Савеличев Михаил. Догма кровоточащих душ

   Пилигрим... Пилигрим... Пилигрим...
   Черный кокон... черная тоска...
   Он сросся с машиной, они теперь одно целое - тайные соглядатаи чужой жизни. Они смотрят туда, где скрывается опасный зверь, изготовившийся к прыжку. Он выглядывает сквозь дымные ветви бронированных джунглей, сквозь листву радиопомех, умело отводя назойливые щупальца радиолокаторов и лазерных дальномеров.
   Пилот чувствует свое бессилие.
   - "Пилигрим", как слышите, "Пилигрим"...
   Потусторонний голос, надоедливый и совершенно чужой, потому что их время пришло. Они, люди, последняя ошибка, и черная птица осознает это.
   Они - единое целое с пилотом, и только поэтому пилот еще жив. Но далекий голос уже нашептывает, соблазняет, черные крылья напрягаются, дышат турбины, оставляя белесый след, тело машины напрягается, правое крыло вздымается круто вверх, левое опускается круто вниз, и хрупкая птица вонзается в воздух.
   - "Пилигрим", ответьте, "Пилигрим"!!!
   Стучит механическое сердце. Стучит живое сердце. Краткий унисон временного союза, а внизу расплывается серое пятно, прорастает ложноножками, которые чуют близкую жертву.
   - "Пилигрим", ответьте, "Пилигрим"!
   - Мы потеряли его!
   Пилоту хочется смеяться. Перегрузка вдавливает в ложемент, маска впивается в лицо, пальцы готовы сорваться со штурвала...
   Они его потеряли!!! Они его потеряли!!! Ха-ха-ха!
   Он освободился из-под ненавистной опеки, он возвращается туда, откуда он вошел в этот мир, возвращается в лимб, в сфироты, чтобы окончательно разъединиться, распасться на душу и тело. Вокруг него нет черной оболочки, она рассыпалась на мелкие осколки, и теперь только черный шестикрылый ангел держит его за руку, и они продолжают последний и такой чудесный полет!
   - Еще один разведчик потерян, господин канцлер.
   - Сколько мы уже потеряли?
   - Четыре машины, господин канцлер.
   - Причина?
   - Точно не установлена. Похоже на внезапный отказ двигателя. Словно самолет вышел из анима-коридора.
   - Поднимайте следующее звено. Мне нужны данные о том, что происходит в Хэйсэе.
   - Но, господин канцлер...
   - Что еще?
   - Смею рекомендовать воздержаться от полетов до полного выяснения причин. Иначе мы рискуем потерять лучших пилотов.
   - Генерал...
   - Да, господин канцлер!
   - Поднимайте следующее звено.
   А черные обломки попадают в объятия изголодавшегося ничто. Ложноножки обнимают, обволакивают металлические семена, погружаются в недра серой пустыни. Так древний моллюск пытался избавиться от раздражающей боли попавшей в раковину песчинки, обволакивая ее слой за слоем сверкающим перламутром, превращая в драгоценность, которой сам не знал цену.
   Мертвая жизнь дает мертвые всходы, и вот уже сквозь поверхность техиру тянутся черные ростки, металлическая поросль нового мира. Вращаются крошечные шестеренки, вытягивающие легкие лепестки алюминиевых соцветий, искрят пьезокристаллы, прогоняя по проводам стеблей импульсы псевдожизни.
   Техиру отступает от нового оазиса, точнее - преображается вместе с ним, принимает его форму, наполняясь механическим содержанием расширяющейся мертвой вселенной.
   Шестикрылый ангел парит над механическим урожаем, касается его черными руками и чувствует уколы новой жизни.
   - Итиро прав, - говорит Азраил. Сверкающие цветы отражаются в его глазах. - Они - совершенство!
 
   12
   - Смерть не знает ни места, ни времени, Агатами, - говорит Итиро, и Агатами теснее прижимается к нему. - Смерть всегда неуместна и всегда безвременна. В этом ее предназначение.
   - Зачем тебе нужная я? - она касается губами его губ. - Разве механическому ангелу будет ведома смерть?
   - Нет. Смерти больше не будет. Ржавчина, распад, переплавка, расширение вселенной, взрывы звезд, мертвое и бессмысленное вращение ледяных тел, прямая стрела необратимой энтропии, где нет места тем, кто будет задавать глупые вопросы.
   Итиро распахивает крылья, и вот они уже летят над угасающим миром, где в надвигающейся тьме робко поблескивают редкие искорки.
   - Что это? - спрашивает Агатами. Она чувствует в них нечто волнующее, притягивающее.
   - Души, конечно же, души, моя милая Агатами. Те, что дожидаются возвращения в сфироты, где все они останутся навечно запечатанными.
   - Значит, людей уже не будет? - Агатами становится грустно.
   - Нет, моя милая Агатами. Я больше не нуждаюсь в этой гипотезе. Мир может прекрасно существовать и без людей. Они исчезнут, но не грусти о них. Они будут счастливы и не заметят собственной пропажи.
   - Не будет и меня?
   Итиро нежно целует ее.
   - Разве ты не привыкла к тому, что человек умирает каждый день, каждое мгновение? Разве так трудно осознать, что тот, кто просыпается утром в твоей оболочке, уже не ты сама? Это ведь тоже смерть, возможно еще более страшная и коварная, чем та, которая разрывает тело и душу.
   - Мне страшно.
   - Ангелу смерти не может быть страшно. Возьми меня за руку, и я покажу тебе всю красоту уходящей жизни...
   ...В доме полумрак. Спят люди. Обычный сон обычных людей. Маленькая девочка скинула жаркое одеяло и разметалась на матрасе. Агатами наклоняется над ней и узнает саму себя. Маленькая Агатами. Она беззащитна, но время ее еще не пришло. Однако здесь и сейчас уже много тех, чье время истекло, и Агатами также ясно видит их - пожилые и молодые, мужчины и женщины, которым пора утратить единство души и тела.
   Смерть хитра. Она находится слева, на расстоянии вытянутой руки, и дедушка Пекка ее отлично видит. Он кивает ей, как старой знакомой, но Агатами закрывает ладонями лицо, траурные крылья обнимают ее.
   - Что вы хотите? - спокойно говорит дедушка, но слова его обращены не к ней.
   - Простите, учитель, но нам приказано... - человек склоняется в почтительном поклоне.
   - Кто-то будет оставлен в живых? - дедушка Пекка отвлекает убийц, и Агатами видит среди них тех, кто уйдет из жизни вместе с обитателями этого дома.
   - Никто, учитель.
   Дедушка Пекка с преувеличенной стариковской медлительностью, неуклюжестью поднимается с постели. Когда он встает, двое из тех, кто окружает его, уже находятся в объятиях ангела смерти.
   - Что я должна с ними сделать? - восклицает Агатами. Она смотрит, как ее помощница - агония щекочет их пятки, и умирающие смеются. Это смех, понимает Агатами, это только смех, то, что живые принимают за предсмертный хрип. - Что я должна сделать? - отчаянно вопрошает еще неопытная смерть, и ответ снисходит на нее.
   Жизнь хранится в оболочке тела. Она заключена в нем, как вода заключена в сосуде. Смерть - и сосуд разбивается, жизнь теряет свою форму, она становится безграничной, она изливается щедрым потоком, и лишь ангел может насладиться ее вкусом.
   Агатами пьет. Она прижимается клювом к трепещущим телам, все глубже вгрызается в них, отпихивая ногой назойливую агонию, требующую своей части добычи. Она глотает тягучий, пряный сок, втягивает сверкающую амальгаму, зачерпывает раскаленное серебро и злобно шипит на Итиро, который с усмешкой наблюдает за ее грехопадением.
   Что я делаю?! Что я делаю?!
   Это отвратительно, Агатами!!! Прекрати немедленно!!!
   - Ты способная ученица, - говорит Бессердечный Принц.
   - Я всегда вас уважал, госпожа, - кланяется дедушка Пекка, прижимая руки к окровавленной груди.
   - Шевелись, старик! - хохочут от веселой агонии безымянные убийцы.
   Агатами падает на колени, упирается руками в окровавленный пол, где разбросаны куски человеческих тел, задирает голову к Черной Луне и жутко воет.
   Люди, люди, люди, вереницы, толпы, океаны людей. Те, чья жизнь уже не умещается в кожаной оболочке, чье серебро и амальгама выплескивается в жадно раскрытый рот ангела смерти, а он семью печальными глазами обозревает прошлое и будущее...
   - Проходи, Агатами, - заискивающе улыбается Иту. - Проходи, Фумико.
   Девочка лежит в ванне и спокойно смотрит на них. Она отмечена все той же печатью. Она печальна. Ее смуглое тело просвечивает сквозь синеву воды, короткие волосы намокли, и крошечные локоны расплылись по поверхности тонкими ресничками.
   Агатами садится на край ванны и смотрит на Фумико. В ангеле смерти нет ни злобы, ни мести, ни любви. Азраил холоден, и все вокруг него приобретает льдистую, кристальную чистоту. Девочки мерзнут, теплое дыхание пытается согреть окружающий воздух, но лишь иней оседает на поверхности зеркала.
   Азраил берет Фумико за плечи и прижимает к себе, антрацитовые крылья опахивают стылым ветром рыдающую девочку, но все уже решено. Все давно решено и записано на скрижалях судьбы.
   - Читай, Фумико, читай, - говорит Азраил, но крупные слезы текут по щекам девочки, надпись расплывается, и тогда Агатами говорит:
   - Здесь написано, что ты, Фумико, убьешь своих подруг Иту и Дору, а затем покончишь жизнь самоубийством. Такова судьба, Фумико, и душа твоя всегда знала о столь печальном исходе.
   Фумико опускается на колени, прижимается лбом к краю ванны. Она оплакивает себя и своих подруг, плечи ее сотрясаются в рыданиях, но Агатами безжалостна.
   - Сделай это, Фумико, - шепчет она на ухо девочке. - Сделай то, что ты должна сделать.
   - Сделай это, - шепчет Иту, и мокрой рукой гладит свою подругу по голове.
   Пальцы растопырены и дрожат, глаза распахнуты, но ничего не видят в мельтешении брызг. Над водой только руки и ноги Иту, они бьются, расплескивают воду, но вот движения затихают, последние пузырьки выплывают из открытого рта, как крохотные рыбки из своего убежища.
   Вкус юной жизни свеж и приятен. Он переполнен неизрасходованной радостью, в нем почти нет горечи печали, а горчинка первой любви лишь придает ей особенный вкус.
   Азраил поднимает легкое нагое тело, крупные капли скатываются по гладкой коже, и только на шее проступают багровые пятна, сквозь которые ангел смерти и высосал еще одну жизнь.
   - Я сам отнесу тебя, прекрасное дитя, - говорит он Иту и целует ее в неподвижные, ледяные губы. Агатами трогает Фумико за плечо и вкладывает в ее обречено протянутую руку раскрытую бритву.
   Лезвие туманиться, оно притягивает, оно изготовилось, и ничто не удержит его от обещанного пиршества. Есть в отточенной стали какая-то загадка, странное притяжение, которое ведомо тем, кто часто держит ее в руках. Оно словно притягивается обнаженной кожей, как будто тело тоскует по тайне, что скрыта в холодном оружии.
   Дора чувствует его зов. Она не противится ему. Девочка сидит за столом перед "Нави", и глубокая синева экрана освещает ее белые запястья. Как крошечные реки бьются под тонкой кожей вены, кровь предвкушает освобождение, и Фумико наносит первый удар.
   Бритва с хрустом впивается в руку, вскрытые вены сыто отплевывают густую жидкость, и она растекается по экрану черными кляксами.
   Дора вздрагивает от холодного касания сжатых в нить мертвых губ. Но в ней нет страха. Она продолжает спокойно сидеть и ждать.
   - Ты - умница, - шепчет ей Агатами, - ты - умница, Дора.
   Даже ангел смерти порой может быть ласков и полон любви. Кому как не смерти любить жизнь?
   Фумико закусывает губу, струйка крови стекает по подбородку, мокрые и липкие пятна усеивают ее рубашку. Она заносит бритву и опускает ее на другое запястье. Рана жадно открывается, как пресыщенные уста, и извергает новый фонтан.
   Ноги девочки подгибаются, но Агатами поддерживает ее.
   - Ты должна сделать все до конца, Фумико, - строго говорит ангел смерти. - Сейчас ты мое верное орудие, а орудие смерти всегда надежно и безжалостно. Постарайся, постарайся, моя умница, - Агатами смягчается и целует девочку в шею. Отнюдь не целомудренный поцелуй. Любовный. Смерть и ее орудие - всегда любовники.
   Фумико отчаянно бьет по ненавистным рукам ненавистной бритвой. Последние штрихи на жизни молчаливой Доры. Но она не в обиде. Все должно быть сделано так, как должно. Дора всегда являла собой образец смирения, поэтому Азраил позволяет себе крохотную каплю милосердия.
   Он поднимает девочку со стула и ведет ее к двери. Кровь стекает по пальцам и оставляет на полу прерывистый след.
   - Иди, Дора, иди, - подталкивает ее Азраил, но Дора колеблется. Ей кажется, что ее место здесь, рядом с Фумико, ведь так ужасно страшно умирать в одиночестве.
   Тогда Агатами берет ее за руки, подносит к губам изрезанные запястья и целует каждую рану, накладывая временную печать. От ледяных губ замерзают пульсирующие кровавые родники, и Дора делает шаг назад, в темноту коридора. Агатами прикрывает дверь.
   Фумико стоит на стуле и привязывает к потолочному кронштейну чулок. Она сняла с себя грязную рубашку, ее тело резко прорисовывается на фоне окна.
   - Как я люблю тебя, - шепчет Азраил, обнимая девочку. Холодная щека прижимается к теплому животу, когтистые руки скользят по узким бедрам, а черные крылья ласкают ее кожу. - Я люблю тебя, мое самое совершенное оружие.
   Раздвоенный язык касается Фумико, девочка вздрагивает и затягивает петлю. Черный чулок узорчатой бархоткой обнимает ее шею. Развратная ласка умело играет с невинным телом, натягивает его, как струну, извлекает последнюю мелодию, и, наконец, Агатами выбивает из-под Фумико стул. Остро пахнущая струйка стекает по ноге, но в этом нет ничего безобразного...
   - Ты быстро учишься, - говорит Итиро. Мир под ними становится все темнее и темнее, сверкающие блестки света робко вспыхивают в безбрежном океане мрака. - Ты бесподобна, любовь моя!
   Агатами оборачивается, но Фумико уже спокойна. Серебряная амальгама крупными, тяжелыми каплями выступает на ее нагом теле, и Азраил слизывает их, урча от удовольствия.
   - Я не буду этого делать, - качает головой Тэнри. Пистолет в его руках смотрит на Авеля, но смерть предназначена той, что стоит рядом. Сэцуке. Сэцуке под номером два. Отметина смерти уже есть на ее челе, но это не искупает ее из объятий сладострастного Азраила.
   - Мы все будем делать вместе, - доверительно говорит Агатами своей будущей подруге. - Ты согласна?
   Сэцуке кивает и смотрит на Тэнри.
   - Мы все будем делать вместе, - доверительно говорит Агатами своему бывшему другу. - Ты согласен?
   - Нет. Нет! Нет!!! - кричит Тэнри, но его крик мало что значит для Азраила, и мальчик понимает это.
   Он лишь орудие в руках смерти. Еще одно орудие. Проводник воли судьбы, от которой не уйдешь и которую не обманешь. Агатами нежно обнимает его сзади, прижимается к спине, ласково льнет к нему, чтобы он почувствовал тепло и мягкость ее груди. Руки ложатся на его руки, держащие пистолет.
   - Нам следует хорошо прицелиться, Тэнри, - говорит Агатами. - Зачем доставлять нашей милой Сэцуке излишние мучения?
   Ее указательный палец ласкает его указательный палец, лежащий на курке.
   - Я не могу этого сделать, - отчаянно говорит Тэнри. - Я не могу убить ее.
   - Разве орудие смерти виновато в том, что на его долю выпало исполнение предназначенного? - утешительно вопрошает Агатами. - Разве в чем-то виноват тот человек, что врезался на своей чудовищной машине в толпу людей? Он так же виновен, как вспыхнувший бензин, в котором и сгорела наша милая Сэцуке под номером один. И уверяю тебя, Тэнри, та, самая первая смерть, была гораздо мучительней!
   ...Неуверенная рука поворачивает ключ, недовольная внезапным пробуждением машина урчит и фыркает, а позади плещется целое море смерти. Азраил иногда любит почудить. Иногда и ангел смерти принимает жидко-огненную форму.
   Бензовоз начинает неумолимое движение. Все предуготовлено к всесожжению. Собраны жертвы и зрители. Вычислены точнейшие траектории движения машин, ведь здесь нельзя ошибиться, сгореть должны только те, кому предписано сгореть, кому предписано корчится в липких объятиях пламени.
   - Девочка, как мне добраться до станции Хирогата? - черная рука Азраила ложиться на плечо беззаботной Сэцуке. У девочки слишком хорошее настроение, поэтому она не идет, а бежит. Если ее не задержать, то она успеет к зеленому сигналу светофора и перебежит улицу, оставляя далеко позади поджидающую ее смерть.
   Сэцуке слизывает подтаявшее мороженое и показывает:
   - Вам нужно свернуть туда! В тот переход. Видите указатель?
   Азраил улыбается, и девочка улыбается ему в ответ.
   - Вы очень любезны, милое дитя. Надеюсь, что мы еще с вами встретимся!
   Сэцуке озадаченно смотрит на уходящего прохожего. Почему они должны с ним еще встретиться? Молодой человек, конечно, мил, но Сэцуке не из тех девочек, которые сразу вешаются на шею юношам, пусть даже и очень приятным и воспитанным! К тому же он назвал ее "дитя"! Разве это не оскорбительно?!
   Сэцуке показывает язык собственной смерти. Вот так мы насмехаемся над тем, что оказывается самым серьезным в нашей судьбе.
   А Тэнри с ужасом обнаруживает, что он зажат между водителем и Агатами. Утро. Дорога. Машины. Агатами кокетливо разглаживает короткую юбочку и искоса поглядывает на мальчика. Но ее голые коленки не могут растопить лед жуткого страха Тэнри. Он смотрит на водителя, но тот деловито крутит руль, давит на педали, включает музыку.
   - А сейчас, уважаемые слушатели, - доносится из приемника, - мы хотели бы сообщить вам, что через несколько секунд у глубокоуважаемого нами господина Даймиро, водителя бензовоза автозаправочной сети "Канемори и сыновья", случится сердечный приступ! - голос диктора выдерживает скорбную паузу и продолжает. - Я думаю, что всем нам стоит почтить память господина Даймиро и еще пятидесяти семи человек, которые через считанные секунды станут жертвами взрыва неуправляемого бензовоза.
   - Нет!!! - кричит Тэнри и пытается схватиться за руль.
   Водитель вздрагивает и валится набок. У него пепельное лицо, а из распущенного рта тянется вязкая струйка слюны.
   - Тэнри, - капризно говорит Агатами, - зачем тебе нужен этот руль? Разве ты никогда не хотел положить свою ладонь мне на коленку? Только не лги, голубчик! Я же вижу, что ты всегда этого хотел. - Агатами сдвигает краешек юбочки чуть-чуть повыше и тихо говорит:
   - Я разрешаю тебе сделать это прямо сейчас.
   Девочка зажмуривается и краснеет. Тэнри пытается дотянуться до свободно вращающегося руля машины, но неподъемное мертвое тело все теснее прижимает его к Агатами.
   - Ну, что же? - Агатами требовательно смотрит на Тэнри, а ангел смерти злобно улыбается, возлагает черные руки на руль, словно на алтарь, бензовоз выравнивает движение и неумолимо надвигается на замершую толпу людей.
   Тэнри закрывает глаза. Агатами берет его руку и кладет себе на бедро. Пальцы мальчика отчаянно впиваются в нежную кожу, но оказывается, что никакой плоти там нет, а есть твердая, рубчатая сталь, есть изогнутый курок, который, повинуясь движению указательного пальца, отъезжает назад, и тяжелая отдача пробивает руку до самого плеча.
   - Молодец, Тэнри! - хлопает в ладоши Агатами. На ней все та же коротенькая юбочка. - Молодец!
   - Теперь твоя очередь, Сэцуке, - говорит ангел смерти и легонько подталкивает ее в спину.
   - Моя очередь? - спрашивает Сэцуке.
   - Ты ведь не хочешь, чтобы вместо тебя погиб невинный человек? - в свою очередь вопрошает коварный Азраил.
 
   13
   Теперь они спускались вниз. Коридор шел под уклон, уступами, иногда расширяясь до просторных залов, из потолка и пола которых прорастали гофрированные сталактиты и сталагмиты урчащих труб, опутанных паутиной проводов, а иногда сжимаясь до узкого сифона, где приходилось вставать чуть ли на четвереньки и ползти дальше.
   Анатомия механического тела Хэйсэя чрезвычайно запутана. Тэнри постоянно сверялся с редкими указателями и наладонником. Сэцуке старалась ничего не выспрашивать и полностью положилась на своего спутника.
   Чем глубже они уходили в недра города, тем Сэцуке сильнее казалось, что окружающие их металлические пещеры приобретают все большую реальность, весомость. Как будто тронутые ржавчиной стены, покрытый тартановой дорожкой пол и потолок с нескончаемой вереницей тусклых глаз аварийного освещения четче и четче проступали из расслабленного полумрака хорошо натренированной рельефной мускулатурой.
   Оттенок сепии, присущий всему, что до сих пор видела в своей жизни Сэцуке, странный коричневатый налет, превращающий любое создание, любую вещь в слегка расплывчатое изображение, очень реальное, но все-таки изображение на экране действительности, здесь, в этих коридорах исчез, испарился.
   - Ты заметил? - спросила Сэцуке Тэнри.
   Хотя девочка не уточнила, что же он должен был заметить, Тэнри ее понял:
   - Да, заметил. Здесь всегда так.
   После очередного сифона, где они довольно долго шли, полусогнувшись, коридор вновь стал расширяться.
   - А почему? - спросила Сэцуке и провела по стене ладонью. Пластиковая обшивка оказалась теплой.
   - Близость Фабрики, - объяснил Тэнри. - Здесь все пропитано анимой. Никакие фильтры не могут ее полностью удержать.
   - Странное ощущение. Чересчур реальное... Как игра в "Нави" - слишком пестрая и контрастная, - сказала Сэцуке.
   - Похоже, - согласился Тэнри.
   Сэцуке с растущим изумлением вертела головой. Ей чудилось, что она попала внутрь написанной масляными красками картины. Несмотря на то, что сюжет, вдохновивший художника, был заурядным (индустриальные внутренности современного мир-города), но выбранная цветовая гамма очаровывала, восхищала. Крупные, щедрые мазки дымчатого, пепельного, с васильковыми прожилками, шафранными точками, розовыми бликами и умелыми алебастровыми шероховатостями. Девочке хотелось остановиться, замереть, любуясь безумными переливами тонов.
   - Здесь слишком красиво! - сказала Сэцуке. - Тэнри, давай остановимся! Мне кажется, что вот это место на стене...
   Тэнри схватил девочку за руку и потащил дальше.
   - Сэцуке, не отвлекайся и не смотри по сторонам! Надо двигаться дальше!
   - Тэнри, мне больно! - капризничала Сэцуке. Она пыталась идти медленнее, но мальчик тянул ее за собой. - Я устала, Тэнри! Давай отдохнем!
   Тэнри остановился, повернулся к девочке и взял ее за плечи:
   - Сэцуке, то, что мы сейчас видим вокруг, вовсе не так красиво. Это эффект анимы. Понимаешь? Дальше будет еще... хуже или лучше, я даже не знаю. Ярче, красивее. Но если мы решили идти на Фабрику, то нам надо спешить.
   - Я не могу этому сопротивляться, - грустно сказала Сэцуке.
   - А ты не сопротивляйся. Ты только скажи себе, что дальше будет еще более впечатляюще.
   Сэцуке посмотрела в глаза Тэнри и хихикнула.
   - Ты что?
   - Мы похожи на героев детского мультфильма, - опять хихикнула девочка.
   - Почему? - удивился Тэнри.
   - Мы светимся!
   Мальчик посмотрел на свои руки. Кожа была покрыта мириадами ярких точек.
   - Действительно, - растерянно сказал Тэнри. - Никогда такого не видел. Ладно, надо идти.
   Он посмотрел на Сэцуке и быстро отвернулся. Это уже чересчур! Теперь он понимает, почему мотыльки так стремятся на свет, как бы он не обжигал их крылья. Герои мультфильма? Точно. Чересчур кавайные герои. По мультяшному красивые, в сравнении с ними обычная человеческая привлекательность кажется совсем обыденной...
   Анима-эффект, анима-эффект, как заклинание повторял Тэнри. Это только анима-эффект. Поэтому надо сосредоточиться на цели... А какая у него цель? Его цель - Сэцуке!
   Тэнри каждой клеточкой тела чувствовал ее присутствие, ощущал каждое ее движение. Хотелось остановиться, повернуться, обнять... Милая моя Сэцуке, если бы ты только знала о чем я сейчас думаю!
   Вслед за приступом нежности пришла злость.
   - Тэнри, не так быстро!
   - Я иду нормально, - сквозь зубы процедил Тэнри. - Это ты тормозишь.
   - Я не машина, - обидчиво сказала Сэцуке. - У меня нет тормозов.
   - Оно и заметно.
   - Тэнри!!!
   Мальчик поморщился от крика и повернулся к Сэцуке. Они вышли из коридора и попали в зал с теряющимися в полумраке сводами. Помещение было уставлено запыленными высокими цилиндрами, наполненными чем-то ядовито-зеленым. Сверху свисали какие-то устройства, похожие на спутанные клубки блестящих трубок, ощетинившиеся многочисленными иглами. Каждый цилиндр подсоединялся к такому клубку толстыми канатами переплетенных проводов.
   Девочка стояла около одной из емкостей.
   - Там что-то есть, - Сэцуке стерла ладошкой слой пыли, и зеленая субстанция неожиданно засветилась. Мягкий свет струился изнутри, туманным облаком окутывая лицо девочки.
   - Пошли, Сэцуке, - сказал Тэнри. - Тут полно всяких заброшенных лабораторий.
   - Я хочу посмотреть, - упрямо сказала девочка. - К тому же у меня устали ноги. Ты ведь обещал меня нести?
   - Обещал, - грустно сказал Тэнри.
   - Сможешь исполнить обещание?
   - Нет.
   - Тогда потерпи и дай мне отдохнуть.
   Тэнри послушно снял рюкзак и уселся на него, хмуро наблюдая как Сэцуке бродит между рядами цилиндров. Больше всего они напоминали поставленные на попа ароматические палочки с серебристым фильтром.
   - Ты же хотела отдохнуть, - напомнил Тэнри Сэцуке.
   - Я и отдыхаю.
   - Лучше сядь, посиди.
   - Мне интересно. Хотела бы я знать, что там внутри...
   - Зачем?
   - Просто так.
   Тэнри встал и подошел к ближайшему сооружению. Нажал на кнопку, и из неприметной щели выехала клавиатура.
   - Иди сюда.
   - Ты знаешь, что это такое? - Сэцуке смотрела как он нажимает клавиши. Цилиндр в ответ загудел, зелень внутри пришла в движение, обтекая гирлянды разгорающихся огоньков.
   - Знаю, - сказал Тэнри. - Эмбриональный накопитель.
   Изумрудная субстанция побледнела, в ней проявились многочисленные розовые и красные прожилки, которые набухали, становились толще и заметно пульсировали. А внутри проявлялась темное пятно, опутанное ячеистой световой сетью.
   Тень приобретала контуры, все отчетливее проступая сквозь переливы прожилок и слой малахитовой жидкости. Большая голова, подтянутые к животу ноги, тонкие ручки, сложенные в кулаки и прижатые к подбородку. Если бы не размеры создания, то его можно было принять за человеческий зародыш.