– И не жалко тебе? – спросил Леха.
   – А чего жалеть, позвоню бабуле, она мне еще купит, а пока буду пользоваться Андреевым, у него такой же, – отмахнулся Антон.
   Через пять минут в тринадцатой комнате все мирно спали, то есть по-настоящему спали Андрей и Веня, постанывая и всхрапывая во сне, а остальные только делали вид. Ничто не напоминало о вечернем происшествии, разве что из-под Фединой кровати выглядывал кончик синего в белую полоску галстука – недавнего аксессуара наряда Кулапудова.
* * *
   – Ничего, завтра я им покажу, какова должна быть в школе милиции дисциплина, – со злорадством приговаривал Фрол Петрович, помогая Куприяну Амуровичу вытащить носилки из подсобки. – Еще остальных подопечных Мочилова надо проверить. Наверняка они не в лучшем состоянии, чем Утконесовы.
   Они наконец вытащили носилки и понесли их во двор.
   – Я всегда говорил, что группа Мочилова ведет себя слишком своевольно, – поддакивая Садюкину и открывая входную дверь, сказал Ласковый. – От этих курсантов одно беспокойство и можно ждать чего угодно.
   – Вот, кажется, и дождались, – выдохнул физрук, заметив, что оба близнеца бесследно исчезли.
   – Позвольте, а где же пьяные курсанты? – недоуменно глянул на Садюкина комендант. – Вы же говорили, что они всего в двадцати метрах от входа. Но их нет ни в двадцати, ни в тридцати, ни даже в пятидесяти.
   – Сам вижу, не слепой, – невежливо буркнул Фрол Петрович и, немного подумав, сказал: – Вот что мы сделаем, Куприян Амурович. Вы сейчас пойдете в комнату тринадцать, может, эти прохвосты уже там, а я на всякий случай как следует осмотрю двор.
   – А если курсанты в своей комнате, тогда что мне делать? – поинтересовался комендант.
   – Зовите меня, – приказал Садюкин, и они разошлись в разные стороны.
   Ласковый, как и было приказано, поднялся на второй этаж общежития, приблизился к двери с тринадцатым номером и прислушался. В комнате было тихо, лишь изредка слышались чьи-то тихие всхрапывания. Недолго думая, комендант открыл дверь и заглянул в комнату. Там было темно, но под ярким светом почти полной луны Куприян Амурович смог разглядеть, что на шести кроватях спят ровно шесть человек, а значит, все курсанты были в сборе.
   Тогда комендант принюхался, надеясь уловить в воздухе «аромат», который обычно исходит от пьяных людей. Однако в комнате почему-то по-летнему пахло мятой. «Странно все это. Спят как ни в чем не бывало, – подумал он. – Может, Садюкину все привиделось. Наверное, выпил лишку на сон грядущий, вот и стали ему вокруг все пьяными казаться». Ласковый покачал головой и медленно закрыл дверь. Но вдруг как будто его что-то кольнуло. Он вновь заглянул в комнату и понял, что всего секунду назад видел в потоке лунного света под кроватью курсанта Ганги какую-то странную полосатую тряпку. Но сейчас этой тряпки уже не было. Куприян Амурович зажмурился, открыл глаза, опять зажмурился и снова открыл. Тряпочки не было, только Федя Ганга перевернулся на другой бок. «Эх, Фрол Петрович, – с досадой подумал Ласковый. – Сам не спит и мне отдохнуть не дал, вот теперь и мерещится всякая чепуха». С этими мыслями комендант окончательно покинул комнату группы Мочилова, спустился вниз по лестнице и уселся за небольшой столик прямо у входа в общежитие.
   Садюкин появился минут через пятнадцать. Был он весь красный от мороза, только нос на его лице выделялся каким-то синюшным оттенком. «Ну точно выпил», – удовлетворенно подумал Ласковый, а вслух сказал:
   – А курсанты-то, Фрол Петрович, у себя в комнате.
   – Ага, значит, обманули-таки. Ну, сейчас я им покажу, – зло проговорил физрук и уже собрался исполнить свою угрозу, но Куприян Амурович неожиданно преградил ему дорогу со словами:
   – Спят они, Фрол Петрович. Да и, судя по моим наблюдениям, все они трезвые.
   – Какие еще трезвые? – воззрился на него Садюкин. – Я же собственными глазами видел, как они валялись на снегу, и несло от них как от самогонного аппарата. Пустите меня, Куприян Амурович, а то я всем расскажу, что вы покрывали пьяных курсантов.
   Ласковый угрозы Садюкина не испугался. Считая физрука выпившим, он вспомнил одну передачу, которую видел недавно по телевизору и в которой седоватый доктор-нарколог объяснял, что не следует пьяным перечить, а лучше всего с ними обращаться нежно, как с умалишенными, и постараться как можно скорее уложить их спать. Именно так и решил действовать комендант.
   – Расскажете, расскажете, – закивал он. – Но только завтра, а сейчас лучше всем отправиться спать.
   – Как это спать? Куда спать? – начал злиться Фрол Петрович.
   – В свою комнату, – ласково откликнулся комендант. – Давайте я вас провожу, – и он взял Садюкина под руку.
   – Что вы меня трогаете? – немедленно воспротивился тот. – Не надо меня трогать. И вообще, не пойду я никуда.
   «Пьяные очень часто отказываются выполнять действия, навязанные другими, а потому следует во всем с ними соглашаться, но при этом мягко направлять их», – вспомнил Куприян Амурович слова доктора из передачи и подумал, что к данной ситуации они как раз подходят.
   – Да бог с вами, Фрол Петрович, не трогаю я вас, – отдергивая руки от Садюкина, проговорил Ласковый. – И идти никуда не надо, у меня в комнатке раскладушечка есть, я на ней могу поспать, а вы уж на моей кровати. Идет?
   – Кто идет? – стал озираться по сторонам физрук.
   «Совсем дело плохо, галлюцинации начались», – с жалостью подумал Куприян Амурович, а вслух сказал:
   – Да никто не идет. Я имел в виду, согласны ли вы ночевать в моей комнате?
   Садюкин с подозрением посмотрел на коменданта, думая, что тот, возможно, сошел с ума, однако, не обнаружив на его лице никаких признаков сумасшествия, понял, что вовсе не Ласковый виноват в этой дурацкой ситуации, а курсанты из группы Мочилова. Снова им удалось провести всех и выставить Фрола Петровича полнейшим идиотом. Черт возьми, и почему ему никогда не удается просчитывать шаги этих прохвостов наперед.
   Физрук в сердцах сплюнул и сказал:
   – Пожалуй, вы правы, Куприян Амурович, мне стоит отправиться к себе и как следует выспаться.
   – Вот и я о том же говорю, – обрадовался Ласковый и предложил: – Может, вас проводить?
   – Сам дойду! – неожиданно рявкнул Садюкин.
   – Как скажете, как скажете, – замахал руками комендант.
   Фрол Петрович с таким чувством, как будто его облили помоями, еще раз тяжко вздохнул и принялся подниматься по лестнице.
   – До чего же людей пьянство доводит, – входя в свою комнату, пробормотал Куприян Амурович, затем подумал немного, достал из-под кровати початую бутылку дешевого коньяка, плеснул себе в чайную чашку, выпил до дна и добавил: – Пьянство в больших количествах вред, в малых – лекарство. На сон грядущий всегда полезно.
* * *
   – Подъем! Подъем!
   Голос Мочилова отзывался в голове каждого курсанта не просто звоном, а нестерпимой и тяжкой болью.
   – Я сказал, подъем! – еще громче заорал капитан. – Вы что, опять вчера в карты допоздна на желание играли? Ну я вам покажу, чем должны заниматься курсанты в свободное от учебы время. – Он на минуту задумался и продолжил: – Прежде всего курсант школы милиции должен знать, что время занятий – это время изучения теории, а вот время досуга – это возможность применить теорию на практике, а потому вы должны денно и нощно учиться как в школе, так и вне ее, тем самым познавая жизнь не через окно учебного корпуса и не по учебникам, а, так сказать, в натуральном ее виде.
   Глеб Ефимович обожал с самого утра произносить тирады по поводу нерадивости своих учеников, а те обычно с интересом выслушивали речи учителя, признавали правоту его слов, а иногда даже задавали каверзные вопросы, что очень нравилось Мочилову. Так было всегда, но не в это зимнее утро.
   Правда, курсанты все же начали просыпаться, но поднимались они с большим трудом, едва шевелясь, встряхивая головами и морщась, будто каждое движение давалось им огромными усилиями.
   Мочилов недоуменно покрутил головой по сторонам и наконец не выдержал:
   – Да что с вами со всеми такое? Вас что, вчера пытали, что ли?
   Хотя Глеб Ефимович был очень строгим учителем, но за подопечных своих всегда волновался как родной отец, за что те любили и уважали его.
   – Можно сказать и так, – слабым голосом подтвердил Ганга, пытаясь осторожно попасть ногой в штанину брюк, чтобы при этом делать как можно меньше движений.
   – Что такое? Как это? – забеспокоился Мочилов. – Ну-ка, рассказывайте все по порядку. Кто начнет?
   Все как по команде ткнули пальцами куда угодно, но только не в себя.
   – Хорошо, не хотите добровольно, будете рассказывать принудительно, – кивнул капитан. – Кулапудов, доложите о вашем вчерашнем вечере.
   «И почему всегда за всех должен отдуваться я?» – с тоской подумал Веня, но перечить Мочилову не решился и, за несколько минут собравшись с мыслями, начал излагать правду, потому что врать у него не было ни сил, ни желания.
   Мочилов слушал о похождениях курсантов в клубе «Непаханое поле» с огромным вниманием, не вставляя ни единой реплики. Заговорил он только после того, как Кулапудов закончил свой рассказ.
   – Значит, этот, как вы говорите, Валера Лысый и его компания не причастны к убийству Мартышкина, – подвел он итог сказанному.
   – Судя по всему, нет, – покачал головой Веня.
   – А с чего вы это взяли? – недобро прищурился Глеб Ефимович и с укоризной добавил: – Как же вам не стыдно? Вы же будущие милиционеры, а верите бандитам на слово.
   – Да он вроде серьезно говорил, – попытался вступиться за всех Ганга.
   – Плох тот актер, игре которого не верят, а бандит – он по жизни актер, – поучительно изрек Мочилов. – В общем, так. За Лысым и его бандитами установить слежку. Повторяю, слежку, а не общение за бутылкой водки. Понятно?
   – Понятно! – одновременно откликнулись курсанты.
   – А если они действительно ни при чем, тогда что делать? – неуверенно спросил Леха.
   – Тогда расследовать дальше, – строго посмотрел на него Мочилов. – Теперь убийство Мартышкина целиком и полностью ваше дело, и распутывать его вам придется до конца. Я все сказал. Через десять минут чтобы все были на построении в полном порядке. – Сказав это, он повернулся и вышел из комнаты.
   – Да уж, легко сказать, распутывайте, – вздохнул Федя. – Как можно найти убийцу, если даже труп потерялся?
   – А я знаю, что можно предпринять, – отозвался Веня. – Установить слежку за Лысым, конечно, необходимо. Но не всем же нам за ним по городу бегать. Сделаем так. Трое из нас последят за бандитами, а остальные будут продолжать расследование.
   – Я за Лысым следить не пойду, – мгновенно воспротивился Дирол. – Его ребята и так мне чуть башку не отвернули. Я чувствую, что если еще раз им попадусь, то точно останусь без мозгов, а без них, как известно, жить не очень приятно.
   – Ну, в этом я с тобой не согласен, – усмехнулся Антон Утконесов. – Всем известна аксиома, что безмозглым живется легче.
   – Может, ты и прав, – на секунду задумавшись, согласился Зубоскалин. – Но все равно я как-то без мозгов не привык, а потому с Лысым больше связываться не хочу.
   – Я пойду за Лысым следить, – добровольно вызвался Федя.
   – И мы можем пойти, – сказал Андрей. – Только где мы их найдем? В клуб нас теперь наверняка не пустят, да и денег больше нет, все в «Непаханом поле» потратили.
   – Значит, нужно разделиться. Кто-то будет караулить их у дома, а кто-то у клуба, – нашел решение Ганга.
   – В такой-то мороз. Бр-р, – поежился Антон.
   – А тебя Садюкин зря, что ли, в сугробе учил лежать? Вот и пригодится умение, – усмехнулся Леха.
   – Ребята, не надо про сугробы и про Садюкина, – умоляюще протянул Дирол. – Я только про это услышу, так у меня внутренности застывают, как в холодильнике.
   – Ладно, больше не будем, – пожалел его Пешкодралов.
   – Вот и решено, – подвел итог Веня. – Федя и близнецы будут следить за Лысым и его компанией, а нам с Диролом и Лехой придется еще раз посетить отделение милиции, может, им что-то удалось узнать.
   Порешив на этом, курсанты, превозмогая головную боль, начали собираться на построение.

8

   Мария Федоровна Монеткина вот уже десятый год работала на Зюзюкинском мясокомбинате. Должность она занимала не столько почетную, сколько ответственную. Монеткина была кассиром и работала добросовестно и честно. Каждая копеечка была у нее на учете.
   Каждый месяц десятого числа в одиннадцать часов утра вместе шофером Петей Крутиловым на его служебной «Волге» Мария Федоровна отправлялась в банк, дабы получить там зарплату на весь мясокомбинатский штат работников, а затем выдать деньги по назначению. Работа кассирше нравилась, потому что в день зарплаты Монеткина чувствовала свою нужность и полезность. Отправляясь в банк, она знала, что весь завод ждет ее с нетерпением и радостью.
   Единственное, что волновало Марию Федоровну, так это участившиеся в последнее время ограбления. Она до сих пор помнила историю, происшедшую с ее коллегой из соседнего с Зюзюкинском Калошина, когда на ту напали грабители, думая, что она везет зарплату. Однако в тот день банк закрылся из-за каких-то технических причин, и бандитам не досталось ни копейки, зато калошинская кассирша получила один удар в нос и один по голове, в результате чего несколько дней пролежала в больнице с сотрясением мозга.
   Такого не пожелаешь и врагу, а уж самой себе тем более. Так думала Мария Федоровна и постоянно писала прошения директору мясокомбината Константину Семеновичу Людоедову, чтобы на мясокомбинате завели инкассаторскую машину, которая привозила бы деньги из банка, а Монеткина занималась бы только своими непосредственными обязанностями, то есть раздавала зарплату рабочим. Однако Людоедову то ли некогда было рассматривать эти прошения, то ли он просто не хотел, но инкассаторской машины до сих пор не было.
   Вот и в этот раз получив от секретарши Людоедова Сонечки отрицательный ответ по поводу своего очередного прошения, Мария Федоровна в сердцах топнула ножкой в кожаном сапожке и сказала с возмущением:
   – Потом пусть не говорит, что я его не предупреждала. Вот случится что-нибудь, кто будет виноват?
   – Не знаю, – безразлично пожала плечами Сонечка, играя на компьютере в пинбол.
   – Я же и буду виновата, – пояснила Монеткина.
   – А что случится-то? – отрываясь от любимой игрушки, взглянула на нее секретарша.
   – Страшное, – зловеще прошипела Мария Федоровна и вышла из приемной, громко хлопнув дверью.
   Сонечка только вздохнула, покачала головой и вновь повернулась к монитору.
   – Эх, Петя, нелегкий нам достался начальник, – залезая в «Волгу», пожаловалась кассирша.
   – Опять отказали насчет машины? – участливо поинтересовался Крутилов.
   – Опять, – подтвердила Монеткина. – И вообще, мне доплачивать должны за то, что я деньги из банка сама забираю, ведь это очень рискованная работа. Но разве от Людоедова хоть копейки дождешься? Сколько здесь работаю, ни разу даже малюсенькой премии не получила.
   – Думаешь, ты одна такая, Федоровна? – невесело усмехнулся Петя. – Я тоже премий не получаю, хотя шоферю от зари до зари. Видать, судьба у нас такая.
   – Ладно, чего уж раскисать, – махнула рукой кассирша. – Заводи машину. Поехали.
   Через минуту белая «Волга» выехала из ворот мясокомбината и покатила в сторону банка.
   Болтая о разных мелочах, относящихся в большинстве к работе мясокомбината, Крутилов и Монеткина благополучно добрались до улицы со звучным названием Трепозвоновская, на которой и находилось построенное всего два года назад здание главного городского банка.
   Пете пришлось ждать недолго. Уже через полчаса Мария Федоровна вышла из банка с объемистым кожаным портфелем в руках, который работники мясокомбината в шутку называли «получковой сумкой». Кассирша уселась в «Волгу» и приказала шоферу трогать.
   Ехали они по заведенному давным-давно порядку очень быстро, ведь деньги-то везли немалые. Мария Федоровна панически боялась грабителей, а потому вынуждала Петю чуть ли не нарушать правила дорожного движения, заставляя его гнать машину как можно быстрее. Крутилов бранился, но приказание выполнял, понимая переживания кассирши.
   И вот наконец они выехали на финишную прямую, то есть на трассу, проходящую через небольшой пустырь с многочисленными холмиками, ямками и рытвинами.
   – Фу, слава богу, доехали, – облегченно вздохнув, откинулась на спинку сиденья Монеткина. – Вот вечно так, как зарплату везешь, такое чувство, будто от погони убегаешь.
   Не успела Мария Федоровна договорить последнюю фразу, как откуда ни возьмись прямо за «Волгой» возникла старенькая «копейка», которая быстро начала настигать Петину машину.
   Сначала ни шофер «Волги», ни его пассажирка не обратили никакого внимания на своих преследователей. Забеспокоились они только тогда, когда «копейка», явно до упора напрягая собственные возможности, обогнала «Волгу» и начала «подрезать» ее.
   – Господи, Петя, кто это? – заволновалась Мария Федоровна.
   – А черт его знает, – сквозь зубы процедил Крутилов, на всякий случай бросив взгляд на номера «копейки».
   Номера мясокомбинатскому шоферу показались очень знакомыми, и через минуту Петя вспомнил, что это машина молодого инженера по мясоперерабатывающему оборудованию Сергея Геннадьевича Шурупова. Поняв это, Крутилов мгновенно успокоился и поспешил поделиться своим открытием с кассиршей:
   – Ну чего ты, Маша, так разволновалась? Это же Шурупов, наш инженер. Может, чего надо ему? Остановимся?
   – Остановись, – согласилась Монеткина. – Тьфу ты, а я-то напугалась, – обрадовалась она.
   Только вот радость ее оказалась преждевременной. Едва «Волга» остановилась, как «копейка» мгновенно преградила ей дорогу, из нее выскочили двое в черных масках с вырезами для глаз и кинулись к мясокомбинатской машине. Один из грабителей, тот, что был повыше ростом, не дав опомниться Пете, открыл дверцу и ударил его каким-то тяжелым предметом по затылку, от чего шофер мгновенно потерял сознание, оставив бедную Марию Федоровну одну сражаться с преступниками. И Монеткина стала сражаться, отмахиваясь своей дамской сумочкой, а другой рукой бережно прижимая к груди драгоценный портфель. Оборона эта оказалась настолько слабой, что грабителям не стоило никакого труда отобрать у кассирши деньги, предварительно «отключив» ее таким же ударом по затылку.
   – Есть, деньги здесь, – открыв портфель и заглянув в него, неожиданно тонким голосом сообщил один из грабителей.
   – Хорошо, сматываем удочки, – приказал другой, и они, вернувшись в свою машину, покатили через пустырь к городу.
   Через секунду на трассе осталась стоять только белая «Волга» с открытыми дверцами и двумя бесчувственными людьми внутри.
* * *
   Мария Федоровна приходила в себя очень медленно. В голове гудело, шею ломило. Тем не менее кассирша все же открыла глаза и увидела упавшего грудью на руль Крутилова. Тут происшедшие события страшным фактом всплыли в сознании кассирши. Громко всхлипнув, она принялась тормошить Петю, громко причитая:
   – Петя, Петя, ты жив? Ну скажи же мне хоть что-нибудь.
   Кассирша очень боялась, что грабители убили его. Но шофер оказался живучим. Он что-то пробормотал, попытался встряхнуть головой, застонал от боли и только после этого посмотрел на Монеткину.
   – Петя, Петя, нас ограбили, – как заведенная повторяла Мария Федоровна. – Что же теперь будет, что же будет?
   До Крутилова слова Монеткиной пока доходили с большим трудом.
   – Ограбили? – переспросил он, тупо глядя на Марию Федоровну.
   – Ограбили, – всхлипнув, подтвердила кассирша. – Всю зарплату на комбинат украли. А-а, горе мне, горе, – зашлась она в неистовых рыданиях.
   Петя наконец совсем пришел в себя и принялся думать, но стоны и причитания Марии Федоровны не давали ему сосредоточиться, а потому он прикрикнул на нее:
   – Да тише ты! Чего теперь орать-то?
   – А что еще делать? – переставая плакать, искренне удивилась Монеткина.
   – В милицию надо сообщить, – нашелся шофер.
   – Тогда поехали на комбинат, чего сидеть-то, – спохватилась кассирша.
   – Вот баба-дура. Нельзя нам машину с места преступления трогать. Ты что, кино про ограбление ни разу не смотрела? – не выдержал Петя.
   – Нет, не смотрела, – призналась Мария Федоровна. – Я такие фильмы боюсь смотреть, мне все время кажется, что и со мной такое может произойти.
   – Вот и произошло, – обреченно вздохнул Крутилов. – Ладно, сделаем так. Я побегу на комбинат, доложу начальству и вызову милицию, а ты сиди здесь.
   – Я боюсь одна здесь оставаться, вдруг они опять вернутся, – снова начала всхлипывать Мария Федоровна.
   – Не волнуйся, теперь не вернутся, – успокоил ее Крутилов. – То, что хотели, они уже получили. Так что жди тут. – И он, выбравшись из машины, побежал к мясокомбинату, а Монеткина, дрожа от пережитых событий и страха, осталась ждать.
* * *
   В отделении милиции давно не наблюдалось такого ажиотажа. Почти в каждом кабинете не переставая звонили телефоны, сотрудники бегали взад и вперед, как заведенные механические игрушки.
   К начальнику отделения полковнику Стеблову доставили для дачи показаний кассиршу с мясокомбината Людоедова. Только вот показаний от перепуганной женщины Василий Наумович не мог добиться уже битый час.
   – Мария Федоровна, ну вспомните, пожалуйста, как выглядели эти грабители, – в который уже раз просил Стеблов.
   – Страшно они выглядели, – всхлипнула Монеткина.
   – Тьфу ты, опять двадцать пять, – сплюнул полковник. – Понятно, что страшно, но, может быть, вы что-нибудь особенное в их внешности заметили?
   – Какая внешность, – махнула рукой Мария Федоровна. – На морды шапки черные натянули, руки в перчатки запаковали...
   – Может, они говорили что-то? – попытался подойти к расспросам с другой стороны Василий Наумович.
   Однако, как ни пыталась кассирша припомнить хоть одно слово, вылетевшее из уст налетчиков, попытки ее не увенчались успехом.
   – Молча они работали, – вздохнула она.
   – Что ж, пока вы можете идти, – сказал полковник, понимая, что сейчас от Монеткиной больше никакой информации добиться не удастся. – Если что-то вдруг вспомните, немедленно сообщите нам.
   – А как же, а как же, – мелко закивала кассирша, – сразу вам и расскажу. Только... вы скажите моему директору, что я ни в чем не виновата, а то ведь уволит.
   – Я думаю, он и сам понял, что вы здесь ни при чем, – откликнулся Стеблов, но, увидев, что лицо Марии Федоровны вновь принимает плаксивое выражение, поспешно добавил: – Не волнуйтесь, я позвоню Людоедову.
   Не успела Монеткина выйти из кабинета, как Стеблов получил известие о звонке вышестоящего начальства. После десяти минут разговора, две из которых полковник слушал в свой адрес угрозы немедленной отставки, а остальные восемь ушли на обещания Василия Наумовича быстро найти грабителей и тем самым предотвратить свое увольнение, Стеблов почувствовал себя как выжатый лимон.
   – Черт возьми, – ругался он, меряя шагами свой кабинет. – Ведь уволят и не подумают, что у меня дети, внуки...
   И тут он не выдержал и кинулся к двери. Лицо его было белым от гнева.
   – Где Чаелюбов, хандра его умори! – заорал он, от чего несколько пробегавших мимо милиционеров в испуге отшатнулись к стене и принялись озираться, как будто ища пропавшего капитана.
   Но Чаелюбова в коридоре не обнаружилось. Василий Наумович снова заорал:
   – Семечкин! Семечкин, гайморит тебе в переносицу!
   В отличие от капитана Чаелюбова, Семечкин нашелся мгновенно, он выскочил из-за угла и спросил:
   – Звали, товарищ полковник?
   – Звал?! – взревел Стеблов. – Да я до тебя вот уже пять минут докричаться не могу! – соврал он и замахнулся на бедного дежурного.
   Семечкин закрыл голову руками и согнулся чуть ли не пополам. Такую сцену и застали Веня, Леха и Дирол, которые решили еще раз посетить отделение милиции в надежде узнать хоть что-нибудь новое по убийству гражданина Мартышкина.
   – Ого, ни фига себе картина, – присвистнул Дирол. – Прямо точь-в-точь, когда Иван Грозный убивал царевича Алексея.
   – Что-то полковник на царя не очень-то похож, – отозвался Веня. – Помятый он какой-то.
   Стеблов последние слова очень хорошо услышал, резко повернулся к курсантам и завопил:
   – Конечно, будешь тут помятым, когда в городе такое преступление свершилось, а ни одного помощника найти невозможно!
   Курсантов такое поведение Василия Наумовича привело в замешательство. До сих пор они знали Стеблова как очень уравновешенного человека. Но сейчас он сам на себя не был похож, а следовательно, произошло что-то чрезвычайное, о чем и попытался разузнать Кулапудов.
   – Что случилось, Василий Наумович? – участливо поинтересовался он.
   Полковник к этому времени уже немного поостыл, опустил руку, дав возможность несчастному Семечкину уползти обратно за угол, затем достал из кармана носовой платок, вытер им взмокший лоб и только после этого заговорил:
   – Ограбление случилось. Такого в нашем городе еще никогда не было.
   – А кого ограбили? – не преминул уточнить Дирол.
   – Кассиршу с мясокомбината, утащили всю месячную зарплату работников.