Страница:
– Вот ею и думаю, – ничуть не обиделся Недоделов.
– А о чем?
– О том, что я с тобой сделаю, когда отсюда выберусь. Может, я тебя зарежу, а может, в погребе сгною.
– Ага, разбежался, держи карман шире, – не сдавалась Валентина Петровна.
– А я сейчас возьму и в окно вылезу, – пригрозил супруг.
– Вот Пупсик обрадуется, я его как раз на ночь с цепи спустила, – откликнулась жена.
Иван Иванович выглянул в окно и увидел, что под ним действительно сидит Пупсик. Недоделов пса жутко не любил, впрочем, эта антипатия была взаимной. Каждый раз, выходя во двор, хозяин дома так и норовил зарядить Пупсику сапогом в живот, а пес в ответ на это всегда рычал и скалил свои огромные желтые клыки, как будто предостерегая: «Вот когда-нибудь доберусь я до тебя, тогда поищут твои кости». Нет, что ни говори, а лезть через окно – не самый удачный способ выбраться из подстроенной женой ловушки. И тогда Иван Иванович решил пойти на хитрость и кардинально изменить тактику поведения.
– Валюшенька, я кушать хочу, – прогнусавил он.
– Нормальные люди по ночам спят, а не кушают, – возразила супруга.
– Я и в туалет хочу, – не сдавался пленник.
– Потерпишь, – продолжала измываться над мужем Валентина Петровна.
– Слушай, а если я пообещаю тебя не трогать, тогда выпустишь? – решился на последний шаг Недоделов.
– Знаю я твои обещания, я тебя выпущу, а ты до утра меня по двору гонять будешь, – не поверила женщина.
– Буду, – подтвердил Иван, поняв, что и таким образом не удастся уговорить жену его выпустить.
Недоделов был очень удивлен странной выходкой своей жены. Раньше она никогда его не запирала, а, наоборот, пряталась сама куда-нибудь подальше, чтобы не попасться страдающему похмельем мужу под горячую руку. Чего она теперь добивалась и на что надеялась, заперев своего мучителя в комнате, Ивану Ивановичу было непонятно. Что-то, по всей видимости, жена задумала против него, и это необходимо было немедленно выяснить.
– Хорошо же, я тебе еще покажу, – процедил слесарь и, громко бухнувшись на колени, протяжно застонал: – А-а, умираю.
– Только до утра не помри, – предупредила его Валентина Петровна.
Однако муж так больше и не отозвался.
– Ванька, – позвала женщина, но ответа не последовало.
Валентина Петровна прислушалась, но из комнаты не доносилось ни единого звука.
– Неужели и правда помер? – испугавшись, перекрестилась Недоделова.
Она попыталась разглядеть что-нибудь в замочную скважину, но в комнате было слишком темно. Пораздумав минуту, Валентина Петровна все же решилась открыть дверь и посмотреть, что случилось с ее ненавистным муженьком. Однако едва женщина заглянула в комнату, как Ваня кинулся на нее, выскочив из-за двери, и сжал пальцы на шее супруги.
– Хах-хах, – начала задыхаться Валентина Петровна, а Недоделов тем временем приступил к допросу:
– Говори, зачем меня заперла?
– Не скажу, – прохрипела женщина.
– Задушу, – пообещал муж.
– Посадят. Хотя... тебя и так посадят, – выдохнула Недоделова и тут же осеклась, поняв, что неожиданно для самой себя проболталась.
Услышав подобное заявление, Недоделов так удивился, что даже ослабил хватку.
– Это еще почему меня посадят? – спросил он.
Валентине Петровне очень не хотелось говорить о визите милиционеров, но молчать дальше – верный способ вызвать на себя еще больший гнев мужа. И тогда женщина решила врать напропалую:
– Потому что ты человека убил.
– Я убил? – вытаращил на жену глаза Недоделов. – Какого?
– Тебе лучше знать какого, – всхлипнула женщина. – Скажи еще, что ничего не помнишь.
– Не помню, – согласился Иван Иванович. – А когда?
– Милиционеры сказали, что прошлой ночью, – доложила Валентина Петровна.
– Так что, к нам и милиция уже приходила? – похолодел от ужаса слесарь.
– Приходила, – кивнула его жена. – Кепку твою шоферскую нашли в квартире убитого.
– Так я же ее два дня назад потерял.
– Это ты в отделении будешь рассказывать, где потерял. Они тебя, между прочим, допросить хотели, но разве же из тебя хоть слово можно было вытянуть, вон как нализался, – скорчила плаксивую мину коварная супруга.
Эта новость так ошарашила Недоделова, что он даже не обратил внимания на издевательский тон жены. Он, Ваня Недоделов, убил человека. Такого не может быть!
– Такого не может быть, – вслух повторил свою мысль Иван Иванович.
– Раз милиция сказала, значит, может, – отрезала Валентина Петровна. – Допился.
Но Недоделов уже не слушал жену. Он прошел на кухню, уселся за стол и спрятал лицо в ладонях.
Таким подавленным собственного мужа Валентина Петровна никогда не видела. У нее даже сердце кольнуло, когда она заметила, что из-под ладоней на колени Ивана Ивановича капнула слеза.
– Валечка, но как же так, – неожиданно подал голос Недоделов. – Я же не убийца.
– Как же, не убийца. А меня всю жизнь бил?
– Так это из-за того, что ты во всем упрекала, вот я и злился. Я же тебя на самом-то деле люблю, это ты от меня нос воротишь. Я и пить потому стал, что ненужность свою в этом доме почувствовал. Эх, доля моя тяжкая, – тяжело вздохнул «убийца». – Значит, за мной завтра придут?
– Ага, обещали утром тебя забрать, – подтвердила женщина.
– Тогда запирай меня, Валька, обратно, чтобы не сбежал ненароком. Раз уж сотворил злодеяние, то отвечу за все сполна. – С этими словами Недоделов поднялся и направился в комнату.
Валентина Петровна перечить ему не стала, повернула в замочной скважине ключ два раза, проверила надежность запора и решила лечь спать. Только вот сон к ней теперь уже не шел, в голове все еще звучали слова мужа о том, что он ее любит. «А может, не такой уж он и плохой? – закралось в душу женщины сомнение. – Может, зря я на него поклеп учинила? Ну, подумаешь, бил. А какую бабу мужик не гоняет? И мамку мою отец побивал, и дед бабку – тоже. Нет, не могу я этим милиционерам своего Ваньку отдать. Пусть пьяница, пусть хулиган, а все равно мой», – приняла окончательное решение Валентина Петровна и собралась уже со спокойной душой уснуть, но вспомнила, что дала милиции письменное показание против своего супруга. Воспоминание это подействовало на Недоделову как электрический разряд. Она подскочила на кровати, схватилась за голову, потом спрыгнула на пол, заметалась по комнате, споткнулась о кресло, упала и, не выдержав, зарыдала.
Плакала она долго, пока не устала. И тогда Валентина Петровна решила найти выход из этой страшной ситуации.
– Я тебя в петлю сунула, я тебя из нее и вытащу, – пробормотала она, обращаясь к супругу, который в данный момент ее совершенно не слышал.
Полночи Валентина Петровна провела в томительном ожидании утра. Когда же стрелки на часах показали половину восьмого, женщина быстро оделась и вышла из дома. Она направлялась в отделение милиции.
– Здравствуйте, – робко поздоровалась Недоделова и замолчала.
– Здравствуйте, – ответил на приветствие дежурный, не взглянув на пришедшую, но поскольку та больше не издавала ни звука, ему все же пришлось обратить на нее внимание. – Вы по какому вопросу?
– Мне бы начальника вашего самого главного увидеть надо, – все тем же робким голоском проговорила Валентина Петровна.
– Начальника? – переспросил дежурный таким тоном, будто женщина просила его о встрече по меньшей мере с президентом страны. – А начальник так рано не приходит. Он обычно часам к девяти появляется, а сейчас только восемь.
– Ничего, я подождать могу, – сразу же согласилась настойчивая гражданка и, указав на несколько стульев, выставленных вдоль коридора, попросила: – Можно, я вот здесь посижу?
– Сидите, – пожал плечами дежурный и вновь склонился над кроссвордом.
Ждать Валентине Петровне пришлось дольше, чем обещал дежурный. Шел уже десятый час, по коридору туда-сюда сновали сотрудники милиции: кто-то бегал из кабинета в кабинет с какими-то папками в руках, кто-то выходил покурить. Один раз мимо Недоделовой даже провели какого-то небритого типа в наручниках. «Наверное, бандит», – глядя на физиономию арестанта, решила Валентина Петровна. Однако самого главного все еще не было, ведь дежурный обещал ей сказать, когда начальник придет, но тот до сих пор молчал.
Недоделова совсем разволновалась. Она приблизилась к столу дежурного и спросила:
– А может, у него сегодня выходной?
– У кого? – поднял на нее непонимающий взгляд молоденький милиционер.
– У начальника вашего, – напомнила женщина.
– У Стеблова выходных не бывает, – серьезным тоном проговорил дежурный. – Сейчас должен подойти.
Как будто в подтверждение его слов за спиной у Валентины Петровны вдруг раздался звучный бас:
– Семечкин, мне никто не звонил?
Семечкин быстро соскочил со стула, при этом умудрившись запихать под него журнал с кроссвордом, и, вытянувшись, прокричал:
– Здравия желаю, товарищ полковник! Разрешите доложить, вам никто не звонил. Зато к вам посетительница. Уже полтора часа ждет.
– Где? – удивился Стеблов, который из-за похмелья после вчерашнего «согревающего мероприятия» соображал довольно туго.
– Да вот же она, Василий Наумович, – указал Семечкин на Валентину Петровну, и та с заискивающей улыбкой кивнула:
– Да, я вас давно жду.
– По какому вопросу? – приосанившись, осведомился Стеблов.
– По поводу убийства человека...
– Убийство? – тут же напрягся Стеблов. – Тогда прошу в мой кабинет.
Они прошли в кабинет Стеблова, там Валентина Петровна уселась на предложенный ей стул и приготовилась к разговору.
– Итак, для начала скажите мне, как вас зовут, – начал Стеблов.
– Валентина Петровна Недоделова.
– Замечательно. Я вас внимательно слушаю, – усевшись напротив женщины, сказал Василий Наумович. – Кого убили?
– Какого-то Мартышкина, – припомнила Недоделова фамилию, которую называл ей Кулапудов.
Стеблов наклонился вперед и переспросил:
– Мартышкина?
– Ну да, – кивнула Валентина Петровна. – Это же мой муж подозревается в его убийстве. Разве вам ваши сотрудники ничего не говорили? Я ведь им и показания дала в письменном, между прочим, виде.
– Показания? – еще больше растерялся полковник, которому очень не хотелось признаваться в том, что это дело ведут вовсе не его ребята, а курсанты из школы милиции.
– Показания, в которых я написала, что муж мой не ночевал дома, а когда вернулся, то был весь в крови, – начиная подозревать что-то неладное, пояснила Недоделова. – Разве эта бумажка не у вас?
Стеблов совсем перестал понимать, что происходит. Он помнил, что вчера отправил на раскрытие преступления группу курсантов, но вот чтобы они ему какие-то бумажки приносили, этого в памяти полковника явно не запечатлелось. Однако свидетельнице всего этого знать не стоило, и Василий Наумович упорным напряжением страдающего похмельным синдромом мозга принялся искать выход из этой нелепой ситуации. Выход нашелся довольно быстро, а именно, Стеблов просто вспомнил про Мочилова. Вот кто наверняка все знает о деятельности своих подопечных. Недолго думая, полковник схватил трубку, набрал номер школы милиции и вскоре уже разговаривал с Глебом Ефимовичем.
Какое облегчение испытал Василий Наумович, когда узнал, что свидетельские показания, зафиксированные на бумаге, действительно находятся у Мочилова и что его группа в кратчайший срок нашла убийцу Мартышкина.
– Глеб Ефимович, как же я рад, – пробасил в трубку Стеблов. – Сегодня же найду время, чтобы выразить тебе и твоим ребятам особую благодарность. Сейчас я к тебе пришлю кого-нибудь за бумагами, а заодно привезут и этого Недоделова.
Сказав это, полковник нажал на кнопку сброса, затем вновь набрал номер и уже более строгим голосом проговорил:
– Чаелюбов, возьми кого-нибудь, и поезжайте по адресу... Какой у вас адрес? – повернулся он к Недоделовой.
Валентина Петровна назвала, Стеблов передал Чаелюбову, после чего добавил:
– И еще одного отправь в школу милиции к капитану Мочилову, бумаги кое-какие надо забрать. Понял? Все, отбой.
Положив трубку, Василий Наумович довольно потер ладони и в этот момент натолкнулся глазами на полный тоски взгляд Валентины Петровны.
– А почему вы сюда-то пришли? – спросил полковник.
– Понимаете, я еще кое-что вспомнила и хотела к показаниям добавить.
– Ах, вот оно что, – закивал Стеблов. – Ну что же, скоро принесут ваши показания, тогда мы все исправим. А пока не хотите чаю выпить?
– Хочу, – отозвалась Недоделова, она вовсе не хотела чай, но все же решила хоть как-то скоротать время.
Полковник не обманул, показания действительно принесли очень скоро. Не успела Валентина Петровна допить содержимое своей чашки, как в кабинет постучали.
– Да, войдите, – разрешил Василий Наумович.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул лопоухий молодой человек, который держал в руках картонную папку.
– Василий Наумович, вот показания свидетельницы, – протягивая папку Стеблову, сообщил он.
Полковник принял папку и тут же спросил:
– Чаелюбов, а подозреваемого доставили?
– Так точно, доставили, товарищ полковник, – отозвался Чаелюбов. – Даже сопротивления не оказывал, думаю, что чистосердечное признание у нас уже в кармане. Вести его к вам?
– Веди, – махнул рукой Василий Наумович. – Видимо, придется мне самому это дело до конца довести, от вас разве дождешься.
Чаелюбов возражать не стал и быстро скрылся за дверью. Через несколько минут он вновь появился вместе с другим милиционером, сопровождавшим закованного в наручники Ивана Ивановича.
При виде мужа Валентина Петровна чуть не зарыдала в голос. Как же могла она собственными руками ни в чем не повинного человека в тюрьму упечь! Однако, вспомнив о своем плане, Недоделова сдержалась, но глаза отвела в сторону.
Слесаря усадили рядом с женой, Стеблов тем временем отпустил своих подчиненных, удобно разместился за столом, положил перед собой раскрытую папку с показаниями Валентины Петровны и приступил к допросу.
– Итак, прежде всего скажите мне ваше полное имя и отчество, – обратился он к подозреваемому.
– Недоделов Иван Иванович, – глухо представился слесарь.
– И вы признаете, что убили гражданина Мартышкина?
– Не признаю, – покачал головой Недоделов.
– Но как же так, – разочарованно протянул полковник. – Судя по показаниям вашей жены, – он внимательно вчитался в строчки признания, – вас не было дома всю ночь, а вернулись вы весь перепачканный кровью. К тому же ваша супруга признала кепку, которую нашли наши сотрудники в квартире убитого.
– Я ничего не помню, – все так же глухо, не поднимая глаз, пробормотал Иван Иванович. – Я же пьяный был...
– Значит, признать свою вину вы отказываетесь, – начиная терять терпение, процедил Стеблов.
– Не отказываюсь, просто не помню, чтобы кого-то убивал. Но если жена говорит, значит, я действительно виноват.
Валентина Петровна сидела ни жива ни мертва. Мысли роем проносились в ее уставшей от бессонной ночи голове. Однако при последних словах мужа она не выдержала и, схватившись за сердце, начала заваливаться на бок.
– Что с вами? Вам плохо? – подскакивая к ней, забеспокоился полковник.
– Воды, – просипела Недоделова, и полковник кинулся к графину с водой, который стоял на столе возле окна.
Этого момента и ждала Валентина Петровна. Проворно вскочив, она схватила из папки на столе два тонких листочка с собственными свидетельскими показаниями, скомкала их и начала запихивать в рот, при этом с феноменальной скоростью молотя челюстями. Все произошло так быстро, что даже Иван Иванович, который видел действия супруги, не понял сначала, что случилось.
Василий Наумович повернулся как раз в тот момент, когда последняя часть показаний скрылась во рту свидетельницы. Отшвырнув стакан с водой в сторону, он кинулся к женщине и попытался открыть ей рот, чтобы спасти хоть какую-то часть важной информации, но Валентина Петровна так больно укусила полковника, что тот взвыл.
– Ай, ай, ай, – стонал он, дуя на укушенный палец. – Вы что сделали?!
– Ничего, – с набитым ртом проговорила Недоделова.
– Вы с ума сошли! – опомнившись, заорал Стеблов. – Вы же собственные показания съели!
– А я... – попыталась было возразить свидетельница, но поперхнулась и кинулась к графину с водой. Сделав из него несколько больших глотков, женщина наконец проглотила собственные показания и сказала: – Я их не съела, а просто уничтожила, потому что они неверные.
– Как неверные? – удивился Василий Наумович. – Вы же сказали, что там только часть надо поправить.
– Не часть, а все от начала до конца. Ванечка, – со слезами на глазах обратилась она к мужу, – прости ты меня, дурочку. Я ведь оклеветать тебя хотела, за решетку посадить.
– За что? – вытаращил глаза Иван Иванович.
– За то, что пил безбожно и меня колотил, – призналась женщина. – Вот и сказала милиционерам, что, мол, ты дома не ночевал и вернулся весь в крови. А ведь не было же никакой крови, – это она уже обращалась к Стеблову.
Полковник почувствовал, как ему становится совсем плохо. Мало того, что похмелье давало о себе знать, так тут еще и такая заваруха началась. Есть от чего умом тронуться. Но Стеблов был человеком закаленным, всякое на своей работе успел перевидать, а потому не позволил себе такой роскоши, как сумасшествие, собрался с силами и спросил:
– Вы, гражданка, понимаете, что за дачу ложных показаний должны ответить по закону?
– Так нет же никаких показаний, – как ни чем не бывало ответила Валентина Петровна. – Где они теперь, показания эти, а?
– Ну ты, Валька, даешь, – покачал головой Недоделов. – Никак я от тебя такого не ожидал.
– Ваня, да ты мне как сказал, что все еще меня любишь, я и поняла, какое зверство совершила, и решила тебя спасти. Сама виновата, сама и исправила. Я обещаю, что теперь тебя в жизни ни в чем не упрекну, заинька моя, – и женщина громко чмокнула мужа в нос.
Стеблов так и плюхнулся на стул, бормоча себе под нос:
– Ничего не понимаю, ничего...
– А чего тут понимать, – перебила его Недоделова. – Ванечка мой ни в чем не виноват, никого он не убивал, а значит, вы должны его немедленно отпустить.
– То есть как отпустить?
– А вот так, снять наручники и отправить домой.
– Постойте-ка, – неожиданно вспомнил Василий Наумович, – но как вы объясните тот факт, что кепка, найденная в квартире убитого, принадлежит вашему мужу?
– Да я эту кепку еще два дня назад потерял, – встрял в разговор Недоделов. – И даже не помню где. Пьяный я был.
Стеблов понял, что больше с этим семейством разговаривать не о чем. Действительно, ведь улик против Недоделова не было никаких, кроме этой кепки, да и та теперь уликой служить не могла. Единственным доказательством были показания жены подозреваемого, но и тех теперь нет, а значит, он не имеет никакого права больше удерживать гражданина Недоделова по подозрению в убийстве.
Ощущая во всем теле невероятную тяжесть, полковник поднялся, подошел к двери, открыл ее и приказал кому-то:
– Тучкин, позови мне Чаелюбова. Хотя... погоди. Сначала сними наручники с подозреваемого.
В ту же минуту в кабинет вошел тот самый милиционер, который конвоировал Недоделова, и снял с Ивана Ивановича наручники.
– Нам что, можно уходить? – загорелась надеждой Валентина Петровна и мило улыбнулась.
Вот эта-то слащавая улыбочка и вывела окончательно из себя всегда сдержанного Стеблова. Его глаза налились яростью, и, набрав побольше воздуха в легкие, Василий Наумович заорал:
– Идти?! Да, вы можете идти! Вон отсюда немедленно, и чтобы духу вашего тут не было!
Чета Недоделовых возражать не стала. Валентина Петровна, подхватив под руку своего теперь уже обожаемого супруга, засеменила прочь из кабинета, сопровождаемая ненавидящим взглядом полковника.
Едва за Недоделовыми закрылась дверь, как Василий Наумович, схватившись за сердце, тяжело опустился на стул.
– Вот ведь влипли. Позора не оберешься. Упаси бог, кто узнает.
В дверь постучали, а через секунду в кабинет вошел Чаелюбов.
– Вызывали, Василий Наумович? – спросил он, оглядывая кабинет. – Что случилось? Мне Тучкин сказал, что вы подозреваемого отпустили.
– Отпустил, – кивнул Стеблов. – Что прикажешь с ним делать, если его жена свои собственные показания против него съела?
– К-как съела? – Чаелюбов даже заикаться стал, услышав такую невероятную новость.
– Как хлеб едят, засунула в рот и проглотила. А потом говорит, мол, никаких показаний она не давала, муж ее ни в чем не виноват. Теперь вот попробуй докажи, что эти чертовы бумажки вообще имели место быть. – Полковник высказал все это на одном дыхании, потом схватил со стола чашку с недопитым чаем и громко отхлебнул из нее, как будто поставил точку в своей речи.
– А зачем тогда эта женщина с самого начала соврала? – недоумевал Чаелюбов.
– А, – махнул рукой Стеблов, – муж ее бил часто и горькую пил, вот она и решила его в тюрьму отправить, на перевоспитание.
– Хороший педагогический прием, ничего не скажешь, – усмехнулся капитан. – А как же Мартышкин?
– А что Мартышкин? Недоделов его не убивал, хотя я сильно сомневаюсь в том, что его вообще кто-то убивал, – невесело усмехнулся полковник.
– Так что же теперь делать-то, Василий Наумович? Дело все равно раскрывать надо, – нерешительно заметил Чаелюбов.
– Надо. Курсанты все это заварили, они пусть и дальше расхлебывают. В общем, так. Я сейчас в школу милиции отправляюсь, к Мочилову. Если кто меня будет искать, то я вернусь часа через два. – С этими словами Стеблов поднялся, оделся и, еще раз тяжело вздохнув, вышел из кабинета.
4
– А о чем?
– О том, что я с тобой сделаю, когда отсюда выберусь. Может, я тебя зарежу, а может, в погребе сгною.
– Ага, разбежался, держи карман шире, – не сдавалась Валентина Петровна.
– А я сейчас возьму и в окно вылезу, – пригрозил супруг.
– Вот Пупсик обрадуется, я его как раз на ночь с цепи спустила, – откликнулась жена.
Иван Иванович выглянул в окно и увидел, что под ним действительно сидит Пупсик. Недоделов пса жутко не любил, впрочем, эта антипатия была взаимной. Каждый раз, выходя во двор, хозяин дома так и норовил зарядить Пупсику сапогом в живот, а пес в ответ на это всегда рычал и скалил свои огромные желтые клыки, как будто предостерегая: «Вот когда-нибудь доберусь я до тебя, тогда поищут твои кости». Нет, что ни говори, а лезть через окно – не самый удачный способ выбраться из подстроенной женой ловушки. И тогда Иван Иванович решил пойти на хитрость и кардинально изменить тактику поведения.
– Валюшенька, я кушать хочу, – прогнусавил он.
– Нормальные люди по ночам спят, а не кушают, – возразила супруга.
– Я и в туалет хочу, – не сдавался пленник.
– Потерпишь, – продолжала измываться над мужем Валентина Петровна.
– Слушай, а если я пообещаю тебя не трогать, тогда выпустишь? – решился на последний шаг Недоделов.
– Знаю я твои обещания, я тебя выпущу, а ты до утра меня по двору гонять будешь, – не поверила женщина.
– Буду, – подтвердил Иван, поняв, что и таким образом не удастся уговорить жену его выпустить.
Недоделов был очень удивлен странной выходкой своей жены. Раньше она никогда его не запирала, а, наоборот, пряталась сама куда-нибудь подальше, чтобы не попасться страдающему похмельем мужу под горячую руку. Чего она теперь добивалась и на что надеялась, заперев своего мучителя в комнате, Ивану Ивановичу было непонятно. Что-то, по всей видимости, жена задумала против него, и это необходимо было немедленно выяснить.
– Хорошо же, я тебе еще покажу, – процедил слесарь и, громко бухнувшись на колени, протяжно застонал: – А-а, умираю.
– Только до утра не помри, – предупредила его Валентина Петровна.
Однако муж так больше и не отозвался.
– Ванька, – позвала женщина, но ответа не последовало.
Валентина Петровна прислушалась, но из комнаты не доносилось ни единого звука.
– Неужели и правда помер? – испугавшись, перекрестилась Недоделова.
Она попыталась разглядеть что-нибудь в замочную скважину, но в комнате было слишком темно. Пораздумав минуту, Валентина Петровна все же решилась открыть дверь и посмотреть, что случилось с ее ненавистным муженьком. Однако едва женщина заглянула в комнату, как Ваня кинулся на нее, выскочив из-за двери, и сжал пальцы на шее супруги.
– Хах-хах, – начала задыхаться Валентина Петровна, а Недоделов тем временем приступил к допросу:
– Говори, зачем меня заперла?
– Не скажу, – прохрипела женщина.
– Задушу, – пообещал муж.
– Посадят. Хотя... тебя и так посадят, – выдохнула Недоделова и тут же осеклась, поняв, что неожиданно для самой себя проболталась.
Услышав подобное заявление, Недоделов так удивился, что даже ослабил хватку.
– Это еще почему меня посадят? – спросил он.
Валентине Петровне очень не хотелось говорить о визите милиционеров, но молчать дальше – верный способ вызвать на себя еще больший гнев мужа. И тогда женщина решила врать напропалую:
– Потому что ты человека убил.
– Я убил? – вытаращил на жену глаза Недоделов. – Какого?
– Тебе лучше знать какого, – всхлипнула женщина. – Скажи еще, что ничего не помнишь.
– Не помню, – согласился Иван Иванович. – А когда?
– Милиционеры сказали, что прошлой ночью, – доложила Валентина Петровна.
– Так что, к нам и милиция уже приходила? – похолодел от ужаса слесарь.
– Приходила, – кивнула его жена. – Кепку твою шоферскую нашли в квартире убитого.
– Так я же ее два дня назад потерял.
– Это ты в отделении будешь рассказывать, где потерял. Они тебя, между прочим, допросить хотели, но разве же из тебя хоть слово можно было вытянуть, вон как нализался, – скорчила плаксивую мину коварная супруга.
Эта новость так ошарашила Недоделова, что он даже не обратил внимания на издевательский тон жены. Он, Ваня Недоделов, убил человека. Такого не может быть!
– Такого не может быть, – вслух повторил свою мысль Иван Иванович.
– Раз милиция сказала, значит, может, – отрезала Валентина Петровна. – Допился.
Но Недоделов уже не слушал жену. Он прошел на кухню, уселся за стол и спрятал лицо в ладонях.
Таким подавленным собственного мужа Валентина Петровна никогда не видела. У нее даже сердце кольнуло, когда она заметила, что из-под ладоней на колени Ивана Ивановича капнула слеза.
– Валечка, но как же так, – неожиданно подал голос Недоделов. – Я же не убийца.
– Как же, не убийца. А меня всю жизнь бил?
– Так это из-за того, что ты во всем упрекала, вот я и злился. Я же тебя на самом-то деле люблю, это ты от меня нос воротишь. Я и пить потому стал, что ненужность свою в этом доме почувствовал. Эх, доля моя тяжкая, – тяжело вздохнул «убийца». – Значит, за мной завтра придут?
– Ага, обещали утром тебя забрать, – подтвердила женщина.
– Тогда запирай меня, Валька, обратно, чтобы не сбежал ненароком. Раз уж сотворил злодеяние, то отвечу за все сполна. – С этими словами Недоделов поднялся и направился в комнату.
Валентина Петровна перечить ему не стала, повернула в замочной скважине ключ два раза, проверила надежность запора и решила лечь спать. Только вот сон к ней теперь уже не шел, в голове все еще звучали слова мужа о том, что он ее любит. «А может, не такой уж он и плохой? – закралось в душу женщины сомнение. – Может, зря я на него поклеп учинила? Ну, подумаешь, бил. А какую бабу мужик не гоняет? И мамку мою отец побивал, и дед бабку – тоже. Нет, не могу я этим милиционерам своего Ваньку отдать. Пусть пьяница, пусть хулиган, а все равно мой», – приняла окончательное решение Валентина Петровна и собралась уже со спокойной душой уснуть, но вспомнила, что дала милиции письменное показание против своего супруга. Воспоминание это подействовало на Недоделову как электрический разряд. Она подскочила на кровати, схватилась за голову, потом спрыгнула на пол, заметалась по комнате, споткнулась о кресло, упала и, не выдержав, зарыдала.
Плакала она долго, пока не устала. И тогда Валентина Петровна решила найти выход из этой страшной ситуации.
– Я тебя в петлю сунула, я тебя из нее и вытащу, – пробормотала она, обращаясь к супругу, который в данный момент ее совершенно не слышал.
Полночи Валентина Петровна провела в томительном ожидании утра. Когда же стрелки на часах показали половину восьмого, женщина быстро оделась и вышла из дома. Она направлялась в отделение милиции.
* * *
В отделении милиции в этот ранний час было еще пусто и тихо. За столом дежурного сидел молоденький милиционер, сменивший отоспавшегося и протрезвевшего Васюкова. Он разгадывал кроссворд и, судя по всему, кроме этого занятия его ничего не волновало, он даже не заметил прихода посетительницы.– Здравствуйте, – робко поздоровалась Недоделова и замолчала.
– Здравствуйте, – ответил на приветствие дежурный, не взглянув на пришедшую, но поскольку та больше не издавала ни звука, ему все же пришлось обратить на нее внимание. – Вы по какому вопросу?
– Мне бы начальника вашего самого главного увидеть надо, – все тем же робким голоском проговорила Валентина Петровна.
– Начальника? – переспросил дежурный таким тоном, будто женщина просила его о встрече по меньшей мере с президентом страны. – А начальник так рано не приходит. Он обычно часам к девяти появляется, а сейчас только восемь.
– Ничего, я подождать могу, – сразу же согласилась настойчивая гражданка и, указав на несколько стульев, выставленных вдоль коридора, попросила: – Можно, я вот здесь посижу?
– Сидите, – пожал плечами дежурный и вновь склонился над кроссвордом.
Ждать Валентине Петровне пришлось дольше, чем обещал дежурный. Шел уже десятый час, по коридору туда-сюда сновали сотрудники милиции: кто-то бегал из кабинета в кабинет с какими-то папками в руках, кто-то выходил покурить. Один раз мимо Недоделовой даже провели какого-то небритого типа в наручниках. «Наверное, бандит», – глядя на физиономию арестанта, решила Валентина Петровна. Однако самого главного все еще не было, ведь дежурный обещал ей сказать, когда начальник придет, но тот до сих пор молчал.
Недоделова совсем разволновалась. Она приблизилась к столу дежурного и спросила:
– А может, у него сегодня выходной?
– У кого? – поднял на нее непонимающий взгляд молоденький милиционер.
– У начальника вашего, – напомнила женщина.
– У Стеблова выходных не бывает, – серьезным тоном проговорил дежурный. – Сейчас должен подойти.
Как будто в подтверждение его слов за спиной у Валентины Петровны вдруг раздался звучный бас:
– Семечкин, мне никто не звонил?
Семечкин быстро соскочил со стула, при этом умудрившись запихать под него журнал с кроссвордом, и, вытянувшись, прокричал:
– Здравия желаю, товарищ полковник! Разрешите доложить, вам никто не звонил. Зато к вам посетительница. Уже полтора часа ждет.
– Где? – удивился Стеблов, который из-за похмелья после вчерашнего «согревающего мероприятия» соображал довольно туго.
– Да вот же она, Василий Наумович, – указал Семечкин на Валентину Петровну, и та с заискивающей улыбкой кивнула:
– Да, я вас давно жду.
– По какому вопросу? – приосанившись, осведомился Стеблов.
– По поводу убийства человека...
– Убийство? – тут же напрягся Стеблов. – Тогда прошу в мой кабинет.
Они прошли в кабинет Стеблова, там Валентина Петровна уселась на предложенный ей стул и приготовилась к разговору.
– Итак, для начала скажите мне, как вас зовут, – начал Стеблов.
– Валентина Петровна Недоделова.
– Замечательно. Я вас внимательно слушаю, – усевшись напротив женщины, сказал Василий Наумович. – Кого убили?
– Какого-то Мартышкина, – припомнила Недоделова фамилию, которую называл ей Кулапудов.
Стеблов наклонился вперед и переспросил:
– Мартышкина?
– Ну да, – кивнула Валентина Петровна. – Это же мой муж подозревается в его убийстве. Разве вам ваши сотрудники ничего не говорили? Я ведь им и показания дала в письменном, между прочим, виде.
– Показания? – еще больше растерялся полковник, которому очень не хотелось признаваться в том, что это дело ведут вовсе не его ребята, а курсанты из школы милиции.
– Показания, в которых я написала, что муж мой не ночевал дома, а когда вернулся, то был весь в крови, – начиная подозревать что-то неладное, пояснила Недоделова. – Разве эта бумажка не у вас?
Стеблов совсем перестал понимать, что происходит. Он помнил, что вчера отправил на раскрытие преступления группу курсантов, но вот чтобы они ему какие-то бумажки приносили, этого в памяти полковника явно не запечатлелось. Однако свидетельнице всего этого знать не стоило, и Василий Наумович упорным напряжением страдающего похмельным синдромом мозга принялся искать выход из этой нелепой ситуации. Выход нашелся довольно быстро, а именно, Стеблов просто вспомнил про Мочилова. Вот кто наверняка все знает о деятельности своих подопечных. Недолго думая, полковник схватил трубку, набрал номер школы милиции и вскоре уже разговаривал с Глебом Ефимовичем.
Какое облегчение испытал Василий Наумович, когда узнал, что свидетельские показания, зафиксированные на бумаге, действительно находятся у Мочилова и что его группа в кратчайший срок нашла убийцу Мартышкина.
– Глеб Ефимович, как же я рад, – пробасил в трубку Стеблов. – Сегодня же найду время, чтобы выразить тебе и твоим ребятам особую благодарность. Сейчас я к тебе пришлю кого-нибудь за бумагами, а заодно привезут и этого Недоделова.
Сказав это, полковник нажал на кнопку сброса, затем вновь набрал номер и уже более строгим голосом проговорил:
– Чаелюбов, возьми кого-нибудь, и поезжайте по адресу... Какой у вас адрес? – повернулся он к Недоделовой.
Валентина Петровна назвала, Стеблов передал Чаелюбову, после чего добавил:
– И еще одного отправь в школу милиции к капитану Мочилову, бумаги кое-какие надо забрать. Понял? Все, отбой.
Положив трубку, Василий Наумович довольно потер ладони и в этот момент натолкнулся глазами на полный тоски взгляд Валентины Петровны.
– А почему вы сюда-то пришли? – спросил полковник.
– Понимаете, я еще кое-что вспомнила и хотела к показаниям добавить.
– Ах, вот оно что, – закивал Стеблов. – Ну что же, скоро принесут ваши показания, тогда мы все исправим. А пока не хотите чаю выпить?
– Хочу, – отозвалась Недоделова, она вовсе не хотела чай, но все же решила хоть как-то скоротать время.
Полковник не обманул, показания действительно принесли очень скоро. Не успела Валентина Петровна допить содержимое своей чашки, как в кабинет постучали.
– Да, войдите, – разрешил Василий Наумович.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул лопоухий молодой человек, который держал в руках картонную папку.
– Василий Наумович, вот показания свидетельницы, – протягивая папку Стеблову, сообщил он.
Полковник принял папку и тут же спросил:
– Чаелюбов, а подозреваемого доставили?
– Так точно, доставили, товарищ полковник, – отозвался Чаелюбов. – Даже сопротивления не оказывал, думаю, что чистосердечное признание у нас уже в кармане. Вести его к вам?
– Веди, – махнул рукой Василий Наумович. – Видимо, придется мне самому это дело до конца довести, от вас разве дождешься.
Чаелюбов возражать не стал и быстро скрылся за дверью. Через несколько минут он вновь появился вместе с другим милиционером, сопровождавшим закованного в наручники Ивана Ивановича.
При виде мужа Валентина Петровна чуть не зарыдала в голос. Как же могла она собственными руками ни в чем не повинного человека в тюрьму упечь! Однако, вспомнив о своем плане, Недоделова сдержалась, но глаза отвела в сторону.
Слесаря усадили рядом с женой, Стеблов тем временем отпустил своих подчиненных, удобно разместился за столом, положил перед собой раскрытую папку с показаниями Валентины Петровны и приступил к допросу.
– Итак, прежде всего скажите мне ваше полное имя и отчество, – обратился он к подозреваемому.
– Недоделов Иван Иванович, – глухо представился слесарь.
– И вы признаете, что убили гражданина Мартышкина?
– Не признаю, – покачал головой Недоделов.
– Но как же так, – разочарованно протянул полковник. – Судя по показаниям вашей жены, – он внимательно вчитался в строчки признания, – вас не было дома всю ночь, а вернулись вы весь перепачканный кровью. К тому же ваша супруга признала кепку, которую нашли наши сотрудники в квартире убитого.
– Я ничего не помню, – все так же глухо, не поднимая глаз, пробормотал Иван Иванович. – Я же пьяный был...
– Значит, признать свою вину вы отказываетесь, – начиная терять терпение, процедил Стеблов.
– Не отказываюсь, просто не помню, чтобы кого-то убивал. Но если жена говорит, значит, я действительно виноват.
Валентина Петровна сидела ни жива ни мертва. Мысли роем проносились в ее уставшей от бессонной ночи голове. Однако при последних словах мужа она не выдержала и, схватившись за сердце, начала заваливаться на бок.
– Что с вами? Вам плохо? – подскакивая к ней, забеспокоился полковник.
– Воды, – просипела Недоделова, и полковник кинулся к графину с водой, который стоял на столе возле окна.
Этого момента и ждала Валентина Петровна. Проворно вскочив, она схватила из папки на столе два тонких листочка с собственными свидетельскими показаниями, скомкала их и начала запихивать в рот, при этом с феноменальной скоростью молотя челюстями. Все произошло так быстро, что даже Иван Иванович, который видел действия супруги, не понял сначала, что случилось.
Василий Наумович повернулся как раз в тот момент, когда последняя часть показаний скрылась во рту свидетельницы. Отшвырнув стакан с водой в сторону, он кинулся к женщине и попытался открыть ей рот, чтобы спасти хоть какую-то часть важной информации, но Валентина Петровна так больно укусила полковника, что тот взвыл.
– Ай, ай, ай, – стонал он, дуя на укушенный палец. – Вы что сделали?!
– Ничего, – с набитым ртом проговорила Недоделова.
– Вы с ума сошли! – опомнившись, заорал Стеблов. – Вы же собственные показания съели!
– А я... – попыталась было возразить свидетельница, но поперхнулась и кинулась к графину с водой. Сделав из него несколько больших глотков, женщина наконец проглотила собственные показания и сказала: – Я их не съела, а просто уничтожила, потому что они неверные.
– Как неверные? – удивился Василий Наумович. – Вы же сказали, что там только часть надо поправить.
– Не часть, а все от начала до конца. Ванечка, – со слезами на глазах обратилась она к мужу, – прости ты меня, дурочку. Я ведь оклеветать тебя хотела, за решетку посадить.
– За что? – вытаращил глаза Иван Иванович.
– За то, что пил безбожно и меня колотил, – призналась женщина. – Вот и сказала милиционерам, что, мол, ты дома не ночевал и вернулся весь в крови. А ведь не было же никакой крови, – это она уже обращалась к Стеблову.
Полковник почувствовал, как ему становится совсем плохо. Мало того, что похмелье давало о себе знать, так тут еще и такая заваруха началась. Есть от чего умом тронуться. Но Стеблов был человеком закаленным, всякое на своей работе успел перевидать, а потому не позволил себе такой роскоши, как сумасшествие, собрался с силами и спросил:
– Вы, гражданка, понимаете, что за дачу ложных показаний должны ответить по закону?
– Так нет же никаких показаний, – как ни чем не бывало ответила Валентина Петровна. – Где они теперь, показания эти, а?
– Ну ты, Валька, даешь, – покачал головой Недоделов. – Никак я от тебя такого не ожидал.
– Ваня, да ты мне как сказал, что все еще меня любишь, я и поняла, какое зверство совершила, и решила тебя спасти. Сама виновата, сама и исправила. Я обещаю, что теперь тебя в жизни ни в чем не упрекну, заинька моя, – и женщина громко чмокнула мужа в нос.
Стеблов так и плюхнулся на стул, бормоча себе под нос:
– Ничего не понимаю, ничего...
– А чего тут понимать, – перебила его Недоделова. – Ванечка мой ни в чем не виноват, никого он не убивал, а значит, вы должны его немедленно отпустить.
– То есть как отпустить?
– А вот так, снять наручники и отправить домой.
– Постойте-ка, – неожиданно вспомнил Василий Наумович, – но как вы объясните тот факт, что кепка, найденная в квартире убитого, принадлежит вашему мужу?
– Да я эту кепку еще два дня назад потерял, – встрял в разговор Недоделов. – И даже не помню где. Пьяный я был.
Стеблов понял, что больше с этим семейством разговаривать не о чем. Действительно, ведь улик против Недоделова не было никаких, кроме этой кепки, да и та теперь уликой служить не могла. Единственным доказательством были показания жены подозреваемого, но и тех теперь нет, а значит, он не имеет никакого права больше удерживать гражданина Недоделова по подозрению в убийстве.
Ощущая во всем теле невероятную тяжесть, полковник поднялся, подошел к двери, открыл ее и приказал кому-то:
– Тучкин, позови мне Чаелюбова. Хотя... погоди. Сначала сними наручники с подозреваемого.
В ту же минуту в кабинет вошел тот самый милиционер, который конвоировал Недоделова, и снял с Ивана Ивановича наручники.
– Нам что, можно уходить? – загорелась надеждой Валентина Петровна и мило улыбнулась.
Вот эта-то слащавая улыбочка и вывела окончательно из себя всегда сдержанного Стеблова. Его глаза налились яростью, и, набрав побольше воздуха в легкие, Василий Наумович заорал:
– Идти?! Да, вы можете идти! Вон отсюда немедленно, и чтобы духу вашего тут не было!
Чета Недоделовых возражать не стала. Валентина Петровна, подхватив под руку своего теперь уже обожаемого супруга, засеменила прочь из кабинета, сопровождаемая ненавидящим взглядом полковника.
Едва за Недоделовыми закрылась дверь, как Василий Наумович, схватившись за сердце, тяжело опустился на стул.
– Вот ведь влипли. Позора не оберешься. Упаси бог, кто узнает.
В дверь постучали, а через секунду в кабинет вошел Чаелюбов.
– Вызывали, Василий Наумович? – спросил он, оглядывая кабинет. – Что случилось? Мне Тучкин сказал, что вы подозреваемого отпустили.
– Отпустил, – кивнул Стеблов. – Что прикажешь с ним делать, если его жена свои собственные показания против него съела?
– К-как съела? – Чаелюбов даже заикаться стал, услышав такую невероятную новость.
– Как хлеб едят, засунула в рот и проглотила. А потом говорит, мол, никаких показаний она не давала, муж ее ни в чем не виноват. Теперь вот попробуй докажи, что эти чертовы бумажки вообще имели место быть. – Полковник высказал все это на одном дыхании, потом схватил со стола чашку с недопитым чаем и громко отхлебнул из нее, как будто поставил точку в своей речи.
– А зачем тогда эта женщина с самого начала соврала? – недоумевал Чаелюбов.
– А, – махнул рукой Стеблов, – муж ее бил часто и горькую пил, вот она и решила его в тюрьму отправить, на перевоспитание.
– Хороший педагогический прием, ничего не скажешь, – усмехнулся капитан. – А как же Мартышкин?
– А что Мартышкин? Недоделов его не убивал, хотя я сильно сомневаюсь в том, что его вообще кто-то убивал, – невесело усмехнулся полковник.
– Так что же теперь делать-то, Василий Наумович? Дело все равно раскрывать надо, – нерешительно заметил Чаелюбов.
– Надо. Курсанты все это заварили, они пусть и дальше расхлебывают. В общем, так. Я сейчас в школу милиции отправляюсь, к Мочилову. Если кто меня будет искать, то я вернусь часа через два. – С этими словами Стеблов поднялся, оделся и, еще раз тяжело вздохнув, вышел из кабинета.
4
В столовой царило странное оживление. Курсанты заметили это, как только вошли в обеденный зал. Однако при их появлении все разом стихло, и множество пар глаз уставились на ребят.
– Чего-то я не понял, – проговорил Пешкодралов, с опаской озираясь по сторонам. – Кажется, здесь обсуждали нас.
– Мне тоже так кажется, – кивнул Веня и, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал: – Ну, чего уставились, жрите давайте, а то каша прокиснет.
Как ни странно, все мгновенно встрепенулись и принялись быстро поглощать еду. Ребята тем временем подошли к раздаточной стойке, чтобы получить свои порции каши.
– Ой, золотые вы мои, – восторженно защебетала тетя Клава. – Герои вы наши. А я вам тут решила особый завтрак приготовить, блинчиков напекла с вареньем.
– Ого, вот это мне уже начинает нравиться, – в предвкушении вкусного завтрака, потер ладони Леха.
– Тетя Клава, а с чего это вы решили, что мы герои? – поинтересовался Веня.
– Ну как же, вся школа только и говорит о том, что вы вчера особо опасного преступника поймали, который человека убил. Я всегда всем говорила, что из ребят Мочилова выйдет толк, а особенно из Сашеньки. Саша, иди-ка сюда. Тебе какого варенья положить? Клубничного или из крыжовника?
– Можно и того, и другого, и побольше, – не стал скромничать Дирол.
– Так вот, оказывается, чем объясняются все эти странности, – растерянно пробормотал Кулапудов. – Значит, все уже знают. Но откуда?
– От верблюда, – отмахнулся Пешкодралов, получая от тети Клавы тарелку с узорчатыми душистыми блинчиками. – Какая тебе разница? Вот бы после каждого успешного задания нас так кормили, я бы день и ночь преступников ловил.
– Ты и так их будешь ловить, когда настоящим милиционером станешь, – осадил его Веня.
Наконец тетя Клава наделила блинами всю группу, и ребята, заняв свои места, принялись есть.
– Наверное, сегодня Стеблов нам благодарность будет выражать, а может, еще и презентует что-нибудь, – закатывая глаза, размечтался Дирол.
– Ты не больно-то губы раскатывай, – спустил Зубоскалина с небес на землю Кулапудов. – Слишком много хочешь. И благодарность тебе подавай, и подарки. Милиционер, между прочим, не должен ловить преступников из корыстных побуждений. Главное – очистить мир от зла.
– А мы разве не очищаем? – возмутился Санек. – Вот вчера взяли и очень даже хорошо почистили.
– А я все-таки сомневаюсь, – неопределенно пробормотал Федя.
– В чем? – глянул на него Дирол.
– В том, что этот самый Недоделов Мартышкина убил. Слишком тут много несостыковок получается, – продолжал развивать мысль Ганга.
– И что же тебя не устраивает? – поинтересовался Веня.
– Многое. Например, если, как говорит Валентина Петровна, ее муж пришел домой весь в крови и завалился спать, то почему мы на его одежде крови не обнаружили?
– Потому что Недоделова его наверняка переодела. Видел, какая она чистюля, даже Ирму в дом не пустила. Думаешь, она позволила бы муженьку в грязной одежде на чистый диван лечь? – возразил ему Веня. – К тому же кепка...
– Кепка вообще не может служить уликой. Мало ли как она попала в дом Мартышкиных. Недоделов же слесарь, его могли вызвать к Мартышкиным, а он у них кепку и забыл. Надо было сначала все проверить, а потом уже человека обвинять, – покачал головой Федя.
– Чего-то я не понял, – проговорил Пешкодралов, с опаской озираясь по сторонам. – Кажется, здесь обсуждали нас.
– Мне тоже так кажется, – кивнул Веня и, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал: – Ну, чего уставились, жрите давайте, а то каша прокиснет.
Как ни странно, все мгновенно встрепенулись и принялись быстро поглощать еду. Ребята тем временем подошли к раздаточной стойке, чтобы получить свои порции каши.
– Ой, золотые вы мои, – восторженно защебетала тетя Клава. – Герои вы наши. А я вам тут решила особый завтрак приготовить, блинчиков напекла с вареньем.
– Ого, вот это мне уже начинает нравиться, – в предвкушении вкусного завтрака, потер ладони Леха.
– Тетя Клава, а с чего это вы решили, что мы герои? – поинтересовался Веня.
– Ну как же, вся школа только и говорит о том, что вы вчера особо опасного преступника поймали, который человека убил. Я всегда всем говорила, что из ребят Мочилова выйдет толк, а особенно из Сашеньки. Саша, иди-ка сюда. Тебе какого варенья положить? Клубничного или из крыжовника?
– Можно и того, и другого, и побольше, – не стал скромничать Дирол.
– Так вот, оказывается, чем объясняются все эти странности, – растерянно пробормотал Кулапудов. – Значит, все уже знают. Но откуда?
– От верблюда, – отмахнулся Пешкодралов, получая от тети Клавы тарелку с узорчатыми душистыми блинчиками. – Какая тебе разница? Вот бы после каждого успешного задания нас так кормили, я бы день и ночь преступников ловил.
– Ты и так их будешь ловить, когда настоящим милиционером станешь, – осадил его Веня.
Наконец тетя Клава наделила блинами всю группу, и ребята, заняв свои места, принялись есть.
– Наверное, сегодня Стеблов нам благодарность будет выражать, а может, еще и презентует что-нибудь, – закатывая глаза, размечтался Дирол.
– Ты не больно-то губы раскатывай, – спустил Зубоскалина с небес на землю Кулапудов. – Слишком много хочешь. И благодарность тебе подавай, и подарки. Милиционер, между прочим, не должен ловить преступников из корыстных побуждений. Главное – очистить мир от зла.
– А мы разве не очищаем? – возмутился Санек. – Вот вчера взяли и очень даже хорошо почистили.
– А я все-таки сомневаюсь, – неопределенно пробормотал Федя.
– В чем? – глянул на него Дирол.
– В том, что этот самый Недоделов Мартышкина убил. Слишком тут много несостыковок получается, – продолжал развивать мысль Ганга.
– И что же тебя не устраивает? – поинтересовался Веня.
– Многое. Например, если, как говорит Валентина Петровна, ее муж пришел домой весь в крови и завалился спать, то почему мы на его одежде крови не обнаружили?
– Потому что Недоделова его наверняка переодела. Видел, какая она чистюля, даже Ирму в дом не пустила. Думаешь, она позволила бы муженьку в грязной одежде на чистый диван лечь? – возразил ему Веня. – К тому же кепка...
– Кепка вообще не может служить уликой. Мало ли как она попала в дом Мартышкиных. Недоделов же слесарь, его могли вызвать к Мартышкиным, а он у них кепку и забыл. Надо было сначала все проверить, а потом уже человека обвинять, – покачал головой Федя.