Сартр Жан-Поль. Фрейд

   Сесили. Если это серьезно, вы не скажете об этом маме.
   Фрейд. Нет. (Пауза. Потом резким тоном.) Итак, вы упали на крыльце виллы. Сколько вам было лет?
   Сесили. Восемь.
   Фрейд. И, конечно, точную дату вы не помните?
   Сесили. Нет, помню точно, потому что это был день рожде­ния моей гувернантки – 6 июня 1878 года.
   Фрейд достает из кармана записную книжку. Он тщательно записы­вает дату и прячет книжку в карман сюртука.
   Фрейд. Вы до сих пор помните день ее рождения. Значит, вы ее очень любили?
   Сесили. Очень.
   Фрейд. А ваш отец обманывал с ней вашу мать?
   Сесили (жалко улыбаясь). Ну да! Но это меня не касалось.
   Фрейд. Вы говорили, что мать правильно сделала, прогнав ее.
   Сесили. Правильно сделала! Очень хорошо сделала. Есте­ственно, с ее точки зрения.
   Фрейд. И что дальше? Отец толкнул вас, и вы упали?
 
   Перед виллой.
   Маленькая девочка поднимается по ступеням крыль­ца. Мужчина (господин Кёртнер) торопливо выходит и толкает ее.
   Сесили (голос за кадром). Да нет же.
   Фрейд (голос за кадром). Вы мне вчера так сказали.
   Сесили (голос за кадром, с легким цинизмом). Это зна­чит, что вчера я лгала. (Господин Кёртнер и маленькая Сесили исчезают. На трех ступеньках и в салоне, кото­рый виден сквозь прозрачную дверь, никого нет.) Разве вам не говорили, что я была большой лгуньей? Я бегала и упала, вот и все.
   Бежит маленькая девочка; это Сесили.
   У нее головка в локонах; на ней – юбочка-кринолин. Споткнувшись о ступеньку, она падает и плачет. В дверях салона появляется господин Кёртнер.
   Он бросается вперед и подхватывает ребенка на руки.
   Девочка перестает плакать.
   Сесили. Мой отец принес меня на диван.
   Отец несет девочку на руках. Он поднимается по ступенькам крыль­ца и собирается войти в салон, когда сухой голос Фрейда останавли­вает его.
   Голос Фрейда за кадром (сухой и угрожающий). Это все?
   Сесили (голос за кадром). Все.
   Фрейд (голос за кадром). Вы лгунья, Сесили. (Этот кадр исчезает. Мы снова видим Фрейда, сидящего на стуле, склонившись вперед, и строго смотрящего на Сесили. Сесили, завороженная, хочет возразить. Но Фрейд не дает ей на это времени.) Лгунья! Вы сами это признали. Когда вы лежали на диване, что с вами произошло?
   Сесили. Он хотел посмотреть мою коленку.
   Сесили смотрит на Фрейда странными глазами; кажется, что ее и пугает, и интригует история, которую ее вынуждает рассказывать Фрейд.
   Фрейд. Тогда маленькие девочки носили под юбкой очень длинные штанишки. Нужно было, чтобы ваш отец… (Пауза.)
   Сесили. Он нежно… нежно… задрал штанину на левой ноге…
 
   Салон на вилле Кёртнеров. Диван. Над диваном склонился, – мы видим его со спины – господин Кёртнер. Он задирает на левой ноге широкие полотняные панталоны, доходящие до лодыжек, открывая сначала белый носочек, потом голую икру, потом колено, далее – начало бедра.
   Этот медлительный и почти сладострастный жест кажется нам похотливым по одной причине; обнаженная таким способом нога не является ножкой маленькой восьмилетней девочки; это красивая, стройная нога молодой женщины.
   Тут мы замечаем, что лежащая на диване женщина – не ребенок: это двадцатипятилетняя Сесили, та самая, что беседует с Фрейдом, но одетая по моде 1878 года (юбка-кринолин, длинные панталоны). Теперь перед нами ее испуганное лицо. Мужчина, который склоняется над ней, наводит на нее жуткий страх.
   Голос Фрейда за кадром. Он вам гладил ногу. Вы боитесь моих глаз? А его глаза? Вам они не внушали страха? (Лежащая на диване Сесили, зачарованная, смотрит в невидимые для зрителя глаза господина Кёртнера: мы видим лишь его плечи и мощную шею.) Вспомните, Сесили! Вспомните ваш страх. Этот страх сделал незабываемым тот день.
   Вдруг господин Кёртнер резко склоняется к лицу Сесили, заслоняя его: перед нами только его голова и широкие плечи. Но ясно, что он целует ее в губы.
   Кстати, это видение промелькнуло в долю секунды. Сразу же слышится голос Сесили за кадром.
   (Чудовищный крик Сесили за кадром, голос страха – и в самом этом страхе чувствуется какое-то удовлетворение.)
   Видение исчезает, мы снова в комнате. Сесили в испуге откинулась на подушки, Фрейд склонился над ней.
   (В чем-то их позы воспроизводят позы господина Кёртнера и Сесили в эпизоде, который только что произошел.)
   Внезапно лицо Сесили меняется: оно уже выражает не страх, а какую-то раздраженную стыдливость.
   Сесили. Это неправда! Этого не было!
   Фрейд немножко откидывается назад. Двумя руками он сжимает лоб Сесили.
   Она моргает, потом закрывает глаза.
   Фрейд. Закройте глаза. (Властным и убедительным голо­сом.) Вы прекрасно знаете, что правда. Вы знаете это. Я понял это сразу, еще вчера, когда вы сказали, что вас толкнул ваш отец. Вы придумали это ложное воспоминание для того, чтобы скрыть другое. Скажите, что это правда.
   Сесили открывает глаза. Она изменилась в лице. У нее лживые глаза и тревожная, хотя почта довольная улыбка.
   Сесили (соглашается слишком быстро, говоря почти с иронией). Правда.

(18)

   Почтовое отделение.
   Окошечко приема телеграмм. Фрейд, склонившись, слушает телегра­фистку, которая перечитывает текст телеграммы.
   Телеграфистка. Вильгельм Флейсс.
   Фрейд. Флисс. Ф-л-и-с-с.
   Телеграфистка надевает очки и медленно, не вкладывая никакого смысла в произносимые слова, читает.
   Телеграфистка. Вильгельм Флисс 16 Мариенштрассе Бер­лин. Сесили нашел блестящее подтверждение родилась 16 мар­та 1870 года аг… аг…
   Фрейд. Агрессия.
   Телеграфистка. Агрессия 6 июня 1878. Четырнадцатый случай. Решил выступить сообщением Медицинском обществе природе секс… секс…
   Фрейд. Сексуальной.
   Телеграфистка. Сексуальной природе неврозов. Друже­ский привет. Сигизмунд.

(19)

   Кабинет Фрейда.
   Стук в дверь.
   Фрейд. Войдите.
   Дверь открывает Брейер. У него любезный, но смущенный вид.
   Брейер. Прошу прощения, что я вошел, не позвонив. Мне открыли дверь техники. (Увидев телефон.) А, понимаю!
   Фрейд(снаивной гордостью). Я один из первых среди врачей, кто имеет телефон. Вы хотите поговорить со мной? (Поворачивается к детям.) Ступайте, дети! Живо! Мама вас ждет.
   Дети бегут к двери.
   Брейер (подходя к Фрейду). Признаюсь вам, что я очень удивлен. Вечером вы выступаете с лекцией в Медицинском обществе, а я узнаю об этом лишь сегодня утром, получив пригласительный билет.
   Достает пригласительный билет и показывает Фрейду.
   Фрейд (вежливо, но спокойно). Я был занят.
   Брейер (уязвленный холодностью тона). Что же такое вас столь занимает?
   Фрейд. Пришло время нанести решающий удар. Я готов.
   Брейер (читая пригласительный билет). «О сексуальной природе неврозов». (С усмешкой.) Отцы насилуют дочерей… Речь все о том же?
   Фрейд (холодно и спокойно). Если дочери страдают невро­зами, то да, о том же.
   Брейер (со злой иронией). Неужели все виды сексуальной агрессии вызывают неврозы?
   Фрейд. Конечно, нет. Необходимо, чтобы больной был пред­расположен к неврозам.
   Брейер (тем же тоном). В общем, существует гораздо боль­ше недостойных отцов, нежели детей-невротиков?
   Фрейд. Непременно.
   Брейер (тем же тоном). Как же безобразен человек! (Пауза.) Серьезно, Фрейд, вам не следует излагать эту тему перед нашими коллегами.
   Фрейд. Почему же? Ведь это правда!
   Брейер. Фрейд, я умоляю вас быть осторожным. Мы вместе написали книгу, через несколько дней она выйдет, и сейчас не время…
   Фрейд. Напротив. Из уважения к вам я согласился на то, чтобы мы изложили ваши методы, ни словом не упоминая сексуальность. Сегодня я наверстаю упущенное.
   Брейер. Но вы не представляете, несчастный, какой скандал вызовете. Вы будете говорить с пожилыми людьми, большин­ство из которых отцы, иногда деды, а вы смеете сомневаться в их отношении к детям!
   Фрейд. Я же не утверждаю, что виноваты все отцы!
   Брейер. Нет. Но чтобы было такое множество виновных, необходимо, если вы говорите правду, чтобы все были подвер­жены соблазну.
   Фрейд. Об этом мне ничего неизвестно. Я говорю то, что знаю.
   Брейер. Если вы говорите то, что вы считаете знанием, вы погибли, мой бедный Фрейд. И я не желаю, чтобы вы ввергли меня в эту пропасть под тем предлогом, что я написал вместе с вами книгу.
   Фрейд. Вот в чем дело!
   Брейер. Да, именно в этом! Я не хочу терять ни свою клиен­туру, ни свою репутацию.
   Фрейд. Значит, вы боитесь.
   Брейер. А вы втихомолку готовили свои удары, и разве не страх помешал вам меня предупредить? У меня нет причины рисковать моей честью врача и мужчины ради дурацких тео­рий, которых я не разделяю.
   Фрейд(висступленной ярости). Может быть, они дурац­кие, зато доказаны.
   Брейер (презрительно). Знаю – тринадцать случаев!
   Фрейд. С позавчерашнего дня четырнадцать.
   Брейер. Еще один? Браво!
   Фрейд. Еще один. И исключительной важности. Этот слу­чай – Сесили Кёртнер.
   Брейер (уязвленный до глубины души). Что вы сказали? (Берет себя в руки.) Мой дорогой Фрейд, она была моей больной. Если вы допустили нарушение врачебной этики…
   Фрейд. Нет никакого нарушения в том, чтобы лечить несчаст­ную, которую вы бросили. Кстати, меня оправдывает лишь одно – успех лечения. Сейчас она уже встает на ноги.
   Брейер. Лечить Сесили! Бедная девочка, вы лишь до конца осквернили ее. Лечить! И это говорите вы! Вы никогда никого не вылечили, и вы стали бы убивать ваших больных ради того, чтобы проверить правильность одной из ваших теорий. (С какой-то сексуальной ревностью.) И что же? Сесили тоже стала жертвой агрессии?
   Фрейд. Да. В восемь лет.
   Брейер. И кого же?
   Фрейд. Отца.
   Побледнев от ярости, они стоят лицом к лицу и молча смотрят друг другу в глаза.

(20)

   Салон в квартире Фрейдов на четвертом этаже.
   Марта и Матильда Брейер сидят рядом. Им страшно.
   Матильда Брейер. На сей раз, Марта, я думаю, всему конец. Когда он получил приглашение… Никогда я не видела его в таком состоянии.
   Марта (с нежностью). Я вас так любила.
   Матильда (робко). Разве мы больше не сможем видеться?
   Марта (отрицательно качая головой). Зигмунд слишком цельный человек. Если он поссорится с вашим мужем, он мне уже не позволит ходить в ваш дом.
   Матильда. А если тайком?
   Марта. Я ничего не сделаю тайком от него. Пусть даже он во всем не прав. (С каким-то страхом.) Но что же останется мне, если я потеряю вас!
   Она обнимает Матильду Брейер. Несколько мгновений женщины сидят, обнявшись. Матильда плачет. Марта, сдержанная, полная отчаяния, не плачет.
   Резко распахивается дверь. Первым какой-то непривычной для него, грубой походкой входит Брейер. За ним Фрейд. Оба мужчины на крайнем пределе гнева. Убитые горем женщины, отпрянув друг от друга, смотрят на них.
   Брейер. Мое почтение, Марта. Я восхищаюсь вами и жалею вас.
   Марта (выпрямившись). Никому не дано право меня жа­леть. Я люблю Сигизмунда и горжусь им.
   Брейер (грубо). Тем хуже для вас (Обращаясь к Фрейду.) И запомните хорошенько: я завтра же публично отрекусь от вас!
   Фрейд. Прекрасно. Вы бросите меня в самый трудный мо­мент, но я буду продолжать один.
   Брейер. Один! Вы никогда не бываете один, мой бедный друг. Чтобы работать, вам необходим мэтр. Вы попадете под влияние Флисса, и все тут! (Матильде, грубо.) Пошли!
   Матильда встает. Женщины обмениваются взглядом, исполненным глубокой нежности и отчаяния. Матильда поворачивается и идет за Брейером; они уходят.
   Фрейд бледен. Он тяжело дышит.
   Фрейд. Десять тысяч гульденов.
   Марта(сизумлением). Сколько?
   Фрейд. Я должен ему десять тысяч гульденов и не могу отдать (Обращаясь к Марте, угрожающим тоном.) Нам придется экономить каждый грош. Я рассчитываю на твою помощь.

(21)

   Вечер того же дня. Перед зданием Медицинского общества.
   Фасад здания не изменился с 1886 года. Он такой же старый, такой же причудливый.
   Но в этот вечер здание «зазвучало»: сквозь открытые дверь и окна вырываются вопли, непонятные крики, свист.
   Время от времени голос Фрейда произносит какую-то фразу – кстати, для зрителя непонятную, – воспользовавшись ненадежным затишьем, и гвалт резко вспыхивает снова.
   Появляются двое хорошо одетых гуляк. Смеясь, они прислушивают­ся. Проходя перед дверью, замечают привратника, который, спокойно оседлав стул, покуривает сигарету в полнейшей расслабленности.
   Один из мужчин. Ну и дерут же они глотки.
   Привратник (философски). А как же! (Вместо объясне­ния.) Ученые.
   Второй гуляка. Да, приятно знать, что и они лаются, как все.
   Уходят.
   К тротуару подъезжает фиакр, останавливаясь чуть поодаль от входа. Кучер старый, лошадь еле дышит, повозка не слишком чистая. Позднее мы узнаем, что это наемный фиакр, которым иногда пользу­ется Фрейд, нанося визиты своим больным.
   В фиакре сидит Марта, бледная, вся на нервах. Она слышит крики и понимает, что ситуация гораздо серьезнее, чем она предполагала.
   Марта. Который час?
   Кучер (глядя на часы). Четверть одиннадцатого.
   Марта. Сейчас закончится. Когда он выйдет, я подойду к нему. Как только он сядет, погоняйте лошадь и вперед.
   Кучер. Хорошо, фрау.
 
   Зал.
   Со времени первой лекции Фрейда (1886) он не изменился.
   Появились новые лица, но и самым молодым не меньше сорока. Двоих в зале нет: Мейнерта и Брейера. Место Брейера не занято. Вокруг зала по стенам расставлены бюсты величайших венских врачей начиная с XVIII века. Одна, совсем недавняя, скульптура воспроизводит голову Мейнерта. Под бюстом его фамилия выграви­рована золотыми буквами.
   Присутствующие располагаются в зале, как и раньше; председатель сидит, Фрейд стоит. Он бледен, но презрительно улыбается. Зал неистовствует. Стоит сплошной вой: можно различить отдельные слова, обрывки фраз. Свистят, топают ногами и т.д. и т.д.
   В хоре голосов слышится:
   «Психиатрия для свиней»,
   «Фантазии старой девы»,
   «Научная сказка»,
   «Ничего себе сказочка!»
   И т.д.
   Во время этой бури ярости и грубости Фрейд спокойно смотрит на бюст Мейнерта.
   Фрейд (воспользовавшись затишьем, он заканчиваетсвою лекцию словами, брошенными в зал с презритель­ной иронией). Я благодарю моих коллег за их благосклонное внимание. Вы не перестали проявлять спокойствие и объектив­ность, как это надлежит настоящим ученым.
   Новые вопли. Несколько врачей, из самых молодых, переглянувшись, выскальзывают на улицу.
   Председатель (полный мужчина, кстати, столь же воз­мущенный Фрейдом, как и его коллеги, встает и объяв­ляет при всеобщем шуме). Заседание окончено.
   Фрейд складывает свои бумаги. Глаза его мрачны и строги, но на губах блуждает торжествующая улыбка, словно бы он радуется глупому поведению своих собратьев.
 
   На улице.
   Из фиакра Марта с беспокойством наблюдает за несколь­кими врачами (теми, что вышли из зала), которые выстроились по обе стороны двери с явным намерением освистать или избить Фрейда. Привратник, тоже встревожившись, покинул свой пост и убежал; похоже, он хочет предупредить полицейского, которого мы видим метрах в ста отсюда совершающим вечерний обход.
   Врачи явно сговорились друг с другом. Один из них, самый высокий и сильный (черные бакенбарды, красное лицо, явный сангвиник), выглядит предводителем этого маленького отряда.
   Он говорит (с места, которое занимает Марта, невозможно расслы­шать его слова) со злобной улыбкой и сильным возбуждением. (В руке у него трость.)
   Фрейд (в цилиндре и сюртуке) выходит в одиночестве из зала. Врачи сразу же начинают кричать.
   Врачи (хором). Грязный еврей! Грязный еврей! Жидовская свинья! В гетто, убирайся в гетто!
   Фрейд на мгновение останавливается, глаза его сияют веселой и почти радостной яростью. Потом медленно идет между рядами врачей, словно на торжестве.
   Поравнявшись с предводителем манифестантов, который, размахивая тростью, словно дирижер, направляет этот хор, Фрейд спокойно останавливается и тыльной стороной ладони сбивает с него цилиндр, падающий в сточную канаву.
   Фрейд (ледяным тоном). Грязный антисемит, подними шляпу.
   Тот замахивается тростью. Но тут подбегают привратник и двое полицейских, чтобы разнять их.
   Другие члены маленькой группы, растерявшись, умолкают. Марта, которая выскочила из фиакра, тянет Фрейда за рукав, увле­кая за собой. Как только они сели, кучер хлестнул лошадь.
   У Фрейда и страдающий, и торжествующий вид. Он оборачивается и видит, как антисемит с бакенбардами наклоняется, доставая из сточной канавы свой цилиндр. Он снова садится рядом с молчаливой и холодно-спокойной Мартой.
   Фрейд (спокойно улыбаясь). Я расплатился с одним старым должком.

(22)

   Несколько минут спустя на первом этаже дома в Берггассе.
   Фрейд с Мартой стоят перед дверью с табличкой: «Кабинет доктора Фрейда».
   Фрейд (ласково). Спасибо тебе, Марта. (Пауза.) Поднимай­ся без меня и ложись. Мне нужно написать письмо.
   Марта (с ледяной иронией, которая вошла у нее в при­вычку). Флиссу?
   Фрейд (спокойно). Да.
   Он достает связку ключей, склоняется к замочной скважине и открывает дверь. Марта поворачивается и идет к лестнице. Фрейд входит в комнату.
   Фрейд в своем кабинете. Он зажигает керосиновую лампу, ставит ее на письменный стол и снимает сюртук. Потом, оставшись в жилете, расстегивает воротничок и садится перед бюваром.
   На мгновение он задумывается, по лицу его блуждает торжествую­щая улыбка, но от скорби и усталости под глазами появились мешки. Страдалец или мученик? И то и другое.
   Он берет лист бумаги, макает перо в чернильницу и начинает писать.
   За кадром его голос повторяет то, что он пишет.
   Голос Фрейда за кадром. Мой дорогой Вильгельм.
   Телефонный звонок. Фрейд снимает трубку.
   Фрейд (отвлекаясь от письма). Алло!
   Голос в трубке. Грязный еврей!
   Ничуть не смутившись, Фрейд аккуратно кладет трубку и снова берет ручку.
   Голос Фрейда за кадром. Я только что порвал с Брейером. Лекция вызвала скандал. Завтра о ней будут говоритъ во всех газетах. Я потерял всех своих пациентов, кроме Сесили, которую лечу бесплатно. Все это доказывает мне, что мы на правильном пути. Медицинское общество оказывает сопротивление. Оно хочет раздавить нахала, который раскрывает его тайны: так личность подавляет невыносимые для нее истины. Можешь быть доволен: я сжег свои корабли. Надо победить или погибнуть.
   Телефонный звонок. Несколько секунд Фрейд колеблется, протягива­ет руку, чтобы снять трубку, потом с иронической улыбкой берет ручку и продолжает писать.
   Голос Фрейда за кадром. Я отказался от гипнотизма…
   Но телефон продолжает упорно звонить. Он с раздражением откла­дывает перо и решает левой рукой снять трубку, правой беря аппарат, который ставит на бювар, рядом с письмом.
   Фрейд (агрессивным тоном). Алло! (Также агрессивно, но с удивлением.) Кто у аппарата? Ах, вы? В чем дело?
 
   Госпожа Кёртнер в подвале кафе. Она склонилась над телефонным аппаратом.
   Взад-вперед снуют посетители и посетительницы, выходя из туалета или заходя туда. Дама у телефона смотрит на госпожу Кёртнер с немым изумлением. Кёртнер говорит без ложного стыда, сухим и отчетливым голосом. Лицо ее измучено усталостью, но остается суровым.
   Госпожа Кёртнер. Примерно минут двадцать. Меня раз­будил стук двери. Я зашла к ней в комнату, там ее не было. Да, записка есть. Лежала на постели. (Она роется в сумочке, достает клочок бумаги и читает.) «Я возвращаюсь к нашему прежнему ремеслу. Не бойся: заработаю много денег». Ну конечно, проституция. Она вбила себе в голову, что была проституткой. Сегодня утром она только об этом и говорила. Сказала, что пойдет на Ринг, так как там более изысканные клиенты. Да. Вела себя нормально с самого утра. Даже прогу­лялась по саду. Должна ли я сообщить в полицию?
   Камера показывает Фрейда, склонившегося в своем кабинете над аппаратом.
   Фрейд. Ни в коем случае. Она сказала, что пойдет на Ринг? Хорошо. Я сам туда пойду. Ступайте домой. Я ее привезу.
   Вешает трубку. Выражение демонического торжества полностью исчезло с его лица. Уголки губ опустились, широко раскрытые глаза выдают его страх.
   Он застегивает воротничок, поправляет галстук, торопливо надевает сюртук и выходят из комнаты.

(23)

   Спустя несколько минут на соседней улице. Окно на втором этаже жилого дома.
   Сильные удары в дверь.
   Голос Фрейда за кадром. Хиршфельд! Откройте! От­кройте же!
   Распахивается окно. Кучер, который недавно правил старой коляской, где ехала Марта, выходит в ночной рубахе на балкон.
   Хиршфельд. Кто там? (Узнав Фрейда) Это вы, господин доктор.
   Камера показывает Фрейда, который стучит в дверь.
   Фрейд. Вы мне нужны, Хиршфельд. Немедленно!
   Хиршфельд. Но ведь… я сплю, господин доктор.
   Фрейд. Неважно, проснитесь, это срочно.
   Окно закрывается. Фрейд ходит взад-вперед перед дверью.
   Чуть поодаль, под газовым фонарем, стоит проститутка (ее мы видим со спины).
   После короткого замешательства Фрейд решился; он переходит улицу. Проезжающая двуколка заглушает звук его шагов.
   Проститутка не слышит, как он приближается к ней.
   Он подходит к ней: мы видим ее белокурые волосы под соломенной шляпкой. Он трогает ее за плечо. Она оборачивается, это – не Сесили; лет на десять старше, очень некрасивая.
   Проститутка. Ты хочешь любви, маленький?
   Фрейд, едва увидев ее лицо, теряет к ней всякий интерес.
   Фрейд(ледяным тоном). Нет, мадам.
   Он вежливо кланяется и уходит.
   Пока он в обратном направлении переходит улицу, из открытой двери каретного сарая появляется старая кляча Хиршфельда, запряженная в такую же старую коляску.
   Коляска подъезжает к тротуару. Фрейд вскакивает в нее одним прыжком. Хиршфельд склоняется к нему.
   Хиршфельд. Куда ехать, господин доктор?
   Фрейд(рассеянно).Не знаю.
   Хиршфельд(с удивлением). Я хочу сказать, где ее искать, вашу срочность?
   Фрейд. Не знаю. Объедем Ринг.
 
   На площади Ринг.
   Запоздалые гуляки с женщинами. Примерно час ночи.
   По шоссе проезжают элегантные экипажи. Наемная коляска Хиршфельда, скрипучая и качающаяся, выглядит какой-то повозкой-призраком.
   Фрейд(не глядя на кучера). Поезжайте медленнее. (Про­ходит группа, увлекая с собой блондинку, которая изда­ли похожа на Сесили.) Остановитесь!
   Удивленный Хиршфельд останавливает коляску. Фрейд встает и намеревается выйти. Между тем группа прохожих приблизилась: блондинка – не Сесили.
 
   Спустя полчаса. Кафе: женщины и мужчины парами. Но здесь нет одинокой женщины.
   Входит Фрейд и в упор разглядывает парочки. Молодой человек гневно поднимает голову (он гладил шейку красивой, сильно накрашенной девушки), но робеет под ледяным взглядом Фрейда. Он ничего не говорит и даже, словно отвращение, написанное на лице Фрейда, передается ему, опускает руку и перестает ласкать свою спутницу.
   Фрейд(выйдя из кафе, снова садится в коляску). Поезжайте!
   Хиршфельд смотрит на него с изумлением, готовым перейти в возму­щение.
   Хиршфельд. У вас что, в кафе срочный вызов?
   Фрейд. Может быть. Лишь бы не под фонарь.
 
   Кабачок.
   В глубине зала цыганский оркестр играет вальс. Проститутки со своими ночными кавалерами.
   Все они одеты в яркие, сильно декольтированные платья. Среди них нет очень красивых и молодых. Проститутки выглядят устало. Но скрывают усталость профессиональной бодростью.
   Сидящие рядом с ними несколько помятые мужчины курят, не давая себе труда удостоить их разговорами.
   Три проститутки: Лили, Дэзи и Нана, сидят за столиком, зевая, и поджидают клиентов.
   Лили поворачивается к двери.
   Лили (с удивлением). Ой! Посмотри-ка на нее! Две другие женщины оборачиваются.
   Нана (спокойно). Чёрт побери.
   Вошла Сесили. Она в черном платье, на ней – черкая шляпка, черные перчатки и черные чулки. Траурную вуаль она отбросила на волосы. Но у нее кричащее декольте. Она просто вырезала его ножницами в своем закрытом платье.
   Дэзи. Эта-то зачем сюда приперлась?
   Лили. Взгляни на декольте! Она его ножницами вырезала.
   Шляпа у Сесили надета набекрень. Она неумело накрашена, помада размазалась вокруг рта – это бросается в глаза, – что делает ее губы пухлыми и чувственными, она кое-как нарумянила щеки; пун­цовые пятна доходят почти до ушей.