Страница:
Флисс (испуганно). Что ты говоришь? (Он пытается успокоить Фрейда.) Зигмунд, ты пережил страшный удар, к тому же последнее время ты устал. Мне это знакомо. Брось своих больных на пару недель, возьми Марту с детьми, поезжай отдохнуть, тебе это необходимо.
Фрейд. Больных будет бросить совсем легко, у меня их больше нет… Но себя-то я не могу бросить.
Флисс (обретя всю свою властность). Послушай меня, Зигмунд: мы работаем вместе; твоя теория сексуального травматизма мне необходима для моих расчетов. Надо, чтобы ты не отказывался от нее. Допускаю, что ты мог совершить ошибки в частностях. Пусть, найди их. Исправь! Потрать на это сколько угодно времени. Но наше сотрудничество теряет всякий смысл, если ты отрицаешь факты, на которых оно основывается.
Фрейд (неуверенно; скорее послушно, чем убежденно). Ошибки. Да… наверное…
Флисс. Ищи их. Но перестань копаться в себе: ты сойдешь с ума, если попытаешься познать себя. Мы не созданы для этого.
Фрейд смотрит на Флисса с каким-то новым любопытством.
Фрейд (отрешенно). А ты когда-нибудь пытался себя познать, Вильгельм?
Флисс (твердо). Познать себя? Никогда.
Фрейд (качает годовой, не сводя с него глаз). Я понимаю.
(28)
(29)
Фрейд. Больных будет бросить совсем легко, у меня их больше нет… Но себя-то я не могу бросить.
Флисс (обретя всю свою властность). Послушай меня, Зигмунд: мы работаем вместе; твоя теория сексуального травматизма мне необходима для моих расчетов. Надо, чтобы ты не отказывался от нее. Допускаю, что ты мог совершить ошибки в частностях. Пусть, найди их. Исправь! Потрать на это сколько угодно времени. Но наше сотрудничество теряет всякий смысл, если ты отрицаешь факты, на которых оно основывается.
Фрейд (неуверенно; скорее послушно, чем убежденно). Ошибки. Да… наверное…
Флисс. Ищи их. Но перестань копаться в себе: ты сойдешь с ума, если попытаешься познать себя. Мы не созданы для этого.
Фрейд смотрит на Флисса с каким-то новым любопытством.
Фрейд (отрешенно). А ты когда-нибудь пытался себя познать, Вильгельм?
Флисс (твердо). Познать себя? Никогда.
Фрейд (качает годовой, не сводя с него глаз). Я понимаю.
(28)
Спустя несколько часов.
Встревоженная и нервная Сесили в своей комнате. Она очень просто, но весьма элегантно одета.
Сидит у окна и читает. Но время от времени она встает, чтобы посмотреть на часы.
На лице никакой косметики. Она бледна, под глазами – темные круги.
Стучат, она живо поворачивается к двери.
Сесили. Войдите.
Входит Фрейд с небольшим врачебным саквояжем. Лицо его изменилось. Суровое по-прежнему, оно утратило привычное выражение агрессивной угрюмости. Он уже не выглядит упрямым и замкнутым, несколько демоничным, каким казался в предшествующие дни.
Фрейд грустен, но выглядит искренним. И за его глубоким беспокойством начинает ощущаться какая-то новая уверенность, еще не осознающая саму себя.
Сесили улыбается ему. Он подходит к ее креслу.
Фрейд. Здравствуйте, Сесили. (Она грациозно протягивает ему руку. Он берет стул и садится напротив.) Как вы себя чувствуете?
Сесили. Плохо.
Фрейд. Страх?
Сесили (глядя в пустоту). Да. (Фрейд молча смотрит на нее. Она резко поворачивается к нему.) Надеюсь, вы не скажете, что бросаете меня лечить?
Фрейд. Не знаю. (Пока он говорит, она в испуге смотрит на него.) Я допустил ошибку – это ясно. Но когда? В чем? Плох ли сам метод… И мне нечего вам предложить. Нечего (Неожиданно, уверенным тоном.) И все-таки у меня такое чувство, что я близок к цели. Скажите, вы сердитесь на меня?
Сесили (долго в нерешительности смотрит на него. И вдруг твердо говорит). Нет.
Фрейд (хриплым голосом). Сесили, по-моему, я сам болен. Я проецирую на своих пациентов свою собственную болезнь.
Сесили. Какую болезнь?
Фрейд. Если бы только я знал. Ясно одно: я не смогу познать своих больных до тех пор, пока не познаю сам себя. А понять себя я смогу лишь тогда, когда пойму их. В них я должен открыть, кто же я такой; в себе открыть, кто они такие. Помогите мне.
Сесили смотрит на него с возросшей симпатией. У нее веселый и польщенный вид.
Сесили. Вы предлагаете мне сотрудничать с вами?
Фрейд. Да.
Сесили. Что же я должна делать?
Фрейд. Вы упрекаете меня в том, что в тот день я силой заставил вас отвечать. Так вот, больше я не буду задавать вопросов. Рассказывайте все, что захотите.
Сесили. А дальше что?
Фрейд. Случайности не существует. Если вы думаете о лошади, а, скажем, не о шляпе, то на это есть глубокая причина. Надо будет говорить мне обо всем. Обо всем, что придет вам в голову, даже о тех мыслях, которые покажутся самыми нелепыми. Причину этих мыслительных ассоциаций мы будем искать вместе. Чем ближе вы к ней подойдете, тем больше ослабнут ваши защитные механизмы и тем менее болезненно будет для вас открыть эту причину.
Сесили. Это как светская игра?
Фрейд. Да. Игра в истину. Согласны?
Сесили дружески берет Фрейда за руку.
Сесили. Вы хотите, чтобы мы вылечились вместе?
Фрейд. Да. Взаимно.
Сесили. Попробуем.
Фрейд. Идите сюда! (По его просьбе она встает.) Ложитесь на постель.
Пока она ложится, Фрейд берет стул и садится.
Сесили. Где вы? Мне не нравится, когда я вас не вижу.
Фрейд (встает). Когда я вылечусь, то буду садиться за головами своих пациентов. Тогда я буду всего лишь их свидетелем. (Онберет стул и ставит его перед Сесили.) Но сейчас пока не время, вы правы. (Усаживаясь у изголовья.) Начинайте.
Сесили. С чего?
Фрейд (слабо улыбаясь). Со свободных ассоциаций. С чего хотите.
Пауза. Лежащая на постели Сесили начинает говорить, не глядя на Фрейда.
Сесили. У вас возникает когда-нибудь чувство беспричинной вины?
Фрейд. Да. Постоянно.
Сесили. Вот и у меня тоже. Когда я больна или ноги отказывают, жить еще можно: кажется, что мое тело искупает мою вину. Но если я здорова, то меня совесть терзает. Наверное, я сделала что-то очень дурное. В прошлом. Нет мне прощения, доктор, ведь у меня было замечательное детство. Отец повсюду возил меня с собой.
Роскошная столовая.
Гости рассаживаются. Хозяйка дома обращается к отцу Сесили.
Хозяйка дома. Йозеф, вы сядете справа от меня. А ваша дочь – напротив.
Сесили садится. Ей шесть лет, на стул положили подушки, чтобы она могла дотянуться до стола. Она кажется маленькой дамой. Господин лет пятидесяти, который сел по правую руку от Сесили, весело ей кланяется.
Господин. Мадемуазель, мое почтение. Я восхищен соседством с вами.
Сесили серьезно кивает головой и протягивает руку для поцелуя.
Голос Фрейда за кадром. Позже Сесили. Гораздо позже! Тебе будут целовать руку, когда ты выйдешь замуж.
Господин (улыбаясь). Позвольте мне составить исключение.
Он кланяется и целует Сесили руку.
Голос Фрейда за кадром. А где была ваша мать? Кадр исчезает. Комната Сесили.
Сесили. Дома. (Снеприятным смешком.) Она была домоседкой.
Гостиная в большой квартире.
Входит в сопровождении двух служанок госпожа Кёртнер; она гораздо моложе (по крайней мере, лет на восемнадцать), но еще более строга. Оглядывает гостиную, словно офицер, принимающий парад.
Госпожа Кёртнер. Дайте мне мои белые перчатки.
Служанка подает ей пару белых перчаток. Надев их, она подходит к софе, наклоняется и проводит по ней рукой.
Выпрямившись, смотрит на перчатку и замечает на ней пятна от пыли.
Госпожа Кёртнер (обращаясь к служанкам). Кто вытирал пыль?
Одна из служанок. Я, мадам.
Госпожа Кёртнер сует ей под нос руку в пыльной перчатке.
Госпожа Кёртнер (властно, но без гнева). Вытрите еще раз.
Сесили (ей двенадцать лет) вбегает в гостиную. Она в шляпке, с ранцем. Хочет поцеловать мать.
Позади матери мы видим очень красивую, строго одетую женщину. Это гувернантка Сесили.
Госпожа Кёртнер (строгим голосом). Сесили!
Госпожа Кёртнер показывает ей на домашние туфли, стоящие на пороге салона; этот жест позволяет нам заметить, что в этой роскошной просторной комнате голый, великолепно, до блеска натертый паркет без ковров.
Сесили надевает домашние туфли и, волоча ноги, идет целовать мать: она утратила то искреннее чувство, которое бросило ее к матери. Она обиженно подставляет лобик, делая заученный реверанс.
Госпожа Кёртнер. Ступай делать уроки, дитя мое!
Повернувшись спиной к матери, Сесили подходит к гувернантке, которая нежно улыбается ей.
Голос Фрейда за кадром. Устраивала ли ваша мать в доме такие же роскошные, блестящие приемы?
Сесили (голос за кадром). Никогда. Однажды вечером отец устроил званый ужин. Это было в отсутствие мамы.
За большим столом ужинают гости. Мы видим отца, сидящего напротив дочери.
Сесили(голосза кадром). Отец говорил мне: будешь хозяйкой дома.
Сесили (ей десять лет), серьезная и торжественная, занимает место хозяйки: она как бы играет роль своей матери.
Слуга разносит блюдо. Какой-то господин, слева от Сесили, накладывает себе. Это молодой и робкий человек.
Маленькая Сесили (обращаясь к господину). Но как мало вы себе положили! Дайте вашу тарелку! Я сама вам положу!
Слуга подходит к гостю с правой стороны и подносит блюдо к Сесили, которая ловко подхватывает прекрасный кусок жаркого и кладет на тарелку гостя.
Гость (смущенно и рассеянно). Благодарю, мадам.
Все гости смеются.
Господин Кёртнер (живо). Еще не мадам, дорогой мсье.
Женщина лет сорока. Нет, мадам. Она – мадам. Он прав: эта малышка – законченная хозяйка. Она всем нам еще покажет.
Другая женщина. Предлагаю называть ее мадам honoris causa [1].
Господин Кёртнер, весьма польщенный, из вежливости возражает.
Господин Кёртнер. О! Не балуйте ее.
Сесили, – щеки у нее раскраснелись, вид несколько лукавый – принимает эти комплименты с невозмутимым спокойствием.
Голос Фрейда за кадром. Где же была ваша мать?
Голос Сесили за кадром. В горах, у нее обнаружили хрипы в легких. (Кадр исчезает.) Это был плохой год. Я боялась, что она умрет. Все время боялась. Ночью мне снились кошмары. Я видела ее в гробу.
(Эти слова прерываются громким криком маленькой Сесили за кадром.)
Комната. Ночь. Зажженный ночник на столике возле Сесили.
Сесили в рубашке сидит на постели. В другом конце комнаты другая кровать, побольше. Гувернантка Магда проснулась. Но вид у нее еще заспанный.
Маленькая Сесили. Магда! Магда! Я так испугалась.
Магда приподнимается, опершись на локоть, она благожелательна, но несколько раздражена. Магда в рубахе с большим декольте.
Магда. Что с вами?
Маленькая Сесили. Магда, мне приснился страшный кошмар: мама умерла.
Магда. Какая же вы глупая!
Она поворачивается на постели, твердо решив снова заснуть. Но Сесили вновь начинает звать.
Маленькая Сесили. Магда! Магда!
Магда. Не кричите так громко, вы весь дом разбудите. (Сесили встает.) Что вы хотите?
Маленькая Сесили. Возьмите меня к себе. Да, да, Магда, мне очень страшно, пустите меня к себе в постель.
Магда (пытаясь быть строгой). Сесили, вы уже большая девочка.
Сесили уже пробежала по комнате, стоит перед постелью Магды и плачет. (Плач Сесили.)
Магда. Хорошо! Хорошо! Идите!
Она откидывает одеяло, Сесили ложится. Оказавшись в постели, она с силой обнимает Магду.
Магда (смеясь). Осторожно, вы меня задушите.
Сесили. Мне так хорошо. (Она нежно гладит обнаженные плечи Магды. Перестает плакать.) От вас хорошо пахнет, Магда. Вы мягкая. Когда я вырасту… Вы верите, что я буду такая же красивая, как вы?
Магда уступает ласкам, улыбается.
Магда. Вы будете гораздо красивее, Сесили.
Сесили гладит ее по голове, по плечам; Магда, которую щекочут легкие пальцы ребенка, смеется и вздрагивает.
Магда. Мне щекотно.
Сесили. И у меня будет кожа, как у вас? (Магда улыбается, не отвечая.) И тогда папа будет смотреть на меня так, как он, смотрит на вас?
Магда замерла от изумления.
Голос Сесили за кадром.Тьфу!
Кадр исчезает.
Сесили. Я не люблю этих воспоминаний.
Фрейд. Почему?
Сесили. Он приходил в нашу спальню, ночью. Один раз я видела, как он уходил от нее.
Фрейд. Кто?
Сесили. Как кто? Мой отец, разумеется!
Фрейд. Вы peвновали?
Сесили. Нет. К ней, нет. Сперва это меня забавляло. Я не сводила с нее глаз, я была зачарована, я повторяла: вот это лицо он любит. У меня создавалось впечатление, что мы разыгрываем с кем-то какую-то шутку. Но я быстро поняла, что он ее не любил. Она интересовала его, только когда у него никого не было под рукой. Это она его любила. Такой тонкий, такой чувственный мужчина! Но ему по-настоящему нравились только проститутки.
Фрейд. Он не любил вашу мать?
Сесили при этом вопросе буквально вскакивает.
Сесили (крича). Как это не любил? Он ее обожал! (Фрейд, привстав со стула, силой заставляет ее лечь снова) Стоило ей лишь пальцем его поманить… Но она все время его отталкивала. (Сесили беспокойно ворочается на постели.) Она была зла с ним. (С ненавистью.) Зла и холодна. Никогда не улыбалась. Это она его заставила обманывать себя. Вы знаете, у них были разные спальни? Он ей всегда уступал, бедняга. Смотрел на нее взглядом, который меня унижал.
При этих словах кадр: госпожа Кёртнер, господин Кёртнер сидят в садовой беседке. У их ног Сесили играет с куклой.
Воспоминание явно деформировано страстями Сесили: госпожа Кёртнер очень красива, но более сурова, чем когда-либо. Господин Кёртнер, чувствующий себя неловко, бросает на нее взгляды побитой собаки.
Кадр строится снизу вверх: мы видим эту сцену с уровня маленькой Сесили.
Госпожа Кёртнер (сухо). Йозеф, я рассчитала Магду Шнейдер. Она укладывает багаж и через час уедет. (Со злостью.) Ты согласен?
Господин Кёртнер (после едва уловимого колебания, покорным тоном). Полностью согласен.
В кадре маленькая Сесили: она сидит в беседке на детском стульчике и, подняв личико на мать, смотрит на нее с выражением глубокой ненависти.
Голос Сесили за кадром. После она сама выбирала мне гувернанток, больных, старых, уродливых. (Кадр исчезает. Лежа на постели, Сесили резко говорит Фрейду.) Я ненавижу их! (Кричит.) Это она разорила моего отца.
В гостиной госпожа Кёртнер штопает за столом, садя напротив старой служанки.
Служанка тоже что-то чинит, прилаживает, шьет.
Но из-за двери доносится голос Сесили, усиленный гневом. Госпожа Кёртнер слушает, хотя ее лицо не выражает никаких чувств.
Голос Сесили за кадром. Когда-то мы жили в Граце. На виллу в Вене мы приезжали только на лето. Она заставила моего отца поселиться здесь, он, как всегда, подчинился, доверил другим людям свои дела, и они пришли в упадок.
Госпожа Кёртнер не спеша откладывает шитье и подходит к двери.
В комнате Сесили.
Сесили бледна и растерянна. Она тяжело дышит.
Сесили. Опять началось. Как в тисках. (Фрейд внимательно смотрит на нее.) У меня приступ страха. Мне страшно всякий раз, когда я о ней думаю (Визгливым голосом сумасшедшей.) Она убила моего отца. И я уверена, она толкнула меня на преступление. (Сесили резко садится на постели. Смотрит Фрейду в глаза.) Это ведь преступление – осуждать свою мать? (Фрейд побледнел. Молчит.) А вы любите своего отца?
Он по-прежнему молчит, хотя расширившиеся глаза выдают его волнение.
Фрейд (через несколько секунд). Почему вы спрашиваете, люблю ли я своего отца, а не свою мать?
Сесили. Не знаю. Не перебивайте меня. Мне трудно объяснять, что я чувствую, вы же видите. Ваш отец порядочный человек?
Фрейд. Был порядочным человеком.
Сесили. Тогда вам повезло. Вам легко его уважать. (Грубым тоном.) А я вот должна уважать шлюху.
Фрейд. Что вы сказали?
Сесили. Вы разве этого не знали? Я же сказала вам: ему нравились только девки.
Она встает, подходит к секретеру, достает из кармана ключ, открывает крышку, вынимает свернутый в трубочку бумажный лист, протягивает Фрейду, который его развертывает.
Мы видим пеструю афишу, на которой изображена почти обнаженной «испанская» танцовщица. Рисунок весьма слабый, но позволяет узнать в ней госпожу Кёртнер. Под рисунком надпись: Кончита из Гренады. Сесили склоняется над афишей и тычет в нее указательным пальцем.
Сесили. Это она. (Уже некоторое время, как дверь бесшумно открылась. На пороге стоит госпожа Кёртнер и слушает.) Он подобрал ее в кафешантане.
Фрейд потрясен. Входит госпожа Кёртнер.
Встревоженная и нервная Сесили в своей комнате. Она очень просто, но весьма элегантно одета.
Сидит у окна и читает. Но время от времени она встает, чтобы посмотреть на часы.
На лице никакой косметики. Она бледна, под глазами – темные круги.
Стучат, она живо поворачивается к двери.
Сесили. Войдите.
Входит Фрейд с небольшим врачебным саквояжем. Лицо его изменилось. Суровое по-прежнему, оно утратило привычное выражение агрессивной угрюмости. Он уже не выглядит упрямым и замкнутым, несколько демоничным, каким казался в предшествующие дни.
Фрейд грустен, но выглядит искренним. И за его глубоким беспокойством начинает ощущаться какая-то новая уверенность, еще не осознающая саму себя.
Сесили улыбается ему. Он подходит к ее креслу.
Фрейд. Здравствуйте, Сесили. (Она грациозно протягивает ему руку. Он берет стул и садится напротив.) Как вы себя чувствуете?
Сесили. Плохо.
Фрейд. Страх?
Сесили (глядя в пустоту). Да. (Фрейд молча смотрит на нее. Она резко поворачивается к нему.) Надеюсь, вы не скажете, что бросаете меня лечить?
Фрейд. Не знаю. (Пока он говорит, она в испуге смотрит на него.) Я допустил ошибку – это ясно. Но когда? В чем? Плох ли сам метод… И мне нечего вам предложить. Нечего (Неожиданно, уверенным тоном.) И все-таки у меня такое чувство, что я близок к цели. Скажите, вы сердитесь на меня?
Сесили (долго в нерешительности смотрит на него. И вдруг твердо говорит). Нет.
Фрейд (хриплым голосом). Сесили, по-моему, я сам болен. Я проецирую на своих пациентов свою собственную болезнь.
Сесили. Какую болезнь?
Фрейд. Если бы только я знал. Ясно одно: я не смогу познать своих больных до тех пор, пока не познаю сам себя. А понять себя я смогу лишь тогда, когда пойму их. В них я должен открыть, кто же я такой; в себе открыть, кто они такие. Помогите мне.
Сесили смотрит на него с возросшей симпатией. У нее веселый и польщенный вид.
Сесили. Вы предлагаете мне сотрудничать с вами?
Фрейд. Да.
Сесили. Что же я должна делать?
Фрейд. Вы упрекаете меня в том, что в тот день я силой заставил вас отвечать. Так вот, больше я не буду задавать вопросов. Рассказывайте все, что захотите.
Сесили. А дальше что?
Фрейд. Случайности не существует. Если вы думаете о лошади, а, скажем, не о шляпе, то на это есть глубокая причина. Надо будет говорить мне обо всем. Обо всем, что придет вам в голову, даже о тех мыслях, которые покажутся самыми нелепыми. Причину этих мыслительных ассоциаций мы будем искать вместе. Чем ближе вы к ней подойдете, тем больше ослабнут ваши защитные механизмы и тем менее болезненно будет для вас открыть эту причину.
Сесили. Это как светская игра?
Фрейд. Да. Игра в истину. Согласны?
Сесили дружески берет Фрейда за руку.
Сесили. Вы хотите, чтобы мы вылечились вместе?
Фрейд. Да. Взаимно.
Сесили. Попробуем.
Фрейд. Идите сюда! (По его просьбе она встает.) Ложитесь на постель.
Пока она ложится, Фрейд берет стул и садится.
Сесили. Где вы? Мне не нравится, когда я вас не вижу.
Фрейд (встает). Когда я вылечусь, то буду садиться за головами своих пациентов. Тогда я буду всего лишь их свидетелем. (Онберет стул и ставит его перед Сесили.) Но сейчас пока не время, вы правы. (Усаживаясь у изголовья.) Начинайте.
Сесили. С чего?
Фрейд (слабо улыбаясь). Со свободных ассоциаций. С чего хотите.
Пауза. Лежащая на постели Сесили начинает говорить, не глядя на Фрейда.
Сесили. У вас возникает когда-нибудь чувство беспричинной вины?
Фрейд. Да. Постоянно.
Сесили. Вот и у меня тоже. Когда я больна или ноги отказывают, жить еще можно: кажется, что мое тело искупает мою вину. Но если я здорова, то меня совесть терзает. Наверное, я сделала что-то очень дурное. В прошлом. Нет мне прощения, доктор, ведь у меня было замечательное детство. Отец повсюду возил меня с собой.
Роскошная столовая.
Гости рассаживаются. Хозяйка дома обращается к отцу Сесили.
Хозяйка дома. Йозеф, вы сядете справа от меня. А ваша дочь – напротив.
Сесили садится. Ей шесть лет, на стул положили подушки, чтобы она могла дотянуться до стола. Она кажется маленькой дамой. Господин лет пятидесяти, который сел по правую руку от Сесили, весело ей кланяется.
Господин. Мадемуазель, мое почтение. Я восхищен соседством с вами.
Сесили серьезно кивает головой и протягивает руку для поцелуя.
Голос Фрейда за кадром. Позже Сесили. Гораздо позже! Тебе будут целовать руку, когда ты выйдешь замуж.
Господин (улыбаясь). Позвольте мне составить исключение.
Он кланяется и целует Сесили руку.
Голос Фрейда за кадром. А где была ваша мать? Кадр исчезает. Комната Сесили.
Сесили. Дома. (Снеприятным смешком.) Она была домоседкой.
Гостиная в большой квартире.
Входит в сопровождении двух служанок госпожа Кёртнер; она гораздо моложе (по крайней мере, лет на восемнадцать), но еще более строга. Оглядывает гостиную, словно офицер, принимающий парад.
Госпожа Кёртнер. Дайте мне мои белые перчатки.
Служанка подает ей пару белых перчаток. Надев их, она подходит к софе, наклоняется и проводит по ней рукой.
Выпрямившись, смотрит на перчатку и замечает на ней пятна от пыли.
Госпожа Кёртнер (обращаясь к служанкам). Кто вытирал пыль?
Одна из служанок. Я, мадам.
Госпожа Кёртнер сует ей под нос руку в пыльной перчатке.
Госпожа Кёртнер (властно, но без гнева). Вытрите еще раз.
Сесили (ей двенадцать лет) вбегает в гостиную. Она в шляпке, с ранцем. Хочет поцеловать мать.
Позади матери мы видим очень красивую, строго одетую женщину. Это гувернантка Сесили.
Госпожа Кёртнер (строгим голосом). Сесили!
Госпожа Кёртнер показывает ей на домашние туфли, стоящие на пороге салона; этот жест позволяет нам заметить, что в этой роскошной просторной комнате голый, великолепно, до блеска натертый паркет без ковров.
Сесили надевает домашние туфли и, волоча ноги, идет целовать мать: она утратила то искреннее чувство, которое бросило ее к матери. Она обиженно подставляет лобик, делая заученный реверанс.
Госпожа Кёртнер. Ступай делать уроки, дитя мое!
Повернувшись спиной к матери, Сесили подходит к гувернантке, которая нежно улыбается ей.
Голос Фрейда за кадром. Устраивала ли ваша мать в доме такие же роскошные, блестящие приемы?
Сесили (голос за кадром). Никогда. Однажды вечером отец устроил званый ужин. Это было в отсутствие мамы.
За большим столом ужинают гости. Мы видим отца, сидящего напротив дочери.
Сесили(голосза кадром). Отец говорил мне: будешь хозяйкой дома.
Сесили (ей десять лет), серьезная и торжественная, занимает место хозяйки: она как бы играет роль своей матери.
Слуга разносит блюдо. Какой-то господин, слева от Сесили, накладывает себе. Это молодой и робкий человек.
Маленькая Сесили (обращаясь к господину). Но как мало вы себе положили! Дайте вашу тарелку! Я сама вам положу!
Слуга подходит к гостю с правой стороны и подносит блюдо к Сесили, которая ловко подхватывает прекрасный кусок жаркого и кладет на тарелку гостя.
Гость (смущенно и рассеянно). Благодарю, мадам.
Все гости смеются.
Господин Кёртнер (живо). Еще не мадам, дорогой мсье.
Женщина лет сорока. Нет, мадам. Она – мадам. Он прав: эта малышка – законченная хозяйка. Она всем нам еще покажет.
Другая женщина. Предлагаю называть ее мадам honoris causa [1].
Господин Кёртнер, весьма польщенный, из вежливости возражает.
Господин Кёртнер. О! Не балуйте ее.
Сесили, – щеки у нее раскраснелись, вид несколько лукавый – принимает эти комплименты с невозмутимым спокойствием.
Голос Фрейда за кадром. Где же была ваша мать?
Голос Сесили за кадром. В горах, у нее обнаружили хрипы в легких. (Кадр исчезает.) Это был плохой год. Я боялась, что она умрет. Все время боялась. Ночью мне снились кошмары. Я видела ее в гробу.
(Эти слова прерываются громким криком маленькой Сесили за кадром.)
Комната. Ночь. Зажженный ночник на столике возле Сесили.
Сесили в рубашке сидит на постели. В другом конце комнаты другая кровать, побольше. Гувернантка Магда проснулась. Но вид у нее еще заспанный.
Маленькая Сесили. Магда! Магда! Я так испугалась.
Магда приподнимается, опершись на локоть, она благожелательна, но несколько раздражена. Магда в рубахе с большим декольте.
Магда. Что с вами?
Маленькая Сесили. Магда, мне приснился страшный кошмар: мама умерла.
Магда. Какая же вы глупая!
Она поворачивается на постели, твердо решив снова заснуть. Но Сесили вновь начинает звать.
Маленькая Сесили. Магда! Магда!
Магда. Не кричите так громко, вы весь дом разбудите. (Сесили встает.) Что вы хотите?
Маленькая Сесили. Возьмите меня к себе. Да, да, Магда, мне очень страшно, пустите меня к себе в постель.
Магда (пытаясь быть строгой). Сесили, вы уже большая девочка.
Сесили уже пробежала по комнате, стоит перед постелью Магды и плачет. (Плач Сесили.)
Магда. Хорошо! Хорошо! Идите!
Она откидывает одеяло, Сесили ложится. Оказавшись в постели, она с силой обнимает Магду.
Магда (смеясь). Осторожно, вы меня задушите.
Сесили. Мне так хорошо. (Она нежно гладит обнаженные плечи Магды. Перестает плакать.) От вас хорошо пахнет, Магда. Вы мягкая. Когда я вырасту… Вы верите, что я буду такая же красивая, как вы?
Магда уступает ласкам, улыбается.
Магда. Вы будете гораздо красивее, Сесили.
Сесили гладит ее по голове, по плечам; Магда, которую щекочут легкие пальцы ребенка, смеется и вздрагивает.
Магда. Мне щекотно.
Сесили. И у меня будет кожа, как у вас? (Магда улыбается, не отвечая.) И тогда папа будет смотреть на меня так, как он, смотрит на вас?
Магда замерла от изумления.
Голос Сесили за кадром.Тьфу!
Кадр исчезает.
Сесили. Я не люблю этих воспоминаний.
Фрейд. Почему?
Сесили. Он приходил в нашу спальню, ночью. Один раз я видела, как он уходил от нее.
Фрейд. Кто?
Сесили. Как кто? Мой отец, разумеется!
Фрейд. Вы peвновали?
Сесили. Нет. К ней, нет. Сперва это меня забавляло. Я не сводила с нее глаз, я была зачарована, я повторяла: вот это лицо он любит. У меня создавалось впечатление, что мы разыгрываем с кем-то какую-то шутку. Но я быстро поняла, что он ее не любил. Она интересовала его, только когда у него никого не было под рукой. Это она его любила. Такой тонкий, такой чувственный мужчина! Но ему по-настоящему нравились только проститутки.
Фрейд. Он не любил вашу мать?
Сесили при этом вопросе буквально вскакивает.
Сесили (крича). Как это не любил? Он ее обожал! (Фрейд, привстав со стула, силой заставляет ее лечь снова) Стоило ей лишь пальцем его поманить… Но она все время его отталкивала. (Сесили беспокойно ворочается на постели.) Она была зла с ним. (С ненавистью.) Зла и холодна. Никогда не улыбалась. Это она его заставила обманывать себя. Вы знаете, у них были разные спальни? Он ей всегда уступал, бедняга. Смотрел на нее взглядом, который меня унижал.
При этих словах кадр: госпожа Кёртнер, господин Кёртнер сидят в садовой беседке. У их ног Сесили играет с куклой.
Воспоминание явно деформировано страстями Сесили: госпожа Кёртнер очень красива, но более сурова, чем когда-либо. Господин Кёртнер, чувствующий себя неловко, бросает на нее взгляды побитой собаки.
Кадр строится снизу вверх: мы видим эту сцену с уровня маленькой Сесили.
Госпожа Кёртнер (сухо). Йозеф, я рассчитала Магду Шнейдер. Она укладывает багаж и через час уедет. (Со злостью.) Ты согласен?
Господин Кёртнер (после едва уловимого колебания, покорным тоном). Полностью согласен.
В кадре маленькая Сесили: она сидит в беседке на детском стульчике и, подняв личико на мать, смотрит на нее с выражением глубокой ненависти.
Голос Сесили за кадром. После она сама выбирала мне гувернанток, больных, старых, уродливых. (Кадр исчезает. Лежа на постели, Сесили резко говорит Фрейду.) Я ненавижу их! (Кричит.) Это она разорила моего отца.
В гостиной госпожа Кёртнер штопает за столом, садя напротив старой служанки.
Служанка тоже что-то чинит, прилаживает, шьет.
Но из-за двери доносится голос Сесили, усиленный гневом. Госпожа Кёртнер слушает, хотя ее лицо не выражает никаких чувств.
Голос Сесили за кадром. Когда-то мы жили в Граце. На виллу в Вене мы приезжали только на лето. Она заставила моего отца поселиться здесь, он, как всегда, подчинился, доверил другим людям свои дела, и они пришли в упадок.
Госпожа Кёртнер не спеша откладывает шитье и подходит к двери.
В комнате Сесили.
Сесили бледна и растерянна. Она тяжело дышит.
Сесили. Опять началось. Как в тисках. (Фрейд внимательно смотрит на нее.) У меня приступ страха. Мне страшно всякий раз, когда я о ней думаю (Визгливым голосом сумасшедшей.) Она убила моего отца. И я уверена, она толкнула меня на преступление. (Сесили резко садится на постели. Смотрит Фрейду в глаза.) Это ведь преступление – осуждать свою мать? (Фрейд побледнел. Молчит.) А вы любите своего отца?
Он по-прежнему молчит, хотя расширившиеся глаза выдают его волнение.
Фрейд (через несколько секунд). Почему вы спрашиваете, люблю ли я своего отца, а не свою мать?
Сесили. Не знаю. Не перебивайте меня. Мне трудно объяснять, что я чувствую, вы же видите. Ваш отец порядочный человек?
Фрейд. Был порядочным человеком.
Сесили. Тогда вам повезло. Вам легко его уважать. (Грубым тоном.) А я вот должна уважать шлюху.
Фрейд. Что вы сказали?
Сесили. Вы разве этого не знали? Я же сказала вам: ему нравились только девки.
Она встает, подходит к секретеру, достает из кармана ключ, открывает крышку, вынимает свернутый в трубочку бумажный лист, протягивает Фрейду, который его развертывает.
Мы видим пеструю афишу, на которой изображена почти обнаженной «испанская» танцовщица. Рисунок весьма слабый, но позволяет узнать в ней госпожу Кёртнер. Под рисунком надпись: Кончита из Гренады. Сесили склоняется над афишей и тычет в нее указательным пальцем.
Сесили. Это она. (Уже некоторое время, как дверь бесшумно открылась. На пороге стоит госпожа Кёртнер и слушает.) Он подобрал ее в кафешантане.
Фрейд потрясен. Входит госпожа Кёртнер.
(29)
Госпожа Кёртнер (ледяным тоном, обращаясь к Сесили). Ты сохранила афишу? Я не знала, что тебе дороги семейные реликвии. (Поворачивается к Фрейду. Тем же тоном.) Вы довольны? (Он молчит.) Вы – не священник, доктор. Только священникам дано право знать наши тайны. (С непреклонной властностью, но не повышая голоса.) Я прошу вас оставить наш дом.
Фрейд. Мадам…
Госпожа Кёртнер. Не спорьте, вы уже причинили достаточно зла.
Фрейд. Мы близки к цели, мадам, это самый критический момент. Совершенно невозможно прервать лечение, когда оно вошло в эту фазу. Сесили может натворить что угодно.
Сесили (нежно и лукаво). Я пальцем не пошевельну, доктор. Моя мать знает все, что я о ней думаю, а я знаю все, что она думает обо мне. Мы будем продолжать жить, как и жили. Оставьте нас, раз она этого требует. (С глубокой злостью, которая все же сквозит в ее нежности.) Она гонит вас так же, как выгнала Магду. И всех моих друзей. Что поделаешь? Она ведь моя мать, не правда ли?
Фрейд в упор смотрит на госпожу Кёртнер. Он понимает, что ее решение непоколебимо. Он кланяется и, взяв свой саквояж, уходит.
Фрейд (обращаясь к госпоже Кёртнер). Мне очень хочется, чтобы вам никогда не пришлось сожалеть о том, что вы сделали.
По ту сторону двери; старухи служанки в комнате нет. Он уже уходит, когда слышит из комнаты Сесили громкий шум.
Мгновение помедлив, Френд бросается назад в комнату. Он пришел вовремя.
Сесили, более молодая и сильная, опрокинула госпожу Кёртнер на постель, схватила ее за горло двумя руками и пытается задушить. Ей это, без сомнения, удалось бы, если бы Фрейд не набросился на нее и не без труда освободил госпожу Кёртнер.
Та выпрямилась, не говоря ни слова. Она едва переводит дыхание, но сразу же вновь обретает свое угрюмое достоинство и быстрым жестом поправляет сбившийся шиньон.
У Сесили отупевший вид. Она смотрит на мать с почти идиотским удивлением.
Сесили (невыразительным голосом). Ну вот… Я уже давно ее убила!
Сказав эти слова, она начинает вопить и размахивать руками. Если бы Фрейд ее не удерживал, она упала бы на пол. Он подводит ее к постели, на которую она падает, крича от ужаса.
Фрейд (госпоже Кёртнер). Не дайте ей упасть на пол.
Он открывает саквояж, достает шприц и ампулу, берет руку Сесили и, подняв рукав платья, четким, точным движением делает укол.
Фрейд. Через две минуты она уснет.
Уже стемнело. Фрейд и госпожа Кёртнер в комнате Сесили сидят у изголовья спящей больной.
Госпожа Кёртнер рассказывает вполголоса, не сводя глаз с дочери.
Госпожа Кёртнер.Да, я танцевала в кафешантане. И что из этого? Сесили знает об этом. Теперь знаете и вы. Но чем это поможет вам ее вылечить?
Фрейд смотрит на госпожу Кёртнер с симпатией, без всякого пуританства.
Фрейд. Не знаю. Мне это поможет. Я на пороге какого-то открытия. Ведь она хочет вас убить уже не в первый раз. (Госпожа Кёртнер смотрит на него с удивлением: ему известно даже это.) Когда она была ребенком, вы какое-то время находились в санатории. Ей каждую ночь снился сон, что вы умрете. Сны раскрывают нам наши желания.
Госпожа Кёртнер. Она говорила отцу об этих кошмарах. Но я этому не верила.
Фрейд. Это были кошмары. Во сне у нее возникало смутное чувство, что она хочет вашей смерти, и на это проклятое желание она реагировала страхом. Мне тоже сотни раз снилось, будто я убиваю своего отца.
Госпожа Кёртнер (еще враждебно, хотя с интересом). Но почему же?
Фрейд. Я пока не знаю. Но узнаю. (Пауза.) Почему Сесили…
Госпожа Кёртнер. Из ревности… Она хотела стать хозяйкой дома.
Фрейд. Все всегда упирается в ее странного отца… вашего мужа.
Госпожа Кёртнер. Он не был странным человеком. О нет! Он даже не был дурным.Он был трусом. Как и все.
В этот момент кадр меняется. Мы переносимся на двадцать пять лет назад.
В маленьком, убогом кафешантане Граца очень красивая, полуобнаженная молодая женщина исполняет весьма смелый танец «Леда и Лебедь», как это подтверждает поставленная на вертикальный пюпитр, обращенная к публике дощечка с надписью, которая меняется с каждым новым номером.
(Жалкий оркестрик – скрипка, виолончель, пианино – играет фальшиво.)
На женщине лифчик и трусики с оборочками, телесного цвета чулки. Правая рука полностью скрыта лебедиными перьями, видна лишь ладонь – большой палец торчит, – изображающая птичий клюв. Эта рука, «играющая» Лебедя-Юпитера, дерзко шарит по плечам и груди танцовщицы. Она, танцуя, изображает любовное томление. Рука-клюв подбирается к губам танцовщицы и имитирует поцелуй Лебедя в прекрасные уста госпожи Кёртнер.
Та, в любовной истоме, под продолжающимися пылкими поцелуями Лебедя, откидывается назад.
Коснувшись головой пола и стоя на прямых ногах (классическая в гимнастике фигура «мост»), она потом осторожно вытягивает ноги и ложится на спину, тогда как Лебедь набрасывается на нее, покрывая поцелуями все тело.
Маленький занавес, закрывающий полсцены (он на высоте человеческого роста, подвешен на кольцах к веревке, протянутой через всю сцену) задвигается двумя рабочими (из-под бахромы видны их башмаки) в тот момент, когда клюв Лебедя медленно приближается к животу разомлевшей танцовщицы.
Во время танца несколько раз показывают лица зрителей. Среди них – несколько «крепких» парней той эпохи в котелках, жестких воротничках, с усиками. Но в основном солдаты (новобранцы и сверхсрочники). Один мужчина (изысканно одетый, в цилиндре, с тщательно ухоженной бородкой) аплодирует громче других и выделяется в этой исключительно мужской и весьма пестрой публике: это господин Кёртнер.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. У него была одна особенность: ему нравились только проститутки.
Жалкая уборная, где госпожа Кёртнер снимает грим. Она сидит перед треснувшим зеркалом и смотрит на себя с глубокой печалью.
В дверь стучат.
Танцовщица (отвернувшись от зеркала). Войдите!
Официант кафешантана, помятый и плохо одетый, проскальзывает в комнату: в руках у него огромный, роскошный букет.
Она с изумлением принимает букет. К нему прикреплен маленький конвертик с визитной карточкой. Раскрыв конвертик, она бросает взгляд на карточку.
Танцовщица (опытным и наглым тоном). Цветы, ладно. А сам тип где?
Официант. Идет следом. (На стекле через оставшуюся открытой дверь мы. видим фигуру приближающегося господина Кёртнера.) Вы примете его?
Танцовщица. Да.
Он входит и целует ей руку.
Голос священника за кадром. А вы, Ида Бранд, согласны ли взять в мужья Йозефа Кёртнера?
Церковь. Новобрачные в момент произнесения ритуального «да». Ида Бранд – в белом подвенечном платье, с флердоранжем.
Ида Бранд (твердым голосом). Да.
Позади них сидят три-четыре человека. Все остальные скамьи в церкви пусты.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. Он женился на мне потому, что я была девкой. Это был его порок. В первое время нашей связи я его обманывала. Он это обожал. (Кадр исчезает; Фрейд и госпожа Кёртнер сидят рядом. Она говорит, опустив глаза. Фрейд слушает, глядя на нее.) Когда он сказал. что женится на мне, я полюбила его, я дала себе клятву быть ему верной. Мне опротивела моя жизнь: я хотела стать его истинной женой. Честной. Чистой. Я нуждалась в уважении людей.
В салоне, который мы уже видели, господин Кёртнер читает газету.
Появляется госпожа Кёртнер: нельзя узнать бывшую проститутку в этой жеманной и суровой женщине с гладко причесанными волосами, без следа пудры на лице, строго одетой (темное платье, кружевные жабо и манжеты).
(Звук шагов госпожи Кёртнер.)
Он слышит шаги, поднимает голову и откладывает газету. На его лице написано разочарование.
Господин Кёртнер. Ида! (Он встает и окидывает ее взглядом с головы до ног.) Что все это значит?
Ида. Как что? Это мой наряд. Уж не хочешь ли ты случайно, чтобы госпожа Кёртнер расхаживала в костюме Леды? Твои друзья не приняли бы меня.
Господин Кёртнер (смотрит на нее с глубокой неловкостью). Во всяком случае…
Ида Кертнер (вздрагивает черты ее лица цепенеют). Что?
Господин Кёртнер (меняя ход разговора). В жены я взял Леду.
Она подходит к зеркалу и вглядывается в него. Но в нем она видит образ Леды с ее растерянным, исполненным горечи лицом.
Госпожа Кёртнер твердым взглядом всматривается в этот образ своего прошлого. Изображение исчезает. Остается нынешнее отражение Иды Кёртнер, еще очень молодой, но постепенно ожесточающейся.
Мы видим, как черты ее лица ужесточаются на наших глазах, пока она рассказывает.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. Они никогда меня не принимали. Никогда не приходили к нам в дом. Говоря обо мне, называли меня «эта женщина». Это были лучшие друзья Йозефа. (Ида Кёртнер, отвернувшись от зеркала, подходит кокну. Высунувшись из окна, она видит отъезжающую коляску, в которой сидят Сесили и Иозеф Кёртнер.) Он был трус! Ездил к ним без меня. Когда дочери исполнилось пять лет, он стал таскать ее с собой.
Фрейд. Мадам…
Госпожа Кёртнер. Не спорьте, вы уже причинили достаточно зла.
Фрейд. Мы близки к цели, мадам, это самый критический момент. Совершенно невозможно прервать лечение, когда оно вошло в эту фазу. Сесили может натворить что угодно.
Сесили (нежно и лукаво). Я пальцем не пошевельну, доктор. Моя мать знает все, что я о ней думаю, а я знаю все, что она думает обо мне. Мы будем продолжать жить, как и жили. Оставьте нас, раз она этого требует. (С глубокой злостью, которая все же сквозит в ее нежности.) Она гонит вас так же, как выгнала Магду. И всех моих друзей. Что поделаешь? Она ведь моя мать, не правда ли?
Фрейд в упор смотрит на госпожу Кёртнер. Он понимает, что ее решение непоколебимо. Он кланяется и, взяв свой саквояж, уходит.
Фрейд (обращаясь к госпоже Кёртнер). Мне очень хочется, чтобы вам никогда не пришлось сожалеть о том, что вы сделали.
По ту сторону двери; старухи служанки в комнате нет. Он уже уходит, когда слышит из комнаты Сесили громкий шум.
Мгновение помедлив, Френд бросается назад в комнату. Он пришел вовремя.
Сесили, более молодая и сильная, опрокинула госпожу Кёртнер на постель, схватила ее за горло двумя руками и пытается задушить. Ей это, без сомнения, удалось бы, если бы Фрейд не набросился на нее и не без труда освободил госпожу Кёртнер.
Та выпрямилась, не говоря ни слова. Она едва переводит дыхание, но сразу же вновь обретает свое угрюмое достоинство и быстрым жестом поправляет сбившийся шиньон.
У Сесили отупевший вид. Она смотрит на мать с почти идиотским удивлением.
Сесили (невыразительным голосом). Ну вот… Я уже давно ее убила!
Сказав эти слова, она начинает вопить и размахивать руками. Если бы Фрейд ее не удерживал, она упала бы на пол. Он подводит ее к постели, на которую она падает, крича от ужаса.
Фрейд (госпоже Кёртнер). Не дайте ей упасть на пол.
Он открывает саквояж, достает шприц и ампулу, берет руку Сесили и, подняв рукав платья, четким, точным движением делает укол.
Фрейд. Через две минуты она уснет.
Уже стемнело. Фрейд и госпожа Кёртнер в комнате Сесили сидят у изголовья спящей больной.
Госпожа Кёртнер рассказывает вполголоса, не сводя глаз с дочери.
Госпожа Кёртнер.Да, я танцевала в кафешантане. И что из этого? Сесили знает об этом. Теперь знаете и вы. Но чем это поможет вам ее вылечить?
Фрейд смотрит на госпожу Кёртнер с симпатией, без всякого пуританства.
Фрейд. Не знаю. Мне это поможет. Я на пороге какого-то открытия. Ведь она хочет вас убить уже не в первый раз. (Госпожа Кёртнер смотрит на него с удивлением: ему известно даже это.) Когда она была ребенком, вы какое-то время находились в санатории. Ей каждую ночь снился сон, что вы умрете. Сны раскрывают нам наши желания.
Госпожа Кёртнер. Она говорила отцу об этих кошмарах. Но я этому не верила.
Фрейд. Это были кошмары. Во сне у нее возникало смутное чувство, что она хочет вашей смерти, и на это проклятое желание она реагировала страхом. Мне тоже сотни раз снилось, будто я убиваю своего отца.
Госпожа Кёртнер (еще враждебно, хотя с интересом). Но почему же?
Фрейд. Я пока не знаю. Но узнаю. (Пауза.) Почему Сесили…
Госпожа Кёртнер. Из ревности… Она хотела стать хозяйкой дома.
Фрейд. Все всегда упирается в ее странного отца… вашего мужа.
Госпожа Кёртнер. Он не был странным человеком. О нет! Он даже не был дурным.Он был трусом. Как и все.
В этот момент кадр меняется. Мы переносимся на двадцать пять лет назад.
В маленьком, убогом кафешантане Граца очень красивая, полуобнаженная молодая женщина исполняет весьма смелый танец «Леда и Лебедь», как это подтверждает поставленная на вертикальный пюпитр, обращенная к публике дощечка с надписью, которая меняется с каждым новым номером.
(Жалкий оркестрик – скрипка, виолончель, пианино – играет фальшиво.)
На женщине лифчик и трусики с оборочками, телесного цвета чулки. Правая рука полностью скрыта лебедиными перьями, видна лишь ладонь – большой палец торчит, – изображающая птичий клюв. Эта рука, «играющая» Лебедя-Юпитера, дерзко шарит по плечам и груди танцовщицы. Она, танцуя, изображает любовное томление. Рука-клюв подбирается к губам танцовщицы и имитирует поцелуй Лебедя в прекрасные уста госпожи Кёртнер.
Та, в любовной истоме, под продолжающимися пылкими поцелуями Лебедя, откидывается назад.
Коснувшись головой пола и стоя на прямых ногах (классическая в гимнастике фигура «мост»), она потом осторожно вытягивает ноги и ложится на спину, тогда как Лебедь набрасывается на нее, покрывая поцелуями все тело.
Маленький занавес, закрывающий полсцены (он на высоте человеческого роста, подвешен на кольцах к веревке, протянутой через всю сцену) задвигается двумя рабочими (из-под бахромы видны их башмаки) в тот момент, когда клюв Лебедя медленно приближается к животу разомлевшей танцовщицы.
Во время танца несколько раз показывают лица зрителей. Среди них – несколько «крепких» парней той эпохи в котелках, жестких воротничках, с усиками. Но в основном солдаты (новобранцы и сверхсрочники). Один мужчина (изысканно одетый, в цилиндре, с тщательно ухоженной бородкой) аплодирует громче других и выделяется в этой исключительно мужской и весьма пестрой публике: это господин Кёртнер.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. У него была одна особенность: ему нравились только проститутки.
Жалкая уборная, где госпожа Кёртнер снимает грим. Она сидит перед треснувшим зеркалом и смотрит на себя с глубокой печалью.
В дверь стучат.
Танцовщица (отвернувшись от зеркала). Войдите!
Официант кафешантана, помятый и плохо одетый, проскальзывает в комнату: в руках у него огромный, роскошный букет.
Она с изумлением принимает букет. К нему прикреплен маленький конвертик с визитной карточкой. Раскрыв конвертик, она бросает взгляд на карточку.
Танцовщица (опытным и наглым тоном). Цветы, ладно. А сам тип где?
Официант. Идет следом. (На стекле через оставшуюся открытой дверь мы. видим фигуру приближающегося господина Кёртнера.) Вы примете его?
Танцовщица. Да.
Он входит и целует ей руку.
Голос священника за кадром. А вы, Ида Бранд, согласны ли взять в мужья Йозефа Кёртнера?
Церковь. Новобрачные в момент произнесения ритуального «да». Ида Бранд – в белом подвенечном платье, с флердоранжем.
Ида Бранд (твердым голосом). Да.
Позади них сидят три-четыре человека. Все остальные скамьи в церкви пусты.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. Он женился на мне потому, что я была девкой. Это был его порок. В первое время нашей связи я его обманывала. Он это обожал. (Кадр исчезает; Фрейд и госпожа Кёртнер сидят рядом. Она говорит, опустив глаза. Фрейд слушает, глядя на нее.) Когда он сказал. что женится на мне, я полюбила его, я дала себе клятву быть ему верной. Мне опротивела моя жизнь: я хотела стать его истинной женой. Честной. Чистой. Я нуждалась в уважении людей.
В салоне, который мы уже видели, господин Кёртнер читает газету.
Появляется госпожа Кёртнер: нельзя узнать бывшую проститутку в этой жеманной и суровой женщине с гладко причесанными волосами, без следа пудры на лице, строго одетой (темное платье, кружевные жабо и манжеты).
(Звук шагов госпожи Кёртнер.)
Он слышит шаги, поднимает голову и откладывает газету. На его лице написано разочарование.
Господин Кёртнер. Ида! (Он встает и окидывает ее взглядом с головы до ног.) Что все это значит?
Ида. Как что? Это мой наряд. Уж не хочешь ли ты случайно, чтобы госпожа Кёртнер расхаживала в костюме Леды? Твои друзья не приняли бы меня.
Господин Кёртнер (смотрит на нее с глубокой неловкостью). Во всяком случае…
Ида Кертнер (вздрагивает черты ее лица цепенеют). Что?
Господин Кёртнер (меняя ход разговора). В жены я взял Леду.
Она подходит к зеркалу и вглядывается в него. Но в нем она видит образ Леды с ее растерянным, исполненным горечи лицом.
Госпожа Кёртнер твердым взглядом всматривается в этот образ своего прошлого. Изображение исчезает. Остается нынешнее отражение Иды Кёртнер, еще очень молодой, но постепенно ожесточающейся.
Мы видим, как черты ее лица ужесточаются на наших глазах, пока она рассказывает.
Голос за кадром госпожи Кёртнер. Они никогда меня не принимали. Никогда не приходили к нам в дом. Говоря обо мне, называли меня «эта женщина». Это были лучшие друзья Йозефа. (Ида Кёртнер, отвернувшись от зеркала, подходит кокну. Высунувшись из окна, она видит отъезжающую коляску, в которой сидят Сесили и Иозеф Кёртнер.) Он был трус! Ездил к ним без меня. Когда дочери исполнилось пять лет, он стал таскать ее с собой.