Страница:
Более сильных ощущений Андрей за свою тридцатилетнюю жизнь ещё не испытывал.
Собственно, он понимал, откуда приходила к нему эта сила. Ответ лежал на поверхности. Ирреальное состояние возникало как реакция организма на неизбежную и скорую гибель — мозг облегчал человеку смерть, превращая реальность в сон. Наверное, то же чувствуют смертники, которых ведут на казнь. Загадочный человеческий мозг…
Андрей сидел на детском стульчике в прихожей, поставленном специально для Алисы. Осознание того факта, что его организм готовился к уходу в никуда, причём, готовился с высшей степенью серьёзности, тормозило любую двигательную активность. В голову лезли все те же настырные вопросы. Боялся Саша или придуривался, зачем Саша приходил, какие подозрения питали его мрачную решимость — и так далее, вплоть до последнего в логической цепочке: собирался ли одноклассник подытожить встречу точным выстрелом? Два раза, о, Господи, два раза… Андрей отмахивался от подобной ерунды. Наркотический вихрь, впитывающий разум без остатка, пощадил жертву, потому что друг детства с глазами убийцы передумал нажимать на спусковой крючок. Андрей вернулся мир реальности — это главное. Прежним или изменившимся? Больным или здоровым? Живым или мёртвым? Время покажет.
Иной вихрь крутился в квартире, уже не имеющий отношения к разрушительному страху смерти. Зоя, Шлема, мать с отцом, «первая» и «вторая» кражи, редкая средневековая монета. Наконец, ошеломляющие подробности, связанные с кончиной бабы Ули, всплывшие как раз на годовщину… Люди и мысли смешались. Не стало времени, существовала только жёсткая последовательность событий, разворачивающихся, как кольца спирали.
Собственно, он понимал, откуда приходила к нему эта сила. Ответ лежал на поверхности. Ирреальное состояние возникало как реакция организма на неизбежную и скорую гибель — мозг облегчал человеку смерть, превращая реальность в сон. Наверное, то же чувствуют смертники, которых ведут на казнь. Загадочный человеческий мозг…
Андрей сидел на детском стульчике в прихожей, поставленном специально для Алисы. Осознание того факта, что его организм готовился к уходу в никуда, причём, готовился с высшей степенью серьёзности, тормозило любую двигательную активность. В голову лезли все те же настырные вопросы. Боялся Саша или придуривался, зачем Саша приходил, какие подозрения питали его мрачную решимость — и так далее, вплоть до последнего в логической цепочке: собирался ли одноклассник подытожить встречу точным выстрелом? Два раза, о, Господи, два раза… Андрей отмахивался от подобной ерунды. Наркотический вихрь, впитывающий разум без остатка, пощадил жертву, потому что друг детства с глазами убийцы передумал нажимать на спусковой крючок. Андрей вернулся мир реальности — это главное. Прежним или изменившимся? Больным или здоровым? Живым или мёртвым? Время покажет.
Иной вихрь крутился в квартире, уже не имеющий отношения к разрушительному страху смерти. Зоя, Шлема, мать с отцом, «первая» и «вторая» кражи, редкая средневековая монета. Наконец, ошеломляющие подробности, связанные с кончиной бабы Ули, всплывшие как раз на годовщину… Люди и мысли смешались. Не стало времени, существовала только жёсткая последовательность событий, разворачивающихся, как кольца спирали.
10. ВИХРЬ
— Как вы лично, просто как человек, относитесь к наркоманам? — спрашивало радио женским голосом. — Кто они, по вашему мнению, почему принимают наркотики?
И само же себе отвечало, правда, другим голосом, мужским:
— Как можно относиться к рабству? Наркоман — добровольный раб. Раб — это человек, которые не принадлежит себе, который не волен в своих поступках. И здесь аналогия, на мой взгляд, очень точная. Человек, который попал в зависимость от наркотиков, тоже раб. Но он раб добровольный, потому что у него была возможность выбора…
Прежде чем что-либо предпринимать, Андрей прошёл на кухню и налил себе воды.
Увы, аспирина в упаковке больше не осталось, и коробки все кончились, придётся идти в аптеку. Не везёт…
Так и не достигнув максимально возможного спокойствия, он достал из кармана рубашки вещественные доказательства.
«Информация о применении — просьба прочитать внимательно!» — призывал заголовок аннотации. Далее следовал отпечатанный микроскопическими буквами текст — специально для пожилых людей, которым и предназначалось это лекарство. Длинная и узкая бумажка, многократно сложенная, очень похожая на шпионскую шифровку. Её вытащили из упаковки, очевидно, год назад. Лекарство называлось «Манинил-5», именно это средство принимала бабушка Ульяна до того момента, как у неё случилась сахарная кома. Вскрывать покойную не стали; во-первых, многолетний диабет, во-вторых, возраст. А теперь выясняется, что вскрытие вполне могло показать что-нибудь интересное. Например, катастрофическую передозировку этого самого «Манинила». И расследование, будь по факту смерти возбуждено уголовное дело, вполне могло дать интересный результат.
«Просьба прочитать внимательно», — так написано в инструкции-аннотации. Кто-то воспользовался этим советом, прочитал микроскопический текст на пределе своей внимательности, даже подчеркнул кое-что шариковой ручкой. Подчёркнуто, в частности, что действующее вещество — глибенкламид и содержится его в одной таблетке 5 мг. А такая фраза, как «Наиболее частым побочным действием препарата является нежелательно сильное снижение уровня сахара в крови (гипогликемия)», выделена особенно жирно. В разделе, где указана дозировка, обведено «0,5 таблетки». Что бы все это значило? Проще некуда! «Сильное снижение сахара в крови» — это и есть кома, точнее, причина комы. Которая наступает, как правило, внезапно, не оставляя человеку времени сориентироваться и понять, что с ним происходит, а тем более, к примеру, успеть приготовить и выпить сладкий сироп. В тех случаях, когда человек пожилой и живёт один — итог предопределён. Далее, «0,5 таблетки» — начальная суточная доза Манинила-5, одна таблетка которого содержит 5 мг действующего вещества. Но оказывается, что существует также Манинил-1! Это следует из коротенькой приписки в скобках — мол, суточная доза Манинила-1 составляет от одной до трех таблеток. Разработчики аннотации не придали никакого значения упоминанию о родственном препарате с гораздо меньшим содержанием действующего вещества, тогда как это — ключ к пониманию происшедшего.
Вторым из доказательств был рецепт годичной давности. Фиолетовым по серому участковый врач написал, что больному выписано лекарство Манинил — без цифр. То ли "1", то ли "5", выбирай в меру своей начитанности или опытности. Способ применения — 3 таблетки в день, иначе говоря, участковый подразумевал Манинил-1, то есть препарат с минимальным содержанием сахаропонижающего вещества. Жаль, что баба Уля об этом так и не узнала.
Она, вообще, не очень-то вникала в свою болезнь. Пила и колола, что ей прописывали. Опыта в употреблении этого конкретного препарата у неё не было, а инструкцию, судя по всему, из коробки вытащили. Кто вытащил? Интересный вопрос. Очевидно, тот, кто раньше других «внимательно прочитал» информацию о применении — ведь этого вполне достаточно, чтобы придумать, как можно эффективно и безнаказанно отправить диабетика на тот свет. Инструкция прямо-таки кричит каждой строчкой — будьте осторожны, не передозируйте, тщательно следите за своим самочувствием. А в рецепте указано «3 раза в день». Три таблетки Манинила-5 — это шестикратная передозировка. Первый день такого «лечения», второй день, третий — и результат достигнут. Идеальное убийство.
Убийство…
Нет, ничего бы уголовный розыск не доказал, да и дело бы не возбудил. Несмотря ни на какие заключения паталогоанатомов. Произошёл несчастный случай, неосторожное обращение с совершенно обыденным лекарством, от которого умирают только полные маразматики и склеротики. Вся соль (иначе говоря, доказательная сила) скрыта в рецепте, который вряд ли попал бы руки сыщиков.
«В мои-то попал, — напомнил Андрей сам себе. — И что это даёт?»
Как что?! Бумажки лежали в сумке жены, факт, знаете ли. Неужели Зойка?.. Он стиснул зубы. После сегодняшних новостей, после ТАКОЙ ЛЖИ, он готов был поверить во что угодно. Но если попытаться рассудить, то сразу возникает вопрос: почему она их хранила, почему не выбросила ещё год назад? Ведь это улики! Мало того, кто подчеркнул в аннотации ключевые фразы, бросив взгляд на которые, мгновенно схватываешь суть дьявольского замысла? Подобные вопросы, если попытаться рассуждать, возникают целыми гроздьями: зачем Зое было убивать бабу Улю — единственного человека в семье Андрея (за исключением мужа), к которому она относилась с нежностью? К конце концов, как она могла провернуть подобную комбинацию?
Тамошний участковый врач, конечно, полная бестолочь, если не выразиться крепче. Умудриться допустить такую небрежность — за это судить надо! Но ведь совершенно ясно, что истинный виновник тот, кто покупал лекарство, тот, кто ходил в аптеку. Кто — вот центральный вопрос. Кто покупал для бабули Манинил? Во-первых, не Зоя — в этом стиснувший зубы Андрей был убеждён абсолютно. Весь прошлый декабрь, когда старшее и молодое поколение жило ещё бок о бок в одной квартире, жена и помыслить не могла, чтобы так просто взять и без спросу, без доклада, куда-то поехать. Мама Светлана, приходившаяся ей свекровью, пасла каждый шаг невестки. Остаются трое: сама свекровь (мама Андрея); патронажная сестра, прикреплённая от собеса к ветеранке войны и труда и, наконец, соседка по лестнице, такая же пожилая женщина, ставшая за много лет боевой бабулиной подругой — она регулярно покупала в магазинах продукты не только для себя, но и для своей властной командирши. Кто из них, из троих?
«Боже мой, — подумал Андрей, — из троих…» Неужели мама действительно входит в этот страшный список? Неужели хватит хладнокровия подозревать её — наравне с оставшимися двумя женщинами? А Зоя? В какой список включить Зою? И отца? Ну и что с того, что отец — родной сын бабушки Ульяны! В чем, хотелось бы знать, он признался сегодня утром своей жене, почему та выскочила из кухни с шарами вместо глаз? Ведь он точно так же мог купить лекарство и… Что и?
Нужен мотив. Ответ на вопрос «зачем».
Монета. Предположим, намекая на взаимосвязь всего и вся в этом мире, Саша был прав. Откуда он мог что-то знать или о чем-то догадываться — тоже, кстати, вопрос, но не сейчас, позже. Итак, обстоятельства мартовской кражи таковы, что монету наверняка изъял кто-то из своих. Но у Зои, скажем, алиби — в то утро она возила дочь к логопеду Ефиму Марковичу на занятие. На самое-самое первое занятие! Вот ведь какое совпадение. Эти субботние визиты занимают практически весь день, причём, родителям невозможно куда-либо надолго отлучиться. Да и не было у Зои причин рот разевать на чужую собственность — абсолютно никаких причин, ведь с логопедом к тому времени уже договорились. Однако это не мешало свекрови глухо подозревать свою невестку… Далее — сама мать Андрея. Она как раз не любила бабу Улю, собственную свекровь, таким образом, монета не являлась для неё фамильной реликвией. Кроме того, она вечно озабочена отсутствием денег, до кретинизма, по мелочам. Это мотив. И Зоя её так же молчаливо подозревала, отвечая маразмом на маразм. Но на какую крупную покупку матери вдруг понадобились деньги? За прошедшие девять месяцев не было крупных покупок; сегодняшний унитаз, пожалуй, первая. Кроме того, не убила бы она человека из-за какого-то паршивого металлического кругляшка! Теперь отец… Для него, наоборот, привезённый из далёкого Байрейта военный трофей всегда был святыней. Так не мог ли он припрятать драгоценность, почувствовав угрозу или придумав, что угроза существует, желая опередить потенциального похитителя? Чтобы ни у кого искушения не возникло. Припрятал и громогласно заявил, будто монета украдена… Нет, нет, нет! Кино, дурной детектив. Поздняя Агата Кристи… Патронажная сестра и подруга соседка — тоже близкие бабе Уле люди. Тоже знали о существовании серебряного талера, даже, наверное, видели его. У соседки, между прочим, есть сын — мужик не дурак, должен был понимать, что к чему. «Не дурак» — это ведь тоже достаточный мотив, чтобы присвоить чужое. Особенно, если уверен в том, что получишь много и сразу, причём с гарантией и без всякого риска. Чего уж проще: проследить, когда хозяева уйдут, войти в квартиру и взять. Замок-то на двери не менялся, только в марте родители спохватились, когда, собственно, уже поздно было. А ещё раньше — чего проще! — купил безобидное лекарство и накормил им старушку, сделал доброе дело… Талер 17-го века, конечно, ценная вещь — одного серебра в нем сколько. Но какова эта ценность в денежном выражении? Вряд ли всерьёз большая, сравнимая, например, с уникальными экземплярами почтовых марок. Андрей слабо разбирался в нумизматике (вовсе не разбирался, если честно), но что-то ни разу за свою жизнь он не слышал, как восторженные журналисты взахлёб кричат, мол, такая-то монета ушла на аукционе за фантастическую сумму с фантастическим количеством нулей. Про ордена слышал, про бриллианты слышал, про почтовые марки, а про монеты — никогда. Где-то, вероятно, хранятся действительно ценные экземпляры, в музеях и частных коллекциях миллионеров, но чтобы в шестнадцатиметровой квартирке на окраине нищего города… Сказки. Впрочем, нет сомнений, что в денежном выражении бабулина реликвия вполне способна потянуть на одну-две тысячи долларов — этого как раз и патронажная сестра, и ушлые соседи не могли не понимать. Достаточный стимул, согласитесь, чтобы в чужую квартиру забраться, а предварительно угробить бдительную хозяйку. Жаль, что так и не удалось монету нормально оценить. Сначала бабуля не позволяла, потом родители опоздали, сделали ворам подарок к женскому дню Восьмого марта…
— …Начинают принимать наркотики по-разному, — терпеливо бубнило радио. — Некоторые — сознательно, а многие — неосознанно, незаметно для себя, не отдавая себе отчёта в опасности этого шага…
Андрей вынырнул из очередного омута воспоминаний. «Забавно…» — посмотрел он на циферблат часов и усмехнулся. Если кто-нибудь взял за труд и записал бы словами все, что он только что надумал-передумал, получилось бы, наверное, куча страниц. Хотя, на самом деле, времени прошло — десяток-другой мгновений.
Откровенно говоря, проблема смерти бабушки Ульяны была не самой актуальной в иерархии проблем. Визиты Саши также стояли особняком: их значимость подразумевалась как бы сама собой, но предпринять что-либо конкретное представлялось нереальным. Позвонить Сашиному начальству? А кто оно и где? Позвонить в дежурную часть КГБ — тьфу, АФБ, МБ, ФСК, ФСБ, — короче, сделать заявление? Так кто же поверит, что такие отборные золотохвостые рыбки водятся в этом сером аквариуме! Или они там все такие — с душевным вывертом, обусловленным подростковой сексуальной озабоченностью? О чем, собственно заявлять, если Андрею никто не угрожал — вот в чем комизм ситуации… Скучная мексиканская мелодрама растворилась в угрюмом русском триллере. И то, и другое оказалось с бандитско-кэгэбэшным душком. «Транзит-1», «Транзит-2», «Транзит-3» и далее — вплоть до «Транзита— 666». «Когда же все это кончится? — вяло подумал Андрей, временно закрывая тему спецслужб. — Что же самое важное сегодня, сейчас?»
«Измена жены, — продолжил он вялую мысль. И удивился отсутствию душевного отклика. — Измена жены, — пожевал он губами непривычное словосочетание. — Наверное, это самое важное, если все остальное уже отброшено?»
— …Многие из этих людей в силу своего характера не способны преодолевать даже небольшие жизненные трудности… — неутомимо разбирало радио проблемы современных наркоманов.
Андрей отправился в большую комнату. Ноги сами выбрали, что в настоящий момент действительно самое важное. Ему срочно понадобилась одна книга, стоявшая на стеллаже среди прочих, а именно — том медицинской энциклопедии, что на букву "О". Статья «Обморожение». «Сейчас выясним, — предвкушал он, — врёшь ты нам или не врёшь, придуриваешься ты или…» Что значит это «или», не успел он выяснить. Не позволили ему спокойно добраться до стеллажа.
Вихрь, хозяйничавший в квартире, послал телефонный звонок.
Голос в трубке представился капитаном Лариным, оперуполномоченным такого-то отделения милиции. Какого района? Того самого, где некий Ефим Маркович Школьников проживает. Знакомое это имя? Разумеется, знакомо. Ну что же, прекрасно, тогда не могли бы вы с вашей супругой приехать в отделение — просто побеседовать, не волнуйтесь — скажем, завтра утром… Вежливый капитан попался, не приказывал, а просил, стеснялся, понимал, что причиняет людям беспокойство. Однако собеседник не оценил вежливости, несвойственной казённому человеку, и возмутился. Какое отношение Андрей имеет к господину Школьникову и почему, собственно, он должен переться на Комендантский или куда там?! Так ведь «отношения» у них, кажется, вполне определённые? И разве можно остаться равнодушным к неприятностям врача, спасающего вашего ребёнка? «Да просто побеседовать, — повторил капитан Ларин, — а что вас так обеспокоило?» Просто побеседовать… Чудовищная в своём лицемерии фраза, не зря она нравится милиционерам и психиатрам. Неудачно выразишься, и беседа затянется на годы. Андрей уточнил, едва сдерживаясь, в качестве кого он вызван — свидетеля, подозреваемого или кого ещё там? И вообще, объяснят ему наконец, что происходит! Конечно, объяснят. Достаточно приехать в отделение, которое, кстати, расположено по адресу…
— Никуда я не пойду, — психанул Андрей и бросил трубку.
Телефон не отпустил его от себя.
— Следователь напишет постановление о принудительном приводе, — пообещал оперуполномоченный, оказавшийся настырным малым. — Кому от этого будет хуже?
Зачем Андрей снял трубку, ведь знал заранее, кто звонит?! Снял, и пожалуйста, получите. «Будет ещё хуже», хотя куда уж хуже… Однако стоп. Какой следователь, какое постановление, если уголовное дело не возбуждено?! Дела-то пока нет, правда? Уголовный розыск пока размышляет, как поизящнее отказать Шлеме, пардон, гражданину Школьникову, правда? Значит, никакого постановления не будет. (Андрей, к счастью, слегка ориентировался в милицейской кухне — досыта наелся прошедшей весной рассказами отца и матери.)
— Хорошо, убедили, — согласился оперуполномоченный, — я просто напишу рапорт начальству…
Тоже не слабая штука — рапорт. А вы думали? Строптивого собеседника поднимут рано утром, до рассвета, выведут в кальсонах на воздух, нежно усадят в машину и доставят прямо к столу капитана Ларина, который ради такого блюда специально не позавтракает. Как перспектива? Или другой вариант, более наглядный. Группа захвата нагрянет к собеседнику на работу, в Университет — полным комплектом, с собакой и с автоматами, чтобы профессорско— преподавательский состав покрепче этот день запомнил.
— Вообще-то я болен, на больничном, — звенящим от ярости голосом известил Андрей милицию. — У меня бронхит.
Осведомлена ли милиция, что такое бронхит? Если нет, пусть проконсультируются у своего эксперта. Тогда, возможно, поймут, что тревожить Политех бессмысленно, по крайней мере, в течении ближайших десяти дней. А ведь оперу дано десять дней, чтобы определиться: возбуждать «глухаря» или отказывать потерпевшему, не так ли? Можно только посочувствовать. Тем более, что несостоявшийся собеседник теперь ни за что и никому не откроет дверь, особенно рано утром — спасибо, кстати, за предупреждение… Гражданин капитан некоторое время размышлял. В наушнике потрескивало и похрустывало — то ли помехи шли, то ли зубы скрежетали.
— Так бы сразу и сказали, что болеете, — вздохнул он, смирясь с ситуацией. — Не возражаете, если я сам к вам заеду?
Хотя что тут возражать — пожалуйста. А супруга где? Супруга была во Пскове. Алиби, между прочим. Уже выехала, но ещё не доехала. Ждём. Во сколько ожидается дома? Кто ж её знает, с тёщей у нас нет телефонной связи, в отличие от «такого-то» отделения милиции. Значит, договорились, да? Часика в четыре. В шестнадцать ноль-ноль. Возможно, сегодня — если машина в центр поедет. Когда супруга вернётся, попросите её, чтобы подождала, с ней обязательно поговорить нужно…
— А что все-таки случилось? — вспомнил Андрей.
Случилось, но ничего в этом интересного нет.
— Вы знаете, что на моей территории каждый час происходит кража? — зачем-то добавил капитан Ларин. — Я специально подсчитал.
Вот и все, до встречи.
Андрей постоял на кухне, восстанавливая в памяти, что он собирался делать до телефонного звонка. «Выпить бы», — тоскливо подумал он. Однако радио вполне резонно заметило:
— Наркомания — болезнь души, может быть, в большей степени, чем болезнь тела. Особенность болезни в том, что никто из наркоманов больным себя не считает — как, впрочем, и каждый из алкоголиков…
— Каждый из алкоголиков, — с отвращение пробормотал Андрей, оставляя кухню бестелесным голосам. Он добрался наконец до стеллажей с книгами и вытащил нужный том медицинской энциклопедии. Статьи «Обморожение» не нашлось, зато была статья «Отморожение». Одна буква, а сколько разницы. Энциклопедия с удовольствием поделилась хранившимися в ней сведениями. Общее охлаждение организма, четыре степени отморожения, первая помощь — любопытно, конечно, но совершенно бесполезно, пустышка. Так и не понял Андрей, врал ему Саша или нет, упрятав свои лапы в шерстяные перчатки, так и не снял спазм недоумения.
— Эпидермис… — задумчиво повторял он запомнившееся слово. — Верхний слой эпидермиса…
Соседний том Андрей снял с полки по инерции. Точнее, руки сделали это за него, а пальцы самостоятельно начали листать широкоформатные страницы. Там, где буква "С" — ага, вот! «Стресс». Не давали человеку покоя те незабываемые ощущения, которые подарил приходивший в гости друг детства. Никак не удавалось успокоиться. Итак, «Стресс»… Синтоксическая реакция и пассивная толерантность… Не то, не то… Гормоны, принимающие участие в реализации стресса — не то… Экстремальные состояния — вероятно, это? Угнетается деятельность коры головного мозга и тех отделов лимбической системы, которые оказывают тормозное влияние на продукцию кортиколиберина… Тьфу, абракадабра!.. Короче, растормаживается гипоталамус и включается система классической стресс-реакции: гипоталамус, затем гипофиз, затем кора надпочечников, возбуждается симпатическая нервная система… В крови и в тканях накапливаются биологически активные вещества — гигантский список жутких названий — снижается отрицательная обратная связь, возможен эффект положительной обратной связи… «Без бутылки не разобраться, — подумал Андрей. — Недосып чёртов. Не дали поспать, сволочи, а теперь разбирайся тут, вникай, насилуй мозги».
Все прочитанное имело слабое отношение к его проблеме. Никаких ирреальных состояний, ничего подобного, наоборот, подробно описывалась отчаянная борьба организма с причиной, вызвавшей стресс. Адреналин вместо наркотического опьянения. Явно не то… Впрочем, экстремальные состояния, по мнению авторов статьи, включали только болезнь, травму и прочие бытовые ужасы, но отнюдь не ствол пистолета, глядящий тебе в переносицу. Теоретики не занимались ощущениями людей, выводимых ночью на казнь — очевидно, не держали это за стресс.
— И каждый алкоголик не считает себя больным, — вновь передразнил Андрей радио. Столь простая и ясная мысль почему-то запала ему в душу. Он аккуратно поставил книги на место, хотя испытывал сильнейшее желание шваркнуть их об пол.
Лестница-стремянка хранилась в туалете. Андрей вытащил этот предмет по пути на кухню. Новая идея захватила его рассудок, отравленный аспирином. Безумная была идея, если хоть немного подумать, если взглянуть на свои действия со стороны. Бред, он и есть бред. Из стенного шкафа Андрей взял крестообразную отвёртку и фонарик, после чего расставил стремянку в соответствующей точке кухни, залез наверх и принялся вывинчивать шурупы.
Вентиляционная решётка крепилась четырьмя шурупами — недолгая работа. Была она мелкоячеистой, не позволяла так просто разглядеть, что скрывается за ней, вот почему пришлось все это хозяйство развинчивать и снимать. Андрей посветил фонариком в открывшийся зев, содрогаясь от омерзения. Чудовищно грязная была дыра, нечищеная со времён Великой Октябрьской революции. И, что самое смешное, никакого телеглаза. Ни широкофокусного, ни обычного.
— Дурак ты, Саша, и шутки у тебя дурацкие, — ворчал Андрей, устанавливая решётку обратно.
— …Вы встречались с заместителем начальника Управления контроля за незаконным оборотом наркотиков ГУВД Санкт-Петербурга Георгием Васильевичем Зазулиным, — хрюкал динамик в самое ухо. — Беседу вела Марина Дмитриева. На этом радиоканал «На дне» прощается с вами…
"Зачем он все-таки приходил? — плавали вокруг головы вечные вопросы, то притягиваясь, то отталкиваясь. — Два раза какой-то телефонный номер оставлял, а в результате так и не оставил. Порви, говорит, бумажку. Почему? Байки кэгэбэшные травил…
Туман был в голове, сердцебиение — в руках и в ногах. Андрей передвинул стремянку на новую точку и начал исследовать потолок. Он осмотрел и ощупал швы перекрытий, перетащил лестницу в комнаты — в одну, потом в другую, — занимаясь теми же поисками, потом потерял к потолку интерес и переключился на стены, точнее, на скопления морщин в обоях. Результат, конечно, был нулевой. Никаких вам «пуговиц» или «булавок», никаких «жучков» или «клопиков». Чисто. Светло, красиво и радостно оказалось в квартире. «Ну, что за дурак! — думал Андрей непонятно о ком, ощущая то ли облегчение, то ли разочарование. — Сдохли бы вы со своими шутками!» — собирая разбросанные вещи.
Пауза получилась не слишком долгой. Вихрь крутился, затишье было иллюзией.
А ведь «вторая» кража, о которой усиленно намекал Саша — это, наверное, серьёзно! Оперуполномоченные Ларины так просто не звонят и не требуют с вещами на выход. Позвонить Ефиму Марковичу, попробовать выяснить что-нибудь? Общаясь с милицией, желательно иметь хоть какую-то собственную информацию. Потому что милиционер — профессиональный обманщик. И не надо гневно сводить брови, не надо сжимать от досады кулаки! Есть профессии, где цель важнее средств, так что если милиционер плохой обманщик, значит, он лопух и дармоед. Главное-то что? Чтобы человек был хороший. Интересно, хороший ли человек капитан Ларин? Нет, звонить Шлеме глупо. Он может попросту не сообразить, кто его потревожил, с ним всегда Зоя общалась. Кроме того, как уверяют сотрудники детского сада, пострадавший находится в невменяемом состоянии, на людей кидается. И вообще, даже в нормальной ситуации не стал бы он разговаривать.
И само же себе отвечало, правда, другим голосом, мужским:
— Как можно относиться к рабству? Наркоман — добровольный раб. Раб — это человек, которые не принадлежит себе, который не волен в своих поступках. И здесь аналогия, на мой взгляд, очень точная. Человек, который попал в зависимость от наркотиков, тоже раб. Но он раб добровольный, потому что у него была возможность выбора…
Прежде чем что-либо предпринимать, Андрей прошёл на кухню и налил себе воды.
Увы, аспирина в упаковке больше не осталось, и коробки все кончились, придётся идти в аптеку. Не везёт…
Так и не достигнув максимально возможного спокойствия, он достал из кармана рубашки вещественные доказательства.
«Информация о применении — просьба прочитать внимательно!» — призывал заголовок аннотации. Далее следовал отпечатанный микроскопическими буквами текст — специально для пожилых людей, которым и предназначалось это лекарство. Длинная и узкая бумажка, многократно сложенная, очень похожая на шпионскую шифровку. Её вытащили из упаковки, очевидно, год назад. Лекарство называлось «Манинил-5», именно это средство принимала бабушка Ульяна до того момента, как у неё случилась сахарная кома. Вскрывать покойную не стали; во-первых, многолетний диабет, во-вторых, возраст. А теперь выясняется, что вскрытие вполне могло показать что-нибудь интересное. Например, катастрофическую передозировку этого самого «Манинила». И расследование, будь по факту смерти возбуждено уголовное дело, вполне могло дать интересный результат.
«Просьба прочитать внимательно», — так написано в инструкции-аннотации. Кто-то воспользовался этим советом, прочитал микроскопический текст на пределе своей внимательности, даже подчеркнул кое-что шариковой ручкой. Подчёркнуто, в частности, что действующее вещество — глибенкламид и содержится его в одной таблетке 5 мг. А такая фраза, как «Наиболее частым побочным действием препарата является нежелательно сильное снижение уровня сахара в крови (гипогликемия)», выделена особенно жирно. В разделе, где указана дозировка, обведено «0,5 таблетки». Что бы все это значило? Проще некуда! «Сильное снижение сахара в крови» — это и есть кома, точнее, причина комы. Которая наступает, как правило, внезапно, не оставляя человеку времени сориентироваться и понять, что с ним происходит, а тем более, к примеру, успеть приготовить и выпить сладкий сироп. В тех случаях, когда человек пожилой и живёт один — итог предопределён. Далее, «0,5 таблетки» — начальная суточная доза Манинила-5, одна таблетка которого содержит 5 мг действующего вещества. Но оказывается, что существует также Манинил-1! Это следует из коротенькой приписки в скобках — мол, суточная доза Манинила-1 составляет от одной до трех таблеток. Разработчики аннотации не придали никакого значения упоминанию о родственном препарате с гораздо меньшим содержанием действующего вещества, тогда как это — ключ к пониманию происшедшего.
Вторым из доказательств был рецепт годичной давности. Фиолетовым по серому участковый врач написал, что больному выписано лекарство Манинил — без цифр. То ли "1", то ли "5", выбирай в меру своей начитанности или опытности. Способ применения — 3 таблетки в день, иначе говоря, участковый подразумевал Манинил-1, то есть препарат с минимальным содержанием сахаропонижающего вещества. Жаль, что баба Уля об этом так и не узнала.
Она, вообще, не очень-то вникала в свою болезнь. Пила и колола, что ей прописывали. Опыта в употреблении этого конкретного препарата у неё не было, а инструкцию, судя по всему, из коробки вытащили. Кто вытащил? Интересный вопрос. Очевидно, тот, кто раньше других «внимательно прочитал» информацию о применении — ведь этого вполне достаточно, чтобы придумать, как можно эффективно и безнаказанно отправить диабетика на тот свет. Инструкция прямо-таки кричит каждой строчкой — будьте осторожны, не передозируйте, тщательно следите за своим самочувствием. А в рецепте указано «3 раза в день». Три таблетки Манинила-5 — это шестикратная передозировка. Первый день такого «лечения», второй день, третий — и результат достигнут. Идеальное убийство.
Убийство…
Нет, ничего бы уголовный розыск не доказал, да и дело бы не возбудил. Несмотря ни на какие заключения паталогоанатомов. Произошёл несчастный случай, неосторожное обращение с совершенно обыденным лекарством, от которого умирают только полные маразматики и склеротики. Вся соль (иначе говоря, доказательная сила) скрыта в рецепте, который вряд ли попал бы руки сыщиков.
«В мои-то попал, — напомнил Андрей сам себе. — И что это даёт?»
Как что?! Бумажки лежали в сумке жены, факт, знаете ли. Неужели Зойка?.. Он стиснул зубы. После сегодняшних новостей, после ТАКОЙ ЛЖИ, он готов был поверить во что угодно. Но если попытаться рассудить, то сразу возникает вопрос: почему она их хранила, почему не выбросила ещё год назад? Ведь это улики! Мало того, кто подчеркнул в аннотации ключевые фразы, бросив взгляд на которые, мгновенно схватываешь суть дьявольского замысла? Подобные вопросы, если попытаться рассуждать, возникают целыми гроздьями: зачем Зое было убивать бабу Улю — единственного человека в семье Андрея (за исключением мужа), к которому она относилась с нежностью? К конце концов, как она могла провернуть подобную комбинацию?
Тамошний участковый врач, конечно, полная бестолочь, если не выразиться крепче. Умудриться допустить такую небрежность — за это судить надо! Но ведь совершенно ясно, что истинный виновник тот, кто покупал лекарство, тот, кто ходил в аптеку. Кто — вот центральный вопрос. Кто покупал для бабули Манинил? Во-первых, не Зоя — в этом стиснувший зубы Андрей был убеждён абсолютно. Весь прошлый декабрь, когда старшее и молодое поколение жило ещё бок о бок в одной квартире, жена и помыслить не могла, чтобы так просто взять и без спросу, без доклада, куда-то поехать. Мама Светлана, приходившаяся ей свекровью, пасла каждый шаг невестки. Остаются трое: сама свекровь (мама Андрея); патронажная сестра, прикреплённая от собеса к ветеранке войны и труда и, наконец, соседка по лестнице, такая же пожилая женщина, ставшая за много лет боевой бабулиной подругой — она регулярно покупала в магазинах продукты не только для себя, но и для своей властной командирши. Кто из них, из троих?
«Боже мой, — подумал Андрей, — из троих…» Неужели мама действительно входит в этот страшный список? Неужели хватит хладнокровия подозревать её — наравне с оставшимися двумя женщинами? А Зоя? В какой список включить Зою? И отца? Ну и что с того, что отец — родной сын бабушки Ульяны! В чем, хотелось бы знать, он признался сегодня утром своей жене, почему та выскочила из кухни с шарами вместо глаз? Ведь он точно так же мог купить лекарство и… Что и?
Нужен мотив. Ответ на вопрос «зачем».
Монета. Предположим, намекая на взаимосвязь всего и вся в этом мире, Саша был прав. Откуда он мог что-то знать или о чем-то догадываться — тоже, кстати, вопрос, но не сейчас, позже. Итак, обстоятельства мартовской кражи таковы, что монету наверняка изъял кто-то из своих. Но у Зои, скажем, алиби — в то утро она возила дочь к логопеду Ефиму Марковичу на занятие. На самое-самое первое занятие! Вот ведь какое совпадение. Эти субботние визиты занимают практически весь день, причём, родителям невозможно куда-либо надолго отлучиться. Да и не было у Зои причин рот разевать на чужую собственность — абсолютно никаких причин, ведь с логопедом к тому времени уже договорились. Однако это не мешало свекрови глухо подозревать свою невестку… Далее — сама мать Андрея. Она как раз не любила бабу Улю, собственную свекровь, таким образом, монета не являлась для неё фамильной реликвией. Кроме того, она вечно озабочена отсутствием денег, до кретинизма, по мелочам. Это мотив. И Зоя её так же молчаливо подозревала, отвечая маразмом на маразм. Но на какую крупную покупку матери вдруг понадобились деньги? За прошедшие девять месяцев не было крупных покупок; сегодняшний унитаз, пожалуй, первая. Кроме того, не убила бы она человека из-за какого-то паршивого металлического кругляшка! Теперь отец… Для него, наоборот, привезённый из далёкого Байрейта военный трофей всегда был святыней. Так не мог ли он припрятать драгоценность, почувствовав угрозу или придумав, что угроза существует, желая опередить потенциального похитителя? Чтобы ни у кого искушения не возникло. Припрятал и громогласно заявил, будто монета украдена… Нет, нет, нет! Кино, дурной детектив. Поздняя Агата Кристи… Патронажная сестра и подруга соседка — тоже близкие бабе Уле люди. Тоже знали о существовании серебряного талера, даже, наверное, видели его. У соседки, между прочим, есть сын — мужик не дурак, должен был понимать, что к чему. «Не дурак» — это ведь тоже достаточный мотив, чтобы присвоить чужое. Особенно, если уверен в том, что получишь много и сразу, причём с гарантией и без всякого риска. Чего уж проще: проследить, когда хозяева уйдут, войти в квартиру и взять. Замок-то на двери не менялся, только в марте родители спохватились, когда, собственно, уже поздно было. А ещё раньше — чего проще! — купил безобидное лекарство и накормил им старушку, сделал доброе дело… Талер 17-го века, конечно, ценная вещь — одного серебра в нем сколько. Но какова эта ценность в денежном выражении? Вряд ли всерьёз большая, сравнимая, например, с уникальными экземплярами почтовых марок. Андрей слабо разбирался в нумизматике (вовсе не разбирался, если честно), но что-то ни разу за свою жизнь он не слышал, как восторженные журналисты взахлёб кричат, мол, такая-то монета ушла на аукционе за фантастическую сумму с фантастическим количеством нулей. Про ордена слышал, про бриллианты слышал, про почтовые марки, а про монеты — никогда. Где-то, вероятно, хранятся действительно ценные экземпляры, в музеях и частных коллекциях миллионеров, но чтобы в шестнадцатиметровой квартирке на окраине нищего города… Сказки. Впрочем, нет сомнений, что в денежном выражении бабулина реликвия вполне способна потянуть на одну-две тысячи долларов — этого как раз и патронажная сестра, и ушлые соседи не могли не понимать. Достаточный стимул, согласитесь, чтобы в чужую квартиру забраться, а предварительно угробить бдительную хозяйку. Жаль, что так и не удалось монету нормально оценить. Сначала бабуля не позволяла, потом родители опоздали, сделали ворам подарок к женскому дню Восьмого марта…
— …Начинают принимать наркотики по-разному, — терпеливо бубнило радио. — Некоторые — сознательно, а многие — неосознанно, незаметно для себя, не отдавая себе отчёта в опасности этого шага…
Андрей вынырнул из очередного омута воспоминаний. «Забавно…» — посмотрел он на циферблат часов и усмехнулся. Если кто-нибудь взял за труд и записал бы словами все, что он только что надумал-передумал, получилось бы, наверное, куча страниц. Хотя, на самом деле, времени прошло — десяток-другой мгновений.
Откровенно говоря, проблема смерти бабушки Ульяны была не самой актуальной в иерархии проблем. Визиты Саши также стояли особняком: их значимость подразумевалась как бы сама собой, но предпринять что-либо конкретное представлялось нереальным. Позвонить Сашиному начальству? А кто оно и где? Позвонить в дежурную часть КГБ — тьфу, АФБ, МБ, ФСК, ФСБ, — короче, сделать заявление? Так кто же поверит, что такие отборные золотохвостые рыбки водятся в этом сером аквариуме! Или они там все такие — с душевным вывертом, обусловленным подростковой сексуальной озабоченностью? О чем, собственно заявлять, если Андрею никто не угрожал — вот в чем комизм ситуации… Скучная мексиканская мелодрама растворилась в угрюмом русском триллере. И то, и другое оказалось с бандитско-кэгэбэшным душком. «Транзит-1», «Транзит-2», «Транзит-3» и далее — вплоть до «Транзита— 666». «Когда же все это кончится? — вяло подумал Андрей, временно закрывая тему спецслужб. — Что же самое важное сегодня, сейчас?»
«Измена жены, — продолжил он вялую мысль. И удивился отсутствию душевного отклика. — Измена жены, — пожевал он губами непривычное словосочетание. — Наверное, это самое важное, если все остальное уже отброшено?»
— …Многие из этих людей в силу своего характера не способны преодолевать даже небольшие жизненные трудности… — неутомимо разбирало радио проблемы современных наркоманов.
Андрей отправился в большую комнату. Ноги сами выбрали, что в настоящий момент действительно самое важное. Ему срочно понадобилась одна книга, стоявшая на стеллаже среди прочих, а именно — том медицинской энциклопедии, что на букву "О". Статья «Обморожение». «Сейчас выясним, — предвкушал он, — врёшь ты нам или не врёшь, придуриваешься ты или…» Что значит это «или», не успел он выяснить. Не позволили ему спокойно добраться до стеллажа.
Вихрь, хозяйничавший в квартире, послал телефонный звонок.
Голос в трубке представился капитаном Лариным, оперуполномоченным такого-то отделения милиции. Какого района? Того самого, где некий Ефим Маркович Школьников проживает. Знакомое это имя? Разумеется, знакомо. Ну что же, прекрасно, тогда не могли бы вы с вашей супругой приехать в отделение — просто побеседовать, не волнуйтесь — скажем, завтра утром… Вежливый капитан попался, не приказывал, а просил, стеснялся, понимал, что причиняет людям беспокойство. Однако собеседник не оценил вежливости, несвойственной казённому человеку, и возмутился. Какое отношение Андрей имеет к господину Школьникову и почему, собственно, он должен переться на Комендантский или куда там?! Так ведь «отношения» у них, кажется, вполне определённые? И разве можно остаться равнодушным к неприятностям врача, спасающего вашего ребёнка? «Да просто побеседовать, — повторил капитан Ларин, — а что вас так обеспокоило?» Просто побеседовать… Чудовищная в своём лицемерии фраза, не зря она нравится милиционерам и психиатрам. Неудачно выразишься, и беседа затянется на годы. Андрей уточнил, едва сдерживаясь, в качестве кого он вызван — свидетеля, подозреваемого или кого ещё там? И вообще, объяснят ему наконец, что происходит! Конечно, объяснят. Достаточно приехать в отделение, которое, кстати, расположено по адресу…
— Никуда я не пойду, — психанул Андрей и бросил трубку.
Телефон не отпустил его от себя.
— Следователь напишет постановление о принудительном приводе, — пообещал оперуполномоченный, оказавшийся настырным малым. — Кому от этого будет хуже?
Зачем Андрей снял трубку, ведь знал заранее, кто звонит?! Снял, и пожалуйста, получите. «Будет ещё хуже», хотя куда уж хуже… Однако стоп. Какой следователь, какое постановление, если уголовное дело не возбуждено?! Дела-то пока нет, правда? Уголовный розыск пока размышляет, как поизящнее отказать Шлеме, пардон, гражданину Школьникову, правда? Значит, никакого постановления не будет. (Андрей, к счастью, слегка ориентировался в милицейской кухне — досыта наелся прошедшей весной рассказами отца и матери.)
— Хорошо, убедили, — согласился оперуполномоченный, — я просто напишу рапорт начальству…
Тоже не слабая штука — рапорт. А вы думали? Строптивого собеседника поднимут рано утром, до рассвета, выведут в кальсонах на воздух, нежно усадят в машину и доставят прямо к столу капитана Ларина, который ради такого блюда специально не позавтракает. Как перспектива? Или другой вариант, более наглядный. Группа захвата нагрянет к собеседнику на работу, в Университет — полным комплектом, с собакой и с автоматами, чтобы профессорско— преподавательский состав покрепче этот день запомнил.
— Вообще-то я болен, на больничном, — звенящим от ярости голосом известил Андрей милицию. — У меня бронхит.
Осведомлена ли милиция, что такое бронхит? Если нет, пусть проконсультируются у своего эксперта. Тогда, возможно, поймут, что тревожить Политех бессмысленно, по крайней мере, в течении ближайших десяти дней. А ведь оперу дано десять дней, чтобы определиться: возбуждать «глухаря» или отказывать потерпевшему, не так ли? Можно только посочувствовать. Тем более, что несостоявшийся собеседник теперь ни за что и никому не откроет дверь, особенно рано утром — спасибо, кстати, за предупреждение… Гражданин капитан некоторое время размышлял. В наушнике потрескивало и похрустывало — то ли помехи шли, то ли зубы скрежетали.
— Так бы сразу и сказали, что болеете, — вздохнул он, смирясь с ситуацией. — Не возражаете, если я сам к вам заеду?
Хотя что тут возражать — пожалуйста. А супруга где? Супруга была во Пскове. Алиби, между прочим. Уже выехала, но ещё не доехала. Ждём. Во сколько ожидается дома? Кто ж её знает, с тёщей у нас нет телефонной связи, в отличие от «такого-то» отделения милиции. Значит, договорились, да? Часика в четыре. В шестнадцать ноль-ноль. Возможно, сегодня — если машина в центр поедет. Когда супруга вернётся, попросите её, чтобы подождала, с ней обязательно поговорить нужно…
— А что все-таки случилось? — вспомнил Андрей.
Случилось, но ничего в этом интересного нет.
— Вы знаете, что на моей территории каждый час происходит кража? — зачем-то добавил капитан Ларин. — Я специально подсчитал.
Вот и все, до встречи.
Андрей постоял на кухне, восстанавливая в памяти, что он собирался делать до телефонного звонка. «Выпить бы», — тоскливо подумал он. Однако радио вполне резонно заметило:
— Наркомания — болезнь души, может быть, в большей степени, чем болезнь тела. Особенность болезни в том, что никто из наркоманов больным себя не считает — как, впрочем, и каждый из алкоголиков…
— Каждый из алкоголиков, — с отвращение пробормотал Андрей, оставляя кухню бестелесным голосам. Он добрался наконец до стеллажей с книгами и вытащил нужный том медицинской энциклопедии. Статьи «Обморожение» не нашлось, зато была статья «Отморожение». Одна буква, а сколько разницы. Энциклопедия с удовольствием поделилась хранившимися в ней сведениями. Общее охлаждение организма, четыре степени отморожения, первая помощь — любопытно, конечно, но совершенно бесполезно, пустышка. Так и не понял Андрей, врал ему Саша или нет, упрятав свои лапы в шерстяные перчатки, так и не снял спазм недоумения.
— Эпидермис… — задумчиво повторял он запомнившееся слово. — Верхний слой эпидермиса…
Соседний том Андрей снял с полки по инерции. Точнее, руки сделали это за него, а пальцы самостоятельно начали листать широкоформатные страницы. Там, где буква "С" — ага, вот! «Стресс». Не давали человеку покоя те незабываемые ощущения, которые подарил приходивший в гости друг детства. Никак не удавалось успокоиться. Итак, «Стресс»… Синтоксическая реакция и пассивная толерантность… Не то, не то… Гормоны, принимающие участие в реализации стресса — не то… Экстремальные состояния — вероятно, это? Угнетается деятельность коры головного мозга и тех отделов лимбической системы, которые оказывают тормозное влияние на продукцию кортиколиберина… Тьфу, абракадабра!.. Короче, растормаживается гипоталамус и включается система классической стресс-реакции: гипоталамус, затем гипофиз, затем кора надпочечников, возбуждается симпатическая нервная система… В крови и в тканях накапливаются биологически активные вещества — гигантский список жутких названий — снижается отрицательная обратная связь, возможен эффект положительной обратной связи… «Без бутылки не разобраться, — подумал Андрей. — Недосып чёртов. Не дали поспать, сволочи, а теперь разбирайся тут, вникай, насилуй мозги».
Все прочитанное имело слабое отношение к его проблеме. Никаких ирреальных состояний, ничего подобного, наоборот, подробно описывалась отчаянная борьба организма с причиной, вызвавшей стресс. Адреналин вместо наркотического опьянения. Явно не то… Впрочем, экстремальные состояния, по мнению авторов статьи, включали только болезнь, травму и прочие бытовые ужасы, но отнюдь не ствол пистолета, глядящий тебе в переносицу. Теоретики не занимались ощущениями людей, выводимых ночью на казнь — очевидно, не держали это за стресс.
— И каждый алкоголик не считает себя больным, — вновь передразнил Андрей радио. Столь простая и ясная мысль почему-то запала ему в душу. Он аккуратно поставил книги на место, хотя испытывал сильнейшее желание шваркнуть их об пол.
Лестница-стремянка хранилась в туалете. Андрей вытащил этот предмет по пути на кухню. Новая идея захватила его рассудок, отравленный аспирином. Безумная была идея, если хоть немного подумать, если взглянуть на свои действия со стороны. Бред, он и есть бред. Из стенного шкафа Андрей взял крестообразную отвёртку и фонарик, после чего расставил стремянку в соответствующей точке кухни, залез наверх и принялся вывинчивать шурупы.
Вентиляционная решётка крепилась четырьмя шурупами — недолгая работа. Была она мелкоячеистой, не позволяла так просто разглядеть, что скрывается за ней, вот почему пришлось все это хозяйство развинчивать и снимать. Андрей посветил фонариком в открывшийся зев, содрогаясь от омерзения. Чудовищно грязная была дыра, нечищеная со времён Великой Октябрьской революции. И, что самое смешное, никакого телеглаза. Ни широкофокусного, ни обычного.
— Дурак ты, Саша, и шутки у тебя дурацкие, — ворчал Андрей, устанавливая решётку обратно.
— …Вы встречались с заместителем начальника Управления контроля за незаконным оборотом наркотиков ГУВД Санкт-Петербурга Георгием Васильевичем Зазулиным, — хрюкал динамик в самое ухо. — Беседу вела Марина Дмитриева. На этом радиоканал «На дне» прощается с вами…
"Зачем он все-таки приходил? — плавали вокруг головы вечные вопросы, то притягиваясь, то отталкиваясь. — Два раза какой-то телефонный номер оставлял, а в результате так и не оставил. Порви, говорит, бумажку. Почему? Байки кэгэбэшные травил…
Туман был в голове, сердцебиение — в руках и в ногах. Андрей передвинул стремянку на новую точку и начал исследовать потолок. Он осмотрел и ощупал швы перекрытий, перетащил лестницу в комнаты — в одну, потом в другую, — занимаясь теми же поисками, потом потерял к потолку интерес и переключился на стены, точнее, на скопления морщин в обоях. Результат, конечно, был нулевой. Никаких вам «пуговиц» или «булавок», никаких «жучков» или «клопиков». Чисто. Светло, красиво и радостно оказалось в квартире. «Ну, что за дурак! — думал Андрей непонятно о ком, ощущая то ли облегчение, то ли разочарование. — Сдохли бы вы со своими шутками!» — собирая разбросанные вещи.
Пауза получилась не слишком долгой. Вихрь крутился, затишье было иллюзией.
А ведь «вторая» кража, о которой усиленно намекал Саша — это, наверное, серьёзно! Оперуполномоченные Ларины так просто не звонят и не требуют с вещами на выход. Позвонить Ефиму Марковичу, попробовать выяснить что-нибудь? Общаясь с милицией, желательно иметь хоть какую-то собственную информацию. Потому что милиционер — профессиональный обманщик. И не надо гневно сводить брови, не надо сжимать от досады кулаки! Есть профессии, где цель важнее средств, так что если милиционер плохой обманщик, значит, он лопух и дармоед. Главное-то что? Чтобы человек был хороший. Интересно, хороший ли человек капитан Ларин? Нет, звонить Шлеме глупо. Он может попросту не сообразить, кто его потревожил, с ним всегда Зоя общалась. Кроме того, как уверяют сотрудники детского сада, пострадавший находится в невменяемом состоянии, на людей кидается. И вообще, даже в нормальной ситуации не стал бы он разговаривать.