Щёголев Александр. Жесть

   — Знаете? В каком смысле?
   — Без всякого смысла. Встречались позавчера в Орехово, при штурме одной дачки.
   — А, ну да. Вы там чудеса героизма проявили, — сказал он без тени иронии. — Наслышан. А я было подумал, что вы… — он замолчал.
   — Что — я?
   — Марина, вы курите, если хотите. Стекло опустите. Нажмите на эту кнопку…
   — Спасибо, вы так любезны. (Она вытащила сигареты. Он тут же поднес ей зажигалку. Она со вкусом затянулась). Мне говорили, что майоры РУБОП — настоящие рыцари, в отличие от офицеров других служб. А я не верила, дура… Павел, голубчик, помогите официальную версию сформулировать. Скрыть факт побега уже невозможно, ведь так? Я могу про побег написать в проброс…
   — Вот и напишите… В проброс. А мы почитаем…
   Поля и перелески закончились. Признаки цивилизации быстро прибывали: коровники, теплоэлектроцентрали, железнодорожные платформы, дома, церкви, кладбища…
   — Послушайте, я же не могу написать, что у медсестры Лидуси был день рождения, поэтому никто ничего не помнит.
   Павел выразительно хмыкнул.
   — Что вы еще знаете?
   Марина честно рассказала все, что успела выяснить и понять. Брови у оперативника с каждым ее словом поднимались выше и выше. Когда она закончила, он спросил:
   — Вы что, успели обойти больницу? Да нет, не могли успеть…
   — Узнала подробности, пока во двор спускалась.
   — Короче, вся больница в курсе?
   — В курсе весь цивилизованный мир, — изрекла Марина задумчиво.
   Помолчали. Майор заговорил с горечью:
   — У них там нет режима, как такового — это ведь не тюрьма. Вохра привыкла работать по зябликам, которые только бакланить и могут по мелочи… Бакланить — ну то есть хулиганить… Когда привозят на освидетельствование людей со взрослыми статьями, вместе с ними приезжает тюремный конвой. Они привыкли держать нормальных зека?. А у маньяка действия неожиданные, реакции необычные, мозг очень извилистый…
   — А у конвоя извилины попроще?
   — Ничего, начальство понарежет новых.
   Оба неожиданно засмеялись.
   — Жалко ребят, — сказала Марина
   — Чего жалко?! Вот, русские женщины! Раздолбаев вам жалко? А то, что упырь на воле покусает кого?!
   — Тоже будет жалко…
   — Вас куда везти, к вокзалу?
   — А куда хотите, — сказала Марина легкомысленно.
   — Куда хочу… куда хочу… — покатал майор во рту, словно искал в этих словах двойной смысл. — Заманчиво звучит. Тогда, с вашего позволения, сначала в районную «управу»…
   Въехали в Гатчину. Миниатюрный город с колоссальным историческим прошлым. Старый запущенный парк проскочили быстро, не успев ощутить весь масштаб разрухи. Узкие улочки и ужасающий асфальт больше походили на испытательную трассу. Потянулись бесконечные мелкие магазинчики, ларьки, и вдруг возникла церковь — идеально отреставрированная, с ухоженной пешеходной зоной, с автомобильной стоянкой…
   В этот момент заиграл мобильник. Марина принялась лихорадочно рыться в сумочке. Она нашла трубку и с изумлением посмотрела на номер, высветившийся на экране.
   — Слушаю вас, Федор Сергеевич, — сказала она.
 
   Пока Марина разговаривала, Павел деликатно помалкивал. Петлял по городу и тихо чертыхался себе под нос. «Где у них этот гребанный околоток? — ворчал он. — Ну и город! Три сосны, два дома, а хрен чего найдешь…» Хрущевские пятиэтажки органично соседствовали с двухэтажными домами, построенными еще немцами, придавая городским видам трогательную провинциальность…
   Собственно, разговора-то с Федором Сергеевичем и не было. Диалог с первой же фразы превратился монолог.
   …Психиатру было чрезвычайно жаль, что Марина не подождала, пока он освободится. Поэтому он осмелился позвонить сам, отвлекая известную журналистку от работы. Дело в том, что драматическая история Марининой жизни не выходит у него из головы. И в связи с этим он хочет повторить вопрос, который задавал ей вчера: не передумала ли она насчет госпитализации?..
   …Ах, нет? В Бехтерева, Мариночка! Что тут стыдного? Вот ведь упрямица! С Роком вы, естественно, бороться не можете, зато со своими невротическими нарушениями — обязаны…
   …Оказывается, у Марины выраженный, классический обсессивный синдром, он же синдром навязчивости. («Я и сама это знаю», — попыталась вставить она.) В клинической картине преобладают навязчивые воспоминания, страхи и сомнения, которые возникают помимо ее желания. Причем, она сама отлично сознает их болезненность и бессмысленность, однако преодолеть — не в силах. Это первая беда. Есть и вторая: так называемый аффективный синдром— в форме депрессий и маний. Ее состояние нельзя назвать уникальным, но случай все-таки редкий, потому что типы депрессий, ломающих ей жизнь, постоянно сменяют друг друга. То это тоскливая депрессия, то тревожная, то тоскливо-анестетическая… Классическая маниакальная триада также присутствует, как говорится, в полный рост… И слава Богу, что настроение нашей героини меняется в течение дня — это говорит о легкой форме депрессии, покалегкой.
   …Зачем Федор Сергеевич выгрузил Марине все это? Да затем, что кто-то должен был это сделать! Понятно, что она давно и успешно сама ставит себе диагнозы. Но дело не сдвинется, пока она не услышит то же самое ушами — от постороннего человека, которому доверяет. От врача. Доверяйте мне, Марина, сказал Федор Сергеевич. Доверяйте…
   Она слушала, изо всех держа себя в рамках приличий.
   ( Вот ведь шизик… везет же мне на шизиков…)
   — Вы позвонили, только чтобы уговорить меня лечиться? — спросила Марина, когда собеседник дал ей такую возможность.
   — Нет, конечно, — сказал Конов. — Это был повод. На самом деле я хочу попросить у вас прощения за то, что вчера вас обманул.
   — Обманули?
   — Так уж получилось. Помните, я подвел вас в режимном отделении к двери, за которой содержался ваш маньяк? Эта была вовсе не та дверь. А ваш маньяк был как раз тих и сговорчив. За дверью буйствовал новый, только что поступивший пациент.
   — Ёпст! — вырвалось у Марины.
   — Вы правы.
   — И зачем вы это сделали?
   — Давайте считать это неудачной шуткой. Я просто хотел, чтобы вы пришли в мою больницу еще раз. Я хотел повидать вас снова. Вот такое болезненное влечение.
   — Бред! — крикнула она. — От кого исходила просьба? Кто вас заставил?
   — Простите еще раз, Мариночка. Надеюсь, свидимся.
   Федор Сергеевич отключился.
   — Ни фига себе новости! — произнесла Марина с чувством. — Влечение, блин!
   Павел заинтересованно поглядывал на нее, однако так ни о чем и не спросил.
   Когда джип остановился перед серыми воротами районного Управления внутренних дел, он бросил в воздух:
   — Подождете в машине?
 
   …Разместились в угрозыске, в одной из комнат. Дверь не закрывали, незачем. Из коридора доносились разнообразные шумы. В соседних комнатах, похоже, кого-то допрашивали.
   Подробную карту-километровку Гатчинского района разложили на столе возле окна. Пояснения давал тот самый мент, которого Павел прессовал в больнице. Звали его капитан Гусев, и был он местным замом по криминальной милиции, занимая майорскую должность.
   — Вот больница, — показывал капитан Гусев. — Бежал он отсюдова… через пустырь, через кладбище… вот в этот лесочек…
   — Так. Это что? — спросил Павел.
   — Это завод «Вибратор». Объект с режимной охраной, обнесен стеной.
   — Стеной? Ну да, при такой-то продукции…
   — Так себе шуточка, — откликнулась Марина с милой усмешкой.
   Павел, не смутившись, улыбнулся ей.
   Она стояла здесь же — с незажженной сигаретой в руке. Кроме них троих никого больше в комнате не было, хотя столов насчитывалось четыре. Опера, очевидно, все как один бросились на поиски сумасшедшего кровопийцы.
   Павел галантно поднес Марине зажигалку.
   — Извините, здесь не курят, — встрепенулся Гусев.
   — Ерунда, — изронил Павел, неотрывно глядя Марине в глаза.
   Она задула зажигалку, как свечу, и сказала:
   — Ладно, порядок есть порядок…
   Майор, оборвав затянувшиеся гляделки, снова переключился на карту.
   — Капитан, а что вот это?
   — Военная часть…
   Повисла пауза. Павел молча изучал диспозицию, потом задумчиво посмотрел на капитана Гусева… на Марину… и она, наконец, перестала держать марку — взглянула на карту, проявив интерес к поискам.
   — Вот смотри, — заговорил тот, обращаясь к журналистке. — Вот он выбрался через ворота… через кладбище ушел в лес… там мы находим узел с его больничными тряпками… Где он взял одежду, другой вопрос. Не голым же ушел? Но выйти из леса некуда — здесь овраг, здесь река, здесь вибраторы, здесь военная часть…
   — А в лесу он не мог остаться? — предположила Марина. — Сидит до сих пор на дереве… или берлогу, схрон выкопал… завалил его, ну не знаю, ветками…
   — Берлогу — за четыре часа? Чем?
   — Где-то же взял одежду.
   — Там лес-то — на два дерева, одно название, — снисходительно объяснил капитан Гусев. — Внутренние войска еще утром прочесали. Потом военную часть подключили, и кроме того…
   — Капитан, извините, а где железная дорога? — чувствуя себя дурой, перебила его Марина.
   Капитан остановился, непонимающе посмотрел. Майор тоже удивился — молча.
   — Ну, в больнице… там… слышны гудки, — пояснила она мысль.
   — А-а! — сказал Гусев. — Это вообще в другой стороне.
   Павел ткнул пальцем:
   — Вот это?
   — Да. Сортировочный узел.
   Павел напряженно изучал карту.
   — Я, конечно, никогда из дурки не бегала, — сказала Марина. — Но в незнакомом лесу я бы пошла на гудки поездов.
   Гусев фыркнул.
   — Ну да. И вышла бы обратно к больнице, прямо к главному входу…
   — Где сторожа все спят, — парировал Павел, заметно возбудившись. — О-очень страшно!.. Смотри, он ломанулся в лес (провел рукой по карте), там успокоился, в лесу темно, куда идти неясно… Услышал гудки, пошел к ним… Уперся в «Вибратор», сделал крюк… Вот здесь — прошел мимо больницы… Сколько отсюда идти до станции?
   Гусев явно потерялся:
   — Километра три… с лишним…
   — Ушел в начале пятого, накануне рассвета… — Павел нарисовал пальцем крюк.
   — Два часа, — констатировала Марина. — Спокойно успеешь — если бегом…
   Павел резко вышел из задумчивости:
   — Быстро людей на узел! Ориентировку в линейный отдел!.. Так… И сделай мне, Гусев, все поезда за утро! Во все стороны!
   Капитан не двигался, как-то вдруг отупев. Майор рявкнул:
   — Давай, давай быстро!
   Гусев, сорвавшись, побежал в дежурную часть — к компьютерам, к телефонам, к радиостанции…
   Ожил мобильник Павла.
   — Говорите!.. Так, а что — детали?.. Показания кто снимал?..
   Марина вышла в коридор, чтобы не мешать. Закурила, наплевав на все. Звуковой фон создавал подобающее моменту настроение: из одной комнаты неслись крики с требованием привести адвоката, из другой — с требованием привести прокурора. В дальней комнате просто визжали, без слов, — то ли женщина, то ли мужчина, не поймешь.
   Майор разговаривал на повышенных:
   — Я понял!.. ГАИ зарядили? И что они?.. Давайте перехват по всем дорогам, я выезжаю!
   Он спрятал телефон и тоже вышел из кабинета. На губах его блуждала загадочная улыбка.
   — Хотел бы я тебя иметь в своей оперативной группе, — сказал он Марине. И нахально подмигнул ей. — Ну у тебя и чутье… В соседнем районе грузовик угнали, с карьеров. Это практически рядом с железнодорожной станцией. По всему — наш парень. Надо ехать.
   — Ну, так поехали, — легко согласилась Марина.
   …Уже возле «Ленд Ровера», отключив сигнализацию, он вдруг остановился. Застыл. Груз тяжелых сомнений смял его чело.
   — Знаешь, что я подумал…
   — М?.. — отозвалась Марина, выстреливая из пачки новую сигарету.
   — Не стоит вамсо мной ездить… Там… всякое может случиться.
   Она, будто не слыша его, уселась в джип.
   Он открыл дверцу, вынул мигалку, поставил на крышу. Выразительно посмотрел на Марину. Она поморщилась:
   — Паша, не противоречь сам себе — мы уже на «ты». И играем по одним правилам. Не бойся, я всякое видела, не подставлю.
   Майор залез в джип и сидел несколько секунд, молча глядя в пространство.
   — Тебе же всё это нравится, — помогла ему Марина. — Плюс не так скучно в дороге будет.
   Он повернулся к ней. Глаза его вновь блестели.
   — Что за ерунду я делаю, — удивился он сам себе. — Надо же так. На задержание людоеда тащить с собой журналистку, с которой знаком два часа…
   Влечение, которое Павел испытывал к Марине, было ей гораздо понятнее того, в котором признался Федор Сергеевич. И потому не пугало. Тревожили ее только собственные чувства… вернее, последствия, которые могли иметь эти чувства…
   Джип тронулся с места, резво набирая скорость.

Среда, день. ЧЕЛОВЕК В ШЛЯПЕ

   Илью ждали.
   Машина стояла на том месте, где договаривались. «Жигули» не первой свежести — никак не соответствовали человеку, который вызвал преуспевающего журналиста на контакт. Маскировка, надо полагать.
   Встреча была назначена на площади Победы.
   Он глянул на часы: нет, не опоздал, просто «друг» приехал раньше… Как всегда бывало в таких ситуациях, Илья испытал секундный приступ злости и презрения. Злости — на себя; презрения — к НИМ… Он, ответственный секретарь популярной газеты, вынужден заниматься такими делами… позор. Подловили его несколько месяцев назад, когда он в деньгах нуждался. Так сильно нуждался, что хоть из города беги, чтоб не убили. Но если взял в первый раз — будешь брать и дальше, никуда не денешься. На крючке…
   Впрочем, накатила чернота и ушла. Илья сунулся в машину.
   — Подожди, — сказал человек, сидевший на месте водителя, и перебросил трость с переднего сиденья назад.
   Трость, автомобильные перчатки, фетровая шляпа… Пижон хренов. Шляпу не снимал даже за рулем. Илья как-то спросил его: что, мол, лысину прячете? Тот пошутил в ответ: «Головной убор я снимаю, только когда ломаю кому-нибудь жизнь». А может, и не пошутил вовсе…
   — Чем хорошим поделишься? — улыбнулся человек.
   — Я сказал шеф-редактору все, что вы просили. О том, что Львовский принимал нейролептики, и о том, что таблетки ему подменили.
   — Ну-ну? Была реакция?
   — Да никакой особенной. Так, Александр возбудился слегка… или сделал вид, что возбудился.
   — Из-за твоей информации или из-за того, что ты сумел ее добыть?
   — О моих источниках он не спросил. У нас это не принято… как и у вас, подозреваю. Странно другое. Санек запретил сообщать об этом Марине.
   — Почему? — удивился человек.
   — Якобы хочет, чтобы Марина целиком сосредоточилась на маньяке из психушки. Вот, я вам запись разговора приготовил. — Журналист вытащил кассетку от диктофона.
   — Запись мы изучим…
   Собеседник Ильи задумался, закурил. Илья тоже молчал, ожидая новых вопросов.
   Этот мужик был адвокатом с комичной фамилией Фраерман. Во всяком случае, так он представился при первой встрече, даже документы показал. Но как-то не очень верилось, что он действительно адвокат… и уж тем более — Фраерман. Впрочем, лучше об этом не думать. Как известно, любопытство фраера сгубило… а «фраер» в этой машине — уж никак не Фраерман, снимающий шляпу в особо важных случаях…
   — Почему именно Марина? — спросил адвокат.
   — Ну… Фирменный стиль у нее. Во-первых, безупречная репутация в смысле честности и въедливости. Во-вторых, ее версии всегда противоречат официальным. И всегда доказательны.
   — Ах, им сырое мясо понадобилось… — непонятно сказал адвокат. Вновь взял паузу, рассеянно глядя в окно. И продолжил, словно сам с собой рассуждал: — Позвали хищника… решили посеять сомнения… чуть позже подбросили бы еще мяска… возможно, у них есть копии исходных актов экспертизы, копии изначальных протоколов… другие издания подхватят, включая столичные, плюс телевидение… Марину вашу по телеканалам затаскают, помяните мое слово… собственно, мы этого и ждали…
   — А что, с маньяком что-то не так? — насторожился Илья.
   — Все так, все так, успокойся. Не твое это дело, барабашка…
   Детали высоких интриг и впрямь Илью не касались. Его дело было — стучать. Шпионить и подставлять. Кончился журналист, обернулся пошлым, примитивным «дятлом». Особая пошлость состояла в том, что стучать приходилось на своего начальника и, в какой-то степени, давнего друга. Илья был вульгарно приставлен к Александру.
   — Материал о Львовском поручили писать мне, — тоскливо сказал он.
   — Пиши, никто не против… Что же получается? Если они пустили по следу вашу суку Марину, значит, не предполагали, что маньяк сбежит? Значит — это не они… Не они…
   Илья тактично промолчал.
   — Ну, лады, — сказал адвокат. — С пунктом один покончили. Пункт второй. Ты по телефону намекнул насчет нового лица.
   — А с предыдущим как?
   — С предыдущим, Илья Олегович, вы промахнулись. К правоохранительным органам этот человек никакого отношения не имеет.
   Главной задачей, поставленной перед Ильей, было выявлять все связи Александра, особенно, в силовых структурах. А поскольку впрямую о таких вещах не спросишь даже давнего друга, вот тут и приходилось шпионить. Илья регулярно давал Фраерману наводки; а тот, как он выражался, «прокачивал морды».
   — Вчера днем Саньку позвонили. При мне он разговаривать не стал, но я понял, что он договорился с кем-то о встрече. А вечером, после работы, разговаривал с этим типом, — Илья передал адвокату несколько фотографий. — Извините за качество. В темноте снимал, из окна… Что характерно, встречались они с обратной стороны «Друкаря», ну, где у нас свалка. Там есть черный ход, неохраняемый, вечно закрытый… Сашка, наверное, ключами разжился.
   Фраерман впился взглядом в фотки… и вдруг азартно вскрикнул:
   — Оба-на!
   — Что? Знаете его?
   — Пашку? Как не знать, если мы с ним вместе учились… неважно, где, — адвокат шумно выдохнул. — Неужели — он? Похоже на то… очень похоже…
   — Он что, из… них? — осторожно спросил Илья.
   — Из кого?
   — Ну, с кем вы ведете борьбу.
   Фраерман долго хохотал.
   — «Ведем борьбу»… Ну, ты сказал! Это же надо так сказать!
   — Ну, вам хоть пригодится эта информация?
   — Золотой ты мой! Этот парень — один грязный, замазанный в говне майор. Ну, мы его прокачаем. А тебе единственное, что надо знать, это то, что ты ст?ишь денег, которые сейчас получишь.
   На свет явилась тоненькая пачка долларов.
   — За месяц, — сказал адвокат. — Сколько договаривались. Пересчитай.
   Илья пересчитал. Все было правильно.
   — Какие еще будут задания? — осведомился он.
   — Будут, будут. Ты позвонишь вашей суке и скажешь… мобильничек-то доставай, не стесняйся…
   — Я не стесняюсь. Кому звонить?
   — Марине, кому. Пущай у нее крыша слегка поедет. Пусть поищет пять золотых на Поле Дураков.
   — Что, прямо сейчас звонить?
   — Сейчас, при мне. Послушать хочу. Документики я тебе позже передам, а пока ты ей скажешь следующее. У покойного Львовского, по твоим сведениям, есть брат, и ты выяснил, кто он такой…
   Илья внимал, удивляясь тому, что ничто в этой жизни его уже не удивляет.
 
   …Когда «барабашка» покинул машину, согреваемый теплом заработанных баксов, господин Фраерман преобразился. Исчезла вальяжность и барственная расслабленность, появилась выправка (это в машине-то!). Словно пружина в человеке высвободилась.
   Заботы тенью легли на его лицо.
   Звоня по телефону, он сел по стойке «смирно».
   — Говорит сосед, — доложил он кому-то. — Похоже, посредник найден. Это Павел Смык, майор РУБОП. Да-да, тот самый. Думаю, надо что-то решать…

Среда, день. СТРЕЛА, ПУЩЕННАЯ В ЦЕЛЬ

   Как доехали до места, Марина запомнила смутно. Она даже не подозревала, что по Киевскому шоссе (где всего лишь три полосы движения!) можно ехать со скоростью 150. Оказалось, можно. Сильное, прямо скажем, ощущение. Похоже на то, которое она испытала, прыгнув однажды на парашюте с аэростата. Всё, как во сне; сбоку и снизу — пустота и бесконечность, потом тебя выталкивают из гондолы… в общем, просыпаешься уже на земле.
   Так и здесь.
   Очнулась она, только когда джип наконец остановился. Сидела теперь на капоте, нервно курила (пальцы мелко дрожали) и заморожено наблюдала за происходящим. В голове крутилась, зациклившись, одна картинка: дорога летит навстречу… ничего, кроме дороги… слева и справа шарахаются машины, мелькают на долю секунды, и нет их… и Павел — вцепившийся в руль, шипящий ругательства сквозь зубы, объятый нетерпением, словно огнем…
   Чёртов Павел. Ну прямо тебе стрела, пущенная в цель. С отравленным наконечником.
   А я? — подумала Марина. Почему я с ним? Из какого лука меня выпустили?
   — …Час назад, — доносились до нее реплики. — Здесь дорога — вишь, изгибается как…
   Гаишник и два милиционера из патрульно-постовой службы вяло объясняли Павлу, что произошло. Гаишник был бравый, одетый, как с иголочки. Городской. А менты — какие-то несвежие, помятые (судя во всему, местные). Один мент совсем еще молодой, второй пожилой.
   — А он ломил-то как… На этой-то дуре… Тоже — «формула-один» ему…
   — Да. Больше сотни — это точно…
   — Во… Влил парень… порезвился…
   — Спьяну-то чего не подурить…
   — Короче!? — потребовал Павел.
   — Короче, тут автобус, — сказал гаишник. — Двести шестьдесят восьмой. Как раз от остановки отъехал… Он — влево, на встречную. Ну и… улетел, конечно, с трассы.
   Пострадавший «КАМАЗ» застрял на склоне, поднимающемся вверх, — метрах в тридцати от дороги. Мордой в кустарник. Хорошо — не в дерево, повезло маньяку… А может, это и плохо: ибо, как говорил один стратег — нет человека, нет проблемы…
   Машина ДПС и милицейский «козел» стояли на противоположной обочине. Марина заставила себя оторваться от джипа и пойти к ним: решила присоединиться к компании.
   Павел тем временем сходил к «КАМАЗу», побродил по лесополосе, осмотрелся. Вернувшись, зло бросил:
   — А следы — вы потоптали?
   — Да чего тут следы, — возмутился старый милиционер, имевший чин прапорщика. — Я тебе и так скажу — он через ольховник, вон, продрался на тропинку, что к остановке ведет…
   — Это почему так точно, дед? — спросил Павел недоверчиво.
   — Глаз охотника? — встряла Марина.
   Прапорщик, названный «дедом», не принял шутки:
   — Не. С автобуса видели.
   — И по проселку — в муравейник, — подытожил молодой (он был в чине сержанта).
   — Куда? — не понял Павел.
   — Ну, туда — в садоводства. Теперь хрен его возьмешь. Там… это… сам черт ногу сломит.
   Павел сделал несколько шагов, мрачно озираясь, и злобно сказал — непонятно кому:
   — Да что ты говоришь?!
   — Вертушка! Наша! — вдруг начал показывать пальцем гаишник, — обрадовался, точно как ребенок яркой игрушке.
   Вертолет и вправду с ревом выскочил из-за леса — завис, выискивая, куда сесть. Желто-синий, с надписью «ГИБДД».
   Марина с удовольствием понаблюдала бы за посадкой, если б не мобильник. До чего ж не вовремя…
   — До чего ж ты не вовремя! — прокричала она в трубку вместо «здрасьте». — Подожди, я отойду!
   Звонил Илья. Она отбежала в сторону, и только там спросила:
   — Ну, чего?
   — Нет, если тебе не интересно, я могу и в другой раз позвонить, — обиделся коллега. — Или вообще не звонить.
   — Да ладно тебе, тонкокожий.
   — Извинения приняты. Я тут встречался с одним «другом»… ну, ты понимаешь…
   — Понимаю.
   — Из убойного отдела Главка. Это насчет моего цикла, ну, про исчезновение иномарок с водителями. И он вдруг мне выдает… ты только не падай. Крепко держишься?
   — Любишь ты кота за яйца дергать.
   — Твой маньяк — родной брат Алексея Львовского! — ликующе сказал Илья. — Мурлыкать будешь, киса?
   — Стоп, стоп, стоп, — Марина не поверила своим ушам. — Какой маньяк?
   — Тот, который у тебя из-под носа сбежал. Учитель из гимназии. Кстати, продаю заголовок — «Кровавый учитель среди нас»!
   — Ты и про побег знаешь?
   — Ну, про это все знают. А инфа насчет брата — железная! Двенадцать лет назад твой вампир тоже был Львовским, а потом сменил фамилию. У меня есть копия его заявления в паспортный отдел Фрунзенского района, копия акта проверки по линии МВД, копия решения о смене фамилии. А еще есть выписка из Фрунзенского ЗАГСА, где его мать получала свидетельство о рождении…
   — Зачем ему было менять фамилию?
   — Ну, этого я не знаю, милая. Поймаешь его — спросишь. И потом, какие могут быть «зачем»? Он же псих. Они же оба — психи. Два брата — два психа! Один — мертвец, второй — сбежавший маньяк! Это супер, первая полоса! Слушай, ты мне будешь крупно должна.
   — Рассчитаемся, — сказала Марина. — Если ты ваньку не валяешь.
   — Мне что, документы голубиной почтой выслать? — желчно осведомился Илья.
   — Илюша, я тебя люблю. Дождись меня сегодня, хорошо?
   Секунду Марина стояла, осознавая новость.
   Это была не просто новость, это было недостающее звено цепи. Маньяк — брат Алексея Львовского… Становилась понятной схожесть бреда… а также упоминание Львовским якобы несуществующего брата… а также уровень сил, брошенных против скромной дачи в Орехово… полковник Лебедев, «Альфа»… они наверняка успели выяснить, с кем Алексей состоит в родстве — и перепугались… потому, кстати, и застрелили его с такой легкостью, использовав журналистку как отвлекающий маневр…
   Вертолет уже сел: посадочной площадкой стала проселочная дорога (чтоб не мешать движению на шоссе). Когда Марина вернулась, Павел раздавал последние указания:
   — Мы сейчас прокатимся, а ты — гляди в оба. Если он вдруг вернется и начнет чудить…