Та же тенденция обнаруживается и в других сферах творчества. Русская музыка XIX века представлена "созвездием" - М.И. Глинка, П.И. Чайковский, М.П. Мусоргский, Н.А. Римский-Корсаков, А.П. Бородин. На стыке двух столетий - А.И. Глазунов, С.В. Рахманинов, А.И. Скрябин. Мир музыкальной классики пустеет с уходом "последних из могикан" - С.С. Прокофьева, Д.Д. Шостаковича, А.И. Хачатуряна, Д.Б. Кабалевского, Г.А. Свиридова. Знатоки считали последним великим композитором Альфреда Шнитке, ушедшего совсем недавно.
   Скажем еще о живописи. Поразительно щедр на гениев прошлый век и в этом отношении. И.Е. Репин, В.И. Суриков, В.М. Васнецов, К.П. Брюллов, А.А. Иванов, В.Г. Перов, А.Н. Крамской, И.И. Левитан, И.К. Айвазовский, В.В. Верещагин, И.И. Шишкин, В.Д. Поленов. На переломе эпох - М.А. Врубель, М. Шагал, К.С. Петров-Водкин, русский авангард. Теперь спроси образованного человека, не искусствоведа, кто в России известный художник, назовет И.С. Глазунова, а напрягши память, добавит А.М. Шилова.
   Читатель, знающий больше о скульптуре, архитектуре и других видах художественного творчества, усмотрит повсюду ту же тенденцию. Может быть, земля русская не оскудела пока талантами, но на гениев ей уже явно недостает плодородия. И единственное, что способно еще утешить ревнивого патриота, - то же самое прослеживается во всех других великих национальных культурах. Это не заболевание какой-то одной страны и народа. Это - болезнь века, признак надвигающегося (продолжающегося, углубляющегося?) упадка.
   Заранее прошу извинения, если, назвав кого-то или, напротив, умолчав о ком-то, задену чьи-то устоявшиеся представления о "иерархии" национальных гениев. Вопрос этот бесконечно деликатный, и я смею лишь обозначить тенденцию, оставляя глубокий анализ специалистам.
   Начав с Германии, спросим, есть ли сейчас в ней хоть один писатель или поэт такого масштаба, как Гёте, Шиллер, Гейне, Т.Манн, Рильке; композитор, как Бетховен, Шуман, Вагнер, Мендельсон, Брамс? В Англии - равный Скотту, Байрону, Диккенсу, Теккерею, Шоу? Во Франции - композитор, который мог бы соперничать с Берлиозом, Гуно, Массне, Бизе, Равелем; писатель - со Стендалем, Бальзаком, Гюго, Дюма, Флобером, Золя, Франсом, Ролланом; художник - с Давидом, Делакруа, Курбе, Мане и другими импрессионистами? Кто в итальянской музыке может претендовать на лавры Россини, Верди, Пуччини, Беллини, Леонковалло, Паганини? Кого в современной американской литературе уместно "уравнять" с Э.По, Купером, Твеном, Мелвиллом, Драйзером, Лондоном, О'Нилом, Фолкнером, Хемингуэем?
   Поставим вопрос иначе: много ли сейчас в мире людей, безоговорочно признаваемых гениями в литературе, музыке, живописи, других искусствах? Боюсь, даже при самом расширительном толковании понятия "гениальное", с натяжкой могут быть названы два-три имени.
   Но, может быть, проблема сформулирована некорректно? Ведь признание нередко приходит post mortum. Да, так бывало. Однако главным образом из-за крайне медленного распространения информации. После изобретения книгопечатания такое случалось редко. Практически все названные выше творцы были признаны гениями при жизни. В наше время, когда любая оригинальная и плодотворная идея в считанные дни становится известной во всех уголках мира, явление гения не осталось бы незамеченным, как не остался незамеченным роман Габриэля Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества".
   Единственное, чем возвысился в "царстве муз" наш век по сравнению со своими предшественниками, - это кинематограф. Появилась надежда, что искусство не падет в неравном соперничестве с техникой - напротив, их альянс породит новые формы самовыражения и развития духовной сущности человека. Увы, последние десятилетия не внушают оптимизма. И на экране дает о себе знать общая тенденция упадка культуры. Пока еще нет недостатка в "звездах", а вот равных Эйзенштейну, Чаплину, Феллини, Бунюэлю, Ренуару, Куросаве и другим ушедшим великим маэстро не видно. Да и откуда им взяться, если самым выгодным занятием становится производство "мыльных опер".
   Как ни горько это сознавать, на исходе XX века "большая культура" все больше перемещается в библиотеку, музей, архив, хранилище, досье. Там сейчас жемчужины музыки и литературы, живописи и скульптуры - все то, что зовется классикой. Нового "соразмерного" ей искусства современное общество уже не в состоянии производить. Хорошо еще, что оно пока ценит, точнее, "доценивает" старое.
   Культура в истинном смысле есть не грамота, не знание и даже не потребление созданных кем-то когда-то ценностей, а творчество как непрерывный процесс самопознания человека и постижения окружающего мира. С этой точки зрения прекращение творчества или его увядание, "вторичность" есть признаки вырождения. Ограничиваться сохранением шедевров в коллекциях - значит постепенно уподобиться дикарям, обожествляющим упавший с неба амулет. Поклоняться ему они могут, а сами создать нечто подобное, увы, не в состоянии.
   В таком "созерцательном" положении мы находимся и по отношению ко всем великим мировоззренческим учениям. Христианство, мусульманство, буддизм, иудаизм, синтоизм и другие религии, даже их секты и ереси, - это продукт творчества далеких предков. То же относится к философским концепциям, составляющим в совокупности идеологический фундамент цивилизации. До сих пор они развивались - от прозрений Платона, Аристотеля, Демокрита и прочих мудрецов через многовековые поиски к созданным в XIX веке универсальным системам Канта, Гегеля и других. XX век мало что придумал своего, он только проверял практическую приложимость этих систем, подтвердив одни, опровергнув другие, попытавшись без большого успеха их синтезировать. Это была весьма важная, но по преимуществу экспериментальная работа.
   Главная причина усиливающейся творческой импотенции лежит на поверхности. Итогом XX столетия оказалось не социалистическое общество по Марксу, не общество "1984-го" по Оруэллу, не "изобильное общество" по Кейнсу. Все эти вещие прогнозы по-своему сбылись, но произвели они не конечный продукт, а только полуфабрикат исторического процесса. Финальным же его произведением (по крайней мере, на сегодняшний день) стало массовое общество. Именно это качество является общим для всех многообразных жизненных укладов, сохраняющихся в современном мире. И наряду с другими характерными чертами (склонность к охлократии, конфликтогенность, криминализация и пр.) предопределяет снижение духовных потребностей и стандартов в области культуры.
   Ошибаются те, кто полагает, что так называемая масс-культура не грозит нарушить "естественное" распределение духовных ценностей: высокое искусство для элиты, площадное для масс. Ссылаясь на то, что "так было всегда", они не учитывают радикальных перемен, связанных с созданием "масс-медиа". Сваленное в один телевизионный ящик со своим низкорожденным собратом и вынужденное подчиняться законам коммерции, для которой фуга Баха и завывание рокера - в равной мере товар на продажу, высокое искусство неизбежно будет отступать и перерождаться. Это не прогноз, а констатация факта - достаточно посидеть день у телеэкрана или посмотреть, что продается в книжных лавках. В Москве и Нью-Йорке, в Риме и Токио...
   Я был бы рад ходатайствовать о присуждении Нобелевской премии тому, кто сумеет опровергнуть эту гипотезу. Ну, например, доказать, что означенная тенденция не является необратимой, просто наш мировой ковчег вступил в зону штиля. В истории бывали ведь периоды длительного спада творческой активности. Почему не предположить, что где-то впереди нас ожидает новый Ренессанс?
   А если этого не случится, останется утешаться тем, что отпадет проблема переизбытка художественных ценностей и потомкам не придется перенапрягать мозги освоением новой классики.
   4. Прошлое и будущее - это знаки, символы. Легче всего представить их верстовыми столбами на дороге судьбы. Мы знаем, что осталось позади, но не можем заглянуть дальше линии горизонта. Прошлое состоялось, будущее - пока лишь догадка, фантом, предвкушение. Прошлое мертво, будущее еще не родилось. Оба они существуют только в нашей памяти и нашем воображении. Реально и всемогуще одно настоящее. Оно правит бал. Каждая очередная "связка" отцов, детей и внуков решает участь рода человеческого, "дежуря" за пращуров и потомков.
   На дежурство нашей "тройки" выпало дьявольское испытание: впервые человечество получило способность сознательно или нечаянно совершить самоубийство. Задачей номер один стало для него не развитие, а выживание. Старшее поколение XX века пролило больше крови, чем было пролито ее за всю предыдущую историю. Но свой долг этот "караул" все же выполнил, удержавшись от ядерного апокалипсиса. А вот наследство тем, кто идет нам на смену, мы оставляем сколь богатое, столь и опасное. Нечто вроде шкатулки с бриллиантами, в поддон которой упрятана взрывчатка: стоит неосмотрительно коснуться блестящих камушков - взлетишь на воздух.
   Есть ли шанс избавиться от дурного наследия, сохранив вечные ценности, без которых жизнь потускнеет и зачахнет? До сих пор решали эту проблему бегством от действительности. Прокрутив в голове всемирную историю, приходишь к неутешительному выводу: люди никогда не были всецело в ладах с реалиями жизни. Бежали от них к зрелищу, как римский плебс на бои гладиаторов и современные подростки на дискотеки. Замыкались в уединенный мир грез, как поэты всех времен и народов. Прятались в своих жилищах - надменных замках и убогих хижинах. Искали отвлечения в странствиях, утешения в любви, забвения в вине и наркотиках.
   Все это были попытки убежать в одиночку. В XX веке пролетариат попытался спастись от ненавистной ему действительности, уничтожив ее. Оказалось, разрушить мир насилия значит с неизбежностью погрести и себя под его обломками, ибо все мы, правые и виноватые, невольные обитатели этого мира.
   Бегство от действительности всегда самообман - вот главный урок, который следует извлечь из опыта уходящего века. Прошлое нельзя рассматривать как неоплаченный груз, который можно в нужный момент скинуть с гондолы воздушного шара, чтобы взлететь. Его невозможно пустить в расход, некому продать, негде закопать в землю. Его можно только преодолеть, переработать, перестроить. Нужны не потрясения основ и не героические подвиги, а упорная, тяжелая, временами грязная, часто неблагодарная, плохо оплачиваемая почестями и богатством работа.
   Ни один грамм прошлого не должен пропасть без пользы. Все ст?ящее может войти в будущее в прямом или преобразованном виде, стать его органичным элементом. Даже отходы ядерного топлива невозможно уничтожить - они должны пройти предписанный природой срок своего распада, возвращения в безвредное состояние. Непригодное сейчас может пригодиться в будущем. Непотребное послужит самообучению "от противного".
   Но что толку в мудрости предков и уроках прошлого, если мир уже обречен и остается открытым лишь вопрос, от чего именно он погибнет - от ядерной войны или удушья ("озоновые дыры"), всемирного потопа ("парниковый эффект") или эпидемии СПИДа, перенаселенности или исчерпания энергетических ресурсов. С высокой степенью достоверности рисуя подступающие отовсюду угрозы, алармисты заключают обычно мистическим: "Будем надеяться!" Засим следует перечень условий, ожидать выполнения которых можно лишь при условии, если человечество построится как воинская часть на плацу и будет беспрекословно подчиняться командам. "Если мы хотим выжить, нам следует отрешиться от эгоизма и отказаться от чрезмерного потребления... Мы должны... Необходимо...".
   Все, безусловно, хотят выжить, проблема, однако, в том, что эти пожелания и требования адресуются сознательному, просвещенному и объединенному человечеству, способному принимать ответственные решения. Но такого адресата не существует, есть, в лучшем случае, сто тысяч проницательных и совестливых интеллектуалов, перекидывающих друг другу свои мысли. И великое достижение, если хоть стотысячная их доля идет в дело.
   Но, допустим, в конце концов удастся с помощью телевидения донести эти заклинания до каждого взрослого жителя планеты - что от этого принципиально изменится? Иллюзорны надежды на то, что, осознав, каких неприятностей надо ожидать со дня на день, земляне, как один, кинутся исполнять предписания разума. Скорее всего, из грозных предостережений ученых кассандр часть сделает вывод, что грядут лихие времена и нужно позаботиться о себе и своих близких. А большинство просто отмахнется: сколько раз пророчили конец света, и ничего, пронесло, так будет и теперь.
   Следует, видимо, смириться с тем, что в обозримом будущем дела в мире будут идти примерно так же, как до сих пор. Возможно, будут заключены несколько новых договоров по ядерному разоружению, но одновременно атомными бомбами и ракетами обзаведутся еще несколько государств. Возможно, будут созваны два-три экологических саммита по типу Рио-де-Жанейро, но принимаемые меры не остановят наступления пустынь, сокращения пахотных земель, увеличения выбросов в атмосферу углекислого газа и прочих факторов наступающей экокатастрофы. Возможно, удастся урегулировать какие-то вооруженные конфликты, но вместо них вспыхнут другие - тлеющих очагов для этого более чем достаточно. Возможно, будут пойманы и наказаны некоторые организаторы чудовищных террористических актов и распространители наркотиков, но пока не видно стратегии, которая могла бы положить конец терроризму и наркомании.
   Иными словами, меры, принимаемые для решения глобальных и неглобальных проблем, будут, как и до сих пор, отставать от необходимых - значит, будет увеличиваться энтропия. Мы уподобляемся должнику, который из последних сил выплачивает проценты, но продолжает залезать во все большую кабалу. У него, по большому счету, только один выход - продать дом, рассчитаться полностью с кредитором и переселиться в более скромное жилище. Человечество может выжить только при двух условиях: если будет остановлен демографический рост и если страны "золотого миллиарда" откажутся от сверхпотребления ресурсов, сядут на умеренный паек.
   Предположим, следующий президент Соединенных Штатов, осознав свою ответственность, предложит конгрессу и народу своей страны вспомнить правила пуританской аскезы и сократить потребление американцами всех продуктов до уровня среднестатистического жителя Земли. Он почти наверняка будет объявлен безумцем и подвергнут импичменту. Демократия, которую мы воспринимаем как замечательное достижение XX века, грозит стать непреодолимым препятствием на пути спасения человечества, потому что она замкнута в национальных границах и поневоле становится заложницей национального эгоизма.
   Значит, положение безвыходное? В общем - да, если не иметь в виду одну грустную гипотезу. Это - спасение через катастрофы. Похоже, только они могут прерывать безвольное сползание в бездну, подталкивать к спасительным действиям. Не об этом ли говорит весь опыт XX столетия?
   Первая мировая война побудила создать Лигу Наций. Хотя этот опыт оказался неудачным, он не прошел даром.
   Ужас, каким обернулась Вторая мировая война, был настолько силен, что руководители держав-победительниц, оставив на время идеологические предрассудки и политический эгоизм, создали международную организацию на таких надежных основаниях, что она устояла под ледяными ветрами "холодной войны" и располагает достаточным запасом прочности, чтобы послужить миру и в XXI веке.
   Потрясение, испытанное во всем мире последствиями бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, сыграло решающую роль в том, что, хотя был создан огромный ядерный арсенал и проводились испытания, это оружие больше ни разу не применялось против людей. Картина отпечатавшегося на стене силуэта сожженного атомным взрывом человека делает немыслимым повторение этого преступления.
   Испуг, вызванный берлинским кризисом 1953 года, привел к установлению "красной линии" между Москвой и Вашингтоном, ряду предосторожностей против сбоев техники и других опасных случайностей.
   В течение нескольких дней осенью 1963 года люди запасались продуктами, ожидая рокового момента, когда приближавшиеся к Кубе советские корабли будут встречены американскими бомбардировщиками. Тревога, охватившая мир, и тяжесть ответственности, испытанная лидерами двух стран, были настолько велики, что удалось в короткий срок заключить ряд соглашений, обеспечивающих безопасность в воздухе и на море, а свобода Кубе была гарантирована без ракет с ядерными боеголовками.
   Понадобился Чернобыль, чтобы резко актуализировать проблему безопасности атомной энергетики. Авторитет МАГАТЭ вырос многократно. Экспертные заключения агентства оказывают серьезное влияние на перспективу поддержки или, напротив, бойкотирования мировым сообществом тех или иных атомных проектов.
   Распространение СПИДа заставило с большим уважением относиться к Всемирной организации здравоохранения. Рост преступности побудил многие государства, предпочитавшие опираться на собственные силы, присоединиться к Интерполу. Учащение столкновений и аварий требует принятия более эффективных мер от международных транспортных организаций. И так далее.
   Напрашивается аналогия с прививкой смертельных болезней - организм не приобретает иммунитета, пока не переболеет ими хотя бы в легкой форме. Разумеется, ничего хорошего в том, что этот метод, искусно применяемый в медицине, становится в политике и экономике своего рода дубиной, заставляющей браться за ум. Этот, безусловно, худший метод выживания означает поражение разума. Так дикие звери убегают от пожара, если есть куда бежать. "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится" - гласит русская пословица. Ее аналоги есть наверняка во всех языках.
   "Спасение через катастрофы" к тому же не панацея от всех зол, поскольку "порог прививки" с каждым разом повышается. Страх быть ввергнутыми в пучину ядерной войны после Карибского кризиса привел к разрядке международной напряженности. Но она оказалась недолговечной. Дьявол взялся за свое, выветривая страх из хилой памяти престарелых руководителей сверхдержав. Успешно запущенный общеевропейский процесс не помешал утыкать Европу, с одной стороны, ракетами СС-20, а с другой - першингами и крылатыми ракетами. Мир вновь был подведен к пропасти, и только отчаянно смелые инициативы Горбачева, встретившие после некоторых колебаний отклик у Рейгана, позволили отделаться на этот раз легким испугом.
   Какие же героические усилия понадобятся в следующий раз и какой ценой будет достигнуто очередное "спасение через катастрофы"? На этот вопрос в свое время ответил Герберт Уэллс - человек, наделенный сверхъестественной проницательностью. В романе "Освобожденный мир", написанном в 1913 году, рассказывается, как великие державы, вступив в смертельную схватку, впервые применили атомное оружие (Уэллс описал "ядерный гриб" так, словно видел его собственными глазами). После того как добрая треть мира была разрушена и уничтожены сотни миллионов людей, воюющие стороны пришли в ужас и согласились остановить побоище. Представители всех государств съехались на конференцию, где было сочтено необходимым создать мировое правительство, чтобы разумно распорядиться сохранившимися ресурсами, спасти оставшихся в живых, поднять мир из развалин.
   Мини-катастрофы - это своего рода запасные тормоза, встроенные в двигатель нашего мира. Они автоматически включаются, когда он несется, не разбирая дороги, к пропасти. Но даже эта уловка "конструктора" не поможет, если те, у кого в руках руль, проигнорируют последние предостережения или не смогут убедить людей в необходимости пойти на жертвы во имя спасения будущего.
   Плохо, очень плохо, что мир одолевает масс-культура, что не являются на свет новые гении в литературе и искусстве. Но у нас есть хотя бы созданные до сих пор шедевры. А вот одним наследием великих лидеров прошлого не обойтись. Лидеры нужны живые.
   Притом не просто правители - президенты, короли, императоры, султаны, первосвященники, партийные боссы. Тем более - не диктаторы, деспоты, тираны. Не пророки и прорицатели абсолютных истин. Не поводыри слепых. Нужны незаурядные личности, способные понять веления времени, прорвать паутину предрассудков, проложить оптимальный курс. И главное - внушить к себе доверие.
   Умных людей вообще пруд пруди. Среди них, вероятно, каждый десятый имеет свою концепцию, как облагодетельствовать страну, а каждый сотый знает, что нужно для выживания человечества. Надо думать, не один из них сумел бы воплотить свои замыслы на практике. Но вот сделать свою веру всеобщей - дано только лидеру.
   XX век выдвинул много выдающихся личностей - харизматических революционеров, мудрых реформаторов, благородных духовных наставников и просто талантливых администраторов. Но если бы предложили назвать одного, кто больше других отвечает сегодняшней потребности, следовало бы остановиться на Махатме Ганди. Этот человек всем набором дарованных ему от природы и приобретенных самовоспитанием качеств словно специально был сотворен для наименее болезненного, насколько возможно, решения исторической задачи, а примененный им принцип ненасилия остается единственно разумным способом продвижения в будущее мира, перенасыщенного враждой и смертоносными вооружениями. Только человек такого масштаба, такой несокрушимой воли и преданности своей идее, с таким непререкаемым авторитетом мог удержать от разрушительного насилия многомиллионную массу униженных и оскорбленных, отчаянно желавших вырваться на свободу людей. Удержать от разгула, бунта, бойни и привести к победе.
   Существует мнение, что всякий раз, когда ход событий делал необходимым появление определенной личности, такой человек обязательно появлялся; более того, на заглавную роль находилось несколько кандидатов. Увы, если так и происходит, то далеко не всегда. История сильно изменила бы свое течение, случись кто-то другой на месте Цезаря, Наполеона, Петра Великого, в роли Ленина, Рузвельта, Черчилля, де Голля и других лидеров, оказавших наибольшее влияние на ход событий в XX столетии. Финал века, прокладывающий мост в следующее тысячелетие, связан с именем Горбачева, его новым мышлением, в центре которого - идея взаимозависимости мира и все тот же принцип ненасилия.
   В разные эпохи будущее смотрится по-разному: ясным и туманным, многообещающим и мрачным. Сегодня оно выглядит тревожным. Даже если где-то впереди раскинулся благодатный оазис, путь к нему пролегает через большие испытания и труды. И ни в чем так не нуждается сейчас род людской, как в лидерах, способных провести его через пески тревожного времени.
   5. Буквально всё на стыке тысячелетий тянется к соединению, консолидации, целостности. Царит оживление на строительстве Вавилонской башни. Кто только не трудился на этом поприще! Завоеватели тщились объединить географическое пространство и людскую массу мечом. Больше преуспели создатели вероучений и творцы художественных ценностей.
   Особенно отличились мореплаватели и изобретатели. Но самым властным объединителем стал общий враг - нависшие над человечеством смертельные угрозы. От них не спастись иначе, как единой волей, общим разумом, согласованным действием.
   Достанет ли у нашего "караула" мужества и сознания ответственности выполнить выпавшую на его долю миссию - не дать порваться связи времен в настоящем.
   Ибо "...завтрашний [день] сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы" (Матфей, 6:34).
   СТИХОТВОРНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ
   Если я осмеливаюсь включить несколько стихотворных текстов в эту книгу, то лишь как составную часть рассказа о пережитом, индикатор настроения и самопонимания. Ведь стихи - самый благодатный материал для суждения о натуре человека. Всякий, кто их сочиняет, становится сам того не желая более искренним.
   Начну с "программного" для себя стихотворения.
   Рифмоплетство
   Я рифмоплет, плету стихи,
   И, как ткачиха-мастерица,
   Могу сплести их из трухи,
   Из шелка, бархата и ситца.
   Могу из радости их сшить,
   Из огорченья и страданья.
   И так свой личный суд вершить
   Над очумелым мирозданьем.
   Но чувств ответных мне вовек
   Не пробудить заемной болью.
   Я чищу прошлогодний снег
   Подмоченной аэрозолью.
   Хоть удавись, от горя вой,
   Но не рожденный для полетов,
   Я - рядовой мастеровой
   В цеху миллионном рифмоплетов.
   Но иногда, вдруг озарен
   Звезды своей волшебным светом,
   Я слышу колокольный звон
   И чувствую себя поэтом.
   Я этот дар ловить спешу,
   Ниспосланный мне небесами,
   Я не рифмую - я пишу,
   Слова ложатся в рифму сами.
   И сам родится их узор,
   Их музыкальное звучанье,
   Как задушевный разговор
   И как сердечное признанье.
   Так водит Сон моей рукой,
   Мой старый, добрый, щедрый гений,
   Ведь без него напев такой
   Я б не придумал, без сомненья.
   И разве мне сложить с утра
   Вот этот стих, скажи на милость,
   Когда бы ты еще вчера
   Мне спозаранку не приснилась?
   * * *
   Миг озаренья миновал,
   И, возвратясь к земным заботам,