Страница:
— Поняли, отчего мы за вами смотрели? Это ж фокусы. Суют визитку, напечатанную таким образом, что шрифт сходит через пять-восемь часов…
Глаза женщины сделались до того испуганными, что Шору стало жаль ее.
«Сколько же вас с такими вот крокодиловыми сумочками садилось в мое кресло, — подумал он, — как все вы были поначалу неприступны, как точно следовали тому, чему вас научили юристы, любовники, гадалки, сутенеры, мужья, черти, дьяволы, а я знал, что должен вырвать у вас признание, добиться правды, и я добивался ее, но как же мне было жаль вас всех, боже ты мой, кто бы знал, как мне было вас жаль…»
В трубке щелкнуло.
— Это Рафф. Слушаю вас, господин инспектор Шор.
— Я хочу вас предупредить, господин Рафф, что наш разговор записывается на диктофон, так что вы вправе отказаться от беседы со мною.
— Все зависит от ваших вопросов, господин инспектор Шор. В том случае, если они не будут меня устраивать, я свяжу вас с моими адвокатами, они станут отвечать за меня.
— У меня пока что единственный вопрос, господин Рафф: вы знаете фрау Дорн?
— Конечно! Она была моим секретарем… Что-нибудь случилось?
— К счастью, нет. Если позволите, второй вопрос, господин Рафф: в связи с чем вы направили мистера Вакса вчера вечером к фрау Дорн?
— Кого?!
— Мистера Вакса. Он позвонил к фрау Дорн от вашего имени…
— Господин инспектор Шор, я не знаю человека с такой фамилией.
— Я благодарю вас за исчерпывающий ответ, господин Рафф, приношу свои извинения, до свидания…
Шор положил трубку, бросил под язык еще одну мятную таблетку и сказал:
— Вас проводит мой человек… Расплатитесь в своем отеле и сразу же улетайте домой… За вашей квартирой будут смотреть наши коллеги, живите спокойно, только перед тем, как мы попрощаемся, расскажите мне все, что вы знаете о последних днях Грацио… И передайте в точности последний разговор с ним, фрау Дорн… Грацио говорил с вами семь минут — нет, нет, ни его, ни тем более вас мы не подслушивали, не было оснований, просто счет на разговор с Франкфуртом отмечен как семиминутный… Я выключаю диктофон и даю слово не ссылаться на вашу информацию при допросах тех людей, которые так или иначе входили в окружение покойного…
После того, как фрау Дорн увезли, Шор пригласил Папиньона и, посмеиваясь, заметил:
— Ну, что я тебе говорил? Она обязана была клюнуть на удочку и клюнула. Запомни, с умной женщиной можно бороться только одним — жесткой логикой. Из нашего с тобой разговора она поняла, что нам известно о вчерашнем визитере; мы вовремя успели выяснить про ее франкфуртские связи, про маму и библиотеку детективов. Эрго: она, как и все, читающие Флеминга, считает, что в полиции денег куры не клюют и мы записываем все беседы в отелях, бардаках и даже в телефонных будках. Остальное — дело техники; ненавистные мятные таблетки, гримаса гнева и чуть повышенный голос… Но кто-то крепко вертит все это дело, Папиньон… Такого рода визитки, — он кивнул на глянцевый листок бумаги, — мелкие шулеры не делают, этим занимаются, мой милый, тайные типографии могучих разведывательных институций… Возьми на анализ и запроси «Интерпол», не было ли зафиксировано такого рода фокусов у мафиози… И пригласи на допросы всех тех, кого она только что упомянула… В первую очередь эту самую Мари Кровс, журналистку… А я попробую выпросить у комиссара Матэна десяток хороших сыщиков, чтобы они последили за теми, кого она назвала… И последнее… Она сказала про какого-то русского журналиста, с которым у него была обговорена встреча… — Шор пролистал записную книжку Грацио. — Ты можешь разобрать его почерк? — Он подвинул книжку Папиньону. — Лисо? Лиско? Узнай к вечеру, кто этот человек, о'кэй?
В два часа дня Папиньон передал копию записи допроса фрау Дорн быстрому холодноглазому Паулю Заборски, наиболее доверенному контакту резидентуры ЦРУ в Берне.
В три часа Джон Хоф отправил шифротелеграмму Майклу Вэлшу.
Ответ из Лэнгли пришел незамедлительно:
24
25
В 14 часов 45 минут Пат сообщал:
— Пожалуйста, передайте в шифровальный отдел, что я согласен с предложением Пата, мы переведем ему десять тысяч баков — десять, а не пятьдесят — сегодня же. Это первое. Теперь второе: я вылетаю через пятнадцать минут, сообщите в Нью-Йорк, в наше бюро. И третье: меня интересуют имена всех людей, которые соприкасались с министром обороны Гариваса майором Лопесом в ту пору, когда он учился у нас в Вест-Пойнте, Это все. Я вернусь к одиннадцати. Если что-нибудь срочное, звоните мне за город, я лягу спать поздно, осталось много незавершенной работы.
В шесть часов вертолет Майкла Вэлша приземлился на плоской крыше небоскреба, где располагался среди прочих контор, банков, директоратов филиал акционерного общества «Гонконг — Лос-Анджелес трэйд асошиэйшн лимитед». Под такой «крышей» помещался конспиративный центр ЦРУ, сориентированный на работу по странам Центральной Америки и островам Карибского бассейна.
…Дигон приехал в подземный гараж; там его машина была погружена в автолифт и поднята на семьдесят девятый этаж; возле лифта его встретил Вэлш, осведомился о здоровье, рассказал новый анекдот о президенте Рейгане; посетовал на постоянные глупости, которые творит администрация «старого артиста», пожурил государственный департамент: совершенно запутались, никакого курса, отдали право политических решений Белому дому, забвение уроков Джона Фостера Даллеса; о времена, о нравы; конечно же, Кремль стрижет дивиденды с такого рода глупости; мы одни пытаемся что-то делать, но все эти высылки из Европы русских дипломатов — с нашей подачи — вряд ли возымеют сколько-нибудь продолжительное действие, нет, пришла пора кардинальных решений, от слов надо переходить к реальному делу, иначе мы потеряем все то, что с таким трудом наработали…
— Верно, — согласился Дигон, когда они остались одни в большом зале с голыми стенами, в которые были вмонтированы карты важнейших регионов Центральной Америки, они начинали светиться после легкого прикосновения к пульту, установленному на письменном столе, за который сел Майкл Вэлш, пригласив собеседника устроиться рядом с собою в удобном мягком кресле.
— Отсюда вам будет сподручнее знакомиться с нашими материалами, мистер Дигон, — сказал Вэлш. — Я усадил вас в кресло директора, а он любит комфорт.
— Готов поступиться комфортом во имя надежности, — заметил Дигон. — Если бы ваш директор и наш президент руководствовались такого рода постулатом, думаю, американцам жилось бы спокойно и счастливо. Как у вас со временем, мистер Вэлш?
— Я должен вернуться в Вашингтон не позднее десяти тридцати, в Европе напряженное положение, шифровки из наших резидентур приходят каждые три минуты; хотя бы пятую часть, увы, приходится читать…
— Тогда я сформулирую предмет нашего интереса как можно жестче…
— Я в курсе, мистер Дигон.
— Нет, мистер Вэлш, вы в курсе того, о чем вас проинформировали мои помощники… Я им доверяю и люблю их, но они — это они, а я — это я. Дело в том, что Гаривас меня интересует не только потому, что я не хочу, как и всякий патриот Штатов, повторения Кубы или Никарагуа, но и оттого, что я принципиально озабочен деятельностью Леопольдо Грацио. Именно поэтому и попросил моих людей устроить нам встречу.
— Но они ничего не сказали мне о Леопольдо Грацио, — Вэлш удивленно пожал плечами и полез за своими «лаки страйк». — Я понял их так, что объектом вашего интереса являются плантации бобов какао в Гаривасе, мера стабильности нынешнего режима, угроза национализации или социализации, персоналии, которые могут оказаться полезны вашему предприятию… Я понял ваших коллег именно таким образом.
Дигон улыбнулся.
— Я же сказал вам: они — это они, а я — это я… Убежден, что телефонные разговоры моей корпорации фиксируются аппаратом ФБР, оттуда вполне возможна утечка информации, она, впрочем, возможна, увы, и в моем штабе… Поэтому главное я открываю вам. Одному. И никому более.
Вэлш нажал на одну из кнопок пульта; пророкотал низкий бас из двух динамиков, укрепленных где-то под потолком:
— Центральный пункт информации слушает.
— Меня интересуют данные по Леопольдо Грацио, финансисту.
— Центральный пункт информации настаивает на том, чтобы вы назвали свой пароль и номер удостоверения.
— Тридцать восемь — восемьдесят семь, номер карточки девять тысяч один, дробь кэй даблью.
— Благодарю вас, — пророкотал низкий бас, и на стене как раз напротив кресла, где расположился Дигон, появилось изображение Леопольдо Грацио: высокий, чуть располневший мужчина с белозубой улыбкой, в строгом черном костюме. — Приблизительная стоимость акций, скупленных его фирмами в последние месяцы, — начал рокотать бас еще в более низком регистре, — исчисляется в сто семьдесят миллионов долларов; близок к концерну Блика, владеет контрольным пакетом акций в фирме «Грацио корпорейшн», стоимость которых равна двумстам сорока миллионам долларов; особая активность его представителей зафиксирована за последние месяцы в Гаривасе, Бразилии и Эквадоре. Объект интереса в Бразилии — акции «Фольксвагена», в Эквадоре — игра на понижение акций компании ИТТ, в Гаривасе он поставил на какао-бобы, скупая акции «Фрут компани» на биржах Женевы, Гонконга, Амстердама и Франкфурта. Имел две беседы с премьер-министром Гариваса полковником Мигелем Санчесом, предложил заем в сто миллионов долларов для реализации проекта единой энергосистемы в стране после того, как какао бобы завоюют мировой рынок. Концерн Грацио проявляет серьезный интерес к энергетическому бизнесу, владеет семнадцатью процентами акций в «Электрисите женераль» и семью процентами «Электрищегезельшафт ам Майн». Грацио имеет надежные связи с руководителями профсоюзов работников электростанций Федеративной Республики Германии, Бельгии, Дании и Испании, которые, в свою очередь, постоянно контактируют с министрами экономики соответствующих государств. Таким образом, в случае, если Грацио разместит заем в Гаривасе и правительство полковника Санчеса подпишет с ним договор, интересам Соединенных Штатов может быть нанесен определенный ущерб, поскольку ключевые посты по связям с экономикой Гариваса перейдут в руки центристских, а возможно, и социалистических (Испания, Франция) правительств Европы.
Рокочущий бас продолжал выдавать бесстрастную информацию:
— Оперативные данные о Леопольдо Грацио: весьма скромен во время публичных выступлений, порочен до определенной меры, к гомосексуализму, группенсексу не склонен, имеет двух любовниц Мадлен Роша в Париже, рю Тильзит, семь, и Анжелику Фор, Бад-Годесберг-Лисем, Ауф дем Колленхоф, тридцать два, по итальянским законам не имеет права на развод, платит жене Анжелике фон Варецки, с которой не живет уже двенадцать лет, сорок пять тысяч долларов на содержание, к азартным играм не пристрастен, упрям в достижении цели, внутренне одинок, ценит ласку, к попытке подвести к нему нашего агента Муар отнесся подозрительно, в прошлом поддерживал деловые связи с представителями марсельской и палермской мафии через некоего Гастона, предположительно Яна Гломбу, проживавшего в Мюнхене, его дилерами на бирже Цюриха являются Хуан Бланко и Бенджамин Уфер, сам он никогда в зале бирж не появляется, во время кризисных ситуаций, как правило, находится на борту своего самолета, откуда держит постоянную связь с дилерами; из концернов США в связях с ним зафиксирована группа Моргана, однако попытка использования его в интересах концерна успехом не увенчалась; можно полагать, что он относится к числу финансистов «новой волны», которые полагают разумным развитие связей не только с представителями националистических режимов, выступающих с критикой нашей политики, но и с социалистическими странами, поскольку это, по словам гамбургской журналистки Мари Кровс, взявшей интервью у Грацио, «угодно европейской тенденции, а она весьма условно делима на „западную“ и „восточную“, да и то чаще всего в идеологической сфере; что же касается экономики, то Европа не может не быть единым организмом…».
— Хватит, — сказал Дигон, — это самое важное. Что известно о его контактах с Кремлем?
Вэлш снова закурил, вместо него пророкотал низкий бас:
— Зафиксирован факт переговоров фирмы «Петролеум индастри» с Внешторгбанком России по поводу совместного проекта; работа экспертов продолжается, Грацио имеет одиннадцать процентов акций «Петролеум».
— Пусть он теперь не слушает нас, — сказал Дигон Вэлшу, — поблагодарите его, и пусть отключится…
— Это автомат, — усмехнулся Вэлш, — робот, он не умеет реагировать на слово «благодарю», глядишь, и ответит бранью… Что касается подслушивания, то гарантировать ничего не могу, мы находимся в оперативном центре, здесь каждое слово фиксируется, как в кабине реактивного бомбардировщика…
— Хорошо, тогда ответьте мне под вашу поганую запись: как долго вы намерены терпеть этого самого полковника Санчеса? Если нет, то существует ли у вас замена ему и опасно ли для моих и ваших интересов в пограничных с Гаривасом странах возможное развитие ситуации, сумей Леопольдо Грацио закрепить там свои позиции?
— Существует девять вариантов, разработанных, — зарокотал было бас, но Вэлш живо нажал на одну из кнопок, и на втором экране, вмонтированном в стену, тревожно зажглись два слова: «Но ансэ!» — «Не отвечать!»
— У нас есть кое-какие соображения, мистер Дигон, нас не может не тревожить политика полковника Санчеса, хотя пока нет реальных доказательств его связей с Кремлем или Кастро… Пожалуй, мы готовы будем помочь вам информацией, если вы решите поставить на здравомыслящие элементы в Гаривасе… В первую очередь я имею в виду майора Лопеса, министра обороны… Я солидарен с Карлом Марксом — лишь уповая на решение экономических проблем, мы сможем добиться угодных нам политических корректив…
— По поводу этого самого министра Лопеса тоже будет «Не отвечать!»? Или какими-то сведениями об этом парне вы можете поделиться?
— Мы им очень дорожим, мистер Дигон, поэтому я готов дать вам лишь строго дозированную информацию. В случае, если вы решитесь на прямой контакт с Лопесом и он пойдет на этот контакт, я открою вам то, что пока должно оставаться тайною Штатов.
— Спасибо, мистер Вэлш, я тронут вашей откровенностью, мне хотелось бы увидеться с вами после того, как я обговорю мои планы с майором Лопесом, не возражаете?
— Мои коллеги заинтересованы в этом не меньше вас, мистер Дигон, несмотря на то, что это не затрагивает их финансовых интересов…
Дигон усмехнулся.
— А вы покупайте акции моей дочерней фирмы «Континентл фуд индастри», именно она станет играть на понижение стоимости акций какао-бобов Гариваса… Тогда вы в случае удачи предприятия на доллар получите не меньше пяти. Спасибо за то, что нашли для старика время…
26
Глаза женщины сделались до того испуганными, что Шору стало жаль ее.
«Сколько же вас с такими вот крокодиловыми сумочками садилось в мое кресло, — подумал он, — как все вы были поначалу неприступны, как точно следовали тому, чему вас научили юристы, любовники, гадалки, сутенеры, мужья, черти, дьяволы, а я знал, что должен вырвать у вас признание, добиться правды, и я добивался ее, но как же мне было жаль вас всех, боже ты мой, кто бы знал, как мне было вас жаль…»
В трубке щелкнуло.
— Это Рафф. Слушаю вас, господин инспектор Шор.
— Я хочу вас предупредить, господин Рафф, что наш разговор записывается на диктофон, так что вы вправе отказаться от беседы со мною.
— Все зависит от ваших вопросов, господин инспектор Шор. В том случае, если они не будут меня устраивать, я свяжу вас с моими адвокатами, они станут отвечать за меня.
— У меня пока что единственный вопрос, господин Рафф: вы знаете фрау Дорн?
— Конечно! Она была моим секретарем… Что-нибудь случилось?
— К счастью, нет. Если позволите, второй вопрос, господин Рафф: в связи с чем вы направили мистера Вакса вчера вечером к фрау Дорн?
— Кого?!
— Мистера Вакса. Он позвонил к фрау Дорн от вашего имени…
— Господин инспектор Шор, я не знаю человека с такой фамилией.
— Я благодарю вас за исчерпывающий ответ, господин Рафф, приношу свои извинения, до свидания…
Шор положил трубку, бросил под язык еще одну мятную таблетку и сказал:
— Вас проводит мой человек… Расплатитесь в своем отеле и сразу же улетайте домой… За вашей квартирой будут смотреть наши коллеги, живите спокойно, только перед тем, как мы попрощаемся, расскажите мне все, что вы знаете о последних днях Грацио… И передайте в точности последний разговор с ним, фрау Дорн… Грацио говорил с вами семь минут — нет, нет, ни его, ни тем более вас мы не подслушивали, не было оснований, просто счет на разговор с Франкфуртом отмечен как семиминутный… Я выключаю диктофон и даю слово не ссылаться на вашу информацию при допросах тех людей, которые так или иначе входили в окружение покойного…
После того, как фрау Дорн увезли, Шор пригласил Папиньона и, посмеиваясь, заметил:
— Ну, что я тебе говорил? Она обязана была клюнуть на удочку и клюнула. Запомни, с умной женщиной можно бороться только одним — жесткой логикой. Из нашего с тобой разговора она поняла, что нам известно о вчерашнем визитере; мы вовремя успели выяснить про ее франкфуртские связи, про маму и библиотеку детективов. Эрго: она, как и все, читающие Флеминга, считает, что в полиции денег куры не клюют и мы записываем все беседы в отелях, бардаках и даже в телефонных будках. Остальное — дело техники; ненавистные мятные таблетки, гримаса гнева и чуть повышенный голос… Но кто-то крепко вертит все это дело, Папиньон… Такого рода визитки, — он кивнул на глянцевый листок бумаги, — мелкие шулеры не делают, этим занимаются, мой милый, тайные типографии могучих разведывательных институций… Возьми на анализ и запроси «Интерпол», не было ли зафиксировано такого рода фокусов у мафиози… И пригласи на допросы всех тех, кого она только что упомянула… В первую очередь эту самую Мари Кровс, журналистку… А я попробую выпросить у комиссара Матэна десяток хороших сыщиков, чтобы они последили за теми, кого она назвала… И последнее… Она сказала про какого-то русского журналиста, с которым у него была обговорена встреча… — Шор пролистал записную книжку Грацио. — Ты можешь разобрать его почерк? — Он подвинул книжку Папиньону. — Лисо? Лиско? Узнай к вечеру, кто этот человек, о'кэй?
В два часа дня Папиньон передал копию записи допроса фрау Дорн быстрому холодноглазому Паулю Заборски, наиболее доверенному контакту резидентуры ЦРУ в Берне.
В три часа Джон Хоф отправил шифротелеграмму Майклу Вэлшу.
Ответ из Лэнгли пришел незамедлительно:
"Предпримите все меры, чтобы Шор был отстранен от расследования хотя бы на ближайшие пять дней. Поручите Папиньону производство обыска на квартире Лыско — неожиданно для Шора — в тот момент, когда получите наше на то указание.
Майкл Вэлш".
24
Из бюллетеня Пресс-центра:
"Как стало известно, группа финансистов Уолл-Стрита вошла с интерпелляцией в Верховный суд с требованием немедленного ареста всех активов покойного Леопольда Грацио, поскольку, предположительно, он покончил с собою в связи с надвигавшимся банкротством.
Поскольку Грацио в последнее время, как утверждают чиновники банковских корпораций, предпринял ряд весьма рискованных операций, финансировал гигантские проекты в развивающихся странах, поддерживал прогрессивный режим в Гаривасе, скупал акции на биржах Гонконга, Чикаго и Франкфурта, его положение резко пошатнулось; он выбрал для себя самый легкий путь, чтобы уйти от ответственности.
В случае, если решение об аресте активов покойного Леопольда Грацио войдет в законную силу, предполагается ревизия всех его бумаг.
Однако уже сегодня активы Грацио находятся под подозрением, а цена на его акции катастрофически падает; если день назад он был тайным банкротом, то сегодня стал банкротом явным. Если же он не был банкротом, то его им сделала самим фактом такого рода открытой, широко рекламируемой интерпелляции".
25
Ретроспектива II (шесть месяцев назад, лето 83-го)
Заместитель директора ЦРУ Майкл Вэлш мельком глянул на большие часы, показывавшие местное, вашингтонское время; до встречи с Дигоном оставалось еще четыре часа; вертолет идет в Нью-Йорк сорок семь минут; времени хватает, можно и нужно прочитать последние сводки из пограничных с Гаривасом государств; особенно интересно работает резидент в Паме, совсем еще молодой Юджин Пат; к разговору с Дигоном следует хорошо подготовиться.В 14 часов 45 минут Пат сообщал:
"Предстоящая конференция в Гаване понудила меня предпринять ряд срочных мер, особенно после того, как я получил информацию, что официальный представитель нынешнего режима Гариваса примет участие в ее работе в качестве наблюдателя. Агент Сидней, работающий на телевидении, имеет ряд материалов, компрометирующих полковника Мигеля Санчеса. Эти материалы были переданы мне ЮСИА11, но не выдерживали никакой критики в силу их прямолинейности и недоказанности обвинений, выдвинутых против лидера. Я подключил к переработке материалов моего агента из газеты «Эль Эпока»; ныне «тайные связи» полковника Санчеса с режимом Кастро кажутся вполне правдоподобными; хорошо прозвучит история о том, как Санчес не пожелал спасти своего друга во время охоты на акул в заливе и его друг (профессор Мориета) погиб в пасти хищника; есть также показания девушки, обвиняющей полковника Санчеса в покушении на ее добродетель. Я предложил тогда добавить еще один эпизод: агентура, работающая в среде левых профсоюзов, организовала материал о том, что некий Мигель Санчес из Гариваса еще девять лет назад ездил в Прагу и Улан-Батор на средства, не заявленные финансово-контрольным органам; следовательно, эти средства не что иное, как деньги КГБ или ЦРУ, хотя я порекомендовал допустить версию «кубинской черной валюты». Послезавтра появится заявление «Конфедерации демократических граждан Памы», в котором будет превозноситься предстоящая конференция, в резких выражениях «заклеймят» американский империализм и колониализм, предпринимающий все возможное, чтобы «задушить» прогрессивные режимы Латинской Америки; после этого наша агентура напечатает сообщение о том, что «Конфедерация демократических граждан» есть не что иное, как запасная штаб-квартира компартии и именно отсюда исходят все приказы на проведение забастовок в Паме, разрушающих и без того ослабленную экономику страны".В 15 часов 05 минут Юджин Пат передал:
"Мой агент, работающий ныне в посольстве Гариваса, во время конспиративной встречи, состоявшейся только что, сообщил, что начальник генерального штаба полковник Диас, весьма близкий к премьеру Мигелю Санчесу, находится в крайне натянутых отношениях с министром обороны майором Лопесом. Предполагают, что это происходит оттого, что в новом кабинете не все верят Лопесу, получавшему образование в Вест-Пойнте, хотя министр иностранных дел режима полковника Санчеса, доктор Малунде, выпускник Гарварда, стоит тем не менее на позициях, приближающихся к крайне левым. Пока что Санчес сохраняет видимость единства кабинета, но я предполагаю начать в здешней прессе кампанию против начальника генерального штаба Диаса, обвинив его в тайных связях с «американским империализмом» и в заговоре против полковника Санчеса, опасаясь, что чрезмерный либерализм гаривасского лидера может ввергнуть республику в пучину гражданской войны.Майкл Вэлш пожал плечами, откинулся на спинку кресла, легко взбросил ноги на краешек стола, закурил «лаки страйк», нажал на кнопку селектора.
Представилась возможность выйти на один из контактов майора Лопеса, связанных с его операциями по перекупке на фиктивные имена плантаций какао-бобов, однако контакт требует пятьдесят тысяч долларов в качестве аванса, объясняя это условие крайним риском всей операции. Он полагает, что информация, которой он снабдит нас, позволит провести конспиративную встречу с майором Лопесом и установить с ним деловые отношения. Жду указаний".
— Пожалуйста, передайте в шифровальный отдел, что я согласен с предложением Пата, мы переведем ему десять тысяч баков — десять, а не пятьдесят — сегодня же. Это первое. Теперь второе: я вылетаю через пятнадцать минут, сообщите в Нью-Йорк, в наше бюро. И третье: меня интересуют имена всех людей, которые соприкасались с министром обороны Гариваса майором Лопесом в ту пору, когда он учился у нас в Вест-Пойнте, Это все. Я вернусь к одиннадцати. Если что-нибудь срочное, звоните мне за город, я лягу спать поздно, осталось много незавершенной работы.
В шесть часов вертолет Майкла Вэлша приземлился на плоской крыше небоскреба, где располагался среди прочих контор, банков, директоратов филиал акционерного общества «Гонконг — Лос-Анджелес трэйд асошиэйшн лимитед». Под такой «крышей» помещался конспиративный центр ЦРУ, сориентированный на работу по странам Центральной Америки и островам Карибского бассейна.
…Дигон приехал в подземный гараж; там его машина была погружена в автолифт и поднята на семьдесят девятый этаж; возле лифта его встретил Вэлш, осведомился о здоровье, рассказал новый анекдот о президенте Рейгане; посетовал на постоянные глупости, которые творит администрация «старого артиста», пожурил государственный департамент: совершенно запутались, никакого курса, отдали право политических решений Белому дому, забвение уроков Джона Фостера Даллеса; о времена, о нравы; конечно же, Кремль стрижет дивиденды с такого рода глупости; мы одни пытаемся что-то делать, но все эти высылки из Европы русских дипломатов — с нашей подачи — вряд ли возымеют сколько-нибудь продолжительное действие, нет, пришла пора кардинальных решений, от слов надо переходить к реальному делу, иначе мы потеряем все то, что с таким трудом наработали…
— Верно, — согласился Дигон, когда они остались одни в большом зале с голыми стенами, в которые были вмонтированы карты важнейших регионов Центральной Америки, они начинали светиться после легкого прикосновения к пульту, установленному на письменном столе, за который сел Майкл Вэлш, пригласив собеседника устроиться рядом с собою в удобном мягком кресле.
— Отсюда вам будет сподручнее знакомиться с нашими материалами, мистер Дигон, — сказал Вэлш. — Я усадил вас в кресло директора, а он любит комфорт.
— Готов поступиться комфортом во имя надежности, — заметил Дигон. — Если бы ваш директор и наш президент руководствовались такого рода постулатом, думаю, американцам жилось бы спокойно и счастливо. Как у вас со временем, мистер Вэлш?
— Я должен вернуться в Вашингтон не позднее десяти тридцати, в Европе напряженное положение, шифровки из наших резидентур приходят каждые три минуты; хотя бы пятую часть, увы, приходится читать…
— Тогда я сформулирую предмет нашего интереса как можно жестче…
— Я в курсе, мистер Дигон.
— Нет, мистер Вэлш, вы в курсе того, о чем вас проинформировали мои помощники… Я им доверяю и люблю их, но они — это они, а я — это я. Дело в том, что Гаривас меня интересует не только потому, что я не хочу, как и всякий патриот Штатов, повторения Кубы или Никарагуа, но и оттого, что я принципиально озабочен деятельностью Леопольдо Грацио. Именно поэтому и попросил моих людей устроить нам встречу.
— Но они ничего не сказали мне о Леопольдо Грацио, — Вэлш удивленно пожал плечами и полез за своими «лаки страйк». — Я понял их так, что объектом вашего интереса являются плантации бобов какао в Гаривасе, мера стабильности нынешнего режима, угроза национализации или социализации, персоналии, которые могут оказаться полезны вашему предприятию… Я понял ваших коллег именно таким образом.
Дигон улыбнулся.
— Я же сказал вам: они — это они, а я — это я… Убежден, что телефонные разговоры моей корпорации фиксируются аппаратом ФБР, оттуда вполне возможна утечка информации, она, впрочем, возможна, увы, и в моем штабе… Поэтому главное я открываю вам. Одному. И никому более.
Вэлш нажал на одну из кнопок пульта; пророкотал низкий бас из двух динамиков, укрепленных где-то под потолком:
— Центральный пункт информации слушает.
— Меня интересуют данные по Леопольдо Грацио, финансисту.
— Центральный пункт информации настаивает на том, чтобы вы назвали свой пароль и номер удостоверения.
— Тридцать восемь — восемьдесят семь, номер карточки девять тысяч один, дробь кэй даблью.
— Благодарю вас, — пророкотал низкий бас, и на стене как раз напротив кресла, где расположился Дигон, появилось изображение Леопольдо Грацио: высокий, чуть располневший мужчина с белозубой улыбкой, в строгом черном костюме. — Приблизительная стоимость акций, скупленных его фирмами в последние месяцы, — начал рокотать бас еще в более низком регистре, — исчисляется в сто семьдесят миллионов долларов; близок к концерну Блика, владеет контрольным пакетом акций в фирме «Грацио корпорейшн», стоимость которых равна двумстам сорока миллионам долларов; особая активность его представителей зафиксирована за последние месяцы в Гаривасе, Бразилии и Эквадоре. Объект интереса в Бразилии — акции «Фольксвагена», в Эквадоре — игра на понижение акций компании ИТТ, в Гаривасе он поставил на какао-бобы, скупая акции «Фрут компани» на биржах Женевы, Гонконга, Амстердама и Франкфурта. Имел две беседы с премьер-министром Гариваса полковником Мигелем Санчесом, предложил заем в сто миллионов долларов для реализации проекта единой энергосистемы в стране после того, как какао бобы завоюют мировой рынок. Концерн Грацио проявляет серьезный интерес к энергетическому бизнесу, владеет семнадцатью процентами акций в «Электрисите женераль» и семью процентами «Электрищегезельшафт ам Майн». Грацио имеет надежные связи с руководителями профсоюзов работников электростанций Федеративной Республики Германии, Бельгии, Дании и Испании, которые, в свою очередь, постоянно контактируют с министрами экономики соответствующих государств. Таким образом, в случае, если Грацио разместит заем в Гаривасе и правительство полковника Санчеса подпишет с ним договор, интересам Соединенных Штатов может быть нанесен определенный ущерб, поскольку ключевые посты по связям с экономикой Гариваса перейдут в руки центристских, а возможно, и социалистических (Испания, Франция) правительств Европы.
Рокочущий бас продолжал выдавать бесстрастную информацию:
— Оперативные данные о Леопольдо Грацио: весьма скромен во время публичных выступлений, порочен до определенной меры, к гомосексуализму, группенсексу не склонен, имеет двух любовниц Мадлен Роша в Париже, рю Тильзит, семь, и Анжелику Фор, Бад-Годесберг-Лисем, Ауф дем Колленхоф, тридцать два, по итальянским законам не имеет права на развод, платит жене Анжелике фон Варецки, с которой не живет уже двенадцать лет, сорок пять тысяч долларов на содержание, к азартным играм не пристрастен, упрям в достижении цели, внутренне одинок, ценит ласку, к попытке подвести к нему нашего агента Муар отнесся подозрительно, в прошлом поддерживал деловые связи с представителями марсельской и палермской мафии через некоего Гастона, предположительно Яна Гломбу, проживавшего в Мюнхене, его дилерами на бирже Цюриха являются Хуан Бланко и Бенджамин Уфер, сам он никогда в зале бирж не появляется, во время кризисных ситуаций, как правило, находится на борту своего самолета, откуда держит постоянную связь с дилерами; из концернов США в связях с ним зафиксирована группа Моргана, однако попытка использования его в интересах концерна успехом не увенчалась; можно полагать, что он относится к числу финансистов «новой волны», которые полагают разумным развитие связей не только с представителями националистических режимов, выступающих с критикой нашей политики, но и с социалистическими странами, поскольку это, по словам гамбургской журналистки Мари Кровс, взявшей интервью у Грацио, «угодно европейской тенденции, а она весьма условно делима на „западную“ и „восточную“, да и то чаще всего в идеологической сфере; что же касается экономики, то Европа не может не быть единым организмом…».
— Хватит, — сказал Дигон, — это самое важное. Что известно о его контактах с Кремлем?
Вэлш снова закурил, вместо него пророкотал низкий бас:
— Зафиксирован факт переговоров фирмы «Петролеум индастри» с Внешторгбанком России по поводу совместного проекта; работа экспертов продолжается, Грацио имеет одиннадцать процентов акций «Петролеум».
— Пусть он теперь не слушает нас, — сказал Дигон Вэлшу, — поблагодарите его, и пусть отключится…
— Это автомат, — усмехнулся Вэлш, — робот, он не умеет реагировать на слово «благодарю», глядишь, и ответит бранью… Что касается подслушивания, то гарантировать ничего не могу, мы находимся в оперативном центре, здесь каждое слово фиксируется, как в кабине реактивного бомбардировщика…
— Хорошо, тогда ответьте мне под вашу поганую запись: как долго вы намерены терпеть этого самого полковника Санчеса? Если нет, то существует ли у вас замена ему и опасно ли для моих и ваших интересов в пограничных с Гаривасом странах возможное развитие ситуации, сумей Леопольдо Грацио закрепить там свои позиции?
— Существует девять вариантов, разработанных, — зарокотал было бас, но Вэлш живо нажал на одну из кнопок, и на втором экране, вмонтированном в стену, тревожно зажглись два слова: «Но ансэ!» — «Не отвечать!»
— У нас есть кое-какие соображения, мистер Дигон, нас не может не тревожить политика полковника Санчеса, хотя пока нет реальных доказательств его связей с Кремлем или Кастро… Пожалуй, мы готовы будем помочь вам информацией, если вы решите поставить на здравомыслящие элементы в Гаривасе… В первую очередь я имею в виду майора Лопеса, министра обороны… Я солидарен с Карлом Марксом — лишь уповая на решение экономических проблем, мы сможем добиться угодных нам политических корректив…
— По поводу этого самого министра Лопеса тоже будет «Не отвечать!»? Или какими-то сведениями об этом парне вы можете поделиться?
— Мы им очень дорожим, мистер Дигон, поэтому я готов дать вам лишь строго дозированную информацию. В случае, если вы решитесь на прямой контакт с Лопесом и он пойдет на этот контакт, я открою вам то, что пока должно оставаться тайною Штатов.
— Спасибо, мистер Вэлш, я тронут вашей откровенностью, мне хотелось бы увидеться с вами после того, как я обговорю мои планы с майором Лопесом, не возражаете?
— Мои коллеги заинтересованы в этом не меньше вас, мистер Дигон, несмотря на то, что это не затрагивает их финансовых интересов…
Дигон усмехнулся.
— А вы покупайте акции моей дочерней фирмы «Континентл фуд индастри», именно она станет играть на понижение стоимости акций какао-бобов Гариваса… Тогда вы в случае удачи предприятия на доллар получите не меньше пяти. Спасибо за то, что нашли для старика время…
26
14.10.83 (17 часов 04 минуты)
Корреспондент провинциальной «Стар» Фрэнк По прилетел в Шёнёф в девять вечера, взял такси возле маленького аэропорта и попросил шофера отвезти его в европейский Пресс-центр.
Там он сразу же пошел в бар, надеясь отыскать кого-либо из знакомых; сейчас здесь шумели, пили, спорили, рассказывали анекдоты; это были, в основном, европейцы; один лишь американец — Фрэнк определил его по клетчатому пиджаку, узеньким брюкам и тяжелым черным полуботинкам (никто так не традиционен в фасоне одежды и обуви, как американцы, которым за пятьдесят) — сидел за стойкой и, быстро пролистывая страницы пресс-бюллетеней, пил лимонный сок птичьими, очень маленькими, жадными глотками.
К нему он и подошел.
— Я Фрэнк По из «Стар», можно, я сяду рядом?
— Я «сэр Все» из ниоткуда, — ответил американец. — Здесь не принято спрашивать разрешения, если свободно, садитесь, и все тут…
— Меня пригнали сюда, потому что коллега из Гамбурга, кажется, Мари Кровс имеет какую-то информацию по делу шлепнувшегося миллионера из Палермо. Вы ее не видели?
— Видел. Она скоро вернется, куда-то уехала… Мечется все время, пытается опубликовать свои разоблачения, воюет против нашего агрессивного империализма, а беднягу никто не печатает… Как это все смешно, — вздохнул «сэр Все», — суета сует и всяческая суета… Вот, глядите, — он подвинул Фрэнку несколько страниц, — я передал в бюллетень Пресс-центра свою подборку самой важной информации о том, что сотрясает сегодня мир. Однако и у нас здесь, как везде, во всем и всюду, сплошная тенденция… Вот прочтите мое сообщение о том, что у нас изобретен препарат — тимолол, который уменьшает рабочую нагрузку на сердце и снижает смертность на сорок процентов. А ведь подсчитано, что в этом году от инфаркта у нас с вами на родине умрут миллион человек. Миллион, понимаете? Не умерли, а умрут… Спокойно пишут, отстраненно… Так вот, про тимолол печатать не стали, «еще не проверено до конца»… Ладно… Дал другое: токийский профессор Касуга доказал, что жена человека, который вроде меня смолит шестьдесят сигарет в день, «пассивно выкуривает» полпачки в сутки. А некурящая секретарша курилки-босса тем не менее также пассивно выкуривает двадцать штук в сутки… Мне сказали: "Ну и что? Вы хотите отпугнуть стенографисток? Они и так бегут, как крысы с тонущего корабля, потому что мы спим с ними бесплатно, заставляем работать по ночам без сверхурочных и легко передаем друг другу, когда они нам приедаются, называя этот акт «списанием в национальное хозяйство». Ладно. Я просил, чтобы напечатали сообщение о работе голландцев, которые доказали, что мы стоим перед катастрофой: химические удобрения убивают червей в почве, а это означает умерщвление структуры пахотной и луговой земли. Мне ответили, что эта информация носит дурно пахнущий, не эстетический оттенок. Тогда я принес сообщение из Манилы о том, что филиппинская армия делает взрывчатку для бомб из кокосовых орехов. Надо мной посмеялись — не может быть. Ладно, нас, янки, просто так не скрутишь. Я им сунул информацию про то, что акулы не болеют раком, да и другим серьезным инфекционным заболеваниям не подвержены и ученые сейчас бьются над тем, как обнаружить вещества, которые стимулируют их иммунную систему, а еще лучше — выделить, чтобы спасти род людской от рака. Мне ответили, что нечего прославлять акулу в прессе… Знаете, что напечатали?
Фрэнк По, завороженно слушавший «сэра Все», покачал головой.
— Ума не приложу.
— Зачитываю, — «сэр Все» факирским жестом отмахнул три страницы бюллетеня. — Британская фирма «Строуб айдент» сконструировала портативный маяк для подачи сигнала бедствия. Длина — двести миллиметров, масса — двести пятьдесят граммов, стоимость — шестьдесят долларов… Ничего, а? Каждый тонет в одиночку, век разобщенности, эра тенденции и крушения человеческого духа… А бедненькая Мари носится с идеей добра, изоляции наших финансовых китов и спасения красивого полковника Санчеса, последнего идеалиста испаноговорящей Америки…
— Простите, а как вас все-таки зовут? — поинтересовался Фрэнк.
— Меня зовут «сэр Все», я же вам представился, — раздраженно ответил американец. — Или у вас дырявая память, как у всех молодых людей? Когда я поверю вам, тогда расскажу, отчего у меня такое странное имя… У меня нет оснований вам верить, потому что я трезв, а пить начну через неделю, когда кончу работу, запланированную на этот месяц.
…Мари пришла в бар около одиннадцати; растерянная, с ярким румянцем на острых скулах.
— Я Фрэнк По из «Стар», мисс Кровс… Так же, как и вы, я ненавижу наших старых мумий, готовлю материал о ситуации в Гаривасе, а в Париже мне сказали — я там аккредитован, хотя работаю по всей Западной Европе, — что у вас есть какие-то новые данные в связи с интересующей меня проблематикой…
Мари ответила не сразу, а лишь после того, как изучающе осмотрела По.
— Какая проблематика вас интересует? Я, признаться, прежде не читала ваших корреспонденции.
Корреспондент провинциальной «Стар» Фрэнк По прилетел в Шёнёф в девять вечера, взял такси возле маленького аэропорта и попросил шофера отвезти его в европейский Пресс-центр.
Там он сразу же пошел в бар, надеясь отыскать кого-либо из знакомых; сейчас здесь шумели, пили, спорили, рассказывали анекдоты; это были, в основном, европейцы; один лишь американец — Фрэнк определил его по клетчатому пиджаку, узеньким брюкам и тяжелым черным полуботинкам (никто так не традиционен в фасоне одежды и обуви, как американцы, которым за пятьдесят) — сидел за стойкой и, быстро пролистывая страницы пресс-бюллетеней, пил лимонный сок птичьими, очень маленькими, жадными глотками.
К нему он и подошел.
— Я Фрэнк По из «Стар», можно, я сяду рядом?
— Я «сэр Все» из ниоткуда, — ответил американец. — Здесь не принято спрашивать разрешения, если свободно, садитесь, и все тут…
— Меня пригнали сюда, потому что коллега из Гамбурга, кажется, Мари Кровс имеет какую-то информацию по делу шлепнувшегося миллионера из Палермо. Вы ее не видели?
— Видел. Она скоро вернется, куда-то уехала… Мечется все время, пытается опубликовать свои разоблачения, воюет против нашего агрессивного империализма, а беднягу никто не печатает… Как это все смешно, — вздохнул «сэр Все», — суета сует и всяческая суета… Вот, глядите, — он подвинул Фрэнку несколько страниц, — я передал в бюллетень Пресс-центра свою подборку самой важной информации о том, что сотрясает сегодня мир. Однако и у нас здесь, как везде, во всем и всюду, сплошная тенденция… Вот прочтите мое сообщение о том, что у нас изобретен препарат — тимолол, который уменьшает рабочую нагрузку на сердце и снижает смертность на сорок процентов. А ведь подсчитано, что в этом году от инфаркта у нас с вами на родине умрут миллион человек. Миллион, понимаете? Не умерли, а умрут… Спокойно пишут, отстраненно… Так вот, про тимолол печатать не стали, «еще не проверено до конца»… Ладно… Дал другое: токийский профессор Касуга доказал, что жена человека, который вроде меня смолит шестьдесят сигарет в день, «пассивно выкуривает» полпачки в сутки. А некурящая секретарша курилки-босса тем не менее также пассивно выкуривает двадцать штук в сутки… Мне сказали: "Ну и что? Вы хотите отпугнуть стенографисток? Они и так бегут, как крысы с тонущего корабля, потому что мы спим с ними бесплатно, заставляем работать по ночам без сверхурочных и легко передаем друг другу, когда они нам приедаются, называя этот акт «списанием в национальное хозяйство». Ладно. Я просил, чтобы напечатали сообщение о работе голландцев, которые доказали, что мы стоим перед катастрофой: химические удобрения убивают червей в почве, а это означает умерщвление структуры пахотной и луговой земли. Мне ответили, что эта информация носит дурно пахнущий, не эстетический оттенок. Тогда я принес сообщение из Манилы о том, что филиппинская армия делает взрывчатку для бомб из кокосовых орехов. Надо мной посмеялись — не может быть. Ладно, нас, янки, просто так не скрутишь. Я им сунул информацию про то, что акулы не болеют раком, да и другим серьезным инфекционным заболеваниям не подвержены и ученые сейчас бьются над тем, как обнаружить вещества, которые стимулируют их иммунную систему, а еще лучше — выделить, чтобы спасти род людской от рака. Мне ответили, что нечего прославлять акулу в прессе… Знаете, что напечатали?
Фрэнк По, завороженно слушавший «сэра Все», покачал головой.
— Ума не приложу.
— Зачитываю, — «сэр Все» факирским жестом отмахнул три страницы бюллетеня. — Британская фирма «Строуб айдент» сконструировала портативный маяк для подачи сигнала бедствия. Длина — двести миллиметров, масса — двести пятьдесят граммов, стоимость — шестьдесят долларов… Ничего, а? Каждый тонет в одиночку, век разобщенности, эра тенденции и крушения человеческого духа… А бедненькая Мари носится с идеей добра, изоляции наших финансовых китов и спасения красивого полковника Санчеса, последнего идеалиста испаноговорящей Америки…
— Простите, а как вас все-таки зовут? — поинтересовался Фрэнк.
— Меня зовут «сэр Все», я же вам представился, — раздраженно ответил американец. — Или у вас дырявая память, как у всех молодых людей? Когда я поверю вам, тогда расскажу, отчего у меня такое странное имя… У меня нет оснований вам верить, потому что я трезв, а пить начну через неделю, когда кончу работу, запланированную на этот месяц.
…Мари пришла в бар около одиннадцати; растерянная, с ярким румянцем на острых скулах.
— Я Фрэнк По из «Стар», мисс Кровс… Так же, как и вы, я ненавижу наших старых мумий, готовлю материал о ситуации в Гаривасе, а в Париже мне сказали — я там аккредитован, хотя работаю по всей Западной Европе, — что у вас есть какие-то новые данные в связи с интересующей меня проблематикой…
Мари ответила не сразу, а лишь после того, как изучающе осмотрела По.
— Какая проблематика вас интересует? Я, признаться, прежде не читала ваших корреспонденции.