Полицейский в штатском подходит к кровати. Женщины расступа­ются. На кровати – труп обнаженного по пояс мужчины. На живот ему набросили одеяло, которое едва прикрывает пах.
   Полицейский говорит. Его голос звучит на фоне венского вальса.
   Полицейский (громким голосом). Мадемуазель Кёртнер, вы узнаете своего отца?
   Мертвенно побледнев, Сесили приближается к кровати. Она боится взглянуть на лицо отца. Пауза.
   Потом она заставляет себя бросить взгляд на кровать, и вместе с ней мы видим лицо мужчины лет пятидесяти, которое, наверное, когда-то было красивым (золотистые, с проседью, усы и бородка), но теперь обезображено застывшей, почти непристойной, гримасой.
   Рот приоткрыт, нижняя губа отвисла, видны два золотых зуба На щеках и лбу с залысинами резко заметны пятна губной помады, которые придают этому сведенному гримасой лицу какой-то нелепый и зловещий вид.
   Сесили – на грани истерики.
   Голос Сеснли за кадром. Я узнала его. Узнала! Эти пятна помады на щеках…
   Вдруг она падает на колени, хватает руку отца. целует ее, подносит совсем близко к глазам большой палец и начинает косить, как в первой сцене.
   Голос Сесили за кадром. Я взяла его руку, его большую руку, которую так любила, я видела лишь эту руку, я помню только ее одну. Он подхватывал меня своими сильными руками и поднимал в воздух… (Она рыдает, уронив голову на руку отца.) Его руки, руки… (Она не отрывает лба от мертвой руки.)
   Голос Брейера за кадром. Все, хватит! Сесили! Просни­тесь! Просыпайтесь! (Громким голосом.) Я приказываю вам проснуться!
   Затемнение. Снова комната
   Фрейд и Брейер сидят у изголовья измученной Сесили, которая, закрыв глаза, погрузилась в легкое забытье.
   Сесили (естественным голосом). Я проснулась, доктор! Но как же я устала! Что я вам там наговорила?
   Брейер (слегка замешкавшись, потом почти пристыженно, избегая взгляда Фрейда). Ничего.
   Фрейд (он взбешен от ярости). Сесили!
   Сесили. Слушаю вас.
   Брейер, похоже, рассержен и испуган, но смирился с неизбежным.
   Фрейд. Теперь вы меня слышите?
   Сесили (лукаво, но без удивления). О да! Слышу.
   Фрейд. Вы нам признались, что вашего отца нашли мертвым у публичных девок.
   Сесили резко присаживается на постели. Открывает глаза: косоглазие исчезло.
   Сесили (грубо). Ступайте вон!
   Фрейд. Сесили, вы меня видите?
   Сесили (в упор смотрит на него; холодным, жесткимтоном). Да. И слышу. Уходите.
   Похоже, что Фрейд не слишком взволнован. Он встает и, собираясь выйти из комнаты, ласковым голосом обращается к Сесили.
   Фрейд. Вы здоровы, Сесили.
   Сесили (с бешенством). Я – здорова?! Ха-ха-ха! Здорова!
   Внезапно ее сотрясает приступ кашля, она падает вперед на шезлонг. Брейер – он стоит, наблюдая за этой сценой и сжимая своими сильными ладонями спинку стула, на котором сидел, – поворачива­ется к Фрейду и со злобной резкостью говорит.
   Брейер.Я полагаю, вам лучше уйти. Я попытаюсь исправить все это.
   Кажется, он хочет обвинить Фрейда во вмешательстве в лечение и вместе с тем из вежливости скрыть это. За кадром – кашель Сесили.
   Фрейд (несколько сухим тоном). Что именно исправить? Симптомы болезни исчезли.
   Брейер (с негодованием). А вы слышите этот кашель? (Пауза.) Прошу, оставьте нас.
   Фрейд, обидевшись, кланяется и идет к двери. В этот момент можно слышать нежный шепот Брейера.
   Голос Брейера за кадром. Сесили! Умоляю вас, успокойтесь!
   Закрывая за собой дверь, Фрейд издали видит Брейера, склонивше­гося к Сесили, которая продолжает кашлять. Брейер положил руку ей на лоб, чувствуется, что Сесили, благодаря этой нежной тяжести, несколько успокоилась.
   Фрейд выходит в холл, мать Сесили и Флисс по-прежнему сидят друг против друга; Флисс барабанит пальцами по столу.
   Фрейд садится рядом с Флиссом, который с облегчением смотрит на него. Они обмениваются понимающей улыбкой.
   Фрейд. Сейчас наступит ваш черед?
   Флисс наклоняется, берет с пола свой саквояж отоларинголога (ма­ленький чемоданчик из черной кожи) и хочет поставить его на стол. Мать Сесили решительным жестом останавливает его.
   Госпожа Кёртнер. Извините!
   На столе перед госпожой Кёртнер лежит круглая салфеточка. Она пододвигает ее Флиссу, который все понимает и ставит свой чемодан­чик на нее.
   Дверь в комнату с шумом распахивается, и появляется Брейер, раз­драженный, взволнованный. Он поворачивается к госпоже Кёртнер и обращается к ней с большим уважением, хотя и тоном приказа.
   Брейер. Сегодня Сесили сильно нервничает. Только вы мо­жете ее успокоить. Вам нужно побыть с ней. Не оставляйте ее ни на секунду. К вечеру я приеду. (Оборачивается к Флис­су.) Извините меня, дорогой мой Флисс, но она в таком состо­янии, что вам не придется ее осматривать. (С наигранной веселостью.) Как-нибудь в другой раз.
   Флисс отвечает кивком головы, но не скрывает своего недовольства. Все встают. Брейер несколько замешкался, потом отводит мать в сторону.
   Во время их короткой беседы – мы ее не слышим – Флисс с Фрейдом обмениваются репликами.
   Флисс. Как симптомы?
   Фрейд. Она видит и слышит.
   Флисс. Значит, метод верен.
   Фрейд. Да. Однако его необходимо развить.

(12)

   Трое мужчин молча усаживаются в карету и отъезжают. Брейер с Фрейдом сидят рядом, Флисс напротив. Пауза.
   Брейер обращается к Фрейду с раздражением. Чувствуется, что он недоволен, но профессиональный долг врача и ученого вынуждает его высказаться.
   Брейер. Госпожа Кёртнер подтвердила вашу гипотезу, Фрейд. Отец Сесили умер в борделе. Полиция допустила непростительное хамство, приведя туда девушку для опознания трупа.
   Глаза Фрейда сверкают, но он молчит.
   Флисс (с явной заинтересованностью). И что дальше?
   Брейер. Ничего. С этого момента тело Сесили отказывается видеть и слышать. Я очень волнуюсь. И задаю себе вопрос, правы ли мы, задев именно эту струну.
   Флисс.Разве симптомы болезни не исчезли?
   Брейер. Что из того, что исчезли? А если снова вернутся? Или возникнут новые? (Говорит бесстрастным тоном, однако на самом деле он хочет вызвать тревогу и у Фрейда.) Она не раз пыталась покончить с собой.
   Фрейд. «Прочистка мозга» должна проводиться методично. Чем больше сажи, тем сильнее надо «чистить».
   Брейер. Но не так грубо!
   Фрейд. Она оказывала нам сопротивление. (Обращаясь к Флиссу.) Даже отказывалась вспомнить, что видела труп. Понадобилось дважды расспрашивать ее, чтобы воспоминание всплыло на поверхность.
   Брейер. Девушка девятнадцати лет обнаруживает голый труп отца среди проституток! Если вы полагаете, что подобная ситуация не содержит всех обстоятельств для психической травмы…
   Фрейд. Насчет травмы согласен. Но почему она забыла об этом?
   Брейер. Множество людей, попавших в катастрофу, забыва­ют об ее обстоятельствах!
   Фрейд. Они забывают об обстоятельствах, но не искажают их. (Обращаясь к Флиссу.) Она скрывала от себя правду. Косоглазие возникло потому, что ей не хотелось больше видеть этот грязный труп, этих галантных дам. Психическая глухота потому, что она не желала больше слышать скрипки, наигры­вающей вальсы.Она… вытеснила свое воспоминание, а ее тело стало соучастником в этом.
   Брейер. Пусть так. Она его «вытеснила», как вы утверждае­те. Значит, оно было для нее невыносимым.
   Фрейд. Разумеется.
   Брейер.Но нужно ли было заставлять ее вспоминать?
   Фрейд. Это ваш метод.
   Брейер. Нет. Я отказываюсь насиловать ее душу. И я считаю вполне обоснованным, что двадцатилетнее дитя хочет уважать отца и собирает все свои силы, чтобы забыть о его постыдной смерти. Хотите знать мою сокровенную мысль: я восхищаюсь ею.
   Фрейд. Восхищайтесь сколько хотите, но давайте ее вылечим: вот наш первый долг.
   Брейер. И вы думаете, что вылечите ее, навязывая это чудо­вищное унижение? Вы принесли ей одно зло.
   Фрейд. Брейер! (Едва сдерживается.) Ваш метод гениа­лен: он лечит правдой! Но, если это так, давайте внесем полную ясность и будем безжалостны.
   Брейер. Я сожалею, что взял вас с собой. Вы искажаете все: и цель, и средства, благодаря которым можно ее достигнуть. Я давал проявиться силам кротким, ненавязчивым, а вы ведете себя, как солдат.
   Фрейд так погружен в раздумья, что даже забывает рассердиться: он смотрит прямо перед собой, в одну точку, чувствуется, что он с трудом распутывает клубок своих мыслей и даже провидит какую-то новую истину.
   Фрейд. Кроткие силы… на что они способны? В Сесили нет ничего кроткого, ничего нежного…
   Брейер. Вам об этом ничего не известно. (Более интим­ным, чем ему хотелось бы, тоном.) А я знаю ее нежность.
   Тон Брейера удивляет Фрейда.
   Фрейд (сурово). Вам известна ваша собственная нежность! Именно свою нежность вы находите в ней! (Потом возвра­щается к. своим раздумьям.) Сесили – это поле битвы. В ней борются свет и тьма… (Говорит, не глядя ни на кого.) У меня было такое чувство, когда я ее слушал… (Внезапное озарение.) Брейер, она ведь защищала не отца, а саму себя.
   Брейер слушает его с изумлением и возмущением.
   Брейер(громким голосом). Что?
   Фрейд. Эти раздетые женщины… этот голый мужчина… эти непристойные картины… Брейер, все это взволновало ее.
   Пока Фрейд говорит, невидимый оркестр (музыкантов много, и игра­ют они талантливо) исполняет вальс, который звучал в борделе.
   Брейер. Взволновало? Взволновало ее плоть? В то мгновение, когда ей показали труп отца? Неужели ее взволновала эта грязная карикатура на любовь? (Смеется.) Фрейд, я больше не узнаю вас. В моих глазах вы были самым строгим человеком из всех, кого я знал. Большим пуританином, чем пастор. А сегодня утверждаете, что юную девственницу может волновать сексуальная привлекательность порока?
   У Фрейда смущенный вид. Последние слова Брейера глубоко его задели. Он вертит головой направо и налево, словно хочет рассеять свои мысли. Затем, как бы прося у него помощи, смотрит на Флисса. Тот из простой вежливости не желает вмешиваться в спор. Но он не пропустил ни слова. Встретившись взглядом с Фрейдом, он не шелох­нулся и ничего не сказал. Но он широко улыбается в знак одобрения. А Фрейд, неотрывно глядя на него, будто зачарованный его огромными пылающими глазами, тихим и мрачным голосом бормочет.
   Фрейд. Влечение к ужасному… Привлекательность ужасно­го… Я задаю себе вопрос… (Внезапно пожирая Флисса глазами, так, как будто он черпает в нем свое мужество, прибавляет более громким и звонким голосом.) Все не­врозы имеют сексуальную природу.
   Флисс расплывается в улыбке. Вид у него поистине дьявольский. Брейер вздрагивает.
   Брейер (с возросшей грубостью). Вот оно – великое открытие!
   Он заметил улыбку Флисса, и то взаимопонимание, которое связывает его с Фрейдом, ему не нравится.
   Брейер. Я вижу, вы стали учеником нашего друга Флисса. Ему повсюду мерещится секс, даже в носу.
   Фрейд молчит, нахмурив брови, расстроенный недовольством Брейера. Он ни на кого не смотрит, мрачный, подавшись вперед, он не говорит ни слова во время резкой речи Брейера.
   Брейер. Вы попали пальцем в небо. За те полтора года, что я знаю Сесили и дважды в день навещаю ее, ни в одном ее жесте, ни в одном ее слове, даже под гипнозом, ничуть не проявилась тяга к плотскому. Она ничего не знает о любви, никогда не думает о ней. Мне известна лишь одна ее забота – помогать бедным. И я даже скажу вам: теперь, когда задумал­ся над этим, ее сексуальное развитие мне кажется несколько замедленным. Несомненно, из-за невроза. (Он смеется, поти­рая руки.) У нее не было ни одного возлюбленного. Даже классического кузена. Никого! Ха-ха! Никого! Ее плоть спит. Вот, дорогие мои коллеги, какие опасности таятся в обобщени­ях. (Кучеру.) Франц, высадите меня здесь.
   Кучер натягивает поводья, и карета останавливается у тротуара.

(13)

   Карета какое-то время катит по дороге.
   Уставившись в одну точку, Фрейд, терзаемый мыслями, которые воз­будил в нем метод катарсиса, и досадой, которую породило в нем поведение Брейера по отношению к нему, сидит молча, подавшись вперед. Через несколько мгновений до него доносится язвительный и мрачный голос Флисса.
   Флисс(с какой-то пылкостью). Браво!
   Фрейд, вздрогнув, поворачивается и видит лицо Флисса, по-прежнему пугающее, но старающееся быть приветливым.
   Флисс (громко повторяя фразу Фрейда). «Все неврозы имеют сексуальную природу». Да, верно. Браво!
   Фрейд, не ожидавший этих поздравлений, с изумлением смотрит на Флисса. Он отвечает с подлинной добротой, а главное, с большой скромностью (по причине значимости обсуждаемой мысли).
   Фрейд. Я сам не могу понять, почему сказал это. Мысль мне пришла там, в комнате Сесили. Что-то носилось в воздухе. Нечто сексуальное. (Резко.) Меня ужаснул Брейер. Он вы­глядел слишком кротким… этаким папашей… (Вспоминая эту сцену, он словно заворожен этим воспоминанием. Явно ревнует.) Брейер и эта малышка… ведь это же влюбленная пара. (Со скрытой иронией.) Может быть, его метод и требует доходить до этого. (С яростью.) Неопытная! Невин­ная! Он позволяет себя дурачить. Вы знаете, что она сказала под гипнозом? «Это были шлюхи!» И с каким видом! (Он успокаивается и принимает какой-то робкий, но лука­вый вид. Глядит на Флисса уголком глаза.) Это тяжелое впечатление, ничего больше. Брейер прав: мы допустили бы ошибку, излишне обобщая.
   Флисс. Прежде всего необходимо обобщать. Я наблюдал за Брейером: он завидует вам. Он раздавит вас, если вы не будете сопротивляться.
   Фрейда охватывает страх. Он меняется в лице: ясно, что Брейер внушает ему уважение.
   Фрейд. Я ему обязан всем…
   Флисс (показывая на лоб). Кроме этого. Он вам не отец, он не имеет права вас воспитывать. (Фрейд едва заметно поморщился, услышав «Он вам не отец».) «Все неврозы имеют сексуальную природу». Я с вами совершенно согласен.
   Фрейд. Но я не располагаю даже намеком для доказатель­ства этого.
   Флисс. Я именно так и думал. (Фрейд с удивлением смо­трит на него.) Вы и я, мы с вами из одной породы. Породы визионеров.
   Карета останавливается перед Медицинским факультетом. Через большие, широко раскрытые двери без конца входят и выходят сту­денты.
   Фрейд с Флиссом выходят из кареты и проходят по двору. Фрейд, сопровождаемый Флиссом, обходит стороной толпу и направляется к боковой маленькой двери, по-видимому, предназначенной для профес­суры.
   Фрейд (на ходу спрашивает Флисса). Кто они такие, визионеры?
   Флисс (убежденно). Люди, у которых идеи возникают прежде, чем появляются средства их доказать. Наверное, в этих людях есть некие скрытые силы.
   Они входят в здание, идут по коридору и через низкую дверь захо­дят в небольшой, предназначенный для профессуры зал, который соседствует с большим амфитеатром.
   В зале – стол, два стула, застекленный книжный шкаф, маленькая раковина, а над ней – зеркало в ржавых разводах. Фрейд тщательно закрывает дверь. Жестом, который должен пока­заться значительным, поворачивает ключ.
   Фрейд (говорит почти шепотом). Вот вы, вы действитель­но визионер. Но не я. Я всего лишь плохой экспериментатор.
   Флисс (повелительным жестом отвергает это возраже­ние). Визионер узнается сразу.
   Фрейд. По каким признакам?
   Флисс. По глазам. (Указывая на глаза Фрейда.) Ваши глаза видят далеко. Как и мои. Фрейд, вы в пути. Не давайте робкому Брейеру сдерживать себя. Сексуальность повсюду: от вулканов до звезд, включая животных и людей. Пол, вот что порождает мир и что им правит. Природа чрезмерно плодовита. (Вынимает часы и смотрит на них.) Вам пора на лекцию.
   Фрейд (указывает Флиссу на дверь). Пора. Пройдите здесь: ваше место в первом ряду.
   Флисс. Я докажу, что человек, вплоть до самых ничтожных поступков, повинуется великим сексуальным ритмам Вселенной. (Флисс подходит к двери, взявшись за ручку, оборачи­вается.) И поможете мне вы, Фрейд. Вы поможете мне.
   Он уходит. Фрейд, которого покорили слова Флисса, как бы очнулся. Он открывает книжный шкаф и достает толстый труд по анатомии; перелистывает его, находит между страницами несколько листков рукописных заметок и, захватив их, идет к двери. Но о чем-то заду­мавшись, подходит к раковине и долго смотрит на себя в зеркало суровыми, сверкающими глазами.

(14)

   Вторник следующей недели.
   Кабинет Фрейда.
   Входит Дора. Она снимает шляпу и кладет ее на стул рядом с диваном. Делая этот жест, она вынуждена повернуться к окну.
   Дора.Ой! Ее больше здесь нет.
   Фрейд что-то пишет, сидя за письменным столом. Поднимает голову.
   Фрейд (не понимая, в чем дело). Кого ее?
   Дора (показывая наместо «электрического стула», ко­торый действительно исчез). Машины пыток.
   Фрейд. Надеюсь, вы довольны.
   Дора. Нет. (Она с тревожным видом осматривается.) Если вы ее убрали, значит, придумали что-нибудь похуже. (Фрейд смеется. Она показывает ему язык.) Мучитель!
   Сказав это, она с важным видом направляется за ширму раздеваться.
   Фрейд (встает и останавливает ее). Не надо.
   Дора (в изумлении застывает на месте). Сегодня масса­жа не будет?
   Фрейд. Нет.
   Дора (с раздражением топает ногой). Я же говорила вам, что мне лучше от массажа. А вы получаете удовольствие только тогда, когда злите меня. (Она в отчаянии подходит к дивану и садится.) Мне очень плохо, доктор! (Плачет.) Совсем плохо! Совсем!
   Фрейд. Что еще случилось?
   У Фрейда лукавый и таинственный вид, словно он готовит какой-то сюрприз. Он слушает и запоминает все, что она говорит, но чувству­ется, что, глубоко задумавшись, размышляет совсем о другом.
   Дора (плача). Это ужасно! Я больше не могу… зайти в магазин.
   Фрейд (полушутливо). Вы большая транжира, Дора. Считайте, что теперь вашим родителям повезло.
   Дора (топает ногой). Не шутите. Терпеть не могу, когда вы шутите. Я же вам говорю, что боюсь заходить в лавки.
   Фрейд (подходит к ней). Боитесь? Почему?
   Дора. Не знаю. Вчера пошла за покупками и вернулась с пустыми руками. Когда я взялась за ручку двери, сердце у меня сжалось и я ушла. Я должна была уйти.
   Фрейд.Это впервые с вами случилось?
   Дора (с раздражением). Да нет же! Сотни раз так было.
   Фрейд. Когда это началось?
   Дора. Четыре года назад.
   Фрейд. Почему вы не сказали мне об этом?
   Дора. Это приходит и уходит. Захватывает меня и отпускает. Я не думала, что это сможет вас заинтересовать.
   Фрейд. Меня интересует все.
   Дора. В это нельзя поверить, когда слышишь ваши насмешки над моими горестями. (Она встает резко.) Я не хочу, чтобы надо мной смеялись. Ни за что не хочу.
   Фрейд подходит к ней, кладет руки на плечи и силой ее усаживает.
   Фрейд. Когда вы хотите зайти в лавку, вы боитесь, что над вами будут смеяться? Именно это вас останавливает?
   Дора. Да.
   Фрейд. Так уже бывало?
   Дора. Что надо мной смеялись? Конечно, до сих пор я слышу смех.
   Фрейд. Чей смех?
   Дора. Их было несколько. Приказчиков. Я сама во всем виновата. Мне было пятнадцать лет, мама куда-то ушла, я надела одно из ее платьев и накрасила губы.
   Фрейд. И что дальше?
   Дора (с насмешкой изображает свои тогдашние мане­ры). И все. Я воображала себя красивой. Взрослой дамой. Я зашла в кондитерскую за конфетами.
   Фрейд. И приказчики высмеяли вас.
   Дора. Еще как! В таком-то наряде! (Закрывает лицо ру­ками. Искренним и трагическим тоном.) Я сама себе вну­шала ужас!
   Фрейд (ласково отводит в стороны ее руки). Потому что переоделись дамой? (Дора смотрит на него.) В пятнадцать лет?
   Дора (убежденно). Да.
   Фрейд. Это несерьезно, Дора.
   Дора. Конечно. (Она сама убедилась, что приведенный довод недостаточен. Она – в растерянности. Говорит с тревожным удивлением.) Ясно, что несерьезно.
   Пауза. Фрейд прохаживается по кабинету. Он курит.
   Фрейд. Вы были правы, Дора. Доктор Брейер лечит одну свою пациентку гипнозом.
   Дора. А я что говорила! (Дора меняется в лице: она встает, вся светясь радостью от того, что оказалась права.) Вначале вы всегда говорите мне, что я лгу.
   Фрейд (снова подходит к. ней; его нисколько не волнует, что он ее перебивает). Результаты превосходные. (Он говорит ласково, но взглядего полон тревоги.) Это новый метод.
   Дора отступает назад и внезапно снова садится на диван.
   Дора (взволнованно). Я не хочу.
   Фрейд(подходит к ней. Смотрит на нее с высоты своего роста). Чего вы не хотите, Дора?
   Дора. Не хочу, чтобы меня гипнотизировали.
   Фрейд(с притворным удивлением). Однажды вы же сами этого требовали.
   Дора резко вскакивает и пытается уйти. Фрейд останавливает ее.
   Дора. Кажется, гипноз ведет к сумасшествию и вызывает головные боли, и потом, когда спишь, болтаешь невесть что.
   Фрейд. Да нет же! Совсем не невесть что. (Ведет ее к дивану.) Вам прекрасно известно, что я хочу вас вылечить.
   Дора. Я ведь совсем ничего не знаю. Для вас я только игрушка и, как жалкая лягушка, служу для ваших опытов. (Она позволяет усадить себя на диван.) Я неважно себя чувствую. Мы начнем в следующий раз.
   Фрейд склоняется над ней. Он не сильно нажимает ей на плечи, чтобы заставить лечь. Она смотрит на него одновременно с вызыва­ющим и опасливым видом.
   Дора. Неужели вам доставит это удовольствие? (Она мол­ча улыбается. С какой-то жалобной покорностью.) Ну ладно, берите вашу жалкую лягушку, вырежьте ей мозг, если это может послужить науке.
   Она уступает силе его рук и вытягивается на диване.

(15)

   Квартира Фрейдов. Столовая.
   Входит Марта.
   Горничная накрывает на стол.
   Марта. Поставь три прибора, Минна, доктор Флисс обедает с нами.
   Минна.Слушаюсь, мадам.
   Марта. Доктор по-прежнему в кабинете?
   Минна. Да, мадам.
   Марта. С мадемуазель Дорой?
   Горничная утвердительно кивает.
   Марта. Что-то слишком долго.
   Вдруг Марта замечает на стене гравюру, на которой изображены Гамилькар и Ганнибал.
   Марта. Ой! Смотри-ка! (Служанка, которая склонилась над ящиком шкафа, поднимает голову.) Гравюра. Ее не было здесь. Кто ее повесил?
   Минна (она смотрит на гравюру, не. понимая возбуж­денности хозяйки). Господин доктор. Сразу после завтрака он просил меня принести скамеечку.
   Марта в негодовании рассматривает гравюру.
   Раскаты смеха за кадром.

(16)

   Кондитерская.
   Приказчики (трое молодых людей за прилавками, уставленными вазами с конфетами) хохочут до слез.
   Один из них корчится от смеха, другой бьет себя по ляжкам. В их жестах как таковых не было бы ничего необычного, если бы, к примеру, приказчики находились в собрании молодых людей и смея­лись над кем-нибудь из своих товарищей.
   Голос Доры за кадром (перекрывая смех). Я же говорю вам, что они смеялись. Вот и все.
   За всей этой сценой наблюдает невидимый человек довольно высо­кого роста (Доре – пятнадцать лет).
   Фрейд. Каким был смех? Веселым? Оскорбительным?
   Молодые приказчики продолжают хохотать, но мы их больше не слышим. И снова все здесь может и должно выглядеть естественно; они успокоились – и конец.
   Дора. Хуже. Он меня испугал.
   За кадром слышится странный, несколько прерывистый, почти глупо­ватый, с едва улавливаемой дрожью смех одного человека.
   Голос Фрейда за кадром (спрашивает о смехе). Он вызывал страх или стыд?
   Дора (голос за кадром). И то и другое.
   Фрейд. Почему вас испугал этот смех? Смех ведь совсем не страшен.
   Дора. Тот был страшен.
   Неожиданно прилавки становятся очень высокими, словно они увиде­ны глазами какого-нибудь малыша (карлика или ребенка). Приказчи­ки исчезли.
   Камера (словно встревоженный взгляд) поворачивается к двери (она тоже показана совсем снизу), и это движение позволяет нам увидеть, как изменился вид лавчонки. Это кондитерская, но она гораздо мень­ше, темнее и беднее.
   Взгляд камеры фиксируется на том месте, откуда доносится смех. Между двумя большими вазами с конфетами появляется голова ста­рика (лысого, с седыми усами): это он смеялся. Он хочет успокоиться. На его губах играет улыбка, он пытается выглядеть добрым. Но его застывшие и маниакальные глаза – они смотрят прямо в камеру – придают ему тревожный, болезненный и почти злобный вид.
   Дора. Мне было шесть лет. Старик говорил, что хочет дать мне конфетку. (Старик выходит из-за прилавка.) Меня сковал страх. Он вышел из-за прилавка.
   Внезапно возрождаются все звуки: шаги старика, его слегка учащен­ное дыхание, звон вазы, которую он задел, и, наконец, его голос.