Страница:
Человек может перемещаться в пространстве потому, что эта возможность самым естественным образом следует из его внутренней логики существования — аналогично и перемещения во времени также следуют из самой сути строения и существования моей нечеловеческой части, ибо они естественны для нее.
…Меня должны были выписывать через неделю. Я надеялся, что за это время тех ребят поймают, и эта мысль как-то успокаивала меня… — так и произошло, однако затем их выпустили, потому что доказательств их вины следствие не обнаружило. Может быть, эти бандиты когда-нибудь сядут за решетку… — скорее всего, так и произойдет в будущем, а пока тех, кто меня чуть не убил, отпускают за недостатком улик…
В больнице я много думал о происшедшем со мной — мне очень хотелось самому наказать того парня, но ведь это будет противоправный поступок, и общество его осудит, — правда, я не человек и силы мои велики, но насколько велики? И если я сделаю это, то смогу ли я жить по своим законам, но жить в обществе? Жить в обществе и быть свободным от него нельзя — это я знал, ведь все равно этот мир — копия, и я всегда могу прервать в нем свой путь без ущерба для себя и других в первичном мире.
Если я хочу стать кем-то большим, чем человек, то мне надо… то что мне надо?
Если ты морально готов понести наказание, которое получишь по суду за свой противоправный поступок, то тебя уже ничто не остановит, но помни, что совершив его, ты обязательно навредишь другим, невиновным, людям и, может быть, осознание этого остановит тебя.
…После выписки я решил сходить к тому парню, который меня ранил, — а что там произойдет, то пусть и произойдет! Я еще не знал, что буду делать с ним — может быть, прощу, а может быть — и нет. В крайнем случае, люди будут считать, что я сделал это из мести, а значит, отсидев положенный срок, можно будет с чистой совестью выйти на свободу, но сидеть в тюрьме я не хочу!
Что бы я ни сделал с этим парнем, и какое бы решение не вынес суд, — все равно сейчас идет война, и я скоро окажусь на капитанском мостике боевого корабля; и будет много шансов того, что я погибну во время войны, поэтому мне с этой стороны как бы есть смысл решиться на такого рода действия, но с другой стороны…
…Меня выписали из больницы. Я сидел в кафе и ел, обдумывая ситуацию. Тот корабль, на котором я должен был вылететь, уже улетел, пока я лечился от ножевой раны. Мне сообщили, что послезавтра я с новым, не знакомым мне экипажем, обязан отправиться в район боевых действий. До сегодняшнего дня я не видел ни свой новый корабль, ни кого-нибудь из членов моего экипажа, но у меня еще есть время познакомиться с ними; а еще у меня есть один день на то, чтобы принять решение относительно того парня. Я обдумал ситуацию и решил попросить совета у своего «отца».
Ко мне за столик подсел мужчина — я узнал его своим внутренним взором, даже ни разу не глянув на него — это пришел мой «отец». Я практически не обратил на него внимания, я ждал ответа на свой незаданный вопрос и знал, что его получу. Мужчина сказал:
— Делай с ним то, что захочешь, а мы всегда поможем тебе. Если тебе нужно то, чего у тебя нет, например, какой-нибудь предмет, информация или же власть — то пользуйся ею, когда захочешь: мы успеем дать тебе требуемое, проще говоря, если у тебя чего-то нет, но завтра оно тебе понадобится — то не волнуйся, завтра, именно тогда, когда оно тебе понадобится, оно у тебя и будет.
— Но что мне делать с тем парнем? — спросил я.
— Хочешь убить его — так убей, — ответил он. — Хочешь отправить его умирать к динозаврам — только скажи мне, и я сделаю это за тебя.
— Но если я убью его, то как мне жить после этого в обществе?
— Ты — не человек. Ты можешь заставить общество жить по твоим законам — у тебя власти больше, чем у абсолютного монарха. Твое желание перевесит все. Помни, не перестав чувствовать себя человеком и не порвав с обществом, ты не станешь Властелином Вселенных.
— Итак, сегодня решающий день моей жизни, — подытожил я, — сначала я был человеком, потом притворялся им, а теперь что же — маски сброшены?
— По-настоящему решающий день наступит позже, а сегодня что? — день как день, — говорил мне «отец»; затем он сделал паузу и только потом продолжил. — Вспомни, как ты убивал людей в мире Халы, — ты делал это потому, что считал, что так надо для тебя.
— Плюнь на все! — продолжал убеждать меня «отец». — Вперед, без страха и сомнения — тебя ждут великие дела, и пусть горят за тобою мосты — главное не упади в пропасть!
— Великие дела? Но что за великое дело ждет меня впереди? Убить человека — это мелко, — ответил я.
— Ты будешь создавать миры, управлять ими, и нести за это ответственность; но все это будет потом, а сейчас ты делаешь шаг за шагом к своей великой цели и тебе желательно перестать цепляться за человечество.
«Отец» встал и ушел, а я остался сидеть и размышлять над его словами. Да, я действительно убивал людей на Хале, но тогда я не был человеком и не полностью отождествлял того халанина, который разрывал людей, с собой. Кстати говоря, я еще и умирал на Хале, однако сейчас я — жив, а значит умирал на Хале тот, другой, похожий на меня, но не я, сегодняшний! Наказать того грабителя можно разными способами, но я рассматривал в принципе только два: первый — убить его, и второй — ранить подлеца ножом в живот так, как он до этого ранил меня. До разговора с «отцом» я рассматривал в основном второй вариант, однако после беседы с ним стал вплотную обдумывать первый.
Убивать легко, когда не знаешь, каково умирать самому.
Но все-таки я и умирал, и убивал… но еще ни разу не убивал вот так — по-настоящему, существуя в одном мире с объектом нападения и находясь с ним в пределах одной разумной цивилизации… поэтому и медлил с принятием окончательного решения, ибо знал, что такое собственная смерть.
Я еще долго размышлял по поводу возможного убийства после ухода «отца», пока, наконец, не решился — да будет так! Я суммировал четыре фактора: первый — весь этот мир — специально созданная для меня копия, второй — я уже отбирал жизнь у человека, третий — я — нечеловек, и четвертый — все это можно прекратить в любую минуту, в результате чего пришел к выводу, что мне стоит попробовать жить по своим законам. Я решился на убийство, но не ради мести, а ради того, чтобы после этого жить по своим правилам, отличающимся от законов общества, и в перспективе получить нечто большее, чем может мне дать человечество.
Мысленно я посмотрел на того парня. Сейчас он находится в неудобной ситуации для убийства: вокруг него слишком много народа — незачем травмировать психику окружающих. Я заглянул в будущее и увидел, что через полтора часа он будет вместе с приятелями стоять на улице и разговаривать, причем людей вокруг них не будет, — я решил подойти к нему именно в этот момент.
Теперь об оружии. Холодное оружие — это примитивно, да и пользоваться им хорошо я не умею. Далее, оружие, которое я буду использовать, должно выпускаться в мое время, иначе у следствия возникнет слишком много излишних вопросов, поэтому — никаких луков и автоматов!Также оружие должно быть достаточно мощным, простым для применения и, конечно же, ручным.
Полицейскими используется газовое оружие с пластиковыми пулями, также у них есть и дубинки — но этим не убьешь; во флоте ручного оружия тоже нет, а вот у спецслужб, диверсантов, штурмовиков, десантников и космической пехоты такая техника есть, и ее часто показывают в фильмах.
Я пришел к выводу, что мне, скорее всего, необходим лучевой пистолет. Мысленно я осмотрел ближайшие здания спецслужб и вскоре нашел искомое. Я отправился к себе в гостиничный номер, закрыл за собой дверь, и оставшись один, переместил выбранный мной пистолет из очень сильно охраняемого секретного помещения прямо себе в руки и внимательно осмотрел его.
Он выглядел примерно симметричным относительно рукоятки и представлял собой гладкий без выступов и выемок черный прямоугольный «пенал» с округлыми краями, отверстием в передней части и отогнутой назад рукояткой посередине. Длиной он был сантиметров тридцать, высотой где-то сантиметров восемь, а шириной — около трех. В нем было только два разъема — с помощью первого он соединялся с очками, а с помощью второго — с браслетом; первый находился на самом краю задней части пенала, а второй — на краю рукоятки. Сверху у пистолета была специальная откидывающаяся крышечка, под которой располагались кнопки настройки.
К каждому пистолету прилагается специальный браслет, шнур и очки, поэтому я взял и их. Сам браслет крепится на запястье руки, он имеет специальный крепежный орган, который выглядит, как гибкая трубка в палец толщиной. У нее очень сложное внутреннее устройство. Эта трубка крепится одним своим концом к браслету, а другим — к рукоятке пистолета.
В обычном положении пистолет находится на наружной стороне предплечья, передней частью вперед, удерживаясь там с помощью крепежного механизма трубки. В таком положении оружие не мешает движениям, правда, ни куртку, ни пиджак сверху одеть уже нельзя. Для выстрела человек должен определенным образом установить кисть и пальцы своей руки. Отзываясь на такое, и только на такое движение мышц, браслет дает сигнал, и крепежный механизм выбрасывает оружие сначала вперед, затем — слегка в сторону, потом — назад, после чего — в противоположную сторону. Этим движением пистолет, двигаясь носовой частью вперед, оказывается зажатым в руке человека, причем указательный палец оказывается непосредственно на спусковом крючке, после чего сразу же можно стрелять. Огонь можно вести как импульсами, так и очередями, но при стрельбе очередями оружие не успевает набрать максимальную мощность перед следующим выстрелом, поэтому мощность одного такого импульса примерно на порядок меньше, нежели при обычной стрельбе в одиночном режиме. Окончив стрельбу, пальцы разжимаются, и оружие тем же путем самостоятельно возвращается на свое место. Для таких согласованных синхронных действий браслет настраивается индивидуально для каждого человека, согласуясь с работой его мышц, и только после этого им можно пользоваться по назначению.
Но это еще не все — пистолет имеет встроенный лазер, который испускает луч подсветки. Цвет луча можно выбирать, и я выбрал синий. Этим лучом можно пользоваться, а можно и не пользоваться: при стрельбе на небольших дистанциях им лучше пользоваться, однако при стрельбе на многокилометровое расстояние удобнее его не включать, а применять специальные очки.
В момент выстрела на расстоянии нескольких миллиметров от луча подсветки проходит боевой луч. Он представляет собой струю плазмы, истекающей с околосветовой скоростью. Плотность потока плазмы, длительность ее излучения и конус расхождения устанавливаются заранее, перед выстрелом. Сам по себе луч плазмы очень ярок, поэтому его белый свет слепит глаза: если после выстрела закрыть глаза, то перед ними будет «стоять» белая линия луча, отпечатавшегося на сетчатке глаза. Яркость плазмы не такая уж сильная, чтобы можно было ослепнуть, но при длительном использовании глаза все же повреждаются — это неприятно, вот почему и существуют специальные очки.
Очки эти тоже имеют сложное устройство, которое позволяет им гасить до приемлемого уровня яркость луча солнца, а также с их помощью можно вести наблюдение в инфракрасном, видимом, и ультрафиолетовом диапазоне, показывать расстояние до цели, значительно изменять масштаб изображения, узнать какое вещество находится в точке выстрела и какая у него примерная толщина, причем последние два параметра используются как справочные, потому что по ним очки часто выдают неверную информацию. Очки просто называются очками, потому что находятся на носу и перед глазами, однако на самом деле очки — это два экрана, на которых специальным образом формируется изображение.
Через шнур или, вернее сказать, кабель, очки соединяются с пистолетом, и в этом случае цель можно увидеть на огромном расстоянии — длиной в сотни километров.
В пистолете есть приемное устройство, которое передает в очки информацию о точке прицеливания, в результате чего перед глазами стрелка на экране очков появляется точка прицеливания на фоне видимых объектов. На верхней части очков так же, как и у пистолета, расположены кнопки настройки, прикрытые крышечкой. Очки бывают как для обычного человека, так и для левши: у левши оружие находится на левой руке, поэтому соединительный шнур крепится к очкам слева, а у всех остальных шнур крепится с правой стороны — там, где находится и пистолет.
Задняя часть оружия тяжелее, чем передняя, поэтому она стремится уйти вниз. У пистолета есть две антигравитационные батареи: одна в передней, а другая — в задней части. Батареи могут регулироваться или синхронно, или независимо друг от друга. Усилия, создаваемые ими, всегда направлены по линии действия силы тяжести, но в противоположную сторону — это следует из самой природы антигравитационной батареи.
Регулируя пистолет, сначала не включают переднюю батарею и выбирают такое усилие на заднюю, чтобы уравновесить обе части, затем увеличивают тягу обеих батарей на одно и то же значение, в результате чего вес пистолета, приходящийся на руку, уменьшается, причем оружие из положения равновесия не выходит! Если слишком сильно увеличить тягу батарей, то пистолет станет слишком легким, а значит, неудобным для стрельбы — в таком случае усилие, даваемое батареями, синхронно уменьшается, таким образом и подбирается индивидуальный вес пистолета. В итоге, благодаря столь точной регулировке оружие просто идеально сидит в руке. Антигравитационные батареи всегда дают установленное усилие вне зависимости от положения пистолета.
С такой техникой по улицам не ходят! Это оружие предназначено, в основном, для звездной пехоты, которая может сражаться им как в открытом космосе, так и на заселенных планетах. В целом, самое большее, что можно сделать таким пистолетом, истощив весь его энергозапас, так это разрушить крупный дом на расстоянии нескольких километров. Плазменные пистолеты имеют разную специализацию и, соответственно, исполнение; тот пистолет, который я держал в руках, был разработан для планетарных десантников и был адаптирован для кислородсодержащих планет.
Я установил плотность огня около минимума, задал как можно более узкий конус расхождения луча, отключил автоматическую стрельбу, выставил усилие, даваемое батареями, и положил оружие на тумбочку. Время у меня было, поэтому я не спеша отправился к месту встречи. По дороге я сделал порядочный крюк, чтобы прийти в срок, а не раньше. Я полагал, что после убийства меня арестуют, и вот дальше для меня начнется самое сложное, поэтому использовал свободное время для обдумывания сложившейся ситуации и моего поведения в будущем.
Я шел по тротуару. Справа от меня стояли дома, а слева раскинулся цветник, длинный, на всю улицу, поперек которого были проложены пешеходные дорожки, вдоль тротуара в два ряда стояли деревья, и под одним из них стояли ребята и разговаривали; людей рядом не было.
Я думал о том, что сказать этому парню. Те слова, которые приходили мне в голову, были плохими… — и вообще, зачем мне нужно что-либо говорить? Жалости к нему я не испытывал — привык после Халы и космоса.
Я подошел ближе, остановился и стал смотреть прямо на него. У парня еще был шанс остаться в живых, но для этого ему нужно было извиниться передо мной, однако он сделал вид, что не узнал меня, хотя по его лицу было видно, что он меня узнал и испугался. Я сделал шаг в сторону, и один из его приятелей, стоящий спиной ко мне, закрыл его от меня.
Я повернулся к ним спиной и отошел, вернее, спрятался за ближайшим деревом. Там я провел левой рукой по воздуху, взял очки и одел их — это было сделано как одно непрерывное движение, как нечто единое целое. Ремень очков давил мне на затылок, и у меня возникли такие ощущения, как будто бы я собираюсь плавать с маской. Я взял браслет и застегнул его себе на правой руке, после чего взял из воздуха пистолет и присоединил его к браслету, потом я взял шнур и подключил его сначала к очкам, а уже затем к пистолету. Луч подсветки я не включал. Ребята еще стояли на том же самом месте, где и раньше, но теперь я уже был вооружен и был готов к запланированному убийству — одному из самых тяжких преступлений в мире людей. Убийство прямо в глаза — это гораздо более жестокое и страшное явление, нежели убийство на расстоянии. Серьезная ситуация, напряженная и по-мужски страшная — я был готов стрелять, но не просто в какую-то отдаленную и оттого абстрактную мишень, а в близкую и реальную цель, смотря прямо в глаза жертве и будучи готовым вынести ее предсмертный взгляд, ее страдания и ее мольбы о пощаде.
Я заглянул в душу этому парню — мелкая, никчемная душонка — и пошел к ним. Они увидели оружие и очки, испугались, но время умирать пришло!
Я поднял пистолет носовой частью вверх, установил точку прицеливания на лоб выбранному парню и выстрелил — и на мгновение вспыхнул ослепительный белый луч между моим оружием и его головой. Луч плазмы вошел человеку прямо в лицо — его голова вскипела изнутри и взорвалась. Очки уменьшили яркость света, поэтому мои глаза выстрел не ослепил, а вот у окружавших его приятелей наверняка на несколько секунд пропало зрение.
Он ранил меня — а я убил его!
Я специально поставил такую силу луча, чтобы он не вышел из головы объекта, не улетел неизвестно куда и не ранил еще кого-нибудь. Брызги крови и сгустки мозга разлетелись в разные стороны — они попали и на меня, и на стоящих рядом с ним товарищей, а он упал, как мешок, и головы у него уже не было… — мгновением позже я почувствовал ожидаемый запах крови… Его друзья дико закричали и попытались разбежаться в разные стороны, но, ослепленные, сталкивались друг с другом, что еще больше усиливало панику. Я отвернулся от них и пошел обратно. Пистолет, очки, шнур и браслет я снял и отправил на место их постоянного хранения. На мне была кровь и какие-то ошметки — это напомнило мне Халу, однако теперь я был в мире Земли. Я убрал с себя все это, пользуясь иными, нечеловеческим возможностями, а потому на мне не осталось ни малейшего следа крови.
…Меня арестовали неподалеку: полицейский подошел ко мне сзади и выстрелил газом — я потерял способность двигаться, хотя и был в полном сознании.
…Я пришел в себя и начал шевелиться уже в камере. После захода солнца я, наконец, более или менее пришел в себя, а утром меня повели на допрос.
Я сидел посредине комнаты на стуле, а руки у меня были за спиной в наручниках. В кабинете было трое: следователь, его помощник и секретарь. Следователь сидел прямо передо мной за столом, его помощник сидел на столе, стоящем сбоку, а секретарь стенографировал, находясь где-то позади меня. В комнате пахло канцелярской пылью, и от этого все окружающее как бы покрылось легким налетом бюрократизма. Вскоре в комнату вошел четвертый — он встал позади меня так, чтобы я его не видел.
Личность мою установили быстро, еще вчера. Они не допрашивали меня вчера потому, что, во-первых, я еще не совсем пришел в себя после отравления газом, а во-вторых, они всю ночь выясняли подробности моего необычного дела — следствие больше всего беспокоил вопрос об оружии, ибо просто так такую машину убийства, которую использовал я, нигде не достать. К моему удивлению, следователям даже понравилось, что я национальный герой. Уважение ко мне они не испытывали, — им нравилось проявлять свою власть надо мной.
— А где же адвокат? — спросил я.
— Будет тебе адвокат, но попозже, — с глумливой издевкой ответили мне. — Сначала мы поговорим с тобой так.
Им нравилось издеваться надо мной, и я это прекрасно видел. Повторюсь, но к моему героическому прошлому они не испытывали никакого уважения — они радовались тому, что сами, ничтожные по сравнению со мной, сейчас все-таки могут проявлять власть над таким человеком, как я. Эта парочка — следователь и его помощник — стала злить меня. Я быстро признался в совершенном преступлении, сообщив им, что убил из мести, из-за нанесенной мне раны в живот.
— Так, значит, ты так забеспокоился о своем животике, бедненький!
Помощник, а может быть второй следователь (кто его знает? Он не представился) издевался надо мной в открытую, а его начальник молча потворствовал этому. Я видел (но не глазами, конечно!), что протокол пишется с определенной, не в мою пользу корректировкой слов следователей.
А затем они накинулись на меня: «Где оружие? Откуда взял? Куда положил? Кто дал?» Я сказал, что на вопросы о пистолете отвечать не буду.
Тот, четвертый, который стоял сзади, вышел и встал передо мной. В этот момент секретарь вышел. Я понял, что сейчас меня будут бить — у стоящего передо мной на голове был шлем с непрозрачным стеклом, так что лица его не было видно, а в руках у него была дубинка.
— Ну, так где оружие?! — вновь крикнул второй следователь.
— Не скажу, — ответил я.
— Ты так беспокоишься о своем животе, что ради этого ты пошел на преступление! А ну-ка, сделай ему массаж! — с радостью в голосе приказал он.
Меня ударили в живот дубинкой, один раз, но сильно. Этот, в шлеме, отошел в сторону и стоял там с видом киногероя, поигрывая своим оружием.
Как им все это нравилось!
Я прекрасно осознавал то, что уже ступил на ту дорогу, которая все больше и больше отдаляет меня от всего остального человечества, а потому чувствовал себя гораздо свободнее — решение принято давно, еще вчера, после долгих размышлений, а значит, сегодня необходимо просто выполнить его. Мне нужен был этот удар в живот для очистки своей совести — как повод, чтобы нанести ответный удар, — и я нанес его!
Как только человек в шлеме ударил меня, так сразу же я вошел в мозг помощника и, найдя там некоторых его родственников, убил несколько человек из тех, кто попался мне первыми. Сделать это было легко — так же легко, как порвать лист бумаги. Следом за этим я заглянул в души всех четверых, заглянул так глубоко, что для меня не осталось в них никаких тайн, ибо я увидел все, что там находилось, — все, во всеобъемлющем значении этого слова, — врага надо знать в лицо, и теперь я знаю их, знаю о них все!
Тем временем мой организм пытался отдышаться и, наконец, ему это удалось сделать.
— Ну, что — ты понял все?! Будем и дальше играть в кошки-мышки или начнешь говорить? — спросил помощник.
— Начальник, отпусти домой своего помощника — у него сегодня трагический день, — ответил я.
Я видел себя со стороны — мое лицо имело спокойное деловое выражение. Такое же спокойное и уверенно-расслабленное лицо было у меня, когда я стрелял в того парня. Каменный взгляд, напряженное лицо, сжатые губы — нет, нет и еще раз нет — оставьте это лицо для кино — у меня было такое же лицо, как у человека, наливающего воду из кувшина в кружку, — и только такое.
— Ты что-то там сказал, козел, или мне послышалось, а?! — вновь нагрубил мне помощник.
Даже тогда мой арсенал был слишком велик для людей (а сейчас он стал еще больше), и горе тем, кто испытал на себе его действие! Смешная ситуации, смешная до боли, смешная до крови ситуация — слабый угрожает гораздо более сильному, не зная об этом! Я слегка заглянул в будущее и ответил:
— Давай подождем четырнадцать минут — тебе позвонят, и ты все узнаешь сам.
— Я что-то не понял, к чему ты клонишь, — вдруг сказал начальник, — объясни-ка нам и поподробнее.
— Через четырнадцать минут будет звонок сюда твоему помощнику. Точка, — отрезал я. — А через пятнадцать минут вы можете меня спрашивать о чем угодно, только спрашивать меня вы сами не захотите.
— Это угроза? Ты что, нам угрожаешь?! Да ты знаешь, что с тобой будет?! Ты, видимо, ничего не понял, но скоро поймешь! — вновь накинулся на меня помощник.
— Подожди, — оборвал следователь своего подчиненного, — давай его послушаем.
— Да что там слушать! — кричал тот. — Вправить ему мозги — и дело с концом!
— С этим всегда успеется… — а этого-то мы задели, — с удовольствием отметил начальник, — пусть пока поговорит, а мы послушаем.
— Ну, давай, объясняй, — повернулся ко мне помощник, — что ты там такое говорил.
— Я же сказал — терпеливо объяснял я, — сюда скоро позвонят. А сейчас я лучше расскажу вам об этом товарище, который любит размахивать дубинкой. Что вам рассказать: описать ли его лицо, назвать имя, фамилию или, быть может, раскрыть его душу?
В комнате воцарилось молчание.
— Давай про душу, — приказал следователь.
Я начал говорить, я рассказал о его взрослой жизни, причем выбирая глубоко личные воспоминания.
— Хватит, наверное, — прервал я свой рассказ на середине. — Я не сильно ошибся? — поинтересовался я.
— Откуда ты это все узнал? — ошеломленно спросил человек с дубинкой.
— Из твоей головы, из твоих мозгов, друг мой, — заулыбался я. — А теперь скажи, веришь ли ты мне в том, что я знаю твое имя и вижу твое лицо, пусть и скрытое шлемом?
— Да, ты это можешь, — согласился собеседник.
— Он, что, все верно угадал? — удивился следователь.
Человек в шлеме кивнул, затем подумал и сказал:
— Я больше не буду его бить.
— Ты что, испугался этого человека?
Тот, в шлеме, не ответил, кивнул и отвернулся; потом он отошел назад и сел где-то позади меня.
— Ну и дела, — протянул помощник, — и скоро мне позвонят?
…Меня должны были выписывать через неделю. Я надеялся, что за это время тех ребят поймают, и эта мысль как-то успокаивала меня… — так и произошло, однако затем их выпустили, потому что доказательств их вины следствие не обнаружило. Может быть, эти бандиты когда-нибудь сядут за решетку… — скорее всего, так и произойдет в будущем, а пока тех, кто меня чуть не убил, отпускают за недостатком улик…
В больнице я много думал о происшедшем со мной — мне очень хотелось самому наказать того парня, но ведь это будет противоправный поступок, и общество его осудит, — правда, я не человек и силы мои велики, но насколько велики? И если я сделаю это, то смогу ли я жить по своим законам, но жить в обществе? Жить в обществе и быть свободным от него нельзя — это я знал, ведь все равно этот мир — копия, и я всегда могу прервать в нем свой путь без ущерба для себя и других в первичном мире.
Если я хочу стать кем-то большим, чем человек, то мне надо… то что мне надо?
Если ты морально готов понести наказание, которое получишь по суду за свой противоправный поступок, то тебя уже ничто не остановит, но помни, что совершив его, ты обязательно навредишь другим, невиновным, людям и, может быть, осознание этого остановит тебя.
…После выписки я решил сходить к тому парню, который меня ранил, — а что там произойдет, то пусть и произойдет! Я еще не знал, что буду делать с ним — может быть, прощу, а может быть — и нет. В крайнем случае, люди будут считать, что я сделал это из мести, а значит, отсидев положенный срок, можно будет с чистой совестью выйти на свободу, но сидеть в тюрьме я не хочу!
Что бы я ни сделал с этим парнем, и какое бы решение не вынес суд, — все равно сейчас идет война, и я скоро окажусь на капитанском мостике боевого корабля; и будет много шансов того, что я погибну во время войны, поэтому мне с этой стороны как бы есть смысл решиться на такого рода действия, но с другой стороны…
…Меня выписали из больницы. Я сидел в кафе и ел, обдумывая ситуацию. Тот корабль, на котором я должен был вылететь, уже улетел, пока я лечился от ножевой раны. Мне сообщили, что послезавтра я с новым, не знакомым мне экипажем, обязан отправиться в район боевых действий. До сегодняшнего дня я не видел ни свой новый корабль, ни кого-нибудь из членов моего экипажа, но у меня еще есть время познакомиться с ними; а еще у меня есть один день на то, чтобы принять решение относительно того парня. Я обдумал ситуацию и решил попросить совета у своего «отца».
Ко мне за столик подсел мужчина — я узнал его своим внутренним взором, даже ни разу не глянув на него — это пришел мой «отец». Я практически не обратил на него внимания, я ждал ответа на свой незаданный вопрос и знал, что его получу. Мужчина сказал:
— Делай с ним то, что захочешь, а мы всегда поможем тебе. Если тебе нужно то, чего у тебя нет, например, какой-нибудь предмет, информация или же власть — то пользуйся ею, когда захочешь: мы успеем дать тебе требуемое, проще говоря, если у тебя чего-то нет, но завтра оно тебе понадобится — то не волнуйся, завтра, именно тогда, когда оно тебе понадобится, оно у тебя и будет.
— Но что мне делать с тем парнем? — спросил я.
— Хочешь убить его — так убей, — ответил он. — Хочешь отправить его умирать к динозаврам — только скажи мне, и я сделаю это за тебя.
— Но если я убью его, то как мне жить после этого в обществе?
— Ты — не человек. Ты можешь заставить общество жить по твоим законам — у тебя власти больше, чем у абсолютного монарха. Твое желание перевесит все. Помни, не перестав чувствовать себя человеком и не порвав с обществом, ты не станешь Властелином Вселенных.
— Итак, сегодня решающий день моей жизни, — подытожил я, — сначала я был человеком, потом притворялся им, а теперь что же — маски сброшены?
— По-настоящему решающий день наступит позже, а сегодня что? — день как день, — говорил мне «отец»; затем он сделал паузу и только потом продолжил. — Вспомни, как ты убивал людей в мире Халы, — ты делал это потому, что считал, что так надо для тебя.
— Плюнь на все! — продолжал убеждать меня «отец». — Вперед, без страха и сомнения — тебя ждут великие дела, и пусть горят за тобою мосты — главное не упади в пропасть!
— Великие дела? Но что за великое дело ждет меня впереди? Убить человека — это мелко, — ответил я.
— Ты будешь создавать миры, управлять ими, и нести за это ответственность; но все это будет потом, а сейчас ты делаешь шаг за шагом к своей великой цели и тебе желательно перестать цепляться за человечество.
«Отец» встал и ушел, а я остался сидеть и размышлять над его словами. Да, я действительно убивал людей на Хале, но тогда я не был человеком и не полностью отождествлял того халанина, который разрывал людей, с собой. Кстати говоря, я еще и умирал на Хале, однако сейчас я — жив, а значит умирал на Хале тот, другой, похожий на меня, но не я, сегодняшний! Наказать того грабителя можно разными способами, но я рассматривал в принципе только два: первый — убить его, и второй — ранить подлеца ножом в живот так, как он до этого ранил меня. До разговора с «отцом» я рассматривал в основном второй вариант, однако после беседы с ним стал вплотную обдумывать первый.
Убивать легко, когда не знаешь, каково умирать самому.
Но все-таки я и умирал, и убивал… но еще ни разу не убивал вот так — по-настоящему, существуя в одном мире с объектом нападения и находясь с ним в пределах одной разумной цивилизации… поэтому и медлил с принятием окончательного решения, ибо знал, что такое собственная смерть.
Я еще долго размышлял по поводу возможного убийства после ухода «отца», пока, наконец, не решился — да будет так! Я суммировал четыре фактора: первый — весь этот мир — специально созданная для меня копия, второй — я уже отбирал жизнь у человека, третий — я — нечеловек, и четвертый — все это можно прекратить в любую минуту, в результате чего пришел к выводу, что мне стоит попробовать жить по своим законам. Я решился на убийство, но не ради мести, а ради того, чтобы после этого жить по своим правилам, отличающимся от законов общества, и в перспективе получить нечто большее, чем может мне дать человечество.
Мысленно я посмотрел на того парня. Сейчас он находится в неудобной ситуации для убийства: вокруг него слишком много народа — незачем травмировать психику окружающих. Я заглянул в будущее и увидел, что через полтора часа он будет вместе с приятелями стоять на улице и разговаривать, причем людей вокруг них не будет, — я решил подойти к нему именно в этот момент.
Теперь об оружии. Холодное оружие — это примитивно, да и пользоваться им хорошо я не умею. Далее, оружие, которое я буду использовать, должно выпускаться в мое время, иначе у следствия возникнет слишком много излишних вопросов, поэтому — никаких луков и автоматов!Также оружие должно быть достаточно мощным, простым для применения и, конечно же, ручным.
Полицейскими используется газовое оружие с пластиковыми пулями, также у них есть и дубинки — но этим не убьешь; во флоте ручного оружия тоже нет, а вот у спецслужб, диверсантов, штурмовиков, десантников и космической пехоты такая техника есть, и ее часто показывают в фильмах.
Я пришел к выводу, что мне, скорее всего, необходим лучевой пистолет. Мысленно я осмотрел ближайшие здания спецслужб и вскоре нашел искомое. Я отправился к себе в гостиничный номер, закрыл за собой дверь, и оставшись один, переместил выбранный мной пистолет из очень сильно охраняемого секретного помещения прямо себе в руки и внимательно осмотрел его.
Он выглядел примерно симметричным относительно рукоятки и представлял собой гладкий без выступов и выемок черный прямоугольный «пенал» с округлыми краями, отверстием в передней части и отогнутой назад рукояткой посередине. Длиной он был сантиметров тридцать, высотой где-то сантиметров восемь, а шириной — около трех. В нем было только два разъема — с помощью первого он соединялся с очками, а с помощью второго — с браслетом; первый находился на самом краю задней части пенала, а второй — на краю рукоятки. Сверху у пистолета была специальная откидывающаяся крышечка, под которой располагались кнопки настройки.
К каждому пистолету прилагается специальный браслет, шнур и очки, поэтому я взял и их. Сам браслет крепится на запястье руки, он имеет специальный крепежный орган, который выглядит, как гибкая трубка в палец толщиной. У нее очень сложное внутреннее устройство. Эта трубка крепится одним своим концом к браслету, а другим — к рукоятке пистолета.
В обычном положении пистолет находится на наружной стороне предплечья, передней частью вперед, удерживаясь там с помощью крепежного механизма трубки. В таком положении оружие не мешает движениям, правда, ни куртку, ни пиджак сверху одеть уже нельзя. Для выстрела человек должен определенным образом установить кисть и пальцы своей руки. Отзываясь на такое, и только на такое движение мышц, браслет дает сигнал, и крепежный механизм выбрасывает оружие сначала вперед, затем — слегка в сторону, потом — назад, после чего — в противоположную сторону. Этим движением пистолет, двигаясь носовой частью вперед, оказывается зажатым в руке человека, причем указательный палец оказывается непосредственно на спусковом крючке, после чего сразу же можно стрелять. Огонь можно вести как импульсами, так и очередями, но при стрельбе очередями оружие не успевает набрать максимальную мощность перед следующим выстрелом, поэтому мощность одного такого импульса примерно на порядок меньше, нежели при обычной стрельбе в одиночном режиме. Окончив стрельбу, пальцы разжимаются, и оружие тем же путем самостоятельно возвращается на свое место. Для таких согласованных синхронных действий браслет настраивается индивидуально для каждого человека, согласуясь с работой его мышц, и только после этого им можно пользоваться по назначению.
Но это еще не все — пистолет имеет встроенный лазер, который испускает луч подсветки. Цвет луча можно выбирать, и я выбрал синий. Этим лучом можно пользоваться, а можно и не пользоваться: при стрельбе на небольших дистанциях им лучше пользоваться, однако при стрельбе на многокилометровое расстояние удобнее его не включать, а применять специальные очки.
В момент выстрела на расстоянии нескольких миллиметров от луча подсветки проходит боевой луч. Он представляет собой струю плазмы, истекающей с околосветовой скоростью. Плотность потока плазмы, длительность ее излучения и конус расхождения устанавливаются заранее, перед выстрелом. Сам по себе луч плазмы очень ярок, поэтому его белый свет слепит глаза: если после выстрела закрыть глаза, то перед ними будет «стоять» белая линия луча, отпечатавшегося на сетчатке глаза. Яркость плазмы не такая уж сильная, чтобы можно было ослепнуть, но при длительном использовании глаза все же повреждаются — это неприятно, вот почему и существуют специальные очки.
Очки эти тоже имеют сложное устройство, которое позволяет им гасить до приемлемого уровня яркость луча солнца, а также с их помощью можно вести наблюдение в инфракрасном, видимом, и ультрафиолетовом диапазоне, показывать расстояние до цели, значительно изменять масштаб изображения, узнать какое вещество находится в точке выстрела и какая у него примерная толщина, причем последние два параметра используются как справочные, потому что по ним очки часто выдают неверную информацию. Очки просто называются очками, потому что находятся на носу и перед глазами, однако на самом деле очки — это два экрана, на которых специальным образом формируется изображение.
Через шнур или, вернее сказать, кабель, очки соединяются с пистолетом, и в этом случае цель можно увидеть на огромном расстоянии — длиной в сотни километров.
В пистолете есть приемное устройство, которое передает в очки информацию о точке прицеливания, в результате чего перед глазами стрелка на экране очков появляется точка прицеливания на фоне видимых объектов. На верхней части очков так же, как и у пистолета, расположены кнопки настройки, прикрытые крышечкой. Очки бывают как для обычного человека, так и для левши: у левши оружие находится на левой руке, поэтому соединительный шнур крепится к очкам слева, а у всех остальных шнур крепится с правой стороны — там, где находится и пистолет.
Задняя часть оружия тяжелее, чем передняя, поэтому она стремится уйти вниз. У пистолета есть две антигравитационные батареи: одна в передней, а другая — в задней части. Батареи могут регулироваться или синхронно, или независимо друг от друга. Усилия, создаваемые ими, всегда направлены по линии действия силы тяжести, но в противоположную сторону — это следует из самой природы антигравитационной батареи.
Регулируя пистолет, сначала не включают переднюю батарею и выбирают такое усилие на заднюю, чтобы уравновесить обе части, затем увеличивают тягу обеих батарей на одно и то же значение, в результате чего вес пистолета, приходящийся на руку, уменьшается, причем оружие из положения равновесия не выходит! Если слишком сильно увеличить тягу батарей, то пистолет станет слишком легким, а значит, неудобным для стрельбы — в таком случае усилие, даваемое батареями, синхронно уменьшается, таким образом и подбирается индивидуальный вес пистолета. В итоге, благодаря столь точной регулировке оружие просто идеально сидит в руке. Антигравитационные батареи всегда дают установленное усилие вне зависимости от положения пистолета.
С такой техникой по улицам не ходят! Это оружие предназначено, в основном, для звездной пехоты, которая может сражаться им как в открытом космосе, так и на заселенных планетах. В целом, самое большее, что можно сделать таким пистолетом, истощив весь его энергозапас, так это разрушить крупный дом на расстоянии нескольких километров. Плазменные пистолеты имеют разную специализацию и, соответственно, исполнение; тот пистолет, который я держал в руках, был разработан для планетарных десантников и был адаптирован для кислородсодержащих планет.
Я установил плотность огня около минимума, задал как можно более узкий конус расхождения луча, отключил автоматическую стрельбу, выставил усилие, даваемое батареями, и положил оружие на тумбочку. Время у меня было, поэтому я не спеша отправился к месту встречи. По дороге я сделал порядочный крюк, чтобы прийти в срок, а не раньше. Я полагал, что после убийства меня арестуют, и вот дальше для меня начнется самое сложное, поэтому использовал свободное время для обдумывания сложившейся ситуации и моего поведения в будущем.
Я шел по тротуару. Справа от меня стояли дома, а слева раскинулся цветник, длинный, на всю улицу, поперек которого были проложены пешеходные дорожки, вдоль тротуара в два ряда стояли деревья, и под одним из них стояли ребята и разговаривали; людей рядом не было.
Я думал о том, что сказать этому парню. Те слова, которые приходили мне в голову, были плохими… — и вообще, зачем мне нужно что-либо говорить? Жалости к нему я не испытывал — привык после Халы и космоса.
Я подошел ближе, остановился и стал смотреть прямо на него. У парня еще был шанс остаться в живых, но для этого ему нужно было извиниться передо мной, однако он сделал вид, что не узнал меня, хотя по его лицу было видно, что он меня узнал и испугался. Я сделал шаг в сторону, и один из его приятелей, стоящий спиной ко мне, закрыл его от меня.
Я повернулся к ним спиной и отошел, вернее, спрятался за ближайшим деревом. Там я провел левой рукой по воздуху, взял очки и одел их — это было сделано как одно непрерывное движение, как нечто единое целое. Ремень очков давил мне на затылок, и у меня возникли такие ощущения, как будто бы я собираюсь плавать с маской. Я взял браслет и застегнул его себе на правой руке, после чего взял из воздуха пистолет и присоединил его к браслету, потом я взял шнур и подключил его сначала к очкам, а уже затем к пистолету. Луч подсветки я не включал. Ребята еще стояли на том же самом месте, где и раньше, но теперь я уже был вооружен и был готов к запланированному убийству — одному из самых тяжких преступлений в мире людей. Убийство прямо в глаза — это гораздо более жестокое и страшное явление, нежели убийство на расстоянии. Серьезная ситуация, напряженная и по-мужски страшная — я был готов стрелять, но не просто в какую-то отдаленную и оттого абстрактную мишень, а в близкую и реальную цель, смотря прямо в глаза жертве и будучи готовым вынести ее предсмертный взгляд, ее страдания и ее мольбы о пощаде.
Я заглянул в душу этому парню — мелкая, никчемная душонка — и пошел к ним. Они увидели оружие и очки, испугались, но время умирать пришло!
Я поднял пистолет носовой частью вверх, установил точку прицеливания на лоб выбранному парню и выстрелил — и на мгновение вспыхнул ослепительный белый луч между моим оружием и его головой. Луч плазмы вошел человеку прямо в лицо — его голова вскипела изнутри и взорвалась. Очки уменьшили яркость света, поэтому мои глаза выстрел не ослепил, а вот у окружавших его приятелей наверняка на несколько секунд пропало зрение.
Он ранил меня — а я убил его!
Я специально поставил такую силу луча, чтобы он не вышел из головы объекта, не улетел неизвестно куда и не ранил еще кого-нибудь. Брызги крови и сгустки мозга разлетелись в разные стороны — они попали и на меня, и на стоящих рядом с ним товарищей, а он упал, как мешок, и головы у него уже не было… — мгновением позже я почувствовал ожидаемый запах крови… Его друзья дико закричали и попытались разбежаться в разные стороны, но, ослепленные, сталкивались друг с другом, что еще больше усиливало панику. Я отвернулся от них и пошел обратно. Пистолет, очки, шнур и браслет я снял и отправил на место их постоянного хранения. На мне была кровь и какие-то ошметки — это напомнило мне Халу, однако теперь я был в мире Земли. Я убрал с себя все это, пользуясь иными, нечеловеческим возможностями, а потому на мне не осталось ни малейшего следа крови.
…Меня арестовали неподалеку: полицейский подошел ко мне сзади и выстрелил газом — я потерял способность двигаться, хотя и был в полном сознании.
…Я пришел в себя и начал шевелиться уже в камере. После захода солнца я, наконец, более или менее пришел в себя, а утром меня повели на допрос.
Я сидел посредине комнаты на стуле, а руки у меня были за спиной в наручниках. В кабинете было трое: следователь, его помощник и секретарь. Следователь сидел прямо передо мной за столом, его помощник сидел на столе, стоящем сбоку, а секретарь стенографировал, находясь где-то позади меня. В комнате пахло канцелярской пылью, и от этого все окружающее как бы покрылось легким налетом бюрократизма. Вскоре в комнату вошел четвертый — он встал позади меня так, чтобы я его не видел.
Личность мою установили быстро, еще вчера. Они не допрашивали меня вчера потому, что, во-первых, я еще не совсем пришел в себя после отравления газом, а во-вторых, они всю ночь выясняли подробности моего необычного дела — следствие больше всего беспокоил вопрос об оружии, ибо просто так такую машину убийства, которую использовал я, нигде не достать. К моему удивлению, следователям даже понравилось, что я национальный герой. Уважение ко мне они не испытывали, — им нравилось проявлять свою власть надо мной.
— А где же адвокат? — спросил я.
— Будет тебе адвокат, но попозже, — с глумливой издевкой ответили мне. — Сначала мы поговорим с тобой так.
Им нравилось издеваться надо мной, и я это прекрасно видел. Повторюсь, но к моему героическому прошлому они не испытывали никакого уважения — они радовались тому, что сами, ничтожные по сравнению со мной, сейчас все-таки могут проявлять власть над таким человеком, как я. Эта парочка — следователь и его помощник — стала злить меня. Я быстро признался в совершенном преступлении, сообщив им, что убил из мести, из-за нанесенной мне раны в живот.
— Так, значит, ты так забеспокоился о своем животике, бедненький!
Помощник, а может быть второй следователь (кто его знает? Он не представился) издевался надо мной в открытую, а его начальник молча потворствовал этому. Я видел (но не глазами, конечно!), что протокол пишется с определенной, не в мою пользу корректировкой слов следователей.
А затем они накинулись на меня: «Где оружие? Откуда взял? Куда положил? Кто дал?» Я сказал, что на вопросы о пистолете отвечать не буду.
Тот, четвертый, который стоял сзади, вышел и встал передо мной. В этот момент секретарь вышел. Я понял, что сейчас меня будут бить — у стоящего передо мной на голове был шлем с непрозрачным стеклом, так что лица его не было видно, а в руках у него была дубинка.
— Ну, так где оружие?! — вновь крикнул второй следователь.
— Не скажу, — ответил я.
— Ты так беспокоишься о своем животе, что ради этого ты пошел на преступление! А ну-ка, сделай ему массаж! — с радостью в голосе приказал он.
Меня ударили в живот дубинкой, один раз, но сильно. Этот, в шлеме, отошел в сторону и стоял там с видом киногероя, поигрывая своим оружием.
Как им все это нравилось!
Я прекрасно осознавал то, что уже ступил на ту дорогу, которая все больше и больше отдаляет меня от всего остального человечества, а потому чувствовал себя гораздо свободнее — решение принято давно, еще вчера, после долгих размышлений, а значит, сегодня необходимо просто выполнить его. Мне нужен был этот удар в живот для очистки своей совести — как повод, чтобы нанести ответный удар, — и я нанес его!
Как только человек в шлеме ударил меня, так сразу же я вошел в мозг помощника и, найдя там некоторых его родственников, убил несколько человек из тех, кто попался мне первыми. Сделать это было легко — так же легко, как порвать лист бумаги. Следом за этим я заглянул в души всех четверых, заглянул так глубоко, что для меня не осталось в них никаких тайн, ибо я увидел все, что там находилось, — все, во всеобъемлющем значении этого слова, — врага надо знать в лицо, и теперь я знаю их, знаю о них все!
Тем временем мой организм пытался отдышаться и, наконец, ему это удалось сделать.
— Ну, что — ты понял все?! Будем и дальше играть в кошки-мышки или начнешь говорить? — спросил помощник.
— Начальник, отпусти домой своего помощника — у него сегодня трагический день, — ответил я.
Я видел себя со стороны — мое лицо имело спокойное деловое выражение. Такое же спокойное и уверенно-расслабленное лицо было у меня, когда я стрелял в того парня. Каменный взгляд, напряженное лицо, сжатые губы — нет, нет и еще раз нет — оставьте это лицо для кино — у меня было такое же лицо, как у человека, наливающего воду из кувшина в кружку, — и только такое.
— Ты что-то там сказал, козел, или мне послышалось, а?! — вновь нагрубил мне помощник.
Даже тогда мой арсенал был слишком велик для людей (а сейчас он стал еще больше), и горе тем, кто испытал на себе его действие! Смешная ситуации, смешная до боли, смешная до крови ситуация — слабый угрожает гораздо более сильному, не зная об этом! Я слегка заглянул в будущее и ответил:
— Давай подождем четырнадцать минут — тебе позвонят, и ты все узнаешь сам.
— Я что-то не понял, к чему ты клонишь, — вдруг сказал начальник, — объясни-ка нам и поподробнее.
— Через четырнадцать минут будет звонок сюда твоему помощнику. Точка, — отрезал я. — А через пятнадцать минут вы можете меня спрашивать о чем угодно, только спрашивать меня вы сами не захотите.
— Это угроза? Ты что, нам угрожаешь?! Да ты знаешь, что с тобой будет?! Ты, видимо, ничего не понял, но скоро поймешь! — вновь накинулся на меня помощник.
— Подожди, — оборвал следователь своего подчиненного, — давай его послушаем.
— Да что там слушать! — кричал тот. — Вправить ему мозги — и дело с концом!
— С этим всегда успеется… — а этого-то мы задели, — с удовольствием отметил начальник, — пусть пока поговорит, а мы послушаем.
— Ну, давай, объясняй, — повернулся ко мне помощник, — что ты там такое говорил.
— Я же сказал — терпеливо объяснял я, — сюда скоро позвонят. А сейчас я лучше расскажу вам об этом товарище, который любит размахивать дубинкой. Что вам рассказать: описать ли его лицо, назвать имя, фамилию или, быть может, раскрыть его душу?
В комнате воцарилось молчание.
— Давай про душу, — приказал следователь.
Я начал говорить, я рассказал о его взрослой жизни, причем выбирая глубоко личные воспоминания.
— Хватит, наверное, — прервал я свой рассказ на середине. — Я не сильно ошибся? — поинтересовался я.
— Откуда ты это все узнал? — ошеломленно спросил человек с дубинкой.
— Из твоей головы, из твоих мозгов, друг мой, — заулыбался я. — А теперь скажи, веришь ли ты мне в том, что я знаю твое имя и вижу твое лицо, пусть и скрытое шлемом?
— Да, ты это можешь, — согласился собеседник.
— Он, что, все верно угадал? — удивился следователь.
Человек в шлеме кивнул, затем подумал и сказал:
— Я больше не буду его бить.
— Ты что, испугался этого человека?
Тот, в шлеме, не ответил, кивнул и отвернулся; потом он отошел назад и сел где-то позади меня.
— Ну и дела, — протянул помощник, — и скоро мне позвонят?