Сартр Жан-Поль. Фрейд

   Флисс. Одно – вам, одно – мне. (Улыбается, показывая, что шутит.) Мы с вами создаем тайное общество. (Более серьезно.) Сегодня, 13 июля 1892 года, в Вене, на мосту через Дунай, стоят два человека, и только им ведома тайна природы: сексуальность правит миром. (Он обернулся на перестук ко­лес и показал на солидного господина – седая борода, ордена, минимум государственный советник, – который проезжал мимо в собственном экипаже.) Им тоже правит сексуальность, но он об этом не знает. (Он в упор смотрит на Фрейда. В его больших, мечтательных глазах мелька­ют искорки.) Фрейд, давайте заключим договор. Вы живете в Вене, я – а Берлине. Вы – психиатр, я – физиолог и мате­матик. Больные будут сообщать вам факты, а я рассчитывать, когда они имели место. Ритм, все в нем, все – в ритме и числе. Возьмите кольцо. (Протягивает кольцо Фрейду, который не решается его взять.) Что с вами? Вы боитесь?
   Задетый за живое, Фрейд поворачивается к Флиссу, берет кольцо, но не надевает его на палец, а держит в руке.
   Фрейд(сдрожью в голосе). Что ж, вы правы… Мне страш­но. (Он боится и не скрывает своего страха.) Придется копаться в грязи. Снова и снова, всегда. Это, это… меня ужа­сает… (Флисс молча смотрит на него.) К тому же я боюсь потерять Марту. Она ни о чем не знает, но догадывается, И думаю, осуждает меня. Я люблю ее потому, что она, подобно мне, строга и стыдлива. Она порицает меня во имя добродете­лей, которым привержен я сам. (Разглядывает свое обру­чальное кольцо и кольцо Флисса.) Она будет жить рядом, словно чужая. Жить в этом изнеженном, развратном городе, который каждый день будет нашептывать ей: твой муж – грязный еврей, такая же свинья, как все евреи.
   Долгое, тягостное молчание.
   Флисс. Под нами Дунай. Если вы отказываетесь, бросьте кольцо в воду.
   Фрейд (говорит хриплым, еле слышным голосом, словно не слыша Флисса). Но главное, что больше всего я боюсь себя…
   Флисс (с презрительным высокомерием). Семья, город, ка­кое они имеют значение? Мы станем всемогущи, Фрейд. (Он указывает в сторону набережной, забитой каретами и людьми.) Мы узнаем тайные инстинкты людей, истоки того, что они называют добром и злом, и благодаря разуму, будем господствовать над ними.
   Неожиданно Фрейд рассмеялся.
   Флисс (растерянно). Что с вами?
   Фрейд. Я вспомнил беднягу Мейнерта. Он сказал мне: «За­ключите договор с дьяволом». (Надевает кольцо на указа­тельный палец.) Вот я и заключил.
   Флисс улыбается и тоже надевает кольцо.
   Флисс. Каждую неделю мы будем писать друг другу. У нас будут тайные встречи.
   Фрейд. Научные «конгрессы» двоих.
   Фрейд овладел собой, теперь он почти весел.
   Флисс. Через десять лет мы научимся управлять людьми. (Он крепко пожимает Фрейду руку.) Отныне, брат мой, мы должны говорить друг другу «ты».

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

(1)

   Кабинет Фрейда на первом этаже в том же доме.
   Семья сохранила квартиру на четвертом этаже, который полностью отошел в ее распоряжение.
   Об этом мы узнаем позднее из диалога. Сейчас перед нами – врачебный кабинет. Такой же, что мы уже видели.
   Сходство объясняется тем, что он занимает в квартире на первом этаже ту же площадь, что и на четвертом.
   Единственное различие в меблировке вызвано новыми вкусами Фрей­да: те же кресла, тот же диван, правда более потертые, но на каминной полке, письменном столе, столиках, которые были и прежде, маленькие египетские статуэтки (подлинные, но весьма невыразитель­ные).
   Мужчина в черном сюртуке, очень худой, с робким взглядом за стеклами очков, ждет, поставив рядом с собой на ковер цилиндр, скрестив руки на набалдашнике трости.
   У него бледно-голубые, холодные и ясные глаза, седенькая, довольно длинная, но реденькая бородка, прекрасная, почти белоснежная ше­велюра. Этот мужчина лет шестидесяти, без всякого сомнения, персона важная (в петлице – награды), его худоба, а также строгий вид создают впечатление аскетичности.
   Кажется, что в этот момент он чем-то глубоко недоволен, но молчит.
   Голос Фрейда за кадром (все более жесткий и власт­ный). Говорите, Магда, говорите! Я приказываю вам. Речь шла о перчатке.
   Голос Магды (за кадром). Какой перчатке?
   Старый господин взял со столика египетскую статуэтку и со скукой рассматривает ее.
   Голос Фрейда за кадром. Той, что вы видели во сне.
   Голос Магды (сонный и усталый). Я не помню.
   Старый господин. Это не имеет никакого смысла. Уже пятнадцатый сеанс, а мы ни на шаг не продвинулись.
   Мы видим Фрейда, сидящего (как обычно) у изголовья загипнотизи­рованной больной. На сей раз это старая дева (лет примерно тридцати пяти), тоже очень худая, полностью одетая в черное, с невыразитель­ным лицом (и не только потому, что она действительно некрасива, но и потому, что кажется, будто она никогда не была молодой и веселой).
   Сейчас глаза у нее закрыты. Но даже в состоянии гипноза она выглядит мрачной и неприятной. Фрейд, услышав замечание отца, в ярости оборачивается к нему.
   У него снова тот угрюмый вид, какой был в первой части и в начале второй.
   Но он приобрел уверенность и почти тираническую властность, осо­бенно по отношению к больным. В его глазах, в уголках губ затаилась какая-то смесь презрения и резкости.
   Теперь его можно назвать грубым человеком, готовым насиловать сознание своих больных, чтобы удовлетворить научное любопытство. В то же время – это контрастирует с его властностью – его жесты стали более нервными. Изредка он кашляет. Коротким и сухим кашлем, который разрывает ему горло. Он не курит.
   Фрейд (вежливо, но очень твердо). Тсс! (Он тихо встает и подходит к отцу. Говорит решительно, но почти шепо­том.) Надо признать, господин советник, что вы не облегчаете мою задачу. Я ни разу не оставался с Магдой наедине. Вы присутствуете на всех сеансах.
   Советник (в том же тоне). Я никогда не позволю мужчине гипнотизировать Магду в мое отсутствие. Даже дипломирован­ному врачу.
   Фрейд (нетерпеливо). В таком случае соблаговолите помол­чать.
   Они обмениваются яростными взглядами, и Фрейд возвращается на свое место.
   Магда (открыла глаза, говорит громко). Я вспомнила все. Это перчатки моего отца.
   Глаза Фрейда сверкают.
   Фрейд(голосом полицейского детектива, с недобрым любопытством). Когда он их носил?
   Магда. Это было в Китцбюхеле. Через два года после смерти мамы.
   Фрейд. Сколько лет вам было?
   Магда. Шесть.
   Крик Магды за кадром.
   Магда издает страшный крик. Старик даже не вздрагивает. Он сидит прямо, устремив взгляд вдаль.
   Голос Магды за кадром (она кричит, рыдая). Он сделал мне больно! Он напугал меня! Он перестал быть моим отцом. Никогда я не выйду замуж, я больше не могу видеть этот взгляд! (Эта исповедь заканчивается бессвязными криками.)
   Советник не шелохнулся. Его лицо не меняет выражения, но вдруг из его глаз молча полились слезы. Он и не думает протестовать.
   Фрейд обернулся; смотрит на плачущего советника.
   Он глядит на него и с изумлением, и с презрением.
   Советник даже не смотрит на Фрейда. Фрейд склоняется к Магде. Успокаивает ее, положив на лоб ладонь. Она перестает дрожать, а охватившее ее страшное возбуждение быстро спадает.
   Фрейд (властно). Сейчас вы проснетесь, Магда. Но я прика­зываю вам вспомнить слово в слово все, о чем вы мне сказали. Вы будете слушаться меня?
   Магда (вздохнув). Да.
   Фрейд. Проснитесь, Магда! Проснитесь! Вы проснулись.
   Магда открывает глаза. Постепенно ее лицо вновь приобретает то печальное и всепонимающее выражение, какое у него должно быть в обычном состоянии.
   Она приподнимается и садится на диване.
   Фрейд. Вы помните, что говорили мне?
   Магда(не меняя выражения лица, отвечает слабым, но бесстрастным голосом). Да.
   Фрейд отстраняется от нее, но по-прежнему сидит.
   Она встает. Молча берет свою шляпу и надевает ее, не оборачиваясь к зеркалу.
   Ее жесты несколько замедленны, можно сказать, еще какие-то онемевшие, но точные. Фрейд молча наблюдает за ней.
   Советник тоже встает. Он перестал плакать.
   Магда направляется к двери, а советник следует сзади.
   Он не взял свой цилиндр, который стоит на ковре возле кресла. Магда замечает, что он с непокрытой головой. Она простым и совсем привычным жестом поднимает цилиндр, подходит к советнику и подает ему. Лицо ее совершенно бесстрастно.
   Магда. Твоя шляпа, папа.
   Советник берет цилиндр и держит его в руке. В это время Фрейд открывает дверь и они выходят. Магда идет впереди, отец – за ней. Они молча пересекают прихожую. Магда снимает с вешалки свой черный зонтик, открывает дверь и выходит на улицу; отец – следом.
   Фрейд, который остался в кабинете, снова закрывает дверь, возвращается на середину комнаты. Потом, словно машинально, подходит к окну и распахивает его.
   Тут зрители замечают, что они на уровне улицы. Под ярким солнцем Фрейд видит одетых в черное отца и дочь, которые рядом, не говоря ни слова, пересекают Берггассе. Они удаляются, сворачивают направо и исчезают.
   Фрейд закрывает окно, проходит в глубь кабинета. Его лицо выражает смешанное чувство презрения и отчаяния. Он подходит к египетской статуэтке и долго ее рассматривает. Глаза его несколько светлеют. Он обходит письменный стол, берет открытую маленькую коробку, где лежит какой-то обложенный соломой предмет.
   Выходит из кабинета через ту же дверь, что советник с дочерью.
   Снимает с вешалки шляпу, надевает ее (маленькую коробку он держит левой рукой, прижимая к себе) и поднимается по лестнице.

(2)

   На четвертом этаже он останавливается перед дверью и звонит три раза. Горничная сразу же ему открывает. Она постарела, но в ее глазах, когда она видит Фрейда, сохраняется некое страстное восхи­щение. Фрейд не обращает на это внимания. Он отдает ей шляпу и проходит в коридор.
   Фрейд. Телеграммы не было?
   Горничная. Нет, хозяин.
   Маленькая Матильда (ей десять лет) и два сына (четыре и шесть лет) выбегают из детской и бросаются к нему.
   Дети (радостно). Папа! Папа пришел!
   Лицо Фрейда светлеет; он улыбается им с глубокой нежностью.
   Фрейд (ласково). Осторожно, дорогие мои, осторожно. (По­казывает на коробку.) А то вы все разобьете. Матильда, возьми коробку и отнеси в столовую. Главное, будь осторож­нее.
   Марта (выходя из кухни). К столу! К столу!
   Фрейд обнимает ее за плечи и целует в лоб. Они весело и ласково улыбаются друг другу, но без той глубокой, влюбленной нежности, которая соединяла их в двух первых частях.
   Все входят в столовую. Стол накрыт. Пока дети рассаживаются, Фрейд подходит к маленькому столику, на который Матильда поста­вила коробку. Он вынимает из соломы маленький египетский бюст.
   Марта смотрит на него с еле уловимым недовольством.
   Марта. Еще одна! Главное, не роняй на пол соломинки! Они цепляются за ковер, и их уже ничем не вычистишь.
   Фрейд садится за стол, не расставаясь со статуэткой. Он ставит ее чуть слева от себя и рассматривает.
   Маленькая Матильда (с детским восхищением). Ка­кая она красивая!
   Фрейд (в восторге от этой похвалы). Да. (Горничная приносит блюдо с мясом. Марта накладывает Фрейду.) Телеграмму не приносили?
   Он спрашивает об этом просто для очистки совести.
   Марта. Нет, дорогой мой. (Он слегка помрачнел.) В чем дело? Разве ты ждал телеграмму?
   Фрейд. Это из-за Флисса. Мы должны встретиться в Берхтесгадене в начале будущей недели, но он не уточнил, в какой день.
   Марта (она неприятно удивлена). Ты мне об этом не го­ворил. Значит, ты нас покидаешь?
   Фрейд. Да, на три дня. Если Флисс подаст признаки жизни.
   Он ест, не сводя глаз со статуэтки. Пауза.
   Матильда. Папа!
   Марта(делая большие глаза и прикладывая к губам палец). Тсс!
   Матильда (не обращая внимания на Марту). Папа! По­чему ты, когда ешь, смотришь на куклу?
   Фрейд (не отрывая глаз от статуэтки, ласково). Потому что, дорогая моя, для меня это единственные минуты отдыха.
   Матильда. Ты мог бы поговорить с нами.
   Фрейд (поворачивает голову и с нежностью смотрит на Матильду). Не могу. Потому что… (Он с еле уловимой, иро­нией запнулся, зная, что его не поймут.) Моя работа со­стоит в том, чтобы знать людей такими, каковы они есть. А это не очень весело. Когда я отдыхаю, мне больше нравится смотреть, чем люди занимаются.
   Снова воцаряется тишина. Фрейд поворачивается к статуэтке и погружается в ее созерцание.

(3)

   Два часа пополудни.
   Брейер выходит из своего экипажа, входит в дом и поднимается по лестнице.
   Пройдя несколько пролетов, замечает свою ошибку и снова спуска­ется на первый этаж. Звонит в дверь.
   На двери позолоченная табличка: «Доктор Фрейд, невролог и пси­хиатр». Ему открывает сам Фрейд с сигарой в зубах.
   Фрейд (дружески). Здравствуйте, Брейер.
   Брейер. Здравствуйте, Фрейд. Знаете, я уж было собрался подняться на четвертый этаж. Я никак не могу привыкнуть к новому расположению вашего кабинета.
   Брейер смеется. Он приветлив и изысканно вежлив, утратил тон несколько покровительственного превосходства, но в его голосе боль­ше не ощущается великодушия, которое некогда характеризовало его отношение к Фрейду.
   Фрейд. Знаете, я сделал это в основном ради Марты. Навер­ху, не правда ли, жизнь семейная: дети, домашние заботы, мебель – тот образ, который ей нравится. Когда я принимал своих больных на четвертом этаже, у нее возникало такое чувство, будто я вторгаюсь в ее личную жизнь.
   Они вошли в кабинет Фрейда. Тот указывает Брейеру на стул. Усаживаются по одну сторону письменного стола Фрейда.
   Брейер вынимает из папки рукопись, которую кладет перед Фрейдом.
   Брейер. Вот наше введение. (Фрейд берет рукопись. Каш­ляет.) Что это у вас за кашель? (Фрейд пожимает плечами.) Я думал, вы бросили курить.
   Фрейд. Флисс разрешает мне пять сигар в день. (Имя Флисса Брейеру неприятно. Это очевидно) Это первая сигара сегодня. Самая вкусная. (Он перелистывает рукопись, по­том слегка отодвигает ее.) Если вы разрешите, мы прочтем ее позднее. (Смотрит на часы.) Через десять минут я жду больную. Госпожу Дёльнитц. Она меня беспокоит. Я хотел, чтобы мы посмотрели ее вместе.
   Брейер (вежливо, но без восторга). С удовольствием. Но вы же знаете, что мы с вами расходимся…
   Фрейд (живо). Дело не в наших разногласиях. (Встает.) Суть в том, что она плохо реагирует на гипноз. Или, быть может, я не могу ее загипнотизировать. Наоборот, когда она лежит на этом диване, не засыпая, мне кажется, что она гово­рит с большей охотой и гораздо больше о себе рассказывает. (Брейер слушает его недоброжелательно) Разумеется, трансфер очевиден.
   В дверь звонят.
   Слуга. Пожаловал господин Дёльнитц.

(4)

   Входит Дёльнитц. гигантского роста мужчина лет тридцати пяти. Без бороды, носит бакенбарды. Красное лицо, огромные бицепсы распира­ют рукава его пиджака.
   У него здоровый и веселый вид заядлого спортсмена, мало приспосо­бленного для интеллектуальных занятий. Сейчас он сильно раздра­жен.
   Фрейд при виде здоровяка принимает вызывающий вид: он будет сохранять самообладание на протяжении всей сцены, но чувствуется, что в нем пылает холодный и сильный гнев.
   Фрейд (холодно). Господин Дёльнитц, я ведь ждал вашу жену.
   Дёльнитц (тем же тоном, но менее владея собой и с большей наигранной грубостью). Доктор Фрейд, я пришел сказать вам, что ноги ее здесь больше никогда не будет.
   Фрейд. Ну что ж, вы свое дело сделали. Теперь можете идти.
   Дёльнитц (вместо того, чтобы послушаться Фрейда, бе­рет стул и садится). Если позволите, я хочу кое-что вам сказать.
   Фрейд. Господин Дёльнитц, вы допускаете то, что называют нарушением неприкосновенности жилища. И я мог бы попро­сить полицию заставить вас убраться отсюда. Но из уважения к вашей жене, которую пока считаю своей пациенткой, я согла­сен выслушать вас.
   Дёльнитц(онявно несколько смутился и с недоверием смотрит на Брейера). Я не знаком с этим господином.
   Фрейд. Это доктор Брейер, крупный невропатолог. Я буду говорить с вами в его присутствии, или вы уйдете отсюда. (Брейер намеревается встать.) Нет, Брейер, я прошу вас остаться.
   Слуга (открывая дверь). Там спрашивают доктора Брейера, говорят, что срочно.
   Брейер встает.
   Фрейд (обращаясь к Дёльнитцу). Вам повезло.
   Брейер выходит. Дёльнитц провожает его взглядом.
   Фрейд. Слушаю вас.
   Дёльнитц. Господин Фрейд, вы – не врач.
   Фрейд. Я шарлатан. Это известно. Это все, что вы хотите мне сказать?
   Дёльнитц. Нет.
   Открывается дверь. Появляется Брейер, не снявший шляпы.
   Брейер. Срочный вызов. Я вернусь через полчаса.
   Закрывает дверь.
   Фрейд (Дёльнитцу). В вашем распоряжении полчаса.
   Дёльнитц. Господин Фрейд, с тех пор как вы лечите мою жену, она совсем разболелась.
   Фрейд. Разве раньше она была здорова?
   Дёльнитц. Нет.
   Фрейд. В чем же дело? Почему вы послали ее ко мне?
   Дёльнитц. Она болела. Но не так серьезно.
   Фрейд. Господин Дёльнитц, ваша жена страдает ярко выра­женным синдромом страха. Если вам так дорог ваш покой, привяжите ей камень на шею и утопите в Дунае.
   Дёльнитц. Она мне больше не жена. (Фрейд поднимает брови с иронически удивленным видом.) Вы запретили ей вступать со мной в отношения.
   Фрейд (притворяясь, что не понимает). Какие отношения?
   Дёльнитц. Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Те отношения, которые жена обязана иметь со своим мужем.
   Фрейд. Вот оно что! Понятно. Так слушайте: я запретил ей эти… отношения на время лечения.
   Дёльнитц. Но это же природа, господин Фрейд.
   Фрейд. Вам прекрасно известно, что она возненавидела эти отношения.
   Дёльнитц (растерянно). Она вам рас.. Да, ей это не нра­вилось, но все-таки она соглашалась. А сегодня…
   Фрейд. Каждый раз, когда она соглашалась, она переживала кризис страха. Неужели вам не стыдно требовать от вашей жены?
   Дёльнитц. Ах! Но я не могу без этого, господин Фрейд. Это наша драма.
   Пауза. Дёльнитц понуро сидит в кресле. Неожиданно его снова охватывает гнев.
   Дёльнитц. И вы намерены вылечить ее, забивая ей голову этим свинством?
   Фрейд. Каким свинством?
   Дёльнитц встает и начинает расхаживать по комнате.
   Дёльнитц. Вот уже две недели, каждый раз, когда она приходит от вас, она рассказывает нам о своем дяде Губерте, говорит только о дяде Губерте. Я не желаю, чтобы вы напо­минали ей о дяде Губерте.
   Фрейд. Почему?
   Дёльнитц. Во-первых, потому, что он умер.
   Фрейд (с иронической улыбкой). И что же во-вторых?
   Дёльнитц. А во-вторых, потому, что это свинство.
   Фрейд. Свинство говорить о ее дяде?
   Дёльнитц. Да.
   Фрейд. Вот оно что! Почему же?
   Дёльнитц. Потому что он был свиньей. (Пауза. Говорит грубым тоном.) Вы своего добьетесь, господин Фрейд, добье­тесь! Заставите поверить, что дядя Губерт ее изнасиловал.
   Фрейд (с живым интересом). Ах, вот в чем дело! (Пауза.) Значит, это неправда?
   Дёльнитц. Правда, господин Фрейд. (Спохватившись.) Правда, господин доктор! Но для нее это ложь!
   Фрейд. Почему?
   Дёльнитц. Потому что от нее это скрывали. Все, начиная с ее матери. И кончая мной, когда мне призналась в этом ее мать. (С вызовом.) Мы-то люди тактичные.
   Фрейд. А куда девалось это воспоминание? Неужели вы думаете, что оно испарилось? Оно по-прежнему живет в ней, господин Дёльнитц, живет бессознательно, в подавленном со­стоянии, и именно оно все отравляет. Это воспоминание порож­дает ее страхи! Оно внушает ей отвращение к любви!
   Дёльнитц слушает, разинув рот от удивления, мучительно пытаясь понять Фрейда.
   Дёльнитц. Вы хотите сказать, что это не я вызываю у нее отвращение?
   Фрейд. Конечно, не вы. В детстве она пережила шок, кото­рый привел к тому, что ей стали противны все мужчины.
   В дверь стучат.
   Фрейд. Войдите!
   Это Брейер. Он бледен и мрачен, смотрит на Фрейда с какой-то злобой.
   Фрейд, поглощенный беседой с Дёльнитцем, улыбается Брейеру, не замечая выражения его лица.
   Фрейд(повернувшись к Дельнитцу, с глубокой искрен­ностью). Да, вы больше не будете внушать ей отвращение.
   Дёльнитц(очень довольный, встает). Спасибо вам, доктор!
   Фрейд(тоже встает, говорит тем же властным, но спо­койным тоном). Вы заставили ее пропустить сеанс. (Провожая его до двери.) Скажите ей, чтобы она пришла завтра, в семь часов вечера.

(5)

   Фрейд (обращаясь к Брейеру). Это уже тринадцатый слу­чай.
   Брейер (вздрагивает, он думает о другом). Что?
   Фрейд. Тринадцатый случай невроза, в котором я выявил, что больной в детстве стал жертвой сексуальной агрессивности взрослого.
   Брейер слушает его рассеянно, с мрачным довольством человека, которому предстоит сейчас утолить свою злопамятность, разыграв роль поборника справедливости.
   Брейер. Сегодня утром вы навещали Магду?
   Фрейд. Да. А что?
   Взглянув на Брейера, Фрейд внезапно умолкает. Ему страшно, он не смеет задать вопрос.
   Брейер (говорит равнодушным, но плохо скрывающим его злорадное торжество голосом). Меня вызвал ее отец. Она выбросилась из окна.
   Фрейд (он с трудом обрел дар речи). Погибла?
   Брейер. Да нет. Переломы, контузия, но, если не произошло внутреннего кровоизлияния, думаю, выкарабкается.
   Фрейд поворачивается и медленно подходит к письменному столу, смотреть на него страшно. Он кашляет.
   Фрейд. Утром она мне призналась, что отец надругался над ней, шестилетней.
   Брейер (с возмущением). Она сказала вам грязную ложь, это вы толкнули ее к признанию!
   Фрейд (резко оборачивается к Брейеру, но отвечает ему без грубости, с глубокой грустью). Брейер! Отец присутство­вал при этом и плакал. Но ни словом не возразил.
   Брейер (с почти комическим изумлением). Он же член Высшего Совета! (По его растерянности чувствуется, что он неизменно уважает официальных лиц и сильных мира сего.) Немыслимо!
   Похоже, он потрясен не меньше Фрейда, который, обойдя письменный стол, понуро, с усталым видом опускается на стул.
   Брейер (убежденно). Надо бросить это, Фрейд.
   Фрейд (не поднимая головы, мрачно). Что бросить?
   Брейер. Все, все это.
   Фрейд. Но ведь это ваш метод.
   Брейер. Нет уж, позвольте! Я отказываюсь его признавать.
   Фрейд. Вы раскрывали больным правду о них самих.
   Брейер. Только тогда, когда они были в силах ее выносить.
   Фрейд (глухим голосом, глядя прямо перед собой). Ис­тинной правды о себе не в силах вынести никто.
   Брейер. Вот видите!
   Фрейд. Мы здесь для того, чтобы найти эту правду и помочь людям бесстрашно взглянуть на себя. С нашей помощью они сумеют это сделать. Когда поет петух, вампиры исчезают, они не выносят дневного света.
   Брейер. Магда хотела покончить с собой потому, что обезу­мела от стыда и кошмара. Бывают случаи, когда более чело­вечно солгать.
   Фрейд. Разве Магда была менее безумной, когда лгала сама себе?
   Брейер. Нет, но она была менее несчастной.
   Фрейд. Лечение только началось. Я пойду к ней и…
   Брейер. Вас не примут.
   Фрейд (удивленно). Почему?
   Брейер. Так сказал мне отец.
   Фрейд. Но это преступление! Если сейчас прекратить лечение, то все пойдет прахом.
   Брейер. Все и так пошло прахом, что бы вы ни делали. (Пауза.) Вам повезло, что ей не удалось покончить с собой. (Пауза.) Если Магда умрет, не хотел бы я оказаться в вашей шкуре.
   Фрейд (растерянно). Все врачи идут на риск.
   Брейер. На взвешенный риск – безусловно. Но не так, как вы. Они знают, чем рискуют, а вы не знаете.
   Фрейд(онподавлен жестокостью Брейера, но обраща­ется к нему по-дружески, с какой-то вновь обретенной почтительностью). Брейер, я переживаю тяжелое время… Не могли бы вы помочь мне…
   Брейер(онрастроган этой мольбой о помощи, напом­нившей ему о времени, когда он покровительствовал Фрейду). Я очень бы этого хотел, но что я могу сделать? Вам повсюду мерещится только секс, я не могу следовать за вами…
   Фрейд. Из-за Магды?
   Брейер. Да, из-за нее. Может быть, ваше объяснение ее невроза верно. Ну и что из этого? Не во всех же случаях оно верно. (Властно, но дружески.) Вы обманываете своих боль­ных, Фрейд, подавляете их! Остановитесь, пока не поздно. По­верьте, мне прекрасно известно, что такое муки совести. (Голос его дрогнул; он по дружбе рассказывает о своих муках Фрейду.) Я видел Лёвенгута, который лечит мать Сесили. Они разорены. Живут в маленьком домике в Принц Эйгенгассе. Здоровье Сесили ухудшилось. (Пауза.) Уж лучше бы она умерла.