Сандерс Лоуренс. Желания Элен

   — Ну что, грязный ты негодник, — сказала она, — оставляешь меня одну? Оставляешь меня совсем одну?
   Больше она почти ничего не говорила. Она просто сидела и гладила его, лежащего на бумажном матрасике.
   — Глупый песик, — только раз сказала она.
   Он был очень хороший. Он то и дело косил глазом, стараясь не потерять ее из виду. Наконец его губы обвисли, обнажив ужасающие десна и зубы, и он тяжело засопел, высунув черный язык. Она машинально гладила его размеренными движениями: голова, холка, спина…. Потом она начала осторожно почесывать около хвоста — ему всегда это нравилось.
   Он уходил, уходил… закрывались глаза, дыхание становилось все тише. Она наклонилась к нему.
   — Слушай, лапочка, — прошептала она, — прежде, чем ты оставишь меня, я хотела бы тебе кое-что сказать. Я всегда скрывала от тебя это…
   Рокко попытался поднять голову, но у него не получилось.
   — Ты на самом деле не мой сын, — прошептала она. — Ты приемный. Но я хотела тебя. Я хотела тебя.
   Немного погодя в комнату вошел доктор.
   — Ну, — энергично спросил он, — мы закончили?
   — Да, — ответила Элен Майли, — мы закончили.
 
   Она вышла на залитую солнечным светом улицу и первый, кто попался ей на глаза, был высокий, черный Гарри Теннант, прислонившийся к стене здания ветеринарной лечебницы. Он курил сигарету, рассеянно глядя по сторонам.
   И увидел ее.
   — О'кей?
   Она кивнула.
   Он взял ее за руку и они зашагали по улице.
   — Домой? — спросил он. — Или обратно в офис?
   — Наверное я возьму отгул.
   Он ничего не сказал. Он просто шел с ней. Просто был рядом.
   — Боже, какой замечательный день, — сказала она. — Взгляни на небо. Я люблю такие дни. Только в мае и в октябре бывает такая погода. Понимаешь? Чистое небо. Воздух, которым можно дышать.
   — Мне очень нравится этот день, — добавила она.
   Он молчал, время от времени поглядывая на нее сверху вниз и задумчиво улыбаясь. Вскоре они оказались перед домом Элен.
   — Пожалуй, я вернусь на работу, — сказал Гарри.
   Она посмотрела на него.
   — Хорошо, — сказал он. — Ненадолго.
   Он сел согнувшись на диван в гостиной, положил локти на колени, оставив кисти свободно свисать между длинных ног. Элен приготовила кофе и принесла посыпанные сахарной пудрой пончики. Но, едва откусив кусочек, она стремглав бросилась в ванную и с треском захлопнула за собой дверь.
   Он терпеливо ждал ее, разглядывая свои руки, раздумывая над тем, какие все-таки странные эти руки, если приглядеться к ним пристальнее. Куски мяса, изрезанные мелкими морщинами, оканчивающиеся пятью отростками. Кажется, будто в их форме нет и намека на красоту. Будто эта конструкция — плод больного воображения какого-то плотника или, быть может, ребенка, который привинчивает к своему скейту сзади и спереди по красной коробке, делает из проволоки руль и думает, что кадиллак готов. Вот какие они — человеческие руки, если приглядеться к ним пристальнее.
   Вскоре Элен вышла из ванной. Она умылась холодной водой и теперь чувствовала себя чуточку лучше.
   — Я собираюсь выпить рюмочку, — объявила она. — Ты как?
   — Я присоединюсь, — кивнул он.
   Она принесла бутылку виски, два стакана, тарелку с кубиками льда и кувшин с водой. Себе она смешала виски с водой, а Гарри налил себе чистого и пил его небольшими глотками.
   — Сколько времени он у тебя? — спросил он.
   — Всю свою жизнь. Однажды на Рождество я получила премию — пятьдесят долларов. Он сидел в витрине магазина на Лексингтон вместе со своими братьями и сестрами. То есть… Я хочу сказать, что они выглядели так, будто все из одного помета. Они гонялись друг за другом, кусались, возились на куче скомканных газет и скулили. А он сидел очень спокойно и смотрел в окно. Он казался таким одиноким. Как будто его никто не любит. Позже-то я поняла, что это меня разыграли. Щенок был прирожденным актером. Ему нужно было вступить в «Эквити» ^{note 17}. Он просто знал, как нужно вести себя, чтобы его купили. Нужно сидеть и смотреть в окно широкими глазами. Можно даже выжать слезу. Рано или поздно какой-нибудь мягкосердечный недотепа пройдет мимо и купит тебя, и отнесет домой, в тепло, где у тебя будет мягкая постель и тебя все будут любить и кормить. Маленький негодник, он все это просчитал.
   Гарри усмехнулся.
   — Да, возможно, он все просчитал.
   — А… Какого черта, — сказала она. — Он был всего лишь собакой.
   Гарри кивнул.
   — Лучше заведи себе еще одну.
   — Может быть. Когда-нибудь. Не сейчас. — Она оглянулась на клетку с попугаем. Птица чистила свои перья. — Ты думаешь, он что-нибудь понимает? Попугай?
   Гарри пожал плечами.
   — Может быть.
   — Мне не нравится эта птица. Может, я не должна так говорить, но это правда. Мне она просто не нравится. Между нами ничего не возникает.
   — Зачем ты его купила?
   — Это случилось на распродаже в Гимбелсе. Я решила, что он мог бы составить компанию Рокко, пока я на работе. Но Рокко он тоже не понравился. Думаю, я от него избавлюсь. Не хочешь взять?
   — Нет, — сказал Гарри. — Спасибо.
   — Я полагаю, ты думаешь, что я придурковатая дамочка, совершенно убитая смертью своей собаки.
   — Нет, я так не думаю.
   — У него ведь хорошая родословная. Его дедушка был чемпионом. На какой-то псарне в Небраске. Я могу показать тебе бумаги.
   — Да нет, не надо.
   — Ну, в общем, я любила его.
   — В этом нет ничего плохого.
   — Думаю, что нет. Маленький вонючий негодник…
   Она торопливо налила себе еще виски и сделала большой глоток.
   — У всех у нас случаются неприятности, — сказала она.
   — Конечно. Такова жизнь.
   Они сидели и прихлебывали из своих стаканов, и виски постепенно забирало их.
   — Думаешь, есть рай для собак? — неожиданно спросила она.
   — Конечно. А почему нет? Для всех живых существ. Для собак и для всех прочих зверей, и для тараканов, и для всяких клопов. Почему рай должен быть только для людей?
   — Да, — задумчиво сказала она. — Верно.
   Затем она подошла и села рядом с ним на диван. Она обняла его за шею. Она поцеловала его.
   — Я просто почувствовала, что хочу сделать это, — сказала она. — Просто почувствовала.
   — Я понимаю, — пробормотал он, — я понимаю, милая…
   Ему не следовало говорить «милая», потому что это окончательно сломило ее. Она совершенно расклеилась и потеряла над собой контроль. Он обнял ее, начал гладить и успокаивать, пока ее рыдания не стихли, пока она не успокоилась и не перестала дрожать.
   — Боже мой, прости меня, — с трудом переводя дух, сказала она. — Прости меня. Я не думала, что такое случится. Я правда думала, что смогу держать себя в руках.
   Она не понимала, что он говорит. Он просто говорил что-то тихим голосом, почти шептал, поглаживая ее волосы. Он достал из нагрудного кармана желтый шелковый платок и вытер ее слезы. Он был очень внимателен и серьезен.
   Он обнимал ее, пока она окончательно не пришла в себя. Она три раза глубоко вдохнула, затем отстранилась от него, встала и принялась расхаживать по комнате.
   — Итак… что мы имеем? — спросила она. — Отчет для Кэнтабиля будет готов на этой неделе, верно?
   — Да, все правильно.
   — Так… письма в «Паркинг Ассосиэйшен»?
   — Я разговаривал с Солли сегодня утром. Он работает над ними, корректура у нас будет завтра.
   — Так. Хорошо. — Она посмотрела в окно. — Со мной сейчас все будет хорошо, Гарри.
   Она позвонила Сьюзи Керрэр. В офисе царило спокойствие. Оба шефа не появлялись, и ничего чрезвычайного в их отсутствие не произошло. Поэтому Элен и Гарри пропустили еще по стаканчику виски.
   — Это здорово, — сказала она. — Мне нравится. Здорово прогуливать. Ты когда-нибудь прогуливал?
   — О, конечно. Пару раз. Это вправду здорово.
   Он ослабил узел на галстуке, расстегнул воротник рубашки и развязал шнурки. Затем он развалился на диване и сказал ей:
   — Я устраиваюсь как дома.
   Она довольно кивнула.
   — Полагаю, ты считаешь меня чересчур нахальным, босс?
   — Мне нравятся нахальные мужчины, — объявила она. — Мне нравятся дерзкие и сильные мужчины. Мне нравится флиртовать с мужчинами в ресторанах. Знаешь, ну… переглядываться с ними. Мне нравится, когда мужчина подмигивает мне на улице и когда водители грузовиков свистят мне в след и говорят гадости. Однажды, на Сорок шестой улице меняли трубы, и целую неделю я проходила два лишних квартала по дороге на работу, чтобы эти парни, копающие канаву, могли свистнуть мне в след. Каждое утро они ждали меня. Это было замечательное начало рабочего дня.
   — У-у-у-у, — вздохнул он. — Я так не набирался перед ланчем уже много-много лет.
   — Гарри, ты голоден? — взволнованно спросила она. — Я могу тебе что-нибудь приготовить. Например сандвич. Или могу позвонить в ресторан.
   — Нет. Все в порядке. Спасибо.
   — Слушай, — сказала она неожиданно серьезным тоном, — я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
   — Неприятности?
   — Ну, я имею в виду то, о чем ты говорил. Ты сказал, что не дотронешься до другой женщины, если Айрис Кейн вернется к тебе. Ты дал обещание Богу. Ты мне так говорил.
   — Верно. — Он вздохнул и прикрыл глаза. — Я тебе это говорил. Я дал обещание Богу.
   — Богу, — повторила она и в голосе ее прозвучали презрительные нотки.
   — Я не думаю, что Он так уж всемогущ. Я на днях видела на улице маленького мальчика-инвалида. И я видела прекрасную молодую девушку… слепую. А землетрясения, наводнения и прочие прелести? Сколько людей гибнет… Сколько детей… Я думаю, Он паршиво справляется со своей работой. Я могла бы делать это лучше.
   — Возможно, тебе следовало быть Богом.
   — Я считаю, что Он, ну, как бы сказать, не очень-то старается.
   Гарри открыл глаза и серьезно посмотрел на нее.
   — Ну, ты сама знаешь, как трудно делать добро в наши дни.
   Затем все изменилось. Прежде, чем они поняли это, он уже обнимал ее; они катались по дивану, в объятиях друг друга. Но это было еще немножко не то. Элен скинула туфли.
   — Что если, — сказала она, — что если…
   — Что если?
   — Что если нам еще немного выпить?
   Он обдумал ее предложение.
   — Пожалуй, — согласился наконец он, — это будет неплохо.
   Она принесла с кухни еще льда, плеснула виски в стаканы, проливая его на стол.
   — Думаю, сейчас мы беспомощны, — сказала она.
   — Что?
   — Гарри, это может занять какое-то время. Я имею в виду — чтобы привыкнуть друг к другу. Люди женятся, и проводят вместе недели, месяцы. Ты понимаешь?
   — Я думаю, ты права.
   Они помолчали. Выпили. Оба чувствовали, что необходимости в разговоре нет. Они сидели молча почти пятнадцать минут. Потом опять заговорили… о том же.
   — Мне кажется, вряд ли это продлится больше трех минут, — сказала она.
   Он обдумал ее слова.
   — Может быть, даже две.
   Она взяла его за руку — маленькая белая ладонь утонула в его огромной кисти, напоминающей связку перезревших бананов — и повела его в спальню. Там они остановились, увидев своих двойников в большом зеркале, висящем на двери.
   — Господи, боже мой, — сказал Гарри с испугом, — ну и дела.
   Он увидел только свое туловище — голову зеркало уже не вмещало. Элен едва достигала ему до плеча. Они стояли, взявшись за руки, глядя на свое отражение в зеркале и пытаясь сообразить, что с ними происходит и как они оказались здесь — он, такой высокий, темный и худой, и она, такая миниатюрная, светлая, стройная.
   — Ты поместишься в карман моей жилетки, — сказал он ей.
   — Попробуй, запихни меня туда, — кивнула она. — У тебя получится.
   Она быстро скинула одежду. Платье через голову, чулки с ног — и готово.
   — Не снимай свои часы, — сказала она ему.
   — Мои часы? Боже, да это извращение. Элен, это просто извращение. Я встречал таких, которые любят всякие извращения… Но мои часы? Малыш, ты должна признать, что это просто извращение.
   — Это не извращение. — Она зевнула, ничуть не смущаясь. — Я просто хочу, чтобы ты их не снимал. Привет.
   Она выскочила в другую комнату. Когда она вернулась — с бутылкой виски, тарелкой с кубиками льда и кувшином с водой — он уже забрался в постель. Простыни, натянутой до самого подбородка, не хватило: для его ног
   — длинных, лоснящихся, похожих на средневековые музыкальные инструменты. Фуга ля миног для ног Гарри.
   Она скользнула под простыню и прижалась к нему. Она поцеловала его.
   — Вот тебе, — сказала она.
   — А это тебе, — сказал он.
   — А это тебе.
   — А это тебе.
   Так они продолжали довольно долго, изредка прерываясь, чтобы налить в стаканы виски.
   — А теперь получай вот это.
   — А теперь получи ты.
   Она откинулась, задыхаясь. Гадая, к чему все это может привести. Зная об этом.
   — Слушай, — сказал он наконец. — Давай будем разумными.
   — Разумными.
   — Давай рассуждать логически.
   — Рассуждать логически.
   — Видишь ли… — сказал он. Долгая пауза. — Видишь ли, из-за того, что ты такая маленькая, а я такой высокий… ну, видишь ли, если я буду сверху, твое дыхание будет щекотать волосы у меня на груди, а ногти на ногах будут царапать мои коленки.
   Она задумалась над этим. Это показалось ей разумным.
   — Это верно, — признала она. — Ну и?..
   — Ну, и тогда я не смогу целовать тебя. А я хочу целовать тебя, малыш.
   Пальцем она ткнула его в бок.
   — Гарри.
   — Но я правда хочу.
   — Ладно, — сказала она. — Дай мне минутку подумать.
   Она минутку думала.
   — Ты можешь лечь на спину, — предложила она, — а я сяду сверху. Идет?
   — Ничего не выйдет, — он покачал головой. — Слишком далеко. Я хочу целовать тебя, малыш.
   — Я могу лечь на… Нет, так не пойдет. Может, если мы… Нет, не то. Слушай, Гарри, как насчет журнального столика в гостиной?
   — Столик в гостиной?
   — Нет, он слишком низок. Тогда, может быть, обеденный стол. Он подходит. Но тебе придется стоять.
   — Черт, — сказал он. — Это было бы ничего, милая, но когда я буду наклоняться, чтобы поцеловать тебя, мне придется нагибаться и… выпячивать свою задницу. А где мы еще можем этим заняться?
   — Унитаз? — предложила она.
   — Корзина для белья? — предложил он.
   — На подоконнике? — спросила она. — Свесившись вниз?
   — Задрав ноги на… — начал он, но тут они дружно расхохотались, и он не договорил. В угаре веселья она забыла о Рокко.
   Наконец выход был найден. Он сел на край кровати, вытянув ноги, а она села на него верхом. Он держал ее, сжимая ее бедра своими цепкими пальцами. Ноги она положила на кровать. Им было удобно. И они могли целоваться. И они целовались.
   — Ты знаешь, малыш, — сказал он. — Я совершенно ничего не чувствую.
   — Спасибо тебе огромное, очень мило с твоей стороны.
   — Да нет, я не это имел в виду. Совсем не это. Мне нравится быть с тобой, ощущать в руках твою маленькую упругую задницу. Это замечательно, милая. Просто здорово. Но я имел в виду, что не чувствую ничего такого… Ну, того, о чем написано в книгах…
   — В каких книгах?
   Одна его рука скользнула ей за спину между лопаток, другая отправилась вниз и приподняла ее ягодицы. Неожиданно, безо всякого усилия, он встал на пол. Она обхватила руками его за шею, а ее ноги, как тиски держали его талию.
   Он прошелся по комнате. Она прижалась к его могучей груди, как маленький белый зверек.
   — Ох… — сказал он. — Видишь ли. — На лице у него появилась грусть.
   — Я читал всякие книги о черных и белых. Там говорится, что я должен испытывать сейчас желание разорвать тебя на части, или как-то еще выместить свою ненависть к белым, или радоваться тому, что нарушаю табу, или стыдиться этого. Но ничего подобного я не чувствую.
   — О чем это ты, парень? — взволнованно спросила она. — Это что-то очень важное? Это имеет какое-то значение?
   — Нет, просто дай мне выговориться.
   Он ходил по комнате, улыбаясь ей. Раз он подпрыгнул и вошел в нее глубже; она застонала от удовольствия.
   — Я должен чувствовать себя виноватым. Или испытывать жажду мести. Или хотеть причинить тебе боль. Так сказано в книгах. Но ты знаешь, что я чувствую?
   Она потерлась щекой о его щеку.
   — Я надеюсь ты испытываешь то же самое, что и я.
   — Да, малыш, да. Ни вины, ни боли. Все это ерунда, что они пишут!
   — Конечно, Гарри. Подпрыгни еще разок.
   Он подпрыгнул. Она застонала.
   — О, Боже!
   Он прошелся еще по комнате, крепко сжимая Элен в объятиях. Затем он осторожно опустился на кровать и повернулся на бок. Он был по-прежнему в ней. Как он и предсказывал, ее лицо оказалось у самой его груди, а ноги едва доставали ему до колен.
   Они взялись за руки. Оба посмотрели вверх, на потрескавшийся потолок, где в одном углу облупилась краска.
   — Обними меня… — прошептала она. — Держи меня крепче.
   Он прижал ее к себе и зажмурил глаза — так крепко, что от век разбежались морщинки.
   — Гарри? — спросила она. — Ты засыпаешь?
   Нет, он не собирался спать.
   — К чему это все? То, о чем ты говорил, когда ходил по комнате?
   — Ох, — сказал он. — Да так…
   — Что так?
   Он открыл глаза, посмотрел на нее с удивлением.
   — Ты — нечто!
   — Я не очень сообразительная. Наверное, просто тупица…
   — Ты умница, — заверил он ее. — Ты самая настоящая умница. Ты… ты просто другая женщина. Это ведь не о чем тебе не говорит, правда?
   — Что? О чем ты?
   — Я — черный. Ты даже не думаешь об этом.
   — А почему я должна об этом думать?
   — О, Элен, Элен. — Он рассмеялся, прижав ее к себе еще крепче. — Я клянусь…
   — Слушай, Гарри, — сказала она, — ты не думаешь, что мы уже вдоволь наговорились?
   Он согласился.
   Кончики его длинных, сильных пальцев пробежались по ее спине, ощупывая каждый позвонок. Медленно и осторожно он перевернул ее на спину и крепко сжал в своих объятиях.
   Он скользнул ногтями по тыльной стороне ее рук, и они пришли в движение. Ее тонкие руки взлетели вверх словно усики бабочки, ноги, будто лишенные костей, обвились вокруг его тела.
   Она застонала, и эти стоны были похожи на пение.
   Она прикасалась к нему, поглаживала, пощипывала… Плавно покачиваясь, она парила над ним, словно облако.
   — Ох, — сказал он с восхищением.
   Она продемонстрировала ему свои маленькие домашние хитрости: подложила подушку себе под ягодицы, отбросила мешавшие им одеяла, взбила подушку у себя под головой.
   Она была такой податливой, мягкой, а его кожа столь гладкой, что они совсем не чувствовали трения. Ее гибкие руки сплетались у него за спиной, а колени обхватили талию. Он сжал ее бедра в своих ладонях, кисти его рук оказались такие большие, а ее ягодицы столь миниатюрные, что кончики его пальцев соприкоснулись.
   Они двигались, двигались, нашептывая друг другу ласковые непристойности. Не торопясь, они наслаждались сладостной пыткой. Она повисла на нем, словно медвежонок на дереве. Целовала его грудь, царапала ему спину.
   Они нашли нужный ритм — ямбический — который был, может, не очень элегантен, но зато подходил им как нельзя лучше. Они старались продлить это как можно дольше. Элен — щеголяя своим мастерством. Гарри — демонстрируя свою силу.
   Наконец они почувствовали, что теряют ощущение реальности. Их глаза ничего не видели, пот струился ручейками. Ее пылающее лицо прижималось к его груди, в которой молотом билось сердце. Его пальцы судорожно впились в нее.
   — Пожалуйста, — сказала она.
   — Пожалуйста, — сказал он.
   И они понеслись вскачь, лошадь и всадник. Рысью. Легким галопом. Галопом. И наконец… наконец…
   Это, как они поняли позже, была сказка.

13

   Она влетела в ресторан, опаздывая всего на несколько минут. Однако, оглядевшись по сторонам она не обнаружила Джоу Родса. Несколько столиков были заняты исключительно мужчинами. Все стремительно, неторопливо, зазывно повернулись к ней, уставившись на ее ноги и фигуру в облегающем коротком платье.
   «Чтоб вы подавились», — удовлетворенно подумала она.
   Мужчина, вышедший из-за стойки бара и направившийся к ней, выглядел в точности как Жан Габен в сорок восьмом году — казалось лицо его было отмечено печатью многочисленных неудачных любовных романов. На нем был серый фланелевый костюм. Седые волосы были пострижены ежиком. Он бросил на нее мимолетный взгляд, успев оценить размер ее груди и упругость бедер, а также отметить про себя, что она не замужем и вряд ли станет настаивать на том, чтобы свет был погашен.
   — Могу я вам чем-нибудь помочь?
   — Мистер Родс заказывал столик?
   Он расплылся в улыбке, отчего его лицо покрылось морщинами и стало похоже на скомканную оберточную бумагу.
   — Джоу? Ну конечно! Он еще не приехал. Позвольте мне…
   Он провел ее к угловому столу на четырех персон и осторожно усадил. Тут же подбежала официантка неся блюдо с хлебными палочками, маслом, холодной как лед редиской и зеленью.
   — Может быть, хотите чего-нибудь? — предложил владелец ресторана.
   — Очень сухой «Роб Рой», пожалуйста.
   — Прекрасно. — Он улыбнулся и двинулся прочь.
   «Интересно, смогла бы я в тебя втюриться?» — подумала она.
   Вскоре вошла компания из четырех мужчин, затем молодая пара, и еще две женщины средних лет, одну из которых владелец ресторана восторженно заключил в объятия, после чего повлек вглубь ресторана. Элен проводила их взглядом. Та, которую столь темпераментно приветствовал владелец, была высокой, статной женщиной с холеным красивым лицом. Когда владелец ресторана возвращался к стойке, Элен остановила его.
   — Женщина в твидовом костюме, — прошептала она. — Очень знакомое лицо. Я уверена, что уже где-то видела ее.
   — Ну конечно. Это замечательная женщина и замечательная актриса. Аниз…
   — Маклин, — восторженно договорила за него Элен. — Бог мой, я видела ее в «Шести бутылочках для Пэдди». Она была великолепна.
   — Да. Сейчас она играет главную роль в «Парнях из Маракича». Каждую среду перед дневным представлением она приходит сюда на ланч.
   Элен обернулась еще раз.
   — Какая красавица! — с завистью проговорила она. — Как королева.
   В перекошенном пенсне и сигаретой в зубах в дверь вприпрыжку вбежал Джоу Родс. На голове у него была войлочная охотничья шляпа, под мышкой он держал картонную папку. Его черный шерстяной костюм блестел; в петлицу была вставлена распустившаяся маргаритка. Он заспешил к Элен, напоминая миниатюрного Дон-Жуана и она вдруг испугалась, что из-под брюк сейчас покажутся его длинные шерстяные кальсоны, пока не сообразила, что на нем короткие гетры.
   Он остановился у столика, склонил голову набок и мечтательно посмотрел на нее.
   — Елена, красота твоя напоминает мне ладьи никейцев, «Что путника усталого влекут, к родному берегу по белопенным волнам» ^{note 18},
   — продекламировал он.
   — Сукин сын, — с довольным видом промолвила она. — Красиво. Это ты сочинил?
   — Давным-давно, — скромно пробормотал он, отдавая хозяину свою шляпу.
   — Благодарю, Ирвинг. Папку я оставлю. Ты знаешь, что я буду.
   — Его правда зовут Ирвингом? — спросила она, когда тот отошел, и сердце ее упало в третий раз.
   — Конечно нет. Он Генри или Энрик. Но я зову его Ирвинг. Это наша маленькая шутка, которая доставляет нам обоим удовольствие. Видишь ли, однажды он…
   — Джоу Родс! — вдруг раздался рядом с их столиком восхитительный низкий женский голос, и великая актриса Аниз Маклин, сияя глазами, распахнула свои объятия.
   — Боже мой! — воскликнул Джоу, вскочив на ноги, и обнял ее изо всех сил, потеряв при этом пенсне. Она поймала их, похлопала Джоу по впалой щеке и поцеловала в макушку.
   — Разбойник! — пропела она, и стены ресторана содрогнулись. — Почему ты не позвонил? Я истомилась по тебе, истомилась!
   — Ну… а… видишь ли… Аниз, это Элен Майли. Элен, дорогая, это Аниз Маклин, мой хороший друг…
   — Друг, черт возьми, — воскликнула Маклин. — Брошенная любовница и отвергнутая поклонница — так будет точнее.
   И совершенно неожиданно она вдруг провела рукой по туго завитым волосам Элен.
   — Ах ты мальчишка, — промолвила она. — Просто очаровательно. Блеск. Великолепно.
   Взяв Джоу Родса за усы кончиками пальцев, она подергала их взад и вперед и голова его заходила ходуном.
   — Берегись этого негодяя, — заметила она Элен. — Самый опасный мужчина Нью-Йорке. Не верь ни единому его слову.
   — Не буду, — едва слышно выдохнула Элен.
   Затем Аниз вернулась за свой столик, и бокалы перестали дребезжать.
   — Боже мой, — замирая от восторга произнесла Элен, — ты что, знаешь всех?
   — Ну… видишь ли… я фотографировал ее несколько лет назад для почившего в бозе журнала «Стиль». Уверен, что ты его уже не застала. Но Аниз тогда получила свою первую главную роль инженю в постановке «Секс терпит неудачу». Она позировала мне со змеей, обвившейся вокруг ее обнаженной груди. Это была сенсация.
   — Могу себе представить.
   — Ее благодарность была так трогательна. Она предложила…
   — У тебя был с ней роман? — с искренним интересом спросила Элен.
   Он закинул голову и сложил руки на груди. В углу левого глаза показалась непрошенная слеза, которая медленно поползла по его щеке.
   — Ох-ох-ох, — выдохнул он. — Нет, моя дорогая, между нами ничего не было. Но мы остались добрыми друзьями. Иногда обедаем вместе. Дарим друг другу подарки на Рождество. Вот так вот. Ага! Вот и мой бальзам. Спасибо, милочка.
   Официантка улыбнулась, подала меню и удалилась. Они чокнулись, отпили из своих бокалов, а затем Джоу наклонился, открыл папку и один за другим продемонстрировал три сделанные им фотографии, форматом одиннадцать на четырнадцать дюймов.