Здесь поднимается пизанская башня, в которой хранятся королевские сокровища, там греческая, которая поднимается над кварталом Кемония. Средину украшает та его часть, которая называется Иогария (Джугариа), убранная в высшей степени богато. На остальном пространстве кругами размещены жилища женщин, девушек и евнухов, которые служат королю и королеве. Там находится очень много других небольших, но очень роскошных дворцов, где король тайно беседует со своими доверенными людьми о государственных делах».
Из одной арабской надписи, сделанной на колонне окна в мессинском соборе, ясно, что Рожер II имел дворец и в Мессине. Эта надпись приглашает придворных войти в этот замок, жилище вечного счастья.
Сын и преемник короля Рожера, Вильгельм I, как уже было сказано, в последние годы своей жизни построил недалеко от своей резиденции окруженный садом дворец, который часто упоминается писателями того времени под именем Аль-Азаса, или Великолепного. Как старое название можно узнать в современном Ла-Циза, так – по крайней мере, в одной части дворца, – после всех перестроек, можно заметить его первоначальный восточный характер. В первой половине XVI столетия, когда дворец был в лучшей сохранности, его посетил флорентиец Лео Альберти, оставивший довольно точное описание. Через дверь с позолоченным сводом входили в портик, а потом через другую такую же дверь – в четырехугольный зал со сводчатой крышей, стены и потолок которого были украшены мраморными плитами; в центре – фонтан с мраморным бассейном. Над ним – мозаичное изображение орла, двух павлинов и двух охотников, которые из лука целились в этих птиц. По выложенным разноцветными камнями желобам струи воды переливались в другие бассейны, пока не вливались в пруд перед дворцом. Необыкновенно приятно было смотреть на кристально чистую воду и слушать, как быстрые ручейки журча падали на искусно обработанные камни, потом соединялись и текли дальше, а через них просвечивали прекрасные мозаики, которые по большей части изображали рыб.
Для норманнских замков в Сицилии, как и для их предшественниках арабских, пруды и проточные воды – неотъемлимая атрибутика, также, как и в мусульманской Испании, где и теперь Альгамбра и замок Гранады свою главную прелесть получают в обилии проточной воды. То же характерно и для городов Востока – например, Дамаска.
Король Вильгельм II, как повествует легенда, однажды заблудился в лесу, почти в четырех (итальянских) милях от Палермо. Утомленный охотой, он опустился у корня дерева и заснул. Во сне он увидел Святую Деву, которая открыла ему, что на этом месте зарыты сокровища его отца, и приказала ему использовать эти сокровища для прославления ее и во благо его подданных. Проснувшись, король приказал своим работникам копать под деревом. Сон не обманул Вильгельма. Были найдены огромные богатства. На этом месте король заложил великолепную церковь.
Тот лес, в котором охотился король Вильгельм и в котором позднее был выстроен собор Монреале, служил охотничьим угодьем еще для Рожера II, так как там было очень много оленей, кабанов, серн и другой дичи. Именно там, на горном склоне, находилась прелестная вилла этого короля, к которой с гор была по акведуку подведена вода. Недалеко от нее находились руины старого монастыря, который существовал еще до арабов. И Вильгельм II с самого начала своего царствования очень любил это место и, когда у него появилась мысль увековечить свою память постройкой великолепной церкви с монастырем, его выбор пал на эту местность, которая была особенно красива. Поэтому в 1172 году по его приказанию над развалинами старинного монастыря началась постройка нового собора и монастырских зданий. Для того, чтобы населить монахами этот монастырь, под который пошли и покои виллы Рожера II, король вызвал на Сицилию сто бенедиктинцев из аббатства Ла-Кава, которое находилось недалеко от Салерно, с их аббатом Теобальдом. Папа Александр III издал по его просьбе буллу, которая ставила аббатство в непосредственное подчинение святому престолу, которому за это ежегодно уплачивалась подать в сто тари. Монастырь был освобожден от всех других налогов, и нужно было специальное разрешение короля на продажу монастырских поместий и угодий. Аббата выбирал соборный капитул, утверждал король. Посвящение его мог совершить каждый епископ. Аббат должен был управлять монахами и имел все привилегии епископа, так что ему было дозволено даже пользоваться всеми внешними знаками этого достоинства. Вильгельм дал аббатству в собственность дома и сады в Палермо, много мельниц в окрестностях своей резиденции, небольшой остров и, кроме того, деревни и замки. Это Корлеоне, Булкаро и Калатрозо с мельницами и другими угодьями. Далее, он подарил новому величественному аббатству церковь святого Климента в Мессине, святой Марии Маклензе и капеллу Сан Мавро в Калабрии с их владениями и, наконец, город Битетто в Апулии. Вместе с земельной собственностью он отдал монастырю и крестьян, которые там жили. К этому он присоединил и другие привилегии. К услугам аббатства в палермитанской гавани стояло пять баркасов для рыбной ловли. Аббатство имело право рубки дров во всех королевских лесах, было освобождено от всех податей на суше и на воде. Все эти привилегии были записаны золотыми буквами на свитке пергамента. Король с блестящей свитой отправился в Монреале, в 1176 году в день Вознесения подписал этот документ, приложил к нему свою печать и возложил его на алтарь. Кроме того, он дал собору в Палермо деревню Баиду («Белая»), расположенную на холмах выше резиденции, со всеми ее угодьями и крестьянами и много полей, принадлежавших к диоцезу Джиржденти. Юрисдикция над всеми этими владениями принадлежала аббатству. В следующие годы аббатство в Монреале обогатилось многими новыми владениями как на острове, так и на материке. В окрестностях монастыря возник город, теперешнее Монреале, так как туда стекалось много людей на постоянное жительство. В 1182 году король Вильгельм получил от папы Люция III, согласие на то, чтобы новый собор был резиденцией архиепископа. Каждый аббат получал этот сан, а монахи составляли его капитул. Собор в Монреале – блестящий памятник искусства норманнской архитектуры Сицилии. Высокие готические арки поначалу могут вызвать мысль о том, что мы входим в готический собор, но, как только взгляд останавливается на крыше здания, становится ясным, что здесь нет существенных признаков готического стиля. Большое впечатление производят превосходные мозаики собора, особенно колоссальное поясное изображение Христа, который, полный высокой и торжественной серьезности, смотрит на нас со свода над алтарем. Роскошь интерьера изумительна. Стены украшены мозаикой по золотому фону, колонны сделаны из превосходного мрамора. Порфир и другие драгоценные породы свидетельствуют о том, что строитель не жалел средств, чтобы с необыкновенным великолепием украсить храм Божьей Матери. На северной и западной стороне можно заметить остатки стен, и это дает право предположить, что прежде в соборе был притвор – по старинному обычаю, который, может быть, пришел в Сицилию из собора святой Софии в Константинополе, хотя он соблюдался и вообще при базиликах и даже первоначально применялся при посторойке мусульманских мечетей.
Поскольку это здание в течение многих столетий подвергалось перестройкам, будем руководствоваться старинными описаниями его и при этом всегда помнить, что многого, что есть в этом аббатстве теперь, в прежние времена там не существовало. На передней стороне собора возвышаются две грандиозные башни, которые соединяются между собою четырьмя колоннами. Ниже, двумя рядами колонн (в каждом ряду по девяти), собор делится на три корабля, из которых средний втрое шире двух боковых. В конце правого бокового корабля находится крещальня во имя святого Иоанна Крестителя с двенадцатью коринфскими колоннами, украшенными порфиром и гранитом. Пять ступеней ведут к высшей четырехугольной части собора, солее, откуда по трем ступенькам поднимаются к святилищу. Четыре огромных колонны поддерживают навес над солеей. За ними находится королевская солея и там друг на против друга стоит два амвона, один для чтения евангелия, другой для чтения посланий. Евангелие король слушал стоя, а послания сидя. На стороне амвона посланий находятся гробницы Вильгельма I и Вильгельма И. Восемь ступеней ведут к главному алтарю, за которым начинается полукруг, в центре которого – место епископа. Мозаика пола в солее, в святилище (бема) и апсиде, а также в обеих сакристиях сделана с необыкновенным искусством и представляет розетки, захватывающие друг друга четырехугольники в арабском стиле и различные украшения в византийском. Главный портал украшен богато. Особенно замечательны отлитые из меди створки царских ворот, на которых написаны исторические картины – предтечи тех знаменитых ворот во флорентийской баптистерии Лоренцо Гиберти, которые Микельанджело признавал достойными быть воротами рая. Надпись на них гласит, что эти двери в 1186 году сделал Бонам, гражданин Пизы. Если многое в зданиях, воздвигнутых норманнами в Сицилии, напоминает Византию, то, по-видимому, ее же напоминает и их обычай украшать церкви медными дверями, украшенными картинами. Бронзовые двери собора святого Павла в Риме были привезены в 1070 году Хильдебрандом, когда папа посылал его к греческому императорскому двору. По свидетельству Лео из Остии, аббат Монтекассино незадолго до 1060 года видел медные ворота в Амальфи перед епископским дворцом, и это дало ему повод приобрести такие же двери в Византии и для своей церкви. Отсюда можно заключить, что и медные двери в Амальфи были привезены туда из Византии. Точно такие же медные двери были в салернском соборе и в соборе старинного города Равелло, повыше Амальфи. Ворота последнего города помечены 1179 годом.
Точно таким же замечательным произведением норманнского искусства, как и собор в Монреале, был построенный при нем монастырский двор. 216 колонн, богато украшенных, но не загроможденных мозаикой и скульптурными работами, по красоте представляют нечто единственное в своем роде.
Королева Маргарита, которая всегда отличалась особенной набожностью, а потом, когда отошла от государственных дел, еще больше отдалась делам благочестия, обогатила юное архиепископство Монреале новыми учреждениями. В 1175 году она приказала построить на склоне Этны бенедиктинское аббатство Маниачи. В своем поместье святого Марка она построила женский монастырь. Архиепископ Вальтер Оффамиль в своем поместье на берегах Орето почти у самого Палермо основал Цистерцинский монастырь Святого Духа, который потом – более, чем через сто лет – прославится тем, что стал главной ареной убийств во время Сицилийских Вечерен. Он же построил церковь святой Христины (старую) и при ней монастырь.
Соперник Оффамиля, протонотарий Айелл, еще в 1150 году доказал свое религиозное усердие тем, что построил в Палермо церковь Святой Троицы и основал при ней монастырский госпиталь, который потом при Гогенштауфенах перешел в собственность ордена немецких рыцарей. Потом он основал еще один монастырь, который и до сих пор называется монастырем канцлера, больницу и странноприимный дом в честь Святого Иоанна Делла Гвилла.
Вильгельм II построил среди парка великолепный замок вне Палермо, недалеко от дороги к Монреале. Фацелл описывает его так: «К дворцу в Палермо с запада перед городскими воротами примыкает фруктовая роща почти в две тысячи шагов в окружности. Там были разбиты великолепные сады со всевозможными породами деревьев и с неиссякающими источниками. Здесь и там были кусты, которые благоухали лавром и миртом. Там от входа и до выхода простирался очень широкий портик со многими отрытыми сводчатыми павильонами по бокам для забавы короля. Один из этих павильонов в целости сохранился и до нашего времени. Среди сада находился большой рыбный пруд, выложенный старинными огромными квадратами, в который была напущена живая рыба. Пруд не разрушен и до настоящего времени, только в нем нет ни рыбы, ни воды. Рядом с ним возвышался и теперь возвышается великолепный загородный замок короля с арабской вязью на вершине. Чтобы не было ни в чем недостатка для королевской роскоши, в одной стороне этого фруктового сада для забавы двора содержались дикие звери почти всех пород. Но все это теперь развалилось и занято виноградниками и огородами частных лиц». Теперь можно точно определить площадь плодового сада, так как большая часть стен сохранилась. И теперь, как прежде, палермитанцы называют это место сарацинским названием Эвба. Еще в XVI столетии, когда писал Фацелл, этот летний дворец с построенными при нем широкими павильонами был почти разрушен. Теперь же от его старинной архитектуры ничего не осталось, кроме развалин и стен с аркообразными, кверху заостренными шишаками, а в некотором отдалении от ее павильон с куполом. Павильон – это маленькая, четырехугольная постройка, никак не больше тридцати футов высоты, на четырех сторонах которой находятся открытые ниши. Крышей служит изящный купол. В центре прежде, по-видимому, был фонтан.
И поныне старый собор в Палермо, потом превращенный мусульманами в мечеть, а затем вновь освященный, служит для христианского богослужения.
В год свадьбы Вильгельма II в Венеции между немецким и сицилийским государствами был заключен мир. Позднее осенью 1177 года в Палермо прибыло посольство от Барбароссы для ратификации договора, который до сих пор был подписан только епископом Ромуальдом. Уполномоченными Германии были Родегар, обер-камергер Фридриха, и Уголино Буонкомпаньо. Со стороны короля Вильгельма мирный договор был клятвенно подтвержден двенадцатью первыми вельможами его государства.
Хотя завоевания на африканском берегу Рожера II при его преемнике были вновь утрачены, правительство Вильгельма II не упускало из виду мусульман, обитавших на побережье Средиземного моря. Главной задачей сицилийского флота было патрулирование в южных водах, с целью защищать христианские корабли от нападения пиратов и облегчать переезд для крестоносцев, стремившихся к Святой Земле. Теперь же, когда был заключен мир с Германием, войска которой всегда угрожали Нижней Италии, Вильгельм II получил возможность с большим вниманием отнестись к этому делу. В 1180 году он заключил договор с мувагидским властителем Абу Якубом, в силу которого между этим могущественным князем и сицилийским королевством был установлен мир на десять лет. При этом Абу Якуб обязался платить Вильгельму II ежегодную подать. Он принял эти условия, вероятно, потому, что был занят войной в Испании и не мог одновременно вести войну и на Сицилии. Когда договор был заключен, норманнский король послал Мувагиду великолепный подарок. Арабский историк Марракоши рассказывает: «Король Сицилии послал Абу Якубу такие роскошные подарки, подобных которым не было ни у одного князя. В числе их был и рубин, вставленный в переплет Корана. Коран этот был одной из драгоценностей андалуских Омайядов, которые обыкновенно, как только предпринимали поход, приказывали возить эту книгу перед собой на верблюде».
В следующем году сицилийский флот предпринял экспедицию на балеарский остров Минорку, который принадлежал сарацинским князьям из дома Гангиахов. Командовал флотом адмирал Вальтер Моак. Об исходе этой экспедиции нам ничего с точностью неизвестно.
Здесь необходимо обратить свое внимание на Византию, где в это время происходили события, знание которых необходимо для того, чтобы понять случившееся вскоре на Сицилии.
В 1180 году Эммануил Комнен умер, не назначив опеки над своим малолетним сыном и престолонаследником Алексеем И. Императрица Мария, дочь князя Раймунда Антиохийского, еще раньше возбудила народный гнев. Эта легкомысленная и властолюбивая женщина дала обет уйти после смерти своего мужа в монастырь. Но искушение править от имени сына было слишком велико. Во время этого незаконного регентства она жила с протосевастом Алексеем, племянником покойного короля, как с мужем, и оба они вызвали недовольство византийцев – особенно тем, что покровительствовали иноземцам. Распространился слух, что протосеваст хочет устранить юного короля и взойти на византийский трон. А так как ни Мария, ни ее фаворит не умели заставить уважать себя, в государстве началась смута, и взоры всех, кто хотел порядка, устремились на старшего принца королевского дома Андроника, который в то время жил в изгнании в Энеуме, одном из пофлагонских городов.
Андроник был вторым сыном Исаака, младшего сына императора Алексея I. Он получил прекрасное научное образование и приобрел известность как писатель. В то же время он отличался большой физической силой и храбростью, но был человеком дикого и страстного темперамента. С ранних лет он строил честолюбивые планы и ставил целью своих стремлений императорскую корону. Но некоторые неприятные события в его молодости далеко отодвинули от него эту цель. Однажды во время охоты он осмелился проникнуть в одну местность, где попал в руки иконийского султана, враждебного Византии. Император Эммануил, который боялся его честолюбия, был очень рад, что Андроник попал в плен. Когда же Андроник получил свободу, подозрительный император окружил его шпионами. Андроник в высшей степени возбудил против себя негодование императора, когда вступил в интимную связь со своей близкой родственницей, принцессой Евдоксией, и поэтому император удалил его из столицы, давая ему одно за другим поручения командовать войском, в действительности же для того, чтобы держать его в изгнании. Андроник, раздраженный этим, вступил в контакт с королем Гейзой и императором Фридрихом Барбароссой, чтобы с их помощью достигнуть высшей власти.
В течение девяти лет Андроник томился в тюрьме. Этому наказанию он подвергался заслуженно, и это доказывается тем, что король Гейза напал на греческое войско. Наконец узнику удалось бежать, и, хотя во все стороны был разосланы шпионы, снова схватить его не удалось. Когда думали, что он успел уже убежать далеко, он скрывался в городе и здесь потихоньку наслаждался радостями любви. Потом ему удалось бежать в Малую Азию. Но недолго ему пришлось побыть на свободе. Его снова привезли в Константинополь и в той же башне, из которой он только что бежал, наложили на него двойные цепи.
Ему удалось снова бежать. После различных приключений он прибыл в Галич в Россию, где нашел дружелюбный прием у князя Ярослава. Император Эммануил счел за лучшее примириться с этим искателем приключений. В походе против венгров он оказал императору большие услуги и доказал не только храбрость, но и выдающиеся стратегические способности. Когда он возвратился из похода, между ним и императором установились натянутые отношения, которые скоро обострились до такой степени, что император назначил Андроника наместником Киликии и Исаврии, чтобы удалить его от двора.
Разгневанный Андроник, который награбил в доверенных ему провинциях огромные богатства, покинул со своими сокровищами греческую империю и перешел в Антиохию к князю Раймунду. Здесь возникли нежные отношения между им и ослепительно красивой Филиппой, сестрой Марии, жены Эммануила.
Но непостоянный Андроник скоро бросил свою возлюбленную, которая искренне его полюбила, и отправился в Иерусалим к королю Амальриху. Там его ожидал превосходный прием, король дал ему в лен город Бейрут. Но он злом отплатил за добро, вступил в связь с Теодорой, вдовой покойного короля Балдуина, племянницей императора Эммануила. Впрочем, византийский дон жуан не долго оставался на Святой Земле. Когда он узнал, что император Эммануил распорядился схватить и ослепить его, он бежал, и Теодора его сопровождала.
Андроник прежде всего искал убежища у мусульман и удалился в Дамаск к великодушному Нуреддину, затем отправился дальше в Багдад и потом, после многих скитаний с Теодорой, прибыл ко двору иконийского султана, который обещал ему свою защиту. В качестве командующего его войсками, он сражался с христианами и за это был подвергнут анафеме. Султан дал ему для жительства крепкий замок и упорно отказывался выдать его византийскому императору. Последнему только хитростью удалось захватить в свои руки Теодору и двух ее детей, которые у нее родились от Андроника. И Андроник, который прежде не отличался особенной верностью, так тосковал о своей возлюбленной и своих детях, что ради встречи с ними послал императору послов с просьбой о прощении и разрешении возвратиться в Константинополь. Когда король дал обещание исполнить его просьбу, он поспешил в греческую столицу, куда увезли Теодору и ее детей.
Эммануил, окруженный своими вельможами, восседал на троне в роскошном зале своего дворца, когда перед ним предстал этот авантюрист. Рыдая, он бросился перед императором на колени и продемонстрировал тяжелую железную цепь, которой сам себя сковал. Эммануил, тронутый смирением когда-то такого строптивого человека, простил его, но не мог держать его при себе и назначил наместником Энеума в Пафлагонии. Здесь несколько лет Андроник жил одиноко, удовлетворенный теми огромными доходами, которые ему приносила провинция. Но он не отказался от своих честолюбивых планов. Когда после смерти Эммануила в греческой империи началась смута, он притворился необыкновенно набожным человеком и сумел внушить народу, что он именно кто может восстановить порядок в государстве. Он вошел в контакт с влиятельными людьми греческой столицы и уверил их, что хочет только возвратить власть сыну Эммануила, юному императору Алексею II, которого так преступно устранили от нее, что он будет заботиться о благе государства, как верный исполнитель воли императора. Когда он выступил в поход, но был еще далеко от Константинополя, в Вифинии он услышал, что там произошло восстание. Императрица Мария была ненавистна грекам, так как первоначально она была католичкой. Священники с крестами в руках вышли на большой городской рынок и провозгласили анафему императрице и ее фавориту. Восстание скоро охватило всю огромную резиденцию. Даже вблизи Влахернского дворца духовенство подстрекало народ к мятежу. Тогда разъяренная чернь стала врываться в дома тех, кого считала приверженцами ненавистной четы. Всюду совершались грабежи и убийства.
Мария для своей защиты вызвала в Константинополь войска из провинции, и 2 мая 1182 года на рынке Константина произошла кровавая битва, в которой мятежники были вырезаны. Когда Андроник, который всех убеждал, что он хочет только восстановить законного наследника престола, юного императора Алексея, подошел ближе, к нему стали переходить византийские войска, которые он встречал на своем пути. Он поставил свои палатки на азиатской стороне Босфора, и жители Константинополя, смущенные и испуганные, вдруг ночью увидели, какое огромное количество сторожевых огней зажглось в его лагере. Туда явилось из столицы много депутаций, чтобы выразить Андронику свою преданность и свое единодушие с ним.
Можно было опасаться, что императрица и ее фаворит призовут к себе на помощь крестоносцев, отряд которых остановился в Константинополе. Были признаки, что так действительно и будет, и старая ненависть греков к латинянам проснулась снова. Они бросились на чужеземцев и устроили им кровавую баню. К разъяренной толпе примкнули воины Андроника. Выжгли целый квартал, где главным образом жили латиняне. Жестоко избивали мужчин, женщин и детей, и убили папского нунция. Голову нунция, отрезанную от туловища, чернь привязала к хвосту собаки, которая при хохоте толпы волочила ее по улицам. Греческие священники и монахи подстрекали убийц и давали свое благословение наиболее жестоким. Самые гуманные продавали туркам тех латинян, которые попадались им в руки. Число тел задушенных, которые покрывали улицы Константинополя, достигало 4 ООО.
После побоища Андроник торжественно въехал в город, залитый кровью. Любовника Марии, Алексея, он приказал ослепить. Но перед ребенком, Алексеем II, законным наследником престола, победитель бросился на землю, изъявил ему свою покорность и обнял его, заливаясь слезами. Потом он начал жестоко преследовать своих противников и всех приверженцев низложенной четы. Его надменность и его произвол возбудили при дворе крайнее негодование, и вельможи империи в тайном собрании поклялись не успокаиваться до тех пор, пока не свергнут тирана.
Но этот заговор был раскрыт и только укрепил положение Андроника. Многие из заговорщиков были закованы в цепи и ослеплены. Тогда Андроник созвал суд, чтобы судить вдовствующую императрицу Марию за то, что она изменнически злоумышляла против греческой империи вместе с венгерским королем Белой. Судьи были сговорчивы и приговорили Марию сначала к тюремному заключения, а потом к смерти. Андроник заставил юного короля Алексея II скрепить этот приговор своей подписью. Один евнух, послушный исполнитель его приказаний, удушил несчастную и похоронил ее на берегу моря.
Когда же потом состоялось торжественное коронование Алексея, Андроник явился перед собравшимся народом усердным защитником нежно любимого им мальчика и, проливая слезы умиления, понес его на своем плече к главному алтарю в соборе святой Софии, откуда по окончании церемонии точно также отнес домой. Нет никакого сомнения, что с его стороны это было только игрой на публику и что он уже тогда намеревался устранить юного императора.