Савеличев Михаил. Догма кровоточащих душ

   - Что случилось с Ерикку, с Бананой?
   - Они были выбраны. Они слились в одно существо - в первичный андрогин, бесполое создание, готовое воспринять новую сущность.
   - Зачем? Кто это сделал?! - воскликнул Бензабуро.
   - Итиро Такэси призвал всех своих высших ангелов - макрибунов, человек. Азраил - ангел смерти, Исрафил - ангел жизни, Джабраил - ангел творения. Мир требует полной переделки.
   - Не слушай его, Бензабуро, - сказал Ерикку. - Исрафил порой бывает зануден, хотя никогда не лжет.
   - Где ты, Ерикку? - тоскливо сказал Бензабуро.
   - Я здесь, дружище, с тобой! Очень любезно, что ты заглянул к нам на огонек.
   - Я тоже рада, - сказала Банана. - Как поживает Айки?
   - Ничего в нашем мире не происходит случайно, - сказал Ерикку. - Даже для тебя, Бензабуро, найдется небольшое поручение. Ты сможешь исполнить просьбу старого друга?
   Бензабуро подошел к кровати и присел на краешек. Вид вскрытых тел был ужасен, но теперь Бензабуро отметил в себе самам странное изменение, какой-то психологический сдвиг. Словно он стал участником представления и теперь воспринимал все происходящее вокруг лишь как хорошо поставленный спектакль. Для него тоже написана роль, и его дело - исполнить ее как можно более близко к тексту.
   - Я же говорила, у него есть дар! Наш скромняга Бензабуро - гениальный парень!
   - Да, Банана, твое чутье тебя не подвело, - сказал Ерикку. - У тебя есть редкий талант, Бензабуро.
   Бензабуро положил пистолет на простынь и засунул руки под мышки, пытаясь отогреть пальцы.
   - Какой талант? - спросил он. Пар изо рта стал еще гуще.
   - Ты легко переходишь с клиппота на клиппот, Бензабуро. Разве ты никогда не замечал, что вокруг тебя что-то настолько быстро меняется, что ты оказываешься в другом мире?
   - Замечал, - кивнул Бензабуро. - Из-за этого все мои проблемы.
   Ерикку захохотал. Банана засмеялась.
   - А что такое клиппот?
   - Иллюзорная реальность. Сон, который не имеет право на существование. Действительность, расколовшаяся на тысячи осколков, каждый из которых претендует на подлинность. От этого мир усложняется и путается.
   - Так вот оно что, - задумчиво сказал Бензабуро. - Значит, господин Марихито все-таки был в "Крученых титьках". В параллельной реальности.
   - Но есть один способ решить проблему, Бензабуро.
   - Проблему? Решить?
   - Конечно, дружище, конечно. Мне отнюдь не нравится лежать здесь. Я бы предпочел нечто более домашнее. Вместе с Бананой. Почему не сделать так, что никто бы не умирал, никто бы не попадал в щекотливые ситуации? Разве нельзя подобрать реальность, где у тебя, Бензабуро, более достойное положение? Да и Айки, уж извини меня, твоего старого друга, Айки - разве она предел твоих мечтаний? Неужели ты не ощущал, как мир ускользает из твоих рук, и что бы ты ни делал, уже ничего нельзя изменить?
   - Ну, насчет Айки ты погорячился Ерикку, - сказала Банана, - она девушка не плохая, хотя и любит всякие приключения. Ой! Извини, Бензабуро, случайно вырвалось...
   - Нет уж, Банана, выкладывай все, что знаешь, - сурово потребовал Ерикку. - Сказала А, теперь говори и Б.
   - Ничего я не собираюсь говорить, - обиделась Банана. - Мне Бензабуро жалко. Такой славный парень и так попасться!
   Ощущение спектакля усилилось настолько, что Бензабуро равнодушно слушал все эти гадкие намеки на Айки. Разум холодно фиксировал произносимые слова, но команду на ответные реплики не подавал.
   - Так ты поможешь? - спросил Ерикку.
   Бензабуро погладил пистолет:
   - Что я должен сделать?
   - Что? - почти удивился Ерикку. - Что? Убить человека, конечно же.
 
   21
   С самого раннего детства Рюсина регулярно лупили. Около входа в храм висела специальная большая бамбуковая палка, которой по нему и прохаживались. Это был целый ритуал. Его ложили на скамью, привязывали к рукам и ногам веревки, которые затем накручивались на большие барабаны, обливали с ног до головы соленой водой и начинали то, что называлось "священнодействием".
   Палка в руках человека, облаченного в красные одеяния и в такую же красную маску, поднималась и опускалась на спину Рюсина, он кричал, плакал, выл и так сильно дергался, что порой веревки рвались. Тогда священнодействие приостанавливалось, пока порванные веревки не заменялись.
   Зачем все это делалось, Рюсин точно не знал. Он мог лишь только догадываться, что дело отнюдь не в его проделках, что ритуал с палкой вовсе не наказание, а нечто более сложное, непонятное. Такое же непонятное, как и заключение в железную клетку.
   Железная клетка пряталась в глубоком подземелье, куда вел длинный, извилистый лаз. Лаз когда-то очень давно использовали как погребальницу, поэтому там сохранилось множество ниш, где лежали ссохшиеся мумии, среди которых любили прятаться змеи.
   В канун полнолуния Рюсин в сопровождении трех священнослужителей спускался в подземелье. Впереди обычно вышагивал старик, раскручивая в руках трещотку и распугивая змей. Остальные несли ужасно чадящие факелы, освещая путь, так как заплутать тут было несложно. Ходы раздваивались и растраивались, поднимались вверх и почти отвесно провались вниз, превращаясь в бездонные пропасти. Но старик с трещоткой уверенно выбирал нужные коридоры и, в конце концов, выводил всю процессию в большую пещеру.
   Ее стены украшали древние фрески, изображавшие сражающихся драконов. Их узкие, длинные тела ослепительно сверкали под лучами солнца, клыки и когти впивались в чешуйчатые шкуры, выпуская фонтаны рубиновой крови. А внизу, на земле, стояли люди и рассматривали небесную битву.
   Посредине пещеры стояла большая клетка, собранная из толстых железных прутьев, оплетенных серебряной и золотой проволокой. Клетка опиралась на мраморную площадку четырьмя ногами, выкованными в виде звериных лап с длинными черными когтями, а внизу, точно под ней, в камне была высечена восьмиконечная звезда, заключенная в круг. Двери в клетке отсутствовали, так что Рюсин, подчиняясь указаниям старика, протискивался между прутьями и усаживался в центре.
   Тем временем священнослужители снимали принесенные с собой заплечные мешки, сшитые из буйволиной кожи, развязывали их и осторожно выливали в желоба восьмиконечной звезды густую красную жидкость. Затем старик с трещоткой поворачивал в стене потайной рычаг, что-то начинало угрюмо гудеть и из отверстий в потолке вылезали длинные стальные копья, своими наконечниками почти касаясь клетки.
   Ничего этого Рюсин не боялся. Он спокойно сидел и ждал, когда монахи уйдут и унесут с собой факелы. Наступала темнота и тишина. Почти темнота и почти тишина. Потому что фрески через некоторое время начинали светиться приятным золотистым светом, а если внимательно прислушаться, то можно было услышать шевеление змей, расшвыривающих хрупкие мумии, выискивая уютные места для гнездовья.
   От разлитой жидкости поднимался пар и щекотал ноздри каким-то возбуждающим ароматом. Рюсин разглядывал сражающихся драконов, а потом на него снисходил полный видений сон, где он так же сидел в клетке, но вокруг него шла самая настоящая битва, но только не драконов с драконами, а драконов с людьми.
   ...Был яркий солнечный день. Драконы парили в безоблачном небе, а внизу, на всем обозримом пространстве раскинулась армия людей, где каждый воин облачен в серебряный панцирь. Войско щетинилось громадными копьями, которые воины упирали в землю, придерживая двумя руками за древки. Там и тут возвышались деревянные башни на колесах, а из амбразур торчали бронзовые наконечники. Неисчислимая рать стояла неподвижно и молчаливо. Воины смотрели в ослепительное небо сквозь металлические очки с узкими прорезями, и крупные капли пота струились по их смуглым щекам.
   На небольшом пригорке расположился высокий человек, окруженный свитой. Одна рука его покоилась на рукояти меча, а в другой он держал древний свиток со множеством печатей. И Рюсин в своем сне понимал, что именно от этого человека зависело не только начало, но и исход битвы. Он являлся центром, средоточием вселенной людей и драконов.
   Вдруг от стаи драконов отделилась стремительная тень и по сходящейся спирали начала спускаться вниз. Но войско оставалось неподвижным. Люди знали, что это не начало атаки, а парламентер, последняя попытка предотвратить битву.
   Высокий человек ждал. Легкий ветерок раскачивал печати на свитке, и они отбрасывали на его броню сверкающие блики. Дракон спускался все ниже и ниже, пока не коснулся лапами подножия пригорка. Только теперь было видно насколько он огромен. Его длинное антрацитовое тело обернулось вокруг пригорка, а голова нависла над людьми. Достаточно одного движения, чтобы колоссальная тварь поглотила человека вместе с его свитой.
   - Приветствую тебя, Император, - сказал дракон, и голос его был удивителен. Он завораживал, он обволакивал, словно мед, в нем чувствовались неодолимая сила и коварство.
   - Приветствую и я тебя, Тянь Лун, - ответил высокий человек. Он продолжал спокойно смотреть на чудовищное создание, и лишь лежащая на мече рука крепче обхватила длинную рукоять.
   - Ты все-таки решил разорвать наш договор, Император?
   Император поднял свиток к самым клыкам дракона:
   - Ты первый обманул меня, Тянь Лун.
   - Драконы не лгут! - рявкнуло чудовище, и сильный порыв ветра чуть не сбил с ног телохранителей Императора. Но Император продолжал стоять непоколебимо. - Мы всегда соблюдали наши договоренности с императорскими фамилиями. Когда ты, Ши Хуанди, коварством и ложью творил собственную империю, даже тогда мы помогали тебе, ибо договор для нас превыше всего.
   - Ты знаешь, Тянь Лун, сколь недолговечен человек. Но еще недолговечнее дела его, - сказал Император. - Любой повелитель озабочен поиском достойного наследника, но что делать, если такого наследника нет? Что делать, если каждый, кого ты готов объявить преемником, тут же начинает плести интриги и заговоры, лишь бы быстрее убрать тебя с Трона Дракона?!
   Тянь Лун рассмеялся.
   - Так ты хочешь бессмертия, Император! Ты хочешь стать вровень с драконами, ты - простой смертный человек!
   Это страшное оскорбление, но Ши Хунди сохранил удивительное спокойствие.
   - Мои мудрецы нашли старинную рукопись, в которой описывается, что некоторые драконы одарены способностью выращивать жемчужину бессмертия из ничего. Такой дракон силой своей воли концентрирует в себе тончайшее вещество, день за днем, год за годом уплотняет его, пока оно не превращается в жемчужину, сверкающую ярче солнца. Человек, проглотивший такую жемчужину, становится бессмертным!
   - Твои мудрецы правы, - заметил черный дракон, - но человек не достоин бессмертия.
   - Значит, я не ошибался, - говорит Император. - Свободный дракон никогда не отдаст человеку тайну бессмертия. Что ж, посмотрим, на что согласится плененный дракон.
   - Ты слишком самоуверен, Ши Хуанди, - дракон склоняется к самому лицу Императора. - Нет в мире такой силы, которая могла бы лишить дракона свободы!
   - Рожденный в рабстве всегда будет почитать только свое рабство. Свобода станет ему скучна, Тянь Лун. Поэтому все свободные драконы умрут сегодня. Я пощажу лишь тех, кто еще не вылупился на свет. Они сделаются моими рабами, самыми ничтожными из моих рабов! Их будут избивать палками, кормить отбросами и держать в клетках до тех пор, пока кто-нибудь из них не подарит своему повелителю жемчужину бессмертия.
   Тянь Лун задирает морду к небу и начинает хохотать. Ему так смешны слова безумца, он так уверен в собственной силе, что не замечает, как меч Императора покидает ножны. Вспышка ослепительного света, и клинок погружается в драконье горло. Император сильнее налегает на меч, и тот прорезает длинную узкую рану, откуда ударяет фонтан крови. Дракон удивленно наклоняет голову, но клинок заканчивает свою работу, и теперь уже целые водопады обжигающей жидкости захлестывают стоящих на пригорке людей.
   Тянь Лун судорожно пытается дотянуться до Императора, но тот делает шаг назад и бросает в разверстую пасть свиток. Дракон вспыхивает от кончика носа до самого хвоста, и багровый огонь взметается до небес, расплываясь в синеве безобразным пятном.
   Битва начинается.
   Рюсин рвется из клетки, но, удивительное дело, расстояние между прутьями теперь гораздо уже, он пытается протиснуться, но раскаленные золотые и серебряные жилы больно обжигают кожу, а в живот словно впивается пылающее восьмиконечное тавро, лишающее воли и сил. Остается только лежать и смотреть, как громадные драконы падают из поднебесья на выставленные копья, как их могучие тела расшвыривают закованных в панцири людей, но на место погибших заступают все новые и новые воины, длинные копья с широкими лезвиями втыкаются в белые, красные, желтые драконьи тела, выпуская из них нескончаемые реки крови.
   Высокие деревянные башни начинают плеваться пламенем из бронзовых наконечников, и многие драконы превращаются в пылающие облака еще до того, как упадут на землю. Огненными снарядами они врезаются в войско, раскаленные озера расплескиваются и топят людей, взрывы, крики и вой наполняют поле битвы, и лишь Император все так же спокойно взирает на безумство рукотворной стихии, одной ногой попирая обгоревший череп Тянь Луна.
   Когда багровый диск солнца касается горизонта, и небо окрашивается в красное, все заканчивается. Драконы проиграли свою битву с людьми. Их тела догорают, как остовы колоссальных кораблей, множество дымов возносится в небо, собираясь там в траурные тучи. Выжившие воины опасливо тыкают копьями в почерневшие кости. Под ногами скрипит пепел и чавкает кровь. Еще много столетий на этом поле не сможет ничего расти, лишь ветер и дождь добела вылижут кости людей и драконов, нашедших здесь последнее пристанище...
   Видение кончается всегда одинаково. Каким-то чудом Рюсин все же покидает свою клетку и несется над черной безжизненной землей, стараясь достигнуть ее края, но силы постепенно оставляют его, он опускается все ниже и ниже, пока не касается животом сухого пепла и не обрушивается на груды костей и спекшиеся железные слитки, оставшиеся от брони погибших воинов.
 
   22
   - Тебя как зовут? - спрашивает чумазая девочка.
   Рюсин не сразу понимает, что обращаются к нему. Он настолько привык, что окружающие никогда не заговаривают с ним, что долго и удивленно смотрит на девчонку.
   - Ты не умеешь говорить? - девочка хмурит брови.
   - Умею, - отвечает Рюсин.
   - У тебя нет имени?
   - Есть.
   - Тогда ты мне его скажешь?
   - Рюсин. Меня зовут Рюсин.
   Девочка улыбается и восторженно хлопает в ладоши.
   - Я победила! Я победила!
   Рюсин ничего не понимает и растерянно оглядывается. Во дворе храма продолжается обычная жизнь. Послушники подметают каменные плиты, с кухни доносится запах кипящей похлебки, служители сидят на террасе или медленно прогуливаются по саду. На них никто не обращает внимания.
   - Почему я проиграл? - спрашивает Рюсин.
   - У тебя несчастливое имя, - охотно объясняет девочка. - Те, которые тебя им наградили, считали, что ты ни на что негоден. Ты - жертва. Понимаешь?
   Рюсин качает головой. Свое имя ему не то, чтобы очень уж нравится, но оно привычно, его всегда так звали, точнее, Рюсин всегда знал, что его зовут Рюсин. Ведь другие люди с ним напрямую не разговаривали и по имени не окликали.
   - А как зовут тебя?
   Девочка выставила вперед одну ногу, подбоченилась, протянула левую руку к Рюсину и гордо сказала:
   - Дун Ми. Дракон разрушения!
   - Дракон разрушения? - переспросил Рюсин. - А что он разрушает?
   - Кто?
   - Этот дракон.
   Девочка шагнула вперед и невежливо постучала пальцем по лбу Рюсина:
   - Дурак! Это я - Дракон разрушения. Дун Ми. Понимаешь?
   - Больше всего ты похожа на немытую девчонку, чем на дракона, - искренне сказал Рюсин.
   - Я жила на помойке, пока меня не привезли сюда, - спокойно сказала Дун Ми. - Умываться там негде, да и не люблю я умываться. Воду надо пить.
   Так они познакомились. Рюсину казалось, что его жизнь навсегда изменилась к лучшему. Нет, его продолжали лупить бамбуковой палкой, причем раз от разу все сильнее и сильнее, продолжали сажать в клетку, но теперь у него появился друг, с которым можно было не только поболтать, но и поиграть.
   Дун Ми знала несчетное количество игр. Догонялки, прятки, прыжки, борьба, рисование, сражения на палках и еще множество всего, где она легко побеждала Рюсина. Девочка молнией сверкала тут и там, появлялась ниоткуда, чтобы отвесить дружеский подзатыльник, огреть вырезанным из ветки мечом, дернуть за ухо и вновь скрыться.
   - Проиграл! Проиграл! - весело хлопала она в ладоши, но Рюсин не обижался.
   Однажды он попытался выиграть в борьбе, и у него почти получилась. Дун Ми была слишком легкой и не могла сбить Рюсина с ног. Она ходила вокруг него разъяренной кошкой, неожиданно прыгала вперед, подкатывалась под ноги, но Рюсин твердо решил не уступать и стоял, как скала. В конце концов, ему удалось схватить девочку за талию, рвануть вниз, навалиться, прижать Дун Ми к земле. Она вырывалась и даже царапалась, но Рюсин перехватил ее руки за тонкие запястья, и она попалась.
   Девочка смотрела на него бешеными глазами, губы раздвинулись, открывая редкие зубы, которыми она была готова вцепиться в него. Рюсин внезапно понял, что для нее это уже не игра, что стоит ему отпустить Дун Ми, и она загрызет его. Почему-то он был уверен - именно загрызет. Вопьется зубами в горло, словно дикий зверь.
   - Ты что? - спросил он девочку.
   - Пусти меня!
   - Нет.
   - Пусти меня!!!
   Он встал и отряхнул от пыли штаны. Дун Ми села, закрыла лицо ладонями и заплакала.
   Рюсин не знал, что делать. Он смотрел на ее трясущиеся плечи, и ему стало очень ее жалко. Но ведь он честно ее победил. Честно. Рюсин прислушался к ее всхлипываниям и неожиданно понял, что она говорит.
   - Я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать...
   Он присел на корточки и погладил ее по синим волосам.
   - Не плачь...
   Дун Ми сжалась. Рыдания стали еще сильнее.
   - Не надо плакать... В следующий раз победишь ты...
   - Ты не понимаешь, - всхлипнула девочка, - ты ничего не понимаешь! Ты - дурак.
   Рюсин встал и посмотрел по сторонам. Почему же он ничего не понимает? Он живет так, как живет. Его несет по течению, и он не задает вопросов, так как не видит в них никакого смысла. Как долго он живет в храме? Почему только его бьют палками? Почему его сажают в клетку? Почему никто с ним не разговаривает, а лишь униженно кланяются и отводят глаза? Неужели все это можно объяснить?
   С ним и Ду Мин связана какая-то тайна. Возможно, даже Ду Мин знает больше его.
   - Кто я такой? - спросил громко Рюсин.
   Ду Мин подняла заплаканное лицо.
   - Кто я такой?! - почти крикнул Рюсин, и Ду Мин снова сжалась, словно боялась, что он ударит ее.
   Рюсин побежал. Он пересек храмовый сад, добрался до низкой каменной стены, поросшей мхом, перелез и помчался сквозь лес. Он несся изо всех сил, не обращая внимания на ветки, хлещущие по лицу. Разве они могут сравниться с ударами бамбуковой палки! Крошечные обезьяны с громадными глазами наблюдали за ним с ветвей, а с крон деревьев взлетали разноцветные стаи птиц.
   Он пробежал по узкому мостику через ручей, на берегу которого послушники полоскали белье, взобрался на каменную осыпь и остановился. Дальше лес кончался, и начиналось бескрайнее ровное пространство, поросшее высокой травой. Дух захватывало от открывающегося простора. Рюсин сел на камень, положил подбородок на колени и смотрел на колышущуюся траву, редкие деревья, поднимающиеся над острыми кончиками былья, на больших птиц, парящих в небе. Слышалась оглушительная трескотня кузнечиков, бабочки и стрекозы кружили над цветами, а горячий ветер успокаивающе гладил Рюсина по щекам.
   Среди высокой травы тут и там возвышались колоссальные остовы драконьих скелетов. Земля так и не приняла тех, чьим домом было небо, и они продолжали ослепительно белеть на солнце, как и многие тысячи лет назад.
   Ночью Рюсин проснулся оттого, что кто-то ощупывал его лицо.
   - Кто здесь? - прошептал он.
   - Рюсин? - спросила Ду Мин.
   - Ты что здесь делаешь?
   - Ничего, - короткий смешок, и она забралась к нему под одеяло.
   Больше всего Рюсина испугало то, что на Ду Мин ничего не было из одежды. Она обняла его за шею и притянула к себе.
   - Тебе так нравится? - прошептала она ему на ухо.
   Сердце у Рюсина громко стучало, спина вспотела. Ничего ему не нравилось, больше всего ему хотелось, чтобы эта сумасшедшая девчонка прекратила свои глупые штучки. Но он боялся, что Ду Мин снова разревется. Он догадывался, что стал участником какой-то новой и пока непонятной ему игры, в которой он просто обязан проиграть. Поэтому он прошептал:
   - Очень нравится.
   - Если хочешь, мы теперь всегда будем спать вот так, вместе.
   Рюсин решил промолчать. Перспектива потеть под одним одеялом с Ду Мин его не прельщала.
   - Почему ты молчишь? - спросила Ду Мин. - Мне уйти?
   Она откинула одеяла, но продолжала лежать, так что Рюсин видел ее теперь всю в рассеянном свете горящих на улице фонарей. Ду Мин явно чего-то от него ждала, но Рюсин не шевелился. Ему было ужасно жалко девчонку. Без одежды она казалась еще более тонкой, хрупкой.
   - Извини меня, - сказал Рюсин.
   - За что?
   - За вчерашнее.
   - Ты не виноват, - Ду Мин потерла плечи ладонями. Ей было холодно.
   Рюсин снова накинул на нее одеяло.
   - Я не знаю, что должен делать, - виновато сказал он.
   Ду Мин повернулась к нему. Мальчику показалось, что ее глаза сияли мягким светом.
   - Ты очень глупый, Рюсин.
   - Да.
   - Если девушка сама пришла к тебе, то ее надо хотя бы поцеловать.
   - А что такое - поцеловать?
   Ду Мин показала. У нее были сухие губы.
   - Бедный, бедный Рюсин, - сказала девочка. - У тебя очень несчастливое имя.
   ...На следующее утро Ду Мин нашел послушник, который обычно прибирался в ее комнате. Она перетянула себе горло шелковым платком, на котором танцевали небесные драконы.
 
   23
   Им оставалось жить недолго. Защитный экран еще как-то сдерживал внешний напор, но даже в рассеянном аварийном свете было заметно, как теоретически непробиваемая бронированная плита постепенно подается внутри, прогибается, пучится волдырями, от которых в разные стороны бегут трещины. Снизу в пол кто-то колотил громадным молотом, отчего освещение мигало, и казалось, что аккумуляторы все таки не выдержат, и они окажутся в абсолютной темноте.
   Подача воздуха прекратилась, прикрепленные к решеткам вентиляции бумажки опали мертвыми обрывками. Стало жарко.
   Ошии достал платок и вытер лоб, но это не помогло. Пот заливал глаза.
   - Что у тебя, Каби?
   Каби также сидел на полу и держал на коленях портативный "Нави". Свет от экрана окрашивал его лицо в мертвенный синий цвет.
   - Прошел сигнал герметизации всех верхних уровней, шеф. Но...
   - Что?
   - Я не уверен, что они успеют.
   - У них есть в запасе бакелит, - сказала Ханеки.
   Дои застонал.
   Бум!
   Новый удар в пол.
   - Однажды мы пошли в поход и забыли консервный нож, - сказал Каби.
   - К чему это ты говоришь? - спросила Ханеки.
   - Мы пытались открыть банку камнем. Теперь я понимаю, что испытывала консервированная каша.
   - Шутник, - сказал Ошии.
   - Никто не будет возражать, если я разденусь? - спросила Ханеки. - Здесь уж очень жарко.
   - Раздевайся, - разрешил Каби. - Все равно, цвет твоего белья так и останется тайной для всех остальных.
   - Заткнись, - сказала Ханеки.
   Ошии встал и подошел к Дои, единственному, кто лежал на столе. Голова его была перевязана, а лицо залито кровью.
   - У него поверхностная рана, шеф, - сказала успокаивающе Ханеки. - Если помощь подоспеет вовремя...
   - Помощи не будет, - оборвал ее Каби. - Все, кто избежал контакта с анимой, эвакуированы. По остальным...
   - Что по остальным?
   - Силам самообороны отдан приказ на ликвидацию технического персонала на пораженных уровнях. Если кто-нибудь, конечно, выберется.
   - Откуда ты все знаешь?
   Каби погладил "Нави" по крышке.
   - Вычислительные машины - великое изобретение. Они быстро лишают человека оптимизма.
   - Сволочи, - искренне сказала Ханеки.
   - Не отвлекайся, - сказал Ошии. - Продолжай искать. Должен быть выход.
   - Шеф, все коридоры залиты либо анимой, либо бакелитом. Наверху нас ждут профессиональные убийцы, которым отдан приказ стрелять без предупреждения. Единственное, что меня радует в сложившейся ситуации, так это кружевное белье нашей милой Ханеки.
   - Сидеть запертыми здесь и ждать, когда задохнемся, тоже не имеет смысла.
   Каби не ответил и яростно замолотил по клавишам.
   - Пить, - прошептал Дои. - Пить...
   Ханеки поднесла ему ко рту фляжку.
   Вот еще одна проблема - вода. У них нет воды. У них нет воздуха. И вообще, у них нет выхода. Ошии посмотрел на Ханеки. Молодец, девочка, хоть ты не закатываешь истерики. Держишься.
   Что же произошло? Ведь что-то произошло? Нечто, что не смогла вовремя засечь телеметрия. Ошии поднял с пола грязные, покрытые кровью распечатки и попытался что-нибудь разобрать в тусклом свете. Бесполезно. Крошечные цифры и иероглифы сливались в неразборчивые серые полосы. Да и зачем сейчас все эти расчеты?! Вся информация у них в головах. У него, у Ханеки, у Каби, у Дои. Дои - не в счет. Но даже их трех достаточно.
   Все шло как обычно. Красный, Зеленый и Синий прошли первичные тесты и погрузились в аниму. Никаких сбоев не отмечалось. Громадные "мехи" бродили по наполненному золотом бассейну и выполняли все поставленные задачи. Затем начался тест по монтажу трубопровода, через который полиаллой анимы должен поступать в систему фильтрации. Тоже ничего необычного. Дамми-пилоты функционировали на "отлично", адекватно реагируя на вводные.