Сандерс Лоуренс. Желания Элен

   Им подали шампанское. Они чокнулись и улыбнулись друг другу.
   — Пегги, у меня никогда не будет такой подруги как ты.
   — И я никогда-никогда на всем белом свете не найду такую как ты, милая. Боже, как нам с тобой было весело.
   — Да, — кивнула Элен, — весело. Слушай, Пегги, я должна тебе сказать. Я послала тебе и Верблюду свадебный подарок… О, боже, извини. Я больше не буду называть его так. Правда, извини, Пегги.
   — О… ничего страшного. Я сама себя иногда на этом ловлю.
   — Ну вот, я послала подарок на квартиру Мориса. Правильно ведь?
   — О, конечно. Мы будем жить у него, пока дом в Форест-Хиллз не будет готов. Мы будем жить у него примерно еще месяц после того, как вернемся из Пуэрто-Рико. А что ты послала?
   — Ну, я подумала, что все будут дарить тостеры и электрические сковородки и прочую подобную дребедень. Поэтому я решила тебе подарить замечательный набор бокалов от «Тиффани». Чистый хрусталь, шесть низких бокалов для мартини, шесть высоких для коктейлей, шесть бокалов для шампанского и шесть для пива. Они все из одного набора, с таким тяжелым толстым дном.
   — О, милая, как здорово!
   — Я просто обалдела, когда увидела их и подумала, что таких бокалов тебе уж точно никто не купит.
   — И ты абсолютно права! Знаешь, у меня вся посуда перебилась, а у Мориса есть только пустые банки из-под разных продуктов. Твой подарок нам действительно пригодится.
   — Послушай, Пег, если они тебе не понравятся, если ты захочешь что-нибудь другое от «Тиффани», просто отнеси их обратно. Продавец сказал мне, что их можно вернуть без проблем. Бог мой, он был так мил! У меня остался чек, так что если захочешь вернуть их, поменять на что-нибудь, не стесняйся. Я хочу сказать, это никак не заденет мои чувства…
   — Я никогда не верну их, — с преданным видом сказала Пегги Палмер. — Никогда. Но, Элен, тебе не следовало это делать. «Тиффани»! Это же стоит кучу денег.
   — Не говори глупости. Официант! Еще два шампанских, пожалуйста.
   Они закурили, улыбнулись друг другу, оглядели переполненный ресторан и умолкли в ожидании шампанского.
   — Ты не знаешь, как это готовится? — спросила Пегги. — Это так вкусно.
   — Ну, бросаешь полкубка сахара на дно стакана, добавляешь четыре-пять капель горькой настойки. Затем наливаешь шампанского и кладешь дольку лимона или апельсина.
   — Это так вкусно, — восторженно повторила Пегги. — В Пуэрто-Рико буду пить только коктейль с шампанским и буду радоваться жизни.
   — За радости жизни, — сказала Элен, поднимая свой бокал, — за тебя и за Мориса.
   — Мори-ииса.
   — Мори-ииса. Извини, Пег.
   — Ничего страшного. Иногда я сама забываю, и он обижается.
   — Послушай, Пегги, ты не возражаешь, если я отлучусь на минутку? Мне нужно позвонить в офис. Гарри Теннант не пришел сегодня с утра и даже не позвонил. Сьюзи Керрэр звонила ему, но у него дома никто не берет трубку. Я хочу позвонить Сьюзи и узнать, не объявился ли он. Сьюзи хотела поехать в «Гимбел» на распродажу верхней одежды, но вместо этого ей пришлось заказывать себе ланч в офис и сидеть безвылазно за телефоном. Я сейчас вернусь.
   — Не торопись. Я никуда не спешу.
   — Верно, — улыбнулась Элен, вставая со своего стула. — Я и забыла, что ты теперь независимая дама.
   Она вернулась через несколько минут.
   — Забавно. Сьюзи сказала, что он не появлялся, и телефон у него по-прежнему молчит. Такого с ним еще не бывало и это совсем на него не похоже. Выпьем еще или будем заказывать?
   — Как хочешь, милая. У меня полно времени, но я знаю, что тебе надо возвращаться в офис, особенно раз Гарри не пришел.
   — Ладно… знаешь что, давай сразу закажем еще шампанского и еду. Сегодняшнее фирменное звучит привлекательно. Цыпленок по-киевски. Это цеплячьи грудки без костей, обильно политые маслом.
   — Бог мой, я так растолстела.
   — Все мы толстеем. Ну так как насчет цыпленка?
   — Ладно, давай. С картофелем-фри и спаржей.
   — Очень хорошо. Я буду тоже самое. Официант!
   Они заказали еще по бокалу шампанского и затем без труда расправились с цыпленком и всем, что к нему прилагалось. Затем они заказали два кофе «эспрессо» и целомудренно отказались от десерта. Но Элен настояла на том, чтобы они выпили еще по бокалу мартини со льдом и кусочком лимона, и Пегги Палмер согласилась.
   Потом Элен сказала:
   — Послушай, детка, я сказала, что послала тебе свадебный подарок на квартиру твоему парню. Но это официальный подарок. У меня есть еще кое-что лично для тебя. Просто тебе от меня.
   Она протянула руку под стул и достала из-под него маленький полиэтиленовый пакет. Внутри него оказалась плоская коробочка, изящно обернутая в бумагу, украшенную сердечками и сладострастными амурчиками. Элен передала ее через стол Пегги.
   — Тебе от меня, — улыбнулась она.
   — О боже, — воскликнула Пегги, и глаза ее снова заблестели от навернувшихся слез. — Зачем ты… Какая милая!
   — Верно, — кивнула Элен. — Открывай. Но загляни туда осторожно. Я хочу сказать, не вытаскивай содержимое на всеобщее обозрение.
   Пегги развязала ленточку, осторожно открыла коробочку дрожащими пальцами и заглянула внутрь. Там лежал голубой, отделанный белым кружевом гарнитур — бюстгальтер и трусики из тонкой прозрачной ткани.
   — О, боже, — только и смогла вымолвить Пегги. — О, боже!
   — Тебе нравится?
   — О, боже.
   — Что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь одолженное, что-нибудь голубое ^{note 27}. Это тебе «голубое» от меня.
   — Черт возьми, — всхлипнула Пегги. Она наклонилась через стол и прижалась мокрым лицом к щеке Элен. — Как красиво!
   — Я купила это во французском отделе на Мэдисон-авеню. Я уверена, что тебе будет впору. И знаешь, что я хочу? Я хочу, чтобы ты надела его в первую брачную ночь, и твой муж, рыча и стеная от страсти, срывал бы его с тебя, разрывая в клочья. Именно этого я хотела бы.
   — Ты что, шутишь? — возмутилась Пегги. — Да если он только посмеет дотронуться до него, я ему все лицо расцарапаю.
   Они склонились над коробочкой, рассматривая кружево и изящество швов, указывая друг другу, как искусно пришиты бретельки у лифчика и как хорош покрой трусиков. Но тут появился официант с кофе и мартини, и они отложили коробочку, закурили сигареты, откинулись на спинки кресел, сделали по глотку кофе, глубоко вздохнули, огляделись, пригубили мартини и предались воспоминаниям.
   — А помнишь, — задумчиво промолвила Элен, — помнишь тот вечер в Парке Палисад, когда мы познакомились с этим психом на Роллс-Ройсе?
   — В такой клетчатой кепке?
   — Да, и отправились к нему.
   — Ох, — вздохнула Пегги Палмер, — ты когда-нибудь видела такие картины, как у него? Нам еще повезло, что мы оттуда живые выбрались.
   — Это точно.
   — Помнишь, — мечтательно подхватила Пегги, — тот бар на Лекс? И двух парней, которые сказали нам, что они братья?
   — Еще бы я не помнила, — горестно отозвалась Элен. — Тот, что был со мной, спер у меня часы. А помнишь тот вечер в Бинвич-Вилледж на танцах — со сколькими мы тогда познакомились?
   — Это когда мы пошли на чердак на Хьюстон-стрит?
   — Да. Они почему-то грели наркоту на сковородке, помнишь? Я тогда впервые попробовала марихуану. Но на меня это не произвело никакого впечатления.
   — На меня тоже. Помнишь тех двух моряков — мы еще пошли с ними к тебе и устроили черт знает что!
   — Пегги Палмер! — воскликнула Элен, прижимая ладони к зардевшимся щекам. — Мы же договорились… Мы же поклялись друг другу!.. Что никогда больше не будем говорить о той ночи. Даже не заикайся об этом!
   — А что в этом плохого? — робко осведомилась Пегги.
   — Я не хочу об этом говорить. Я даже не хочу вспоминать об этом.
   — А что в этом такого? — настаивала Пегги.
   — Об этом не может быть и речи, — упрямо ответила Элен. — Официант! Счет, пожалуйста.
   Они вышли на улицу и остановились под навесом у дверей ресторана, поеживаясь в своих коротких шубках. Шел мокрый снег, и порывы сильного ветра швыряли в лицо тяжелые хлопья.
   — Ну, милая, — улыбнулась Элен, — наверное, в следующий раз я увижу тебя уже у алтаря. Думаю, мне не нужно говорить, «желаю тебе всего самого наилучшего». Ты и так знаешь, что я желаю тебе всего-всего.
   — Милая, — снова заплакала Пегги, — ты такая замечательная, такая замечательная… Спасибо тебе за ланч и за официальный свадебный подарок и за это… — Она подняла в воздух пакет, где лежала коробочка с бельем. — Все было просто чудесно.
   — Конечно. Теперь мне пора возвращаться в офис. Увидимся на твоей свадьбе, милая.
   Пегги Палмер порывисто прижалась к ней и крепко обняла.
   — Мне страшно, — прошептала она. — Ей-богу, Элен, мне страшно. Я не знаю, что делать. Я чувствую себя совершенно растерянной. Скажи мне, я правильно делаю, что выхожу за него?
   — Не волнуйся, Пег. Все будет хорошо. Все будет просто замечательно.
   — Ты ведь не забудешь меня, Элен?
   — Нет, родная, я не забуду тебя.
   Они поцеловались в губы и разошлись.
 
   Элен сразу поняла, что такси ей здесь не остановить. А идти на Пятую авеню на автобус показалось ей глупым. Поэтому она побрела в офис пешком, склонив голову и спрятав лицо в воротнике своей кроличьей шубки. На ней были сверкающие черные пластиковые сапоги. Когда они последний раз занимались любовью, Ричард Фэй настоял, чтобы она их надела (Боже, ну и псих!). Голенища доходили почти до колен и защищали от слякоти и снега, но ногам было холодно и влажно. Она была абсолютно уверена, что нос у нее отмерз и сейчас отвалится, а на его месте останутся только две дырочки.
   Но несмотря на неприятные ощущения, она не могла не признать, что все было не так уж плохо. Прохожие шли, наклонив головы, пробираясь сквозь грязь и слякоть. Элен было тепло от выпитого и съеденного, и она время от времени усмехалась, вспоминая опасения Пегги. Снег таял на ее ресницах, она шла, перекинув сумку через плечо и засунув руки глубоко в карманы. Не так уж и плохо. Ей нравилось. Жара и солнце — это замечательно, но не все же время. Так тоже неплохо.
   Когда она добралась до офиса, зубы у нее уже стучали и она продрогла до костей. Она решила, что закажет кофе. Пожалуй, можно даже сделать глоток бренди из бутылки, которую держит у себя в столе мистер Свансон. Может быть, даже принять пару таблеток аспирина. Уж во всяком случае хуже не будет.
   При виде ее, лифтер печально покачал головой, и она поняла, что номер, на который она ставила последний раз, проиграл. Ну и ладно. Она сняла шубку, отряхнула с нее мокрый снег и вошла в офис, держа ее в руках. Все эти подробности она вспомнила позднее.
   Как ни странно, в приемной на огромном диване «шведский модерн» сидели двое мужчин — негр и белый, лет тридцати пяти-сорока. Оба были в аккуратных пальто, калошах, в одинаковых серых шляпах и с чисто выбритыми физиономиями. Со своими безупречно прямыми спинами они чем-то напоминали «уголки» для книг, выполненные в духе поп-арта. Когда Элен вошла, оба поднялись и сняли шляпы.
   Сьюзи Керрэр не взглянула на нее. Она сидела за своим столом, положив руки на клавиатуру машинки, но не печатала.
   — Мисс Майли, — пробормотала она. — Эти… эти джентльмены… а-ах… эти джентльмены хотели бы… хотели бы поговорить с вами!
   Негр сделал полшага вперед и протянул ей свою розовую ладонь. В ней оказалось маленькое кожаное удостоверение — какой-то текст, официальная печать, герб.
   — Детектив Самуэль Б.Джонсон, — гаркнул он. — А это — детектив Роллин Х.Форсайт.
   Белый сделал шаг вперед и продемонстрировал тот же трюк — открытая ладонь, удостоверение, печать, герб.
   — Можем ли мы поговорить с вами, мисс Майли, — осведомился он. Голос у него оказался неожиданно высоким, почти женским.
   — Конечно, — с некоторым недоумением ответила она. — Проходите сюда.
   Она провела их в свой кабинет, закрыла дверь и повесила на вешалку свою шубу. Они стояли неподвижно, чуть склонив головы, держа обеими руками шляпы и прикрывая ими причинные места.
   — Садитесь, — предложила она им, но они не обратили на ее предложение никакого внимания, и поэтому она тоже осталась стоять.
   — Так в чем же дело? — попыталась улыбнуться она. Ей было холодно.
   — Гарри Л.Теннант, — поинтересовался своим визгливым голосом белый детектив, — работает здесь?
   — Да, — почувствовала тревогу Элен. — Конечно, он наш сотрудник. Он работает у нас. Сегодня его нет, но он работает уже несколько месяцев. В чем дело? Что-нибудь случилось?
   Детективы обменялись быстрыми взглядами и, казалось, начали немного оттаивать и как-то обмякли в своих деревянных пальто. Они расслабились и перестали походить на «уголки» для книг, приобретая более человеческий вид. У черного был прыщ на подбородке. У белого большой палец на руке был обмотан пластырем.
   — Присаживайтесь, мисс Майли, — мягко предложил черный. — Думаю, вам лучше сесть.
   Она села за свой стол, а они остались стоять. Они стояли и смотрели на нее.
   — Дело в том… — начал белый. — Дело в том, что…
   — Он покончил жизнь самоубийством, — договорил негр. — Гарри Л.Теннант покончил жизнь самоубийством. Он мертв.
   За окном раздался пронзительный вой сирены скорой помощи. Странно, что такой густой снег не заглушил его.
   — Мертв? — переспросила Элен, пытаясь догадаться, какое имя скрывается за инициалом «Л». Он раньше никогда не упоминал о нем.
   Детективы одновременно вытащили свои записные книжки.
   — Обнаружен в одиннадцать восемнадцать утра…
   — На столике у кровати найдена пустая бутылка из-под барбитурата…
   — Никаких признаков гостей за последние сутки…
   — Никаких сведений о предыдущих попытках самоубийства…
   — Тело отправлено в нью-йоркский морг в двенадцать двадцать…
   — Его обнаружила уборщица, — пояснил белый детектив. — Она пришла к нему убирать и обнаружила тело, после чего позвонила в полицию.
   — Но было уже слишком поздно, — пояснил черный. — Он был мертв уже несколько часов. Ну, то есть точно мы конечно не знаем. Будет вскрытие. Но согласно медицинскому заключению, он был мертв к этому времени. Он принимал наркотики?
   — Что?
   — Нет ли у вас подозрений, что Гарри Л.Теннант принимал наркотики?
   — Нет, сэр, — ответила она, — у меня нет подозрений, что Гарри Теннант принимал наркотики.
   Белый детектив повернулся к своему черному напарнику.
   — Знаешь, Сэм, — с недоумением заметил он, — странный это способ для черного сводить счеты с жизнью. Никогда не слышал, чтобы черные это делали с помощью таблеток, а ты?
   — Ты прав, Ролли, — с таким же недоуменным видом согласился его напарник. — Чаще всего мы выбрасываемся из окон или прыгаем с крыши.
   — Прекратите сейчас же! — закричала Элен Майли. — Я прошу вас, прекратите.
   — Вот что, — коротко бросил черный детектив, — он оставил вам записку. Вот она.
   Он вытащил из кармана пальто маленький фирменный конверт компании «Свансон энд Фелтзиг».
   Элен протянула руку, надела очки и взглянула на конверт.
   — Вы вскрыли его, — гневно воскликнула она.
   Они пожали плечами и отвели глаза.
   — Мэм, мы вынуждены были сделать это, — пробормотал черный детектив.
   — Таков порядок. Если есть записка, мы должны прочитать ее и удостовериться, что это самоубийство. Мы должны расследовать… Мы сделали ксерокопию этой записки, так что можете оставить ее у себя. Можете ли вы предоставить нам образец его почерка.
   — Что?
   — Образец его почерка. Чтобы мы могли убедиться, что записка написана им.
   Она не ответила. Она читала. Там было всего несколько слов: «Малыш. Не вини себя. Дело не в тебе, дело во мне. Спасибо тебе. Ты пыталась. Гарри».
   — Что он имел в виду? — спросил белый детектив.
   — Вы вскрыли конверт! — снова выкрикнула она.
   — Мы были вынуждены это сделать, — терпеливо пояснил он. — Мы должны вскрывать письма, оставленные самоубийцами и читать их. Поверьте, мисс, в этом нет ничего приятного.
   — Уверяю вас, — поддакнул негр.
   — Не знаю, — механически ответила она. — Не знаю, что он имел в виду.
   Они сказали, что брат Гарри уже извещен о случившемся и что он займется организацией похорон. Элен кивнула головой. Она отыскала в бумагах несколько образцов почерка Гарри и дала показания детективам. Они поблагодарили ее.
   Больше говорить было не о чем. Полицейские еще немного послонялись по комнате и направились к двери. Там они остановились и оглянулись на нее.
   — Поверьте, нам не доставляет это удовольствия, — сказал белый детектив.
   Элен кивнула.
   — Ну ладно… — сказал черный.
   И они ушли.
   Между кабинетом мистера Свансона и кабинетом мистера Фелтзига располагалась отделанная кафелем уборная. Элен вошла в нее, сняла очки, встала на колени перед унитазом, словно охваченная религиозным экстазом, и согнулась над ним. Ее вывернуло наружу, она изрыгнула из себя все: шампанское, цыпленка по-киевски, спаржу, картофель-фри, кофе «эспрессо», мартини и, наконец, что-то белое и тягучее, похожее на шнурок. Она издавала животные звуки, содрогаясь, кашляя и захлебываясь тем, что из нее выходило… и не могла остановиться.
   Господи, она пробыла не менее получаса в приступах кашля, рвоты и судорог, извергая из себя остатки ланча… и все не могла остановиться.
   Она слышала, как Сьюзи Керрэр колотит в дверь, но смогла лишь простонать:
   — Все в порядке, все в порядке. Я сейчас выхожу. Со мной все в порядке.
   Она стояла на коленях, прижавшись лбом к ободу унитаза, и судорожно всхлипывала. «Малыш. Не вини себя». Так он написал. Она глубоко вздохнула. «Дело не в тебе, дело во мне». Во рту все распухло и горело. «Спасибо тебе. Ты пыталась». Ее снова начало тошнить, но в желудке у нее больше ничего не было. Ничего. «Ты пыталась. Гарри».
   Ухватившись за поручень для полотенца, она заставила себя встать на ноги. Это ей почти удалось, но в последний момент поручень оторвался от кафельной стены. Она пошатнулась, но не упала и так и осталась стоять с вешалкой для полотенец. Потом она перевела на нее взгляд, выпустила из рук и та с грохотом упала на пол.
   Она умыла лицо холодной водой. Зубной щетки у нее не было, поэтому она просто потерла зубы и десна пальцем, а затем ополоснула рот. Она взглянула на себя в зеркало. Не очень-то радостное зрелище.
   Через некоторое время Элен вышла, машинально огляделась по сторонам и вернулась в свой кабинет. Она надела шубу, шляпу, перчатки и направилась к выходу. В приемной за столом сидела Сьюзен Керрэр, спрятав в ладони лицо. Ее плечи сотрясались от рыданий. Элен знала, что должна была что-нибудь сказать ей, но не могла это сделать. Она не могла дотронуться до Сьюзи, не могла даже похлопать ее по плечу. Она просто прошла мимо и вышла вон…
   На улице кипела жизнь. Пригибаясь и задыхаясь в порывах ветра, двигались прохожие. Сновали машины, слышались гудки, визг тормозов, крики и брань. Все так же высились здания, полыхала реклама. Объявления о специальных распродажах. Скидках. Все как всегда. Как будто ничего и не произошло.
   Она двинулась к дому, потом подняла голову и высунула язык — падавшие снежинки опускались на него и тут же таяли. Она не делала этого много лет. Проходившая мимо пожилая женщина посмотрела на нее, улыбнулась и кивнула.
   Несколько раз ее обдали брызгами проносившиеся мимо такси. Потом она столкнулась с посыльным, державшим в руках большую коробку. Но она продолжала двигаться, стараясь не думать ни о чем, кроме падающего снега и гула зимнего Манхэттэна — звуков жизни и надежды.
   А потом она пришла домой. Поднялась в свою квартиру, заперла дверь на два замка и повесила цепочку. Рокко ее уже не встречал. Безумный попугай изрекал какие-то непристойности. Элен Майли была одна-одинешенька. Только бы пережить эту ночь. Она решила что никому не будет звонить: ни Пегги Палмер, ни Ричарду Фэю, ни Джоу Родсу, ни Чарльзу Леффертсу — никому. Она сама, сама со всем справится.

25

   Через несколько недель после самоубийства Гарри Теннанта Элен Майли шла по Парк-авеню, наслаждаясь солнечной морозной погодой, когда вдруг взгляд ее остановился на часовне Святого Варфоломея. На мгновение ей захотелось войти и помолиться за Гарри.
   Она перестала регулярно посещать церковь после того, как умерла ее мать. Теперь она наведывалась туда два раза в год — на Пасху и Рождество. Да и то было вызвано скорее желанием увидеть зрелище, чем искренним религиозным чувством. Войти в церковь теперь, когда ей что-то потребовалось, показалось ей бессовестным и недостойным — все равно что атеисту кричать «Господи!» при виде направленного на него дула.
   У Элен Майли были весьма прохладные отношения с Богом; практически они не были знакомы. Она употребляла в своей речи выражения вроде: «Боже мой!», «Бога ради!», «О, Господи!», но все это было между прочим, как говорим мы все. Однажды она даже сказала: «Твою в бога мать!», когда у нее порвался шнурок, но больше она себе такого не позволяла.
   Тем не менее она верила в Бога. Точнее сказать в некое Высшее Существо. Потому что, если не верить, то как иначе понять, для чего это все? Все теряло смысл, превращалось в ничто: ее жизнь, работа, квартира, друзья, мужчины, уборка по субботам, и у нее не хватало сил, чтобы признать это.
   Поэтому, как и большинство из нас, она рисовала себе туманный образ «Кого-то Там Наверху» — огромного парня, похожего на Чарльтона Хестона, с ватной бородой, который гладит по головкам маленьких детей. Этот Парень, возможно обладающий какой-то, никому непонятной Божественной придурковатостью совершал разные вещи или позволял им происходить без собственного вмешательства. Он допустил… Или заставил Гарри Л.Теннанта покончить жизнь самоубийством. Но если пытаться отыскать в Его действиях логику или смысл, то можно свихнуться. Разве не так?
   Такова была глубина религиозного чувства Элен Майли и почти такая же, как у большинства ее знакомых. Впрочем, все это было не так уж важно. Гораздо важнее была необходимость работать, зарабатывать себе на жизнь. Одиночество, хамство официантов и их постоянные попытки обсчитать ее при каждом удобном случае. И все же когда происходит нечто подобное тому, что произошло с Гарри — когда человек, сидя в своей квартире в Гарлеме, проглатывает целую бутылку таблеток и, запив ее стаканом теплой воды из-под крана, ложится спать, чтобы никогда уже не проснуться — поневоле задумываешься. Ненадолго.
   Вот и Элен ненадолго погрузилась в эти размышления, не забыв однако свернуть на Мэдисон-авеню, чтобы обойти Центральный вокзал. По дороге он зашла в аптеку купить сигарет и в магазин женского белья выбрать себе колготки, но так ни одни не выбрала.
   Поднимаясь на Мюррей-Хилл, она была вынуждена слегка наклониться вперед и, ей пришло в голову, что неподалеку отсюда, на Тридцать восьмой улице живет Джоу Родс. После того письма она дважды звонила ему, но телефон не отвечал. Она послала ему записку, но не получила ответа. Элен решила купить ему маленькую бутылочку «Гранд Марнье» в винном магазине. Тогда можно будет к нему зайти. Если его не окажется дома, она оставит «Гранд Марнье» себе — в хозяйстве пригодится.
   Она позвонила и дверь открыла пожилая женщина — не сморщенная старуха, но и не среднего возраста, а именно пожилая женщина. Элен Майли и это не потрясло и даже не удивило. Она сразу поняла, что перед ней жена Джоу Родса. Элен улыбнулась, подумав, про себя: она давно знала об этом — знала, но не признавалась самой себе. С ней так часто бывает — она знала что-нибудь, но не признавалась себе в этом.
   — Мисс Родс? — спросила она.
   — Да.
   — Я знакомая Джоу. Меня зовут Элен Майли. Я зашла навестить его, но если…
   — О, черт, — ответила женщина, распахивая дверь. — Входите.
   Она была крупной, полной, широкоплечей. Гораздо выше Джоу. На верхней губе у нее росли черные усики — не очень заметные, но все же. Кожа у нее была мягкой, розовой и бархатистой — такая встречается у некоторых пожилых женщин. У Элен невольно возникло желание читать книги в таком переплете. В одной и той же руке она держала сигару и стакан с мартини, что не так уж и просто. На ней было надето нечто вроде пижамы — что-то неряшливое в персидском духе.
   — Садись, — сказала она низким и грубым, чуть ли не мужским голосом.
   — Я пью мартини. А ты?
   — Я принесла вот это, — ответила Элен, протягивая ей маленькую бутылочку «Гранд Марнье»
   Миссис Родс взяла бутылку, внимательно рассмотрела ее и кивнула.
   — У него очередной коньячный период? — насмешливо поинтересовалась она. — Ты конечно это не будешь?
   — О нет. Это для вас. Я бы предпочла виски, слегка разбавленный водой.
   — Очень хорошо, — одобрительно кивнула миссис Родс. — Меня зовут Марта.
   Элен села, надела очки и закурила сигарету. Она чувствовала себя прекрасно. Она не испытывала никакого смущения и ничего такого. Она была рада этой встрече. Ей с первого взгляда понравилась жена Джоу, и она инстинктивно чувствовала, что тоже нравится той.
   Марта принесла виски — большой стакан, подала его Элен и уселась в кресло, широко расставив свои полные, облаченные в шелк ноги.
   — Он пошел на выставку, — сказала она. — В какую-то галерею на Лексингтон-авеню. Вероятно, вернется не скоро.
   Элен кивнула и сделала глоток. Виски был крепким, почти не разбавленным.
   — Я была в Канзас-сити, — пояснила миссис Родс. — Моя младшая дочь рожала второго ребенка, и я была при ней. Потом приехал Джоу и мы вместе вернулись назад.