаторства. Дальнейшее продвижение временно было приостановлено в связи с активизацией России в европейской политике и надвигавшейся русско-турецкой войной. Однако уже к этому времени Россия успела укрепиться в Среднеазиатском регионе и решить многие проблемы по освоению этого края.
   Внешняя политика Александра II в Европе не осталась без изменения в этот период его царствования. Сближение с Францией на рубеже 50-60-х гг. оказалось недолговечным. Охлаждение в отношениях между двумя державами и их властителями, обострившееся в связи с польским вопросом в начале 60-х гг., в дальнейшем стало еще более очевидным. В значительной степени это объяснялось усилившейся пропрусской ориентацией Александра II. Его любовь, почтение и глубокая симпатия к родному дяде, прусскому королю, сыграли не последнюю роль в сближении России и Пруссии. Милитаризация и усиление Пруссии под руководством Бисмарка и даже очевидное стремление к гегемонии в Европе не насторожили Александра II.
   Попытки Горчакова наладить отношения с Францией не увенчались успехом. Визит Александра II в Париж летом 1867 г. не оправдал надежд. Встреча французской столицы 3 июня была холодной. А 6-го поляк А. И. Березовский стрелял в Александра II, возвращавшегося с парада в открытом экипаже вместе с Наполеоном III. Александр II не был ранен. Все знаки сожаления и симпатий, все старания французского императора и особенно красавицы императрицы Евгении не смогли рассеять его дурного настроения, которое усугублялось еще и упорным противодействием Франции всем попыткам русской дипломатии добиться отмены ограничительных статей Парижского мира.
   В 1870 г. Александр останется глух ко всем обращениям французского правительства, взывавшего о помощи и заступничестве. Он не скрывал своих симпатий к Пруссии, хотя значительная часть русского общества и правящей бюрократии не разделяла их. Отчасти это отношение Александра II к Пруссии можно объяснить его надеждами с самого начала франко-прусской войны добиться отмены наиболее тяжелых статей Парижского мира, «черноморских». В расчете на поддержку Пруссии он предложил в Совете министров план одностороннего отказа России от статей, ограничивающих ее права на Черном море. Тютчева отмечает инициативу Александра II в этом деле и, напротив, сдержанность почти всех министров. Циркулярная нота Горчакова 31 (19) октября 1870 г. достигла цели: Бисмарк, хотя и недовольный этой акцией, предложил созвать Лондонскую конференцию заинтересованных держав, которая и приняла конвенцию 13 марта 1871 г. об отмене этих статей Парижского мира. Расчеты Александра II оправдались, однако было бы ошибкой только этим объяснять его отношение к Пруссии. Большое значение имели личные чувства и симпатии российского монарха, традиционные семейные связи.