Я стал в какой-то мере похож на Хозяев Миров, ибо в творчестве ты всегда властелин мира, который создаешь, — его законы — твоя воля!
   В процессе мышления я приходил к таким выводам, которые при дальнейших рассуждениях и последующем осмыслении оказывались частью истинными, а частью — ложными, но настоящий конечный результат, по моему мнению, должен быть верен при всех тех допущениях и для всех тех условий, при которых он был получен, и только такие выводы я осмеливался опубликовывать в качестве гипотез.
   Только начав писать сам я понял, почему лучше написать свое мнение, чем высказывать его: когда ты пишешь, ты имеешь возможность обдумывать все многократно и не торопясь, постепенно и обстоятельно отшлифовывая свою мысль до идеальной красоты и четкости; кроме того, тебе не нужно обращать внимание на реакцию слушателей и на то, как ты выглядишь в их глазах, — когда ты пишешь, ты можешь сосредоточиться исключительно на самом процессе обдумывания мысли — ты можешь обдумывать ее сколько угодно: день, месяц, год или даже всю жизнь, однако когда ты говоришь, тогда ты не имеешь всех этих возможностей, поэтому говорить лучше всего то, что ты уже давно и многократно обдумал и написал.
   И кроме того, следует помнить о том, что каждый слышит только то, что он хочет услышать и то, что он может воспринять из услышанного.
   Написанное — это «вещь», а сказанное — это все-таки «воздух», поэтому текст для восприятия кажется более надежным источником информации (по тексту можно перемещаться во всех направлениях, сколько угодно раз возвращаясь к одному и тому же месту, — с чужими словами это сделать гораздо сложнее), именно поэтому людям легче понять написанное. Правда, бывает, что дивная идея вдруг сама выскочит в разговоре как будто бы из ниоткуда, но это исключение, которое происходит так редко, что лишь подтверждает правило: прежде чем высказывать серьезную мысль, сначала следует написать и обдумать ее.
   Научные труды и сказки я считал работой, а все остальное — мелочью, занятиями низкой важности и неприоритетными делами, поэтому-то все свободное от работы время я тратил по настроению: захотел — поиграл в футбол, погулял с тигром или же без него, а не захотел — поделал что-нибудь другое, например, полечил людей, — и делал это все не регулярно, а по желанию.
   Кто принадлежит всем, тот не принадлежит никому, даже самому себе!
   Я — один, а людей слишком много для меня одного, и не для того даны мне мои сверхчеловеческие способности, чтобы в полной мере, постоянно, как машина, тратить их на людей, не для того!
   Из-за моего столь несерьезного отношения к игре я несколько раз пропускал матчи без уважительной причины — так считали тренер, игроки и руководство клуба, ведь они считали футбол работой, а я — нет. Несмотря на это, мой клуб выиграл за сезон все, что только можно было выиграть — все кубки и звания, — и произошло это благодаря огромному количеству забитых мною голов. Мы «разрывали соперников в клочья», мы шли от победы к победе; лишь изредка команда терпела фиаско, да и то такое случалось тогда, когда я или не играл в полную силу, или же меня не было на поле.
   По итогам сезона меня объявили лучшим игроком в мире по футболу, и я полностью согласен с этим — так в действительности оно и было. Гораздо позже, через несколько веков после моей смерти, меня признали лучшим игроком в истории человечества, и это опять-таки было правдой.
   Сезон закончился. У меня стало еще больше свободного времени, любовницы мне поднадоели, и я решил жениться.
   Сокол вблизи гнезда добычу не ловит, а волк около логова не охотится, поэтому свою невесту я стал выбирать из другого города, ведь я чувствовал и догадывался, что в процессе выбора задену слишком многих людей.
   Я прошелся по их головам и, обращая особое внимание на склад характера и воспитание, нашел несколько тысяч потенциальных дам сердца. В глубину их душ я не заглядывал, предпочитая, чтобы моя будущая жена оставалась хотя бы частично с неразгаданными тайнами — так любопытнее и интереснее. А еще я выбирал таких женщин, чтобы у них обязательно была изюминка — с ними не просто интересно, а тонко, непредсказуемо и очень-очень интересно! Конечно же, я также обращал внимание и на внешность — хотелось бы, чтобы она была бы миленькой и славненькой, а мелкие недостатки — так они же мелкие и к тому же… — некрасивых женщин не бывает!
   Мне нужно было безлюдное место, и я спросил у своего «отца» совета. Он ответил мне, что в соседней галактике места много, но она слишком далеко от меня; в прошлом нашей Галактики место тоже есть, но в то время мне могут помешать дикие звери, поэтому самый надежный вариант для моих целей — это другая Вселенная. Но я тогда еще не мог работать с другими Вселенными, вот почему «отец» помог мне: он открыл мне доступ туда и выделил там небольшой объем пространства. Его я разделил на множество объемов пространства еще меньшего размера, и связал их напрямую исключительно с самим собой, а не друг с другом или же с окружающим миром. В тех местах я установил нормальные климатические условия для жизни человека, сделав их в виде степи: зеленая бескрайняя равнина, невысокие холмы, голубое небо с облаками и, конечно же, певчие птицы. Там же я поставил столы с едой и стульями, кресла, диваны и столики с газетами и журналами — моему невольному гостю должно быть удобно и комфортно. Их безопасность гарантируется полным отсутствием животных крупнее птицы, ядовитых созданий и, конечно же, людей.
   Теперь у меня были места, в которых можно было собирать или, вернее сказать, временно хранить выбранных мною женщин. Эта бесконечная степь без конца и края была как бы клеткой, но пленница не понимала, что она в клетке, поэтому особо не беспокоилась, а могла только искать выход, которого в принципе не существовало или же просто лежать на диване, читать или спать, есть или просто отдохнуть.
   У себя дома, в большой просторной комнате, ближе к стене, я поставил одно кресло — для себя, а остальную мебель временно отложил в сторону, поставив посреди степи в одном из тех мест в другой Вселенной — ты удивишься, читатель, но сделать так мне было гораздо проще, нежели таскаться с нею по всему дому.
   Итак, я сел в кресло и начал выбор невесты. Прежде всего, я находил то место, где сейчас, в настоящий момент времени, находится выбранная мною женщина, а затем просматривал всю ее жизнь в прошлом и будущем, но недалеко, примерно в пределах месяца. Я искал ту точку пространства-времени, в которой у моей потенциальной жены было: во-первых, хорошее настроение, во-вторых, она была одна, и в-третьих, что еще более важно, у нее впереди должно быть несколько часов одиночества, не прерываемого абсолютно ничьим вмешательством, включая звонок по видеофону. Найдя эту точку, я переносил женщину к себе в комнату, из ее времени в свое настоящее время, смотрел на нее, разговаривал с ней, и если она не подходила мне, то возвращал ее туда, откуда взял, и у нее было время в одиночестве подумать и прийти в себя после такой встряски.
   Я переносил к себе женщин в том самом виде, в котором они были, а вот возвращались они от меня уже с подарками, поэтому-то я и выбирал тот момент, когда они были в одиночестве, чтобы их появление с подарками не шокировало окружающих, и подарки эти никто, кроме них, не видел — ведь каждой из них по возвращении я дарил по букету цветов и колечку с драгоценным камнем. В противном случае могло произойти редкостное чудо — вдруг у женщины прямо на глазах у присутствующих появляется букет цветов и соблазнительная коробочка! Этого мне не надо — дела надо делать тихо и без огласки, особенно, если они могут стимулировать нездоровый интерес у посторонних.
   Ну а некоторых — тех, кто меня заинтересовал, я отправлял в приготовленные для них места в другой Вселенной, и там они дожидались того времени, когда я закончу осматривать весь поток и займусь исключительно ими. Итак, я просмотрел несколько тысяч дам, а затем уже вплотную стал выбирать себе невесту из тех, кого я отобрал ранее в процессе предварительного осмотра. К ним я отнесся уже с большим интересом, поэтому и разговаривал дольше, и в душу заглядывал поглубже. Кое-кого мне пришлось «забраковать» — их я вернул назад, не забыв про подарки: колечко и цветы, но тех же, кто мне понравился и кому я приглянулся, я отправил обратно, в выделенные и обустроенные места другой Вселенной — туда, где в голой степи стояла мебель.
   В конце концов, у меня осталось двадцать три женщины, которые ну просто идеально подходили мне в жены. Все они находились в одиночестве каждая в своем месте, и я решил, что пришла пора объясниться им в любви: кто ответит мне взаимностью — та и станет моей женой. Я сделал двадцать три копии человеческого тела меня самого (они ничем не отличались от оригинала), вручил каждому по букету цветов и отправил их к моим дамам объясняться в любви от моего имени. У этих мужчин осталась односторонняя связь со мной: я мог знать, что они там делают и что там с ними происходит, а они — нет.
   Мне приходила в голову мысль, что выйти за меня замуж согласится не одна, а две или даже больше женщин, но я надеялся, что такого не произойдет, а если и произойдет, то мы все вместе сядем и решим, как нам быть дальше, хотя такой вариант развития событий и был бы самым неприятным для меня. Верность следует хранить после свадьбы, а не до нее, поэтому в итоге все равно останется одна, с которой я и надеялся прожить счастливо все последующие годы, но в жизни очень часто бывает не так, как хочется, а так, как получается.
   Я был просто выбит из седла и удивлен, удивлен настолько, что встал с кресла и принялся ходить по комнате — это было невероятно, но это произошло — все двадцать три женщины согласились выйти за меня замуж! Я был сражен наповал — я тоже хотел жениться, но на одной из всех, а не на целом гареме! Но если же я все-таки выберу одну, то получится, что я обижу двадцать два человека, обижу сильно, незаслуженно и к тому же в самых светлых чувствах. Это ужасно!..
   Скрыться, бежать? Но куда и зачем? Что-то нужно делать!.. Да, я знаю, что, допустил ошибку и нужно исправлять ее, но как?! Просто взять и извиниться невозможно — это свинство. И что самое ужасное, так это то, что каждая думает, будто бы перед ней я сам, а перед ней всего лишь человек, абсолютно идентичный моему человеческому телу, то есть не я — ведь я больше, нежели человек.
   Но в той ситуации было хорошо то, что у меня было время подумать, а пока я послал им еще продуктов и немного мебели: кресла и стулья, а также цветы. Подождать они могут — погода там хорошая, зверья нет — ну просто рай,
   Ну а мне-то что делать?! Сам заварил кашу — самому и расхлебывать надо. Обидно-то как, глупо и обидно все получилось. Я не мог найти решение, метался, перебирая варианты и отбрасывая их один за другим. А как бы ты поступил на моем месте, а, читатель?
   «Время у меня есть, — рассуждал я, — ведь, когда я приму, наконец, решение, то вернусь обратно в тот же самый момент времени, в котором узнал эту потрясающую новость».
   Прошло время, я принял решение и обратился за помощью к «отцу»; он выслушал меня и согласился помочь мне. Я перенесся в созданное мной место в другой Вселенной, установил перед собой высокий камень с плоским верхом и встал на него. Передо мной расстилалась пустынная степь, зеленоватая, но с пятнами разноцветных цветов, — здесь под пение птиц и стрекотание насекомых я и собрал перед собой их всех — и своих избранниц, и все свои копии. Они удивленно смотрели то на меня, то друг на друга, когда я начал речь:
   — Я — настоящий, — сказал я, и они, прекратив рассматривать друг друга, стали внимательно слушать меня, — а те, кто находится рядом с вами — всего лишь копии моего тела — это настоящие живые люди, созданные моей волей, но они — не я, они — меньше, чем я.
   — Через свои копии, — продолжил я развивать свою мысль, — я предложил вам свою руку и свое сердце. Они сделали свое дело, поэтому я убираю их.
   Мужчины пропали, а женщины стояли и с удивлением смотрели на меня, но страха не было ни в их глазах, ни в их жестах.
   — Я не ожидал, что вы все ответите согласием, — я надеялся хотя бы на один, максимум — два положительных ответа, и в этом случае я бы женился, говорил я, — но случилось так, что вы все согласились выйти за меня замуж, поэтому я сделаю по-другому.
   Во-первых, я извиняюсь перед вами за причиненные моральные страдания. Во-вторых, каждая из вас получит по два подарка: первый — от меня, а второй — от моего «отца». В моих глазах вы все королевы, поэтому от себя я дарю каждой из вас по короне.
   Сразу же после моих слов на головах у женщин появились блистательные короны, и перед каждой королевой появилось высокое большое зеркало.
   — Смотрите на себя в зеркало, — говорил я дальше, — и думайте о том, какую корону вы хотели бы видеть у себя на голове, какие камни должны украсить ее, и корона будет изменяться в соответствии с вашими пожеланиями, а когда красота короны станет, по-вашему мнению, соответствовать вашей красоте, тогда мысленно или же вслух зафиксируйте корону — такой она и останется навсегда.
   Передо мной находились двадцать три королевы, короны менялись у них на головах, иногда принимая совершенно фантастические формы, драгоценные камни блистали на солнце, а золото и серебро извивались змеями; но на душе у меня была печаль, и грусть стояла в глазах. Я понимал, почему с любой из них я был бы счастливейшим из мужей, но видно, не судьба — судьба моя — в другом — в мудрости и власти, но не с людьми… Мне было плохо, очень плохо от окончательности этого вывода, однако мне необходимо было пережить всю эту сцену до конца, прежде чем попытаться забыться на Хале или же в реке времени.
   Когда женщина останавливала выбор формы и вида короны, зеркало перед ней исчезало, а она оставалась королевой. Время шло, зеркал становилось все меньше и меньше, и вот, наконец, исчезло последнее.
   Теперь на сцену пора выходить Хозяину нашей Вселенной — можно с громом и молнией проломиться сквозь небеса, можно вырасти из-под земли, можно появиться как-нибудь еще, но все это слишком похоже на кино. Суть моего «отца» — не в шуме и блеске, а в делах и возможностях, поэтому я решил не делать вообще никакого красочного появления.
   — Знакомьтесь, Хозяин нашей Вселенной, — сказал я и провел руками по воздуху.
   Ничто не изменилось: ни грохота, ни шума, ни света — ничего.
   — Ради меня, своего «сына», Хозяин делится с вами своей властью: каждая из вас в течение всей своей жизни имеет право задать ему один вопрос, и каждая из вас получит ответ. Помните — только из ваших уст и только один раз! — прокричал я. — Вопрос может быть любым, но главное — вы получите истину из рук Властелина нашей Вселенной! О таком праве не смеет мечтать никто из живущих в его Вселенной, но мы даем вам это право — это подарок от моего «отца», который вы получаете по моей просьбе! — и тут я вскинул кулак вверх. — Я кончил! Отправляйтесь назад!
   Степь передо мной опустела — они отправились назад, в тот самый миг, откуда я их взял. Я отдал «отцу» все, что взял у него, потом вернул в дом свою мебель и отправился на Халу.
   Я провел ладонью по сжатому кулаку и почувствовал острые ударные бугры. Жаркий полдень был в самом разгаре — горячий озон вливался в мои легкие, фтор бодрил тело, но на душе все равно было муторно. Я присел на полянке, а затем лег и прикрыл глаза. Сумбурные видения и звуки теснились у меня в голове, мысли вроде бы не прыгали, но понять их было тяжело.
   Внезапно я услышал какой-то шелестящий свист и как-то не задумался над ним: на душе и так тяжело — не до него. Вдруг я почувствовал боль в животе и в груди, услышал взрыв и рванулся вперед. Тяжелый запах крови ударил мне в нос — изо рта хлестала кровь. Я увидел бело-голубую птицу, взмывающую над деревьями, увидел страшную рваную рану шириной в ладонь, идущую от печени к левому легкому и дальше по плечу. Из нее шел пар — пахло горелым мясом. Рана была глубокая, аж до позвоночника, вся в горелых тканях, кусках костей и потоках обожженной крови.
   Мир не добр и не зол — он безразличен.
   Я постиг это, умирая и терзаясь от боли в мире Халы. Все ясно — бело-голубая птица напала на меня, пролетев низко надо мной и брызнула струей самовзрывающейся жидкости, которая и сделала свое дело.
   У меня в мозгу была только одна мысль: «Умереть бы скорее, умереть, чтобы так не мучаться»! Эта жуткая рана, безусловно, смертельна даже для мира Халы — ошметки печени, сердца, кишок и легких валялись возле меня. Сознания я не потерял — какая страшная, лютая смерть выпала мне! Бесподобная живучесть халанских организмов была со мной — я был в полном сознании в течение долгих минут, ощущая боль во всей ее полноте, — здравствуй, ад!
   О, как тяжело умирать! Я сел, закрывая рану руками и зная, что все это бесполезно, осмотрелся, а потом опять откинулся на спину. Земля и трава подо мной и рядом со мной были черно-красные от крови. Я лежал на спине, слева от меня дымилась ямка с обожженной травой — это струя той жидкости, что вспорола меня, вонзилась в землю, взорвав и ее тоже. «Сначала ты сверхчеловек, а теперь просто пища, — думал я. — Да, да, какая ценная мысль, я же действительно сверхчеловек, не забыть бы ее, однако зачем все это? Скоро сюда подлетит белая птица, и перо у нее будет с голубоватым отливом, и будет она меня есть. Хочу умереть до того, как она будет меня есть, хочу, хочу, очень сильно хочу, хочу больше жизни, что мне осталась, хочу!!!»
   Я уже не мог шевелиться, крови во мне почти не осталось, мысли были путаные, обрывочные и жуткие. Смерть, где ты, где ты? — приди же, наконец!
   Так я был убит. Я стоял под деревом, а в неподалеку передо мной лежал мертвый я, и я смотрел на себя. Я больше человека, потому и пережил свою вторую смерть, и отныне память о ней будет навсегда со мной. Я видел, как рвала мое тело та птица, и как ее белые перья покрывались темными пятнами крови. Скоро сюда явятся другие нахлебники. Это ужасно противно — смотреть на то, как меня едят, это было выше моих сил, и я ушел.
   Хала, прекрасная и жестокая Хала, я дважды умирал под твоим небом!
   Мне не повезло, но всегда везти не может — все и всегда не бывает никогда!
   Я вернулся обратно в свой дом, отпустил слуг, отправил тигра обратно в Индию, закрыл все двери и окна, упал на диван и стал плакать в подушку. Печаль и тоска уходили из моей души вместе со слезами, хотелось выть, выть, как волк на луну в голодную зимнюю ночь. Боль и жалость к себе сплелись у меня на сердце. Я смотрел на свою грудь, слышал удары сердца и не мог забыть той страшной раны, убившей меня. Слезы притупили тоску и загладили боль. Глухо ныла душа, все было плохо.
   Лучше лекарство — время. Нужно жить с этим в душе — пройдет время, и зарубцуются раны, и станет легче. А может быть закончить все эти глупости? «Отец» ведь сказал мне тогда: «Когда захочешь, тогда все и прекратится». «Когда будет совсем невмоготу, тогда и решу, — подумал я, — а сейчас, в таком состоянии нет смысла принимать ответственное решение». В конце концов, ведь я уже умирал однажды и тоже принял смерть, но более легкую и не такую страшную, хотя ту смерть я перенес гораздо легче. Возможно на эту смерть наложилась и моя неудачная женитьба — да, скорее всего, так оно и есть.
   От таких мыслей стало как-то легче. Я пошел в душ и смыл с себя все, что накопилось на мне за все это время. Вода обновила меня, и, хотя боль и тоска остались, они стали вроде бы терпимыми и какими-то более родными. Я поел, причем выбирая самое вкусное, а затем лег спать.
   Сон не шел. В голове клубилась тоскливая жуть. Мне припомнилось, как корабль медленно, очень медленно, медленно-медленно, едва перемещаясь в пространстве отрывался от поверхности планеты и устремился ввысь, к звездами, и там, между звезд, он мчался, скользя легко, как пушинка, состязаясь по скорости со светом, сея страх, боль и гибель вокруг себя, — мой корабль, моя боевая машина, и я в ней — маленький человечек, в руках которого жизнь и смерть квадриллионов людей. Все смешалось у меня в голове — и прошедшая война, и холодный бесконечный космос, и моя жизнь здесь, и жизнь в горячем мире Халы, и моя смерть.
   Я вертелся в кровати и так, и сяк, уставая еще больше, и, наконец, когда мне надоело так мучиться, я встал и начал делать спортивные упражнения, стараясь «загнать печаль в мышцы». Хотя я и прозанимался недолго, но облегчение почувствовал довольно быстро. Мышцы ныли. Я лег спать, и усталость мышц закрыла измученный мозг спасительным сном. Я проснулся другим человеком, таким, каким и привык видеть самого себя. Память о неудачной женитьбе и второй смерти осталась у меня в душе в спокойном виде, она уже не мешала жить мне дальше.

Глава 11.
Сверхчеловек.

   А та мысль о сверхчеловеке, что пришла мне в голову столь внезапно, мне понравилась. Действительно, я же по-настоящему являюсь сверхчеловеком в самом прямом смысле этого слова.
   Все, что я делаю, я делаю лучше, чем делает это же обычный человек, причем делаю все это на высочайшем уровне; к тому же, у меня есть специфические возможности, обладание которыми у людей ассоциируется со всемогуществом — власть над временем и пространством, власть над чужой жизнью и смертью, и власть над душами людей — все это в совокупности и образует сверхчеловека, то есть меня.
   У меня также не вызывает сомнений, что человек сверхчеловеком быть не может, а вот нечеловек — уже может. Между человеком и сверхчеловеком лежит путь через нечеловеческое начало, и я прошел этот путь.
   Что я умел, когда только стал нечеловеком? Да практически ничего — ни власти над временем и пространством, ни власти над живыми существами у меня тогда еще не было. Я не мог даже перемещаться из мира Земли в мир Халы — ведь я не мог преобразовывать свое биологическое тело; но постепенно, с течением времени, я прошел первые два этапа: человек — нечеловек — сверхчеловек.
   Что ждет меня дальше в процессе становления меня? Когда я стану Повелителем Миров и стану ли я им вообще когда-нибудь? Этого я сейчас не знаю, но знаю точно, что, как и говорил мой «отец», я меняюсь со временем, становясь все могущественнее и могущественнее, пока получая его от моего «отца», но со временем, может быть, я научусь самостоятельно увеличивать свое могущество и, наверное, когда-нибудь моя сила сравняется с силой Хозяина этой Вселенной.
   Повелитель Мира — кто же это такой? Какими словами описать это состояние? Властелин Миров — это тот, чья власть распространяется на многие Вселенные, но что такое власть над Вселенной? Я много думал над этим вопросом и считаю, что это, прежде всего, право и возможность устанавливать законы ее развития и функционирования.
   Да, я пока еще не умею этого делать, и поэтому меня нельзя с полным правом назвать Хозяином Мира, но можно представить, что когда-нибудь я научусь делать это и создам Вселенную с заданными для нее законами развития и функционирования материи — и что дальше? Зачем все это? Не знаю… Всему свое время, а пока мне просто нужно жить дальше.
   Кстати, а куда подевался мой тигр? Ах, да, ведь я же отправил его в Индию! Надо будет вернуть его обратно. Решив так, я вернул кошку обратно в дом, и все в моей душе снова стало почти так, как и было раньше, до моей неудачной женитьбы.
   Вскоре мне пришла в голову любопытная мысль, что тигра можно успешно снимать в кино, ведь он у меня совершенно ручной. Я переговорил с представителями нескольких кинокомпаний и заинтересовал их, потом нам устроили пробную съемку, и вот мой полосатый хищник уже стал актером.
   На съемочной площадке я всегда выполнял работу дрессировщика: режиссер говорил мне, что должен делать тигр, а я это задание передавал зверю прямо в мозг, чтобы не допустить какого-либо непредусмотренного поведения в процессе съемки; я постоянно отслеживал внутреннее состояние хищника, и если замечал что-нибудь подозрительное, то или «гасил» его своими методами, или же (чтобы не наносить животному тяжелой травмы) прерывал съемку и отправлял зверя в клетку. Надо еще добавить, что тигр все то время, когда не работал, проводил в клетке — это делалось ради безопасности как людей, так и самого хищника.
   А сцены с моим тигром получались великолепно: могучий и красивый зверь, играя вместе с актерами (сам ни разу не сбившись с роли), одним своим присутствием заставлял их играть столь естественно, что довольно часто это была уже не игра, а сущая правда; и, хотя рядом дежурили снайперы, но в их услугах не было необходимости — тигр был всегда послушен моей воле.
   Теперь я зарабатывал деньги не только своей игрой, но и эксплуатируя своего полосатого «приятеля». Ему было достаточно тяжело выдерживать постоянное напряжение перед камерой, поэтому, когда я в качестве отдыха отправлял его погулять на свободу, он проводил там многие недели, и в его голове очень долго не появлялось желание вернуться обратно; но, когда оно все-таки появлялось, только тогда я возвращал животное назад, и оно появлялось передо мной отдохнувшее и готовое к работе. Обилие людей на съемочной площадке, постоянный шум и наличие непонятных (а значит, возможно, опасных) предметов на ней давило на психику тигра, поэтому я предполагал, что, очутившись на свободе, в нем появится стремление к убийству человека, но зверь оказался устроенным гораздо проще — он просто жил себе и никуда, кроме как к тигрице, не стремился.
   Однажды мне самому предложили начать сниматься в кино, мотивируя это тем, что определенный класс ролей мне вполне по силам сыграть успешно. Я подумал и отказался, сказав, что и золото, и слава у меня уже есть, а больше ни того, ни другого мне не нужно. Меня пытались увлечь заманчивыми перспективами, но мне было противно изображать кого-либо, растворяясь в разных образах и, тем самым, теряя свое собственное "я", поэтому я отказался наотрез, и больше ко мне уже не приставали с предложениями такого рода.