Я так и сделал, а потом допил воду и вымыл кружку. Со временем я еще не раз оценю результаты своей работы — как этому человека живется с новой душой, и не допустил ли я каких-нибудь неточностей и погрешностей. Я сделал ему вполне хорошую душу, как у обычного нормального человека, и по-моему мнению, ему будет легче жить с ней, чем с той душой, которая была у него до моего вмешательства.
   Мне кажется, что тяжелые удары войны, раз за разом обрушиваясь на меня, «сбивали» с меня «шелуху» человеческого бытия, обнажая бытие истинное, присущее мне лишь с недавних пор — бытие Властелина Миров, поэтому мои мысли и мои поступки постепенно утрачивали человеческую логику, приобретая иную логику — логику бога. Да, война вызвала к жизни во мне те силы, которые я имел раньше, но которыми боялся воспользоваться — и вот я рождаюсь из оболочки человека — и кем я буду — еще не знаю…
   А людей я убил тем же способом, что и раньше — оборвал несколько нервов в определенных местах, и жизнь прервала свое течение в их телах — множество человек умерло мгновенно, в один и тот же миг. Я взял жизни у тех людей, которые были непосредственно связаны с моим делом, а также у тех, кто лишь еле-еле касался его; однако ничьих родственников я не трогал. Отныне я буду жить гораздо спокойнее — мало кто еще раз осмелится навредить мне!
   Через несколько дней ко мне в дом зашли двое — они были из службы безопасности главы нашего государства. «Чистильщики» просканировали меня и мое жилище специальными приборами, но ни оружия, ни чего-либо подслушивающего и подглядывающего не нашли, о чем и доложили начальству, после чего мы стали ждать «гостей». Спустя некоторое время к дому подъехали две машины, меня подвели к одной из них, и мы сели в нее. Как мне объяснили мои провожатые, второй автомобиль будет нужен для отвода глаз и поэтому самостоятельно поедет другой дорогой. Тем временем, мы выехали за город, и там, возле опушки леса, нас ждали несколько больших машин — на таких обычно ездят правительственные чиновники. Я перешел в одну из них — там меня ждал глава нашего государства — он наверняка хотел переговорить со мной, но так, чтобы никто не знал о нашей встрече. Я полагаю, что в окрестностях все прощупано и просмотрено соответствующими службами, иначе ему глупо было бы приходить ко мне с такими мерами предосторожности, однако на всякий случай я тщательно осмотрел и окрестности, и мысли окружающих нас людей, а уж мозг моего собеседника я просмотрел с особой тщательностью — итак, теперь я знаю цель нашей встречи и могу спокойно обдумывать свои будущие слова и свое будущее поведение еще до начала разговора.
   В закрытом наглухо купе машины не было никого, кроме нас двоих; мы обменялись ничего не значащими репликами, а затем перешли на серьезные темы.
   — Что у тебя там произошло в доме молитвы? — спросил меня собеседник.
   Салон автомашины был большой и удобный… я подумал, а затем, приняв решение, ответил:
   — Я не обязан никому давать отчета ни о чем.
   — За это можно сесть в тюрьму, и сесть надолго, — попробовал хоть как-то повлиять на меня мой собеседник.
   — Попробуй, рискни, — ответил я ему, — но мне кажется, что ты пришел сюда не за этим.
   Как я уже говорил раньше, из его мыслей я уже знал, за чем он пришел ко мне, но ждал, пока он сам не скажет это.
   — Не надо ссориться, я пришел не за этой мелочью, — примирительно сказал собеседник. — Просто мне непонятно — вот я и спросил.
   — Хорошо, я объясню тебе: я просто доказал следователю и всем остальным людям, что могу убить человека , — подвел черту я. — Итак, я ответил на твой второстепенный вопрос, поэтому спрашивай о главном!
   Мы недолго сидели в молчании:
   — Я приехал к тебе за советом, — сказал он.
   — А почему именно ко мне? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.
   — Ты мудр и жесток!
   — Жесток?! О, нет! — изумился я. — Вы все меня совсем не поняли: я не жесток, потому что жестокому человеку нравится боль и страдания других, а мне — нет. Когда мне надо сделать что-либо подобное, я никогда не испытываю радостного наслаждения, а лишь делаю то, что должен сделать; и ты, и любой другой человек на моем месте сделали бы то же самое!
   Так в чем же заключается твое дело?
   — Война скоро закончится нашей победой, но некоторые люди, которые по плану должны были погибнуть во время войны, сдались, да так, что мы не смогли им отказать. Они — и военнопленные, и жители сдавшихся планетарных систем — сдались, — и теперь живы! Их много, очень много: счет идет уже на секстиллионы. Нам не нужны пленные — нам нужны их планеты, но они продолжают сдаваться, и мы не знаем, что с ними теперь делать.
   — Пусть живут — это естественно, — ответил я. — А когда война закончится, их мнение тоже придется учитывать, как бы это ни было вам противно.
   — Хотелось бы их уничтожить, но не всех, конечно, а часть — то есть жителей тех планет, на которых мы в последствии сами бы хотели жить, — наконец-таки глава нашего государства подошел к главной цели нашего разговора.
   — Как так?! — удивился я тому, что меня совершенно не удивляло, ибо я уже знал об этом из его мыслей.
   — Уничтожить, — пояснил он, — но так, чтобы никто ничего не знал и не подозревал. Это легче всего сделать во время боевых действий, — наконец-таки прямо, без всяких виляний из стороны в сторону, сказал он.
   Да, люди говорят о том, что они стали лучше, однако их дела опровергают их слова — а на что еще можно надеяться, если вид «человек разумный» в звездную эпоху остался точно таким же, каким и был в каменном веке! Биологическая основа вида осталась той же самой, а значит…
   — Это же преступление против человечества! — воскликнул я.
   — Да, я знаю все это. Но нам — я говорю от имени всех государств нашего блока — хотелось бы твоего совета — делать нам это или же нет? — спросил он; и я знал, что это и было целью всего нашего разговора.
   Да, злодеи хитро придумали — переложить ответственность за свои кровавые дела на меня, а самим остаться с «чистой» совестью!
   — Ответ «нет»! — резко подчеркнул я. — Но если предположить ответ «да», то каким образом вы собираетесь это делать? — спросил я.
   — Всем этим людям мы скажем, что отправляем их на переселение — оно, естественно, будет происходить через тоннели. Обреченные по системе туннелей будут доставлены к основному туннелю, который выйдет прямо на звезду. В результате, люди сядут, как обычно, в вагончики и, пройдя через тоннели, сгорят в звезде — ни криков, ни слез, ни трупов. Со звездой же не случится ничего, ибо суммарная масса уничтожаемых людей хоть и будет достаточно велика, но все же она будет многократно меньше массы самой звезды.
   Строителям, которые будут делать главный тоннель, и транспортникам, которые будут перевозить людей, необходимо объяснить, что в вагонах, предназначенных для перевозки населения и имеющих соответствующее клеймо — «Для людей», будут перевозиться человеческие трупы с планетарных систем, население которых полностью погибло во время войны, и на самом деле в некоторых вагончиках действительно будут погибшие люди, но в остальных… — там будут пока еще живые люди, сдавшиеся нам в плен, и ради уничтожения которых все это и будет затеяно.
   Сбор разлагающейся биомассы с погибших планетарных систем будет осуществляться следующим образом: специальные роботы, управляемые квалифицированными операторами, будут собирать мертвых людей и тела крупных животных на этих планетах и перемещать их в вагоны. Трупы нужно уничтожать для того, чтобы погасить разыгравшиеся эпидемии; при этом должны быть использованы вагоны «Для людей», а не грузовые потому, что грузовые вагоны нужны нашей промышленности для обеспечения потребностей в военных перевозках.
   Получается все очень логично — останки уничтожаются для улучшения экологии (в противном случае эти планеты еще многие десятилетия будут непригодны для жизни), а пленные перемещаются в специальные лагеря; а то, что из-за неразберихи с вагончиками и те, и другие будут сожжены — не наша вина. Никаких документов нигде не останется — мы будем отдавать только устные приказания, чего вполне достаточно для исполнения во время войны и для того, чтобы не оставлять никаких следов. Часть пленных, порядка 10-20%, конечно же, останется в живых и благополучно прибудет туда, куда и переселялись — они в действительности будут помещены в лагеря, где их будут кормить и лечить, а после войны выпустят, так что все получается достаточно чисто и логично, поэтому ни о каком преступлении речь в принципе не должна возникнуть — речь может идти только лишь о технических ошибках и накладках, вызванных войной — только и всего. Победителей судить будет некому — это не суд над проигравшей стороной, а для суда истории останется больше вопросов и троеточий, нежели ответов; но в чем заключается главная проблема, так это в моральной стороне вопроса — и мы бы хотели, чтобы ты помог нам разобраться с этим.
   — Наши союзники знают обо всем этом? — уточнил я, выделив интонацией слово «всем».
   — Да, и они согласны, — ответил собеседник. — Мы все ждем от тебя решения этого вопроса.
   — Я буду думать, — решил я. — Отвезите меня домой — когда я решу эту проблему, тогда я свяжусь с вами.
   — Вот тебе номер, набери его и назови себя, — глава государства дал мне бумажку, — и тебя сразу же соединят со мной. И поторопись — тебя ждут, да и война заканчивается!
   — Всему свое время.
   Меня отвезли домой — да, они задали мне серьезную задачу, но я был уверен в том, что успешно решу ее.
   Я долго думал над этой проблемой, пока не нашел решение, но мне мало было встречи только лишь с главой нашего государства — мне нужны были все они, все лидеры государств нашего блока, поэтому я позвонил и сообщил нашему главе, что мне нужна личная встреча со всеми руководителями союзных государств, которые в курсе этого вопроса, плюс он сам, и он с удивлением пообещал.
   …Мы встретились в большой комнате. Разговор с ними я начал так:
   — Вы все представляете государства и можете говорить от имени своих народов. Я знаю, что вы хотите уничтожить пленных, — это преступно, и поэтому я спрашиваю всех вас: «Хотите ли вы это сделать или же вам это надо?»
   Они посовещались, и один из них ответил за всех:
   — Мы не уверены, что нам это именно «надо», скорее, мы просто «хотим».
   — В таком случае вы хотите переложить всю моральную ответственность за принятие решения на меня — что ж, я согласен, но я должен до конца понять ситуацию. Для этого сделаем так — я разрешаю уничтожить пленных, но каждый из присутствующих здесь должен назвать мне имя одного своего родственника, который умрет вместе с ними, и я лично проконтролирую то, чтобы он действительно умер без обмана.
   Они задумались надолго и всерьез. Чтобы им не мешать, я вышел в соседнюю комнату и стал ждать, — от их решения зависели не только судьбы каких-то далеких и потому абстрактных людей, а и, что еще более важно, судьбы их близких — это и было одной из моих целей — слить воедино далекое и близкое, чужое и родное…
   Ожидание затянулось, я уже был близок к тому, чтобы заглянуть в их души и их мысли, но решил не делать этого — пусть то, что там происходит, будет тайной для меня — так даже интереснее, ведь я всегда могу восстановить все эти их разговоры в полном объеме, переместившись в прошлое.
   Наконец, они приняли решение, и пригласили меня выслушать его. Мужчины явно постарели за это время — решение далось им очень нелегко.
   — Мы согласны, — сказал один из них. — Мы уже наметили родственников — вот список, — и протянул мне лист бумаги.
   — Итак, — начал говорить я, взяв в руки бумажку и скомкав ее, — вы согласны пожертвовать жизнями ваших родных во имя интересов народов… — и после этого вы утверждаете, что вы «хотите», а не вам «надо»?! Так «хотеть» нельзя! Следовательно, я делаю вывод о том, что уничтожение пленных в вашем понимании является необходимым и отказаться от него вы не в силах, а раз вы не можете иначе, то значит незачем спрашивать моего совета, а также незачем подставлять под удар своих родственников — делайте то, без чего вы не не можете обойтись!
   Вы сами нашли ответ на поставленный вами же вопрос — я только помог вам в этом.
   — Значит, мы можем сделать это? — спросил один из них, пристально глядя на смятую бумагу у меня в руках.
   — Не «можем», а «должны», исходя из вашей логики; а раз «должны» — значит делайте и несите за это ответственность перед собственной совестью!
   У них полегчало на душе прямо моих на глазах:
   — Да будет так! Спасибо тебе! — говорили они мне.
   Теперь, по-моему мнению, настал психологический момент для того, чтобы узнать от них все: они должны рассказать мне то, о чем я уже знаю из их мыслей — они должны знать свое место, ибо как ни крути, а все они — пыль под ногами таких, как я.
   — Не за что, — отвечал им я на благодарности, — вы все сделали сами — я лишь немного помог вам. А теперь вы можете рассказать мне о том, что вы собираетесь сделать с некоторыми народами, которые живут в ваших государствах.
   Учитывая то, о чем мы только что говорили, намек был абсолютно ясен всем присутствующим — они несказанно удивились, а затем один из них не выдержал и спросил:
   — Откуда ты узнал об этом?
   — Объясните мне все — это приказ! — отрезал я.
   Они не могли противиться моей воле, особенно после того, что только что произошло, и поэтому быстро сдались, признав мое превосходство.
   — Хорошо, я расскажу тебе все, — сказал мне глава нашего государства. — Ты ведь сам знаешь, что большинство государств многонациональные и практически в каждом из их есть один или несколько народов, которых лучше бы не было для окружающих… — и современная война предоставляет нам шанс для этого!
   Никто не говорит о том, что «народ виноват», ибо народ не может быть виноват; и никто не говорит о том, что «народ надо уничтожить», ибо никто его уничтожать не собирается. Полностью уничтожать народы нельзя не столько потому, что это является преступлением с точки зрения морали и закона (хотя на мораль вполне можно наплевать, а закон обойти, обмануть или же принять другой, более удобный), а для того, чтобы когда с течением времени ситуация поменяется (а она век за веком все-таки меняется!), то самим не быть уничтоженными. Объявлять целые народы «хорошими», «плохими», «прогрессивными», «дикими», «расово полноценными» или же «расово неполноценными», а также «цивилизованными» или же «нецивилизованными» нельзя, во-первых, потому что приклеенный к народу ярлык клеймит все без исключения его представителей, а это неправильно, ибо люди, слагающие его, различны — среди них есть и гении тоже! — а во-вторых, потому что этот ярлык проводит грань между народами, подвигая одних на агрессивные действия по отношению к другим, а эта межнациональная рознь является обоюдоострым оружием — победитель в сегодняшнем противостоянии через несколько веков — да что там веков! — уже он в следующей войне вполне может стать проигравшим… — и тогда горе ему!
   В межнациональных отношениях необходимо вести себя очень аккуратно и тактично, помня о том, что все народы равны в правах между собой и одинаково ценны для человечества в целом. Все многообразие рас, народов и народностей является тем наследием, которое мы получили от предков, и не нам менять сложившееся в течение тысячелетий положение дел, вот почему мы просто планируем поступить с этими народами точно так же, как мы поступили с теми народами, которые находятся вне территории государств-победителей и с которыми мы воюем сейчас. Мы считаем, что численность определенных народов нужно уменьшить до определенного предела (для каждого народа он свой) вне зависимости от того, живут ли представители этого народа во враждебных нам государствах или же они проживают внутри наших государств, освободив занятые ими планеты для других народов. Военными методами мы добиваемся поставленной цели только для тех народов, которые населяют территории за границами наших государств, однако военные методы неприемлемы для народов, которые находятся среди нас. Уменьшение численности народов и захват их планетарных систем — вот цель современной войны, а где проживает данный народ — в государстве-победителе или же в проигравшей стране — не имеет принципиального значения. Все, что мы осуществляем сейчас, мы планировали сделать еще когда задумывали эту войну, и мы убеждены в правильности принятых нами решений.
   — Ни я, ни они, — он широким жестом обвел всех присутствующих, — никто ничего нового не выдумал из того, что бы ни было сделано до нас; и раньше (из истории ты это помнишь!) очень часто государство давило, подавляло и напрямую воевало с одним из своих народов в пользу другого. Мы делаем то же самое, но современные технологии позволяют нам провести эту операцию быстро, радикально и аккуратно.
   Представителям выбранных народов будет объявлено, что они должны будут в неукоснительном порядке отправлены на переселение на освободившиеся планетарные системы, хотя на самом деле с ними поступят точно так же, как и с пленными: часть из них — процентов 80-90 — будет переправлена не на планеты, а на звезду, где они и погибнут. Потерю множества квадриллионов жизней можно будет легко объяснить ошибками в управлении потоками вагончиков из-за неразберихи вызванной войной — все произойдет точно также, как и с пленными, и будет объяснено оставшимся после войны людям аналогично ситуации с пленными, о которых мы только что говорили с тобой. После войны мы публично накажем кого-нибудь из транспортного руководства, а когда пройдет время, компенсируем им это наказание сторицей, но уже тихо и без прессы. Вот, что мы хотим сделать и что мы сделаем — теперь ты знаешь все и, интересно знать, каково будет твое мнение обо всем этом?
   — Я знаю, что когда вы спрашивали у меня совета относительно пленных, вы одновременно спрашивали меня и об этих народах — их можно назвать несчастными, но разве счастливее их те, кто в этой страшной войне потерял своих лучших представителей?
   Я спокоен, что бы ни случилось — я всегда спокоен, и поэтому чувства и тех, и других близки мне…Не утаивайте от меня ничего и никогда — я все равно узнаю правду!
   А ответ я вам уже дал: раз вы решили — значит делайте, а в свое время история все расставит на свои места!
   …Вскоре война закончилась. Она длилась недолго — больше двух лет, но ее итоги были значительны…
   …Корабли возвращались, и ожидание встречи с близкими заполнило собой все эти дни.
   Корабли возвращались, неся в себе печать безмолвных боев в бездне и печаль о тех, кто навсегда остался в ней.
   Корабли возвращались, и радостью наполнялись сердца людей.
   Корабли возвращались, корабли возвращались…
   Истерзанное пространство нашего звездного острова постепенно начинало приходить в себя…
   Планетарные системы Галактики, уставшие от мощи крейсеров, пробовали робко дышать полной грудью, еще не полностью веря своему счастью, — пришел мир.
   …Был один большой всеобщий праздник — все ликовали. Состоялся парад Победы, в котором участвовали представители всех союзных государств; затем последовала мирная конференция, во время которой державы-победительницы делили завоеванные планеты: все происходило примерно так, как главы правительств договорились перед войной, — как и было решено заранее, многие нейтральные государства тоже получили дополнительные земли.
   На послевоенной конференции отметили, что ни один народ не был уничтожен, хотя некоторые и потеряли более девяноста девяти процентов своей численности.
   Были также обнародованы некоторые числовые итоги войны.
   До войны численность человечества составляла около 437 миллиардов триллионов человек или 437*1021 людей. Воевало около 1,6% всего человечества, то есть 7*1021 человек или немногим больше 1,7*1020 кораблей. Примерно 84,3% человечества погибло, таким образом, осталось 15,7% от предвоенной численности или же 68,6*1021 человек. Война продолжалась 827 суток, то есть в среднем за одну секунду гибло 960 триллионов человек.
   ТАКОЙ войны еще не было в истории.
   С точки зрения всех этих больших цифр оказывается, что мой личный вклад составляет всего лишь одну десятитысячную долю процента всех потерь человечества, в то время как удачное торпедирование подводной лодкой одного или нескольких кораблей в Первую или во же Вторую Мировую войну с суммарным числом погибших порядка нескольких тысяч человек дает одну сотую процента всех убитых на той войне, то есть в тысячу раз больше, чем у меня. Я не рассматриваю варианты, связанные с ядерной бомбардировкой потому, что это — уникальное оружие, и массово оно не применялось, в отличие от торпед и основного оружия звездных крейсеров, применявшихся повсеместно, — в противном случае разрыв составлял бы не в тысячу, а в десятки тысяч раз. Выходит, что с исторической точки зрения мой личный результат оказался просто ничтожен — и, ко всеобщему удивлению, так оно и есть на самом деле!
   Нужно не забывать еще и о том, что я смог достичь столь высоких результатов благодаря своей нечеловеческой сущности; максимальные же результаты за прошедшую войну были гораздо меньше моего — примерно триллионов по триста-четыреста на корабль, что составляет настолько незначительную величину, сравнивая которую с результатом успешных действия подводников, мы получим, что процент убитых относительно всех погибших у самых лучших из современных команд звездолетов в несколько сот тысяч раз меньше, чем у моряков! Таким образом, несмотря на столь большие цифры потерь, оказывается, что прошедшая война мало чем отличалась от предыдущих — где-то больше, где-то меньше: процент общих потерь для всего человечества больше, а относительная успешность действия одного экипажа (как уже было показано выше) гораздо меньше, но все же, учитывая более чем 80% погибших (чего и близко не было раньше!), следует еще раз подчеркнуть:
   ТАКОЙ войны еще не было в истории.
   …Большая война — долгий мир.
   Теперь люди будут долго наслаждаться тишиной и покоем — вплоть до тех пор, пока не придет следующая большая война — Вторая Галактическая. За это время разгорятся и погаснут многие из мелких конфликтов, во время которых будут гибнуть люди, но большинство населения все же будет жить в относительном мире и спокойствии.
   Давно еще, когда люди только делали первые робкие шаги в космосе, они уже мечтали о встречах с другими цивилизациями и о проблемах, связанных с этим; — а оказалось, что в Галактике, кроме нас, нет другого разума, и самая большая проблема для человека — это он сам, и прошедшая война выявила это очень наглядно. Сколь ни были бы сложными отношения с другими цивилизациями, трудно поверить, что человечество может потерять из-за них больше восьмидесяти процентов своей численности за два года!
   Люди — сложные существа и иногда относятся друг к другу по принципу: «Человек человеку — волк».
   …Наверняка все люди на протяжении этой войны обращались с просьбой о помощи или же о спасении к сверхъестественным существам, к богам, но…
   Бог есть там, где есть вероятность, и бога нет там, где есть закономерность!
   Что должно произойти, то и произойдет: молись — не молись — все это бесполезно; но что может произойти, то может и не произойти, следовательно молитва, повышая кажущуюся вероятность наступления благоприятного события, является основой впечатления того, что обращение к сверхъестественным силам помогло. Однако в экстремальных и, тем более, критических ситуациях за помощью обращаются все: и верующие, и атеисты, и остальные, но помощь не приходит ни к кому — я знаю это, ибо сам практически бог; просто когда обращаются 100% человек, а помощь приходит к 10% или пусть даже к 90%, то у спасшихся и у тех, кому они об этом рассказали, складывается впечатление, что все, кто обратился ко всевышнему, получили помощь, а те, кто не обратился, — погибли, но погибшие не могут сказать, что они тоже молились, однако ничего не получили, ибо они — мертвы, а значит доказательство получения помощи спасшимися ложно. Люди в своих повседневных рассуждениях редко учитывают вероятность событий, поэтому рассматривая любую войну, следует отметить, что жизнь и смерть во время нее хотя в определенной мере и зависят от боевого опыта солдата, от качества техники, которая управляется им, а также еще от множества объективных факторов, однако жизнь и смерть в это страшное время все-таки в определенной мере вероятностное событие — кому выпал орел, а кому и решка. Но, несмотря на все вышесказанное, обращаться к сверхъестественным силам необходимо, ибо обращение к ним может стимулировать человека на выработку собственных дополнительных сил, обусловленных появившейся надеждой, а возможности организма в определенных условиях могут быть исключительно велики, поэтому молиться надо; и верить в действенность своей молитвы надо тоже… — но если ты не веришь ни в бога, ни черта, тогда верь в себя, и не молись никому… — и я не знаю, какой из этих путей наилучший — каждому своя дорога!